Текст книги "Слово джентльмена Дудкина (Фельетоны, юморески, рассказы)"
Автор книги: Л. Аказеев
Соавторы: Степан Брыль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Красивая ложь
Недавно довелось мне быть свидетелем поучительной сцены.
…Председатель райпотребсоюза Л. И. Провалов и руководитель сельпо Т. М. Баракова вошли в просторный магазин под ослепительной вывеской «Книги». Взорам их представились длинные полки, уставленные подписными изданиями и прочими новинками. Корешки сверкали позолотой. Еще бы: книги, что называется, с иголочки! И помещены в новом чудесном магазине. Есть где показать себя произведениям Ума и Таланта!
Председатели довольно переглянулись и прошли к полкам. Здесь уже десятка два покупателей рылись в книжном богатстве.
– Наконец-то! – воскликнул один председатель (я не разобрал который, так как тоже уткнулся в какую-то новинку). – Наконец-то у нас свободен доступ к книгам. Как в городе. Выбирай любую…
– Прекрасно! – подтвердил другой. – Даже как-то не верится, что в нашем поселке такой шикарный магазин, а не та амбарушка, что стояла прежде.
И оба председателя проследовали в отдел художественной литературы. Любовно осмотрев классиков, они, однако, не отобрали ни одного тома, хотя продавец был отличным путеводителем.
– Пушкин у меня есть с детства… Гоголя полного купила жена, еще будучи невестой… Глеб Успенский пришел по подписке… – то и дело слышалось в магазине.
И руководители местной торговли направились к переводной литературе.
– Какая силища этот Азиз Несин, – остановился Провалов перед книгой «Если бы я был женщиной…». Вы не купили, Тамара Михайловна? Советую захватить, пока не поздно: вчера из города звонили, просят прислать сколько осталось. Там нарасхват эта превосходная сатира турецкого писателя. Я не спал ночь, так она пленила меня… Да, кстати, товарищ Михайлова, – обратился он к продавцу, – не осталось ли экземплярчика «Прекрасной свинарки» Мартти Ларни? Великолепный финский сатирик! У него еще был «Четвертый позвонок», что разошелся по стране с космической скоростью. Еле успел я ухватиться за который-то из позвонков, – пошутил Леонтий Иванович. – Не читали? Что вы, Тамара Михайловна! От жизни отстаете!..
Лишь через час оба председателя вышли из магазина, сгибаясь под тяжестью книжной ноши. Точь-в-точь как книгоноши…
Чудесная картина!
Слезы умиления брызнули у меня из глаз: я тоже книголюб. «Как хорошо! – подумал я. – В поселке такая забота о книгах!..»
Жалко, что не было такой сцены в приволжском поселке. Не заходили председатели в новый книжный магазин, ибо нет там самого магазина. Стоит лишь лачуга, о которой сколько раз говорилось на собраниях в райпотребсоюзе. Десять томов исписано в райисполкоме… Что давно, мол, пора на ее месте воздвигнуть магазин, достойный рабочего поселка и районного центра.
И не слезы умиления капали из моих глаз – слезы горечи и обиды. За местных книголюбов.
А ведь так хотелось красивую ложь сделать не менее красивой правдой!
Можете жаловаться
Сын пришел домой весь в глине и сказал:
– Больше в школу не пойду.
– Почему, сынок?
– У меня нет болотных сапог…
И тогда отец пошел в школу. До площади он добрался сравнительно легко. Правда, напротив одного завода чуть не провалился сквозь тротуары местах в трех-четырех. Но это сущие пустяки в сравнении с тем, что его ожидало впереди.
У старой городской больницы строится несколько домов. «Хорошо, – подумал Иван Петрович. – Нынче дома растут, как грибы после дождя».
Только беда, что пройти невозможно. Однако выручил знакомый крановщик, развернул стрелу так, что Иван Петрович ухватился за спущенный крюк и вскоре был доставлен по воздуху метров на пятьдесят по направлению к школе.
Помахав приветственно рукой, воздухоплаватель, бережно опущенный на жидкую землю, увидел на пути нечто вроде горы. Сплошной голый камень. «Тоже не плохо, – подумал папа, – много домов будет, коль бутового камня гору заготовили». Окинув взглядом окрестности школы, родитель обнаружил стройки там и тут.
А меж ними глубокие траншеи. И не одна из них, как извилистый окоп, лежала на пути Ивана Петровича.
Петрович вспомнил молодость и разбежался для прыжка. Но в последнюю секунду поскользнулся и плюхнулся на дно канавы. Прыжок не состоялся. Из-за неподготовленности… кто знает, прыгуна или трамплина.
Из канавы выручили ребятишки, которые как раз выходили из школы после дневной смены.
А что бы произошло, отправься Петрович в свое путешествие ночной порой? Погиб бы человек.
Примерно в таком же виде, в каком сынишка показался отцу, папаша предстал перед директором школы, который еле сдерживал улыбку.
Долго ли, коротко ли беседовали они, но только условились, что Иван Петрович от имени общественности поддержит школу, договорится с руководителями «Горремстроя» и электростанции – школьного шефа – об устройстве подходов и их освещения.
Доверчив Иван Петрович. Не знает он, какое бремя принял на свои родительско-общественные плечи. Доброволец уже около года добивается решения вопроса, оказавшегося сложнейшей проблемой. Руководители стройуправления соглашаются, что к школе должны быть пути-дороги, дирекция электростанции обещает позаботиться о подшефной школе. Но на этом строители и осветители ставят точку. А нужны бы настоящие тротуары и световые точки.
Много раз Иван Петрович обращался к шефам. Разговор, примерно, выглядел так:
– Можно ли что-нибудь сделать для освещения площади и улицы?
– Разумеется, мы все можем сделать.
– От кого же это зависит?
– От нас, конечно, и от горкомхоза. Пусть горкомхоз столбы поставит.
– Столбы давно поставлены, дело за вами.
– За нами дело не станет, – бодро отвечают энергетики.
Отвечают – и ничего не делают. Иногда, впрочем, ссылаются один на другого: директор на начальника электросети и наоборот.
На почтительном расстоянии любит дошкольников управляющий «Горремстроем» Г. И. Канавин. Не хочет он поближе подойти к детскому саду, около которого вырыты траншеи, как у школы. Здесь прокладывался водопровод к прачечной. Прокладывался в прошлом году. А канавы не зарыты и поныне.
– Опрессовка будет производиться, – охотно сообщает Гавриил Иванович. – Жалуйтесь – не жалуйтесь, пишите не пишите, все равно месяца два не зароем канаву.
Ясно что нужна «опрессовка». Для Гавриила Ивановича и ему подобных. Через прессу.
Кто в нокауте?
В один из праздников вы принимали званых гостей. Племянник с женой нанесли визит, чтобы на досуге обменяться мнениями по различным аспектам жизни за рюмкой чая. Именно чая, потому что уже был второй день праздничного торжества и назавтра предстояла работа. А поскольку ваш родич – трезвенник, то он не мог явиться наутро на службу «под мухой», хотя бы и вчерашней.
Так вот, наговорившись вдоволь, вы пошли провожать визитеров. Над вами взвивались флаги. Солнце запросто протягивало горячую руку. В этот благостный момент вам… съездили по уху. Да так, что вы не удержались на своих двоих. Залимонили в торжественную минуту, когда, блаженно щурясь, вы здоровались с самим солнцем. А тут еще над вами воинственный клич:
«Смотри, Юрка, как я его звезданул! Нокаут… С первого раунда… Го-го-го!..»
Не успели вы уразуметь, что впервые приобщились к боксу, как через вас полетела жена. Поскольку ради праздника она не захватила с собой домашней сумки или на худой конец подушки, то соприкосновение с асфальтом произошло самое непосредственное. Теперь уже Юрка – автор локаута.
После такого раунда в вас просыпается собачья злость. Но вы остаетесь разумным существом и, скрепя сердце, не отвечаете «гав-гав-гав» на дружное «го-го-го» Юрки и его товарища. Поднимаясь с земли и защищая жену, вы только спрашиваете: «За что?».
Неуместный вопрос повисает в воздухе: гогочущие парни, ударив для порядка вашего племянника, удаляются легкой походкой.
…Подобный случай произошел с персональным пенсионером М. и его женой. С помощью племянника и кого-то из граждан милиция задержала веселых боксеров.
В одном из них опознали… комсомольца Владимира Куршина. Сына инженера и учительницы. Володя родился в 1948 году, когда еще отец был военным.
Так, что же такое получается? Отец с оружием в руках защищал страну, а его послевоенный сын грубо попирает достоинство гражданина этой страны.
Получается некое несоответствие. Оно усугубляется тем, что мать Владимира воспитывает в школе чужих детей как учительница группы продленного дня. А ее семнадцатилетний отпрыск, ученик старшего класса средней школы, угощает прохожих по физиономии. Налицо нежелательное противоречие, с которым приходится теперь иметь дело следователю прокуратуры.
Чтобы как-то оправдаться, дирекция школы пишет в характеристике своему воспитаннику: «…Будучи способным и обладая хорошей памятью, учится в основном на три в силу того, что нерегулярно готовится к урокам. Интересуется художественной литературой, особенно приключенческой… Увлекается спортом, в частности, боксом. Вообще это натура увлекающаяся, но постоянства и глубины в его увлечениях не чувствуется. По характеру своему Куршин – человек общительный, любит пошутить…»
Оно и видно. Пенсионер М. может лично засвидетельствовать правильность оценок, данных директором школы Куратовым. И наглядно подтвердить результативность боксерской шутки. Слава богу, хоть «постоянства и глубины» в увлечениях Володечки пока еще нет. Но если воспитание пойдет таким образом и дальше, то глубина и постоянство будут!
Можно горько поиронизировать почти над каждой фразой «характеристики», но сейчас нам не до смеха. Судя по поступку Куршина-сына, с прискорбием видишь, что он неразборчиво увлекался приключенческой литературой.
Мы спросили Куршина-старшего, почему сын бросил занятия в секции бокса.
– А там против него тренер ставил сильного противника.
– Вы узнали об этом от тренера?
– Нет, мне сын сказал…
Характерная, на наш взгляд, деталь. Сын учится боксу – отец не знает у кого. Сын исключен из секции – отец снова не встретился с тренером. А может проявилось безволие сына? Не посоветоваться ли с тем, с кем он соприкасался?
Нет, отца не интересовали такие психологические тонкости. И вот результат: сын встречается не в честном бою с равным противником, а лупит стариков и женщин.
Может быть, деточка слабенький, плюгавенький и потому оставил бокс? Нет, сам отец пишет в свидетельском показании: «Он рослый». Но добавляет: «правда, рассуждает как ребенок».
«Ребенок» Куршин в злополучный день выпил сначала с одним другом, потом с другим. По 150 граммов водки и по поллитра вина влил в себя каждый из них. И после этого дитяти зашагали – куда бы вы думали! – в лесотехнический институт на танцы.
Отец опять-таки не знает этих деталей. Как не ведает о том и мать шестнадцатилетнего Юрия Димова, заводского ученика-автоматчика, соседа по квартире Куршиных.
Димов вконец изолгался: «Ни я, ни Володька никого не ударяли. Я лично только держал одного мужчину, чтобы он больше на нас не лез, а что делал Куршин, я не знаю». Выходит, инвалид и его жена боксировали бравых ребят!
Надо отдать должное Куршину, он признает: ударил одного, потом другого.
На какие же деньги пили наши бравые мальчики? Оказывается, Куршин зарабатывает практикой на заводе полупроводниковых приборов. Как и его товарищи по школе. А отец не интересуется, сколько получает сын.
Говорят, лежачего не бьют. Мы пишем фельетон не для того, чтобы лишний раз ударить по Куршину и Димову. Нет, это урок папам и мамам, которые в рослых парнях видят несмышленышей,
Эстафета 4X100
…Стадион бушевал. Аплодисменты были так горячи, что раскалился воздух и, казалось, вот-вот сверкнет молния. Зрители кричали: «Леша, жми!», подбадривая резвого бегуна. Но и без того не слабели силы спортсмена, и он, гордо выпятив литую грудь, рвал ленточку на прямой…
Увы, нарисованная картина – вымысел. Вот что представляла собой явь.
…Стадион притих. По гаревой дорожке, спотыкаясь, бежал председатель совета общества «Спартак» Алексей Николин. Бедняга один принял на себя «эстафету четыре по сто», отдуваясь за товарищей. Силы спартаковца иссякали, от него валил пар, как от загнанной лошади. Посторонние недоумевали и даже сочувственно думали: «Эк, ведь как человека заездили, должно быть, все от общественных нагрузок». А он, между тем, поспешал потихонечку. Кто-то крикнул: «Леша, держись… на своих ногах!». И это было вовремя: иначе бегун растянулся бы во весь свой руководящий рост.
И все же Николин в тот день не достиг цели на беговой дорожке. Как позже рассказали его собутыльники своим друзьям (а те, в свою очередь, поведали своим, а эти еще другим), он, изрядно хлебнув, бежал за спор на поллитра. Одни говорили: «Слабо, не выйти пьяному на дорожку», а он свое: «Выйду!» – и вышел. Недаром говорится: пьяному море по колено.
Финиш был за стенами стадиона с звучным и трезвым названием «Медик». Николин высунулся из дверей спортивного сооружения и спросил прохожего:
– Ска-ка-жи, где я?
Ему ответили:
– На улице Волкова, недалеко от «Спар…».
– Точнее! – перебил он. – В ка-ком городе?! – и перегруженный «спиртсмен» свалился под забором…
Николин просит уточнения. Охотно пойдем ему навстречу: он пьянствует в республиканском центре. Притом, довольно часто.
А на какие, собственно, деньги? Ведь давно известно: чтобы петь – надо голос иметь, чтобы пить – надо иметь деньги.
Ему, конечно, лучше знать, откуда берет он на выпивку. Кроме того, что Николин – спортсмен (мы видели какой), он еще и тренер. Получает тренерские по городкам, хотя не отличит «пушку» от «письма». Впрочем, на пушку он берет здорово: так взял бухгалтера Кожевину, что та моментально выплатила ему незаконные деньги.
Три месяца Николин учился во Львове на курсах. Ему шла аккуратно зарплата. Но шла еще и «зряплата». Все эти месяцы он получал приличный оклад как… тренер по русскому хоккею. В ведомостях за него расписывались другие, а переводы напуганный бухгалтер слал Николину.
И уж так теперь натренировался руководящим спартаковец хапать чужое, что без активной помощи крепкой руки ему не отделаться от этой привычки. С вышестоящей помощью перестанет он участвовать и в эстафете «четыре по сто», пока не включился в марафонский бег на скользкой, не гаревой дорожке.
«При моем хлипком телосложении…»
Около года длится раздумье этих молодых людей. Надо ехать после окончания института на работу, но ехать не хочется. Дома лучше. Дома папа и мама.
Ехать надо на Урал, а там горы. Здесь же гор нет, кроме возвышенностей, которые лишь с большой условностью могут быть названы таковыми. Говорят, на Урале морозы. У нас тоже бывают, но все-таки градусов на пять поменьше.
И, наконец, ехать предлагают в леспромхоз. Этого еще недоставало! Там лес, волки…
Нет, что ни говорите, дома лучше. Дома, если кровать не заправишь, ее приведет в порядок мама. Да что там кровать, ботинки не почистишь – опять же мама блеск наведет.
А на Урале – дисциплина и… полнейшее отсутствие маменьки.
И тоже надо принять во внимание здоровье – бесценный дар. Конституция у пареньков – подходящая, бицепсы как у штангиста. Но ведь эти завидные мышцы нажиты в городе, развиты в институте и еще неизвестно, как они поведут себя в леспромхозе. А как совершать пробежки – стадиона в лесу нет.
Не беремся судить, точно ли так размышляли молодые люди. Быть может, намерения были не столь откровенно циничными. Все-таки парни только что окончили институт, и у них свежи еще в памяти не один сопромат, но и диамат. Недаром им вложили в головы столько знаний в течение пяти лет.
Вот именно не даром! Тут мы коснемся другой стороны дела, сугубо материальной. Не лишне сказать, что каждый из новоиспеченных инженеров влетел в копеечку. Оплата преподавателей – раз; содержание кабинетов, библиотеки и т. д. – два, три, четыре; оборудование спортзала, лыжной базы и т. п. – пять, шесть, семь; стипендия, оплата выездов на практику…
По скромным подсчетам, на подготовку молодого инженера государство затратило тысячи рублей.
Но подобные расчеты не входили в расчеты новоиспеченных специалистов.
– Не поеду на Урал, – решительно заявил инженер Валентин Бусыгин.
– Переведите леспромхоз в Йошкар-Олу! – потребовал Николай Ширяев.
В подтвержденье устного демарша Николай написал:
«На меня лично неудовлетворительно действует резкая перемена климата, что выражается в нервном расстройстве. В силу вышеизложенных обстоятельств я не могу выехать в указанном направлении на работу».
Юрий Малыгин письменно заверил: «Я не могу ехать по следующим причинам – плохое здоровье (часто болят глаза), ревматизм ног».
Петр Изергин тоже сослался на ревматизм, но не свой личный, а родственницы: «Моя тетя в данный момент больна ревматизмом и нуждается в помощи…».
Эти сочинения они представили в одно авторитетное учреждение. При этом замечено удивительное совпадение: либо у себя, либо у мамы непременно ревматизм или болезнь глаз. Словом, у тетки пучеглазие и мне тоже нездоровится!
Может, в самом деле больны ребятки? Ну-ка посмотрим на них.
…Штангист вышел на помост. Упругие мускулы играют. Спортсмен предложил надеть на гриф еще по «блину», легко рванул на грудь и выжал над головой штангу с рекордным весом.
Публика в восторге:
– Коля, браво!
– Молодец, Ширяев!
Николай снисходительно улыбается, потом деловито подходит к снаряду. Толчок – и снова рекорд! Не отрываясь, так сказать, от штанги, Коля вырвал еще один рекорд республики.
Теперь нам совершенно ясно, чем болеет этот человек. У него «звездная» болезнь, которая получила распространение, к сожалению, и у нас. «Звезды» спорта не желают считаться с интересами общества.
Редкий, патологический случай: в здоровом теле… гнилой дух!
Абсолютное большинство молодых инженеров – выпускников одного из поволжских институтов честно работает в леспромхозах. Служит государству верой и правдой там, куда, говоря торжественно, послала Родина.
И только крохотная кучка эгоистов находит теплые местечки здесь, у себя дома. Бусыгин сначала устроился в лаборатории мебельной фабрики № 1, обманув дирекцию насчет своего назначения, а когда его освободили на фабрике, снова пригрелся где-то в городе.
Малыгин подвизается в качестве учителя в Оршанском районе, воспитывает детей. Идет, так сказать, от противного: как не надо поступать в жизни. Бедные дети! Не позавидуешь им.
Чем занимается Ширяев, мы уже видели, а служит он на одном из заводов. Чинуши от спорта предоставили возможность ему, трусливо бежавшему от назначения, ставить рекорд за рекордом.
Хлипкое телосложение? Нет, хлипкое у этих молодых людей другое – чувство долга, состояние духа.
Поздравляем с отдыхом
– Странные люди – эти ревизоры! – воскликнул Степан Серафимович. – Нет у них государственного масштаба… Ну, послал я поздравительную телеграмму– не возражаю. На цветном бланке – не отпираюсь. Так это ж в Петрозаводск на тракторный завод, что поставляет нам запчасти. Надо же поддерживать дружеские связи. Человек человеку – друг. А я непросто человек – я директор!..
– Лишнее это – посылать любезности по телеграфу, – робко возразили Степану Серафимовичу.
– Лишнее говорите? А почему наше управление посылает? Уж ему-то виднее, что лишнее, а что в самый аккурат.
Таким доводом директор механического завода С. С. Песенко сразил подчиненных…
– Поздравительная телеграмма? Пожалуй, не нужна, но в общем-то, она имеет существенное значение для поддержания контактов между поставщиком и получателем. Создается, так сказать, дружеская атмосфера, – пояснил нам начальник управления К. П. Касатин, которому подчинен механический завод.
– И вы тоже обмениваетесь телеграфными любезностями с другими управлениями?
– В такой связи нет надобности, – деловито сказал Константин Петрович, – мы с ними в одном здании. Ограничиваемся цветными открытками.
Нет, что ни говорите, не вывелись еще на Руси любезные люди, столь приятные во всех отношениях!
– Да вы не шутите, – как бы подслушав эту мысль, сказал Касатин. – Для создания творческой атмосферы и это годится. Но телеграммы, разумеется, лучше.
Телеграмма звучит! Например, такая: «Москва госкомитет (такой-то) товарищам (таким-то) поздравляю праздником тчк желаю успехов работе благо родины зпт личной жизни замначальника марийского управления Вакуленко».
И не придерешься: послание довольно строгое по форме, выдержанное по содержанию. Патриотическое. Бодрое.
Нет, мы не против текста телеграммы.
Мы только против:
– перегрузки телеграфа, особенно в праздники;
– излишней переписки за казенный счет;
– расточительства государственных средств.
И не трудно понять, мы за:
– улучшение обслуживания населения почтово-телеграфной связью;
– экономию государственных денег;
– деловой размах без материальных излишеств.
Ибо, как уже до нас кем-то справедливо сказано: копейка рубль бережет. А рубль в масштабах страны – миллион!
Об этом не следовало бы забывать и главному бухгалтеру управления Я. Н. Семеровых. Впрочем, как всякий финансовый страж, он, наверняка, помнит эту истину, но Семеровых – ведь тоже человек, а не только бухгалтер. Как он будет возражать одному замначальника, если другой замначальника, заботясь о нем самом, дает следующую телеграмму:
«Москва директору гостиницы Москва тчк вызову Совмина федерации прошу забронировать одно место первого марта главному бухгалтеру управления Семеровых тчк замначальника марийского управления Кизяев».
Как тут будешь перечить воле начальства. И я сочувствую Якову Николаевичу: в трудном он положении. С одной стороны – бухгалтер, с другой – обыкновенный смертный. Притом в гостинице «Москва» все же лучше, чем в каком-нибудь «Алтае», что за Останкином, на окраине столицы. Еще А. С. Пушкин сказал:
Москва… Как много в этом звуке…
Для сердца русского слилось…
Правда, поэт славил не гостиницу, но это уж его личное дело.
И я решительно отметаю претензии к бухгалтеру. Тем более, он не ставил своей заковыристой росписи под телеграммами. Расписывались Песенко, Касатин, Вакуленко, Кизяев.
Им и ответ держать за многословные излияния служебной души, поскольку все эти излишества делаются за государственный счет.
Пользуясь случаем и не тратя лишних средств на телеграфные расходы, нам хотелось бы поприветствовать данных товарищей в связи с новой рабочей пятидневкой: «Горячо зпт всего юмористического сердца поздравляем вас двумя выходными тчк желаем успешно отдохнуть посылки телеграмм благо развития промышленности республики зпт личного счастья зпт здоровья тчк заодно приветствуем вас предстоящим республиканским собранием контролеров-ревизоров целях создания настоящей творческой атмосферы тчк».
