Текст книги "Вдова живого мужа"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 15
Казалось, ещё вчера Ян с Таней шли со свадьбы, а прошло уже целых три дня. Юноша снова и снова возвращался к этому дню, который вместил так много событий в его жизни!
Ушли они тогда раньше других. Несмотря на все его заверения, Таня переживала за мать и так летела вперед в своих неуклюжих валенках, точно на ней были коньки.
Таню мучила совесть. Как Наташа Ростова, впервые попавшая на бал, она увлеклась происходящим и совсем забыла о времени и больной матери. Глаза Яна были от неё так близко! Она слышала его дыхание, чувствовала через легкую ткань платья его горячие руки, поддерживающие её в танце – от этих непривычных ощущений у девушки кружилась голова.
– Не беги так, глупенькая! – смеясь удерживал её за руку Ян. – Раз профессор сказал "опасности нет", нужно ему верить.
Они уже договорились встретиться послезавтра; завтра Ян должен был сдавать какой-то ответственный экзамен, а Таня не хотела его отвлекать.
– Давай уж послезавтра, – улыбалась она его настойчивости и по-женски хитро, как ей казалось, думала: "Пускай немножко поскучает!"
Маму Тани они увидели полусидящей в подушках на той же кровати, но в комнате что-то неуловимо уже изменилось. Скорее всего, её просто осветила радость. Всего три часа, проведенные Александрой Павловной в обществе профессора, изменили её до неузнаваемости. Куда делась её мертвенно-бледная кожа? Сейчас лицо женщины казалось розоватым, украшенное красивым румянцем. Куда делась печаль из её больших глаз? Они искрились от смеха! А её жалобы на то, что Алексей Алексеевич просто-таки узурпатор; не позволяет ей вставать, когда она превосходно себя чувствует!
А профессор! Не слишком ли поспешно отдернул он свою руку от руки Александры Павловны, которую до того держал так непринужденно? И этот ускользающий в сторону, прямо-таки сияющий взгляд! Любви все возрасты покорны? Ян почувствовал удивление – таким старого профессора он ещё не видел!.. Да такой ли он старый? А если ещё и бороду сбреет!
На другой день Ян пришел в лабораторию, пошептался о чем-то с Головиным и попросил у него разрешения сказать Филатовой наедине несколько слов.
– Сдал экзамен? – бросилась ему навстречу Татьяна: хитрила-хитрила, а первая и не выдержала расставания всего-то на один день!
– Сдал. Получил "отлично", – Ян был сдержан и чувствовалось, что он подбирает слова. – Так получается, Танюша, что завтра мы с тобой не сможем встретиться. У Светланы – ты её не знаешь, она мне как сестра и самый близкий человек…
"А я? – хотелось закричать Татьяне. – Разве я не близкий тебе человек?!"
– Так вот, – продолжал он, – у Светланы убили мужа. Одно дело было звать тебя на свадьбу, на похороны я уж пойду один!.. С Головиным я договорился. Все равно, пока исследовательской работы нет: оборудование приобретается, ремонт ещё не закончен. Словом, пока он разрешил мне не приходить… Если получится, я забегу после похорон, но надежды на это мало.
Таня смотрела на него почти с ужасом: неужели он ничего не понимает? Иначе почему так спокоен? Его заботит только какая-то неведомая Светлана! Неужели вот так, в одночасье, рухнули и вдребезги разбились все её мечты и сокровенные желания?!
Если бы Ян прочел её мысли, то скорее всего, лишь посмеялся бы – чего только не придумает девчонка! Ну, не увидятся они дня два-три, так разве это трагедия?
Похороны Крутько неожиданно оказались такими многолюдными, что Ян вовсе сбился бы с ног, если бы не госпитальные сестры милосердия. Светлана сидела, ко всему безучастная, да и не полагалось ей ни в чем участвовать, а эти молодые и не очень женщины сновали по их маленькой квартирке, каждая занимаясь своим делом. Кто-то готовил поминальный обед, кто-то завешивал зеркала, кто-то обряжал покойника. Ставили столы, гремели на кухне посудой.
Эти шуршания, звяканья, стуки временами выводили Светлану из забытья. Тогда она обводила всех недоумевающим взглядом: к чему все это? Но это был закон, обряд, выказывающий уважение к умершему. А если к тому же он был хорошим товарищем, добрым и отзывчивым, умелым врачом, хирургом от Бога, то и хоронить его должны были по-людски…
Прибывавших военврачей и просто выздоравливающих военных принимал в свои руки сам Гапоненко. Военные настороженно посматривали на его гэпэушную форму, но выбирать не приходилось.
Похороны прошли по первому разряду.
Небольшой инцидент произошел на кладбище. Когда гроб опускали в могилу, вдова Крутько вдруг упала в обморок. Проворней всех оказался тот самый майор, что руководил всей церемонией. Он отнес её в грузовик, который привез гроб, и оставался с нею, пока все не закончилось…
Из родни Николая Ивановича на похоронах никого не было – почта просто не успела бы собрать их сюда из сибирского далека.
Посидели за столом, посожалели о хорошем человеке и, когда поминки закончились и к выходу потянулись поминавшие, возле Светланы опять остались Ян и Гапоненко. Из школы, в которой работала Светлана, на поминках побывала лишь Зоя с мужем. Остальные учителя, знавшие о её аресте и непонятно скором освобождении, решили, однако, что дыма без огня не бывает и от Крутько лучше держаться подальше. При нынешней безработице никто не хотел рисковать рабочим местом, и – чего там говорить! – привлекать к себе ненужное внимание властей. Тут уж не до высоких материй.
Зоя решила, что она уже свое отбоялась, в чем муж её вполне поддержал. Правда, жили молодожены Алексеевы далеко, вынуждены были уйти пораньше, чего, кажется, Светлана и не заметила.
Так и остались они втроем. Ян, уверенный, что его общество сейчас нужнее всего Светлане. Гапоненко, видимо, считавший так же. Поняв, что друг друга они не пересидят, мужчины решили выйти в коридор.
– Все-таки, вы для неё – чужой человек, – втолковывал Ян майору, – а в минуту несчастья глаз охотнее останавливается на знакомом.
– Да ты прямо-таки философ, – буркнул Дмитрий Ильич.
– Философ – не философ, но знаю наверняка; ей сейчас надо отдохнуть, а я сделаю так, что она будет спать до утра.
– Доверь козлу капусту!
– Не будем оскорблять друг друга без надобности, тем более что вы знаете – ваши слова несправедливы, – мягко отпарировал Ян, с удивлением вглядываясь в лицо "железного атамана", которое больше всего напоминало сейчас лицо обиженного мальчишки. – Не время. И оправдываться я перед вами не собираюсь. Светлане нужна сейчас не помощь мужчины, даже военного, а помощь врача. Она ещё не до конца оправилась от вашего заведения, а тут ещё такое горе…
Майор уже и сам понял, что его настойчивость по меньшей мере неуместна.
– Спокойной ночи! – он поклонился Светлане. – Если будет чего нужно, обращайтесь в любое время!
– Спокойной ночи, Дмитрий Ильич, – бесцветно проговорила она, и движениями, и голосом напоминая сомнамбулу. – Спасибо вам за все!
– Чего уж там, – махнул он рукой и осторожно прикрыл за собой дверь.
Ян, позднее разместившийся на диване напротив крепко спящей за ширмой Светланы, всю ночь подскакивал на каждый шорох, хотя и знал, что до утра она не проснется.
Утром он-таки не углядел её пробуждение. Устал бдеть и на рассвете провалился в сон, как в омут. Проснулся уже от запаха картошки, которую Светлана жарила к завтраку.
– Куда это ты собралась? – удивился он – Светлана была одета в строгий деловой костюм.
– Схожу в школу. Не сидеть же целый день без дела! – она была собрана и внешне спокойна, только необычайно бледна, будто, умываясь утром, смыла с лица все краски.
– А я – в институт. К любимому профессору Подорожанскому разговор есть. Третий день тяну кота за хвост, а понимаю, что дело само собой все равно не решится… Слушай, Светлана, если хочешь, я могу пока пожить у тебя…
– Боишься, что я в одиночестве могу умом тронуться? – она вздохнула. – Не бойся, милый братик, мы – которые из многодетных семей – знаешь, какие живучие?! И потом, вспомни математику: минус, помноженный на минус…
– Дает плюс?
– Вот именно. Все равно мне самой надо привыкать жить без Коли. Да и о будущей жизни пора подумать. Я ведь, как ни странно, этого раньше не делала. Работа есть – и ладно! Муж есть – и ладно! Хлеб есть… Словом, плыла по течению и была рада всему, что это течение ко мне прибивало. Может, оттого осторожность потеряла. Считала, что и всегда у меня все будет ладно да складно, без особых забот. А может, где-то есть другая жизнь? И люди, которые по-другому думают?
Ян пожал плечами.
– В последнее время мне тоже кое о чем думать приходится и, знаешь ли, я тоже не всегда ответы на свои вопросы нахожу!
– Ты прав, я к тому же и эгоистка. Ни разу не спросила тебя, как живешь… Девушку-то себе нашел?
– Кажется, нашел!
– Кажется или нашел?
– Не придирайся, Светка, я только три дня назад с нею познакомился.
– Тогда приходите вместе ко мне в гости. И надолго визит не откладывай… Такое чувство, будто мои неприятности на этом не кончились, понимаешь? Будто кто-то где-то сидит и ворожит… на мою смерть!
Ян вздрогнул.
– Что ты, Светка, опомнись! Советская учительница и вдруг… ворожит! Само это слово в твоих устах диким кажется!
Ее лицо исказила гримаса, как если бы она попыталась улыбнуться и не смогла.
– Не обращай внимания, Янек, и вправду нервы расшатались. Может, мне сегодня на ночь бром выпить, как Коля советовал? – Она опять тяжело вздохнула.
"А если это мое внушение на неё так действует? – в смятении подумал Ян. – На ночь я вроде у неё напряжение снимаю, а днем организм опять свое набирает?" Так ничего и не решив, он согласно кивнул.
– Пожалуй, и вправду, матушка, выпей-ка ты на ночь брому!
У дверей подъезда они расстались, каждый пошел в свою сторону. Однако разговор со Светланой никак не шел у Яна из головы, хотя он старался о нем забыть. Ворожба! Нашла о чем думать! Ян всегда любил сказки: ведьмы там всякие, вурдалаки, обо всем этом можно слушать долгими зимними вечерами, но верить в них… Когда-то судьба столкнула его с человеком, который считал себя магистром черной магии, могущественным колдуном. И где он теперь? Небось, и кости его истлели. А может, и сейчас ещё случающиеся в его бывшем замке шорохи и скрипы, которые есть не что иное, как естественное оседание стен или работа древоточцев, кто-то принимает за его шаги…
Вот магнетизм – это другое дело! Ничего потустороннего в нем нет. Просто наука не может дать ему объяснение. Да и прибора для его измерения ученые пока не придумали. Может, он, Поплавский, придумает. Для этого, конечно, специальные знания нужны, но можно и в университет поступить. Не грех поучиться, раз дело того требует!
Он хотел было зайти к Татьяне, но решил заняться прежде делами менее приятными, хорошее оставить на потом. Для начала посетить, например, кафедру хирургии и найти любимого профессора. Для серьезного разговора. Стыдно столько дней носить камень за пазухой!
На кафедре, очевидно, появился новый преподаватель. Он разговаривал с лаборанткой – наверняка дамский угодник! Ян видел лишь твердый подбородок с ямочкой, выглядывающий из-под белоснежного халата, новенький, с иголочки, костюм и какие-то необыкновенно модные коричневые ботинки.
– Простите, – Ян остановился в дверях, – могу я видеть профессора Подорожанского?
– Когда тебя не узнают люди случайные – это понятно, – сказал незнакомец странно знакомым голосом, – но когда не узнает любимый ученик, это огорчает.
Он оглушительно захохотал и повернулся к Яну лицом малоузнаваемым и неправдоподобно молодым.
"У него изменился даже смех!" – подумал Ян, а вслух спросил:
– Вы часом не влюбились, Алексей Алексеевич?
– Ну вот, – шутливо огорчился Подорожанский, – ты все испортил. Где твое: "Профессор, вы помолодели на двадцать лет!" Или: "Профессор, а где же ваша борода?" На эти вопросы у меня хоть ответы заготовлены, а на твой…
– Скажите, Алексей Алексеевич, вы верите в ведьм? В то, что они есть на свете? – спросил он совсем не то, что хотел. Вопрос сам сорвался у него с языка. – Не обязательно те, что летают на метле. А те, что ворожат на смерть, неужели есть?
– Конечно, есть! – выдвинулась из-за плеча профессора лаборантка Верочка, любимица студентов и врачей. – Мою тетю, например, одна ведьма держала как бы в плену целых три года – заставляла ей прислуживать. Бывало, зайдет к ней в комнату, вроде мимоходом, скажет: "Лидочка, могу я попросить вас заглянуть ко мне на минуточку?" Та зайдет, а назад вернуться не может: моет у нее, убирает, обед готовит и ни копеечки за это не получает. Пока надобность в ней не отпадет, ни за что домой не вернется! Пошла я с тетей к одной ведунье, а она и говорит: "Нужно как-то исхитриться, её фотографию достать". Пошла я с тетей Лидой, вроде помогать, да фотографию у неё из альбома потихоньку и украла. Боялась, сил нет, а тетю ещё пуще жалко было! Принесли мы фотографию ведунье. Она как глянула, побледнела, крестится на все стороны и говорит: "Не возьмусь я за ваше дело, хоть озолотите! Ведьма эта такую злую силу имеет, что может и меня, и детей моих жизни лишить!" Мы у неё в ногах валялись, Христом-Богом просили – ни в какую! Наконец сжалилась: "Есть, – говорит, – один древний способ, ещё моя прабабка его знала. Я сама ворожить не стану, а ты можешь попробовать. Надо взять эту фотографию, пойти на кладбище к человеку, который при жизни тебя больше всех любил, сунуть её под могильный холмик и попросить у него помощи". Тетка так и сделала. Пошла на могилу к любимой бабушке, которая при жизни в ней души не чаяла, на колени перед могилой упала и плачет, слезами заливается: "Бабушка миленькая, спаси свою внучку, пропадаю насовсем! Иссушила меня ведьма, измучила, душу мою пьет, никакого житья от неё нет!"
– Ну и как, помогло? – поинтересовался профессор.
– А то нет! – воскликнула Верочка. – Ведьмы этой и след простыл. Никогда больше не приходила. А однажды в магазине тетку увидела, так прошла мимо, не узнавши…
Изумленный Ян не верил своим глазам. Стал бы прежде Подорожанский спокойно стоять и слушать такие, как он сказал бы, "бабские бредни"! И при том не спешить уйти или попытаться прервать словоохотливую Верочку.
– Алексей Алексеевич, – позвал он, – мне бы поговорить с вами!
– Насчет ведьм? – весело осведомился Подорожанский.
– Что вы, право, – смутился Ян. – Светлана у меня захандрила: мол, ворожит ей кто-то на смерть, долго она не проживет… Я прежде на такие вещи никогда внимания не обращал, а тут даже засомневался.
– Пойдем-ка в мой кабинет! – профессор крепко взял его за локоть. – А то и ты мне что-то не нравишься!.. Извините, Верочка, дела!
– Пожалуйста-пожалуйста! – расцвела довольная Верочка, вовсе не избалованная прежде вниманием Подорожанского.
Они прошли в небольшой кабинетик профессора, в который когда-то с трудом втиснули небольшой письменный стол, стеклянный шкафчик для лекарств, да небольшую кушетку с ширмой. Недавно сюда профессору поставили телефон слишком уж высокие особы стали временами к нему обращаться!
– Что скажешь? – профессор сел за стол, а Яну указал стул напротив. – Сбежать от меня решил?
– А вы… откуда знаете? – жарко покраснел Ян.
– Танюшка по простоте душевной поделилась, как вы вместе работать собираетесь. Она же не знала, что ты все вокруг да около ходишь.
– Так стыдно же было! Столько планов строили, а теперь получается, что вроде я вас предаю.
– А вот это ты брось! – покачал головой профессор. – Ничего такого мне и в голову бы не пришло! Может, и прав твой Головин… Он, кстати, вчера был у меня и даже о помощи просил в случае чего. В нейрохирурги переквалифицироваться, пожалуй, поздновато, – проговорил он задумчиво. – Мы с тобой, в общем-то, действовали вслепую, этакие пираты от медицины! А твой феномен прежде всего изучить нужно…
– Так вы на меня не сердитесь?
– Не сержусь. Более того, люблю тебя по-прежнему. К тому же что-то подсказывает мне, что наши отношения на этом не кончатся!
– Хотите сказать, Алексей Алексеевич…
– Никаких вопросов! – замахал руками Подорожанский. – Догадки, домыслы пока оставь при себе. Знаешь, что сказал юноше, пришедшему к нему за советом – жениться или не жениться – великий Сократ? "Как бы ты ни поступил, ты будешь жалеть!" То-то! Время покажет. Поспешность в таких делах до добра не доводит.
– А Знахарь был другого мнения! – хмыкнул Ян.
– Так я же ему на пятки наступал! – довольно улыбнулся профессор и посерьезнел. – Только прошу тебя, как друга: Танюшку не обижай. Если не чувствуешь к ней ничего серьезного, лучше сразу уйди! Поплачет да забудет. А тяжкие испытания ей вряд ли по плечу, и так будто былинка на ветру качается!
Ян вспомнил, как эта былинка, больная тифом, не захотела просто лежать и болеть, а училась видеть мир с закрытыми глазами, или как сдерживала свой голод перед грудой пирожков и как победила его… Профессор, глядя на Татьяну, видел в ней лишь хрупкую конституцию, а уж никак не силу воли. Впрочем, Ян и не собирался доставлять девушке какие-то неприятности!
– Вы уж меня прямо монстром каким изобразили! – сказал он вслух.
– Для профилактики. Кто же кроме меня за неё заступится? У тебя ещё есть ко мне вопросы?
– Не разрешите по телефону позвонить?
– Это пожалуйста. У меня сейчас лекция, ключи внизу у дежурной оставь, – он остановился у двери. – Да, а Светлану я на твоем месте лучше бы психиатру показал. А то "ведьмы"! Чать, институт заканчиваешь!
Он вышел, а Ян позвонил по телефону, который вчера продиктовал ему Гапоненко.
– Дмитрий Ильич, я вам нужен?
– Очень даже нужен! Я тебе на входе пропуск оставлю. Как освободишься, бегом ко мне!
Ян положил трубку и вздохнул. Визит к Тане опять откладывался!
Через полчаса Ян уже стучал в кабинет Гапоненко.
– По-моему, я становлюсь как бы вашим внештатным сотрудником, – пошутил он; с тех пор как его собственная проверка показала, что майор в смерти Николая неповинен, Ян стал относиться к нему более терпимо.
– Обстоятельства, – хмуро бросил майор; он тоже не испытывал к Яну особой любви, но понимал, что юноша – как раз тот из немногих, кому на определенном отрезке работы можно доверять, а значит, и использовать. – Они таковы, что мои ребята носом рыли землю вокруг обстоятельств смерти Крутько и ничего не нарыли. Но что странно, ты – человек от розыскной работы далекий – оказался прав: действительно, в парикмахерской, в которой обычно брился Николай Иванович, недавно появился новый цирюльник. По документам Веденеев Михаил Максимович. Заметь, инициалы те же, что у Воронова Михаила Михайловича. Зачем-то ему понадобилось их сохранить? Их и имя. Есть возможность, что кто-нибудь окликнет по имени? Иначе зачем ему светиться?
– Может, его инициалы что-то вроде пароля?
– Гадай – не гадай, а документы подлинные. То есть, без вмешательства эксперта подделки обнаружить не удалось: все настоящее – подписи, печати. Неужели где-то есть подпольная мастерская, в которой все это делается?.. По некоторым причинам, официально мне пришлось сделать вид, что следа убийцы мы не нашли, вот потому и понадобилась твоя помощь. Не сомневайся, в долгу я не останусь.
– О каком долге, Дмитрий Ильич, вы говорите? – удивился Ян. – Погиб мой хороший товарищ. Неужели я захочу какую-то награду за его смерть?!
– Я не сомневался, что ты – бескорыстный человек! – постарался успокоить его Гапоненко.
Не мог же майор признаться этому сопляку, что "некоторые причины" – не что иное, как похищенный лже-Рагозиным клад. Как отнесся бы к такому сообщению Поплавский? Принял предложенную ему часть добычи или предложил бы сдать все государству? Скорее, последнее. Этим молодым дуракам головы задурить ничего не стоит: главное – сверкающая идея. Что-нибудь вроде обездоленных, голодающих, страдающих… Последний кусок отдадут! А начни объяснять, что до несчастных дойдут лишь жалкие крохи – не поверят. А то еще, как врага, сюда же, в ОГПУ потащат!
– В общем, давай делать так, как вчера решили, – предложил он. – Ты сядешь к Веденееву в кресло. Придется пожертвовать прической. Сейчас, говорят, модно стричься под "ежик". Я видел у одного военного.
– А если он плохо стрижет?
– Зато хорошо убивает! Нашел о чем печалиться, отрастет!.. Надо исхитриться его левую руку увидеть – знаменитый шрам в виде буквы "Т" на запястье. Он наверняка его прячет – или рукав удлиняет, или ещё что… Иди, не бойся, я тебя прикрою. Вон для маскировки даже пальто из дома захватил. Штатское. Чтобы его до срока не настораживать!
В голове у Гапоненко опять засвербила мысль, что идти к Воронову на квартиру одному опасно. Каким бы изощренным в драках ни был Черный Паша, а против восточной борьбы ему не потянуть! Видел он однажды на стамбульском базаре японца, который шутя отбился от трех вдвое превосходящих его размерами портовых амбалов!
И тут Гапоненко осенило: все было просто до гениальности! Нужно рассказать Яну о кладе. А если спросит, почему раньше молчал? Считал, что клад давно за границей, а тут пришло в голову, что пока он в Москве… Вместе с ним нужно и найти этот клад, и сдать его государству. А Яну потом благодарность вынести. От имени ОГПУ. Можно даже наградить его ценным подарком. Например, часами. Швейцарскими. Уж тут он мелочиться не станет. И деньги потратит с легкой душой. За хорошее-то дело!
– Вы думаете, клад может быть у этого… Веденеева? – спросил ошеломленный его рассказом Ян. – А что же вы раньше про него не говорили?
– Считал, что его давно отправили за границу! – здесь Гапоненко почти не обманывал: какое-то время он действительно так думал, правда, совсем непродолжительное…
Ян услышал фальшь в его словах, но в тонкости вникать не стал. Хорошо хоть наконец сказал! Ему хватало других переживаний: как сделать так, чтобы этот Воронов-Веденеев не заметил его страха. Убийца, легко отправивший на тот свет троих человек, вполне может его внушать! Если он почувствует, что Ян волнуется, то вполне может насторожиться!
– А вдруг он поймет, что мы за ним следим? Воткнет нож в спину прямо в кресле и удерет.
– Куда удерет? Я буду у выхода караулить с пистолетом на взводе.
– Через черный ход удерет.
– Нет в парикмахерской черного хода, я проверил. Не трусь!
Легко сказать, не трусь. Это все равно, что в бою стрелять холостыми патронами. Враг тебя может убить, а ты его? Что же делать? Как сказал бы Знахарь, назвался груздем, полезай в кузов!
Когда Ян появился в парикмахерской, ему даже не пришлось идти на какие-то там ухищрения, которые они с майором продумали, чтобы попасть именно к Веденееву. Его кресло и так пустовало. Второй парикмахер Пантелеич – работал здесь много лет и имел свою клиентуру, которую новичку ещё предстояло создавать.
– Что желаете, молодой человек? – источая добродушие, осведомился у Яна парикмахер.
– Подстригите меня, пожалуйста, под "е…", – заученную по дороге фразу он произнес без запинки, а вот легкое, казалось бы, название с ходу одолеть не смог.
– Под "е" – это что-то новое! – удивленно вскинул брови мастер.
– Под "ежика"! – наконец выдохнул Ян.
– Боюсь, что такой стрижки я не знаю.
– Стригите, какую знаете! – махнул рукой Ян; ему было все равно, только бы поскорей все это кончилось…
Из парикмахерской он вышел слегка ошеломленным, с легким звоном в голове, и пошел по улице, как было обговорено, пока Гапоненко сам не догнал его.
– Ну что?
– Постриг.
– Я не о том! Что у него с левой рукой – шрам ты разглядел?
Ян расхохотался. Майор тоже улыбнулся, но на всякий случай от него отодвинулся.
– Дело в том, что левое запястье у него перебинтовано!
