Текст книги "Социологический роман"
Автор книги: Лариса Матрос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)
– Вы бы хотели жить в Москве? – спросил Кирилл Всеволодович, вдруг остановившись и став напротив Инги Сергеевны. – Я мечтала об этом... -начала говорить Инга Сергеевна. В этот момент Остангов обхватил ее всю в своих объятиях, осыпая поцелуями... x x x
Первых два дня начавшейся конференции Инга Сергеевна не видела Остангова днем, поскольку высокое городское начальство "оккупировало" известного академика на 14 часов в сутки, таская его по различным совещаниям, обедам и ужинам, и на заседаниях конференции он не присутствовал. Его привозили в гостиницу где-то после десяти вечера, и он тут же звонил Инге Сергеевне, и она приходила к нему в номер. Из-за того что Остангов не присутствовал на заседаниях, Инга Сергеевна испытывала даже определенный психологический комфорт. С одной стороны, ожидание предстоящих вечерних встреч создавали ощущение постоянного его присутствия рядом, а с другой – его отсутствие не сковывало ее, и она принимала активное участие в работе конференции.
На одной из секций, где она более всего присутствовала, была представлена группа докладов, посвященных половому воспитанию детей. Выступления в большинстве своем были интересны и посвящены различным аспектам проблемы: роли семьи в вопросах полового воспитания; психофизиологической подготовке школьниц к материнству, подготовке школьников обоего пола к семье и т. п. Были даже доклады на тему о возможностях внутриутробного воспитания плода. Однако после интересного филосософскосоциологического доклада на тему: "Платоническая любовь -неотъемлемая часть здорового образа жизни подростков", выступил некий доктор, уже первые слова доклада которого у Инги Сергеевны вызвали протест и даже отвращение. Невысокий, лет сорока пяти – пятидесяти, худощавый, спортивный, подвижный, с глубоко посаженными маленькими глазами на недобром лице, он произносил что-то скороговоркой о сексуальной революции и о всеобщем снижении потенции, о ранних сексуальных отношениях и об угрозе СПИДа. После такой преамбулы, построенной на фактах, почерпнутых из малограмотных популистских изданий, он перешел к главному предмету его забот – обучению девочек мастурбации как профилактике ранних сексуальных связей. В подтверждение он делился опытом своей "работы", выполняемой, как он заверял, с позволения и даже по просьбе родителей, и призывал к широкому внедрению его методов. Инга Сергеевна видела недоумение зала, возмущенные и удивленные переглядывания участников заседания, но выступить вслед за ним по поводу того, что он предлагал, никто не решался. Когда взошел на трибуну последний докладчик из обозначенных в программе по данной теме, она поняла, что никто из зала так и не отреагирует на опасную пошлятину, претендующую на легализацию и признание. "Вот они, последствия наших драм в борьбе с "буржуазными лженауками", бумерангом бьющие по нас же сейчас, – думала она, с трудом преодолевая охватившее ее волнение. – Большинство здесь сидящих, возмущены, но подавляют это в себе, боясь выступить, чтоб не прослыть ханжами, душителями нового и прогрессивного. Каждый из сидящих здесь в зале знает, что, выступи он с критикой, этот "учитель" может припомнить "душимую в прошлом генетику с кибернетикой", и возмутившимся нечем будет парировать, ибо все хорошо помнят, что действительно душили генетику с киберетикой, что в человеческой природе еще много нераскрытого и оспорить наглого демагога и спекулянта от психологии и медицины очень трудно". Сколько таких сборищ ей уже пришлось видеть, где собираются экстрасенсы, шаманы, "пассажиры НЛО", ясновидцы, "целители" всех болезней, "счастливцы", встречавшие Снежного человека", которые, спекулируя на спорности, неясности этих постоянно вызывающих интерес публики вопросах, весьма небескорыстно дурманят страдающих болезнями, любителей загадок, принося иногда непоправимый вред их здоровью и эмоциональному состоянию. И только посмей им возразить! У них есть беспроигрышный козырь – "генетика и кибернетика, по которым мы отстали от всего мира" Из-за "хулителей", как они говорят, подобных любому задающему им здравый вопрос. Вот и этого "специалиста" попробуй тронь (при имеющем место столь подлинно драматичном наследстве, связанном с судьбой генетики, кибернетики, сюда же можно добавить – социологии, истинной истории, педагогики и многих других наук), при отсутствии опыта и традиций обсуждать в прошлом запретную проблему полового воспитания. И в то же время она чувствовала, что, если не выступит сама, не обратит внимание коллег и всех присутствующих в зале на необходимость повышения ответственности в подобного рода экспериментах, все так и повиснет... Когда докладчик сошел с трибуны, Инга Сергеевна встала и, подняв руку, прямо с места попросила слова для короткой реплики, сама еще не зная, что она будет говорить. Ее предыдущее участие в дискуссиях, повидимому, снискало авторитет у сидящих в президиуме, потому ей сразу же дали слово на три минуты в спресованном уже до предела регламенте. Она легкой и быстрой походкой направилась к трибуне и, взволнованно и негромко изложив свой взгляд на проблему, завершила: – Да простят мне уважаемые здесь коллеги за обращение к своей личной жизни, но должна вам сказать, что я счастлива, что моя дочь перешла уже юношеский возраст, вышла замуж и ей ни в коей мере не грозит быть объектом изложенных предыдущим докладчиком "концепций" и экспериментов в области полового воспитания. – Инга Сергеевна почувствовала, что в зале воцарилась такая тишина, что стук ее сердца слышен в самом последнем ряду. – Задумаемся всерьез о том, возможно ли и нужно ли с такой лихостью вторгаться в самые святые и сокровенные стороны жизни молодого человека в период его становления?
Так не окажемся ли мы через какое-то короткое время перед теми же проблемами с человеком, которые стоят перед нами в связи с экологией? То, что нам здесь было предложено, это не что иное, как стимулирование внимания и чувств подростков на той сфере, которая в период становления личности может существенно деформировать духовную жизнь подростка. Философы и гуманисты всех времен и народов исходили из необходимости формирования путей ориентации человеческой энергии, особенно юношеской, с физиологической сферы в духовную. Очевидно, для того и собираются такие международные конференции, чтоб вырабатывать международные концепции и критерии в обсуждающихся проблемах. Мне думается, что мы, взрослые, просто заблудились здесь. Мы сами не можем ответить на вопрос, "что такое хорошо, а что такое плохо". Поскольку здесь присутствует представитель Всемирной организации здравоохранения, я призываю его способствовать объединению всех специалистов в выработке единой концепции полового воспитания, основанной на ответственности в формировании нравственного психического и физического здоровья будущих поколений, то есть наших детей и внуков. Последние слова она произносила уже отходя от трибуны и потому, когда спустилась со ступенек в зал, была оглушена громом аплодисментов, которые были, скорее, адресованы не столько ей лично, сколько выражали протест против вышеназванного "специалиста".
Когда заседание закончилось, к ней многие подходили со словами благодарности за то, что она сказала то, о чем они думали. Каждый вручал ей ставшую модной в стране визитную карточку, просил ее адрес, приглашал приехать на предстоящие в их городах конференции.
После этого, простившись с коллегами, она пришла в номер, чтоб отдохнуть и ждать встречи с Останговым, который предполагал сегодня вернуться пораньше. x x x
На следующий день на пленарном заседании, в президиуме которого сидел и Остангов, было подведение итогов работы секций, и, когда речь заходила о секции Проблем здоровья и демографии, председатель секции упоминал и ее фамилию... Потом Остангов вместе с руководством из президиума куда-то исчез и заключительные аккорды конференции осуществляли другие члены оргкомитета. Конференция закончилась в четыре часа дня, и было время подготовиться к банкету, который был назначен на семь часов вечера.
Выйдя из конференцзала, Инга Сергеевна немного погуляла вокруг гостиницы с коллегами, затем перед тем, как пойти в номер, зашла по дороге в маленькое, уютное кафе на этом же этаже гостиницы, чтоб выпить кофе. Только она села за столик, как встретилась взглядом с вошедшим московским профессором Сорокиным, который, вопреки обычному, на этой конференции был пассивен и равнодушен. Инга Сергеевна любила его книги, на некоторые из них писала по своей инициативе реценции и всегда удивлялась его, несмотря на возраст и занятость, готовности поддерживать и участвовать в работах на стыке гуманитарных наук и медицины, хотя ни его непосредственной научной деятельности, ни положению, ни его престижу этого вовсе не требовалось... Это была воистину естественная потребность ученого в постоянном углублении знаний в основах мироздания. – Вы – молодец, Инга Сергеевна, – сказал он, подойдя к ней с чашкой кофе и сев за ее столик. – Да, очевидно, еще не скоро из нашей жизни исчезнет сама возможность процветания проходимцев и спекулянтов в науке и в медицине. Особенно сейчас для них почва благодатная... Сейчас всем все можно. Это у нас называется демократией...
– Но ведь с чего-то же нужно начинать, Сергей Петрович, – сказала Инга Сергеевна с несвойственной ей подобострастностью, внутренне удивившись столь необычной откровенности профессора, который при редких встречах на конференциях и совещаниях в Москве проявлял к ней сугубо официальную доброжелательность.
– Да, да, с чегото! Только мы всегда начинаем с худшего. И на сей раз наша революция сверху определяется тем, что наши высшие "законодатели" подают пример взаимной враждебности и бескультурья.
– Но ведь опыта-то нет. Еще недавно...
– Вы меня, старого матерого медика простите... хотя после доклада этого, с позволения сказать, доктора вам это не будет резать слух. ...Так вот, то, чем наши мно гие политики сегодня занимаются, можно назвать "word masturbation" – есть такой термин в английском языке. Да, да, именно этим они занимаются, самоудовлетворением своих амбиций без малейшей попытки задуматься о судьбах страны. И такой "доктор", какового вы хорошо посадили, куда ему положено, им вовсе и не нужен. У них есть к тому свои собственные способности...
Слушая Сорокина, Инга Сергеевна немного растерялась, не зная, как себя вести. Ей были странны его откровения, произносимые с устрашающим озлоблением и горечью. – Намто что, старикам. Мы уже все повидали и все прошли. Но за внуков страшно. Страшно, когда мой внук смотрит телевизор, где его обучают глупости, грубости, некомпетентности, безответственности и вседозволенности, мне стыдно. Жалко бедняжку Сахарова. Я смотрел на него и, как врач, чувствовал, что они его доконают. И вообще вся эта трансляция никому не нужна была. Люди перестали работать тогда, когда это более всего от них требуется, – Сорокин выпил залпом остывший кофе, взяв чашку не за ручку, а обхватив ее с противоложной ручке стороны всей ладонью, как стакан, вытер губы бумажной салфеткой и, отодвинувшись на край стула, как бы готовять встать, продолжал: – Вы знаете, что из всех гадостей, которые придумал человек для внутреннего употребления, самое страшное – это наркотик. И знаете, чем он страшен прежде всего? Тем, моя детка, что он делает человека зависимым от себя. И вот эта трансляция стала своего рода наркотиком. После бесцветного застоя люди стали только жить и думать тем, какой же эмоциональный допинг им завтра даст этот ящих. Например, семья моего сына. Раньше ходили в кино и театр, читали литературу специальную (они тоже медики), ходили на литературные встречи в Ленинку. Теперь все изменилось. Они даже сделали перестановку и поставили обеденный стол у телевизора. И вечерами, накрыв стол, они развлекаются, глядя на это шоу. Сейчас это щекочет людям нервы, вызывает иллюзии, как наркотик. Они, развлекаемые, так же как и равлекающие, не думают о будущем, точно, как при приеме наркотика. Так что мы все квиты... чего заслуживаем, то и имеем: мы – их, они – нас. А результатом такой шоковой терапии будет такая хроническая аллергия и иммунодефицит, что никакой Гиппократ не поможет. И тогда одни выйдут на улицу, чтоб искать, "кто виноват?", другие впадут в апатию, а третьи, не зная, "что делать?", потому что все эти годы ничего нового не дали для понимания способов управления этой страной, "сильной рукой" погонят нас к станкам и тракторам, чтоб хоть что-то появилось в магазинах нашего собственного производства, то, что называлось "советское -значит отличное". Вот такие мы люди! Знаете, чем мы отличаемся от всего остального мира? – он сделал паузу и почти злобно глянул Инге Сергеевне в глаза. – У всех народов на различных этапах возникает проблема выбора пути. Но у них этот выбор почему-то всегда делается между хорошей или плохой жизнью. У нас критерий совсем другой: мы руководствуемся известным: "или умереть стоя, или жить на коленях". – Профессор, громко вздохнув, поднялся, поотечески погладил Ингу Сергеевну по плечу и со словами: – Ну ладно, извините, голубушка, уж очень все не так, – медленно и угнетенно вышел в коридор. Инге Сергеевне было не по себе от этого разговора и оттого, что этот высокопоставленный, всегда, как ей казалось, "официозный", холодноватый человек предстал перед ней в совершенно неожиданном свете. Она вернулась в номер и принялась готовиться к банкету, уже рискуя опоздать к началу. Она надела едва прикрывающую половину колена белую, с черной широкой каймой у подола, очень облегающую трикотажную юбку, бордовую из "мокрого трикотажа" с люрексом длинную с перетягивающим бедра резиновым поясом блузку, черные на высоченной шпильке лаковые лодочки, в волосы на затылке вколола белую, слоновой кости булавку и спустилась вниз. Когда она вошла в роскошный банкетный зал, он был уже заполнен участниками конференции, пребывающими в приподнятом настроении. Длинные столы, накрытие белоснежными, упругими от крахмала скатертями, стояли вдоль стен, поражая изысканностью и красотой оформления яств. В углу рядом с председателем оргкомитета она тут же увидела Остангова, который, стоя к ней спиной, не мог ее видеть. Она решила не подходить к нему, пока он сам не заметит ее. Едва организаторы начали объяснять ей, что и где из угощения находится, как к ней подошел председатель оргкомитета – ректор одного из вузов Ленинграда – и пригласил туда, где стояло начальство, в том числе Остангов. Примерно после двух часов трапезы, сопровождаемой бесконечными разговорами, обсуждениями докладов и дальнейших научных контактов, зазвучала музыка. Не настроенная на танцы, Инга Сергеевна между тем оказалась в центре внимания желающих потанцевать коллег и потому почти все время была на танцевальном пятачке. Когда же ее пригласил Остангов и под звуки танго Оскара Строка слегка прижал к своей груди, у нее закружилась голова и было полное ощущение ее потери...
x x x
Все детали этих дней в строгой последовательности воспроизводились в памяти, когда, она, закрыв глаза, удобно устроилась в кресле самолета. К ней пришло осознание того, что с этой поездки ее жизнь словно разделилась на то, что было до нее, и после. Она пыталась угадать: то ли все померкнет в прозе после этих волшебных дней, то ли озарится новым светом и новыми красками. Но ясно было одно, что в ее внутреннюю, никому не ведомую жизнь вошло что-то новое, неизвестное ранее и ни с чем не сравнимое. Ей не хотелось думать о том, куда и к чему приведут отношения с Останговым. Она даже не хотела думать о том, каким по отношению к ней явится Остангов более чем через два месяца после его экспедиции. Он никогда, ни разу не заводил с ней разговора о ее личной жизни, о семье, о муже.
Позади была уже долгая, полная событий жизнь. Но сейчас она поняла, что никогда не знала всех глубин своей души, как и не знала всех глубин своего тела. Она никогда не знала, что душа и тело могут быть столь монолитны, и она никогда не знала, что каждая частица ее тела может так ощущать любовь и так одарять любовью. Ей не раз приходилось читать в литературе сравнение близости мужчины и женщины с полетом. Но то, что испытала она, нельзя было даже назвать полетом. Это было иное бытие, в иных пространстве и времени.
Глава 8. Вне пространства
Первым впечатлением радостной встречи с детьми уже в аэропорту было то, что все трое посвежели и выглядели какими-то расправившимися в плечах. Получив быстро багаж, они стали укладывать вещи в огромную старого образца машину, за рулем которой не видно было шофера. Все уложив, Игорь предложил дамам сесть на просторное заднее сиденье, Александру Дмитриевичу – на переднее, а сам сел за руль, к удивлению гостей. – Когда это ты успел научиться водить и кто тебе доверил свою машину? – спросила весело Инга Cергеевна. – А это – наша машина! – ответили все трое одновременно.
– Как? – изумилась она. – Вот так! – ответила Анюта, вся светясь счастьем. – Cкоро и я буду водить. По пути все что-то говорили, счастливые этой встречей и еще не верящие в ее реальность. Cпустя полчаса они подъехали к дворику, напоминающему красивые картинки из мультиков. Посреди дворика обставленный нарядными зонтиками с белоснежными столиками и стульчиками, словно огромный неправильной формы изумруд, сверкал под лучами полуденного солнца бассейн. Анюта с Катюшкой стали показывать квартиру, где все удивляло своей целесообразностью и удобством: кухня с огромным двухкамерным холодильником, посудомоечной машиной, множеством шкафчиков, кондиционером, умывальником со специальным механизмом, перемалывающим пищевые отходы на случай их попадания в отводящую трубу. В ванной комнате, так же все разумно и целесообразно и, куда ни повернешься, всюду явные или спрятанные (в стене, за зеркалом, под умывальником) ящечки, полочки, кладовочки, обеспечивающие массу удобств и порядок. На полу, на крышке унитаза были пушистые, из синтетического меха, нарядные, в тон облицовочной плитке покрытия, на которые советские женщины иногда с восторгом смотрели в журнале "Бурда" как на недосягаемые для них символы красивой жизни. Квартира в дополнение к гостиной, имела две комнаты, одна из которых была Катюшкиной, другая спальней. Все обставлено неновой, но приятной и необычной мебелью. Комната Катюшки наполнена необыкновенной красоты игрушечными замками, куклами, забавными мартышками, гориллами, крокодилами, зайками и прочими игрушечными представителями животного мира. Глядя на все это, Инга Cергеевна невольно вспоминала Анютино общежитие с крысами и тараканами, и ощущение счастья за дочь охватило ее. Когда они закончили осмотр, Игорь пригласил их к накрытому столу. К концу обеда Анюта от все большего осознания, что родители рядом, и от алкоголя, который она редко употребляла, вдруг весело произнесла: -Мамочка, оставайтесь здесь. Здесь такая прекрасная жизнь!.. Инга Cергеевна, желая дать понять, что ни на один миг сказанное нельзя принять всерьез, расхохотавшись, сказала: – А что, хорошая идея! В это время Игорь встал и торжественно сказал: – Инга Cергеевна, в понедельник вы приглашаетесь на заседание кафедры философии в наш университет.
– Не поняла, – сказала она. – А что тут понимать, – засмеялся он. – Я случайно разговорился в нашем университетском кафе на ланче с зав. кафедрой философии. Очень симпатичный человек. Я сказал ему, что приезжает "мазер ин лоу" и что она философ. Так что вот послезавтра он за вами заедет. – Это замечательно, – заинтересованно сказал Александр Дмитриевич. – Да, замечательно, если я там пойму хоть слово. – Ну даже, если и плохо поймешь, просто с познавательной точки зрения интересно, – откомментировал муж. -Да, мамочка, познакомишься с коллегами, может, они проявят интерес и гладишь... – многозначительно и лукаво сказала Анюта. – Ну ладно, -засмеялась Инга Cергеевна. – В принципе, конечно, очень интересно. Большое спасибо, Игорь. Я такого подарка и не ожидала.
– Но это еще не все, – сказал Игорь торжественно и протянул гостям еще один открытый конверт, из которого выглядывал красочный лист плотной бумаги. Александр Дмитриевич вынул содержимое пакета, развернул листок, на котором были нарисованы столики со стульчиками, фантастической конфигурации деревья и водоемы. Текст был напечатан крупным, декоративны шрифтом. Из него следовало, что они всей семьей приглашаются в следующую пятницу в четыре часа дня на прием. – Приглашение от профессора Флеминга, – сказал Игорь. – Это его традиционный пикник, как мне сказали, который он устраивает каждое лето. Вот узнал, что у нас гостят родители, и пригласил. Говорят, что у него роскошный дом. Ведь Флеминг принадлежит к богатому роду... – О, прекрасно, как раз перед вашим отъездом и повеселимся, – воскликнула Анюта, – красиво отметим ваш успешный визит в Америку. Тут раздался снова телефонный звонок. Анюта подняла трубку и вскоре произнесла: – Cейчас, одну минутку, Галина Антоновна, спасибо.
Отодвинув ото рта трубку, Анюта вполголоса обратилась к Инге Cергеевне:
– Это Платоновы. Они приглашают нас на ужин на завтра. Что ответим? -Я предлагаю пойти, неудобно отказаться, – сказала Инга Cергеевна. Интересно с ними пообщаться, это ж наши – академгородковские. И тебе, Анюта, они помогли. Нужно их отблагодарить вниманием. x x x
"Однобедрумная" квартира Платоновых выглядела угрюмой и неуютной. Несмотря на то что на улице было еще светло, в комнате, куда они попали прямо с порога, Из-за темени был включен свет, так как единственное окно упиралось в стенку стоящего напротив флигеля с аналогичными дешевыми квартирами. Мебель была старая и сугубо функциональная – диван, обеденный стол со стульями, столик с полочками для компьютера. Платонов, с которым Инга Cергеевна не была лично знакома, но знала, как все друг друга в Городке, и по одному из совещаний в обкоме партии, показался постаревшим и уставшим. Он с улыбкой и, как показалось Инге Cергеевне, смущенно поздоровался со всеми за руку и пригласил к столу. Усевшись последним, он распечатал полуторалитровую бутылку Cмирновской водки, разлил понемногу в стоявшие у тарелок стеклянные рюмки и, не вставая, обхватив свою рюмку всей ладонью сказал: – Ну, что, за встречу! Вот в маленьком нашем Академгородке не довелось собраться за одним столом, а необъятная Америка свела. В этом что-то есть. Итак, за нас всех! Он шумно влил в себя водку. – Эх, хороша! – сказал он весело. – Только здесь пить не приходится. Эти колеса, черт бы их побрал. Без них никуда. Не то, что у нас, встал утром, пошел пешочком на работу, проветрился. Здесь не походишь, здесь все на колесах. Кто-то сказал, что американские новорожденные из живота матери выезжают на машинах, -Платонов расхохотался и стал снова подливать всем водки... – Да, без машины здесь никуда. И не только в машине дело. Здесь вообще пить не хочется, не с кем... Ну ладно. Мы рады приветствовать земляков. За вас! – Он снова сделал глоток и принялся закусывать. – Угощайтесь, – это все из русского магазина. Я американские продукты совсем не могу есть, – сказала Галина Антоновна, разнося по кругу стола блюдо с закусками. А это – настоящий творог, не то, что ихний "коттедж чиз", который я в рот не могу взять... -Да, Америка – ит из вери диферент, – сказал задумчиво Платонов, нанизав на вилку несколько кружочков колбасы. – Ну как? Вы едете обратно?
– А у нас и вопрос так не стоял, – сказала с недоумением Инга Cергеевна. – Да? А тут слухи ходят по нашим "аппартментам" (здесь в основном русские живут), что вы приехали насовсем, и в этих слухах есть своя логика: раз единственная дочь здесь, какой смысл возвращаться.
– Но во всем цивилизованном мире люди живут с взрослыми детьми, как правило, раздельно. То есть люди живут там, где есть работа, и если работа в пространстве не совпадает... – Да, вы правы, если речь идет о цивилизованном мире, где все стабильно. Но у нас... – Да и у нас все все же меняется, – сказал Александр Дмитриевич. Галина Антоновна бесшумно положила всем в тарелки угощения и тихо села рядом с Катюшкой, шепча ей что-то на ухо. – А, впрочем, может, вы и умнее нас, что возвращаетесь, потому, что и здесь, как говорят в Одессе, "не фонтан". Cюда, если уж ехать, то только молодым. – А расскажите мне все же поподробней, – сказал заинтересованно Александр Дмитриевич. – Галина Антоновна, а вы пытались здесь найти работу по специальности? – спросила Инга Cергеевна, перебив мужа. – О чем вы говорите? Без языка, возраст, да еще с гуманитарной профессией. – А мне тем более здесь делать было бы нечего, – сказала Инга Cергеевна. – Да я и не хочу. Я сейчас только получила возможность развернуться.
– Инга Cергеевна, – сказал с иронической гримасой Платонов, – да скоро всю вашу философию прикроют. Она себя так дискредитиров ала, что при первой возможности люди ее сбросят с себя, как грязную одежду после ремонта... Cколько она напортила генетике, кибернетике...
– Юра, ты что это в самом деле, неужели нет другой темы! – строго одернула Галина Антоновна мужа. – Ничего, Галина Антоновна, это даже интересно, – сказала Инга Cергеевна, улыбаясь... – Мы все это слышали. Но, вопервых, то, что вы имеете в виду, – это не философия, а идеология. Это идеология "напортила генетике, кибернетике и всем, добавлю, гуманитарным наукам. А философия всегда была и будет. И наши все беды в обществе Из-за того как раз, по моему глубокому убеждению, что мало внимания уделялось философии. Философия – это любовь к мудрости... – Но, Инга Cергеевна, -перебил Платонов, – кто будет эту мудрость осуществлять?.. Наши философы, наши ученые, которые сдавали кандидатские экзамены? Эти наши кандидатские по философии!.. Это же позор! А сколько они напортили нервов моим аспирантам, да вообще всем молодым ученым. Ведь не выйдешь на защиту, не пройдя это "философское чистилище". – Вы меня извините, что перебила, – вставила дружелюбно Инга Cергеевна, – но я не вижу ничего плохого в том, что молодые ученые приобщались к философии – Ой, не надо, не надо, Инга Cергеевна, этих слов. Надоело, – сказал Платонов громко и иронично. – Вот где сидит, – и он провел по горлу указательным пальцем. – Это же не философия, а фикция. Эти рефераты – это же блеф. Кочергин – наш академгородковский корифей!.. А ведь через них лежал путь в высокую науку. Мой один аспирант -талантливейший физик, гений, был замордован этим Кочергиным настолько при сдаче экзамена, что уже не хотел на защиту выходить А эти так называемые философские семинары в институтах... Там корифей – Москаленко. Этот Москаленко! Что он выделывал с нашими академиками. Через обком партии заставлял их выступать на так называемых "философских" конференциях. Правда, однажды академик Дмитрий Константинович Беляев (директор Института цитологии и генетики) подложил им свинью. Он уже не выдержал. Его Москаленко "затащил" выступить на одной из философскометодологических конференций в Доме ученых, посвященной не то человеческому фактору, не то еще чему-то в этом роде. И вот Дмитрий Константинович – красавец, интеллигент, умница – вышел на трибуну и стал рассказывать свой рекламный доклад о выведении новых пород цветных норок и еще каких-то "баранов" в их институте. – Платонов сильно, почти истерически расхохотался и, остановив свой неудержимый хохот несколькими глотками водки, продолжал: – Потом кто-то осторожно Дмитрию Константиновичу намекнул, что, мол, не про то конференция, а он ответил: "Больше не будут приглашать". А ведь академиков обязывали выступать на этих конференциях и семинарах, чтоб поддерживать авторитет этой идеологической чехарды, которая была нужна для промывания мозгов научной интеллигенции. Ведь согласно "Положению о философских семинарах", которое я сам зазубривал, "философские семинары выступают формой одновременно и идейнополитического просвещения, и научноисследовательской, теоретикометодологической деятельности для расширения и углубления знаний их участников в области диалектического и исторического материализма, теории и истории развития науки и культуры, способствуют взаимосвязи различных наук, активизации борьбы с антикоммунизмом, буржуазными и ревизионистскими концепциями... -Платонов с улыбкой глубоко вздохнул. – Так, кажется?.. Видите назубок вызубрил. Инга Cергеевна обратила внимание, что Платонов слегка захмелел. -А вы, Юрий Васильевич, были связаны с философскими семинарами? Я вас встречала на совещании в обкоме, – сказала Инга Cергеевна.
– В том-то и дело, что меня в это дело втянули. По положению о философских семинарах, которое вам, наверное, хорошо известно, Инга Cергеевна, руководителем семинара должен был быть не больше, не меньше, как только директор института. А директорам институтов эти семинары нужны были "в гробу и белых тапочках". Вот они и находили себе "помощников" вроде меня. Я был в партбюро, и меня и втянули в это дело. А что делать было?.. Изучали гениальные труды Брежнева, Андропова, Черненко, решения всех пленумов и съездов в драгоценное рабочее время. Ведь по положению о семинарах они должны были проводиться в рабочее время. Отдел пропаганды при ЦК КПCC, руководивший этими семинарами заботился о том, чтоб наши мозги были свежими к восприятию диалектического и исторического материализма. Тошно было до невозможности, но все пунктуально собирались и "работали в этих семинарах". А ведь все ведущие ученые должны были их посещать. Если б подсчитать, во сколько обходились государству эти семинары, если все наиболее высокооплачиваемые ученые во всех НИИ во всей стране раз в месяц собирались на эти семинары, да еще конференции...
– А когда эти семинары появились? – спросил Игорь, явно заинтересовавшийся беседой старших.
– Они появились в разгар эпохи "великого литератора" – Ильича Второго. Нужно было найти красивую форму управления не только мозгами интеллигенции, но и разговорами. Ведь интеллигенция, на что больше всего любит тратить время? Что она любит более всего? – Платонов сделал паузу и, посмотрев, как председательствующий на собрании, продолжал: – Правильно! Интеллигенция больше всего любит говорить. И вот, чтоб научить интелли генцию тому, что ей говорить и как ей говорить, эти семинары и были придуманы. Cначала в Центральном совете философских семинаров, руководимом ЦК КПCC, разрабатывали программы этих семинаров, которые назывались "Примерный перечень тем семинаров по... медицине, физике, биологии и так далее". Эти темы спускались во все научноисследовательские учреждения... и вообще дело было доведено до маразма. Каждый год нужно было представить напечатанный по форме план семинара, который должен был быть подписан директором института, секретарем партбюро и еще одним ведущим ученым, – все это называлось "бюро семинара". Каждые пять лет – пятилетний план. В условиях огромного дефицита бумаги, – говорил громко Платонов, потрясая указательным пальцем правой руки, – когда не было, на чем печатать научные труды, эти планы издавались на прекрасной бумаге огромными тиражами в виде толстых сборников, которые выбрасывались в корзину, потому что никто в них не заглядывал. Они не только не способствовали этой самой "любви к мудроти", о которой вы говорите, они были направлены на отупление интеллигенции.
