Текст книги "Драконьи булочки (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Каравай, пожалуйста! Нет… два каравая!

Мы сбивались с ног. Покупатели ломились в пекарню так, словно никогда не ели хлеба. Промокшая от пота рубашка прилипла к спине Алпина, витрину штурмовали, словно вражескую крепость. В кассе тесно было от купюр и монет.

Все столики были заняты. Я взяла на себя прием заказов: по раннему времени народу предлагался омлет с сыром и грибами. Элли готовила его по столичному рецепту: у нее получался золотистый полукруг с щедрой начинкой, а легкий овощной салат с оригинальной заправкой в сопровождении придавал ему некую пикантную нотку.

Салат с помидорами, огурцами и зеленым луком едят по всем пустошам. Но заправку с особым букетом приправ для него будут делать только в моем заведении – и люди станут приходить, чтобы попробовать его снова и снова: я это видела по довольным лицам.

– Джина, и что ж, правда, вся столица этим завтракает?

Шеф Ристерд привел всю семью: мальчик и две девочки мал мала меньше испуганно смотрели по сторонам, им еще не приходилось есть где-то вне дома. Но еда им пришлась по душе: дети опустошили тарелки за несколько мгновений.

– Да, правда, – кивнула я. – Как вам, нравится?

– Очень, – искренне ответил Ристерд, запивая омлет второй чашкой свежесваренного кофе. – Теперь будем у тебя завтракать. Скидку не прошу, наоборот: сверху прибавлю.

– И мы! И мы тоже будем завтракать! – поддержали его со всех сторон, и я улыбнулась.

Отлично. Во “Вкусе навсегда” подавали творожные сырники с ягодами, если я правильно помнила меню франшизы. Ничего, сырники мы тоже сможем, не хуже, чем у столичных. Как-то я завтракала во “Вкусе навсегда”: сырники там были очень мягкие, разваливающиеся. На вилку толком не подцепишь – соскользнет, и хорошо, если при этом упадет в тарелку, а не на пол.

Да и жарят сырники во фритюре, и они становятся излишне жирными. Нет уж, у нас к ним другой подход.

– Можно еще порцию омлета? И салатика!

– Четыре мясняшки, два эклера и пшеничный батон!

– А что на обед?

– Да что ты так прешь-то? Хлеба не ел никогда?

– Такого вкусного не ел. Мне два каравая!

– А на обед что?

– Индейка со специями и овощами, – ответила я. О поставках курицы и индейки с ферм Хапфорта мы договорились буквально позавчера. Первые тушки Алпин принял сегодня утром. – А на ужин буженина с картофелем и овощным салатом.

Да, я собиралась кормить всех сытно и вкусно. Кто-то из гостей издал натуральный стон, предчувствуя пир горой.

После завтрака, часам к десяти, стало полегче. Народ успел посмотреть обстановку в новой пекарне, закупился хлебом и сладостями, позавтракал и отправился обсуждать увиденное и съеденное. Когда основной поток схлынул, а Алпин ушел на кухню помогать Элли с рагу для орков, я заглянула в кассу.

Ого! Если так пойдет и дальше, я к весне уже отобью вложенные в строительство деньги. А к осени обойду Кевина в размерах банковского счета.

– Радуешься?

Я обернулась. Женевьева стояла в дверях, скептически глядя по сторонам. Стайка девочек, которая купила связку бубликов, посмотрела на нее с любопытством.

Ничего. У нас тоже есть красивые пакеты и яркие стаканчики.

– Имею все основания, – с улыбкой заметила я. Женевьева опустилась за один из столиков, с брезгливой улыбкой проведя ладонью по новенькому стулу, и я подумала: не поддаваться на провокации.

– Что на завтрак? – поинтересовалась она.

– Омлет с сыром и грибами и овощной салат, – ответила я. Женевьева усмехнулась.

– Так провинциально. Что ж, я закажу порцию. И кофе, пожалуйста.

Я улыбнулась и кивнула.

Конечно, Женевьева ждала, что я выкину её из заведения. На моем месте так поступила бы любая деревенская курица, которую выгодный брак поднял из грязи.

Вот только я не была курицей. И тоже собиралась посетить заведение Женевьевы – и поесть там, а не быть выкинутой.

Наша война будет на конкурсе.

– Что-то ещё? – спросила я. – Может, заварные пирожные?

Краем глаза я заметила, что Алпин, Большой Джон и Оран выглядывают из кухни, готовясь прийти ко мне на помощь. И Женевьева тоже это видела.

– Нет, благодарю. Не люблю сладкое с утра, – откликнулась Женевьева и я прошла на кухню.

Там Большой Джон похлопал полотенцем по широкой ладони и предложил:

– Может, ей слабительного сыпануть? Со снотворным вместе?

– Нет, незачем кровожадничать, – ответила я, и гном разочарованно отошел к столу. – Омлет, как всем.

– Хорошо, – кивнул Алпин. – Но я сделаю этот омлет не от души.

Вскоре Женевьева принялась за еду. В пекарню вошли две дамы, купили пшеничные булочки и забрали оставшиеся круассаны. Прибежал мальчик с запиской: пять мясняшек и два каравая.

Скоро придут орки. День шёл, жизнь постепенно возвращалась в привычную колею.

– Да, провинциально, – сказала Женевьева, когда её тарелка опустела. – В столице такой омлет ложится в тебя облаком. А этот падает гирей. Но для этих мест сойдёт.

– Не советую как-то проходиться по вкусам местных, – сказала я, поставив перед неприятной гостьей чашку кофе. – Они могут бойкотировать твое заведение.

Женевьева пожала плечами.

– Как только они попробуют настоящую столичную еду, так сразу же сделают правильный выбор.

Я улыбнулась ей так сладко, как только могла.

– Посмотрим, дорогая. Посмотрим.

***

“Вкус навсегда” открылся через два дня и, глядя на то, что устроила Женевьева, я чувствовала себя нищей сироткой перед каретой принцессы.

Из столицы она привезла два золотых шара артефактов. Теперь один крутился у входа, заливая Шин легкой классической музыкой, а второй выбрасывал в воздух призрачные сияющие рисунки: вот взлетела булочка, разрезанная пополам, и в нее лег лист салата, помидорная долька и плоская котлета. Вот стаканчики с чаем станцевали с пончиками. Вот батоны закружились с дольками картошки, жаренной во фритюре.

На такое диво все смотрели, разинув рты, и с заинтересованным видом шли в заведение. Выходили оттуда чаще всего задумчивыми, неся в руках пакеты с ароматной выпечкой, стаканчики с чаем и кофе, коробочки с булкой, начиненной котлетой.

– Мы пропали, – у Большого Джона было мрачное настроение с самого утра, и особенно оно усилилось, когда он смотрел на полку с хлебом, где сегодня купили всего один каравай. – Если тут эти фигурки так и будут дальше крутиться, у нас вообще никто ничего не купит.

Алпин, который сидел за одним из столиков, держа в руках чашку кофе, скорбно кивнул. Настроение было поминальным. Даже Оран трудился над своими круассанами с той отстраненностью, которая была печалью, а не погружением в любимое дело.

– Да, пропали, – кивнул Алпин. – Я с утра подсмотрел в окно, там ценники ставили. Батон хлеба у нее на полкроны дешевле, чем у нас.

– По качеству у нас лучше, – заметила я, вспомнив, каким был белый хлеб в столичном “Вкусе навсегда”. Никакого сравнения с тем, что выпекалось у нас. Мякоть казалась искусственной, корочка не хрустела, и послевкусие было таким, словно ты ел бумагу.

– Народ денежки считать умеет, – буркнул гном. – Пусть невкусно, зато полкроны сбережешь.

Я не могла с ним не согласиться. Франшиза может держать цены на низком уровне – а если я их тоже снижу, то работать придется себе в убыток.

Звякнул колокольчик на двери, и в пекарню вошел Киллиан. Разрумянившийся на легком морозце, веселый, он выглядел таким довольным, что настроение у меня сделалось еще хуже.

– Привет честной компании! – Киллиан поставил на прилавок большой пакет, из которого выглядывал длинный белый батон. Успел уже побывать во “Вкусе навсегда”. – Я заглянул в новое заведение, прикупил там кое-чего. Давайте сравним?

В пакете был белый хлеб, пончик с клубничной глазурью, несколько булочек с кунжутом и булка с котлетой. Все завернуто в белоснежную хрусткую бумагу с названием заведения, все такое модное, такое столичное, что я окончательно затосковала.

Нет, кто-то из поселян все равно придет к нам – просто по дружбе. Но остальные поведутся на блестящую мишуру. И я буду вынуждена закрыть пекарню и продать ее Женевьеве. И хлеб придется печь самой – в ее заведение я и под дулом пистолета не зайду.

А Оран? Кому он будет продавать свои круассаны и пирожные, когда все пойдут покупать эти наглые круглые пончики с глазурью?

Никому нет дела до души кулинарии. А вот свою выгоду каждый знает и помнит. Может, кто-то и вздохнет по круассанам Орана – а потом пойдет к Женевьеве.

Мы разделили содержимое пакета и стали пробовать. Большой Джон откусил от батона, прожевал и, с трудом проглотив, произнес:

– Хлеб грешно выплевывать, даже такой. Но это надо свиньям давать, а не людям.

– Издевательство! – рассерженно выдохнул Оран. Он попробовал пончик и скривился так, словно ему предложили душевно навернуть коровьего навоза. – “Вкус навсегда” по-прежнему экономит на ингредиентах, я еще в столице возмущался.

Он бросил недоеденный кусочек обратно в пакет. Я радовалась, что все мои друзья разделяют мнение по качеству еды у конкурента, но как это поможет, если поселяне захотят экономить, а заодно и смотреть на всякие чудеса, вроде летающих булочек?

Мне конец. Я могу закрывать заведение прямо сейчас.

Колокольчик снова звякнул, и в пекарню вошел Ристерд с детьми. Мы обернулись к нему, и шеф зычно произнес:

– Мы к завтраку не опоздали?

– А что ж так, шеф? – поинтересовалась я. – Во “Вкусе навсегда” не наелись? Я видела, как вы туда заходили.

Ристерд снял с детей тулупчики и шапки, усадил их за стол и ответил:

– Заходили, сырники попробовали. Мать моя всегда говорила, что детям творог нужен. Но они какие-то невкусные там. Я даже засомневался, не подгулял ли творог. Да вроде нет, но все равно ни о чем там сырники, без души.

– Я сейчас соображу вам сырники, – пообещала Элли, выглянув из кухни. Домовичка сегодня была печальной и удрученной: очень переживала, что никто не пришел на завтрак. – Хорошие, плотненькие!

– И не такие жирные! – попросил Ристерд. – А то с тех масло так и капает. Вот за что пятнадцать крон отдал, сам не знаю.

– За любопытство, – улыбнулась я. – Рада, что вы вернулись, шеф.

Вскоре Элли принесла тарелки с сырниками – крупными, плотненькими, упругими, щедро украшенными клубничным вареньем. Малыши Ристерда довольно взялись за вилки, а я надела пальто и сказала:

– Что ж, пойду навещу конкурентку. Посмотрим, как она будет меня потчевать.

– Я с тобой, – произнес Оран и стал развязывать фартук.

***

За несколько дней люди Женевьевы смогли сделать колоссальную работу. Заброшенный дом превратился в столичное модное место, точку сбора тех, кто не хочет месить деревенскую грязь, а готов приобщиться к чему-то современному, стильному и дорогому. Глядя на изысканный интерьер, очереди в кассу и занятые столики, я понимала, что влекло народ, особенно молодёжь, в такие места, как "Вкус навсегда".

Это было чувство принадлежности к большому миру. Люди по всему королевству ели такие же булочки с котлетой, пили кофе из таких же стаканчиков, перелистывали разноцветные странички в таком же меню. А когда ты живешь в медвежьем углу, для тебя это будет важным.

Оран сильнее сжал мои пальцы, и я поняла, что дрожу от волнения. Женевьева, которая скользила среди столиков очаровательным видением в платье по последней столичной моде, увидела нас и ослепительно улыбнулась.

– Конкуренты! – воскликнула она и, повинуясь движению ее брови, официант прошел к нам и проводил к свободному столику, на котором стояла табличка “Забронировано”. – Проходите, проходите! Прекрасно понимаю ваше стремление наконец-то отведать качественную столичную еду! Давно пора это сделать, я приберегла для вас лучший столик!

– Она специально тебя злит, – негромко сказал Оран, когда мы сели. – Не поддавайся на провокации.

Я улыбнулась, надеясь, что выгляжу независимо и беспечно. Полистала меню: “Сытный завтрак” с котлетой, картофельными оладьями и тостом, сырники, яичница с беконом на завтрак, котлеты “Большое барбекю”, ломтики курицы, зелень и помидоры, завернутые в тонкий блинчик – а вот и меню особое, для тех, кто любит посытнее: салат с копченым окороком и артишоками, опаленная говядина с клубникой и спаржей, мясная классика – стейк с томатами… Я отодвинула меню, заказала сырники и “Большое барбекю” и негромко спросила:

– Я не слишком бледная?

Оран вздохнул. Накрыл мою руку своей, но это меня не ободрило.

– Джина, не волнуйся ты так. В нашей пекарне все намного вкуснее, даже не сомневайся. А орки сюда и попробовать не зайдут.

Перед нами поставили тарелки – Орану принесли клубничный чизкейк, комплимент от повара. Я задумчиво ковырнула сырник вилкой – да, до той плотности, которую я люблю, ему далеко. Оран осторожно отделил часть пирога десертной ложкой и едва слышно заметил:

– На нас все смотрят. Я понимаю, что это невкусно, но давай никому этого не покажем.

Оран был прав. Все ждут, что мы будем кривиться от здешней еды – мол, у нас-то вкуснее, у нас-то лучше! Женевьева, например, так и делала – но мне надо быть выше Женевьевы во всем.

Я съела сырники – не так уж они и плохи, как жаловался шеф Ристерд, но наесться ими не получится, это не тот омлет, который подает Элли. Вообще, как я заметила, во “Вкусе навсегда” блюда были такими, что съев их, ты через час снова захочешь есть. Не было в них сытности, уж не говорю о духе хорошей кухни.

Так, перекус. А для перекуса дороговато. Десять раз в день перекусывать не будешь. А судя по ценам, не каждый будет заказывать блюда из особого меню.

– Как вам наша еда? – поинтересовалась Женевьева, лучезарно улыбаясь. Почтмейстер Спелл, который принимал на раздаче пакет с хлебом, замер, с любопытством глядя в нашу сторону – все посетители “Вкуса навсегда” сейчас таращились на нас точно так же.

Меня ударили у всех на глазах. И я должна была выдержать удар.

– Не буду лгать, что это невкусно, – ответила я, отодвинув тарелку с надкушенным “Большим барбекю”. – Думаю, эта еда вполне может состязаться с тем, что подают в моей пекарне. Но вот победить, – я сделала паузу и закончила: – Победить она не сможет.

Улыбка Женевьевы наполнилась ядом.

– Отлично! – воскликнула она. – Тогда давай проверим. Дамы и господа, мы с леди Макбрайд приглашаем всех на наш кулинарный поединок. На кону серьезная ставка: проигравший закроет свое дело в поселке!

Слухи о кулинарном конкурсе и уходе проигравшего уже ползли по Шину, но когда об этом объявили вот так, перед всеми, народ просто ахнул.

– Джина… – вдова Тимоти прижала руку к груди. От сочной свиной котлеты и картофельных оладий на тарелке перед ней остались только крошки. – Помоги тебе Господь…

Кажется, ей понравилась здешняя стряпня настолько, что вдова уверена в моем поражении. Ну и на здоровье.

Я поднялась из-за стола. Встала рядом с Женевьевой и отчеканила:

– В конкурсе будет три этапа. Хлеб. Горячее блюдо. Десерт. Первый этап начнется через неделю: нам надо подготовиться так, чтобы все зрители могли разместиться в помещении и попробовать конкурсные блюда. Победителя выберете вы, побежденный закрывает дело.

В зале воцарилась глубокая тишина. Я смотрела на поселян, прикидывая: пожалуй, всех желающих можно разместить в Зале собраний, где староста Кимбер обычно собирает народ, чтобы поговорить об урожаях и неурожаях.

– Так что добро пожаловать и всем приятного аппетита! – Женевьева скалилась в улыбке так, словно хотела перегрызть мне горло. – Пусть победит то, что вкусно всегда!

Глава 11

Первый этап конкурса был назначен как раз на день Зимней ведьмы, но о празднике мало кто вспомнил. Зачем какая-то мифическая злая колдунья, когда в Шин приехала ведьмища всем на зависть? Дети, конечно, накатали снеговиков, по улице прошла пара ряженых компаний с песнями про сладость или гадость, на этом дело и кончилось. Никакого размаха минувших лет, скукота.

За дни подготовки к конкурсу я заметила, что “Вкус навсегда” пользуется популярностью в поселке. Нет, ко мне, конечно, тоже заходили, все круассаны, пирожные и булочки, которые готовил Оран, разлетались без остатка, а рагу для орков понравилось и людям, но конкуренция не позволяла расслабляться.

В поселке нашлись те, кто умел считать деньги. Хлеб у Женевьевы покупали с удовольствием. Пусть на нем не такая золотистая корочка и нежный мякиш, зато на полкроны дешевле. Копилка смотрел на это скептически.

– Нет, мы с ребятами сразу сказали: никаких тамошних хлебов и котлет в булках, – заявил он. – Ни ногой туда! Знаю я такие штуки, Копилку не обманешь. Сейчас она все сделает дешевле, чем здесь. Потом вы разоритесь, а столичная госпожа поднимет цены в два раза. И все равно у нее будут покупать, потому что больше негде. Нет, Копилку не проведешь!

Я невольно удивилась орочьим познаниям в ценообразовании и конкуренции и поинтересовалась:

– Копилка это ведь кличка, верно? Как тебя зовут по-настоящему?

Орк опустил глаза, сцапал с подноса еще один треугольник мясняшки и ответил:

– Не скажу. Моя семейная тайна.

Я не стала настаивать.

В первый день конкурса народ начал сходиться к Залу собраний, когда еще даже не развиднелось. Подойдя к пекарне, которая уже работала вовсю, я увидела снеговика. Это были не просто три шара друг на друге, а целая снежная скульптура: приспустив штаны, снеговик показывал моей пекарне зад. Сразу понятно, кто руку приложил.

И ведь не разобьешь его прицельным пинком. Плохая примета.

Нахмурившись, я прикинула, что к чему, и принялась исправлять скульптуру. Вскоре от пекарни повеял сногсшибательный запах свежевыпеченного хлеба, а один снеговик превратился в целую семью: теперь уже было не разобрать, что и кому он показывает в такой толпе.

Я поднялась в пекарню и увидела, что работа кипит. Несколько подносов были заняты пшеничными батонами, накрытыми белоснежными полотенцами. Алпин раскладывал на витрине булочки, караваи и баранки.

– Госпожа Джина! – улыбнулся он и кивнул в сторону подносов. – Как думаете, этого хватит на всех?

Я оценила количество хлеба: там хватило бы на роту голодных солдат.

– Лучше сделать побольше. Все попробуют по кусочку, а потом пойдут покупать.

Хлеб и правда был хорош. Небольшой, как раз такой, чтобы семье хватило на обед или ужин, он был солнечно-ярким, как настоящее золото. Хрустящая корочка, ароматная мякоть – хлеб и сам по себе был хорош, а уж как вкусно намазать на его теплый край сливочного масла, добавить ломтик сыра и налить в сопровождение всей этой красоты чашечку кофе!

– Это какой-то восторг, а не хлеб, – сказала я. Вышел Большой Джон –  сегодня он нарядился по-гномьи. Белоснежная рубашка, черный жилет с вышивкой, такие же черные штаны и белые чулки, а еще ярко-красные ботинки со звонкими каблуками – казалось, гном готов пуститься в пляс.

– Ну, получит у нас эта столичная, – заявил он. – Идем!

Зал собраний уже открыли: слишком уж напирал народ. Внутри все было украшено так, как будто здесь готовились праздновать свадьбу: расставлены столы, шторы на окнах усеяны бумажными цветами, с потолка спускались гирлянды из колечек, склеенные детскими руками.

Люди Женевьевы уже были внутри. Они принесли большие подносы с эмблемами “Вкуса навсегда”, и мне сделалось холодно.

Большой Джон приготовил обычный хлеб. Очень вкусный, самый лучший, но обычный.

А Женевьева принесла чибуан, столичную новинку. Длинный, сделанный в форме прямоугольника, он резко отличался от простого хлеба. Аромат его был насыщенным и ярким, мякиш пористым – увидев чибуан, Большой Джон откровенно приуныл.

Элли, которая не могла пропустить первый этап конкурса, сочувствующе погладила его по руке.

– Не переживай! – сказала она. – У тебя самый вкусный хлеб!

– Хотелось бы верить, – пробормотал Джон и погрузился в угрюмое молчание.

Постепенно в Зале собрались все жители поселка, от мала до велика. Пришла Женевьева – сбросила шубку в руки одного из помощников, прошла, показывая всем темно-синее платье с открытыми плечами, пошитое по последней столичной моде, встала там, где Кимбер приказал водрузить эмблему “Вкуса навсегда”. Я заняла свое место рядом с эмблемой “Пекарни Джины”, и в груди что-то зазвенело.

Нечего так улыбаться, дорогуша. Ты здесь не победишь.

– Друзья, друзья, поселяне! – Кимбер вышел к нам, поднял руку, и в зале воцарилась тишина. Едва слышно похрустывала бумага: Ричард Спелл вынимал заранее нарезанные кусочки сыра, чтобы не просто так уминать пустой хлеб, а соорудить бутерброд.

– Друзья, ну начинаем, начинаем, – произнес Кимбер. – Впервые, в первый раз у нас кулинарная дуэль меж прекрасных дам, да, прекрасных. Сегодня хлеб, хлеб, ну и то, что на него намазывают.

Я покосилась туда, где стояли Алпин и Оран: для намазывания все было готово, Элли трудилась всю ночь. Оран поймал мой взгляд, подмигнул – и я увидела, как над его руками проплыла целая стайка рыжих искр.

***

– Проклятие? – прошептала я так, чтобы Оран прочел мой вопрос по губам.

Он только рукой махнул. Улыбнулся: мол, давай делать дело, с остальным разберемся позже. Искры, которые порхали возле его пальцев, сверкнули ярче и исчезли.

– Дамы и господа, представляю вам столичную новинку – белый хлеб чибуан! – Женевьева обворожительно улыбнулась и взяла один чибуан с подноса, показывая всем. – Пшеничная мука, дрожжи, оливковое масло, низкая калорийность и оригинальный вид! К тому же, в тесто добавлен йод по рекомендациям лучших врачей королевства. Теперь вы не только едите вкусно всегда, но и поправляете свое здоровье в этих снежных краях!

Народ одобрительно закивал и заулыбался. Всем пришлась по душе идея не только уминать булку, но и оздоравливаться. К тому же чибуан стоил на три кроны дешевле батона в моей пекарне.

Чибуан нарезали и сначала дали каждому кусочек на пробу, а затем вынесли изящные баночки с разными намазками – не уминать же хлеб просто так, впустую. Вяленые помидоры с морской солью, паштет и просто ароматные ломтики сельди с красным луком.

Я смотрела, как народ уплетает предложенное за обе щеки. Настроение было скверным. Женевьева не прекращала расхваливать свой хлеб на все лады – уж он и вкусный, уж он и не черствеет, уж он и мягче обычного почти в два раза. Люди довольно кивали, и столичная гостья готовилась получить победу в этом этапе.

Не выдержав, я снова обернулась на Орана. Он был погружен в такое непробиваемое спокойствие, что и мне тоже стало немного легче.

Да, Женевьева может выиграть этот этап конкурса. Но это еще не значит, что она не победит.

– Госпожа Готье сказала много важных и умных слов о своем хлебе, – произнес Большой Джон, когда пришла его очередь представлять товар. – И это правильно. Хлеб это святыня всех свободных народов, и я рад, что все относятся к нему с уважением. Поэтому не буду тратить слова и расхваливать свой батон, а просто с поклоном предложу вам его отведать.

Гном поклонился и, подойдя к подносам, принялся нарезать хлеб с таким видом, словно прикасался к чему-то очень важному и бесконечно дорогому. Люди Женевьевы работали не так: они просто резали чибуаны на куски – но то, с каким трепетом Джон прикасался к хлебу, впечатлило всех.

То, что кладется на хлеб, тоже пришлось людям по душе. Тонкие ломтики домашней ветчины, свежее масло и ноздреватый сыр, паста из авокадо с каперсами и кусочком слабосоленого лосося – пир получился на весь мир.

После того, как все наелись досыта, а от батонов и чибуанов не осталось ни крошки, Кимбер предложил всем голосовать. В большую прозрачную чашу опускали цветные бумажки – за Женевьеву зеленую, за меня голубую.

Я вздохнула. Сжала и разжала кулаки, пытаясь расслабиться и выглядеть уверенно и независимо.

Это не просто кулинарный конкурс. Это моя судьба решается.

Постепенно даже невооруженным глазом было понятно, что голубых бумажек больше, чем зеленых. Мне стало легче дышать. Шеф Ристерд опустил голубой листок в чашу и сказал так, что услышали все:

– Мы люди простые. Нам надо такой хлеб, чтобы на нем побольше всего умещалось и ветчина с краев не свешивалась. И вкус у него привычнее. Правда, ребята?

Я заулыбалась от такой поддержки – ломтик ветчины того размера, который предпочитали на Макбрайдских пустошах, и правда не помещался на кусочке чибуана. А у Женевьевы, судя по всему, не вышло приготовить Ристерду омлет – шеф был верен своей клятве. Народ зааплодировал, а Кимбер принялся подсчитывать голоса.

– Ну что ж, что ж, – наконец, пробормотал он. – В первом этапе побеждает Джина Макбрайд, Макбрайд. Победа, победа местной!

Я оценила размер аккуратных стопок зеленой и голубой бумаги: моя была выше, но и Женевьеву многие оценили по достоинству.

Значит, мне придется сражаться.

– Поздравляю уважаемую соперницу! – в голосе Женевьевы был сплошной мед. – Посмотрим, справятся ли твои люди с мясным блюдом. Это не наваливать рагу для орков, это тонкая работа.

Она сощурилась и мечтательно пропела так, что все в зале замерли, боясь упустить хоть слово:

– Говядина, тушеная с травами и розмарином! Нежное сочное мясо в компании грибов и овощей – тушится два часа, подается с ароматным веером из четырех соусов. И попробовать его можно каждый день во “Вкусе навсегда”! Хоть сегодня!

– Зараза, – пробормотал Алпин и добавил уже громче: – Свиной антрекот с печеным картофелем и нежной зеленой фасолью! Не буду расписывать, каков он на вкус, попробуете завтра сами.

Он подмигнул Гвинни Паттисон, которая с задумчивым видом вытирала салфеткой пухлые пальчики.

И вид ее, честно говоря, мне не нравился. Гвинни выглядела так, словно задумала что-то дрянное.

***

Домой мы вернулись уже вечером. Конкурс конкурсами, а рабочий день никто не отменял. Поселяне курсировали между пекарней и заведением Женевьевы, прикидывая, каковы на вкус тушеная говядина с розмарином и свиной антрекот с печеной фасолью.

– Порции будут небольшие, – сказала Элли. – На пробу. Господин Алпин, вы уверены, что госпожа Паттисон поделится с вами своей фасолью?

Алпин усмехнулся, но лицо его осталось серьезным.

– Я обещал на ней жениться, – произнес он. – Так что поделится.

Мы с Ораном переглянулись и рассмеялись.

– Звучит так, словно тебя пугает женитьба, – заметила я.

Алпин отмахнулся. Я добавила с искренним уважением:

– Я всей душой ценю твое геройство, но, может, не стоит так рисковать своей свободой ради дела?

Алпин не ответил. В пекарню как раз вошли несколько покупателей и он взялся за продажу караваев, бубликов и круассанов.

Вечером мы с Ораном вспомнили жертву Алпина ради общего дела, и я задала тот вопрос, который исподволь озадачивал меня все это время:

– У тебя была невеста? Или возлюбленная?

Оран усмехнулся. Мы сели на диван, дракон обнял меня, привлекая к себе, и ответил:

– Я уже не мальчик. Конечно, у меня была возлюбленная. Но те чувства, которые я испытывал к ней, не сравнятся с тем, что я испытываю к своей истинной. Это как смотреть на мир через окно и просто выйдя на улицу.

Кажется, я понимала, о чем он. Я любила Кевина – той любовью, которую от женщины требует общество, которая возникает, когда зарождается долг. Но сейчас она и правда была похожа на взгляд из окна – довольно пыльного, кстати.

– Она тебя бросила, та девушка? – поинтересовалась я. – Или ты ее бросил?

Оран улыбнулся, но глаза его были темными, погруженными в прошлое, где жила печаль.

– После того, как на меня наложили проклятие, она спешно вышла замуж за другого. Кажется, сейчас они счастливы.

– Ну, это самое главное, – усмехнулась я. – Говорят, Господь создал человека для того, чтобы тот был счастлив. Ну и драконов тоже.

– Что такое счастье? – спросил Оран, и его взгляд просветлел. Я поудобнее устроилась в кольце его рук и ответила:

– Сидеть вот так с тобой. И пить хороший чай.

Что тут еще можно ответить? Я привыкла, что счастье в мелочах. В пустяках, о которых ты будешь сожалеть всем сердцем, когда их утратишь. Ты счастлив каждый день хотя бы потому, что можешь увидеть рассвет и закат. Кому-то это не суждено.

Вот только если говорят про счастье, то имеют в виду что-то бескрайнее. Огромное, словно море. Вот если бы я жил в королевском дворце, то был бы счастлив. А пока у меня просто домик и сад – разве это счастье?

– Дракон ответил бы иначе, – признался Оран. – Дракон сказал бы, что счастье во власти. В том, чтобы держать кусок мира в кулаке – вот где величайшее наслаждение.

Я улыбнулась. Чего еще ожидать от дракона? Конечно, они жаждут власти – больше и больше, еще и еще. Если ты паришь в небе, то не будешь довольствоваться мелочами, вроде спокойствия в объятиях любимого.

Тебе нужны победы. Новые и новые.

– Ты, мне кажется, не совсем дракон, – призналась я. Оран кивнул.

– Странствия меня изменили. Ты знаешь, я даже рад этому проклятию. Без него я бы не понял, что настоящее счастье нельзя сжимать в кулаке.

В дверь постучали. Я встала, чувствуя невнятную тревогу – слишком много народу колотили в эту дверь, приходя не с самыми приятными известиями. Но на пороге обнаружился дядюшка Спелл с конвертом в руке, и вид у него был солидно-потрясенный, словно ему пришлось доставлять депешу от самого государя.

– Джина, это тебе, – произнес он. – Из столицы, по скоростной почте!

Я взяла конверт, украшенный красными сургучными печатями. Верховный суд Минарского королевства… что это вообще такое? Закрыв дверь перед почтмейстером – до меня донесся разочарованный вздох, словно дядюшка Спелл хотел узнать, что же в письме – я показала его Орану и пробормотала:

– Вот ведь новости…

– Это о расторжении твоего брака, – ответил Оран. – Вскрывай скорее!

И то правда, о чем еще мне могут писать из Верховного суда? Я разорвала конверт, вынула плотный лист гербовой бумаги и от волнения не сразу прочла слова “Свидетельство о разводе”.

Пальцы задрожали. Свидетельство едва не выпало из них.

Свободна. Я свободна от Кевина – теперь уже по-настоящему. Теперь мы идем разными дорогами, и ничто нас не связывает. Пусть спит, с кем хочет, пусть перебирает доступных женщин – его грязь больше никогда меня не замарает.

Гора упала с плеч – нет, это не метафора. Я и правда готова была взлететь.

– Вот оно, счастье, – сказала я, улыбаясь, как дура. – Быть свободным от чужой грязи. Оран, я официально разведена.

Он поднялся ко мне, обнял – теперь не было ничего, что могло бы нас разъединять. Теперь мы оба принадлежали друг другу – безоглядно, навсегда.

– Джина, – теплое дыхание дракона щекотно прошлось по моим волосам. – Теперь я могу предложить это официально. Окажи мне величайшую честь, стань моей женой.

Я рассмеялась, а в носу защипало, словно слезы готовы были пролиться – самые счастливые слезы.

– Согласна, – ответила я. – Конечно, я согласна, Оран, как еще можно на это ответить?

И мы оба рассмеялись – а потом Оран прикоснулся губами к моим губам, и пламя истинности, которое соединяло нас в одно существо, вскинулось до самых звезд.

***

Мы с Ораном едва не опоздали на второй этап конкурса – после ночи любви хочется встречать утро, нежась в объятиях друг друга, а не бежать куда-то спозаранку – и вошли в пекарню, держась за руки, как раз в тот момент, когда Алпин под чутким руководством Элли отправлял формы со свиным антрекотом в разогретую печь.