Текст книги "Меч и Крест"

Автор книги: Лада Лузина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Но ты ведь и сама считала, что этот спектакль поставили ради Кати, а мы им случайно подвернулись. Почему же ты злишься, что она подумала то же самое? – возразила ей Маша, ободренная своим внезапно возросшим статусом.

– Это потому, что у нас письма не было, – не сдалась Даша Чуб. – Если бы я знала, что они нас на шабаш пригласили…

– Шабаш – расхожее слово, – хмуро выдавила из себя Катерина. – Так можно назвать любую закрытую вечеринку без тормозов. А то ты сама не знаешь, как большие папы гуляют. А потом он же конкретно мне дал понять, что приструнит Василия. А какое, прости, Василий Федорович к вам отношение имеет?

Чуб воззвала взглядом к Маше, надеясь, что та немедленно щелкнет Катю по носу каким-нибудь убийственно-умным ответом, но Ковалева согласно затрясла головой и опять перебежала на Катину сторону.

– Логично, – поддакнула она. – Тут много непонятного. Кто прислал нам это письмо? Что значит «на войне, как на войне»? И почему только от нас зависит, «состоится ли торжество»?

– Это как раз очень понятно, – встряла Землепотрясная. – Шабаш-то в нашу честь! Если мы не придем, он и не состоится. Ух, – возбужденно просипела она, – чувствую, ждет нас еще одна веселенькая ночка!

– Ой, девки, влезете вы в какую-то халепу… – по-отечески проворчал молчавший доселе таксист. – Ну объясните вы мне, почему все бабы на магии помешаны? Моя, вон, тоже все травники всякие покупает.

– А по той же самой причине, – жарко оповестила его Даша, – по которой мужиков в ведьмы не берут! Вы никогда не задумывались, почему все ведьмы – женщины?

– Оно и видно, – беззлобно хмыкнул водила, косясь на Дашины папуасские косы.

– Я всегда говорила, все мы – язычники! – завела Чуб подцепленную за время подготовки к «Хэллоуину» тему. – Минимум наполовину! Почему, интересно?

– Потому, что у нас есть тело, – просто ответила Маша.

– Ну и че?

– А телом мы ничем не отличаемся от животных. Оно точно так же хочет есть, спать, греться на солнце, играться, заниматься сексом…

– Ну, про секс ты у нас много знаешь, – добродушно хмыкнула Чуб.

– Язычество – это всего лишь обожествление природы, – разъяснила ей Ковалева.

– Тогда я – язычница! – гордо объявила Землепотрясная. – Я природу просто обожаю. Солнце, море, травку…

– Трахаться! – попыталась воскреснуть Катя. – Знаете, мне все же кажется, что я чего-то не учла… Пожар устроили, это ясно. Но журналистка… – Дображанская безнадежно вздохнула.

– Здесь, здесь остановите, – застучала Даша шоферу по спине.

Слева от них проплыли похожие на размокший сладкий пряник Золотые Ворота, а впереди уже маячил подтянутый и гордый, похожий на дворец из западных сказок дом в остроконечном колпаке крыши.

«Прочие объяснения вы получите в башне первого дома на Ярославовом Валу, если будете вежливы с Ним.

К. Д.»

– Возле первого, – уточнила Даша, не сводя глаз с дворца.

Тот, с кем им необходимо было быть вежливыми, обосновался в одном из самых красивых домов Киева!

– Расплатись, – приказала Чуб отбывающей епитимью Кате и, выпрыгнув из машины, восторженно задрала подбородок.

Легкомысленное июльское солнце, щурясь из-под сахарно-ватных облаков, подсластило давно жаждущий ремонта фасад дома № 1, и сейчас он, каралово-розовый, с готическим кружевом балконов и высокой башней-фонарем, поддерживаемой снизу двумя серыми химерами с острыми перепончатыми крыльями и львиными головами на мускулистых мужских телах, показался Даше волшебно-прекрасным.

– Неплохой домик. И квартиры здесь недешевые. Только запущенный очень. – Катя окончательно успокоилась и неодобрительно поглядела на умостившийся под самым «колпаком» балкон с обрушившимися перилами.

– Башня, – оценила пейзаж Даша, – это должно быть на самом верху. Это его балкон, – ткнула она пальцем в лишившийся безопасной ограды бетонный четырехугольник. – И-и-интересно все-таки, кто там живет? Может, сам К. Д.?

– Тогда зачем ему писать о себе в третьем лице? – опровергла идею Маша и, не сдержавшись, ляпнула потаенное: – А вдруг сам Воланд, как у Булгакова?

– Воланд – на «В», – резонно заметила Чуб.

– Кто бы он ни был, – вернулся к Кате ненадолго дезертировавший с поля боя начальственный тон, – он действительно объяснит мне сейчас все! Идемте.

– А ты не командуй, – одернула ее Даша, двигаясь следом.

Полукруглая арка с тяжелой дверью завела их во внутренний двор, и, сворачивая в подъезд, Маша прочла на косо стоптанном мраморном пороге выложенную черной мозаикой надпись «Salve».

– Это по-латыни «здравствуй»! – взволнованно перевела она своим спутницам.

– И вам привет, – рассмеялась Даша, входя.

Они поднялись по широкой мраморной лестнице, совсем не по-сказочному грязной и запущенной, закруглившейся на последнем этаже Г-образной площадкой. Все три выжидательно молчали, интенсивно раздумывая про себя: кто же живет в этом теремке? Старик? Мальчик? Человек? Колдун? Злостный мистификатор? Дьявол?

Шествовавшая впереди Даша Чуб, уже державшая наготове один из трех диковинных ключей, придирчиво осмотрела две двери без каких-либо опознавательных номеров и табличек, решая, какая из них ведет в башню, и даже на всякий случай выглянула в окно.

– Эта, – провозгласила она убежденно. – Только вот, – засомневалась она вдруг, – вежливо ли это – так вламываться? Может, лучше сначала позвонить?

– Обойдутся, – раздраженно фыркнула Катя, решительно оттесняя ее плечом. – На мою вежливость пусть не рассчитывает. Пусти-ка.

Она вытащила из сумки персональный дубликат и с угрожающим видом вставила его в замок, – кошачья голова ключа бесшумно повернулась, высокая дверь поехала внутрь. Катя бесстрашно шагнула в коридор и вопросительно покачала глазами влево-вправо.

– Эй, есть здесь кто? – позвала она.

Даша и Маша последовали за ней.

Коридор был огромным и темным, с уходящим в небо потолком, без труда вмещавшим в себя бесчисленное количество шкафов.

– Есть тут кто-нибудь? – начальственно-громко гаркнула Катя, раздосадованная абсолютной тишиной.

Даша, энергично похлопав по стене, нащупала металлический выключатель, – на четырехметровой высоте вспыхнула старинная пятирожковая лампа. И они увидели, что в завешенном золотым плюшем проеме комнаты, словно актеры, появившиеся из-за кулис на зов аплодисментов, стоят три разномастные кошки и настороженно смотрят на них.

– Bay! – поразилась Чуб. – Да тут их целое стадо.

Первый, несомненно кот, размером с крупного спаниеля, черный и лобастый, с увесистыми лапами и одним лихо надорванным ухом, злобно оскалился в ответ и, спружинив великолепным двухметровым прыжком на близстоящий шкаф, зашипел на них, грозно выгнув спину. Вторая, белая, задумчиво подняла переднюю лапку, будто решая, подойти к ним поближе или не стоит. Рыжая неуверенно замурчала.

– Какие милые, – умилилась Маша и потянулась рукой к белой, чтобы погладить. Но та демонстративно отступила на шаг, не сводя с нее серьезного, изучающего взгляда, в котором, впрочем, не было и тени страха. Рыжая же, напротив, незамедлительно сорвалась с места и, утробно, громко мурча, сама полезла под протянутую ладонь, выражая полную готовность к этой чудесной процедуре.

– Ненавижу кошек, – брезгливо сказала Катя. – У меня на них аллергия!

– На ведовских кошек не бывает аллергии, – заспорил с ней спокойный женский голос.

Троица нервно завертела головами в поисках хозяйки дома, зачем-то рекомендованной им в мужском роде.

– Где вы? – не выдержала Катя, с подозрением всматриваясь в золотистый занавес.

– Я здесь, – сказал голос, аккуратный и тщательный, как у телевизионных дикторов 80-х годов. – Меня зовут Белладонна.

Глаза девушек одновременно скрестились в одной точке, у самого пола.

– Черный – Бегемот, а рыжая – Изида. Но мы зовем ее просто Пуфик.

Белая кошка открывала рот, а оттуда…

– Проходите и чувствуйте себя как дома, – почтительно сказала кошачья блондинка.

Глава восьмая,
в которой Маша безуспешно пытается сосчитать киевские Лысые Горы

Во Франции главным местом колдовских сборищ почитался Puy de Dome. В Германии – Блоксберг, Хорсельберг, Бехтельсберг и многие другие горы. В Швеции – Блакулла. В Испании – ланды Бараона и пески под Севильей. В Италии – знаменитое сборище – у Беневентского орешника (Noce di Benevento), гора Патерно близ Болоньи, гора Спинато близ Мирандолы. В Литве – гора Шатрия, в польских Карпатах – Бабья Гора. В Росии – Лысая Гора близ Киева.

А. Амфитеатров. «Дьявол»

Катя стремительно побледнела, бессмысленно выпучив глаза.

Маша замерла с зависшей над кошачьей спиной рукой. Рот Даши вытянулся длинным «О».

– Дур-р-р-ры!!! – раскатисто прошипел Бегемот со шкафа. – Ни чер-р-р-р-р-та не знают и лезут к чер-р-р-рту в пасть!

– Не обращайте внимания, – светски промурчала Белладонна. – Он признавал только Кылыну.

– А-а-о-о… – нечленораздельно простонала Катя и, рывком закрыв ладонями уши, кинулась в комнату.

Белладонна отпрыгнула, спасаясь от невидящих Катиных ног, и удивленно посмотрела ей вслед длинным невозмутимым взглядом. Рыжая Изида Пуфик даже не обернулась – только недовольно и требовательно ударила Машу мягкой лапкой по застывшей в воздухе ладошке: «Ну, гладь, чего остановилась?»

– Землепотрясно, – ошалела от удивления Чуб. – Говорящие кошки. Вот это финт!

– А вы действительно говорите? – огорошенно промямлила Маша. – Или это мы вас понимаем?

Белладонна нравоучительно взглянула на нее: «А не софистика ли это, деточка?» – и двинулась в комнату, приглашая их за собой.

– Стойте, – испуганно вскрикнула Маша. – А можно вас попросить, – зашептала она, нервничая и извиняясь глазами, – чтобы вы чуть-чуть помолчали? Вы видите, женщине очень-очень плохо.

– Как угодно, – с достоинством ответила Белладонна.

– Они пр-р-р-р-ростолюдинки. Они нам не указ! – зарычал Бегемот.

– Они – люди. И их трое, – весомо возразила белая кошка и нырнула под золотой плюш.

Кот беспардонно фыркнул и, пролетев черной бурей прямо у них над головами, понесся куда-то за угол коридора, поскальзываясь когтями на паркете.

Комната оказалась совершенно круглой, одетой в кольцо уходящих к потолку книжных шкафов, расступившихся лишь для того, чтобы дать место дверям, входной и балконной, поместившейся прямо напротив, и еще огромному и безмолвному камину. Широкую каминную полку поддерживали головами три двухметровые черномраморные кошки: одна – слева и две – справа.

Сверху висела облупленная картина. И даже не картина, а фреска в византийском стиле, написанная на каменном пласте, – вроде тех, что сохранились на стенах древней Софии Киевской, запечатлевших семью возведшего ее Ярослава Мудрого. Плоское поясное изображение «византийки» в голубом платье держало в руке кособокие весы с опустившимся левым «плечом»…

Несмотря на умопомрачительное множество книг, вещей и вещиц, в комнате царил удивительный, почти музейный порядок. И верно, потому Маша, всегда чувствовавшая себя как дома в библиотеках и музеях, точнее, только там и чувствовавшая себя по-настоящему дома, исступленно закачала головой. Это была мечта, воплощенная и невероятно прекрасная!

– Не понимаю я тех, кто от старья фанатеет! – Даша явно испытывала здесь прямо противоположные чувства. – Даже странно, что тут телевизор есть. – Она подошла к вписавшемуся в книжные полки черному ящику и, отыскав пульт, защелкала по каналам, безучастно вглядываясь в обрывки дневных сериалов и хвосты репортажей и передач.

А Маша подумала: в чем-то Чуб, безусловно, права – и телевизор, и программа передач, лежавшая на тонконогом дамском бюро черного дерева рядом с допотопным, с ушастыми клавишами, телефоном, смотрелись тут таким же моветоном, как и сам «ходячий моветон» – Даша Землепотрясная.

– Это она! – прохрипела Катя.

Девушки дружно обернулись и только теперь заметили некий интригующий предмет, лежавший на столике у камина, – большой и тяжелый, в темном переплете, оканчивающемся двумя фигурными металлическими застежками. Женщина, напоминавшая замороженный в холодильнике прозекторской труп Кати, сидела сгорбившись на диване, глядя на него, как на собственный смертный приговор.

– Я схожу с ума! – страшно сказала она, и ее палец испуганно задрожал в направлении мучительного предмета и отдернулся, боясь соприкоснуться с ним кожей. – Это она – та, та самая книга!

Маша подошла к ней.

– Наверное, их просто было две, – предположила она.

Огромный том, возлежавший на зеленой малахитовой столешнице, и впрямь казался однояйцевым близнецом первого, украденного Катей и сгоревшего в пламени огня. Но почему бы человеку, – или нечеловеку? – проживавшему в этой чудесной квартире, не иметь у себя точно такую же книгу?

– Я же целый день с ней таскалась! – будто прочла ее мысли Катя. – Вон царапина. И ржавчина на нижней застежке. Откройте, если там нет 104-й страницы… – В ее голосе послышался приближающийся шторм истерики.

Даша, вызывающе хмыкнув («Ну и размазня ты, тетя!»), бестрепетно склонилась над столом и, расцепив металлические застежки, стала переворачивать толстые, непослушные листы.

– 99-я, 102-я, 104-я… Тю! Точно нет, – оповестила она, вглядываясь в неровные зубья оборванной бумаги.

Не слишком испугавшись своему открытию, Чуб сбросила страницы вправо и прочла на титульном листе:

Слава тебе, Ясная Киевица!

Да пребудет сила с тобой, когда ныне, как и в любую иную ночь, стоя на горе, породившей Город, ты, завидев на небе красный огонь, полетишь туда, чтобы остановить то, что может нарушить Истину…

– Ты читаешь? На каком языке это написано? – всполошилась Катя, и в «теткином» вопросе прозвучала такая сумасшедшая надежда, что Даша даже не смогла съерничать ей в ответ.

– На русском, – недовольно буркнула она.

– На современном русском?

– Да не очень. Кто сейчас так пишет? «Слава тебе», «Да пребудет сила с тобой».

Катя окинула комнату просветленным взором и наткнулась взглядом на Белладонну.

– May, – старательно сказала белая кошка с неисправимым человеческим акцентом. И помолчав, добавила для пущей убедительности: – May. May.

– Мне померещилось! – с несказанным облегчением огласила Катя миру. – Журналистка – подстава. Книга – фуфло. Она не сгорела, они привезли ее сюда!

– Ну и что нам теперь с этой Фомой Станиславской делать? – пренебрежительно поинтересовалась Чуб, лихо объединяя в единый образ двух легендарных неверящих.

Катя уставилась на Машу сверлящим вопрошающим взглядом, ожидая, что хоть та согласится с ее реалистичными доводами. Маша натужно молчала. Ситуация была пиковая. Спорить с Катей означало выбить почву у нее из-под ног. Признать ее правоту – повесить ту, как жернов, себе на шею и мяукать в ее присутствии, словно кошки, делая вид, что ничего не произошло.

– Послушайте, – приняла Соломоново решение Ковалева, – по-моему, вам лучше лечь и немного отдохнуть. Нам ведь все равно нужно хозяина дождаться. А у вас, кажется, температура. – Она деликатно коснулась Катиного лба и попыталась уложить красивую брюнетку на диван.

К ее глубокому удивлению, женщина не сопротивлялась.

– А у меня анальгин и аспирин есть… Я вам сейчас дам, – зачастила Маша.

– А на фига ты их с собой таскаешь? – искренне изумилась Землепотрясная.

– На всякий случай… – Заботливо сняв с Кати туфли, Маша накрыла ее клетчатым пледом, очень кстати наброшенным на спинку дивана.

– А хочешь, я возьму тебя к себе секретарем-референтом? – внезапно спросила Катерина. И смахнув свои презрительно щурившиеся очки, устало вздохнула. – Так трудно найти нормальный персонал. Все носятся со своими амбициями, насморками, чувствами. Никто не понимает, что они не люди, а функция. Но ты, я думаю, можешь быть даже многофункциональной! Будешь зарабатывать больше родителей. Увидишь, как они перед тобой забегают.

– Нет, – уверенно покачала головой Маша. – Мой папа не такой. Он ни перед кем не забегает.

– Что ж, – отрешенно согласилась Катя, склоняя голову на подушку дивана, – есть и другая реакция на власть – революционная. И если у тебя такие родители, я тебе искренне сочувствую. Они воспитали тебя абсолютно оторванной от жизни. Поэтому ты с такой готовностью веришь в сказки.

– А ты у нас самая умная, да?! – взбеленилась Чуб.

– Не надо, Даш, – неожиданно жестко остановила ее подруга. – Ей и так труднее всех. Именно потому, что она действительно самая умная. А осознать такое умом невозможно. В это надо верить. А чтобы верить, нужно быть хотя бы немножечко дурой.

– Ду-умаешь? – потрясенно переварила сентенцию Даша.

– И разговор про работу она завела потому, что ей как бы трудно акклиматизироваться в этой неестественной для нее ситуации. Вот она и попыталась сконцентрироваться на чем-то привычном. А еще она просто хотела сказать мне «спасибо». Просто иначе это делать она не умеет. Ой…

Вздрогнув, Маша виновато посмотрела на Катерину, смутившись, что они так бесцеремонно обсуждают вслух ее слабости, и увидела, что прорезиненное лицо красивой брюнетки вдруг дрогнуло и растеклось.

– Спасибо, – неумело прошептала она. – Правда, спасибо тебе…

– Ой, смотри! – заорала Даша сиреной. – Твоего показывают! – И подскочив к телевизионному пульту, увеличила громкость до ушераздирающих размеров.

«Мы не сатанисты! – с пафосом закричала с экрана непристойно красивая голова Мира Красавицкого. – Мы – диггеры! Наше увлечение – достаточно опасное, и мы всегда очень осторожны, хотя бы потому, что лучше других знаем, к каким опасным последствиям может привести завал или наводнение под землей. Обвинения против нас – голословны! И если власти бессильны, я и мои друзья сами выясним, чьих рук это дело!»

– А красивый все-таки, гад! – смачно цокнула языком Чуб. – На такого самого надо вешать табличку: «Опасно для жизни. Не подходи, убьет!» В крайнем случае, покалечит… Выходит, он и есть – диггер? Он ту девку угробил? Он же твой одногруппник, она – одногруппница. Они общались?

– Да. – Маша мгновенно пожалела, что поделилась с Чуб папиной историей.

«Через два часа после задержания по подозрению в убийстве своей одногруппницы Маргариты Боец лидер группы диггеров Мирослав Красавицкий был освобожден из-под стражи, – возразил Даше невидимый корреспондент новостей. – Двое свидетелей подтвердили его алиби на момент убийства. Однако следователь Владимир Бойко, ведущий это чудовищное дело о сатанинском жертвоприношении в православном храме, считает, что снимать подозрение с Красавицкого пока рано. Рабочие, ликвидировавшие уже вторую за два дня аварию, изначально обвиняли в них „детей подземелья“. Кирилловские пещеры открыты! И являются ли юные исследователи киевских коллекторов любителями истории или за их увлечением скрывается иное страшное хобби, покажет только время».

– Это не он, не он ее убил! – пролепетала Маша заплетающимся от волнения языком. – Ты же слышала, у него алиби!

Оглянувшись в поисках хоть какой-то поддержи, она обнаружила, что Дображанская спит, закопав в подушку лицо и натянув плед до самых ушей, словно громыхающий звук подействовал на нее, как идеальная колыбельная. Быть может, именно трупы и протекающие трубы и умиротворили Катину душу – мир снова был жесток и реален. А над Катиной головой, похожая на пушистую рыжую шапку, пристроилась чрезвычайно довольная соседством Изида Пуфик. И Маша вспомнила: многие люди верят, что кошки способны вытягивать болезни из своих хозяев и потому всегда ложатся на «больное» место…

– Да с такой мордой ему любая баба алиби подтвердит! – презрительно дернула плечом Чуб. – И какого это адвоката надо нанять, чтобы наши менты тебя через два часа из обезьянника выпустили? Верно, родители у него – не дворники? Красавец, да еще и мажор – хуже и не придумаешь!

Маша громко шикнула на нее и, махнув на притихшую Катю, схватила подругу за рукав пиджака и потащила ее в коридор.

– Ладно, где тут у них кухня? – вырвавшись, Даша прихватила со стола книгу, не желая оставлять ее тет-а-тет с раскаявшейся воровкой. – Кофе хочется, жуть. Ух ты! Ну и квартирка!

В центре безразмерной кухни-залы стоял внушительный и монументальный резной буфет, на котором, повернувшись спиной к ним, лежал черный кот Бегемот. Однако стоило им войти, зверь грозно зарокотал, обнажая длинные желтые зубы, и, явно не желая ни секунды оставаться в их неподходящей компании, прыгнул в открытую форточку и был таков.

Маша бросилась к окну, испугавшись за своенравную животину (видимо не зря названную в честь вреднючего булгаковского Бегемота), и с облегчением увидала, как его черный вздыбленный хвост важно шествует прочь по карнизу.

– Говорю тебе, это он. – Даша имела в виду не кота.

– Миру незачем ее убивать!

– Мася, ты хоть и умная, но такая же влюбленная дура, как все! – Чуб азартно тряхнула сверкающий серебром чайник и, убедившись, что в нем есть вода, поставила его на плиту. – При чем здесь мотив? Если они сатанисты, то просто принесли ее в жертву. Жалко, фотку не показали. Она красивая была?

Маша услужливо метнулась в комнату и принесла оттуда свой верный рюкзак – из него появился неразлучный «Мастер» с заветным снимком внутри.

– Которая? – поинтересовалась Чуб, рассматривая групповой портрет.

– Вот, – ткнула ногтем Маша, – справа.

– Знакомое лицо, – озадаченно промычала Землепотрясная. – Сто процентов, я видела ее в клубе. С ней еще две подружки были. Одна беленькая, вторая – не помню.

– Это Лида и Женя. – Маша переместила палец на «сладкую парочку» в другом конце кадра.

– Ага! – окончательно признала посетителей Даша. – Мужиков снимали. Но не проститутки. Тусовщицы. Я и вчера их видала. А знаешь, они ведь ждали ее в клубе… Ладно, не кисни. На, рожай мысль! – Чуб вытащила из объемного декольте заманивший их сюда пригласительный и протянула его всезнайке. – Где же у них кофе?! – прострадала она.

«…в ночь с шестого на седьмое июля на большой шабаш в вашу честь на первой Горе Киева.

На сто вопросов… ни одного ответа.

…ничто не в силах запретить мне предложить вам прогулку на исходе заката на второй Горе Города. …Василий не причинит вам зла», —

пробежалась по тексту Маша.

– Ну? – требовательно спросила Даша, не прекращающая энергичных поисков.

– Что «ну»? – не поняла Ковалева.

– Ну дураку ж понятно: этот К. Д. нам сегодня свидание назначает!

– Почему сегодня?

– Потому что завтра – шабаш, где мы и так встретимся, – разжевала подруге Чуб. – А до него солнце зайдет только один раз – сегодня вечером. Вот я и спрашиваю тебя, где вторая гора? Первая, понятно, Лысая. А вторая?

– Наверно, тоже, – предположила Маша. – Дело в том, что только официально в Киеве насчитывается четыре Лысых Горы. Главной считают ту, что возле Выдубицкого монастыря – она даже на карте Киева есть. Правда, другие думают, что главная не она, а гора на Черторое, у Вигуровщины, рядом с островом Ильи Муромца, куда перед балом Сатаны прилетала булгаковская Маргарита. Третья – на Щекавице, где кладбище и где Вещий Олег похоронен. А четвертая – Крещатицкая, или Чертова, гора – под Владимирской горкой.

– Где же это? – удивилась Даша. – Там ведь парк цивильный?

– Ну, я ее специально не искала. А в справочнике написано «небольшое возвышение в районе Боричева спуска».

– Где-где?

– Примерно там, где сейчас фуникулер, – растолковала подруге Маша.

– Это хорошо, – обрадовалась хоть какой-то конкретике та. – Только куда нам идти?

– Не знаю, – призналась Маша честно. – Но мы можем объехать за ночь все четыре официальных.

– А неофициальных сколько?

– Ой, – махнула рукой Ковалева. – И не сосчитать!

– Хреново, – резюмировала подруга. – А это, случайно, не та Лысая Гора, которая «породила Город».

– Она не Лысая, а Старокиевская! – искренне изумилась Маша тому, что кто-то может не знать столь именитую роженицу. – Мы ж на ней сегодня проснулись. А раньше там стоял Град Кия. Кий – это…

– Знаю, знаю! – недовольно оборвала ее Чуб. – Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбидь! Я не о том. В книге написано, что Киевицы должны каждую ночь приходить на гору и…

– «Завидев на небе красный огонь, лететь туда, чтобы остановить то, что может нарушить Истину», – окончила Маша, как обычно, запомнив текст на лету. – И Кылына нам то же самое говорила: «Здесь вы будете собираться каждую ночь, словно кошки, которые, заслышав мышь, не в силах сдержать себя по собственной воле».

– Насчет «лететь на небо» пока не очень ясно, – временно отодвинула очередную загадку Чуб. – А вот про «не в силах себя сдержать» – очень даже. Что ж это получается, нам туда каждую ночь бегать придется?

– А может, не каждую? – забеспокоилась Ковалева. – А то родители волноваться будут.

– Каждую, Маруся, каждую, – садистски уверила ее Даша. – Ладно, хоть что-то мы прояснили. А теперь садись, Спиноза, и быстро думай, какая из Лысых Гор первая, а какая – вторая. Нам такое концептуальное свидание никак пропускать нельзя… Bay! Мама моя родная! – добравшись до буфета, Даша рванула на себя тяжелые дверцы и взвыла от неподдельного восторга: на полках стояла тяжелая серебряная посуда, чеканные тарелки и ажурные кубки, украшенные эмалью и тусклыми необработанными камнями.

– Да кто ж здесь живет, в конце концов? – закричала она.

– Вы.

На краю стола, аккуратно обвив вокруг себя пушистый хвост и прислушиваясь к их разговору, сидела блондинка Белладонна.

– Раньше здесь жила Кылына, – бесстрастно пояснила белая кошка. – А теперь квартира ваша.

– Наша? Вся?! Не может быть! – страстно взвизгнула Чуб и вдруг восторженно заскакала на месте с громким ликующим криком. – Ну и здорово же быть ведьмой! Может, нам еще зарплату за это давать будут?! А, Маруся!

Даша в экстазе выскочила в коридор и закружилась, расставив руки, как будто пытаясь обнять этот многометражный подарок судьбы.

– Все наше! Все! – выкрикнула новоявленная хозяйка дома, распахивая дверь ближайшего шкафа. – Мусь, ты только глянь!!! А это! А это еще что?! Вау-у-у!!!

Оглушенная Мусь, улыбаясь, подошла к ней и робко заглянула в нутро шкафов.

В первом в аккуратных деревянных ячейках стояли метлы и швабры. Над ними, на верхней полке, поместился какой-то свернутый тюк, старинная медово-фанерная шляпная картонка, доверху наполненная брусками хозяйственного мыла, и выстроились в ряд десяток шариковых дезодорантов (видно, бедняга Кылына была запасливой дамой). На правой дверце висел древний на вид плакат удивительного содержания. Под заголовком «Фигуры высшего пилотажа на метле» были изображены схематические женские фигурки, которые, сидя на палках, проделывали смертельные воздушные па и пируэты.

Шкаф второй напоминал образцовую аптеку с помеченными аккуратными бирками жестянками, банками, коробками и пузырьками, нашпигованными травами и кореньями, законсервированными ягодами и чем-то еще, не больно приятным, напоминающим засоленные в склянке человеческие внутренности.

Но самым загадочным был третий – заполненный многочисленными крюками с тысячью причудливых ключей, похожих на те, кошачьеголовые, впустившие их в этот колдовской дом. Чуть ниже расположились небольшие ящички, напомнившие Маше библиотечную картотеку. Но выдвинув один из них, она разочарованно обнаружила там старый, смазанный маслом замок… А на внутренней части двери висела не менее загадочная бумажка, на которой было написано:

анекдот, парсуна, пора

– Быть может, у нас так много квартир? – толкнула идею Чуб, сверкая горящими чудом глазами.

Она бесцеремонно сорвала один из ключей, рядом с ним на металлическом кольце висел картонный брелок «Меринговская улица, 7, кв. 4».

– Где это? – заинтригованно спросила Чуб.

– Это нынешняя Заньковецкая, – растерянно протянула Маша. – Какой-то знакомый адрес…

– Нет, – с сожалением отвергла прекрасную идею Даша. – Это место я знаю. Там офис одной концертной фирмы. Странно… Но метлы, Масяня, метлы! – снова пришла в восторг она. – Ты понимаешь, что это значит? Мы будем летать! На небо! На самом деле!

Вырвав из шкафа ближайшую метлу, она немедля вскочила на нее верхом и пару раз радостно подпрыгнула в воздух.

– Но это же ужасно неудобно, – деловито сообщила она подруге. – Палка врезается в пах! Нужно хотя бы седло сюда прикрутить!

* * *

Люди покоряют Киев, покупают квартиры и дома, книги и дорогие вещи. И завладев ими, думают, что этот Город, дом, вещь принадлежат нам. Но на самом деле это мы принадлежим им, и они переживают нас и меняют «хозяев» на новых и новых. И мнящие себя владыками оказываются лишь случайными встречными, мимолетными увлечениями, кратковременными браками в бесконечной жизни Города, дома, вещи.

Версаль давно не принадлежит Людовику XIV, но «король-солнце» будет вечно принадлежать Версалю, точно так же, как Кий, Владимир Красное Солнышко и Ярослав Мудрый навсегда останутся собственностью Киева. Нет фамильных украшений, нет родовых усадьб – они равнодушно меняют фамилии и семьи, забывая или внося в свой богатый послужной список тех, кто их любил, и тех, кто убивал ради них, и тех, кто тратил на них свою жизнь…

Еще вчера молодая женщина Кылына раскладывала по коробкам сладкие травы и клеила на них дотошные бумажки с названиями, чтобы при надобности отыскать их без труда. Она была деловитой и запасливой и содержала свою квартиру в идеальном порядке, не зная, что меньше чем через сутки и квартира, и порядок изменят ей с буйно кипящей и случайной Дашей Землепотрясной, которая сейчас с жаром потрошила кладовки и шкафы, флегматично принявшие новую власть. И только один вредный кот Бегемот остался верен своей прекрасной золотоволосой хозяйке. Но рано или поздно, он тоже захочет есть.

«Я отдала вам все. Но не радуйтесь этому! Мой Город – не подарок вам, а проклятье!» —вспомнила Маша и подумала:

«А почему Кылына считала Город своим? Или я ослышалась и она сказала „горе“ или „гора“?»

С трудом удерживая в объятиях расчлененные ударом о лестницу музея останки велосипеда, Маша, пыхтя, вылезла из яра под Старокиевской горой. Даша послала ее за седлом. Но, во-первых, оказалось, что у нее попросту не хватает сил открутить его самой, во-вторых, при виде несчастной груды металлолома Маше вдруг стало до слез жалко родительского подарка. Наверняка отец починит его, и…

«И этот велосипед еще переживет меня», – философски подумала его владелица.

«Вы умрете прежде, чем рябая станет любой, а боль сгорит в огне!»

«Быть может, привидения, которые якобы обитают во всех старых замках и особняках, – это души людей, которые не могут смириться с изменой своих домов и вещей? В таком случае, здесь, на Старокиевской горе, должен быть целый штат призраков».

– Вот это и есть та самая Лысая Гора!

У ограждающего яр со стороны музея символического заборчика из круглых низкорослых столбов, скованных обвисшими до земли черными цепями, стояла сомнительная парочка. Белобрысый парень, поставив правую ногу на цепь и покачивая ею, словно на качелях, указывал гордым пальцем куда-то за Машину спину. Темно-русая девушка рядом с ним скептически проследила за его рукой.