355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лана Черная » Леди для Конюха (СИ) » Текст книги (страница 1)
Леди для Конюха (СИ)
  • Текст добавлен: 7 мая 2020, 10:30

Текст книги "Леди для Конюха (СИ)"


Автор книги: Лана Черная



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Леди для Конюха
Лана Черная

Глава 1

Сейчас. Декабрь.

Странный клиент: сидит, улыбается и даже заигрывает. И это притом, что мужик уже шестой десяток разменял. Хотя так сразу и не скажешь. Моложавый, волосы, самую малость припорошенные сединой, темные усы и лукавые голубые глаза. Сидит, свободно развалившись на стуле напротив, поигрывает ключами. Руки у него красивые: пальцы длинные, как у пианиста, ухоженные, загорелые. И весь он жилистый, словно хищник. Сытый такой, издали наблюдающий за делами в стае. Вожак. И силой от него прет так, что будь она материальной – от моего кабинета и кирпичика не осталось бы. И заказ у него верх идиотизма в поисковой работе: найти то, что и так известно, где лежит. Ну и на кой ему я, спрашивается? Идите, уважаемый, и сами возьмите. Но нет, он уже второй час мне мозги пудрит: о вещи рассказал, о своей страсти и даже адрес назвал, где эту самую вещь отыскать можно. А от прямых вопросов уходил с мастерством дипломата. Только я тоже не лыком шитая. И браться за дело, в котором столько непоняток, не собираюсь.

– Ну так что, Карина Константиновна, по рукам? – и даже подмигивает, словно я уже согласилась. Держи карман шире, уважаемый.

– Уважаемый, – бросаю короткий взгляд на развернутые передо мной документы клиента, – Ипполит Эммануилович, – наградили же родители человека именем, – я не занимаюсь торгами, – в который раз за эту встречу повторяю я. – И ваш заказ не в моей компетенции.

– Тогда, быть может, услуга за услугу? – и хитро так щурится. Да что же это такое?

– Даже представить не могу, чем вы можете меня заинтересовать, – откинувшись в кресле, устало прикрываю глаза. Трудный сегодня день. Время неумолимо близится к вечеру и хочется как можно быстрее закончить этот бессмысленный разговор и домой – домой.

– Я слышал, вы ищете кое – кого…

Смотрю на собеседника, по – прежнему улыбающегося во все свои идеальные тридцать два. Вот только в глазах больше нет веселья: хищник вышел на охоту.

– От кого слышали? – как можно спокойнее. Что – то мне начинает не нравиться этот разговор. Попахивает ловушкой. И неприятный холодок по позвоночнику заставляет неуловимо передернуть плечами.

– Скажем так, от наших общих знакомых, – подмигивает, подавшись вперед. Но видимо заметив, что столь расплывчатый ответ меня не устраивает, откидывается на спинку, запрокидывает ногу на ногу. – Копылов поделился информацией.

Медленно киваю, сдерживая скрипнувшее на зубах раздражение. Два дня назад я действительно обратилась за помощью к одному из лучших частных сыщиков Василию Копылову с просьбой помочь. Не безвозмездно, конечно. И он единственный, кто согласился. Хотя я обзвонила тучу знакомых сыщиков. Даже пыталась подключить знакомых из полиции. Но найти человека всего лишь по полумаске практически нереально. Даже экспертиза ДНК ничего не дала. Такое ощущение, будто владелец этой проклятой маски не хотел, чтобы я его нашла. И все время оказывался на шаг впереди. Это злило. А еще с каждым своим шагом я понимала, что увязаю в нем по полной.

И вот, оказывается, что профессионал Копылов растрепал о моей просьбе этому странному старикану со взглядом хищника и повадками вожака. И тот нагло пользуется моим нескрываемым интересом. И наверняка знает, что я соглашусь, потому что поиски длятся уже больше года. Вздыхаю.

– Условия? – слегка изогнув бровь.

– Вы мне – мою вещицу, я вам – имя вашего поклонника. Полагаю, с именем вам будет гораздо легче его отыскать, – а сам улыбается плутовски. И запах ловушки все резче. Вот только отступать уже поздно. Да и не в моих это правилах.

– Сроки? – еще один прямой вопрос.

– Думаю, месяц меня вполне устроит. Впрочем, – он задумчиво трет переносицу, – договориться с месье Сориным как можно быстрее и в ваших интересах.

Хмурюсь, отчаянно не желая показывать свое раздражение. Не люблю я, когда надо мной насмехаются. А этот старикан явно издевается.

– А сами что же не договоритесь? – и тут же жалею о вопросе: слишком личный для клиента. И судя по его исказившемуся лицу – не самый приятный. Сожаление тут же стирается под чувством легкой удовлетворенности. Сам напросился, уважаемый.

– Не думаю, что это имеет отношения к нашей сделке. Хотя, – и снова трет переносицу. Нервничает. Это замечательно. Нечего надо мной издеваться, чай не девочка. – У нас с месье Сориным – давний конфликт и неразрешимый. Поэтому будет лучше, если он не будет знать о моем участии в данном мероприятии.

Ну я так и предполагала, да. Ладно, хочет старикан поиграть в шпионов – будет ему инкогнито.

– Надеюсь, Ипполит Эммануилович, вы сдержите свое слово.

В ответ лишь короткий кивок и полуулыбка на его губах. И в этот момент я четко понимаю: влипла по самое не хочу.

Осознание полной задницы укрепляется уже спустя два дня. Вызвонить полковника Ивана Сорина оказывается непростым делом: мобильный его практически все время вне зоны, а когда пробивается сигнал – линия занята; по домашнему адресу глухо; на работе его нет, и его сослуживцы место обитания шефа не сдают даже такой «зачетной девчонке». И никого не волнует, что найти этих самых сослуживцев в канун Нового года тоже крайне затруднительно. Приходится мотаться из одного конца города в другой, при этом каждый раз попадать в жуткую «пробку». Чувствую себя мячиком для пин – понга, что бестолково врезается в сетку, не долетая до второй ракетки.

Еще и метель разгулялась не на шутку: ветер гнет черные деревья, швыряет в лобовое стекло снег. «Дворники» не успевают сметать его, как он снова налипает. Радует только, что подаренная братом «Тойота» в такую погодку – настоящая находка. Как и хмурый майор, поведавший, что Сорин – большой любитель зимней то ли охоты, то ли рыбалки, то ли всего скопом, поэтому зимние каникулы тот проводит за городом, в своей холостяцкой хижине. И даже адресом поделился, что несказанно радует. И теперь я упрямо пытаюсь выбраться из задохнувшегося «пробками» города.

По радио предновогодняя суматоха: все затаили дыхание в ожидании чуда боя курант. А я пробираюсь на своей «девочке» сквозь пургу и темные лесополосы, надеясь лишь на навигатор, который пока безошибочно направляет меня по неизвестным пригородам. Город остается далеко позади, стираются веселые студийные голоса и песни, и салон машины окутывает такая уютная тишина. Дорога впереди стелется белесой полосой, за окнами рычит ветер, сливаясь в одно тихое урчание с мотором. Постукивая пальцами по рулю, не отвлекаюсь от голоса навигатора, требующего ехать прямо еще пять километров, а затем свернуть налево.

Телефон оживает напоминанием, что до Нового года остается всего час. И, похоже, встречать я его буду в машине, в лучшем случае, потому что едва я сворачиваю с трассы, как родная «Тойота» увязает в снежной вате. Еще метров триста ползет, скорее, по инерции, и замирает, как вкопанная. Вот тебе и находка. Вдавливаю педаль газа в пол, но без толку – еще больше увязает. А снег уже не летит хлопьями, сыплется крупой. И верными ему друзьями – вой ветра, холод собачий и темень на сотни метров вокруг.

– Проклятье, – рычу, саданув ладонями по рулю, и попадаю аккурат по клаксону. Машина взвизгивает коротким сигналом. Дергаюсь от неожиданности и вписываюсь плечом в дверцу. Острая боль прошивает по самый локоть. – Чтоб тебя! – схватившись за ушибленную руку. Закусив губу, медленно растираю плечо, локоть. Под кожей колются невидимые иголки, растекаясь спасительным теплом по мышцам. Нужно срочно что – то придумывать, иначе куковать мне здесь до улучшения погодных условий. А оные, судя по нарастающему гулу извне, наступят нескоро. Перспектива замерзнуть в машине в лесной глуши – то еще удовольствие.

Есть вариант позвонить брату. Тот примчится мигом или на худой конец пришлет своего конюха. Не самый лучший вариант, но проще пару часов вытерпеть этого несносного мужика, чем торчать в этой глуши. К тому же можно включить полный игнор или просто притвориться спящей. Эх, была – не была.

Набираю номер брата. Длинные гудки тянутся, кажется, целую вечность.

– Ямпольский, слушаю, – хриплый голос пробирает до мурашек. Не принадлежи он моему брату – пропала бы.

– Ты что, спишь? – гляжу на яркие цифры на магнитоле: полдвенадцатого.

– Болею, – не соглашается он, прочистив горло. Голос звучит четче, но все с той же волнительной хрипотцой. Да уж, бедные девицы, попавшие под его обаяние.

– От горя или от радости? – поддеваю я, ненадолго забывая, где я и что мне, собственно нужна его помощь. Хотя с него помощник сейчас, как с меня принцесса Диана.

– От вселенской несправедливости, – вздыхает он. И не понять, то ли в шутку, то ли всерьез. – А ты чего звонишь, куколка? Случилось чего?

– Соскучилась, – улыбаюсь, понимая, что ничего я ему не расскажу и ни о чем не попрошу.

– Ну так приезжай. Будем болеть вместе.

– Э нет, братишка, – посмеиваюсь, наблюдая, как лобовое стекло затягивает снежной коркой. Картинка перед глазами радости не внушает. – У тебя лекарства никудышные.

– Права ты, куколка. Сиди – ка ты дома со своим глинтвейном, – упаси боги от такого дома, – и жуй…

Короткий стук у самого уха.

– Черт, – вздрагиваю, выронив телефон, и резко оборачиваюсь на стук. У водительской дверцы стоит мужчина в необъятной куртке. Капюшон натянут по самые глаза, а снизу лицо замотано шарфом. Только странных мужиков мне среди ночи не хватает. Нашариваю ладонью телефон, упавший между сидениями. Брат уже не на шутку разнервничался.

– Ко мне тут пришли, – перебиваю поток вопросов брата. – Повиси немного, ладно?

– Без проблем, – облегченно выдохнув, соглашается брат. А я опускаю стекло и сталкиваюсь с невероятно яркими синими глазищами. И первая мысль, как и тогда, при знакомстве: не бывает в природе таких ярких глаз, бездонных почти. Но они есть и смотрят тревожно. А потом широкая ладонь в перчатке отодвигает на затылок капюшон, опускает шарф. Обветренные губы изгибаются в полуулыбке.

– Баронесса и без кареты, – насмешливо. – Нонсенс. Миледи, где пажей растеряли, а?

И почему все красивые мужики такие уроды?

– Это свои, – уже брату в трубку.

– Свои? – как-то недоверчиво уточняет брат.

– Угу. Сосед в гости зовет.

– Ааа, – как-то неопределенно протягивает брат. – Развлекайся, куколка.

– Угу, – только и всего.

Прячу телефон в карман пальто и перевожу взгляд на «соседа». Лыбится во все тридцать два, заслонив собой все окно. Метель осталась за его широченной спиной. М – да, эксклюзивный экземплярчик в классе «уродов». Именуется скотина редкостная, рыжая и наглая. Меня терпеть не может. И надо признать, чувства наши взаимны. Стоит, сверкая своими глазищами, в которых бесенята танцуют рок – н—ролл. И ответить бы ему, да только сил совершенно нет. Вздыхаю. Что – то расклеилась я как – то. И, положив голову на скрещенные на руле руки, на выдохе заговариваю. Говорю, как чертовски устала за этот сумасшедший день, да и за год в целом. Как мне надоели его постоянные «шпильки» о моем статусе и недалеком уме. Надоело доказывать всем, что я чего – то стою. Не сегодня. Не в эту праздничную ночь. Давай мы продолжим завтра, а эта ночь пусть будет временным перемирием, потому что я давно не встречала Новый год. А так хочется, чтобы как в детстве: пестрая елка под самый потолок, куча игрушек, мандарины и россыпь фейерверков за окном. Замолкаю, усмехнувшись. Отпустило немного. Иногда полезно выговориться, даже когда твой собеседник абсолютно точно не знает ни единого слова на немецком. В моем случае это огромный плюс. Иначе не избежать очередных «шпилек». А сейчас я просто хочу в тепло, под одеяло и чтобы…

– Вылезай, – перебивает мои мысли требовательный голос. Смотрю во все глаза. На мгновение кажется, что он все понял и уже сделал свои выводы. – Давай пошевеливайся, миледи. А то заметет снегом – не выгребем потом. Что я потом брату твоему скажу?

Фыркаю. Нет, не понял он ничего. О собственной шкуре печется. Конюх, что с него взять.

– Вряд ли ты говорить сможешь, – бурчу, выбираясь из машины. И тут же попадаю в снежный вихрь: снег бьет в лицо, а обжигающий ветер сбивает с ног, прижимает к «телу» машины. Задыхаюсь, зажмурившись, пытаясь найти точку опоры. Вот так попала, елки – палки. И сдался мне тот принц, чтоб его. Сидела бы сейчас в своей уютной квартирке, заедала мандаринами глинтвейн и смотрела очередное новогоднее шоу по телевизору. Нет же, потянуло на приключения. Золушка тоже мне.

Но все меняется в одно мгновение. Сильные руки обхватывают плечи и прижимают к широкой мужской груди. От пуховика пахнет морозом и бензином, и дышать так легко: ничего не лепится в глаза, не забивает нос и рот. Ветер стихает. Я отодвигаюсь от конюха. Переступаю ногами в изящных сапожках.

– Ты бы еще хрустальные туфельки нацепила, Снегурочка, блин, – фыркает конюх, смерив меня насмешливым взглядом.

– Тебя забыла спросить, – хмурюсь. До чего же невозможный тип. И почему именно он мне попался в эту ночь? За что такое наказание?

– Это точно, – усмехается конюх. – И куда только Самурай смотрит.

– На жену, – по-прежнему хмуро.

Моя реплика остается без ответа. Вместо этого конюх выгребает меня из сугроба, куда так ловко въехала моя «Тойота». Ноги по колено утопают в снегу: брюки насквозь промокли, а пальцев на ногах я перестаю чувствовать буквально через несколько метров. Но я упрямо иду следом, не выпуская широкой ладони в перчатке. Впрочем, даже если бы мне и захотелось вырваться – конюх держит крепко. И пусть. Я же не самоубийца. Он идет уверенно, будто каждый день тут бродит в такую непогоду. А может и бродит, кто ж его знает. К тому же он преданный пес брата и не обидит, разве что словом. Но от словесных атак я уже научилась отбиваться.

Но еще через пару метров сугробов и метели все-таки становится не по себе. Не будем же мы пешком топать до самой деревни, огней которой даже не видно в этой снежной круговерти? И мысль о дружбе с братом уже не спасает. Паника налипает снежным комом, но накрыть с головой не успевает. Мы останавливаемся напротив мощной громадины на лыжах: снегоход. Вот уж точно чудо чудесное. В такой глуши и такой мощный агрегат. Только забираться на него оказывается жуть как неудобно: замерзшие конечности отказываются подчиняться хозяйке, то не сгибаясь, то соскальзывая. В попытках взобраться на рычащего монстра – и когда конюх успел его завести? – совсем выпускаю из виду своего спутника. А он, поймав меня, едва не пропахавшую носом снег, легко, как пушинку, закидывает на снегоход. Сам садится спереди, нащупывает мои руки и кладет мои ладони на свой живот. И замирает, будто ждет, что я начну возмущаться. Не дождется. Очень хочется в тепло – замерзла очень. Сцепляю пальцы, обхватывая конюха за талию, и прижимаюсь к нему как можно ближе. Он такой горячий, что его тепло ощущается даже через ворох одежды. Чувствую, как он расслабляется и, кивнув, трогается с места.

Глава 2

Сейчас. Декабрь.

Егор не находит себе места. Он давно все приготовил: ужин, шампанское, свечи. Даже елку нарядил, хотя терпеть не мог всю эту новогоднюю ерунду. Но ради нее он готов не только елку нарядить, но и самого Деда Мороза из Лапландии притащить. Лишь бы она пришла. Пусть даже язвит и злится – ему не впервой. Главное, в эту ночь она должна быть рядом. Он давно хотел увидеть ее в своем доме, но все как – то повода не было пригласить. Слишком странные у них сложились отношения, слишком непростые, чтобы просто взять и позвать ее в гости. Засмеет, как минимум, а потом еще долго будет припоминать ему его расстройство ума. Она ведь уверена – Егор ее ненавидит. А он по ней с ума сходит. Она одним своим появлением перевернула его жизнь вверх тормашками, да еще умудрилась такой кавардак в ней устроить, что Егор, даже захоти навести порядок, не сумеет. Без нее не сумеет.

Уже в сотый, наверное, раз Егор смотрит на часы. Стрелки неумолимо вышагивают по циферблату, отсчитывая секунды, минуты, часы, гулким боем нарушая вязкую тишину. А ее все нет. И метель за окном взъярилась не на шутку: гнет деревья, взвивает до небес снежные смерчи, недовольно скрипит незапертыми воротами. И беспокойство в душе нарастает снежным комом, готовое вот – вот обрушиться снежной лавиной. Егор вымеряет шагами гостиную с мигающей разноцветными огоньками елкой, подходит к окну, вглядываясь в снежную круговерть. Переводит дыхание, заставляя себя успокоиться. Все хорошо. Ипполит сказал – она приедет, значит, нужно просто подождать. Но как же невыносимо просто ждать! И тишина выкручивает похлеще гриппа. Егор вздыхает, теперь прекрасно понимая друга, ненавидящего тишину. Он тоже скоро ее возненавидит: звенящую и неживую, воняющую одиночеством. Прислоняется лбом к холодному стеклу.

Совсем недавно он говорил, что пока не нашел способа быть вместе с любимой. Нашел вот, а ее все нет и нет. И внутри острое предчувствие царапает когтями, заставляет плюнуть на все и сорваться с места.

Торопливо, словно страшась опоздать, Егор натягивает ботинки, куртку, шапку, шею обматывает шарфом, руки прячет в перчатки и выходит в метель. Злой порыв ветра едва не сшибает с ног, кормит снежной крошкой. Егор чертыхается и, развернувшись спиной к ветру, заматывает шарфом лицо по самые глаза, натягивает капюшон, оглохнув к завываниям вьюги. С воротами приходится повозиться: замок успел замерзнуть в пазах. Егор возвращается в дом, чтобы вскипятить воду. Пока греется электрочайник, набирает номер старого знакомого.

– Слушаю, гражданин начальник, – хриплый мужской голос в трубке насмешлив.

– Ипполитушка, завязывай, – обманчиво – спокойно обрывает Егор. – Не звонила?

– А что, не приехала еще девонька? – теперь в голосе собеседника сквозит беспокойство.

– Не приехала, – мрачно соглашается Егор, выстукивая пальцами по столешнице.

– Погоди, начальник, я сейчас наберу девоньку и тебе перезвоню.

Егору ничего не остается, как ждать. Чайник вскипает, и он снова возвращается в метель. Холод пробирает до костей: не зимний, тот, что внутри. Колючим страхом пересчитывает позвонки. Замок поддается сразу. Егор отставляет чайник, открывает ворота. Сердитая вьюга радостно влетает в теплый гараж, резвится, зашвыривая снег. Егор заводит снегоход. Тот с рыком приветствует хозяина, настраивается, урчит довольно, что о нем, наконец, вспомнили. Егор похлопывает железного друга. И вспоминает, как Самурай приволок этого монстра полгода назад. Егор тогда только закончил строительство дома. Довольный собой Самурай наблюдал, как Егор осматривает технику и хмурится, не желая принимать столь дорогой подарок.

– Да брось, Плаха, – отмахнулся тогда Самурай. – Разве моя жизнь не стоит какого – то снегохода?

Жизнь друга стоила гораздо большего, поэтому пришлось подарок принять. К тому же Егор не мог отрицать, что снегоход в здешних местах – вещь первой необходимости. Благодаря ему он уже не одного заплутавшего любителя природы из заснеженного леса вывез. Да и на ферму добираться зимой гораздо удобнее.

И вот теперь Егору с верным другом придется вытаскивать из цепких лап метели ту, что дороже всех на этом свете.

Ипполит отзванивается, когда мотор уже прогрет.

– Трещит твоя девонька по телефону, дозвониться не могу, – злится Ипполит. – Но она где – то рядом с деревней. Ребята по маячку проверили. Видать, встряла где – то. Погода то вон какая.

Погода мерзкая, что тут скажешь. Да и идея не кажется такой уж хорошей, как виделось изначально. Егор долго искал подходы к этой девчонке, а когда узнал о ее поисках – идея родилась сама. Пришлось даже вспомнить старые связи, чтобы найти ключик к мастеру убеждений и розыска людей. Зная давнюю страсть Ипполита к комиксам, Егор раздобыл редкий выпуск и позвонил Ипполиту. Учитывая, что Егор когда – то впаял нехилый срок ныне уважаемому в городе человеку, Ипполит встрече был не рад. Но узнав, что Егор предлагает взамен своей маленькой просьбы, согласился. Страсть пересилила.

Егор прячет мобильник в карман и седлает снегоход, с ревом вспарывая свист метели.

Снег мягко стелется под лыжами снегохода, спрятав под собой колдобины и рытвины. Ехать одно удовольствие, только видимость паршивая, а Егор забыл надеть очки. И глаза уже устали всматриваться в подсвеченный снежный туман, надеясь выискать ту, что застряла где – то по дороге. Черный внедорожник на повороте с трассы он замечает далеко не сразу, а когда видит, отчетливо понимает – к машине не подъехать. Та встряла со всего маху капотом в так и не залатанную яму. Снегом ее прировняло малость, и не заметить. А тот, кто не знает местности – не объедет. И злость пенит кровь. Ругаясь, Егор спрыгивает в еще мягкий снег, перекидывает через плечо рюкзак с предметами первой необходимости: кое – какими инструментами, рацией, продуктами и аптечкой, – и широкими шагами двигает к джипу. И страх подстегивает, сжимает в тиски внутренности, мешает мыслить здраво. В голове только одна мысль: «Только бы жива». С остальным он справится. На этом же чертовом повороте и убиться легко. Две недели назад Егор сам на этой яме свой «Шевроле» угрохал. А Живолуп, сволочь такая, а по совместительству и голова местный, залатать яму пообещал, а сам на новогодние каникулы укатил. Вернется, Егор ему самолично шею свернет, но прежде заставит дорогу отремонтировать. И начхать, что зима и снег. Пусть хоть сам асфальт укладывает, скотина.

Злясь на себя, Живолупа и несносную погоду, швыряющую в лицо колкий снег вперемешку с градом, Егор пригибает голову и, смотря под ноги, добирается до застрявшего внедорожника. В паре шагов сбрасывает рюкзак и всматривается в темное нутро машины. И только теперь замечает слабый свет магнитолы, а в затянутое ледяной коркой лобовое стекло – ее, живую и разговаривающую по телефону. Спасибо понатыканным по трассе фонарям – светло вокруг, хоть и снежно.

Чувствуя неимоверное облегчение, Егор подходит к водительской дверце, которая в пригодном состоянии и в снегу не увязла, а, следовательно, откроется, снимает перчатку и костяшками пальцев стучит по стеклу. Спустя несколько секунд то с тихим жужжанием опускается и Егор видит прямо перед собой широко распахнутые от удивления и узнавания серо – голубые глаза, в темноте кажущиеся чернее ночи. С тревогой Егор ощупывает девушку взглядом: от лица до ничем не придавленных ног, – убеждаясь, что цела. И напряжение, державшее его в ледяных оковах несколько последних часов, схлынуло таким нереальным облегчением, что он стягивает шарф, скидывает на спину капюшон и, с трудом сдерживая рвущиеся на волю самые важные слова, бросает привычно – насмешливое:

– Баронесса и без кареты. Нонсенс. Миледи, где пажей растеряли, а?

Он довольно скалится, глядя в ее прищуренные глаза, и вдруг замечает в них усталость. И понимает, что зря все он это затеял. Вымотал девчонку, перепугал, а напоследок еще и привычную скотину редкостную включил. Или как там она его называла в последнюю встречу? Конь педальный? Вот это точно про него сегодня. Егор нутром чует – пошлет она его сейчас лесом, запрется в своем джипе и братца на помощь позовет. С ним вон как раз и болтает. Он уже мысленно приготовился убеждать ее, чтоб не дурила, как она его удивляет.

Коротко, с нежной улыбкой на тонких губах, прощается с братом, вздыхает, уронив голову на скрещенные на руле руки, и говорит устало. Долго говорит, наверняка надеясь, что он ни словечка не поймет из ее монолога на немецком. Он бы может и не понял, вновь пораженный, каким низким и сексуальным становится ее голос, когда она разговаривает на родном языке, но уж слишком откровенны ее слова. И слишком неправильные для их отношений. И от этой неправильности, а еще от того, как для нее важен тот, ради кого она пожертвовала своим теплым и уютным вечером, Егор начинает злиться.

– Вылезай, – командует он и перехватывает ее пронзительный взгляд, до краев наполненный иррациональным страхом. Почему? И осознание приходит молниеносно – боится собственного откровения перед ним. Каким – то шестым чувством, не иначе, Егор понимает – покажет, что услышал ее – потеряет навсегда. А без нее он сдохнет. И он снова прячет собственные чувства за привычной маской скотины и хама.

И Карина не остается в долгу, возвращая ему его колкости. Но с трудом как – то, словно и правда устала. Бурчит что – то, но покорно выбирается из машины и тут же попадает в снежный вихрь. Зажмуривается, сжавшись в тугой комок, и задыхается от ветра и снега. Твою мать! Рывком притягивает к себе девчонку, вжимает в себя, носом уткнувшись в ее макушку. Жадно втягивает ее дурманящий аромат, пропуская по венам, словно чистый яд. И держит. Надышаться ею не может. А Карина притихает в его руках. Ненадолго. И с утихнувшим ветром отшатывается от Егора, а он сжимает кулаки, загоняя поглубже неконтролируемое желание податься за ней, обнять так, чтобы уже не выбралась. И дышать. Ею дышать, как воздухом. А она хмурится, смотрит исподлобья и ногами переступает. И только теперь Егор замечает на ней кожаные сапожки на шпильке, совсем не для такой погоды.

Ругается вполголоса. И не сдерживается от скрутившей все нутро злости на нее и ее беспечность. Она бы еще босиком по снегу вышагивала.

Только она легко парирует все его обвинения и лишь ее собственная злость, прорывающаяся в резком тоне, примиряет Егора с дурью этой девчонки. Качает головой, вытянув ее из сугроба, отлепляет от машины. И она упорно идет следом, а потом долго не может взобраться на снегоход. Сперва замирает ошарашенная увиденным, а после теряется. И вдруг становится маленькой и хрупкой, ищущей опоры и поддержки. Снова ругнувшись, Егор ловко подсаживает ее на сидение. Сам садится за руль. Выдыхает, прикрыв глаза. Считает до трех, попутно за спиной нащупывая холодные ладошки Карины. Кладет их себе на живот и на долю секунды замирает, ожидая очередной «шпильки» в свой адрес, но лишь чувствует, как Карина крепче обнимает его, прижимаясь к его спине всей собой. Егор выдыхает и рвет с места своего «снежного зверя».

До его дома добираются быстро. Но Карина продрогла совсем, трясется, в бесполезной попытке согреться растирает плечи и едва не подпрыгивает на месте, пока Егор загоняет снегоход в гараж. Ждет терпеливо. И молчит все время. Даже недовольства во взгляде нет, только усталость. Похоже, у его девочки сегодня вечер испытаний.

Но в доме испытание ожидает его самого. У Карины пальцы замерзли так, что не слушаются. Егор видит, с каким трудом она пытается пальто расстегнуть, но пальцы дрожат, не слушаются. Словно задеревенели. И злость прорывается в каждом ее рваном движении. Егор качает головой.

– А попросить не судьба, да, миледи? – вздыхает, перехватив ее ладошки. Она закусывает губу и смотрит недовольно, почти с ненавистью. Егор усмехается. Ничего, он уже привык. Зато так она более – менее на себя похожа, а то заморожена, что Снегурочка точно. И все же его помощь она принимает. Егор снимает с нее пальто, вешает на крючок вешалки, так же легко избавляет ее и от промокших насквозь сапог. А ноги совсем ледяные!

– Карина, мать твою, – рычит, злясь. Она вздрагивает, к стене отступает, но Егор подхватывает ее на руки.

– Ты что творишь, Плахотский?! – хрипит продрогшим горлом. Вся замерзла, дурочка. Привыкла по своим балам рассекать. А тут не дворец, а метель лютая.

– Не дергайся, – приказывает, когда она брыкаться пытается. – А то не дай Бог уроню… а ты девушка хрупкая, сломаешь еще чего, будешь потом месяца три в моем обществе подыхать, – и осклабился, явно изумив уставившуюся на него Карину.

– Куда ты меня тащишь? – смирившись, спрашивает принцесса, когда он поднимается по лестнице, перешагивая через ступеньку.

– Отогревать тебя буду, Снегурочка, – хмыкает, толкнув дверь в ванную. – Глядишь, оттаешь – подобреешь.

Ставит прямо в ванну и открывает кран. Карина взвизгивает, когда горячая струя попадает на ноги. Но на парующую воду смотрит так, будто восьмое чудо света открыла.

– Раздевайся, – останавливает Егор ее попытку усесться в воду прямо в одежде.

Не отрывая взгляд от текущей воды, она стягивает с плеч пиджак, отбрасывает его в сторону и принимается расстегивать блузку. С мелкими пуговицами у нее вообще полный швах – пальцы по – прежнему не слушаются.

– Давай я, – предлагает вдруг севшим голосом. У него от ее непрошеного стриптиза мысли разом испарились, оставив лишь одно голое желание.

Она приходит в себя, когда Егор берется за последнюю пуговку, мысленно порадовавшись, что их так много – есть время взять себя в руки. В те самые, что остановлены мягко, но настойчиво. И касание током по оголенным нервам. Она сама вздрагивает, обхватив его запястье с полоской шрама.

И взгляд глаза в глаза. Твою мать! Как же она на него смотрит! Искушающе. И глаза – омуты черные. Такие же, как озеро за лесом. Манящие, но опасные. Подернутые дымкой…желания? Но понять Егор не успевает. Карина встряхивает головой, выпустив его руку, лицо растирает, качая головой, словно убеждает себя в чем – то мысленно. А спустя удар сердца вскидывает на него ясные синие глаза.

Дерзкие и колкие.

– Плахотский, ты совсем офигел? Вали отсюда!

– А как же стриптиз? – и рожу невинно – обиженную состряпал в два счета.

– Облезешь, – огрызается, запахнув блузку, и чуть ли не молнии в него метает.

– Да чего я там не видел, – фыркает в ответ и, подмигнув неожиданно растерявшейся Карине, выходит из ванной, тихо посмеиваясь.

Дорогие мои, огромное спасибо за поддержку, она всегда даёт волшебного пинка творчеству. Вы – лучшие. А мы продолжаем…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю