Текст книги "Леди для Конюха (СИ)"

Автор книги: Лана Черная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Сердце пропускает удар, а я пячусь в темноту комнаты, плюхаюсь на кровать, просчитывая каждый вариант. Выискивая в своей девичьей памяти хоть одного мужчину с такой привычкой и ничего. Перевожу взгляд на разобранную постель и обнаруживаю на прикроватной тумбочке черную полумаску.

– Еще увидимся, Карабас, – улыбаюсь, оглаживая пальцем витую подпись дизайнера полумаски. – Даже быстрее, чем ты думаешь.

Глава 5

Декабрь. Сейчас.

Встряхиваю волосами, отгоняя непрошеные воспоминания. Я давно перестала обращать внимания на странные намеки Конюха. Да, все мы женщины одинаковы анатомически. И плевать, что именно он имел в виду, говоря, что уже все видел. Решил поиздеваться, что я не так уж хороша для него? Пусть. Я к нему в любовницы не набиваюсь. А уж сколько у него женщин было, мне вовсе не интересно. Только почему это задевает все равно? Застревает в голове, заставляя вновь и вновь возвращаться к его пальцам на пуговках рубашки и к тонкому шраму на запястье. Напоминает о том, другом, что въелся под кожу, а потом просто сбежал. И так и не сдержал свое обещание о скорой встрече.

Стягиваю с себя одежду и с наслаждением подставляю продрогшее тело под тугие струи душа. Зажмуриваюсь, подставляя под теплую воду и лицо, избавляясь от макияжа. Я не на приеме, а конюх – не принц на белом коне, чтобы красоваться перед ним в боевой раскраске. Сегодня ночью я просто хочу быть собой, даже если конюху это не понравится.

На полочке в кабинке стоит всего несколько пузырьков, среди которых гель для душа, шампунь и туалетная вода. Шампунь пахнет мятой и еловыми шишками. Выдавливаю себе на ладонь совсем чуть-чуть, вспениваю и наношу на волосы. Странное ощущение растекается под кожей. Как будто нет ничего правильнее, чем пахнуть мужским шампунем именно здесь и именно сейчас. Усмехаюсь собственным мыслям, смывая с волос шампунь. Набираюсь наглости и вспениваю на мягкой мочалке еще несколько капель шампуня. Почему-то ощущать на себе еще один запах конюха не хочется, и я обхожусь мятой и шишками. Растираю докрасна тело, а потом смываю пену с разогретой кожи. Ее покалывает от тугих капель и расслабленности. Улыбаюсь, закручивая кран. На крючке нахожу полотенце, пахнущее чистотой. Похоже, Егор часто принимает здесь гостей. Усмехнувшись, вытираюсь, просушиваю волосы и оставляю их влажными. Не хочу пользоваться феном, да и вряд ли оный сыщется в холостяцкой берлоге. А вот переодеться не во что, разве что в необъемный белоснежный халат, что висит рядом с полотенцем. В него и закутываюсь. Промокшую одежду забрасываю в стиралку и включаю. Сама усаживаюсь на край ванны. Осматриваюсь. Вообще здесь довольно уютно: просторно, светлый кафель на стенах и полу, но теплый какой-то, потому что босые ноги даже не ощущают дискомфорта. Наверняка, подогрев под полом. Это здорово, особенно когда выползаешь из горячей ванны, разморенный и расслабленный. Большая ванна, в которой можно вытянуться во весь рост и современная душевая кабинка, куда я и перебралась, хотя Плахотский бросил меня в ванне. Интересно, почему? Неужели думал, буду отмокать? Я в принципе, редко «плаваю» в ванной, предпочитая душ. С моим ритмом жизни, когда я провожу на ногах по восемнадцать часов в сутки, колеся по всей стране, это нормально. Главное, быть чистой, а вот как – дело второстепенное. И он как никто осведомлен о моих привычках, потому что я точно знаю, что у него припрятано целое досье на меня – такова уж него работа, давно и безнадежно переросшая, если не в манию, то в безусловный рефлекс.

Заглядываю в кабинку. Ничего необычного: куча кнопок, панелей, несколько полочек, на одной из которых все те же пресловутые пузыречки. Шампунь я уже нюхала. У геля оказывается терпкий древесный аромат. Похоже, конюх просто помешан на лесе. Наверное, будь его воля, он бы в лесники заделался.

Третий пузырек из темного стекла, треугольный, и я всовываю свой любопытный нос и в него. И едва не роняю, когда в нос забивается дерзкий аромат снежной ночи, секса и тайны, что будоражит уже как год.

– Карабас… – выдыхаю и срываюсь с места.

– Карабас… – выдыхаю и срываюсь с места.

Путаясь в чертовски длинном халате, несусь по лестнице, а в голове только одна мысль: «Не может быть». Это не мог быть он. Только не он. Я не верю, но что – то внутри кричит об обратном.

И в голове вихрем картинки тогдашней ночи…

…Горячие ладони на талии, подбрасывающие вверх в каком – то странном испанском танце. И эти же руки на моем животе, груди. И я, стекающая по ним, как водопад, срывающийся с обрыва…

…– Ты чокнутая, Корф, – Матильда качает головой. – Ты хоть понимаешь, что это сейчас было?

Пожимаю плечами, отирая пот с лица. Понимаю ли я? Едва ли. А взгляд уже рыщет по залу в поисках того, кто свел с ума.

– Да ты вообще меня не слушаешь, – вздыхает Матильда.

Я поднимаю на нее взгляд, даже не скрывая рассеянной улыбки. Я не думаю о ее словах, даже не слышу. Мои мысли только о нем, в нем. И кожа до сих пор горит от его рук и губ. Тело помнит, как они скользят по взмокшей шее. Как пальцы сжимают грудь и бьют по торчащим соскам. Как обнаженная и возбужденная плоть скользит по его ноге и судороги выкручивают тело в сладком оргазме. И все это под ритм испанской музыки на глазах у сотни олигархов.

– Он же…

– Трахнул меня на глазах у всех, – договариваю за брезгливо скривившуюся Матильду. – О да, Матильда, и это было офигенно.

– Ты рехнулась, – сокрушается та. – Если твой отец узнает…

Злость бьет под дых, на мгновение воруя дыхание, чтобы затереться горячей бесшабашностью, когда я ловлю полный желания взгляд Карабаса. Этот взгляд так много обещает, что между ног снова мокро. И это…дикий коктейль безумства и вожделения. Такой вкусный. Просто невозможно оторваться. И я пью его, пуская по венам помесь адреналина и эндорфинов, что снова хочется кружиться в танце и смеяться от неожиданного счастья.

– А ты позвони ему, Матильда, – обнимаю ее, чмокаю в щеку. – Позвони и расскажи, что его единственная и горячо любимая дочурка сошла с ума от любви.

Матильда смотрит на меня, как на чокнутую. И она права сейчас, как никогда. Я действительно рехнувшаяся принцесса, распробовавшая вкус настоящего секса.

– Он порадуется…

…Синие глаза в обрамлении черной маски, которую я так хочу снять, но его пальцы не позволяют. А губы…твердые, наглые заставляют забыть обо всем. Они прожигают черные дыры, выжигают их огнем страсти. И там, в каждой из них беснуется дикое пламя похоти. И я впервые ни о чем не думаю. Впервые отвечаю так же страстно и неистово, как и он. Возвращаю ему каждый поцелуй, оставляю зеркальные метки на его смуглой коже. И подставляюсь под новые укусы, чтобы вновь сорваться, крича и выгибаясь. Теряясь в нем безвозвратно…

Мотаю головой, отгоняя мысли, сбивающие с пути, кружащие голову. Слетаю вниз, но на последней ступеньке оступаюсь и падаю, больно ударившись копчиком о дерево ступеньки.

– Плахотский, – скулю, как побитая собака, потирая ушибленный копчик. Из глаз брызжут слезы, – если это ты, я тебя убью.

Он появляется на пороге, перепуганный донельзя.

– Карина… – и кидается ко мне, подхватывает на руки. – Где болит? Что?

И отчего-то его губы оказываются на моем лице, везде. Он целует торопливо и мягко, словно проверяет, все ли цело. А я…я совершенно точно не понимаю, что происходит. И прежде чем соображаю, что говорю:

– Егор, раздевайся.

Похоже, я все-таки сошла с ума.

Он замирает со мной на руках, смотрит ошалело.

Я изучаю его лицо, впервые так близко, пытаясь отыскать знакомые черты, а пальцы сжимают флакончик с туалетной водой, что стала моим персональным фетишом. Сколько парфюмерных магазинов я объездила, сколько брендов мужского парфюма вынюхала – не перечесть. Даже в Германию к папе в гости летала. О, там меня уже каждая собака скоро начнет узнавать на улицах, что уж говорить о менеджерах магазинов.

И я не нашла. Ни одного мало-мальски похожего запаха.

И это сводило с ума, потому что он был повсюду.

Я им бредила. Даже еда пахла ним.

Я перестала ходить в рестораны, даже в гостях ничего не ела, что не на шутку волновало брата. Но как ему объяснить, что его сестрица помешалась на одном наглом мужике, подарившем ей первый в жизни оргазм? И не один, если уж быть точной. Я и вспомнить не могу, сколько их было. Мне кажется, я кончала от одного его голоса. Но запах…запах…он въелся под кожу, стал моим собственным. А я рисковала стать любимой пациенткой психиатра.

И когда я уже отчаялась, я нашла его. И где? В ванной того, кто меня ненавидел. Кого я предпочитала не встречать в своей жизни. И это не могло быть правдой. Никак.

И это не могло быть правдой. Никак.

Но флакончик в руке говорит об обратном. И мне срочно нужно опровержение этого бреда. А для этого я просто должна увидеть конюха голым.

– Я бы с удовольствием, миледи, – улыбается конюх, словно разгадал мои мысли, – но сейчас не самое подходящее время. Понимаешь…

Он вдруг теряется, аккуратно ставит меня на ноги, зависнув на моей оголившейся груди. И от его взгляда жар растекается по венам, румянцем заливая лицо, шею и даже грудь. А его пальцы уже скользят по спине. Я чувствую их силу и тепло даже сквозь ткань халата.

Тихо выдыхаю, понимая, что попала конкретно, потому что если Плахотский не окажется Карабасом, тогда я конченая нимфоманка, которая растекается лужицей от любого мужского прикосновения.

И это полная хрень. Тогда точно прямой билет в желтый дом к смирительным рубашкам.

– Это ты? – спрашиваю хрипло. – Скажи, это правда ты? – и протягиваю ему флакончик.

Он хмурится и мне не нравится его взгляд. Потому что мне кажется: сейчас он соврет.

– Нет, – и в этом слове нет ни звука лжи. И так погано, что хочется его стукнуть. – Это парфюм моего брата. Химик, что с него взять.

А я смотрю на него во все глаза, и мир уплывает из – под ног, да и вообще реальность как – то странно смазывается, растирается цветными мушками. Брата? Какого еще к черту брата?

– Карина? – сильные руки прижимают к груди. – Тебе плохо? Что? Где ударилась?

– Иди в задницу, Плахотский, – вздыхаю, поздно соображая, как двусмысленно звучит эта фраза.

– Обязательно, миледи, – смеется тихо. – Все, что пожелаешь.

… – Я хочу тебя… – проносится в голове отголоском прошлого. – Пожалуйста, я хочу твои губы…там…Хочу твои губы…Поласкай меня своим ртом…

– Все, что пожелаешь, детка. Все, что пожелаешь…

– Но сперва мне нужна твоя помощь, – его слова доносятся, как сквозь вату.

Что? Встряхиваю головой, сосредотачиваясь на словах конюха. Вот что забавно – я почему – то ему не верю. То, что он сказал о брате. Это уж точно бред сумасшедшего. А вот его интонации – не бред. Его слова. Не могут двое разных людей говорить одинаково. Так что…

– Карина, ты меня слышишь?

Киваю машинально, а сама блуждаю взглядом по его широкой груди, затянутой темной футболкой. Кладу ладошки туда, где бьется его сильное сердце. Упрямое, смелое, громкое.

– У тебя есть шрамы? – игнорируя его вопросы.

Потом, все потом. Мне срочно нужно выяснить, иначе я сойду с ума.

– Есть, – и даже не отпирается. Значит, все – таки он? – И я покажу тебе все. Но позже, потому что…

– Егор?! – звонкий голос, больше напоминающий визг кошки во время течки, бьет по ушам. И я морщусь, вскидывая вопросительный взгляд на Плахотского. – Это еще кто? Ты что…ты…

Я понимаю все сама. Все то, о чем он не договорил или я не услышала.

Льну к своему конюху, взглядом обещая ему все муки ада, как только избавимся от этой драной кошки – и когда только успела здесь появиться? – и широко улыбаюсь, даже не делая попытки поправить наполовину распахнутый халат. А кто сказал, что я скромная и стеснительная?

– Егор, – растягиваю гласные, катая на языке, и ощущаю, как напрягается под моей ладонью сильное тело. А я пользуюсь моментом и нагло опускаю ладонь ему на задницу, сжимаю, мысленно отмечая, какая она упругая. И тут же вздрагиваю, когда его бедро подается мне навстречу, касаясь обнаженной плоти. Мое белье осталось в ванной. И это прикосновение грубой ткани к нежным складочкам вызывает неконтролируемое желание потереться о его ногу. Что я и делаю, подбираясь губами к его уху. – Ты не говорил, что у нас будут гости. Извините, – бросаю самый невинный взгляд на белобрысую девицу, застывшую с открытым ртом, – но у нас сегодня не приемный день. Мы, видите ли, помолвку празднуем, да, – и снова демонстративно трусь о своего конюха. – Детишек тут собрались настругать. Благоприятный день и все такое. И нам тут…

– Егор! Что здесь происходит?

А вот от следующего действующего лица, нарисовавшегося на горизонте нашего спектакля, хочется дать деру. И я бы с удовольствием, но я Карина Корф. А фамилия, как и кровное родство с титулованными аристократами, накладывает отпечаток и не всегда соответствующий принятым нормам приличия. В моем случае так точно. Да и рука Плахотского припечатывает к себе так плотно, что уже я своим бедром ощущаю внушительный бугор в области ширинки. Ох, похоже, там кому – то мало места. Хихикаю ему в плечо и тут же выдыхаю с улыбкой:

– О, а вот и будущая свекровь пожаловала…

Глава 6

Декабрь. Сейчас.

Егор оставляет опешившую Карину одну, сам спускается в гостиную. Елка переливается разноцветными огоньками, а на столе рядом фрукты и шампанское. В холодильнике дожидаются своего часа какие-то салаты, в духовке томится мясо. Егор до последнего не понимал, на кой ему столько еды, но Катерина бывает очень убедительной, особенно если к искусству убеждения подключается Самурай. Кстати, о нем.

Егор набирает номер друга.

– Как куколка добралась? – отвечает сразу же, словно ждал звонка. Хотя наверняка ждал.

– Немного замело, но в целом все в порядке, – улыбается Егор, вспоминая нахохлившуюся принцессу в изящных сапожках на шпильке. Убил бы, ей-богу. Надо же такое придумать – в метель в тоненьких сапожках. – Она упрямая, – зачем-то говорит Егор. Самурай соглашается с каким-то запредельным весельем.

– А ты чего веселишься?

– Это нервное. Катька с Машей укатили к Ямпольским. А я тут один прохлаждаюсь, запиваю горе водкой. Но тебе не предлагаю. У тебя смотрины, – фыркает, давясь смехом. – А что Ипполит? Понравился старику подарок?

– Только не говори, что этот старый плут тебе еще не похвастался?

Усмехается Егор, вспоминая реакцию Ипполита, когда Егор преподнес ему первый выпуск комикса о каком-то супергерое. Плахотский и не запомнил – он эту хрень вообще не понимал. Одно дело книги, но вот эта ересь в картинках – чушь собачья. Зато Ипполит едва ли не прыгал от счастья, как ребенок, получивший долгожданную игрушку. Он не удивился бы, наделай тот кучу снимков с таким шикарным подарком.

– Даже селфи сделал, – подтверждает его догадки Самурай.

– Кстати, спасибо тебе. Даже не представляю, чего тебе это стоило.

Раздобыть такую редкость непросто, и дело даже не в деньгах: редкий коллекционер рискнет расстаться с таким экспонатом.

– Вот и не выноси себе мозг. Вот женишься и мы с тобой в расчете. Жизнь за жизнь, да, друг?

Егор кивает. Он давно не мыслит своей жизни без Карины, тут прав Самурай. Его жизнь без нее – просто пестрый фантик, который без конфеты никому не интересен. Карина была для него конфеткой, запретной карамелькой, которую он, наконец, разыскал в ворохе приторных шоколадок.

– Кольцо уже подарил? – не унимается Самурай.

Егор качает головой, уже жалея, что посвятил в свои планы друга. Но без него Егор бы не справился. Нащупывает в кармане маленькое колечко. Он смотрит на него и между пальцев скользит нежность, она согревает, потому что наверху плещется в душе его любимая девочка.

– Нет еще, – все-таки отвечает. – Жду, пока она выберется из ванной. Заметь, терпеливо жду на первом этаже.

– Ох, Плаха, не будь ты только из больницы – честное самурайское, сломал бы тебе пару костей, – фыркает друг. – Все равно лишние. Ты сам-то как?

– Жить буду, – отмахивается Егор. Недавний пожар на конюшнях поместья брата Самурая, подкосил малость здоровье Егора: пришлось поваляться в больничке, заработать парочку новых шрамов и смириться с периодическими болями в спине. Врачи обещали, что через пару-тройку месяцев все должно рассосаться. А пока спасает ежедневная йога, черт бы ее побрал. – Лошадей перевезли, – возвращается к насущному. – Из персонала никто не пострадал, все вернулись на свои должности, только уже здесь.

– Хорошо у тебя там, – вздыхает Самурай. – В гости когда позовешь?

– Ну вот метель поутихнет и приезжайте.

– Думаешь, успеешь? – усмехается Самурай, имея в виду укрощение строптивой принцессы.

– Ну не убьет же она меня, – прячет кольцо обратно. – Да и сбегать ей некуда: машина застряла, а сугробов намело, неделю разгребать.

– Сам-то деру не дашь? – подначивает друг, тихо посмеиваясь.

Егор качает головой. Сейчас ему нет смысла убегать, сейчас ему есть что предложить своей малышке.

– Ах да, чуть не забыл, – не дожидаясь ответа. – Я тебе там киношку по электронке скинул, на долгую память.

Егор хмурится, но не переспрашивает. А смысл? Выпытывать что-то у Самурая последнее дело – все равно не расколется, только нервы зря тратить. Гораздо проще добраться до ноутбука и проверить почту.

Раскрытый ноут стоит на кухне. Егор клацает кнопкой и на мониторе загорается пестрая заставка. Входит в почту. Действительно, входящее письмо от Корфа. Загружает полученное видео и не сдерживает рваного выдоха, когда на экране появляется танцующая пара.

– Откуда? – просевшим голосом.

– Оттуда, – хмыкает в ответ до этого молчавший Самурай. – И скажи спасибо, что оно не попало в прессу. Потому что я не барон, Плаха. Узнай он об этом – даже чудо не спасло бы, поверь. Так что в твоих интересах окольцевать нашу принцессу как можно быстрее.

Егор кивает, неотрывно следя за сумасшедшим танцем.

– Ты смотрел?

– Знаешь, мало удовольствия наблюдать, как трахают твою сестру, пусть даже это нереально красиво. Но Катя сказала, что танец просто чумовой.

– Так уж и Катя? – не верит Егор, уверенный, что от его крестницы тоже не ускользнуло сие кино.

– Она, она, – веселится Самурай. – Нахваталась у нашей мелкой сорви головы.

Но Егор почти не слышит друга, прикипая взглядом к белокурой девушке, плавящейся в его руках. Она как пластилин: мягкая, податливая, лепи, что хочешь. И такая отзывчивая…Тело помнит. И член дергается в штанах, желая только одного – быть в ней, ведь это так просто. Она так рядом.

Ерошит волосы и захлопывает крышку ноутбука.

– Самурай, я… – прокашливается. – Я не буду оправдываться.

– Если бы ты начал оправдываться, я бы точно тебе шею свернул, поверь, – совершенно серьезно заявляет тот. – Хотя за то, что целый год ей голову дурил – мозги еще вправлю обязательно. Так что не рассчитывай, что легко отделался.

Егор расслабленно выдыхает, но тут же напрягается, когда в тишину дома врезается настойчивый стук в дверь.

– Кого еще нелегкая принесла, – выдыхает Егор и тут же слышит короткий смешок в трубке. А стук повторяется.

– Забыл сказать, – говорит Самурай, а Егор уже идет к входной двери. Он даже предположить не может, кому вздумалось разгуливать в такую погоду. За окном гудит и ревет, и ветер бьется в окна. – Моя сестренка жуть как не любит, когда посягают на ее территорию. Она такая шикарная становится, отвоевывая свое.

– Самурай, я тебя не понимаю, – хмурится Егор, проворачивая замок.

– А ты дверь открой и все поймешь. Веселого нового года, друг, – смеется на прощание.

Егор открывает дверь и его просто сшибает с ног белобрысый ураган по имени Лера.

– Егор! Егорушка! – едва не визжит, бросившись ему на шею. Егор с трудом удерживается на ногах, машинально обнимая висящую на нем девушку. – Ты в порядке? – ощупывает его цепкими пальцами с ярко – алым маникюром.

А Егор не сводит глаз с холодной, как Снежная королева, мачехи, переступившей порог его дома с брезгливым выражением на лице – идеальной работе лучшего пластического хирурга. Его до сих пор передергивает от одного ее вида и неконтролируемый детский страх камнем оседает на дне желудка. А ведь он давно не ребенок, имеет два пулевых ранения и отправил за решетку не один десяток опасных преступников. Его даже вор в законе Ипполитушка, гроза местного преступного мира, и тот опасается. Он не побоялся рискнуть карьерой – да и чего лукавить – жизнью – сунув голову в змеиное логово подпольных боев, где держали Самурая. Он спасал друга и ему было плевать на последствия, которые, конечно же, поставили крест на его работе. Пришлось тогда не сладко: кому нужен следак, выгнанный с волчьим билетом. Никому. Даже семье он оказался не нужен. Как ни странно, тогда спасала Катька, за которой Самурай попросил приглядывать, когда сам окунулся с головой в месть тому, кто на долгие годы лишил его свободы, а потом загнал на Арену на потехе богатым ублюдкам, которые кончают, наблюдая, как звери рвут человека. Самурай умудрился там выжить, вот только сам превратился в зверя, дикого, необузданного, мечтающего только об одном: перегрызть глотку каждому, кто приложил руку к этому дерьму. Надо отдать должное, у него получилось. Не сразу и не так легко, но получилось. И Егор ему в этом здорово помог. А сейчас стоит и трусит, как пацан, потому что одури боится эту чопорную женщину с идеальной осанкой и гордо вздернутым подбородком.

– Ох, Егор, – качает головой мачеха, скидывая норковую шубку на согнутую в локте руку Егора, в которую как клешнями вцепилась Лера. И в этих ее двух словах столько осуждения, что Егор кривится и все – таки отлепляет от себя Леру. Презрение мачехи отрезвляет.

– Какими судьбами? – захлопывает дверь и отряхивается от насыпавшего в прихожую снега. – Что – то не помню, чтобы приглашал вас в гости.

– Егорушка, да как же так, – щебечет Лера, снова прилипая к его плечу. Запах ее цитрусовых духов вызывает только тошноту. Нет, она в принципе неплохая девушка, и не глупая, но уж слишком помешана на идее побыстрее выйти замуж. Все равно за кого. А уж мачехе только на руку породниться с отцом Леры, вдовцом и владельцем трети строительного бизнеса страны.

Она, конечно же, прочила ей в мужья кого – нибудь из своих сыновей, но Лера почему – то выбрала Егора. Мачеха тут же выстроила план по окольцеванию своего непутевого пасынка, да только тот послал всех в задницу и оселился у черта на куличиках. И Егор не мог взять в толк, откуда она прознала его адрес.

– Мы же торопились…спешили… – тараторит Лера, но тут же замолкает, наткнувшись на суровый взгляд Егора.

– Так я не понял, мама, – выделив последнее слово и испытав мрачное удовлетворение от новой порции брезгливости в холодной маске мачехи, – зачем вы здесь?

– Мне позвонил…твой друг. Сказал, что ты сильно пострадал и нуждаешься в помощи, – она окидывает цепким взглядом вполне здорового, пышущего гневом и силой Егора, и хмыкает. – Но, похоже, он ввел нас в заблуждение.

О да, точно ввел. Егор сжимает кулаки, загоняя поглубже острое желание рвануть в метель и намылить шею Самураю. Если бы не Карина в его ванной, ему было бы глубоко наплевать на приезд мачехи и Леры. Но у него имеются определенные планы на свою строптивую принцессу и присутствие родни в эти планы совершенно не входит.

– Егор, ты так и будешь держать нас на пороге? – так и сочится ядом мачеха. – Или прикажешь нам встречать Новый год на улице? Все – таки мы проделали долгий путь. Устали. А Лерочка еще и замерзла. Правда, деточка?

Теперь в ее голосе столько патоки, что Егора блевать тянет. Он кривится и делает жадный вдох, но только добавляет к тошноте привкус ядовитых духов Леры. Но та ничего не замечает или делает вид, потому что с готовностью кивает, да так яро, что Егор всерьез опасается, как бы ее белобрысая головушка не отвалилась.

– Егор? – изгибает соболиную бровь мачеха.

Но едва Егор собирается выставить их вон, потому что ему абсолютно плевать, где они будут встречать Новый год и кто из них замерзнет быстрее, как из гостиной доносится шум упавшего тела и громкие проклятья в его адрес.

– Карина… – выдыхает он, сорвавшись с места и позабыв обо всем на свете.

Он влетает в гостиную и замирает, с трудом сдерживая смех. Она сидит на полу, смешно раскорячив ноги, потирает копчик и матерится, обещая Егору все муки ада. Широким шагом он пересекает комнату, подхватывает ее на руки и целует в висок, пряча в ее пшеничных волосах тихий смех.

А спустя минуту она вдруг хочет увидеть его голым. И эти ее тихие слова, произнесенные вслух, скорее всего, неосознанно, впрыскивают в его пах щедрую порцию огненного желания. И то, каким взглядом она скользит по его шее с простым шнурком, груди, к которой прижимается вся, раскрасневшаяся, с распахнутым воротом халата, в котором видна ее грудь с вишневыми ареолами и призывно торчащими сосками. От желания втянуть их ртом, облизать и пососать, выбивая из принцессы стоны и всхлипы, рот наполняется слюной и Егор не сразу соображает, что отвечает на ее слова, уложившие его на лопатки. И что она тычет ему под нос флакончик с парфюмом – очередным экспериментом сводного брата – химика, который просто помешан на создании убойного афродизиака. Подсунув Егору эти духи год назад, Мишаня утверждал, что все «зачетные самочки слюной будут на тебя капать». Егор лишь усмехнулся, но подарок взял и даже использовал по назначению, не веря ни единому слову братца.

А зря.

Потому что он совершенно забыл, какая восприимчивая на запахи его принцесса. Как гончая: если унюхала, то будет гнать по следу до последнего. Или как кошка, растекающаяся по полу на двух каплях валерианки. Как сейчас, облепившая его второй кожей. Ластящаяся, нежничающая. А все потому, что на горизонте нарисовалась Лера, явно подофигевшая от увиденного.

Да Егор и сам подвис, когда Карина прильнула к нему, потерлась, взорвав внутри вулкан, лава из жерла которого растекалась по венам и обжигала пах. Даже неловко стало перед Леркой. Но когда Карина положила ладонь ему на задницу – Егора накрыло.

Он уже мало что соображал, скользнув ладонью по бедру, подбираясь к трусикам, которых к его изумлению на принцессе не сыскалось. Довольно улыбнувшись, касается ее влажных складочек и замирает, потому что на пороге появляется мачеха. И Карина, его маленькая хищница, его принцесса и просто очумелая девчонка, вся подбирается и напрочь забывает обо всем, даже дышать, похоже.

А мачеха мерит их таким взглядом, что Егору хочется пристрелить ее и он машинально просчитывает, где хранится его «беретта».

Но Карина снова удивляет, тянет его на себя, улыбается кривовато как – то и становится совсем непохожа на леди с такой родословной, что английская королева обзавидуется.

– Вы уж нас простите, – щебечет она, – но у нас есть дела поважнее.

И утягивает Егора наверх, чтобы, едва закрыв дверь, впечатать его в стену.

– Это что, мать твою, за цирк, а? – шипит, прищурившись и сжав кулачки на его груди. – На кой черт ты меня сюда притащил, если невесту ждал, а, конюх?

Невесту? Егор хмурится, но уже через секунду улыбается широко, едва сдерживая смех. Невесту, конечно же! Думается, Самурай успел просветить сестренку о личной жизни Егора. Только, похоже, слегка переиначил факты. Нет, бить Самураю морду Егор не станет. Пожалуй, он просто сделает то, что должен был давно.

Запускает руки под распахнувшийся халат. Касается горячей кожи и словно маленькими разрядами по мышцам, глубже, в самую кровь, вспенивая адреналин и еще не стухшее желание.

Принцесса замирает, губу закусывает и смотрит на его ладони на своей груди. Сглатывает. Егор большими пальцами проводит по набухшим соскам, постукивает, выбивая из Карины тихий стон.

Она обхватывает его запястья, поглаживает тонкие шрамы на левом и наблюдает. Сама же прижимается к нему вся, такая горячая и мокрая. Трется об него, совсем растеряв стыд и скромность.

– Вот так, детка, – шепчет, опуская ладонь на ее плоть, собирая ее влагу и растирая на своих губах. А она жадно ловит его блестящие от ее соков пальцы, облизывает так медленно, что у Егора рвет крышу. – Я же отлюблю тебя, принцесса. Прямо здесь и сейчас. И мне плевать, что внизу мачеха разнесет по кирпичикам этот дом. Плевать, если твой брат завтра свернет мне шею. Я хочу тебя так, что мне дышать больно, – еще удерживая в узде свои свихнувшиеся гормоны. – А ты…ты действительно этого хочешь?

Кивает, продолжая посасывать его пальцы. А у него в голове совсем другая картинка, от которой подкашиваются ноги и болезненно дергается член в штанах.

– Действительно хочешь меня, принцесса? Меня, а не незнакомца в маске?

Проводит подушечками пальцев по ее губам, а потом по своим, запечатывая ее вкусом. И смотрит, как она отходит от него. Как медленно садится на край кровати, совершенно не обращая внимания, что халат скорее мешает, чем что – то скрывает. И Егор видит ее стоящие от возбуждения сосочки, ее животик с впадинкой пупка и ее лоно, мокрое, горячее, пульсирующее. И он силой удерживает себя на месте, продолжая ласкать ее взглядом. А хочется языком. Жадно втянуть ее лонный бугорок, прикусить, пососать, заставляя ее просить еще и еще. Хочется ощутить на языке ее оргазм, выпить его и вылизать, кончая только от того, что ей хорошо. Ловя губами ее дрожь.

Принцесса ловит его взгляд, проводит кончиком языка по губам и шире раздвигает ноги, откинувшись на спину. Приглашая.

– Тебе правда на все плевать, Егор? – спрашивает тихо, пальчиками разводя свои складочки.

– Ты сумасшедшая, принцесса, знаешь?

Смеется, нависая над ней. Подминает под себя и жадно впивается в ее рот поцелуем, не дожидаясь ответа. А она тут же обвивает его руками и ногами, еще теснее прижимая к себе. Выгибается, трется о его пах, об него всего. Такая нежная и такая горячая. Нетерпеливая. Горит вся, как и он. Сдирает с него одежду и всхлипывает, когда их тела соединяются с влажным шлепком.

А у него нет сил сдерживаться. Ни на что нет сил. Но в последний момент замирает, сдерживаясь из последних сил. Потому что банально забыл о презервативах. Обо всем забыл, когда она позвала так откровенно. Когда приняла его с не меньшей страстью. И отозвалась так, словно всю жизнь ждала только его. Словно и не было никого до него. Такая горячая и узкая, что у Егора дыхания почти нет, как и выдержки.

– Черт, детка, – выдыхает со свистом, лбом уткнувшись в ее лоб, – я конечно не против детей и большой и дружной семьи, но…

– И я не против, – вдруг перебивает она, пальчиками обводя шрам от пули на два пальца ниже сердца, – если только с тобой. Так что меньше слов, больше дела, малыш, – и оставляет на шее свою метку, до жгучей боли прикусывая кожу, когда он со всего маху врезается в ее тело, напрочь растеряв самоконтроль.