Текст книги "Портфолио в багровых тонах"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Новости не все, – после паузы произнес Слава. Сам тон ничего хорошего не предварял, значит, новости препаршивые. – Валерка звонил…

– Легавые были у нас дома? – догадался Глеб и окончательно скис.

– Обыскали квартиру, – подтвердил Слава. – Короче, отпечатки твои…

– Понятно, теперь они получили доказательства, что я… Черт!

– Пока ты главный подозреваемый, – остудил его Слава. – И не более того. Завтра я пойду в клинику, а ты продолжишь поиски девушки-фотографа один. Карина говорила, полиция интересовалась, когда я появлюсь на работе. А мы не предупреждали ее, что прогуляем, она там что-то мямлила.

– Ууу… – протянул Глеб, раскачиваясь из стороны в сторону. – Раз интересовались твоей персоной, значит, побывали и на твоей квартире, а тебя не было дома. Плохо. Думаю, они сообразят, что ты помог мне сбежать.

– Хватит паниковать, – ударил о стол ладонью Юрий Петрович. – Ну, знают про вас, и что? Ты отшельником жил, без друзей и врагов? Сюда они не приедут.

Глеб его оптимизма не разделил:

– Все их силы направлены на мою поимку, а не на поиск убийцы. Ловить проще, чем искать, не согласны?

– Не согласен, но тебе сейчас трудно что-либо объяснить. Давайте лучше продумаем, что нас может выдать.

– Рано или поздно они догадаются сюда приехать…

– Если сами не наведем, не приедут, – не дослушал Юрий Петрович. – Желательно сейчас все предусмотреть! По возможности, конечно. Телефоны надо заменить.

– Глеб потерял, – поставил его в известность Слава, – я дал ему свой запасной…

– Дал свой? Надеюсь, Славик, ты не звонил сам себе?

– То есть? – напрягся племянник.

Глеб хлопнул себя по лбу и сполз по стулу, приняв позу полулежа, до него раньше дошло, чем до Славки:

– Легавые проверят связь, им дадут твои номера, Славка, и распечатку звонков. А мы с тобой созванивались сегодня, получается, ты сам себе звонил.

– Вот блин! – ударил ладонью о ладонь Слава. – И что теперь?

Хоть и пожилой Юрий Петрович, хоть и зовут его два друга стариканом, снисходительно ухмыляясь, а соображаловка у него работает быстрей. Видимо, потому, что ему не знакомо ощущение загнанного в угол зверька, как Глебу (хотя его пока никто не гонял), и не давила на психику мысль, что отдуваться и отбиваться предстоит одному, как обстояло дело с племянником.

– Не паникуйте, это первое, – сказал обнадеживающим тоном Юрий Петрович. – Слава, договорись с Кариной, ну, мол, твоя трубка была у нее.

– Сделаю. Она согласится.

– И даже будет стоять насмерть, – заверил дядя. – Ведь если вас посадят…

– А меня за что? – вытаращился Слава.

– За компанию. Как укрывателя преступника. Карине есть за что держаться: если вас не будет, она потеряет работу. Второе. Завтра купим новые телефоны и сим-карты на вымышленные имена, чтобы уж наверняка не дать полиции повода подозревать нас в сговоре.

– При продаже сим-карты требуют паспорт, – заметил Глеб пессимистичным тоном.

– Н-да… – ухмылялся Юрий Петрович. – С такими умниками, как вы, я скоро отупею. Спорим, завтра добуду три трубы с симками без проблем и без паспорта? А сейчас – спать, оболтусы!

7

В полупустом вагоне электрички Марина смотрела в окно с равнодушием человека, которому все в этом мире набило оскомину. В ее руках замерли спицы, вязание сползло с колен, касаясь грязного пола. Она поднялась чуть свет и с тяжелой головой. Не выспалась. Давно поднимается после сна уставшей, измученной и как результат – раздраженной. Рановато ее начала мучить бессонница, признак надвигающейся старости. Другие в сорок три спят как сурки, скачут как лошади на ипподроме, а Марина и в душе, и физически чувствовала себя старухой. К тому же она упрямая старуха, не смирившаяся с разочарованиями, потому нервы ни к черту, что осложняет и без того нерадостную жизнь. Однажды, оглянувшись по сторонам, она заметила, что друзья куда-то подевались, никого нет рядом. А Марина вовсе не отрицательный персонаж из бездарного фильма, но многие считают ее психопаткой, чуть ли не монстром. Просто сломался некий винтик, державший внутреннюю систему, вот и заносит ее почем зря. Умом она понимает свой главный недостаток, но приступы агрессии накатывают все чаще, и чем отчетливей Марина слышит себя, тем неистовей становится, «стоп» сказать себе почему-то не в состоянии. Ну, пьет таблетки… они мало помогают. Да и что может помочь в таких обстоятельствах? Вложить в дочь всю душу, деньги, ум, время, мечты, отказывать себе во всем, жертвовать собой… и в результате получить аморфное существо, безынициативное, не имеющее цели, ничего не умеющее! Марина скрипнула зубами, бросив шепотом воображаемой дочери:

– Гадина. Я все для тебя, все! А ты, дрянь, не захотела прийти на готовенькое. Тебя убить мало!

Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, от боли в глазах потемнело. А может, это нахлынули слезы обиды, которые всегда заслоняют свет? Марина чуть не проехала остановку, но вовремя подскочила, схватила сумку и… едва не упала, запутавшись в вязании на полу. Подхватив работу, она побежала к выходу, теряя по дороге спицы, но уже не возвращаясь за ними, ведь электрички долго не стоят. Нюанс: вяжет она для дочери модную вещицу, чтобы пополнить гардероб этой тупицы, чтобы Ася выглядела на все сто, а взамен что? Одна неблагодарность и свинство.

Идя через лес, Марина готовилась к роли беззаботной, веселой, сладкой-пресладкой пустышки, у которой мозгов – как у воробья, следовательно, она не понимает, что толкает дочь в постель волосатого хряка (у него спина, руки, грудь волосатые). Марину саму от него воротит, да ведь в этой жизни чем-то приходится жертвовать, правда, на жертвенный алтарь должна лечь Ася. Ко всем неприятностям погода портилась, а Марина не захватила зонт – невезение просто преследует ее с маниакальной настойчивостью даже в мелочах.

Только подумала о невезении, а оно тут как тут: у ворот заметила две полицейские машины. Понятное дело, эти граждане не в гости нагрянули к хозяину, когда органы приезжают на двух машинах, пахнет преступлениями. Марина невольно замедлила шаг, подумывая развернуться на сто восемьдесят градусов… Поздно. Ее заметил полицейский и двинулся навстречу со строгим лицом исполнителя закона. Ей осталось выставить психологический щит: Марина напустила на себя интеллигентную недоступность, иногда это помогало установить дистанцию, мол, смотри, ничтожество, кто ты и кто я.

– Вы к Джагупову? – ледяным тоном спросил полицейский.

Ни тебе «здрасьте», ни тебе «позвольте представиться»! Марина терпеть не могла фамильярностей, обычно она учит хамов вежливости, но сейчас из осторожности сдержалась, ответив холодно:

– Разумеется, к нему. А что?

– Вы ему кто?

– Знакомая. Это запрещено?

– Пройдемте в дом.

Он указал на распахнутую настежь железную дверь в ограде, украшенную кованым растительным орнаментом и напоминающую вход в склеп. Как у человека нервного, душа Марины затрепетала в паническом экстазе, предчувствуя тот самый подлый случай, который ломает тщательно выстроенные планы.

Следователь Иван Николаевич Гранин приехал минут пять назад и, идя к трупу, задержался в одной из комнат неясного предназначения, расположенной после прихожей. Гранин не стар, но уже и не молод. Сороковой год – это как черта подведения итогов: сзади – ударный труд и сплошные надежды, впереди – ударный труд и никаких надежд. Он не низок и не высок, не красавец и не урод, не худой и не… в общем, обычный. За годы работы следователем Гранин выработал несколько железных правил: много не болтать, не спешить, никому не верить (даже если увидишь нимб над головой) и ничему не удивляться. Это хорошие правила, помогают хотя бы реже бывать в шкуре дурака.

Не без интереса он рассматривал дворцовый интерьер, стараясь угадать по жилищу, каков хозяин. Аляповатая и избыточная роскошь тоже стиль, выдает, например, такую тривиальную черту, как тщеславие, а уж эта черта обладает широким спектром причин, ведущих к гробовой доске.

– Кто обнаружил труп? – спросил он оперативника Кашина.

– Домработница, – ответил тот. – Сюда, пожалуйста…

Но вошел другой молодой оперативник (собственно, старых оперов не бывает, эта работа любит молодых и быстрых) с Мариной:

– Иван Николаевич, эта женщина приехала к Джагупову.

Гранин оглянулся и увидел истощенное создание с искусственной полуулыбкой на тонких губах. У Марины, как у заморенной клячи, запряженной в груженую повозку, на глазах постоянные шоры, но она женщина, и подсознательно ей хотелось нравиться мужчинам (разумеется, начальственным лицам), ну хоть немножко нравиться.

– Здравствуйте, – сказала она приветливо и чуть-чуть кокетливо. – Позвольте спросить: меня задержали?

– Что вы. – Гранин отметил про себя: дама взволнована и нервна, одним словом, неспокойна. – Нам нужны понятые, а вы… Вы, значит… Ваша сумка тяжелая, что там у вас?

– Фрукты, овощи… Это передала моя мама, она сама выращивает экологически чистые продукты.

– Вы хорошо знаете Джагупова?

– Конечно. Мы с Тофиком Джабраиловичем в дружеских отношениях… Нет-нет, только в дружеских. (А Гранин ни намеком не дал понять, что ее отношения с хозяином могут быть иными.) Он великодушный человек, тонко чувствующий… Меценат! Да-да, он бесконечно щедрый, но при этом как ребенок… А что случилось?

Вопрос она должна была задать в первую очередь, видя большой наплыв правоохранительных органов, вместо этого несла ахинею, зачем-то подхалимничая к Джагупову, который ее не слышал. Даже человеку недалекого ума подобное поведение показалось бы лживым, и Гранин с интересом разглядывал эту некрасивую женщину с короткой стрижкой, жутко портившей ее. Он жестом пригласил ее в следующую комнату, или по старинке – залу, уж больно большая гостиная, похожая на бальный зал.

Марина вошла первой и, увидев окровавленное тело на полу, застопорилась, перевела растерянный взгляд на Гранина, а он закивал:

– Как видите, вашему другу не нужны экологически чистые продукты, ему теперь вообще ничего не нужно. Вы присядьте. – Он помог, взяв Марину под локоть, дойти до дивана, где уже сидела полная тетенька деревенского вида, вытирающая глаза краем фартука. – А теперь, дамы, давайте познакомимся…

* * *

Анна зарегистрировалась на рейс и поторопилась к дочери, подпиравшей плечом колонну. Назвала она дочь Эвелиной, полагая, что с таким именем девочка всю жизнь будет блистать, сиять, покорять, а судьба невзлюбила Эву. История не нова, мало того – неинтересна. У молодых мамаш есть одна неискоренимая черта: они с удивительной настырностью наступают на одни и те же грабли.

Итак, однажды Анна решила, что с помощью Эвы вскарабкается по отвесной скале на вершину под названием «высший свет». Труден путь, но кто сказал, что невозможен? Главное, четко определиться, как осуществить амбициозные планы. А вот как: дочь должна купаться в славе, стать звездой. В детстве Эва имела мордашку прехорошенькую, мама зарядила ее на многолетний марафон, с пеленок таская по конкурсам и подиумам, таким образом сама попала в мир праздничной суеты и влюбилась в него без памяти. В процессе Анна поняла, что две цели лучше, чем одна, так родилась идея сделать из Эвы еще и актрису, да вот беда: в огромном городе нет ни одной киностудии. Несправедливо. Выход Анна нашла, воскликнув, как чеховские три сестры: «В Москву! В Москву!» Деньги взяла у мужа, дочь сунула под мышку и ринулась покорять столицу. Она таскала Эву по кастингам, мастер-классам, фитнес-клубам, оплачивал все это супруг, находившийся в удаленном доступе, пока ему не надоело. Ну, кому понравится отсутствие жены, которая заучила одно слово: дай, дай, дай. Однажды он заявил твердо: или – или! А цель вот, уже близко, осталось чуть-чуть… Но почему-то именно планам Анны не суждено было сбыться.

Сейчас она шла к той, в ком обманулась. Кто бы мог подумать, что из прелестной девочки, белокурой и кудрявой, синеокой и белокожей, к шестнадцати годам вырастет усредненный вариант жительницы спального района, невыразительной, словно моль. Ни очарования, ни женственности, ни красоты, а ведь было, было все. Куда это делось? Анна по сравнению с Эвой и есть звезда, а должно быть наоборот. Недолго думая, она взялась за собственную карьеру. А что? Выглядит Анна моложе тридцати восьми лет эдак на десять, энергии хоть отбавляй, она хваткая, умеет себя подать. Благодаря кастингам завела полезные знакомства, устроилась на телевидение, где текучка китов огромна, авось повезет пристроиться. И уже клюнул солидный мэн (женатый, правда, но это детали), а квартира, которую Анна снимает, однокомнатная. Короче, в новом воздушном замке не нашлось даже крошечной ниши для Эвы.

– Так, осталось сорок минут… – сказала Анна, укладывая авиабилет в стильную и дорогую сумочку.

Она старалась не встретиться взглядом с дочерью, потому что… Нет, Анна не хотела думать о причинах, по которым не смотрела на Эву. Да потому, что на ресницах дочери дрожали слезы, потому, что жалко девчонку, но что делать! Современный мир жесток, а Эва – камень на шее, кандалы на ногах, без нее карьера полетит в гору. Кому интересно иметь дело с женщиной, у которой взрослая дочь? Все любят молоденьких.

– Мама… – жалобно произнесла Эва, Анна ее перебила:

– Держи.

Эва взглянула на сторублевые купюры в руке матери, взяла нещедрые откупные, которые не сделают ее свободней и счастливей. Но даже эта крошечная сумма немного облегчит на какое-то время жизнь Эвы, которая вместо благодарности всхлипнула.

– Забери меня… пожалуйста…

– Прошу тебя, не рви мне сердце, – строго сказала Анна. Ей нытье дочери порядком надоело, Эва упрямо не желала войти в положение матери. А чего стоило сдержаться и не накричать на бестолковщину? – Мы обо всем переговорили, это временные неудобства, ты должна понять! Слава богу, уже взрослая. Я для кого стараюсь?

Но Эва, несмотря на юный возраст, уже знала на собственном опыте: нет более постоянной категории, чем временная.

– Мама, я же им чужая…

– Какая чужая! Папа тебя любит…

– Он мне не родной отец, – возразила дочь. – И он женился, теперь любит новую жену. Они оба мне никто, я им мешаю.

Да, Ренат не родной отец Эве, Анна была его третьей женой, сейчас он женат на… черт его знает, какая это по счету жена. Сам по себе он человек вполне сносный, правда, излишне флегматичный, у Анны с ним дружеские отношения, остальное неважно, так что она не покривила душой, сказав:

– Он воспитывал тебя с детства, удочерил и несет ответственность. Не бойся, никуда не денется, будет кормить-поить-одевать.

– Мама, а я? Мне очень тяжело у них… Когда тебя не хотят видеть, трудно делать вид, будто этого не замечаешь… За столом… утром, вечером… Мама, мне же иногда нужны деньги, этих надолго не хватит, а я не могу просить… Его жена…

– И зря. Проси у папы, а не у жены, он даст. Кстати, она такая клуша, без шарма, ты согласна?.. (Не удалось отвлечь дочь, а ведь сплетни здорово поглощают негативную энергию.) Не переживай, денег у него достаточно, к тому же у тебя отдельная комната… Знаешь, Эва, нужно уметь вырывать куски и учиться надо на малом.

– Ты не понимаешь…

Слезы слетели с белесых ресниц девочки, скатились горошинами и упали на пол. За ними еще парочка. Внутри Анны что-то дрогнуло, она порывисто обняла дочь, в ответ на ласку та расплакалась горько-горько, не стесняясь слез и своего несчастья – именно несчастной чувствовала себя Эва. Анне пришлось мобилизовать волю, лишь бы не поддаться долбаной жалости, которая в ее случае – роскошь, и улететь без Эвы. Положение-то безвыходное: собственного жилья нет, содержать дочь в Москве – это отказывать себе во всем, что создает имидж удачливой персоны. Имидж стоит дорого, а иначе на Анну никто не обратит внимания, ведь теперь делается ставка на мужиков.

– Прости, милая, мне пора, – отстранила она Эву. – Я прилечу на Новый год, мы с тобой погуляем и… и… Все будет отлично, обещаю. И ты обещай, что будешь умницей.

Не дождавшись ответа, который, в сущности, не нужен, Анна помчалась на посадку, ощущая всей кожей, затылком, сердцем взгляд брошенной на чужого дядю дочки. Разумеется, решение далось непросто, почти три месяца назад Анна привезла Эву экс-супругу погостить на недельку-другую, а пропала на все лето. Не звонила бывшему, не хотела слушать намеки, мол, Эва скучает, а подтекстом: когда заберешь свою дочь? Эве тоже звонила редко, только чтобы услышать голос и тут же отключиться от связи, даже не интересуясь, как живется ей в роли приживалки. Расстраиваться – какой от этого прок? Анна не приехала бы и сейчас, но здешние зубные техники дешевле столичных, а зубов, требующих ремонта, накопилось достаточно, чтобы взять девиз «наглость – второе счастье», уповая на лучшие времена. Они наступят – лучшие времена. Цель требует некоторых жертв от обеих, к сожалению, карьера Анны зависит от мужчин, приводить их в квартиру, где находится взрослая дочь, как-то неловко и даже глупо. Она ни разу не оглянулась на Эву, сжимающую в кулаке девятьсот рублей. Девятьсот рублей до Нового года… Девочка плакала, опустив низко голову.

* * *

Фокус оказался простейшим, как тапка. В магазине сотовой связи Юрий Петрович убедительно врал, будто его трубка выскользнула из руки на мосту и – бульк в реку! Не жалко, она была допотопная, старье старьем, ему бы что-нибудь покруче. В пределах разумного, конечно. Молоденький продавец подобрал подходящую трубку, а объяснял старому пройдохе, как пользоваться новым телефоном, будто тот слабоумный или иностранец. Юрий Петрович подыгрывал ему, слушал, как самого мессию, одобрительно причмокивал, переспрашивал, располагая к себе. И согласился купить.

– Симка нужна? – уточнил юноша.

– Конечно.

– Ваш паспорт.

– О-у… – огорчился Юрий Петрович. – Паспорт не ношу с собой.

– Паспортные данные обязательны.

– Что же делать? Я в деревне живу, нечасто выбираюсь в город…

Мальчику очень хотелось продать трубку с симкой, он нашел выход:

– А вы помните данные наизусть?

– Я похож на маразматика? – пошутил Юрий Петрович, поигрывая густыми бровями. – Конечно, помню.

Он продиктовал несуществующие данные. И кто бы усомнился в правдивости симпатичного, добродушного и безнадежно отставшего от современных технологий дедушки, когда тот диктует свои данные с уверенностью и без запинки? Таким образом Юрий Петрович посетил три салона, успешно разыграл один и тот же спектакль, после чего приехал в кафе, где его ждали великовозрастные мальчики, и кинул на стол три сотовых телефона со словами:

– Разбирайте, кому что нравится, я возьму по остаточному принципу.

– Ух, ты… – Слава первым схватил понравившуюся трубку. – Дядь Юр, как тебе удалось?

– Я вызываю доверие. Запомните: связываемся только по этим номерам. Слава, если нужно мне позвонить по отвлеченному вопросу, например, о здоровье моем захочешь справиться, звони с настоящей трубки на мой старый номер. Закажите мне кусок мяса с чаем и катитесь.

Глеб в униформе велосипедиста убежал первым. Список адресов был таким длинным, что, дай бог, объехать все точки за месяц. Слава немного посидел с дядей, выслушал напутствия, ибо племяннику предстояло встретиться с правоохранительными органами, и тоже отчалил, попросив пожелать ему ни пуха ни пера.

* * *

– Господи, да не знаю я, не знаю, за что его…

Марине не хватило воздуха, она в буквальном смысле задохнулась от удушья, отчего крутанулась голова, потемнело в глазах. Гранин поначалу показался невыразительным, сейчас он наводил на нее ужас своим скуластым лицом и впалыми щеками, прямой линией рта, горбатым носом и близко посаженными глазами. И чего он к ней прицепился? Вопрос за вопросом кидал, будто она была здесь в момент убийства. Тут еще тетка в фартуке то сморкалась, то вздыхала, то всхлипывала, видно, хозяина жалела (или постоянный заработок) – жутко на нервы действовала. И туша на полу с тесаком в брюхе! Марина могла поклясться, что его не упокоенный дух летал по гостиной, строил всем рожи, а ей конкретно крутил дули своими коротенькими пальцами.

Гранин молчал, наблюдая за женщиной, шаманившей у трупа. После очередного ответа Марины он держал паузу, словно до его мозга сигнал шел, как от хвоста и до тупой башки динозавра, – долго-долго. Следующий вопрос, к ее радости, он задал деревенщине:

– Вы здесь живете?

– В поселке, – заговорила та бойко. – Мой дом второй от дороги. Я два раза в неделю убираюсь, пешком прихожу – че тут идти-то. Три года уж тому, как работаю, хозяин платил исправно, не грубиян. Я раненько прибегаю, чтоб пораньше освободиться. У меня и ключи есть, у нас с Тофиком Джабраиловичем на полном доверии было. Ну, вот, пришла, а тут… лежит он, лужа крови… телевизор работает! И торчит… вон это вон… – Это она про нож, торчащий из живота убитого.

– Я понял, понял. Что вы можете еще рассказать?

– Что надо, то и расскажу, – с готовностью пообещала тетенька.

– Правда нужна. Секреты, конфликты, недруги Джагупова нужны.

Женщина задумалась, процесс «думания» она подчеркнула театральными приемами: свела брови к переносице, обхватила подбородок пухлыми пальцами, опустила глаза в пол. Раз так туго вспоминает, то нечего вспомнить, и Гранин потерял к ней интерес, отправился к трупу. Жаль, а ведь домашние работники свидетели ценные, они часто слышат и видят то, что тщательно скрывается от посторонних. Тетка, по всей видимости, исключение из общего правила, тайнами дома не владеет, посему тратить на нее время не стоило.

– Э… – протянула к нему руку она. – Мне сидеть или уйти можно?

– Сидите, – бросил Гранин в ее сторону, не исключая, что она еще пригодится. – Вспоминайте необычности. Может, что-то показалось странным.

Он остановился у ног Джагупова, который смотрелся среди дворцового шика нелепо, инородным телом, но кровь тут ни при чем. Гранин обвел взглядом гостиную, отмечая достопримечательности, тут их море. Ковер на полу наверняка привезен из арабских стран, мебель дорогущая, телик здоровенный, канделябры, светильники, вазоны. На потолке роспись, как в Сикстинской капелле, по стенам живопись в массивных рамах. Богато. А на полу лежит круглый человек в старой-престарой истонченной футболке и старых-престарых семейных трусах – как это сочетать? Криминалист Фисенко, высокий и плечистый молодой человек лет тридцати пяти, догадался, о чем думает следак, и посчитал своим долгом прокомментировать, обведя пространство рукой:

– У бедняги денег не хватило на прикид, все потратил на свою халабуду.

– Мне бы такую халабуду, – бросил один из группы полицейских.

Поднялась с колен Ирина, хорошенькое личико барышни из института благородных девиц было озабочено. Неужели успела найти что-то интересное?

– Убит этим ножом, – показала она нож в пятнах крови. Пока Гранин рассматривал дворец, орудие убийства перекочевало из тела в полиэтиленовый пакет. – Ему нанесли шесть ударов в живот. Нож кухонный из дамасской стали, многослойный, японского производства, стоит недешево…

Гранин слегка выпятил губу, это означало, что он немножко удивлен, совсем чуть-чуть. Но кого не удивила бы подробная характеристика ножа, который впервые попал в руки? Наверное, несложно было прочесть его мысли, потому Ирина объяснила:

– Точно такой нож, только меньшего размера, я вытащила позавчера рано утром из трупа молодой девушки в центральном парке.

– С этого момента подробней, – сказал Гранин, наклонившись к Джагупову и рассматривая жертву чревоугодия.

– В первом часу ночи, – затрещала Ирочка, – с 17 на 18 августа в службу «Скорой помощи» поступил звонок. Мужской голос требовал срочно приехать в городской парк и спасти девушку, которую, по его словам, зарезали. Медики думали, это розыгрыш, тем не менее в парк поехали и на всякий случай вызвали полицию, боясь западни, ведь они безоружны. Спасать никого не пришлось, девушка была мертва.

– А мужской голос… Кто этот человек?

– Его не оказалось на месте преступления.

– Убежал, – констатировал Фисенко.

– Все? – коротко спросил Гранин Ирину.

– Нет, – ответила она. – Оба убийства похожи: ударов ножом нанесено в обоих случаях несколько, все – в область живота, нож оставлен в теле и в первом и во втором случае. Ко всему прочему, ножи как будто из одной подставки, во всяком случае, фирма одна, форма тоже.

Гранин взял в руки пакет с ножом, с интересом и со всех сторон осмотрел его. Качество, конечно, бросается в глаза в первую очередь, во вторую – длина и острота лезвия, затем ширина – сантиметра три – три с половиной. Должно быть, им несложно проткнуть даже такое толстокожее брюхо. Проткнуть вместе с ветхой футболкой, которая набрякла от крови и плотно облепила живот, глупо возвышающийся над телом. В нескольких местах на футболке проколы, они темнее – кровь запеклась, превратилась в желеобразные сгустки. Да, ширяли в Джагупова ножичком от всей души, а он, судя по всему, даже не сопротивлялся. А почему, собственно, не сопротивлялся?

– Тут у нас спор возник, – отвлек его Фисенко, – впустил убийцу Джагупов или тот сам пробрался. Я считаю, убийцу он не ждал и не впускал. Вон стоит бутылка виски и только одна рюмка. Рядом с трупом мы нашли разбитый стакан, тарелку и закуски. На полу бутылка минералки. Стакан и рюмка в единственном числе.

– Отпечатки на ноже есть? – поинтересовался Гранин.

– Было бы странно, если бы убийца работал без перчаток и оставил свои пальчики, – ухмыльнулся Фисенко. – Между прочим! Я просмотрел айфон убитого, так вот: около трех ночи, в ночь убийства, ему два раза звонили.

– Около трех ночи? – озадачился Гранин. – Интересно, кому это понадобилось звонить в такой час?

– Номера в контактах Джагупова нет.

– Тем более.

– Пробьем номер и узнаем, кто звонил. А потом узнаем, почему звонил.

Гранин подошел ближе к голове трупа, присел. У Джагупова довольно длинные и черные ресницы, они закамуфлировали щели глаз, ведь веки не полностью закрылись. Из-за густых ресниц глаза казались живыми на мертвом лице, словно Джагупов притворился трупом, а сам наблюдает за всеми и делает какие-то свои выводы. И рот открыт. Наверное, он кричал, когда острое и длинное лезвие входило в его тугой бурдюк, кричал от боли. Невольно пришла мысль: кого же ты достал, что тебя так жестоко и наверняка с упоением изрешетили ножом?

Неспешно Гранин отошел от трупа, поднял руку с пакетом и с минуту смотрел на нож. Информации не так уж много, зато она цельная, легко объединяется. После минутной паузы он обратился к домработнице:

– Скажите, вам знаком этот нож?

– На кухне таких полно, – закивала она. – В стойке специальной стоят.

– Да? Проводите меня на кухню, а то боюсь заблудиться.

Женщина поспешно встала, но ей нужно было пройти мимо трупа, она сначала замедлила шаг, потом засеменила быстро, глядя на бывшего хозяина с жалостью и ужасом одновременно. Уже на кухне перевела дух и указала на длинный стол вдоль стены:

– Вон вам стойка, а в ней ножики… Ой… нет там ножиков.

Гранин не торопился войти, сначала он осмотрел кухню, стоя на пороге и не пустив Ирину с Фисенко. Здесь современный и функциональный интерьер, в него органично вписалась бытовая техника. Мебель из практичных материалов, стального цвета, все закрыто, потому в идеальном порядке. И ни намека на далекие эпохи, к которым тяготела душа хозяина, улетевшая уже далеко. Джагупов не заботился о едином духе интерьеров, гостиная выполнена в одном стиле (точнее, стиль смешанный), кухня – в другом, прихожая – из третьей неизвестной оперы. Впрочем, эклектика тоже стиль. И характерна она для людей без устойчивой позиции, без стержня – так подумал Гранин, идя к столу. В подставке не хватало половины ножей…