Текст книги "Леона. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Лана Яровая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Ты что-нибудь разузнала про вчерашнее?
– Угу, – вяло ответила Леона, не желая сейчас заводить этот разговор – история не из простых, а голова у нее сейчас, что котелок полный густого киселя.
– Опять плохо спала? – участливо спросил друг.
– Да, – честно ответила девушка, поднимаясь с лавки. – Дар ничего не говорил о том, что я не пришла утром?
– Нет, – мотнул головой парень. – Сегодня, кстати, нас снова картошка ждет. Я уже принес мешок.
Ребята спустились с крыльца и завернули к площадке на заднем дворе. Ждавший их Дар наблюдал за парящими в небе птицами и задумчиво подкидывал на ладони картофелину.
– Доброе утро, – поприветствовал он Леону, когда друзья подошли к ристалищу.
– Доброе утро, – согласилась девушка.
– Ты не больна? – спросил он, подходя к мешку с картошкой.
– Нет, – неловко ответила девушка.
Оправдываться еще и перед Даром ей вовсе не хотелось. Однако к ее счастью – ни о чем расспрашивать он не стал. Как и понукать за пропущенную разминку.
– Тебе нужно размяться, – только и сказал он Леоне, прежде чем обратиться к Словцену. – А с тобой начнем сразу. Держи, – протянул он ему повязку на глаза.
Леона не находила в себе сил на занятия, но превозмогая слабость, покорно отправилась на короткую пробежку вокруг площадки, поглядывая на друга. Словцен же, как и на предыдущих занятиях, все также неловко пытался уклоняться от летящих в него картофелин, но раз за разом получал ими по телу.
Леона закончила бег. С удовлетворением ощутив, как возвращаются к ней силы, она стала разминаться, все так же поглядывая на то, как Дар забрасывает парня жухлыми снарядами.[P1]
– Мне кажется, нам было бы полезно посмотреть друг за другом, – вдруг сказала она Дару.
Он обернулся к девушке.
– Хорошая мысль, – кивнул он. – Смотри.
Леоне сделалось жуть как приятно от этой скупой похвалы – все же Воимир ее этим не баловал. Она даже не ожидала, что Дар примет ее предложение.
Закончив разминать и разогревать тело, она подошла ближе к Дару и стала пристально наблюдать за скачущим в очерченном на площадке круге парнем.
– Снимай повязку, – велел дар Словцену.
Парень стянул с глаз платок и подошел ближе.
– Что скажешь? – спросил Дар девушку.
– Мне кажется, что его тело уже предчувствует миг удара, – задумчиво проговорила Леона. – Но он не доверяется ему. Я заметила, как та часть тела, в которую ты целишься, дергается перед самым ударом. Но Словцен вопреки этому отчего-то подается навстречу картофелине, вместного того, чтобы уходить от нее.
– Ты права, – кивнул Дар. – Я тоже это заметил.
– Я этого не чувствую, – недоуменно возразил Словцен. – Зачем бы мне подаваться навстречу?
– Как знать. Может ты не верно истолковываешь то, о чем тебя предупреждает тело, – предположил Дар. – Меняйтесь местами. Леона теперь ты встаешь. Держи повязку. – Он протянул девушке второй платок и обратился к Словцену: – А ты погляди со стороны, может сам чего поймешь.
Леона встала в круг, надела повязку и приготовилась к удару, стараясь вспомнить нужные ощущения. Сперва ничего не выходило, и она болезненно получала снарядами то в одно, то в другое место. Пока наконец у нее не вышло сопоставить свое неясное предчувствие с прошлых занятий и то, как подавался сегодня навстречу летящим снарядам Словцен.
– Почти увернулась! – воскликнул друг, когда Леона полностью сосредоточившись на своих ощущениях, вильнула в бок. Клубень все же задел ее, но едва-едва.
– Молодец! – подтвердил Дар и девушка зарделась, гордая от своего небольшого успеха. Она уже приготовилась к следующему удару, но Дар велел снимать повязку.
– На сегодня хватит, – сказал он и кивнул в небо.
Девушка проследила за его взглядом и изумленно заметила, что солнце уже перевалило за полдень.
– Запомни эти ощущения, – сказал он Леоне.
Девушка кивнула.
– Давайте собирать картошку да пойдем в избу. Я видел, как уже горшки на стол таскать стали.
Друзья живо взялись за дело – в животах урчало у всех, а у Леоны и того пуще: позавтракать, в отличии от парней, она не успела.
***
– Эх, деточка, – тяжко протянула Верхуслава, гладя по спине плачущую девушку. Та свернулась клубочком на тюфяке, отвернувшись ото всех к стенке, и уже не первый час горестно плакала. – Что же Боги так играют вашими судьбами…
Подходил к концу второй день, как из леса ей принесли замерзшую, перепуганную девчушку лет пятнадцати – не больше.
В предбанник вошла Агнеша с накрытым рушником подносом в руках.
– Дар еды принес, – сказала она, опуская поднос на небольшой стол.
Агнеша сочувственно посмотрела на новенькую. Верхуслава отошла, освобождая ей место, и направилась в соседнюю комнатку, где была помывочная – пора уж было водицу греть.
– Милая, – проговорила Агнеша на ее языке, присаживаясь рядом с тюфяком на колени. – Ты здесь не одна, милая сестричка. Ты пока с ними не знакома, но у тебя здесь большая семья.
– Я хочу домой. Я хочу к своей семье, – заикаясь от слез прошептала новенькая в ответ.
– Мы все хотим, – горько призналась Агнеша. – Но пути домой нет…
Новенькая вдруг поднялась, села, утирая красное от слез лицо, и, убедившись, что они остались одни, наклонилась к Агнеше и возбужденно зашептала:
– А ты не пробовала сбежать? Давай убежим! Вдруг мы сможем вернуться домой?
– Сбежать? – ошалело переспросила Агнеша. – Но нас здесь никто не держит. Здесь наш дом, а не темница.
– Наш дом на Солларе, – горько ответила девушка, обнимая колени и отворачиваясь.
– Но мы не можем вернуться, – как ребенку, стала объяснять Агнеша, взяв новенькую за ладонь. – И не потому, что нас не пускают, это вовсе не так – Гостомысл никому не препятствует, никого не держит. Мы все пробовали вернуться. Все.
Девушка недоверчиво покосилась на Агнешу. Та поднялась, села рядом.
– Знаешь, когда я здесь оказалась, я была младше тебя – мне только-только десятое лето пошло. Той зимой мою сестру выдали замуж за нелюбимого. Глядя на ее страдания, я отправилась в священную рощу – молить Богов о том, чтобы меня минула такая же участь. Я молила без остановки, пока не уснула под одним из драгов. А проснулась уже в незнакомом лесу. Стояла ночь и мне было ужасно страшно. Меня нашел Гостомысл и юноша по имени Кир. – Рассказывала Агнеша. – Первые три оборота я каждую весну возвращалась в тот лес, в надежде вернуться, и никто не мешал мне. Верхуслава давала с собой корзинку со съестным, и я часами бродила по нему, но каждый раз возвращалась обратно.
– Неужели ни у кого не получилось? – отчаянно спросила девушка.
Агнеша удрученно покачала головой. Ей было неведомо о том, что одной все же удалось. Она подсела поближе к новенькой, обняла ее, привлекая к себе и успокаивающе погладила по светлой голове.
– Нам всем очень повезло, что есть Гостомысл, – сказала она чуть погодя. – Благодаря ему мы здесь не сироты.
– Кто это – Гостомысл? – тихо спросила девушка.
– Это старейшина нашей общины. Глава нашей семьи. Его силами мы стали частью этого мира. Мы знаем его язык, местные обычаи, чтим Богов. Теперь мы здесь не чужие… – рассказывала Агнеша, медленно водя по пушистым волнистым волосам новой сестрицы. – Гостомысл увидел тебя, и наши ребята сразу поспешили тебе на помощь. Только представь, если бы тебя никто не нашел. Ты была бы совсем одна в неизвестном лесу чужого мира…
Девушка поежилась, промолчав.
– А теперь ты с нами: в тепле, в заботе, в безопасности.
– А почему Дар больше не заходит? – робко спросила новенькая.
– Он очень занят, – вздохнула Агнеша. – Но он принес нам еды. Пойдем за стол пока не остыло?
***
Прогнав черноту с небес, расцвела заря, разлившись по небосводу мягкими красками. Выплыло солнышко из навьего мира, согревая всех живых существ своим теплом, после холода темной ночи.
На заимке, расположившейся в лесах, что раскинулись к северо-востоку от Белого Града, затевался новый день.
Из мужской избы потихоньку выходили парни и стягивались на зданий двор к широкой утоптанной площадке. Словцен спустился с крыльца одним из последних. Зевая и почесывая лохматую голову, он завернул за дом и заметил среди остальных парней вяло бредущую девушку – единственную из девиц, кто каждое утро начинала день с разминки да суровых упражнений.
– Леона! – окликнул ее Словцен и поспешил вперед. Вчера у них так и не вышло поговорить, и ему не терпелось расспросить ее о диковинности позапрошлого дня.
Девушка остановилась, обернулась к парню, и тот с изумлением оглядел ее удручающий вид: под покрасневшими глазами пролегли глубокие тени, в уголках губ обозначились тонкие складки усталости, спина сутуло округлилась – все в ее облике кричало о том, что девушка нездорова.
– Худо выглядишь, – покачал головой парень, нагнав подругу.
Девушка окинула его нелюбезным усталым взглядом.
– И тебе доброго утречка, – проворчала она, дождавшись парня. И, вновь начиная путь, добавила: – не взыщи уж, белила с румянами кончились.
– Ты разве малюешься? – озадачился Словцен.
Девушка медленно повернула к парню голову и хмуро посмотрела на него немигающим взглядом.
– Ты сдурел чтоль? Давно ль ты меня крашенной видел? – ошалело спросила она.
Словцен почесал в затылке и извиняющеся улыбнулся: кто ее знает, а спорить – себе дороже… Он хотел было следом завести речь о терзавших его догадках про нового жителя хутора, но вовремя понял, что девушке сейчас вовсе не до этого, и вновь ничего не сказал.
Леона дернула бровями, негодующе покачала головой и отвернулась.
– Ты точно не больна? – участливо спросил парень.
– Да… Не выспалась просто… – сонно ответила она и зевнула, устало прикрыв рот рукой.
– Диво, что ты вообще встала.
– Угум… – промычала она, потирая глаза.
– Ты ж говорила, не выходит у тебя с зарей просыпаться последнее время. Не похоже, что сегодня тебе удалось хорошо поспать. Как проснулась-то? Неужто сама?
Леона грустно покачала головой.
– Нет... У самой так и не выходит. Я Витану попросила меня по утру разбудить. Уж слишком часто я стала пропускать разминку, – проговорила она, уныло глядя вперед, на ристалище.
На площадке почти все уже собрались. Ребята, зевая, потягивались. Бодрясь и подтрунивая друг над другом, они обменивались колкими шутками в ожидании прихода Дара – в отсутствие Воимира именно ему выпала честь проводить утренние занятия.
– Может, пока Воимир не вернется, не будешь с нами вставать? Отоспишься… – предложил Словцен. – Я уверен – Дар отпустит.
– Ну, уж нет, – нахмурилась девушка. – Стану себя жалеть – еще больше раскисну. Нельзя разминки пропускать. И так уже тело отвыкать начало от нагрузки.
– И то верно… – согласился парень.
– Да и Воимир все равно узнает, – проворчала Леона.
Вспомнив обещание наставника выпороть ее палками, девушка добавила:
– Он и так мне спуску не дает. А стану бездельничать в его отсутствие – и вовсе шкуру снимет.
Друзья дошли до ристалища. Дара пока так и не было, и Леона, не выдержав, устало опустилась на влажную от росы траву. Тут же проникла сквозь холщевые порты прохладная влага, и это чуть взбодрило ее. Словцен присел рядом.
– С первым днем лета, – сказал он вдруг, улыбнувшись, и посмотрел на подругу.
Леона устало улыбнулась в ответ.
– И правда. Цветень начался.
– О! Дар, наконец идет! – заметил один из парней.
Девушка посмотрела на идущего в их сторону темноволосого молодого мужчину, чем-то неуловимо напомнившего ей Воимира, и, к своему удивлению, вдруг ощутила легкую тень тоски.
Утреннее занятие далось Леоне с трудом, вытянув из нее и без того последние крохи сил.
Когда разминка закончилась, и все стали разбредаться, Дар нагнал их со Словценом и, извинившись, с усмешкой предупредил, что сегодня побить их картошкой не сможет. У Леоны не осталось сил даже порадоваться внезапной передышке.
В бане она долго сидела на лавке и бездумно глядела на подрагивающую в лохани воду, наблюдая, как от падающих с ее волос капель разбегаются широкие круги.
Путь до комнаты показался ей тропой с препятствиями. Ступеньки давались с трудом. Но даже будучи сейчас одной в женской избе она не позволяла себе выказать мучившую ее слабость – а ну как еще увидит кто из девиц, расскажет Гостомыслу...
И лишь добравшись до своей комнаты и закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной и позволила себе устало обмякнуть.
Переведя дух, девушка отошла от стены. Она заглянула в сундук и достала так и не прочитанное со вчерашнего утра письмо от Ружены. Глаза сонно закрывались, руки подрагивали от слабости, но шероховатый конверт из грубой желтоватой бумаги, вызывал трепет, и всякая усталость забывалась под чередой нахлынувших теплых чувств.
Леона села у изголовья и, устроившись поудобнее, стала распечатывать конверт. Ослабшие руки слушались с трудом. Сил сидеть прямо у нее не оставалось, и, забравшись с ногами в постель, она устало откинулась на спинку кровати. Глаза слипались.
Девушка вынула письмо. Воздух сразу наполнился душистым благоуханием трав. Леона вдохнула знакомый запах, улыбнулась воспоминаниям, и сердце защемило от тоски. Пустой конверт скорее полетел прочь, а она уже с предвкушением разворачивала сложенный вчетверо листок. Слабость накрывала все пуще. Буквы на бумаге отчего-то стали нечеткими. Леона проморгалась, пытаясь прогнать навалившуюся сонливость, но теперь перед глазами плыли не только буквы, но и очертания всей комнаты.
Девушка опустила руки, чтобы положить листок и протереть глаза, но веки вдруг сделались до того тяжелыми, что и захоти, а поднять их у нее бы не вышло. Рука так и осталась лежать на примятой постели с выпавшим листком из ослабшей ладони, а Леона сама не заметила, как крепко уснула.
В этот раз сны ее не мучили. День – пора света, нечисть же живет в сумраке, и ее время приходит лишь с наступлением тьмы. Мертвые не ходят под светом Божьей Колыбели.
Девушка проспала сладким сном до самого вечера, пока ее не разбудила забеспокоившаяся Витана.
Громкий стук в дверь заставил вынырнуть Леону из безмятежного сна. Девушка приоткрыла глаза, повернулась. Под боком хрустнуло так и не прочитанное письмо.
Скрипнула дверь и в комнатку заглянула Витана.
– Леонка, – осторожно позвала она. – Ты как? Не хвораешь?
– Нет, – хрипло ответила Леона. – Заспалась что-то.
– Тогда поднимайся давай, полно бока давить. Время уж за вечерний стол садиться подходит, а ты не ела за сегодня ни разу.
– Встаю.
Витана кивнула и скрылась за закрывшейся дверью. Леона повернулась на спину, умиротворенно глядя в бревенчатый потолок. Где-то под ней снова захрустела бумага. Девушка засунула руку под спину и вынула смявшееся письмо от наставницы. Вновь затрепетало внутри от предвкушения.
Леона села, спустив ноги с кровати и дивясь легкости в отдохнувшем теле – давно уже она не чувствовала себя такой бодрой и полной сил, развернула измятое послание.
«Здравствуй, дорогая наша Леонушка!» – гласила первая строчка.
«Письмо твое мы с Добролюбушкой получили. По сердцу нам пришлись известия о том, что ты подруженьками обзавелась, что уроки Гостомысловы тебе в радость, что делу ратному обучаешься да рукодельничать стала больше. Письмецо мы твое не по разу перечитали…»
– Леонка! – донеслось до девушки из горницы. – Ты спускаешься?
– Иду! – крикнула Леона, зная, что ее услышат внизу.
Идти вовсе не хотелось. Хотелось налить себе пряного взвару, взять сладкий пирог и, спрятавшись ото всех у себя в комнатке, читать, читать, читать и перечитывать весточку от тех, кого она давно называла семьей… Девушка вздохнула и нехотя сложила письмо.
Леона повернулась к окну и поглядела на плывущее по небосклону вечернее солнце. Одно для всех на этой земле. И, может быть, Ружена точно так же сейчас глядит на засыпающее светило из окошка своего дома и гадает: прочла ли уже Леонка ее письмо, али нет? Да ждет ответного послания.
Леона тосковала по ним.
Внизу послышался топот и многоголосый веселый гомон – видно парни пришли помогать девкам носить стряпню в общинную избу.
Леона поднялась, сложила письмо в конверт и убрала его назад в сундук. Полная свежих сил, девушка быстро спустилась вниз и влилась в общее дело, гоня тоску прочь из сердца.
***
За окном опустились сумерки, и при теплом свете лучины домовушка сноровисто вышивала обережную рубаху для своей новой подопечной.
Девушки расположились напротив, на тюфяке.
Агнеша мягко расчесывала длинные белокурые волосы новенькой, пока та безучастно глядела в сторону окна, где виднелся сумеречный лес, и неторопливо рассказывала ей про мир, где ей пришлось оказаться.
– Земли здесь поделены на княжества, а все вместе зовутся Сольменией. Когда-то очень давно были они друг от друга опричь да дюже враждовали. Но однажды решили объединиться. Князья и Княгини, что положили конец междоусобицам, с тех пор зовутся Великими. Каждое княжество носит имя одного из них. Мы живем в Роксанском княжестве – здесь правила Великая княгиня Роксана. Говорят, она была дюже как хороша, – Поделилась Агнеша. – Говорят, что именно она положила начало объединению княжеств. Язык здесь немного похож на наш, ты его быстро выучишь, вот увидишь. А еще здесь встречаются растения прямо, как у нас. Глядишь – и на миг, кажется, будто ты на Солларе... – Агнеша вздохнула. – Ну, про это тебе больше Леся рассказать сможет… А не далеко от нашей заимки стоит дивной красоты город. Он стоит на краю скалы, и со всех сторон его огибает река, которая осыпается вниз белым водопадом. А там, внизу, бьется море. Мы обязательно туда съездим вместе. Улицы в городе все белые-белые, аж сияют, когда светит солнце. Кстати, ты наверное уже заметила, местное солнце отливает желтым. Оно здесь тоже зовется Божьей Колыбелью. Этот мир создали трое Богов, и как и наши, они вышли из яйца, которое стало солнцем их мира.
– Полно болтать, девоньки, – вдруг сказала Верхуслава. – Время сна подошло.
Агнеша кивнула.
– Скоро ты сама увидишь, какой здесь удивительный мир. Наверно сейчас тебе с трудом в это верится, но ты полюбишь его… А теперь, нам уж пора ложиться спать.
Девушка ей так ничего и не ответила. Они молча улеглись вместе спать на тюфяк, и Верхуслава потушила лучину.
Глава 5
Глава 5
Новенькая сидела у окна, грустно положив голову на сложенные на подоконнике руки и смотрела, как поднимается чужое солнце над лесом незнакомого мира, где волей Богов ей пришлось оказаться…
– Агнеша? – тихо позвала она, услышав снаружи шаги.
Девушка выглянула из помывочной, где сейчас замачивала несвежую одежу.
– Ау?
– Там кто-то пришел, – испуганно прошептала новенькая, указывая на улицу и боясь слезть с лавки, чтобы подойти к другому окну.
Агнеша отложила стирку и, вытирая руки о передник, пошла к дверям. Послышался глухой стук шагов по крыльцу.
– У него что три ноги? – испуганно спросила новенькая, присушившись к звукам.
Агнеша удивленно посмотрела на девушку и заливисто рассмеялась. Дверь в баню открылась и порог переступил седовласый старец в длинных светлых одеждах. Борода его мелко подрагивала, будто он сдерживал смех.
– А что, – произнес он на Солларском, приставляя резной посох к стене. – Пожалуй, можно и третьей ногой его назвать – заслужил.
Новенькая смущенно потупилась и стыдливо подтянула босые ступни, пряча их под широкими полами своей рубахи.
– Здравствуй, дитя! – мягко произнес он, подходя к ней ближе и усаживаясь на соседнюю лавку. – Мои имя Гостомысл, я – старейшина этой общины. Мне должно было к тебе наведаться раньше, прости уж старика за медлительность.
Агнеша тихонько выскользнула за дверь.
С приходом старца новенькая вдруг впервые за эти дни ощутила спокойствие. Она не ответила, настороженно поглядывая на незнакомца, но с души будто сняли один из навалившихся на нее камней.
– Ты назовешь мне свое имя?
Девушка медленно кивнула.
– Меня зовут Эфилия.
– Как прекрасный белоснежный цветок из священной рощи Соллары, – кивнул старец. – Скажи, Эфилия, ведомо ли тебе, что ты оказалась под небесами чуждого тебе мира?
– Да, – тихо прозвучало в ответ. – Я больше не вернусь домой? – Она неуверенно подняла взгляд на старца, и в глазах ее заблестела набежавшая влага.
– Увы, это так, – вздохнул Гостомысл. – Не в наших сила пока открывать двери в между мирами. Но в наших силах научиться жить в новом.
Девушка утерла побежавшие слезы.
– Но не думай, что ты теперь одна. Это не так, – мягко заверил ее Гостомысл. – Здесь живут твои соплеменники. Каждый из них прошел через то, что довелось пережить тебе. Ты не будешь одинока. Наша община – это наша семья. И ты теперь ее часть. Тебе есть с кем разделить и свое горе, и тепло воспоминаний о родине. И, если ты сумеешь его сохранить в своем сердце, то твои Боги услышат тебя и здесь.
– Как же они услышат меня из другого мира? – спросила она.
– Ты дитя своих Богов. Они всегда услышат тебя, – объяснил старец. – Но чтобы продолжать почитать их, мы возвели здесь святилище. Ты всегда можешь туда прийти.
– Спасибо, – прошептала Эфилия.
– Мне отрадно видеть, что для тебя это важно, – кивнул Гостомысл. – Дитя, как тебе думается: всяк ли человек должен быть частью какого бы то ни было рода?
– Как же иначе, – горько ответила Эфилия.
– Как я уже говорил, с самого твоего появления мы считаем тебя частью нашей семьи, – усы его дрогнули, скрадывая мягкую улыбку. – Но семья для нас не пустословие – все вы входите под мое крыло, все вы мои дети... Под ликами Богов я стал главой нашего рода. И каждого принимал в него через священный обряд, дабы Боги видели, что дитя не осталось сиротой в новом мире. Желаешь ли ты войти в него и встать под мою защиту?
Девушка растеряно смотрела на старца и не ведала, что ей ответить. Агнеша, за эти дни не единожды ласково называла ее новой сестрицей, говоря, что она здесь не будет одинока, что совсем скоро она познакомится с новой семьей. Но разве можно назвать семьей незнакомых людей? Как можно так скоро забыть своих родных и принять других?..
– Вступая в наш род, ты не отказываешься от своего, – словно, разглядев ее тяжкие думы, сказал Гостомысл, – а лишь делаешь его больше, как если бы ты вышла замуж. Ведь мужняя жена не отказывается от своих родичей, но становится частью семьи своего супруга, так?
Эфилия задумчиво кивнула.
– У всех должна быть семья. Твоя осталась далеко. Но здесь есть мы, – произнес старец.
В бане встала тишина. Слышно было, как девчушка задумчиво колупает старенькую столешницу, за окном раздавалось мычанье пасущихся коров, слышался шорох травы от гуляющего по земле ветра. Гостомысл не торопил девушку.
– Почему меня не выпускают? – спросила она вдруг.
Гостомысл провел ладонью по длинной бороде.
– А куда бы ты хотела? – спросил он.
Эфилия не нашлась что ответить.
– Тебя никто не неволит, – мягко сказал ей Гостомысл. – Но ответь мне: разве лучше быть одной в неизвестном лесу, чем под крышей радушного дома?
Девушка стушевалась.
– Нет… – неловко ответила она. – Но почему меня держат здесь?
– Чтобы сберечь тебя, – честно ответил старец. – Видишь ли, когда-то между твоим миром и этим были открыты двери, и люди свободно ходили из одного в другой. Но уже много веков миры живут обособленно друг от друга. За прошедшие лета в них успели народиться новые хвори, которые не причинят вреда коренным жителям, но могут легко ввести в тяжелую лихорадку иномирца. Покамест, мы оградили тебя, чтобы сберечь тебя от возможных болезней.
– А что будет потом? – испуганно спросила Эфилия. – Я заболею и умру?
Старец усмехнулся, покачав головой.
– Что ты, дитя. Верхуслава заботится о твоем здравии: сейчас она незримо помогает твоему телу приспособиться к этому миру, чтобы никакие хвори не причинили тебе большего вреда, чем любому, кто родился на этой земле. И я вижу, что здоровье твое крепко. Думаю, завтра ты уже сможешь со всеми познакомиться. – Старец по-доброму улыбнулся. – Как думаешь, ты уже готова?
Девушка неуверенно кивнула.
***
– Ну, тише… Тише, Чага! – воскликнул Словцен, попятившись от своей прыткой лошадки.
Застоявшаяся кобыла едва не сбила с ног заглянувшего к ней в денник парня. Лишь только тот успел переступить порог, как в него тут же ткнулась любопытная морда, в поисках долгожданного лакомства.
– Держи, зазноба, – ласково протянул он, вынув из-за пазухи кусок сахара.
Чага тут же потянулась к его ладони и, с удовольствием захрустев предложенной сладостью, позволила погладить себя по морде.
День сегодня выдался знойным, и на улице стояла послеобеденная жара. В такую пору под открытом небом никто не работал – а ну как настигнет полудница, лишит сил да нагонит лихорадку.
Получить вялыми картофелинам по лбу и остальным местам, куда так ловко попадал Дар, друзья успели еще до полудня, когда солнце еще не жгло, пуще раскаленной печи. В избах дел было не много, да и без Леоны со Словценом было кому ими заняться. Словцен обязательств толком не имел, а Леону Гостомысл и вовсе сегодня не звал. Маяться же от праздного безделья друзьям было в тягость и, поймав редкие часы свободного от обязанностей времени, они решили наведаться в конюшни.
Лошади хоть и стояли в тени, а изнывали от жары не меньше людей, потому как крыша конюшни пусть и прятала от палящего солнца, но от духоты не спасала.
Леона мазала морду недовольного Флокса липким дегтем и думала о наставнике. Должно ли ей объясниться с ним по его возвращению? А не прогонит ли, не став слушать извинений? Девушка нахмурилась. Пусть и есть за ней вина, но и сам он не мягкого нрава, если бы он сразу вел себя по-человечески, то и она бы с добром к нему, а не с ворохом подозрений. Сам-то он за оборот и не думал виниться…
Флокс недовольно фыркал и раз за разом пытался увернуться от девушки – запах дегтя был резкий и ему страсть как не нравился.
Леона обратилась к Словцену, чесавшем в соседнем деннике свою кобылку.
– Как думаешь, когда Воимир вернется?
Ей так и не хватило смелости расспросить девушек о нем. А ну как подумают еще чего…
Флокс снова отвернулся, надеясь спрятать морду от вонючей жижи, но девушка была настойчивее – что уж тут поделать, приятного мало, зато гнус в глаза не лезет.
– Мне Нежата говорил, что он обычно на пару седмиц уезжает. – Словцен усмехнулся, проводя по блестящей шерсти жесткой щеткой. – А ты уже верно боишься, что он вот-вот воротится?
Леона неловко улыбнулась и неопределённо повела плечами, согласно качнув головой. Не говорить же, что причиной ее любопытства стали совсем иные переживания, вовсе не связанные со страхом.
– Не волнуйся. Навряд ли он до ярмарок вернется. Уж верно не меньше седмицы еще есть, – заверил ее парень. – Много времени впереди, успеешь передохнуть.
Леона хмыкнула и, продолжая обмазывать Флокса дегтем, скрылась за его крупом, пряча появившееся вдруг смущение.
– Леонка! – внезапно воскликнул Словцен.
Девушка ошалело выглянула из-за коня.
– Чего? – испуганно спросила она у друга.
– Ташка же замуж вышла! – весело рассказал парень. – Тебе Ружена писала об этом?
– Ого! – улыбнулась Леона. – Я еще не читала письмо. А за кого пошла?
– Не знаю, – пожал плечами Словцен. – Матушка пишет, ненашенский он.
Леоне вспомнился короткостриженый мужик, прижимающий к себе нагую Ташу, и она скорее отогнала неприятное воспоминание.
– Он Ташку к себе увез куда-то. Говорят, он из далека. По осени посватался, зимой свадьбу сыграли, – продолжил тем временем Словцен.
– Зимой? – удивилась девушка.
– Ага. Мне тоже показалось чудно́й обычай, но так, мол, принято там откуда жених родом. Да это ли главное!
– И то верно, – подтвердила Леона с улыбкой. – Главное, чтобы жили счастливо! Я очень рада за нее, – искренне сказала Леона.
– И я! – улыбнулся Словцен. – Свадьба завсегда хорошее дело, – вдруг добавил он и замолчал, искоса глянув на подругу.
– Коли по любви, то уж конечно, – согласилась девушка, выходя из денника, чтобы отнести деготь в складской угол.
– Леона, – неуверенно начал Словцен. Девушка обернулась. – А ты…
– Ребята! – вдруг ворвалась на конюшню Алешка.
Друзья повернулись к рыжей неугомоннице.
– Чего стряслось, Алеша? – спросила Леона.
– Там новенькую сейчас приведут! Всех в общинную избу зовут, встречать ее будем. Побежали скорее! – чуть не прыгала взбудораженная девочка.
***
Друзья заверили Алешку, что сейчас же закончат и поспешат в избу, да отпустили ее бежать к остальным. Девочка сперва порывалась было дождаться их в конюшне, но от нетерпения на месте сидеть у нее не выходило, а ее суетливая помощь больше отвлекла, чем несла пользу, и, сдавшись, она ускакала кликать Прошку.
– Гостомысл говорил с тобой о клятве? – вдруг спросил Словцен, когда они выходили из конюшни.
– Говорил, – подтвердила девушка.
– И чего думаешь об этом? Что за тайны они могут скрывать, что аж клятва нужна, чтоб не дай Боги никто не выведал…
Леона неодобрительно посмотрела на друга.
– Ты что же это, почти как оборот с ними один кров и хлеб делишь, другом обзавелся, а все равно добрых людей в худом уличить пытаешься?
– Почему о худом-то сразу, – уязвленно буркнул Словцен. – Просто неясно мне это. Для чего?..
– Я доверяю Гостомыслу, – сказала Леона, пожав плечами. Она понимала зачем нужна эта клятва, но говорить об этом другу не хотела. Не ее это тайны, не ей и разглашать их. – И если он просит, значит так надо. Ведь он не заставляет, – добавила она, посмотрев на друга. – Он дает выбор.
Словцен тяжело вздохнул.
– Ты принесешь клятву? – спросил он.
– Конечно.
Словцен не ответил.
– Ты ведь так и не рассказала, что тебе удалось разузнать, – напомнил он, чуть погодя.
Леона сдержала кривую улыбку, представив, как бы объясняла другу, что они живут среди иномирян.
– Ты, помнится, и сам собирался парней порасспрашивать.
– Да я в тот же вечер к ним с разговорами пристал!
– И как? Выведал что?
– Не шибко много. Нежата сказал, что Гостомысл видящий, мол, чует людей в окрестностях.
– Ты навроде даже не удивлен, – подняла бровь Леона.
– Да мало ли чудес на свете, – пожал плечами парень. – Есть же знахари, что болезни видят. Чаровники, что нечисть отогнать могут. Ворожеи те же. От чего бы ведуну людей не чуять?
– Мне казалось, ты не шибко в волшбу веришь.
Парень недоуменно свел брови.
– Почему это?
Леона пожала плечами.
– К вам в трактир позапрошлым летом ворожей заезжал, будущее людям предсказывал. Ты его тогда плутом назвал и утащил меня на речку купаться, когда я сказала, что хочу послушать его.
Словцен засмеялся.
– Дак потому что он плут и есть! Никакой он не ворожей, пройдоха обыкновенный. Он людей не первое лето уже морочит. Еще и ни разу его предсказания не сбывались. Отец его не гнал только потому, что народ на него хорошо шел.
Леона рассмеялась. Словцен залюбовался ей. Давно уже он не видел подругу такой: веселой, легкой… Будто время откатилось назад. Уголки его губ дрогнули.
– Как же можно в волшбу не верить, когда она повсюду.
