Текст книги "Давай сыграем в любовь (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Глава 8
Похоть. Она повсюду. Я чую ее приторный запах, как гончая – след зверя. Я еще не вошла внутрь, но вожделение намертво прилипает ко мне, как вторая кожа. Стоить сделать шаг – и утону в водовороте страсти и желания.
Главное, не попасться на крючок. На этот вечер у меня другие планы.
Прохожу мимо дворецкого, мельком ловя свое отражение в зеркале. Сегодня на мне черное платье в пол с глубоким декольте и разрезом, обнажающим бедро с кружевной резинкой чулка. Свободная коса перекинута через плечо и сверкает тонкой ниткой жемчуга. Такая же нитка обнимает шею и стекает в ложбинку между грудей, прячется под шелком лифа. Улыбаюсь. Сегодня я планирую заполучить одного упрямого засранца.
В зале с негромкой ритмичной музыкой и интимным светом довольно оживленно: слышится женский смех, мужские голоса, на танцполе парочки милуются друг другом под музыку. Целуются.
Барменом сегодня работает Сэм.
– Как обычно? – интересуется, коротко кивнув в знак приветствия. Качаю головой. Сегодня мне нужна трезвая голова. Сэм понимает без слов и уже через минуту передо мной возникает радужное чудо в высоком бокале с трубочкой и долькой апельсина. Смотрю на это чудо света, явно безалкогольное, и выгибаю бровь в немом вопросе.
– Мои извинения, – улыбается Сэм, прося прощения за ту ночь, когда я перебрала текилы и встретила Клима. Киваю, возвращая ему улыбку. Так и быть: прощен, тем более в той бутылке действительно была просто текила – я проверила. Пробую его коктейль, а когда хочу похвалить его талант, Сэм перегибается через барную стойку. Слишком близко. Почти касаясь своими губами моих. Пытаюсь отстраниться, но он ловит меня за запястье. – Осторожно, за тобой следят.
Порываюсь обернуться, но застываю, пригвожденная холодным:
– Снова не терпится, Незабудка?
Дрожь пересчитывает позвонки, собирается огнем в солнечном сплетении. Обжигает одной лишь мыслью: «Он пришел».
Прикрываю глаза, делаю жадный вдох. Запах вишни и табака растекается по легким спасительным кислородом в безвоздушном пространстве. Окружает плотным коконом, вытесняя все другие. Сладкий. Знакомый до одури. Бьющий по вискам. Подгибающий колени. Запах, что свел меня с ума и преследует уже три недели.
Удар сердца и я вижу его обладателя. Высокий, в стильных джинсах и черной футболке, он наплевал на все правила клуба, напрочь проигнорировал дресс-код. Широкий, подтянутый, с перекатывающимися под дорогой тканью мышцами. Он стоит, засунув руки в карманы, и как магнит притягивает все внимание. Грациозный, сильный. Бес во плоти.
И весь мой план летит в тартары, потому что я хочу его. Трогать его тугие мышцы, путешествовать языком по хитросплетениям его татуировок. Хочу, наконец, увидеть его голым. Всего. Сглатываю слюну и вспыхиваю спичкой. Дыхание рвется тонкой нитью. А я все больше распаляюсь под его цепким взглядом, ласкающим, словно умелые пальцы любовника. Оглаживает обнаженную шею с пульсирующей жилкой. И разряды короткими молниями бьют по оголенным нервам, разносятся по всему телу, возбуждая. Выдыхаю с тихим стоном.
Усмешка изгибает его красивые, чуть полноватые губы. Такие порочные, что мне снова хочется ощутить их вкус. Насладиться их алчностью и сойти с ума от жаркого танца наших языков.
– Так что, Незабудка? В кого играешь сегодня? – его сарказм словно пощечина.
Но мне все равно. Я делаю то, что хотела все эти дни без него. Всего один шаг. Слишком близко. Ощущая силу его желания. Огонь все еще во мне. Бурлит. Испепеляет. Лишает разума. Сегодня это самый желанный наркотик. Сегодня я готова сгореть.
Рывок. Пальцы накручивают волосы, обнажая шею его горячему взгляду. Еще один стон срывается с губ. Прогибаюсь в спине, промежностью потираясь о пах. Запрокидываю голову и сталкиваюсь с чернотой мужского взгляда. В нем – злость и похоть.
– Нравится, Кира? Играть…
Ничерта мне это не нравится, но слова тонут в тумане желания. И телу сейчас нужно именно это. Его сила, его власть. Я хочу быть его. Хочу ощутить его в себе.
– Я просто хочу тебя, – признаюсь я.
И это обескураживает его. Потому что он вдруг ослабляет хватку и смотрит так странно. Отступаю на шаг. И мир взрывается звуками музыки, голосами. Осматриваюсь в растерянности. Неужели я ничего не слышала?
Бес по-прежнему смотрит только на меня и что-то меняется в его взгляде. Похоть размывается чем-то мягким. Словно ночную тьму осветило утреннее солнце.
А я снова шагаю к нему. Щекой трусь о колючую щетину, тихо урча, и выдыхаю на ухо:
– Я все еще твоя, Бес.
И сбегаю в туалет. Нужно освежиться и выдохнуть, иначе я отдамся ему прямо на глазах сотни обитателей клуба.
Вода обжигает холодом. Я умываю лицо, шею, прижимаю холодные ладошки к вспыхнувшим щекам. Закручиваю кран. Желание скручивает тугим жгутом всю меня. Я дрожу. Меня шатает. Будь прокляты эти чертовы каблуки! Покачиваюсь, но оказываюсь прижата к широкой груди.
В нос тут же забивается знакомый запах: вишня, табак и чуть-чуть абсента. Слабость подкашивает ноги. Всхлипываю, разворачиваясь в сильных руках. Шершавые ладони обнимают лицо, а черные глаза смотрят так…странно. И мурашки ползут по спине, стекают по груди и животу.
Хватаюсь за его футболку и подаюсь ему навстречу. Прижимаюсь так тесно, что между нашими телами даже ветер не проскользнет.
– Что с тобой, Кира? – в хриплом голосе сталь и…тревога?
– Мне…плохо, – всхлипываю. Мне действительно плохо и больно почти физически, потому что все горит и жаждет его. Это сводит с ума.
– Где?
Перехватываю его запястье, с трудом отрываю от лица и прижимаю к животу.
На слова не осталось сил.
– Здесь…плохо. Хочу…тебя. До боли, до сумасшествия. Всегда хочу.
Признаюсь на одном дыхании. Голос рвется, но я продолжаю упрямо, потому что потом у меня не хватит смелости быть такой откровенной.
– Ты торчишь в моей голове, Клим Чехов. Спишь в моей постели с той самой ночи. И это не жизнь, а мазохизм какой-то. Я больше не хочу так.
– И как же ты хочешь? – спрашивает и на дне его черных глаз вспыхивает адово пламя. Прикусываю губу, но улыбка сама растягивает их. И горло пересыхает от картинок в голове: всего того, что я хочу проделать с этим мужчиной и того, что он может сделать со мной.
– О… – задыхаясь от собственных фантазий, – я знаю много…хм…способов.
И схожу с ума от его откровенного взгляда. Да, мой Бес, в эти игры можно играть вдвоем. И не только в разных позах, но и местах.
Упираюсь ладонями в края раковины и усаживаюсь на нее попой, ноги – рядом с ладонями. Шелк платья стекает по бедрам, собирается где-то на животе. Там, где жжет и пульсирует.
Распахиваю бедра жадному взгляду своего мужчины. Я возбуждена, взвинчена до предела. Кажется, коснись – и меня смоет волной оргазма. Настолько мощного, что на мгновение становится страшно не выбраться. Потому что никогда и ни с кем я не испытывала такого острого и неконтролируемого желания. Но я не умираю, нет, я живу. И даже дышу, когда Бес стягивает меня с раковины, ставит одну ногу себе на плечо и накрывает мою бесстыдно мокрую плоть своим ртом. Вбирает в себя так жадно, словно я живой источник, его последняя надежда. И я теряюсь в его ласках. Забываю обо всем. Мир сужается до мужчины между моих ног и обжигающего удовольствия, накрывающего раскаленной волной. Я качаюсь на волнах удовольствия, греюсь в горячих руках до сих пор возбужденного мужчины, который целует мягко. И в этом поцелуе мне чудится благодарность и извинение. Не сразу понимаю, что происходит. Короткий укол, словно укус комара. Укол? Что за…Но Бес не позволяет поймать мысль, усиливает напор, врываясь в мой рот, воруя дыхание и делясь своим, когда я все-таки стекаю в его руки. Без сознания.
Когда я просыпаюсь, у меня все болит, словно меня камнями закидали накануне. С трудом разлепляю веки и обнаруживаю себя в незнакомой комнате: светлый потолок, персиковые стены, большое окно, распахнутое настежь, за которым брезжит рассвет.
Пытаюсь сесть, но боль впивается в руку. Опускаю взгляд: из вены торчит игла, к которой подключена капельница. Отлично. Значит, я в больнице?
– Просто витамины, – ровный голос примораживает к постели, вдавливает своей силой и яростью. – Доброе утро, Кира.
Облизываю губы. Доброе утро? Серьезно? Вот уж вряд ли.
– Бес.
– Я, – в ответ.
Все правильно. Клим Чехов собственной персоной.
– Почему я здесь? – спрашиваю слабым голосом.
– Потому что я так хочу.
– Хороший ответ. А главное: информативный, – тоже пропускаю в слова злость. Не ты один имеешь право на эмоции. Я вот тоже. Усмехаюсь. Попалась, как дурочка. Повелась на его желание, а он…что? Усыпил меня и привез в какую-то больничку. Наверняка, частную, где меня днем с огнем не сыщут. Да и не станет никто искать.
– Клим, где я?
– Ты там, где тебя не найдет твой дружок, – и голос чуть ломается. – Никто не найдет. И тебе не сбежать на этот раз.
Сглатываю, прикрываю глаза. Из огня да в полымя. Конечно, мне не убежать. Вторая рука надежно прикована наручниками к кровати.
– Зачем?
– Все просто. Я хочу знать, кто ты, Кира? И что тебе от меня надо?
Глава 9
Вязкий туман молочной стеной стелется до самого горизонта. С восходом солнца он рассеется, а пока распахиваю окно, запуская влагу в душный кабинет. Люблю дождь и туман, как когда-то их любила Незабудка. Подставляю голову туману, колкие капли омывают лицо, принося с собой далёкий запах пустыни и моря. Странное, почти нереальное сочетание, возможное только в этих местах. Растираю влагу ладонью, прочесываю заметно отросшие за три недели волосы и сажусь на широкий подоконник. Затылком упираюсь в холодное стекло, выдыхаю облако дыма. Устал. Черт, давно так не выматывался. Даже после непростых дежурств не ощущал себя настолько задолбанным. Старею, что ли.
Фыркаю, стряхивая пепел в жестяную банку из-под консервы. Нет, возраст ни при чем. Просто отвык от кочевой жизни. А ещё от того, что нихрена нет, даже самых простых антибиотиков. Приходилось добывать на черном рынке то, что с собой не привезли. Там есть все, но стоит баснословных денег. Да и в столичной больнице есть далеко не все нужное. Моя задача помочь и организовать поставку медикаментов. Три недели – ничтожный срок. Тут бы по-хорошему пару лет пахать, но у меня нет времени. Да и дело организовалось важное. Куда важнее загибающихся африканцев, как бы дерьмово это ни звучало. И это «дело» не даёт покоя ни днём, ни ночью. Ещё и Кот фонтанирует своими «гениальными» идеями на пару с Тохой на тему: как вернуть меня к жизни.
А у меня в голове совсем другие мысли. Ещё появление этой девчонки, так похожей и непохожей на мою Незабудку. Она торчит в мозгу раковой опухолью, которая растет и растет и даже три недели на другом конце планеты не вытравили ее из головы. Чертова девчонка. Чертова татуировка. Когда увидел, думал – рехнусь. Озверел, приволок ее к себе, откачивал, а потом рассматривал ее спящую. И чем дольше смотрел, тем больше убеждался, что это – полная херня. И так три дня. Она проспала три дня! Нет, просыпалась изредка, но вела себя словно лунатик: много пила и совершенно ничего не ела. Пришлось кормить ее жидким: то бульон в стакан, то йогурт. Она пила все, правда сперва нюхала, а потом закутывалась в одеяло и вырубалась. Как медведь, впавший в спячку. Только эта хрупкая девчонка скорее была маленьким медвежонком, таким невинным во сне. А через три дня она сбежала. Да ещё с кем! С моим лучшим другом!
Хотел ее забрать, но Кот не отдал. Снова влез, сукин сын. А неделю назад видео прислал, на котором Кира танцует в его пентхаусе. Танцует, черт бы ее подрал, как танцевала Незабудка в старом гараже пятнадцать лет назад! Но на середине рухнула, как подкошенная, скрутилась от боли, а после едва добрела до ванной. А я сутки провел в сети, выискивая всю информацию о Кире Леманн. Нашел. Либо кто-то очень хорошо постарался и состряпал практически идеальную копию моей Незабудки, либо я полный псих.
Есть только один вариант все выяснить: поймать эту чертовку и вытрясти из нее правду.
И через два дня я снова собираюсь сунуть голову в логово похоти и разврата, на этот раз один. Я точно знаю: она будет там. И никто мне не помешает ее забрать.
В клуб меня везёт Кот, который явился на порог в самый последний момент. И всю дорогу треплется языком, ностальгирует. И меня накрывает не по-детски. Закрываю глаза, откинувшись на спинку сиденья, и вспоминаю, как Незабудка ворвалась в мою жизнь.
…– Клим, это всего лишь школа, – подбадривает Кот, – и потом. Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину, – изрекает с умным видом и поправляет свои очки в тонкой оправе. Писк моды. Подарок отца. Носится с ними, как со своим психоанализом. Тоже мне Фрейд, блин. Даже цитирует.
– Да ну их нафиг, эти первопричины, – бросаю раздражённо. Предки решили, что им надо срочно развестись. Мать квартиру купила на другом конце города, меня сорвала со школы. Хорошо хоть не посреди учебного года. Вот только выпускной мне гулять теперь непонятно с кем. Им жить нормально надоело, а я отдувайся. Вот и вся первопричина. – И школа на другом конце города.
– Хорош ныть, Чех, – усмехается Тоха, хлопая меня по плечу. Шиплю от жгучей боли и шлю друга матом. Но Тоха лишь смеётся и идти по указанному адресу не собирается. Наоборот, разваливается на траве, травинку жуёт и лыбится.
– Придурок, – бросаю беззлобно и заглядываю под футболку, проверяя на месте ли повязка. Два дня назад татуху набил, теперь та печет и чешется, зараза.
– Сам такой, – лениво огрызается Тоха. – Не сечешь ничего. Новая школа – это же куча новых девчонок. Никто тебя не знает, ты никого не знаешь. Бери любую.
– Кто о чем, а Тоха о сексе, – фыркаю.
– Кстати, а Вика где? – вклинивается Кот и мы оба смотрим на резко севшего Тоху. Травинку выплевывает. Хмурится. Игривости как не бывало.
– Укатила ваша Вика с богатеньким Буратино, – поднимается на ноги, пинает попавшийся под ноги камень. Руки в карманах, волосы взъерошены и взгляд недобрый. Это что-то новенькое.
– Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим, и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь, – на одном дыхании выдает Кот. И я только чудом успеваю встать между ним и Тохой, злым до чертиков.
– Тоха, остынь! – рявкаю, когда тот пытается отодвинуть меня с дороги. Шансов у него ноль: я на голову выше и в полтора раза шире. – Я не понял, что за дела? – оборачиваюсь на странно спокойного Кота. Стоит, очочки свои протирает и ухмыляется так, словно это его яблоко по темечку долбануло, а не Ньютона. Того и гляди, поднимет вверх палец и заорет: «Эврика!»
– Втюхался наш Казанова, – смеется Кот, нацепив очки. Вот и «Эврика!» в его исполнении. Ньютон с Фрейдом обзавидуются.
Два и два сложить несложно. Странно, что при этом не четыре выходит, а лажа какая-то.
– В Арсеневу? – смотрю на друга, не пропускающего ни единой юбки, с удивлением, ожидая, что он сейчас заржет в своей манере, покрутит пальцем у виска и все встанет на свои места. Но…
– Полный звиздец, – отвечает Тоха с таким отчаянием в голосе, что мой переезд – просто детский лепет. Пятерней проводит по короткому ёжику темных волоc и падает обратно в траву.
Мы ещё полчаса сидим на пустыре, разговариваем. За нашими спинами ровными рядами стоят высотки, впереди – простирается море, изрезанное скальным берегом.
А мы впервые молчим. Тоха так и не стал рассказывать, когда его угораздило вляпаться в Арсеневу, которая с детского сада «свой парень». А мы с Котом и не выпытываем. Хотя за последним станется устроить допрос с пристрастием, как только я уеду.
При мысли о переезде становится как-то хреново. Не хочу я уезжать, хоть и понимаю, что по-другому не будет. Не брошу я мать. А все остальное…Прав Кот. Это лишь школа, которая всего в часе езды на маршрутке от моих друзей.
После они помогают грузить вещи и провожают напутствиями и похабными шуточками.
Мать всю дорогу молчит. Лишь бросает недовольный взгляд, когда я стягиваю футболку, потому что зудит под лопаткой, сил нет. Качает головой, не одобряя.
Криво улыбаюсь в ответ: поздно меня перевоспитывать уже, почти совершеннолетний.
На место приезжаем минут через сорок. Обычная пятиэтажка с таким же самым обычным двором: белые бордюрчики, лавочки с бабушками у подъезда, палисадник, утыканный детворой, играющей в прятки. Пока грузчики носят мебель, выбираюсь из машины, выставляю у подъезда личные вещи.
Бросаю на землю свою спортивную сумку и шиплю от боли. Каждым нервом чувствую, как отлепляется пластырь. Воспаленная кожа вспыхивает словно ожог. Уже жалею, что снял футболку. Тянусь через плечо, чтобы поправить повязку.
– Не шевелись, я помогу, – голос словно перезвон колокольчиков, а следом мягкое касание к спине, где повязка. Скашиваю взгляд на ту, что вторглась в мое личное пространство. Мелкая совсем, даже до плеча не достает. Сколько в ней? Полтора метра? Худая, нескладная. Совсем девчонка. Я не вижу ее лица, но волосы у нее красивые, черные, стянутые в две тугие косы, и пахнут бомбезно. Чуть наклоняю голову, втягиваю носом цветочный аромат и сталкиваюсь с синими озерами глаз.
И это, как сказал Тоха: полный звиздец, потому что я ни разу в жизни не видел таких ярких глаз. Они настоящие? Нереальные, неземные. Были бы зелеными, сказал бы – ведьма. А так…Незабудка. И глаза у нее словно эти цветы, глубокие, завораживающие.
– Красиво, – она скользит пальчиком по черной вязи узора, оплетающего трицепс. И кожа под ее прикосновением горит огнем. – Ты наш новый сосед? Из пятьдесят седьмой? – щебечет она.
Киваю, не отпуская ее взгляд, хотя понятия не имею, какой номер у моей новой квартиры. Но эта малышка-Незабудка и без меня все знает. И сердце рвется аритмией.
– Здорово, – улыбается она и на ее еще по-детски пухлых щечках появляются милые ямочки. – Я Кира.
Кира? Серьезно? Эта малышка совсем не похожа на ту, кого можно назвать Кирой. Мягкая такая, нежная. Растягиваю губы в ответной улыбке.
– Привет, Незабудка, – никакая ты не Кира, мелкая.
– Ну привет, Бес, – не остается в долгу эта малышка со смешными ямочками. И я словно малолетка хочу потрогать их пальцем, убедиться, что они настоящие, но я взрослый пацан и эта сопливая ересь не ко мне. Прячу руки в карманы джинсов. Бес, значит. – Приятно познакомиться. И…спасибо.
Киваю на поправленную повязку.
– Обращайся, – хмыкает в ответ на мою попытку быть вежливым. И смотрит так, словно все обо мне знает. Таким взглядом меня мать обычно встречает после ночных загулов. Но чтобы девчонка, да ещё такая мелкая… – Я живу в сорок третьей.
– Обязательно загляну…на чай, – добавляю, на ходу стряпая из себя Серого Волка, мечтающего сожрать наивную Красную Шапку.
– Загляни, – ничуть не пугается Незабудка. Усмехаюсь, глядя на эти метаморфозы. Малышка не из робких и полна сюрпризов. Кажется, я рано огорчался. Скучно здесь мне точно не будет. – Я люблю зефир, если что.
Да ладно? Она заигрывает, что ли? Офигеть.
– Мама с папой не заругают? – напускаю в голос серьезность. Так и подмывает спросить, сколько ей лет. На вид, максимум пятнадцать. Если в глаза не смотреть. Потому что в ее взгляде нечто космическое и далеко не детское.
– Струсил, Бес? – касается пальчиками моих волос и, не дождавшись ответа, убегает...
– Что, Бес, струсил? – вытряхивает из прошлого насмешливый голос Кота. Единственный из всех, кто называет меня так же, как Незабудка.
Смотрю на его довольную рожу и кулак так и чешется подрихтовать ее.
– Иди в жопу, Фрейд недоделанный, – беззлобно огрызаюсь я.
– Не, Бес, твоя филейная часть даже моим кроссовкам не нравится, – скалится, придурок.
Выпрыгиваю из машины, прохожу мимо дворецкого, пытающегося меня остановить, потому что я неподходяще одет. Отодвигаю его плечом. Не до него. Я ищу Киру.
В зале клуба душно и пахнет сексом. Мужики клеят барышень, а те хихикают и увлекают клиентов в вип-зону. Я взрослый мужик и вовсе не ханжа, но меня воротит от этого дерьма.
Скольжу взглядом по залу и охреневаю. Чувствую себя Билом Мюрреем, вместе со своим киногероем попавшим во временную петлю. Только у меня собственный День Сурка. И у Киры в нем ведущая роль.
Тот же клуб. Тот же бармен, нахально лапающий мою женщину. И поцелуй. Чужой рот на губах, чей вкус я до сих пор помню. И только это толкает в спину. А ещё ярость, холодная, помешанная на жгучем адреналине. Руки бы оторвал этому хмырю.
Останавливаюсь позади сладкой парочки, ощущая на себе липкие взгляды изголодавшихся барышень. Кажется, начинаю понимать друга, который поселился бы в этом борделе: девицы сами тебя трахнут и усилий никаких прилагать не надо.
– Снова не терпится, Незабудка? – не сдерживаю сарказма, когда она отлипает от своего бармена. Застывает каменной статуей. А я медленно убиваю этого хлыща, прикасавшегося к моей женщине. Только взглядом. Спрятав руки в карманы джинсов. От греха подальше. И приятно удивляюсь, когда бармен все понимает и по-тихому сваливает. Значит, сегодня его кости останутся целы.
А спустя мгновение я едва не задыхаюсь от ее счастливого синего взгляда и злость улетучивается в момент, заполняя пустоту чем-то тягуче-приторным. Манящим, как ее бесхитростное признание:
– Я просто хочу тебя…
И мир исчезает. Все исчезает. Остается только она. Ее цветочный аромат с тонкой ноткой мускуса. Ее наполненный желанием взгляд. И тело такое мягкое, горячее. Бери и лепи, что хочешь. Она примет все: ласку и боль, подарок и наказание. И отдастся со всей горячностью, разделит надвое все, что я смогу ей дать. И сойдет с ума вместе со мной.
Потому что я тоже хочу ее. И мой налившийся желанием член тому неопровержимое доказательство. И нихрена это не просто физиология, как я пытался убедить себя все это время без нее. Все дело в ней. И в том, как я реагирую на нее. Что только на нее я реагирую так остро, превращаясь из здравомыслящего врача в пещерного человека с одним-единственным желанием: взвалить эту несносную девицу на плечо и хорошенько отлюбить.
Но мозг такая дрянь, работает как часы, выплевывая очередную порцию яда, напоминая, что она – не та. Совсем не та. И у меня сегодня для нее особый подарок.
Но Кира меня удивляет. Просто трется щекой о мою щетину, тихо урча от удовольствия точно голодная кошка и вышибает почву из-под ног тихим:
– Я все еще твоя, Бес.
И снова сбегает, оставив на щеке свой аромат. А я смотрю ей в след и не понимаю, что это сейчас было? Я ее едва не трахнул прилюдно. Или она меня? Хрен разберешь.
Выдыхаю, давая ей и себе передышку. Опрокидываю в себя рюмку чистого абсента. И иду следом за Кирой.
В туалете она одна, смывает с лица макияж, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Снова пьяна? Обнимаю ее со спины в тот момент, когда она готова рухнуть на пол, и тихо хмыкаю. Похоже, это становится традицией – ловить ее. Она тут же разворачивается в моих руках, вцепляется в футболку, губы кусает. Лицо влажное от воды, ресницы дрожат и пульс на ее запястьях рвет артерии. Провожу ладонями по ее предплечьям, и под моими пальцами вырастают колкие мурашки. Она вся дрожит. И сейчас такая беззащитная, что моя идея кажется полным дерьмом. И я буду дерьмом, если сделаю это с ней, вот такой откровенной в своем желании, которое прячется на дне синих глаз.
– Что с тобой, Кира? – и голос хрипнет.
А она хнычет, как маленькая.
– Мне…плохо.
– Где?
Ее лихорадит, это точно. Но она ловит мою руку и кладет ладонь на низ живота. И тут же сводит ноги, выдыхая стон удовольствия. Твою мать! Ну что за идиотка?
– Здесь…плохо. Хочу…тебя. До боли, до сумасшествия. Всегда хочу.
Она говорит тихо, без хитрости и уловок. Положив на ладонь свою душу и протянув мне. Делай, что хочешь, Клим.
– Ты торчишь в моей голове, Клим Чехов. Спишь в моей постели с той самой ночи. И это не жизнь, а мазохизм какой – то. Я больше не хочу так.
– И как же ты хочешь?
– О… – на искусанных губах растекается соблазнительная улыбка. Тоже мне, роковая женщина. – Я знаю много…хм…способов.
И убивает меня нахрен своим откровенным взглядом. А потом садится на тумбу раковины и раскрывается для меня так легко, словно всю жизнь ждала именно меня. И член в штанах дёргается от шикарного вида. Она красивая…там. Аккуратная, спрятанная половыми губками, как лепестками самого нежного цветка. А когда раздвигает их…розовая, истекающая влагой плоть. Манящая. Желанная. С чуть припухшим от возбуждения клитором, который дико хочется вобрать в рот, прикусить, выбивая из Киры гортанные стоны.
– Что, Бес, струсил? – вытряхивает из прошлого насмешливый голос Кота. Единственный из всех, кто называет меня так же, как Незабудка.
Смотрю на его довольную рожу и кулак так и чешется подрихтовать ее.
– Иди в жопу, Фрейд недоделанный, – беззлобно огрызаюсь я.
– Не, Бес, твоя филейная часть даже моим кроссовкам не нравится, – скалится, придурок.
Выпрыгиваю из машины, прохожу мимо дворецкого, пытающегося меня остановить, потому что я неподходяще одет. Отодвигаю его плечом. Не до него. Я ищу Киру.
В зале клуба душно и пахнет сексом. Мужики клеят барышень, а те хихикают и увлекают клиентов в вип-зону. Я взрослый мужик и вовсе не ханжа, но меня воротит от этого дерьма.
Скольжу взглядом по залу и охреневаю. Чувствую себя Билом Мюрреем, вместе со своим киногероем попавшим во временную петлю. Только у меня собственный День Сурка. И у Киры в нем ведущая роль.
Тот же клуб. Тот же бармен, нахально лапающий мою женщину. И поцелуй. Чужой рот на губах, чей вкус я до сих пор помню. И только это толкает в спину. А ещё ярость, холодная, помешанная на жгучем адреналине. Руки бы оторвал этому хмырю.
Останавливаюсь позади сладкой парочки, ощущая на себе липкие взгляды изголодавшихся барышень. Кажется, начинаю понимать друга, который поселился бы в этом борделе: девицы сами тебя трахнут и усилий никаких прилагать не надо.
– Снова не терпится, Незабудка? – не сдерживаю сарказма, когда она отлипает от своего бармена. Застывает каменной статуей. А я медленно убиваю этого хлыща, прикасавшегося к моей женщине. Только взглядом. Спрятав руки в карманы джинсов. От греха подальше. И приятно удивляюсь, когда бармен все понимает и по-тихому сваливает. Значит, сегодня его кости останутся целы.
А спустя мгновение я едва не задыхаюсь от ее счастливого синего взгляда и злость улетучивается в момент, заполняя пустоту чем-то тягуче-приторным. Манящим, как ее бесхитростное признание:
– Я просто хочу тебя…
И мир исчезает. Все исчезает. Остается только она. Ее цветочный аромат с тонкой ноткой мускуса. Ее наполненный желанием взгляд. И тело такое мягкое, горячее. Бери и лепи, что хочешь. Она примет все: ласку и боль, подарок и наказание. И отдастся со всей горячностью, разделит надвое все, что я смогу ей дать. И сойдет с ума вместе со мной.
Потому что я тоже хочу ее. И мой налившийся желанием член тому неопровержимое доказательство. И нихрена это не просто физиология, как я пытался убедить себя все это время без нее. Все дело в ней. И в том, как я реагирую на нее. Что только на нее я реагирую так остро, превращаясь из здравомыслящего врача в пещерного человека с одним-единственным желанием: взвалить эту несносную девицу на плечо и хорошенько отлюбить.
Но мозг такая дрянь, работает как часы, выплевывая очередную порцию яда, напоминая, что она – не та. Совсем не та. И у меня сегодня для нее особый подарок.
Но Кира меня удивляет. Просто трется щекой о мою щетину, тихо урча от удовольствия точно голодная кошка и вышибает почву из-под ног тихим:
– Я все еще твоя, Бес.
И снова сбегает, оставив на щеке свой аромат. А я смотрю ей в след и не понимаю, что это сейчас было? Я ее едва не трахнул прилюдно. Или она меня? Хрен разберешь.
Выдыхаю, давая ей и себе передышку. Опрокидываю в себя рюмку чистого абсента. И иду следом за Кирой.
В туалете она одна, смывает с лица макияж, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Снова пьяна? Обнимаю ее со спины в тот момент, когда она готова рухнуть на пол, и тихо хмыкаю. Похоже, это становится традицией – ловить ее. Она тут же разворачивается в моих руках, вцепляется в футболку, губы кусает. Лицо влажное от воды, ресницы дрожат и пульс на ее запястьях рвет артерии. Провожу ладонями по ее предплечьям, и под моими пальцами вырастают колкие мурашки. Она вся дрожит. И сейчас такая беззащитная, что моя идея кажется полным дерьмом. И я буду дерьмом, если сделаю это с ней, вот такой откровенной в своем желании, которое прячется на дне синих глаз.
– Что с тобой, Кира? – и голос хрипнет.
А она хнычет, как маленькая.
– Мне…плохо.
– Где?
Ее лихорадит, это точно. Но она ловит мою руку и кладет ладонь на низ живота. И тут же сводит ноги, выдыхая стон удовольствия. Твою мать! Ну что за идиотка?
– Здесь…плохо. Хочу…тебя. До боли, до сумасшествия. Всегда хочу.
Она говорит тихо, без хитрости и уловок. Положив на ладонь свою душу и протянув мне. Делай, что хочешь, Клим.
– Ты торчишь в моей голове, Клим Чехов. Спишь в моей постели с той самой ночи. И это не жизнь, а мазохизм какой – то. Я больше не хочу так.
– И как же ты хочешь?
– О… – на искусанных губах растекается соблазнительная улыбка. Тоже мне, роковая женщина. – Я знаю много…хм…способов.
И убивает меня нахрен своим откровенным взглядом. А потом садится на тумбу раковины и раскрывается для меня так легко, словно всю жизнь ждала именно меня. И член в штанах дёргается от шикарного вида. Она красивая…там. Аккуратная, спрятанная половыми губками, как лепестками самого нежного цветка. А когда раздвигает их…розовая, истекающая влагой плоть. Манящая. Желанная. С чуть припухшим от возбуждения клитором, который дико хочется вобрать в рот, прикусить, выбивая из Киры гортанные стоны.
Не женщина, а чертово искушение. Сладкое. Желанное. И я хочу ее так же сильно, как она меня. И это желание побеждает в короткой схватке со здравым смыслом. Не разрывая взгляда, ввожу в нее два пальца. И едва не кончаю прямо в трусы от того, какая она тугая. Обнимая мои пальцы так тесно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не заменить пальцы членом.
Твою мать, Клим! Включи уже, наконец, мозги. Выдыхаю. Раз уж она так просит меня внутри – мне ничто не мешает кое-что проверить. Осторожно кладу вторую ладонь на живот, надавливаю, ощупывая матку. И замираю, не обнаружив правого яичника. И трубы правой, похоже, нет. Перевожу дыхание.
– Что ты… – напрягается Кира, но тут же громко стонет, когда я нащупываю ее чувствительную точку, массирую. Она прогибается, еще шире раскидывая ноги. Пальцами вцепляется в края тумбы, закусывает губу и… смотрит. Так развратно смотрит, как я опускаюсь перед ней на колени, стягиваю ее с тумбы. Она стекает мне в руки. Пришпиливаю ее к тумбе. Одну ногу ставлю на плечо, раскрывая ее еще больше. Влажную, припухшую от желания. И нереально красивую.
