Текст книги "Портфолио в багровых тонах"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

9

– Городские старушки почти все странные, – успокаивала Карина, у нее, действительно, терапевтический тембр. – Они здесь какие-то… выдуманные, что ли. Особенно одинокие, эти живут в замкнутом и фантастическом мирке, а когда обзаводятся живностью – людям вокруг хоть караул кричи. Да и питомцам несладко от безграничной любви.

Цыганка Аза на Багамах здорово подпортила нервную систему, Славе пришлось выстраивать научную базу, доказывая, что Маркиза скоро банально сдохнет от ожирения, если не посадить ее на диету. Но старушенция из его речей вычленила еще пять заболеваний и требовала вылечить кошку.

– Ммм, – застонал Калинин, – я думал, убью бабулю. Карина…

И пауза… Карина вскинула длинные ресницы, черные без туши и загнутые кверху, под которыми блестели знойные глаза Шахерезады. Она полностью во вкусе Славы – в меру полнотелая, пышногрудая, темноволосая, с восточным колоритом. Карина – не современные девчонки, интерес которых сосредоточен на толщине портмоне избранника, а в мозгах черная дыра, нет-нет, она эрудированная, умеет вести диалог. Калинин давно намеревался приударить за ней (нет-нет, намерения его самые серьезные), однако трусливо пятился назад при первой же смелой попытке, потому что из двух мужчин в этом гуманном ветеринарном заведении она должна предпочесть… не его, конечно.

– Что? – спросила Карина, не дождавшись остальной фразы.

Оба пили чай в ее царстве – в аптеке, где еле-еле поместились шкафчики с лекарствами, узкий столик и совсем лишние два стула, а людям даже постоять негде, если только сразу не сесть на стулья. Карина в трех ипостасях числилась: аптекой заведовала, обязанности медсестры исполняла, ассистировала во время операций. Ах, да! Еще не отказывалась от работы секретарши, не брезговала и шваброй во время очередного запоя уборщицы – все это за одну зарплату.

Редко случалось, когда пациентов не приводили, сегодня выдался именно такой день, не считая цыганки Азы с Маркизой. После подобных клиентов нужно сразу закрывать клинику и отправляться на релаксацию к психологу. Видно, хозяев зверушек распугал дождь. Первый августовский дождь – предвестник осени, мощный, уже не летний, хотя и не холодный, но нагоняющий тоску, когда хочется чего-то незаурядного и вместе с тем несбыточного.

– Наверное, никто не придет, – произнес Слава и посмотрел на часы, будто ему срочно куда-то надо.

– Спешишь? – спросила Карина.

К его досаде, она стала собирать чашки! Карина поняла, что ее общество ему наскучило. На самом деле все не так, Славу устраивали посиделки под ритмичную дробь дождя, чай с шоколадом и отсутствие четвероногих пациентов с их сдвинутыми по фазе хозяевами. Но что же это – сейчас они закроют клинику, разойдутся… И вдруг сам не ожидал от себя:

– Поехали ко мне? Я скачал всего Хичкока, можно проследить этапы становления мастера…

– У него страшные фильмы…

– А я про что! Одному смотреть… э… страшно. Поехали?

– Ладно, поехали.

Так просто согласилась? Обрадовавшись, Слава подскочил и умудрился в этой непередаваемой тесноте свалить стул. Ну, а там, где кино, там не лишним будет и вино. По дороге он купил бутылку красного вина, шампанского (женщины любят газировку), всяких закусок с пирожными. Доехали без приключений.

Приключения начались, когда поднялись на второй этаж и Слава открыл дверь квартиры. Откуда ни возьмись – налетели три парня. Как выяснилось позже, они поджидали Славу, втолкнули его вместе с Кариной в квартиру и…

* * *

Марина извелась, дожидаясь, когда проклятый ливень истощится и можно будет отправиться на электричку, но дождь только ослабевал, после чего пускался с новой силой. С другой стороны, ее никто не гнал из дома Джагупова. Она прислушивалась к переговорам полиции, кое-что удавалось услышать, но не понимала ровным счетом ничего из обрывков фраз и профессионального сленга. Однако ей не пришлось ехать на электричке, домой ее доставили благодушно настроенные полицейские, изменив представление Марины о полиции.

В квартиру она вошла уставшая, как заезженная кляча, Ася была дома, из ее комнаты доносилась музыка… не музыка, а вынос мозга: бн-бн-бн-бн… Разговор с дочерью Марина отложила – не имелось на это сил. Нет, сейчас ванная с пушистой пеной, десять минут кайфа, а потом пытка: разговорчики. Когда наступило «потом», Марина приготовила на скорую руку легкий перекус и открыла дверь в комнату Аси:

– Иди, чаю выпьем.

Как же ее раздражало вечное лежание дочери на диване, а Асю – что мать никогда не стучится. Обе остались при своих раздражениях, пришли на кухню и приступили к чаепитию. Молча. Ася ненавидела зеленый чай, которым ее пичкала Мариночка всю сознательную жизнь, ненавидела финики (ей полагалось два в качестве сладкого к чаю, но не каждый день), а сегодня… целых три штуки (ого!) положила на тарелку добрая мамочка. И от вчерашней злобы следа не осталось – чего это она подобрела? Ася заподозрила, что Мариночка приготовила экзекуцию, превосходящую по изощренности предыдущие, например, залезть в постель мэра города или даже губернатора. Это в ее духе: чем дальше и выше цель, тем безумнее способы достижения. Угадала Ася, речь пошла о постели!

– Ты точно не была у Тофика? – спросила Марина.

– Что ты хочешь услышать? – насупилась Ася, гоняя пальцем по тарелке три ненавистных финика.

– Хочу правду.

– Но ты будешь опять кричать.

– Не буду. Потому что его убили.

Ася уставилась на мать перепуганными глазами, которые как будто спрашивали: тебе-то откуда известно? А Марина не смотрела на дочь, чтобы не видеть полусонный взгляд равнодушия, выводивший ее из состояния умеренности, не видеть в ней надменную покорность и свое бессилие. А еще не хотела она заметить затаенную радость и злорадство, ведь теперь Асе не придется ложиться под Тофика, так вот за эти эмоции дочь может схлопотать тумаков. Работали бы обе в тандеме, слаженно и на одну цель, добились бы колоссальных успехов, а так… Марина одна колотится. Да она сама легла бы под Тофика, разве это сложно – потерпеть пять, ну, от силы десять минут полового контакта? Только его интересовали дуры до двадцати лет, а не умные и опытные женщины, способные разнообразить секс. Впрочем, не имея собственного ума, вряд ли можно увлечься чужим. Марина взяла тонкий кусочек хлеба, намазывая на него слой масла толщиной с папиросную бумагу, сожалела вовсе не о преждевременной смерти Джагупова:

– Лопнула наша золотая жила до того, как мы начали качать из нее добычу. Я столько сил затратила на это животное, а его зарезали… хм… как свинью на ферме. Нам хронически не везет.

Ася не стала поправлять, мол, на ферме вообще-то коровы живут.

– Зарезали? – переспросила она.

– Да, кухонным ножом, который оставили в брюхе. Зрелище жуткое: лежит на полу собственного дома гора сала, из брюха торчит рукоятка, по бокам потеки крови… Фу!

– Ты так говоришь… можно подумать, видела все собственными глазами.

– А откуда, по-твоему, я вернулась?

– Ты ездила к Джагупову?!

– Конечно.

– Зачем?

– Должна же я была загладить твою вину! Повезла яблоки-груши…

– Очень ему надо, – хмыкнула Ася.

– Это же из бабушкиного сада! Морковь, свекла… Ну да, да! Наверняка я выглядела бы идиоткой, но упустить его не могла, за Тофика такая война шла… Чего стоит одна мамаша этой вашей… Тамарки. Потрясающая гадюка. Только я найду лазейку к нему, а она уже в нее пролезла! Но я выиграла. Для тебя. А ты…

Она отчетливо представила борьбу за спонсора, пережила за какой-то миг все унижения разом, а это такой мощный толчок к агрессии, что доченьку, ради которой Марина размазала свое достоинство, захотелось отдубасить чугунной сковородкой. Но она вспомнила: все ее усилия сведены на нет не по вине Аси, просто высшие силы отобрали Тофика, вероятно, у них там тоже дефицит спонсоров. Теперь предстоит все сначала начать, а времени почти нет.

– Так… – решительно произнесла Марина, готовясь поделиться с дочерью следующим грандиозным планом, но сначала следовало уточнить важные детали. – Ответь, Ася, никто не знает, что ты должна была поехать к нему? Ты никому не говорила?

– Ну, знаешь, этим не хвастают…

– Я задала простой и прямой вопрос, ответь мне на него так же просто и прямо! – рявкнула Марина. О, как она не любила эти хождения вокруг да около. – Тофика убили. Большим кухонным ножом в его же доме. Кстати, нож тоже принадлежал Тофику. Это случилось ночью восемнадцатого… в начале суток… в два-три ночи, как я поняла.

– Восемнадцатого в начале суток? То есть в час-два ночи?.. А я вечером семна… Меня тоже могли убить, да? – с трудом выдавила Ася. – Если бы я была в это время с ним, то и меня… да?

– Послушай, это серьезно. Кто-нибудь знает, что ты собиралась к нему? Вспоминай! Иначе у нас будут проблемы, которые я не потяну. Материально, разумеется.

– Какие проблемы? – не поняла глупая дочь.

Ну, умом она блистала только до десяти лет, поэтому в звездах ходила с задранным носом, потом начала глупеть, глупеть… Наконец, выросла. Дура дурой. К тому же безынициативная, как ее отец. Впрочем, Асин папуля однажды проявил инициативу: удрал, словно крыса с тонущего корабля, когда требовалось от него не так уж много – быть мужиком. Марина снова поймала себя на том, что заводится, а бывший муж на то и бывший, зачем о нем вспоминать? Только нанесенная обида не забывается, она застряла в сердце, как вбитый гвоздь.

– Проблема будет одна и крупная, – сказала Марина, положив на ее тарелку кусочек хлеба, намазанный тонюсеньким слоем масла. – Не понимаешь? Да на тебя свалят убийство.

– На меня?! Считаешь, я могла бы убить?

– Неважно, что я считаю! Кто нас спрашивать будет? Полиции нужен обвиняемый или обвиняемая, а насколько одно связано с другим, мало кого будет интересовать. Доказательную базу выстроят и… Поэтому я спрашиваю: говорила ты кому-нибудь? Это важно, я должна продумать, как действовать.

– Я не собиралась к нему ехать, поэтому никому не говорила.

– Вот и хорошо. И то, что не поехала к нему, тоже хорошо.

Нет, кое-что все же дошло до Аси, правда, с опозданием:

– Ты отправляла меня к человеку, который настолько плохой, что имел кучу врагов?

– Он жил без охраны, значит, о врагах не подозревал.

– Ну, он – ладно, а ты? Тоже не подозревала?

Марина первый раз за все это время посмотрела дочери в лицо, но как! Она нахмурилась, ее ноздри раздувались, словно нос собрался отделиться от лица и взлететь. Ася с грустью подумала: «Интересно, как выглядела бы Мариночка без носа? Наверное, очень смешно». Тем временем губы матери задвигались в замедленном ритме, старательно артикулируя:

– Я – тоже! И не смей со мной разговаривать тоном жертвы! Из нас двоих жертва я, потому что делаю из тебя профессионала высшей лиги, кинув тебе под ноги свою жизнь. Но очень трудно работать, не видя, не чувствуя отдачу. Ты замороженная! Очнись. Иначе будешь прозябать, как я… нет, хуже. Ты будешь жить хуже, потому что ничего не умеешь. Разве что в официантки пойдешь или еще куда… где не нужна квалификация.

Мама намекнула на панель. Если ей позволить развить тему, она дойдет до унизительных оскорблений и воплей пострадавшей от маньяка, который пилит жертву бензопилой.

– Хорошо, – сказала Ася и пошла в свою комнату.

Марина метнулась за ней:

– Что – хорошо? Как я должна понимать твое «хорошо»?

Неожиданно для себя самой Ася остановилась у своей комнаты и резко развернулась к матери. Но она не уподобилась Мариночке, орущей по каждому пустяку, а довольно сдержанно, по-взрослому сказала:

– Ты даже не подумала, что и меня могли ножом… Если бы я поехала к твоему вонючему, жирному, потному Тофику, как ты хотела, меня тоже… И сейчас никаких планов ты не строила бы. Ты живешь с закрытыми глазами, ничего не хочешь замечать. А правда заключается в том, что я выросла и вижу: тебе плевать на меня. Плевать, плевать!

Не дав Марине опомниться, Ася забежала в комнату, захлопнула дверь, быстро повернула ключ в замочной скважине на два оборота и задвинула задвижку, которую прибил однокурсник. Все, она в безопасности. А то мамочку сейчас приступ психопатии как накроет – мало не покажется даже соседям, они вынуждены будут слушать ор до полуночи. В коридоре стало подозрительно тихо. Ася припала телом к двери, приложила ухо к щели – нет, тишина, как в склепе.

Не слышала потому, что Марина ушла в другую комнату и тоже закрылась. Но как чесались руки, как чесались… Она их скрестила на груди, сунув кисти под мышки, иначе за себя не ручалась. И ходила, ходила тяжелым шагом от стены к стене. Ее глаза наполнялись горячими слезами, только она не из тех, кто отпускает их на свободу, а губы с горечью проговаривали:

– Неблагодарная… Неблагодарная…

В какой-то момент Марина поняла, что сорвется. Она выскочила из квартиры и унеслась от непереносимого желания отдубасить тупую, холодную как лягушка, наглую дочь. Да, она схватила бы первый попавшийся предмет и лупила бы, лупила, лупила… До крови. Пока эта дрянь не взмолилась бы о пощаде. Но дрянь обладает ослиным упрямством, она может замертво упасть, не попросив прощения, – этого Марина не хотела и поэтому ушла.

Ася сидела на полу, обхватив колени руками. Хлопнувшая дверь подсказала: Мариночка ушла. Наверное, к подружке побежала жаловаться на непутевую дочь, а той под рюмку все равно кого слушать. Хлопнувшая дверь явилась последней точкой, за которой наступает предел, Ася, запрокинув голову, завыла, будто ей причинили физическую боль. Так воют от горя или когда кончается внутренний запас сил, поддерживающий надежду; и слезы так льются, когда очень, очень-очень плохо.

* * *

Все произошло мгновенно: налетели, втолкнули, кулаком по лицу заехали, упал. Упал Слава на диван, не почувствовав, что губа и нос разбиты до крови. Карина жалась к нему, она была напугана, что естественно. Когда голова приобрела некоторую ясность, Слава разглядел в своей квартире троих парней: двое стояли по бокам дивана, третий прохаживался, поглядывая на него с неприязнью. Совсем сопляк. Да, лет эдак семнадцать ему. Но думает о себе – он крутой, могучий и выше собственного роста на метр минимум. Хотя парень без этого высокий, стройно-спортивный, с прямыми темными волосами до плеч и детским лицом воспитанника пансиона для благородных мальчиков.

– Что надо? – спросил Слава.

– Вараксин, – бросил он. – Мне нужен Вараксин.

– Он многим нужен. Мне, например…

– Заткнись, козел! – рявкнул «благородный мальчик». – Ты знаешь, где Вараксин. Говори адрес.

– Да кто ты такой? – презрительно произнес Слава, одновременно трогая разбитую губу.

– Брат Дины. Вараксин изнасиловал ее и зарезал, – сказал парень, преисполненный гневом, что, в сущности, оправдано и внушает уважение, если бы не множество «но».

– Соболезную. Однако разочарую: Вараксин не насиловал и не убивал. Дина спала с ним с первой встречи…

К этому Слава не был готов, хотя по морде кулаком уже получил. Говнюк, брат Дины, эдак красиво (на манер монаха из Шаолиня), врезал ему ступней, точнее, подъемом ноги и попал по скуле. Видно, гад, ежедневно тренируется на груше. Калинин упал набок, то есть на Карину, она только ойкнула. Однако не ответить – это как-то не по-мужски, особенно при женщине. Подвигав челюстью и удостоверившись, что та не особо пострадала (силенок мужских паренек еще не набрался), Слава произнес:

– Не гуманно…

И, внезапно вскочив на ноги, своим большим кулаком врезал под дых забияке. Братец Дины согнулся пополам, выпучив глаза, открывал и закрывал рот, через несколько секунд упал на пятую точку. В это время его братва опомнилась и кинулась на Славу, но ветеринар имел опыт общения с дикими зверушками, знал, за какие места их хватать, чтобы те не откусили руки. Одного он ухватил за горло, от второго отбивался свободной рукой, по ходу воспитывая:

– Пацаны, вести себя не умеете. Хамите, бузите. Нужно слышать, что вам горят, а не требовать то, что вам хочется услышать.

Воспользовалась ситуацией и Карина, кинулась к окну, открыла и закричала:

– Помогите!..

Но какая досада: очухался главный герой действа. Он (правда, еще не восстановив дыхания после удара) смог добраться до нее и отшвырнуть от окна. Карина отлетела к столу и упала на столешницу.

– Берите девку! – кукарекнул юноша, голос его не слушался.

И вот тут дело приняло серьезный оборот. Брат Дины выхватил нож, лезвие выскочило из рукоятки, блеснув отшлифованной сталью, острый кончик замер у шеи Славы, которому пришлось отпустить парня. Один уже боролся с Кариной – то ли руки ей заламывал, то ли на столешницу валил зачем-то.

– Мы трахнем хором твою сучку, а ты будешь смотреть…

Герой компании, конечно, выразился нецензурно, но сейчас это так креативно – перемежать слова грязной матерщиной, вести себя среди людей, словно гамадрил на рынке, где много жратвы, притом позиционировать себя как эксклюзивную модель человеческой расы.

– Пацан, кончай истерить, – произнес Слава, тихонько отступая, но истерик наступал. – Успокойся, давай поговорим…

– Кому сказал – трахать! – кинул второму дружку брат Дины.

Слегка посиневший от удушья дружок послушно, однако неохотно, перешел к столу, где третий мерзавец все же повалил Карину спиной на столешницу. Не усвоил мальчик урок, хотя Слава его за малым не задушил, начал поднимать юбку Карины. Сказать, что она вырывалась – это ничего не сказать.

– Слышь, ты, недоносок, – рассвирепел Слава. – Я вцеплюсь зубами в твое петушиное горло, если только посмеете… Даже если, гаденыш, пырнешь меня ножом, заберу тебя с собой…

Неизвестно, чем закончился бы конфликт, во всяком случае, Слава настроился решительно, но вдруг раздался вопль:

– Стоять! Полиция!

Два насильника от неожиданности бросили Карину и как-то нелепо присели, не совсем, а чуть-чуть, будто их ударили под коленками. Слава даже не посмотрел, кто там еще ворвался в квартиру. Стоило брату Дины кинуть взгляд в сторону, Калинин вернул долг – врезал защитнику сестры кулаком по красивой рожице от всей души. Кулак Славы раз в пять мощнее удара ступни, полученного от сопляка. В результате тот и нож выпустил, и полет исполнил не хуже артиста балета только спиной назад, и в стену врезался. После этого Слава повернулся к новому лицу и вытаращил глаза. Конь! То есть коп! Стало быть, пас дружка Глеба – легко же его было просчитать. Конь лихорадочно тыкал пистолетом во всех направлениях, будто попал в бандитский притон и не знал, кому первому послать пулю. Между тем пистолет воздействует как укол транквилизатора, сразу стало спокойно Славе и Карине, успевшей подбежать к Калинину, который ее обнял за плечи.

– Так… – подняв нож, сказал Дереза. – Ножичек… Ого, финак! Ношение холодного оружия – раз, вы ворвались в чужую квартиру – это разбойное нападение и два. Прямая угроза жизни – три, и, наконец, попытка группового изнасилования – четыре. Ребятки, ваши несостоявшиеся подвиги, а всего лишь попытки их совершить тянут на длительный отдых в колонии строгого режима. Калинин, вяжи их, а я подстрахую…

Он протянул Славе наручники, а тот, если честно, толком не знал, что с ними делать, но взял. Дереза догадался:

– Чего смотришь? На запястья… вон этому… – указал он пистолетом на брата Дины. – Они сами наденутся, удобная штука.

Двум парням пришлось связать руки, наручники были всего одни, а веревка есть в любом доме, кроме тех, где были повешенные. И куда делся кураж у мальчиков, стадное ослепление?

– Ты как здесь очутился? – поинтересовался Слава, завязывая на запястьях последнего парня узел.

– Мимо шел… Слышу – девушка помощи просит, я – в подъезд. Потому что всегда прихожу на помощь, работа у меня такая. А пацаны неопытные, забыли запереть дверь. Ну, говнюки, – неласково обратился Дереза к гангстерам, – нашли приключения на свои тощие задницы?

– Слушай, отпусти их, – неожиданно заступился за парней Слава. – Вон тот – брат погибшей Дины, у него немного сдвинулась крыша. Он думает, Вараксин изнасиловал и убил его сестру.

С усмешкой людоеда Дереза прошелся перед парнями, разглядывая каждого по отдельности. А что там разглядывать! Ребята стояли подавленные, как три петушка, потерявшие все перья в драке. Так всегда бывает: когда провальный вариант даже не обсуждался, приходится смиряться, сталкиваясь с неожиданностями.

– У него есть чем думать? – ухмыльнулся Дереза, остановившись напротив брата Дины. – Как твое имя, юный мститель?

– Никак, – огрызнулся тот.

– Так вот, Никак… Ты, наверное, знаешь: при насилии женщина сопротивляется. Это значит, на ее теле остаются следы – синяки, ссадины, царапины. На теле твоей сестры ничего такого не обнаружено. Усвоил?.. Я спросил: усвоил?

– Да! – гаркнул Никак.

– Не усвоил, – констатировал коп. – Калинин, катай заяву с подробным описанием, что здесь происходило.

– Зачем? – не понял Слава.

– За тем, что сейчас я отпущу этих говнюков по твоему ходатайству, но если только эти тупые засранцы еще хоть где-нибудь засветятся, я их закатаю лет на – дцать. А теперь – брысь отсюда!

Парни без слов вытянули связанные руки вперед, но коп снял только наручники и кивнул головой в сторону выхода. Их не надо было уговаривать, двое так и бросились вон со связанными руками. Когда от налетчиков и духу не осталось, Дереза повернулся к потерпевшим, которые сидели на диване, Карина промокала носовым платком кровь на лице Славы.

– Итак, Калинин, в благодарность за спасение выкладывай адрес Вараксина.

Без дополнительных слов Слава поднял руку, а Дереза – брови, но такова была его реакция на кукиш, в просторечье – дулю. Очень выразительная получилась штука из пяти пальцев, этим бы пальчикам да соху, или кайло, или кирку, а они предпочли скальпелем орудовать. Карина прыснула.

– Ммм… – протянул Дереза, покривив губы. – Грубо. Плохо тебя мама с папой воспитывали.

– Я сирота, – из вредности солгал Слава. – Круглый.

– Ну, ладно, ладно, – раздраженно произнес Дереза. – Расскажи тогда вашу версию. Вараксин был в парке с Диной и?.. Что произошло?

– Откуда я знаю! – пожал плечами Слава. – Меня там не было.

– А вы, девушка…

Не смог задать свой вопрос коп, так как Калинин вскочил:

– Валерка! Как я не подумал о нем!

Он лихорадочно засобирался: из шкафа достал чистую рубашку, стянул с себя запачканную кровью, начал переодеваться.

– Кто такой… этот Валерка? – заинтересовался коп.

– Брат Глеба. Я еще подумал: откуда три гангстера знают мой адрес? Боюсь, побывали у Глеба дома и он… он… Ты со мной, Карина?

– Конечно, – вскочила с дивана она.

– Поедем вместе, – поставил условие Дереза.

– Что вы, что вы, – в клоунской манере расшаркался Слава. – Мы сами… Вы, пардон, третий лишний.

– Неблагодарный. Десять минут назад я спас вас обоих.

– Ты помешал, – возразил Слава. – Помешал мне блеснуть перед Кариной силой, мужеством и… неважно. Я бы раскидал хлюпиков и без тебя!

Взглянув на Коня, желание ерничать у Калинина пропало, ибо грозный страж закона и порядка улыбался во весь свой зубастый рот самой язвительной улыбкой в мире. Слава почувствовал, что выглядит в глазах Карины дураком, а это не то, к чему он стремился.

– Поехали, а? – предельно миролюбиво сказал Дереза. – Моя машина к вашим услугам…

Валерку нашли дома на полу без сознания, его увезли в больницу с сотрясением и двумя переломами ребер.