Текст книги "Леона. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Лана Яровая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Леона. Книга 2
Пролог
В ушах гудело. Мир вокруг расплывался цветастыми пятнами. Земля качалась. Женщина успела сделать пару нетвердых шагов по мягким лесным мхам, прежде чем ноги подвели ее и подкосились. Она упала на колени и, зажмурившись, прижала ладони к голове, словно это могло остановить царящую в ней круговерть.
Едва с сознания спала туманящая пелена, женщина отняла ладони от лица. Болезненно щурясь она медленно раскрыла глаза и с трепетом осмотрелась.
Верно все же думал Гостомысл, не прогадал – переход оказался ровно там, где много лет назад она сделала свои последние шаги по родной земле. Ожили давно размытые в памяти образы. Она ясно узнавала место, примечая каждое деревце, будто и не было минувших лет, что с каждым оборотом все пуще покрывали туманом ее воспоминания.
Родной мир встретил ее холодно. Антрацитовые облака нависали над ней тяжелыми скалами, закрывая собой белое солнце. И не ясно было в царящем вокруг сумраке: вечерний ли час на земле или, прячась за грозовыми гигантами, светило стоит высоко в небесах, но свет его не доходит до земли.
Вдыхая забытое благоухание родной природы, женщина, будто здороваясь, ласково провела ладонью по влажному мху. И преисполненная трепетной радостью от встречи с милым сердцу миром, не выдержала натиска чувств и прильнула к земле, силясь обнять необъятную родную планету.
Время словно и не коснулось этих мест. Все так же тянулись ввысь древесные гиганты, широко раскинув над стелящимся по земле мхами кудрявую крону. Все так же буйно цвели плодовые невысокие деревца, осыпая пурпурными лепестками изумрудный лесной ковер. Только заросла ее лесная тропка – ее тайная дорожка к излюбленной луговине под широким драгом1, куда убегала она в юности после горячих споров с отцом.
Отец… Как он там?.. Его огонек, что теплился у нее в груди все эти годы, горел все слабже. К глазам подкатила соленая влага. Разлука давалась тяжко. Но еще тяжелее было от неведения, от невозможности отправить родным весточку, узнать про их здоровье, рассказать, отцу, что стала матерью, что у него появилась внучка… Она сморгнула набежавшие слезы, быстро утерла щеки ладонью и уверенно поднялась.
Женщина шла неспеша, поглощенная воспоминаниями юности… Как горела она древними легендами о других мирах, о чудных существах, что населяли далекие земли. Как взахлеб читала труды летописцев тех времен, повествующих о Великом Союзе Миров. И как умоляла отца о дозволении начать работы по восстановлению разрушенных много веков назад порталов. Но отец был непреклонен, и она раз за разом получала отказ.
Древний лес стал ее спасением – полная запальчивого, жгущего нутро протеста и обиды на упрямого родителя, она сбегала сюда, находя утешение среди могучих драгов.
Она шла меж них, как в юности, преисполненная восхищения перед их величием. Сколько им минуло?.. Вековые деревья, наверняка видели времена расцвета меж мирового содружества… И времена кровавой войны, что беспощадным серпом прошла по мирам, унося за собой бессчетное число жизней…
Ее тропка заросла, но дорогу женщина помнила все так же ясно, словно и не прошло с тех пор больше пятнадцати оборотов. Она углубилась в густую чащу, раскинувшуюся подле круто уходящей вверх скалы. Совсем скоро, протиснувшись сквозь ветви высоких кустов ароны2, она пробралась к знакомому участку скалистой стены, буйно покрытой вьюном – видно, этот проход так и остался для всех тайным. Для всех, кроме нее… Настороженно обернувшись, проверяя нет ли кого в округе, она раздвинула плотно сросшиеся стебли, открывая только ей известную расщелину, достаточно широкую, чтобы в нее мог пролезть ребенок или тонкий, что осинка, человек.
Еще раз оглянувшись, женщина протиснула внутрь ногу, нащупывая твердь, затем руку и, ухватившись изнутри за выступ, полностью втянула себя в каменный проход.
Здесь царила густая тьма, лишь на несколько шагов вперед развеянная слабым, проникающим из расселины светом. Дальше же сумрак жадно поглощал робкие лучики света, не позволяя разглядеть, что скрыто за его завесой.
С приятным трепетом женщина обратилась к своей силе, с забытой легкостью сотворяя на ладони светлячок. Крохотным солнцем засиял он в ее руке и, мягко посланный ввысь, поднялся к самому своду пещеры. Неровные стены грота озарились мягким светом, и впереди показался темный зев прохода. В памяти оживали мгновения прошлого. И щемящая тоска в груди вдруг сменилась легким чувством, что охватывало ее в далекой юности, когда она тайком сбегала из замка. Кожу закололо от веселого предвкушения.
Лазутчица скорее обернулась к расщелине и, высунув руку наружу, поправила оплетающие камень стебли вьюна – незачем попусту привлекать к лазу досужее внимание. Затем она приманила светлячок поближе и двинулась вперед, входя в узкий каменный коридор. Мягкий свет отражался слабыми отблесками на влажных бугристых стенах, освещая дорогу. Ход был запущен. За те зимы, что ее здесь не было, он успел густо зарасти паутиной и стать усыпальницей многочисленным мелким зверькам, снискавшим под его сводом укрытие. Воздуха не хватало. Тот, что еще оставался – был затхл и сперт. После чистого лесного, этот казался ядом. Дышать приходилось медленно, по чуть-чуть втягивая остатки воздуха, которого, чем дальше уходила дорога, тем меньше становилось вокруг. Наконец, тайных ход окончился глухим каменным тупиком.
Женщина остановилась. Взмыл кверху маленький огонек, и свет его разился под самым сводом, осветив скрытые ранее в полутьме хода верхние части стены, криво переходящие в сводчатый потолок. Лазутчица вплотную подошла к правой стене и, привстав на носочки, уверенно потянулась рукой к самому верху, к одному из многочисленных обтесанных выступов. Он был не отличим от остальных, но скрывал за собой крохотную нишу, таящую в себе ключ к проходу в замок.
Нащупав нужное место, женщина ухватилась за выпирающий в тайнике камень и с трудом сдвинула его с места.
Послышался глухой щелчок. С тихим шорохом отворилась перед ней каменная плита, превращая тупик в проход, впустивший в туннель воздух и свет. Женщина жадно вдохнула и замерла, не решаясь шагнуть вперед.
Сколько лет минуло… Шестнадцать оборотов без вестей из дома. А она заявляется так запросто, не вызнав ничего наперед… Все ли ладно во владениях отца? Не поджидает ли ее беда?.. Колючей змеей пробрался внутрь страх неизвестности, обвил грудь тугими кольцами. Она нахмурилась. А ну! Нечего попусту Лихо на свою голову зазывать! Случись худое, она бы и сквозь миры почуяла. А потому она точно знает – жив отец. А коли жив, то и власть надежно держит в своих руках.
Она сделала шаг вперед, оказавшись в огромной, заставленной десятками шкафов, замковой библиотеке. За то время, что она шла по каменному коридору, тяжелые тучи в небесах разошлись, и теперь сквозь знакомые витражные окна, выглядывающие в проход меж стеллажей, лился яркий дневной свет.
Сердце сжалось от предвкушения скорой долгожданной встречи. Она обернулась на мгновенье, бросив взгляд на темный зев прохода, но не стала его закрывать. И вставший наискось огромный шкаф, так и остался стоять словно полуприкрытая дверь.
Стараясь ступать бесшумно и молясь, чтобы на пути у нее не встретился никто из досужих слуг, женщина осторожно двинулась меж стеллажей вперед, чувствуя, как щемит в груди от того, какое все вокруг родное и знакомое. Она снова дома… Вот на полках стоят книги о лекарском деле, которое в юности давалось ей с большим трудом. Вот в соседнем ряду, сквозь проем, мелькнул шкаф полный свитков с ее любимыми трудами по истории. Где-то там же, должен стоять большой шар – точь-в-точь их планета, только крохотная, словно в тысячи раз уменьшенная… А чуть дальше, в другой части библиотеки, стоят детские книги. Сказки, что старая нянюшка с выражением читала любознательной риклине3…
Женщина вышла к полукруглой зале, куда лучиками сходились ряды книжных стеллажей. В самом центре, на пушистом темном ковре стояли знакомые ей с детства изумрудные диванчики и заваленный книгами и свитками стол. На ближайшем к окну пуфе с золотым тиснением валялась раскрытая книга. Сердце женщины болезненно сжалось.
Перед огромными витражными окнами стояла сгорбленная фигура седеющего мужчины в богатых одеждах. Обратив свой взор на виднеющийся вдалеке лес, он был повернут к госте спиной и не видел ее приближения.
Она сделала еще шаг вперед.
– Отец? – тихий голос эхом разнесся по зале.
Мужчина быстро обернулся. На лице его отразилось недоверчивое изумление.
– Мариэлла?.. – голос его дрогнул. В глазах отразилась болезненная тоска. Миг осознания и он порывисто шагнул навстречу, широко раскрывая руки. – Мариэлла!
Женщина бросилась вперед, быстро преодолевая разделявшее их расстояние, и как в юности вжалась в отцовское плечо. Из глаз сами собой потекли слезы, когда на спине сомкнулись крепкие объятия.
– Дочка… – Неверяще прошептал мужчина. По сухому морщинистому лицу скатилась скупая слеза.
Чуть погодя, женщина отстранилась, поднимая взгляд на отца.
– Отец, ты был прав…
Глава 1
Глава 1
– Соберись, – проворчал Гостомысл, глядя на хмурящуюся девушку.
Леона сидела на траве под теплыми лучиками солнца и уже в который раз не могла воззвать к своему источнику и сделать то, о чем просил учитель. Она запрокинула голову назад, открыла глаза и раздраженно уставилась вверх на плывущие мимо пуховые облака.
– Не выходит…
Гостомысл задумчиво свел кустистые брови и, строго собрав губы, посмотрел мимо воспитанницы, в глубины окружавшего их леса. Неторопливо покивав своим мыслям, старец вздохнул и, оперевшись на резной деревянный посох, поднялся с низкого кряжистого пня. Он выпрямился и, все так же задумчиво глядя вдаль, спокойно проговорил:
– Стало быть, не время еще.
Девушка шумно выдохнула. Поджав губы от досады, она перевела расстроенный взгляд на погруженного в свои мысли учителя.
– Хороший лес сегодня, добрый, – медленно проговорил он.
Старец отвлекся от созерцания чащи и слегка повернулся в сторону воспитанницы. Чуть склонив голову вниз, он посмотрел на девушку из-под белесых бровей и протянул к ней руку, мягко поманив пальцами к себе.
– Составишь старику компанию?
Приглашение было условным и не подразумевало отказа. Леона это понимала. Уперевшись рукой в землю, она поднялась с места и, стряхнув налипшие на штаны мелкие стебельки прошлогодних трав, подошла к учителю.
Они медленно двинулись вперед по солнечному пролеску.
Полуденное солнце пригревало по-вешнему ласково, обещая в этом обороте жаркое лето и богатые урожаи. Зима нынче сдалась рано, и уже в зимобор-месяц распустились первые набухшие почки, выпуская на свет молоденькие, светлые листики пробуждающихся ото сна деревьев. Сейчас же, в начале травня, лес уже вовсю цвел и буйствовал разросшейся зеленью.
– Что тебя беспокоит, дитя? – мягко спросил Гостомысл, шагая рядом.
Угрюмо глядя на приминающуюся под ногами молодую траву, девушка помолчала, стараясь понять свои переживания. Она уже знала – если учитель спрашивает, то не с простого праздного участия. Чуть помедлив, она грустно призналась:
– Уже почти полный оборот минул, как мы приехали… А я до сих пор не сумела сладить со своей силой.
Гостомысл мягко засмеялся.
– Всего лишь оборот, – проскрипел он. – Ведаешь ли ты, сколько у нас мальчишки-резчики с инструментом обращаться учатся, чтобы подмастерьем встать под руку мастера?
Девушка припомнила разговоры в общей избе.
– Три оборота… – ответила она, провожая взглядом пролетевшую мимо бабочку-капустницу.
– Три, – согласился старец. – А сколько лет потом еще в подмастерьях ходят, с камнем да деревом сладить стараются… А девоньки наши: ткачихи да вышивальщицы. Сколько лет они под приглядом Верхуславы проводят, прежде чем к искусницам в помощницы пойти?
– Пять… – ответила Леона, уже понимая к чему ведет наставник.
Старец согласно покивал.
– Люди ремеслу долгими лета́ми обучаются, по крупице знания перенимая, по малой толике оттачивая свое мастерство. Иной человек лишь к старости мастером становится, до того наука может трудной оказаться… А ты окно в другой мир прорубить хочешь. Тут и десятка лет может не хватить.
Девушка посмурнела. Она знала это. Но ведь тогда в лесу… У нее получилось… От чего же сейчас не выходит?..
– Я понимаю, учитель. Но тем летом… Я точно видела маму. Значит я смогла тогда… – Упрямо проговорила она.
– Наберись терпения, дитя.
Девушка тихонько вздохнула. Терпения…
– Шибко, гляжу, тебя это тревожит. Отчего так? – спросил Гостомысл. – Видится мне, что дело не только лишь в тоске.
Леона подняла взгляд к небу и посмотрела на пару широко раскинувших крылья кружащих в синеве птиц. Дело и правда не в одной лишь тоске… Пока она здесь учится терпению, отцу, возможно, где-то нужна помощь… Но что она может одна?..
– Отец… – произнесла она. – Он жив, я точно знаю. Ему нужна наша помощь… Когда я открою проход к маме… Вместе мы сможем найти его…
По лесу разнеслось эхо громкого пения кукушки. Леона не любила эту птицу – в детстве селянские детки дразнили ее кукушонком…
Старец понимающе покивал.
– И что же сделает твоя мать, когда вернется?
Девушка с недоумением посмотрела на невозмутимо идущего рядом учителя, безмятежно глядящего вдаль. И, озадаченно сведя брови, отвернулась.
Она никогда не задумывалась об этом.
– Я не знаю… – растеряно проговорила она. – Но верно, она знает, что делать…
– А ты? – спросил старец. – Открой ты сейчас проход, в чем будет твоя подмога? Можешь не отвечать мне сейчас, дитя. Но подумай…
Девушка вновь озадачилась. Как же она не сумеет помочь? Разве зря она провела восемь лет в обучении у Ружены?.. Уж верно чем-то да будет полезной…
Полянка закончилась, и они шагнули в лесную полутень на знакомую тропку.
Они отошли на добрую сотню саженей от пролеска, когда слева раздался тихий писк. Гостомысл остановился, и сквозь темную листву молодого дуба выглянула рыжая мордочка любопытного бельчонка, озабоченно глазеющего на гостей. Зверек дернул носиком и снова что-то пропищал. Махнув пушистым хвостом, он быстро пробежал по ветвям к стволу и, немного спустившись по нему, снова замер, выжидательно глядя на людей.
Глаза старца потеплели, и на лице заиграла ласковая усмешка. Он подставил посох к стволу дерева, и бельчонок недолго думая шустро пробежал по нему вниз и уселся на плечо Гостомысла. Любили его животные.
– А коли у тебя вовсе не выйдет открыть такой проход, который позволит Марелике пройти? – спросил учитель, осторожно гладя согнутым суховатым пальцем рыжую спинку малыша. – Разве оставишь ты мысли об отце?
Леона нахмурилась.
– И я вновь спрошу тебя, дитя: что можешь сделать ты, чтобы помочь ему?
Леона молчала, задумавшись над словами учителя, но вместо разумных мыслей в голову лезло только раздражение и непонимание. На душе от чего-то сделалось неприятно.
– Я не знаю… – горько прошептала она, чувствуя собственное бессилие.
Учитель покачал головой, и его седые пряди коснулись рыжей шкурки бельчонка, от чего тот испуганно вздрогнул и с любопытством уставился на седую копну. Пискнув, он ткнулся мордочкой в волосы старца и попытался в них зарыться, свернувшись, словно в гнезде.
Гостомысл скрипуче рассмеялся. Уже устроившийся в его волосах бельчонок испуганно вынырнул из убежища и шустро перебежал по посоху обратно на дерево.
– Ух, постреленок4, – смеясь, проскрипел Гостомысл, проводив взглядом уже вновь выглядывающего из-за ветвей зверька, и шутливо пригрозил указательным пальцем.
Учитель повернулся к девушке.
– Я прежде не встречал людей, по собственной воле разрывающих ткань миров, дитя. До тебя… – добавил он, чуть наклонив голову и многозначительно посмотрев на ученицу из-под приподнятых бровей.
– Что же мне делать?.. – непонимающе спросила Леона.
– А что в твоих силах сделать сейчас? – спросил Гостомысл, вновь начиная путь.
Что хочет донести до нее учитель? Что ей не стоит пытаться открыть проход к матери?.. Или что ей нужно самой вызволять отца?.. Что-то подсказывало ей, что ничего из этого не было верным ответом…
– Ничего… – озадаченно ответила девушка, следуя за ним.
– Эко быстро ты руки опускаешь.
– Я не понимаю тебя, Гостомысл... Что значат твои слова? Что я должна делать?
Учитель помолчал.
– Что делает девица, которая решает выткать половик, но не знает как?
Первая мысль, которая пришла девушке в голову, это то, что вряд ли какая хозяйка не сумеет соткать простой половик, в конце концов его и сплести можно… Вторая: то, что девушка должна пойти на ярмарку и купить половик у торговца или мастерицы. Но отчего-то у нее было стойкое чувство, что скажи она это, и учитель немедля стукнет своим посохом ей полбу…
– Она попросит кого-нибудь ее обучить?.. – неуверенно произнесла Леона.
Учитель согласно кивнул.
– Правильно говоришь. Она пойдет учиться. Так ответь мне, дитя, что же тебе до́лжно делать, коли не ведаешь ты своих возможностей?
– Учиться… – понимающе проговорила девушка.
– Верно, Леона. – Гостомысл остановился и повернулся к воспитаннице. – А со временем придет и понимание. И лучше бы тебе направить свои силы на постижение наук, чем на пустые тревоги. Беспокойства сеют смуту в душе и не несут тебе пользы, а лишь истощают.
Леона удрученно вздохнула…
– Пора подходит за стол уж садиться, – проговорил наставник, глянув на стоявшее высоко солнце. – Пропустишь – так опять Верхуслава осрамит мою седую голову.
Девушка слабо улыбнулась – домовушка была строга. И ежели кто не являлся к трапезе – сурово выговаривала. Одному лишь Гостомыслу дозволялось отсутствовать. Но коли из-за него за стол не сядет кто другой, так не щадила и его.
– Иди, дитя. Не будем гневить хозяйку. – Велел наставник. И по-отечески улыбнулся. – Да́рен, обещался с города лакомств привезти, поспешай.
Девушка покорно кивнула, поклонилась наставнику и двинулась по лесной тропинке в сторону жилищ. Остановилась вдруг, повернулась.
– А ты?
Старческое, морщинистое лицо тронула улыбка, угадываемая под седыми усами.
– Лес сегодня добрый, – сказал Гостомысл, оперевшись о посох и обведя ласковым взглядом раскинувшуюся вокруг чащу.
На лице девушки отразилось недоумение. Она посмотрела на лес, но ничего особенного, что отличало бы его от предыдущих дней, не заметила.
– Иди, дитя, – повторил старец и, уже разворачиваясь обратно, добавил: – Не ждите меня к столу.
Гостомысл повернулся к девушке спиной, оттолкнулся посохом и пошел по тропке назад в лесную гущу. Подол его длинной рубахи мягко колыхался, задевая высоко поднявшиеся травы.
Леона на доли мгновенья ощутила волну умиротворения и почти было поняла старца, но мысль эта проворной змейкой ускользнула из ее сознания, уступая место другим – медлительным и тяжелым.
Девушка развернулась и вновь пошла в сторону изб, думая о сказанных ранее словах Гостомысла. Что же хотел донести до нее учитель?.. Что она может?..
***
Лес стоит по обе стороны непролазными стенами, полный клубящегося средь деревьев сумрака. По широкой проселочной дороге низко стелется белесый туман. Длинными языками обвивается он вокруг ног. Словцен шагает рядом, но молчит. Молчит, как и все здесь… Леона пытается уловить хоть единый звук, но вокруг стоит какая-то неправильная, мертвая тишина. Даже шаги их неслышны, словно скрадываются под мутным одеялом тумана. Девушка не понимает: почему они здесь и куда идут?..
Мертвая тишина леса разрывается беспокойным граем5. Содрогаются деревья, потревоженные стаей ворон, покачиваются от их резкого взлета. Громко хлопая крыльями, черные птицы тяжело поднимаются ввысь и с надрывным карканьем кружат в холодных серых небесах. Девушка вздрагивает и морщится… Она косится на друга, но ему все равно до птиц, до их мрачного металлического крика – он все так же шагает рядом и равнодушно смотрит вперед. Словно неживой… Леона ежится.
Они идут молча и на душе у нее неспокойно…
Леона всматривается в серую даль и вдруг замечает одинокую сгорбленную фигуру человека, бесшумно движущегося вперед. Мужчина. Он идет по дороге шатко и медленно, словно силы его почти оставили.
Словцен впервые поворачивается к девушке, и она замирает – что-то неясное пугает ее в облике друга... взгляд?.. Но понимание это тут же ускользает... Он медленно кивает ей на путника, и они ускоряются, нагоняя его.
Они подходят совсем близко и парень кладет руку на плечо мужчины.
– У тебя все хорошо, друже?.. – неестественным глухим голосом спрашивает Словцен.
Мужчина медленно оборачивается. Плоть его тронута тленом. Лицо изъедено червями, изо рта течет багрово-черная кровь, глаза белесы и пусты. Он склоняет голову, опуская взгляд на свое тело, и Леона видит, как из живота его торчит клинок, а вокруг темнеет застарелое кровавое пятно. Он медленно кладет руку на рукоять и с тихим всхлипом вытаскивает из раны стилет. Ее стилет…
Леона испуганно отшатывается назад. Взор ее вдруг опускается ниже, цепляется за что-то неправильное в облике ее рук. Она с ужасом поднимает ладони и смотрит как до самых локтей стекают по ним густые черные-багровые струйки.
Мертвец протягивает ей окровавленное оружие, ухмыляется и изо рта его лезут черви.
– Пшел, прочь, нечистое отродье, – вдруг раздается громогласный приказ Ружены. И Леона в ужасе просыпается.
Наставницы рядом нет… Вокруг все так же темно.
Девушка встает с постели и, обхватив себя за плечи, идет к небольшой табуретке, где стоит таз с прохладной водой. Она опускается перед ним на колени и смывает липкие остатки кошмара. В кровать больше не хочется. Девушка садится на пол, прислоняется спиной к стене и подавлено глядит перед собой. Полумрак кажется враждебным… На душе гнусно…
– Что, деточка, опять кошмары мучают? – сочувственно спрашивает маленькая женщина, появившаяся у входа в комнату.
Девушка вздрагивает, выйдя из мрачного оцепенения.
– Да, – тихо признается она.
– Пора бы уже сказать Гостомыслу, – уговаривающе начинает домовушка.
Леона молча качает головой.
Верхуслава вздыхает.
– Иди, деточка, ложись. Я постерегу твой сон. – Мягко произносит она.
Леона поднимается с пола и послушно идет в кровать. Домовушка заботливо поправляет ей одеяло и ласково проводит крохотной ладонью по лбу и глазам девушки, и та мгновенно проваливается в безмятежный сон. Верхуслава вздыхает и заводит тихую колыбельную, а от слов ее рождается тонкая нить мягкого света, золотистым коконом оплетающая уснувшую Леону.
***
Из сладкой дремы Леону выдернул тихий гомон во всю уже кипевшей в избе жизни. С первого этажа доносилась веселая болтовня занятых делом девушек.
Леона разлепила глаза – из окна пробивались яркие солнечные лучики, освещая ее небольшую комнатку. Поняв, что солнце, в отличие от не нее, давно уже встало, девушка состроила недовольное лицо – проспала видно, опять от наставника нагоняй будет.
Постель как-то в раз сделалась до нельзя удобной. Вставать не хотелось…
Леона упрямо зажмурилась и уткнулась лицом в подушку, с трудом борясь с искушением не подавать вида, что проснулась, и раз уж ее пока не трогают – поспать еще. Внутренний демон-искуситель ей справедливо нашептывал, что время все равно уже не воротишь, а ведь поспать еще хочется, дак зачем куда-то спешить… Наконец, испытав легкое угрызение совести, девушка сдалась и позволила себе еще немного понежиться на мягкой перине. И, поплотнее укутавшись в пуховое одеяло, она вновь попыталась уснуть.
– Девоньки! – раздался звонкий голос Витаны, видимо только что вошедшей в избу. Леона тихонько застонала и натянула одеяло на голову. – Заканчивайте тута и собираемся в огород! Нам тяпки новые сготовили. Сегодня полоть будем.
С первого этажа раздались удрученные голоса.
– Мы ж на той седмице пололи, – простонала Заряна. – Неужто опять заросло?
– Да ладно тебе, Зорь, – весело ответила Леся. – Чего мы белоручки что ли?
– Тебе легко говорить, – протянула Заряна. – Тебя и за косу от травок твоих не оттянешь, завсегда в землице копаешься.
– Лесяна верно говорит, – поддержала подругу Витана. – Негоже лениться. Тыкву-то по осени, небось, первая бежишь в сахаре варить.
– Так то по осени, – грустно ответила Зоря. – Вот бы посадил семечко, а через седмицу уже с огорода собирашь все спеленькое.
– А чего только через седмицу? – усмехнулась Агнеша.
– А чтоб полоть не надобно было, – буркнула Заряна.
Девочки рассмеялись.
– Выдумщица, – фыркнула Витана и вдруг спросила: – а где Леонка? Я ее на ристалище не видела, и здесь ее нет.
Голоса у девушек были звонкие и доносились до пытавшейся уснуть Леоны со всей отчетливостью. Она мысленно застонала – про нее говорят, наверно сейчас будить пойдут…
– А она дрыхнет еще, – проворчала Зоря. – Верхуслава будить не велела.
– Третий раз за седмицу уже, – заметила Агнеша.
– Она когда по утру на ристалище не пошла, за ней Воимир сам явился, – понизив голос, поведала подругам Зоря.
Услышав имя наставника, Леона навострила уши и напряженно выпростала голову из-под одеяла – сон все равно больше не шел, а про Воимира послушать лишнем не будет – лучше уж знать, что ее ждет. В прошлый раз он пообещал ее палками выпороть, коли по утру на разминку не явится... И поводов сомневаться в его словах, наставник еще не давал…
– Ага, – согласно покивала Леся. – Мы тада как раз кашу из печи собирались доставать. А тут он. Злой, аки черт. Пришел и грозно так: «тащите эту бессовестную девку сюда». Мы с Зарянкой переглянулись. И говорим ему, что, мол, не велено будить ее.
Леона в кровати жалобно закусила губы, еще больше преисполнившись желанием не покидать сегодня постель. Выпорет ведь… Вот точно выпорет!
– А он чего? – спросила Агнеша.
– А он сказал, что тогда сам ее щас подымет. Да так, что мало не покажется, – хмыкнула Заряна.
Вставать совсем расхотелось… На короткую долю мгновенья, она всерьез подумала прикинуться больной. И хитрая мысль ей показалась до ужаса привлекательной. Только вот Верхуслава в миг раскусит ее уловку… Девушка обиженно нахмурилась: придется идти к наставнику, каяться… А как тут каяться, когда вины своей не видишь? Что же ей поделать, если после кошмаров она в мертвецкий сон уходит?.. Она и хотела бы, да не выходит просыпать с зарей…
– И что же, поднял?
– Да как поднял, коли она до сих пор спит, – ответила Витана.
– Угу, – подтвердила Лесяна. – Он как в избу весь такой смурной заходить стал, так тут Верхуслава появилась. Встала на пороге да как рявкнет на него.
– Она ему потом еще что-то выговорила сердито, – добавила Заряна. – Да только мы с Лесей не слышали. Она на нас глянула да на крылечко вышла, и дверь за собою закрыла.
– А я слышала, как она ему еще сказала, что б он не смел наказывать Леонку, – призналась Леся.
Леона с надеждой открыла глаза: может наставник послушается?..
– Бедная девка, – сочувственно произнесла Агнеша. – Завсегда-то он на нее лютует…
Леона мысленно поддакнула и вдруг преисполнилась к себе чувством жалости.
– А чего бедная, сама виновата, – не согласилась Заряна, возмутив невольно подслушивающую их девушку.
– А ты-то видно отродясь не плоховала? – поддела ее Витана.
Послышался чей-то смешок – все знали, что у Зори раз через раз да новая оплошность.
– Да все мы хоть раз, да глупили или портили чего. А только видел кто-нибудь, чтоб он на нас так гневался? – вступилась Лесяна. – Так что ты, Зоря, понапрасну-то хулу не возводи.
– А чего я? – пробурчала Заряна. – Я на него волком не гляжу, да зубы не скалю.
«Да и он тебя улиткой да бестолковкой не зовет» – обиженно пробурчала в пустоту Леона.
– Волком глядеть – тоже мне велика вина! – Воскликнула Леся. – Ты вон тута намедни6 все мечи им чуть не поржа́вила. И что он? Разве сказал тебе хоть кто слова худого?
Заряна ответить не успела.
– А ну хорош пустой болтовней маяться! – побранила девушек появившаяся вдруг Верхуслава. – Ишь зацепились. Языками чесать дело-то нехитрое, да только глядишь, языки-то так и сотрете. Давайте-ка в огород поскорше, пока солнце высоко не стало. А то ведь сами же опосля реветь станете, что припекает.
– Мы как раз собирались, – сказала Витана.
– Ага, вижу я, как вы собирались… – проворчала Верхуслава. – Так уболтались, что аж работу побросали. Идите-идите, покамест не распалилось солнце-то.
Послышались шаги да шорох девичьих платьев.
– А куда Алешка подевалася? – спросила домовушка у уходящих девушек. – Опять у ней пряжа бесхозная лежит.
– А за ней Прошка забежал, они в конюшню умчали, – обернувшись, ответила Витана.
Судя по тому, что внизу стало тихо, а голоса теперь доносились с улицы – в избе Леона осталась одна. Девушка понуро села в кровати, потянулась, посмотрела на окно и, мученически вздохнув, упала обратно – сил не было никаких.
Наконец, взяв себя в руки, Леона быстро встала с кровати и заправила постель, чтобы боле не было искушения прилечь.
Прохладная водица в тазу не принесла желанной бодрости, хоть и смысла с глаз сон. Даже зубная метелка и та казалась тяжелой…
Девушка вяло спустилась на первый этаж. Изба пустовала, только из стряпушной раздавался глухой быстрый стук. Леона с любопытством заглянула за каменную стенку печи – перед низким корытцем с сечкой в руках стояла домовушка и быстро рубила квашенную капусту с варенными яйцами – видно сегодня пироги будут печь.
– Проснулась, – заметила Верхуслава, отложив сечку7. – Вон, тама, на печке под полотенишком тебе кушанья оставили. Бери да иди садись за стол. Я тебе покамест отварчику налью, небось силушек-то нет совсем…
Леона благодарно улыбнулась и заглянула под тряпицу. В животе у нее призывно заурчало – в миске стояла молочная каша из ее любимого овсяного толокна с растаявшим золотистым солнышком в центре. Девушка сунула в кашу лежавшую рядом ложку, взяла в зубы теплую краюху и, подхватив с печи миску, устало отправилась за стол.
Усевшись, Леона вяло помешала густую овсянку, растягивая по ней желтое маслице. Девушку все еще клонило в сон, и двигалась она заторможенно… Она подняла ложку к губам, вздохнув, сунула в рот и с первой же съеденной порцией теплой каши, почувствовала, как мягкой волной расходится по телу сила.
– Ну чего, легче-то делается? – спросила Верхуслава с аппетитом уплетавшую овсянку Леону.
Девушка, уже ощутившая себя куда бодрее, согласно кивнула.
– Ну, ешь-ешь давай, – ласково проговорила домовушка.
На стол перед Леоной опустился стакан с горячим духмяным отваром.
– Силушек добавит, – сказала Верхуслава, пододвигая стакан ближе, и уселась на соседнюю лавку.
– Спасибо, – поблагодарила Леона, проглотив кашу, и отпила пряный напиток, теплом разлившийся по нутру.
– А поговорить с Гостомыслом все же надо, Леонушка, – сказала Верхуслава, когда девушка поела. – Не дело это.
– Это просто кошмары… – устало возразила Леона.
