Текст книги "Доктор мечты (ЛП)"

Автор книги: Л. Шэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Теодор! – Я захлопываю рот рукой, понимая, что мы забыли забрать его сына. – Уже половина третьего!

Тревога бурлит в моих венах, но Рис только смеется, качая головой.

– Сегодня о нем позаботится мама. Это будет выглядеть лучше, когда она попытается подать на полное опекунство, которое, к сожалению, она, скорее всего, получит. – И впервые с тех пор, как я его встретила, доктор Мэтьюс звучит не как сексуальный и самоуверенный человек. Он звучит… горько.

– Не будь так уверен, – я наклоняюсь, чтобы понюхать розу, которую держу одной рукой, и закрываю глаза. – В последнее время родители довольно часто делят опекунство.

– Ну, наш случай необычный, – пробормотал он позади меня. – Как и у женщины, на которой я женился. Стейси получит полную опеку. Это само собой разумеется.

Мне до смерти хочется спросить, что заставляет его чувствовать себя так. Должно быть, он сделал что-то очень жестокое и вредное, чтобы потерять право на опекунство – не по отношению к Теодору, как я предполагаю, а, возможно, к доктору Лерер, – и я не уверена, что готова услышать это. Я поворачиваюсь к нему, изо всех сил стараясь не читать язык его тела.

– Почему? Ты причинил им боль?

– Господи Иисусе. Никогда.

– Тогда почему?

– Мы не будем говорить об этом.

– Рис…

– Не будем, – повышает он голос. – Это факт.

– Почему ты хотел, чтобы я приехала сюда, Рис?

– Потому что я знал, что тебе здесь понравится. Ты читатель. Интроверт. Разве это не лучшее место в мире, чтобы заблудиться?

– Я не уверена, что потеряться в своих руках – это хорошо.

– О, Савви, моя дорогая. Но это величайшая вещь.

Пожевав нижнюю губу, я снова оглядываюсь вокруг. Это действительно похоже на Диснейленд для читателей. Портал между реальностью и миром, в который переносят меня мои книги. Белая беседка, деревья и цветы… невозможно сказать, двадцать первый это век или восемнадцатый. У этого места нет возраста, нет времени, нет воображаемых границ. И поэтому это рай.

– Да, – говорю я как можно тише, хотя каждая косточка в моем теле громко кричит, чтобы я бежала прочь. – Это прекрасно, – заканчиваю я.

Он спускается по деревянной лестнице из внутреннего дворика в сад и останавливается, когда мой подбородок оказывается между его пальцами, наклоняя мою голову вверх.

– О чем ты мечтаешь, Савви?

– Моя мечта? – Я смотрю ему в глаза. Господи, какой же он высокий. – О, это глупо, – качаю я головой, тихонько хихикая. Он крепче сжимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него.

– Сомневаюсь. Ты еще не сказала мне ни одной глупости. – Моя нижняя губа дрожит. Рис наклоняется к моему лицу: – Расскажи мне.

– Я хочу стать писателем, – признаюсь я, глядя на свои туфли. Я всегда была книжным червем. Старая женщина, запертая в девичьем теле, говорила моя мама. Вот почему я люблю винтажную одежду, книги, обувь, часы и фильмы. Но получить издательский контракт практически невозможно, и я никогда не переживу, если отправлю рукопись, которая окажется нетронутой в каком-нибудь манхэттенском подвале. Мои родители считают меня сумасшедшей, раз я поступила на факультет английской литературы, а не на факультет управления бизнесом или бухгалтерского учета.

– Кто тебе сказал, что это глупо? – спрашивает он, наши тела сцеплены, но это не кажется эротичным. Это ощущение… интимности.

– Все, – густо сглатываю я. Мне бы хотелось перестать чувствовать себя ребенком рядом с этим человеком.

– Все ошибаются. Ты можешь быть писателем. Ты мечтательница. На самом деле, когда я увидел тебя в первый раз, ты как раз этим и занималась, – возвращает он меня к тому, как мы познакомились, и я выпускаю маленький грустный смешок. Рис хватает меня за затылок и прижимает к своей груди, и я позволяю ему. Я позволяю ему, несмотря на то, что это гораздо опаснее, чем позволить ему провести пальцем по моей груди в его кабинете.

Я падаю.

Я разбиваюсь.

И как только он поймает меня, я уйду.

Его ладонь ложится мне на щеку, и я прислоняюсь к ней, закрывая глаза.

– Я хотел, чтобы ты пришла сюда, чтобы ты увидела, что я не монстр. Сильный? Да. Холодный? Конечно. Чертовски трудный в девяноста девяти процентах случаев? Можешь на это рассчитывать. Но не бессердечный. Этот сад? Я сам его сделал. С нуля. Кроме старых деревьев, я посадил здесь все цветы, с помощью Теодора. Я на многое способен, Саванна. Забота о хрупких вещах – определенно одна из них. Я хочу показать тебе эту сторону себя. Ту сторону, из-за которой я захотел стать врачом. Сторону, которой пренебрегали, потому что я годами вкладывал ее не в того человека. Если бы ты позволила мне. В тебе есть что-то особенное, Саванна Мартин. Твой маленький кипучий мир – я хочу в него попасть. Позволь мне.

– Хорошо, – бормочу я, падая в очередное интимное объятие, которое он быстро возвращает. Мои ноги, голос, губы и само мое существо дрожат. – Хорошо.

– Это нереально, – вздыхает он, почти с облегчением, и внутри меня что-то ломается.

Я надеюсь, что это реально, потому что если нет, то я только что отдала свое сердце и надежды мечте.

6

Рискни

На следующий день я заезжаю в автомастерскую, чтобы вернуть машину перед выходом на работу.

Я заранее позаботилась о том, чтобы меня подменила временная секретарша, и когда я пришла на работу в десять утра, она уже была там, с презрением глядя на мою силиконовую руку, делающую "дай пять". На полу в приемной плачет малыш, а взволнованная мама пытается его успокоить, и знаю, что если бы на моем месте была я, то дала бы ребенку книжку с Барби, которую привезла из дома, и поиграла с ней, чтобы успокоить. Я знаю, что Рис прав – я хорошо справляюсь со своей работой, и, когда я вхожу в клинику, в моей груди бурлят волнение и гордость.

Я чуть ли не пинками сгоняю с места бедную временную секретаршу – хотя мне приходится напоминать себе, что эта должность дается всего на полгода, и никто не обещал, что мой контракт будет продлен. В течение следующих двух часов я приветствую пациентов, воркую с младенцами, меняю клининговое агентство, заказываю дополнительные медицинские принадлежности и договариваюсь о сдаче химчистки доктора Лерер. Затем часы пробивают полдень, и наступает мой обеденный перерыв. Я встаю со своего места и запираю входную дверь, собираясь разогреть на кухне свой вегетарианский тако. Позади меня раздается голос, и я замираю.

– Мисс Мартин, тащите свою задницу сюда.

Румянец переползает на мое лицо и оседает там. Доктор Лерер заперта в своем кабинете, но она вполне могла его услышать. Она ни разу не приглашала меня в ее кабинет. Стейси редко со мной разговаривает, а если и разговаривает, то только по электронной почте. Я подхожу к двери Риса и делаю огромный вдох.

– Входи, – рычит он, прежде чем я успеваю постучать.

Он не велит мне закрывать дверь, когда я вхожу, поэтому я не закрываю. Он смотрит в окно, заложив руки за спину, и смотрит на свой McLaren, словно на девственную невесту, ожидающую проникновения. Его, конечно же.

– Я решил отклонить твою просьбу, – говорит он деловым тоном. Я несколько раз моргаю, сжимая нос.

– Ты можешь уточнить?

– Никакого траха, пока не решится вопрос с разводом. Я долго и упорно думал об этом – заметь, это не единственное, что было долго и упорно с прошлой ночи, – и решил, что это ничего не меняет в наших отношениях. Если тебе нужно письменное, нотариально заверенное и апостилированное подтверждение того, что между мной и моей женой все кончено и что наши отношения мертвы и сожжены дотла, то я готов предоставить тебе необходимые документы в течение ближайших двадцати четырех часов. А пока я прошу тебя присесть на кровать пациента и раздвинуть ноги.

Я смотрю в узкий, короткий холл клиники. На входной двери висит табличка "ЗАКРЫТО", а ниже указаны часы работы. Доктор Лерер с минуты на минуту выйдет из своего кабинета и потребует, чтобы я принесла ей салат из ближайшего кафе.

– Доктор Мэтьюс, вы под кайфом? Потому что я уверена, что мы нарушим миллион писаных правил и триллион неписаных, – я оглядываюсь вокруг, и, черт возьми, кровать пациента, застеленная свежей белой бумагой, подмигивает мне, чтобы я подошла ближе. Сегодня особенно жаркий летний день, поэтому мое платье в стиле ретро, зеленое и фиолетовое, заканчивается чуть выше колен. Если я все же решусь раздвинуть ему ноги, у него будет прекрасный доступ к его святому Граалю.

– Под кайфом? Нет. Возбужденный, сумасшедший, нетерпеливый, восхищенный? Да. – Он поворачивается всем телом, осматривая меня с ног до головы. – На гребаную кровать, Савви. В следующий раз, когда я попрошу, это будет не так любезно.

Я тянусь к двери, намереваясь закрыть ее, сердце бьется в диком, непоследовательном ритме. Если Стейси слышала этот обмен мнениями, я мертва. За спиной раздается шипение.

– Оставь ее открытой.

– Ты с ума сошел? – шепчу я, не уверенная, что в моем голосе звучит ужас или сексуальная неудовлетворенность. Надеюсь, у Стейси нет пистолета, потому что если она увидит, что здесь происходит, мои мозги точно разлетятся по новым коврам за секунду.

– Не особенно. Я люблю острые ощущения, когда меня могут поймать с поличным, – он повязывает галстук с Микки-Маусом и укладывается на маленькую кровать. – Это придает остроты.

– Нет. – Мои ноги прикованы к земле. Он пожимает плечами, подходит ко мне, хватает меня за задницу и перекидывает через плечо. Затем он так бесстрастно, как только можно, идет к кровати. Он аккуратно кладет меня – не вертикально, а горизонтально – на поверхность, и я готова кончить от одной только перспективы того, что сейчас произойдет. Он встает между моих ног и раздвигает их своими узкими бедрами. Его торс длинный, крепкий и бугристый. Его задумчивые глаза сверкают тьмой. Это происходит. Он собирается разозлить свою будущую бывшую жену, мою начальницу, и трахнуть меня, пока она находится в соседнем кабинете. Он мудак.

А ты – идиотка, которая позволяет ему возиться с тобой, следуя его извращенному плану.

– Ты все еще зациклен на ней, не так ли? – Я провожу пальцами по его волосам, на мгновение задумываясь, не является ли все это одним большим заговором, чтобы заставить его отстраненную жену ревновать. Все в нас неправильно, и все же это кажется слишком правильным. Логически я понимаю, что мне понадобятся месяцы, а может, и годы, чтобы простить себя за то, что я собираюсь сделать. К сожалению, это не мешает мне хотеть, чтобы это произошло.

– Я зависим, Савви. Но это не имеет никакого отношения к тому, что ты имеешь в виду.

Я вздрагиваю, когда его руки разминают мои бедра и поднимаются вверх, затягивая ткань платья до талии. Я стону от одного только его прикосновения, откидываю голову назад и чувствую, как одна из его рук покидает мое бедро и тянет верхнюю часть платья вниз вместе с лифчиком, обнажая одну из моих грудей. Мне не нужно смотреть вниз, чтобы понять, что мои соски напряжены, розовы и готовы к действию. Не глядя на него, я чувствую его высокомерную ухмылку.

– Всегда так готова для меня. Я собираюсь трахнуть тебя сегодня ночью. Оттрахаю так сильно, что ты больше не сможешь смотреть на другого мужчину, не думая о том, что я с тобой сделал. Я уничтожу вас, мисс Мартин. А потом я соберу тебя по кусочкам, так, как я хочу. Такой, какой ты нужна мне для меня. Понятно?

Мне хочется рассмеяться. Я хочу сказать "нет". Я хочу протестовать и быть той женщиной, которой я выросла. Феминисткой, которая ни от кого не принимает дерьма.

Но прежде чем я успеваю понять, что происходит, он кладет обе свои руки мне под колени и одним резким движением притягивает меня к себе. Теперь я лежу на кровати с широко раздвинутыми ногами, уставившись в потолок под невозможным углом, чтобы понять, что он делает. Но я чувствую его. Он задирает подол моего нижнего белья.

– Наденешь ли ты сегодня один из своих забавных галстуков? – Я пытаюсь завязать разговор, уставившись в потолок, чтобы хоть немного развеять сексуальное напряжение, кипящее в комнате. Кондиционер работает на полную мощность, но мне все равно слишком жарко, чтобы дышать. Мое тело кажется пустым и полым без него.

– На мне не будет ничего, кроме моего дерьмового оскала и праздничного костюма, пока ты будешь задыхаться от моего члена, а я буду сидеть на твоей груди.

– О. Боже. – Может, мне стоит просто заткнуться и позволить доктору Мэтьюсу творить свою магию?

Его зубы вонзаются в низ моего живота, прямо перед тем, как его горячий язык ленивыми кругами проходит под моим пупком. Он осторожно целует мою кожу, продвигаясь вниз дюйм за дюймом. Я вся сжимаюсь, на мгновение забывая, что дверь открыта. Затем он использует те же ровные, жемчужно-белые зубы, чтобы снять с меня нижнее белье с такой точностью и спокойствием, которые напоминают мне, что он квалифицированный хирург. Мои бедра дрожат от предвкушения, но он проводит одной рукой по моим ребрам, продолжая снимать с меня белье.

– На этот раз ты кончишь, когда я скажу.

Подавляя стон кулаком, я пытаюсь подглядеть, что он делает. После того как мои трусы падают на пол, он раздвигает мои ноги невероятно широко, ставя каждую ступню на край смотрового стола. Мои внутренние стороны бедер напрягаются, по мышцам проходит восхитительная боль. Его указательный палец движется по краю моей щели. Когда он добирается до моего отверстия, он погружает его на дюйм, а затем вынимает, оставляя меня в отчаянном желании получить больше, и высасывает свой палец дочиста.

– Твоя киска прекрасна, Савви. Как робкая роза перед цветением. Ты будешь восхитительна на вкус, не так ли?

– Попробуй сам, – мурлычу я, покачивая бедрами навстречу ему. Я делаю все возможное, чтобы не дать себе потянуться к нему, схватить его за голову и положить между своих ног. Вот как сильно он мне нужен. От одного его взгляда на мою голую киску возникает ощущение, что меня трогают, лижут и кусают.

– Умоляй меня об этом.

– Пожалуйста, Ри… – говорит мой рот.

– Доктор Мэтьюс, – поправляет он.

– Доктор Мэтьюс, пожалуйста, вылижите мою киску.

– Прямо здесь, с открытой дверью? Ты отчаянно хочешь меня, не так ли, Савви?

Я задыхаюсь.

– Наверное, да.

Он наклоняется к моему горячему желанию и нежно целует его, его глаза встречаются с моими впервые с тех пор, как он раздвинул меня.

– Значит, нас двое.

Он прижимает свой горячий влажный язык к моей киске и вылизывает ее снизу доверху, а затем раздвигает ее пальцами и погружает язык глубоко внутрь. Он пробует меня на вкус, полностью игнорируя мой клитор.

– Не смей кончать на мой язык, пока я не скажу, – командует он, проникая в меня все сильнее. Вся его голова оказывается между моих ног, и я пытаюсь дотянуться до его волос, но он игриво отбрасывает мою руку, рыча. – Никаких прикосновений.

– Это разочаровывает, – извиваюсь я на месте, задыхаясь.

– Разочарование – это хорошо. Помни, что моя жена может войти сюда в любую секунду, пока я буду тебя есть… ты можешь быть на грани, а она выйдет из двери своего кабинета. Я заставлю тебя стонать так громко, что ты потеряешь сознание.

– Этого никогда не случится.

– Смотри на меня, Савви. Я люблю, когда мне бросают вызов.

Он ест меня, массируя при этом внутреннюю поверхность бедер, и бормочет что-то о том, что не хочет вызвать чрезмерную стимуляцию. Я знаю, что он эксперт по анатомии, но сомневаюсь, что в медицинской школе дают советы о том, как заставить женщину кончить так, как умеет он. Рис Мэтьюс – лучший кискарь, который только может быть у женщины, и когда он, наконец, избавляет меня от страданий и осторожно касается моего клитора кончиком языка, щелкнув его один раз, я понимаю, почему он ждал столько долгих минут, чтобы сделать это. Мой клитор распух, может быть, в два раза больше своего обычного размера, и полон сверхчувствительных нервных окончаний, которые только и ждут, чтобы лопнуть. От одного этого щелчка мне показалось, что он сосал его несколько часов.

Я начинаю падать… и он сам толкает меня.

– О-о-о-о-о, – моя голова рушится назад.

– Не кончай, – предупреждает он своим сухим тоном, пока его язык лениво рисует круги вокруг моего клитора. – Не смей. Останься со мной, Савви, – он поднимает меня на кровать, не прекращая движения языком, загибает два длинных пальца и вводит их в меня. Он поворачивает пальцы влево, затем вправо, растягивая мои внутренности. Когда я чувствую себя полной и довольной им, он добавляет третий палец и загибает их все глубоко к моему пупку, нащупывая точку G. Я стону так громко, что у меня горят легкие. Черт возьми. Действие на клитор и точку G. Может быть, это потому, что я занималась сексом только со старшеклассниками и студентами, но ни один мужчина еще не делал этого. Это так хорошо, что я начинаю верить, что действительно потеряю сознание.

– Это… это… – я не уверена, потеряла ли я дар речи, или мой мозг действительно замыкается в этот момент.

– Вот что вы делаете со мной, когда смотрите на меня своими зелеными глазами, мисс Мартин. – Он выбирает этот момент, чтобы расстегнуть молнию – шум слабый, но он есть, и я понимаю, что он собирается сделать.

– Позволь мне посмотреть, – умоляю я. – Пожалуйста, мне нужно тебя видеть.

– Без шансов, – говорит он. Удовольствие слишком велико. Люди часто говорят, что гонятся за оргазмом. В нашем случае оргазм преследует меня. Я пытаюсь вырваться, выполнить его желание и подождать, но это невозможно. Его язык уже атакует мой клитор – он лижет и покусывает его, – и каждый раз, когда я оказываюсь на грани, готовая сорваться, он убирает пальцы с точки G и целует стенки моей киски, чтобы подавить признаки оргазма и при этом удержать меня на грани.

– Мне нужно, чтобы ты позволил мне кончить, – скулю я. Я бы заплатила за это хорошие деньги прямо сейчас. Может быть, даже всю мою зарплату за этот месяц.

– Давай кончим вместе, – урчит он. Он наваливается на меня, дрочит, пока ест меня, и я чувствую, как его мускулистое плечо натыкается на мое подколенное сухожилие каждый раз, когда его рука движется по его члену. Я кусаю губы до крови, пытаясь не кончить, мои пальцы душат поверхность подо мной, и я кричу. Боже, как только это закончится, мне придется разбираться с кучей дерьма, в основном в виде Стейси.

– Я сейчас взорвусь, милая. Теперь ты можешь кончить.

Мы кончаем вместе, и когда я достигаю кульминации, он снова просовывает в меня свой язык, чтобы впитать каждую каплю. Мы оба задыхаемся – шум, который мы издаем вместе, говорит о том, что мы только что закончили марафон – и одновременно открываем глаза, на наших лицах озорные ухмылки.

– Кажется, я кончила два раза, – признаюсь я.

– Думаю, я кончил, просто глядя на тебя. – Он смотрит на пол впервые с момента нашей встречи, стесняясь взглянуть на меня. Его внезапная уязвимость разбивает мне сердце так, как я даже не подозревала.

– Но я не падала в обморок, – шевелю я бровями.

– Подожди до вечера, – подмигивает он.

– Мисс Мартин, – слышу я женский голос, и он так близко, что я понимаю, что она стоит в дверях. Он холодный, сдержанный и отстраненный. Именно то, чего я привыкла от нее ожидать. – Соберите свои вещи и покиньте мою клинику, пока я не вызвала охрану.

7

Оставайся с нами надолго

– Она останется.

– Послушай меня, Рис. – Впервые за… ну, за все время голос доктора Лерер звучит яростно. Он достаточно высок, чтобы разбить окна. Я пытаюсь спуститься с высоты только что пережитого множественного оргазма, но это трудно, когда мои волосы выглядят так, будто в них когда-то жила каждая птица в Америке, а одежда помята настолько, что я не могу ее вытряхнуть или разгладить. Я даже не хочу проверять время и смотреть, закончился ли мой сорокапятиминутный обеденный перерыв. Я знаю, что да. Единственным человеком, пировавшим в этот день, был доктор Мэтьюс, и он, конечно же, не торопился с едой, смакуя каждую каплю.

– Я бы хотела, чтобы это испытание закончилось своевременно и цивилизованно, – Стейси обходит его стол в своем остромодном костюме. Она не одевается как педиатр. Она одета как секретарь дьявола. Я даже не знаю, почему она работает в этой сфере. Я внимательно наблюдала за ними обоими, когда они общались с пациентами, с тех пор как пришла сюда. Если доктор Мэтьюс ненавидит людей, но любит детей, то доктор Лерер занимается исключительно ненавистью. Мне трудно вспомнить хотя бы один случай, когда она улыбнулась бы молодому пациенту.

– Ничего цивилизованного не будет, и если дело касается тебя и ее, то ты знаешь, кто из вас получит пинок и будет вышвырнут из этой клиники, – спокойно и безразлично говорит Рис, заправляя свой массивный член обратно в трусы и застегивая молнию на брюках. Он подходит к раковине из нержавеющей стали возле своего стола и моет руки, а затем разрывает несколько бумажных полотенец и вытирает их насухо. Он все время насвистывает. Бесстрашный.

– Я партнер в этой практике, – ворчит Стейси с порога, ее белые костяшки пальцев напряжены против дверной коробки, которую она сжимает, как заряженный пистолет. Если вам интересно, я – идиотка, которая до сих пор сидит на смотровом столе, а не бежит, спасая свою жизнь. Я бы ускользнула и позволила им отрывать друг другу конечности, но я хочу знать, чем это закончится. В конце концов, теперь у меня есть собака в этой схватке. Или, по крайней мере, мне хочется в это верить.

– Ты не можешь просто бросить меня, – взмахнула она руками в воздухе, чтобы подчеркнуть это.

– Позволь с тобой не согласиться, – он потянул за галстук, затягивая его. – Я могу делать все, что захочу. У меня лучшие адвокаты, лучшее дело против тебя, и я лечу восемьдесят процентов пациентов здесь. Не испытывай меня… и оставь Савви в покое.

– Савви?! – восклицает она, и невозможно отрицать, что она теряет самообладание. У нее глаза Николаса Кейджа. Не самый лучший образ для нее (или для кого-то еще, если уж на то пошло). – Ты вообще себя слышишь? Трахаешь едва законную секретаршу с открытой дверью в нашей клинике? Это что, попытка заставить меня ревновать?

– Нет, – невозмутимо отвечает он, хватая телефон и ключи и засовывая их в задний карман. – На самом деле это для того, чтобы она сильнее кончила. Острые ощущения от того, что тебя поймали, сделают это с тобой. Больше адреналина. Ты должна это знать. Ты могла дважды провалить первый год в медицинской школе, но ты получила степень доктора медицины. В конце концов, – пожимает он плечами.

Боже правый, я бы не хотела оказаться на грани словесной конфронтации с доктором Мэтьюсом. В воздухе витает атмосфера их ненависти друг к другу, прежде чем доктор Лерер разворачивается и уходит по коридору. Через несколько секунд мы слышим, как захлопывается входная дверь в клинику. Я делаю вдох, который задерживала в легких, кажется, с прошлого года, и качаю головой. Я вспотела, запыхалась и совершенно не в своей тарелке. Если бы два месяца назад вы рассказали мне о подобной ситуации, я бы сказала, что девушка, которая согласилась на секс со своим женатым боссом, – идиотка. Переходим к сегодняшнему дню, и этой идиоткой оказываюсь я.

– Это безумие. Наверное, мне стоит уволиться… – Я надеваю ботинки и спрыгиваю с смотрового стола пациента.

– Иди на обеденный перерыв, Сав, – устало говорит он, сбросив с себя высокомерную броню, которую он повсюду носит с собой. Теперь он сам по себе. – Я заеду за тобой на ужин в восемь.

Интересно, что будет хуже – пытаться объяснить родителям, почему этот крутой доктор заезжает за мной на машине, которая стоит в два раза дороже, чем они заплатили за дом, или пытаться объяснить ему, что я все еще живу с родными. Мне придется отвечать перед многими людьми. Я решаю озвучить ответ на последний вопрос.

– У меня как бы не своя собственность, – потираю я затылок.

– То есть ты все еще живешь с родителями? Это меня не удивляет. Но у тебя ведь больше нет комендантского часа, верно? – Он подмигивает и одаривает меня полупечальной, полуозорной ухмылкой.

– Если и есть, то я постоянно нарушаю его последние шесть лет.

– Тогда восемь.

Я ковыляю к двери, на секунду останавливаясь, чтобы оглянуться на него.

Он уже заполняет формы и отвечает на электронные письма. Он выглядит серьезным профессионалом, каким обычно и является.

– Ты свободна, – говорит он. И, как всегда, я ухожу.

Мама смотрит на меня так, будто я только что сообщила ей, что собираюсь погнаться за дикими крокодилами на природе, а не на свидание. Может быть, это потому, что на мне облегающее черное платье размером с салфетку. Может, дело в моей красной помаде Firestarter и кошачьей подводке для глаз. А может, дело в моей прическе в стиле Мэрилин Монро. Как бы то ни было, Хелена Мартин боится, что ее дочь сегодня вечером будет стоять на углу улицы и предлагать какие-то незаконные услуги. Это видно по ее лицу.

– Сколько ему лет? – На самом деле я не знаю, мама. Я не потрудилась спросить, ведь за все время, пока он позволял мне прижимать пальцы к двери своего кабинета, посещать его дом и прекрасные сады, а потом съесть меня заживо на его смотровом столе… возраст ни разу не упоминался во время этих встреч.

– Тридцать… э-э-э, – я отщипываю невидимые ворсинки от своего черного платья. Папа стоит позади меня, в гостиной, и решает судоку. Он работает в городском совете уже тридцать лет и ни разу не пропустил ни одного рабочего дня. Если бы это было возможно, мои родители оба жили бы в книге Джейн Остин.

– Хелена, сейчас идет Jeopardy (прим. американская телевизионная игра-викторина), – бормочет он, но изумрудные глаза моей мамы – на тон светлее моих – смотрят на меня.

– Где ты познакомилась с этим человеком?

– На работе.

– Я думала, что клиника состоит из двух женатых врачей и медсестер. – Так и есть.

– Мам, я не могу сейчас об этом говорить. Мне нужно идти. – Да. В ад. За то, что я так разговариваю с мамой.

– Подожди. – Она хватает меня за запястье, удерживая на месте. Мой взгляд скользит по месту, где наша кожа соприкасается, и она медленно отпускает меня.

– Будь осторожна, – говорит она мне.

– Буду, мама. Он хороший парень, он ничего мне не сделает. – Этого я не хочу, что нисколько не сужает вопрос, потому что я согласна на все, что он захочет сделать.

– Да, я не имею в виду физически. Я имею в виду… – она кладет ладонь на мое сердце, и я вздрагиваю. Я наклоняюсь и целую ее в щеку. – Пока. Скажи папе, чтобы отодвинул диван, от экрана телевизора у него слезятся глаза.

С этими словами я спешу на улицу, зная, что опаздываю на несколько минут. К счастью для меня, Рис не из тех, кто сигналит.

В машине (я никогда не привыкну к тому, что двери открываются вверх, а не в сторону, как в обычных автомобилях) Рис крепко целует меня. Языка нет, но губы у него злые, и мне нравится, как они требуют моего внимания, которое я с радостью им уделяю.

– Чертовски скучал по тебе.

– Для педиатра ты слишком часто используешь слово на букву "Ч", – замечаю я, пристегивая ремень безопасности. Летний воздух вокруг нас исчез. В машине прохладно благодаря одному из лучших кондиционеров, который я когда-либо имела удовольствие ощущать на своей коже.

– Это потому, что на работе мне приходится прикусывать язык в течение дня. Я трачу весь свой арсенал ругательств на тебя.

– И на твою бывшую, – я вздергиваю бровь.

– Не порти сегодняшний вечер упоминанием о ней. Я отведу тебя в какое-нибудь приятное место.

– В ресторан?

– Например, в книгу. – В обморок.

Поездка проходит в молчании, но с большой нагрузкой. Наши пальцы переплетены, а я ломаю голову, пытаясь понять, как я здесь оказалась. Между нами все серьезнее, все реальнее, а мы до сих пор не обсудили ни одной из проблем, витающих в воздухе. Например, тот факт, что у него есть сын. Или то, что я не знаю, что хочу делать со своей жизнью. Или его грязный развод и, конечно, то, что он до сих пор не сказал мне о своем возрасте.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я, как бы невзначай, когда мы сворачиваем за угол на притязательную улицу в центре города.

– Тридцать четыре.

– Вижу.

– Тут не на что смотреть. Это просто возраст.

– У нас большая разница.

– Мне это нравится. В такой разнице всегда есть что-то вкусное, – он облизывает нижнюю губу, все еще глядя на дорогу. Я смеюсь. Влюбиться в этого мужчину не должно быть так просто. Не должно, но это так.

Он паркуется у WaterFire Providence. Одно из самых романтичных мест во всех США. Река под нами мерцает, свет от уличных фонарей и близлежащих зданий мерцает на спокойных водах. Здесь можно покататься на гондолах, развести костры вдоль реки, послушать тихую музыку и посетить рестораны. Мы паркуемся и идем рука об руку по оживленной улице, полной других влюбленных, семей и толп подростков, наслаждающихся великолепным летом. Все вокруг обещает нечто большее. Что-то сказочное. И я не могу не задаться вопросом, каково это будет, если мы с Теодором, пройдем по этому же тротуару через четыре или пять лет, а рядом будут бежать два малыша с такими же зелено-голубыми глазами и улыбками, как у нас.

– О чем ты думаешь? – спрашивает он. Черт возьми.

Что-то, от чего у тебя случится приступ тревоги. Да, это жутко.

Я пожимаю плечами.

– Просто наслаждаюсь жизнью в этот момент. Люди должны делать это чаще, тебе не кажется? Отключить телефоны, закрыть свои аккаунты в социальных сетях и просто почувствовать свою кожу на коже другого человека, остатки вечернего солнца на своей плоти. Чудеса, которые может предложить природа и рукотворные места, подобные этому.

Рис крутит головой и смотрит на меня с забавным выражением на лице.

– Господи, Савви. Ты такая романтичная. Иди и напиши книгу.

– Напишу, в какой-то момент.

– Когда?

– Когда-нибудь.

– Как скоро? – Он толкает.

Мы оба останавливаемся перед вереницей гондол, праздно плывущих по реке и ожидающих, чтобы их прокатили. Возле них стоят несколько рабочих, скрестив руки, и разговаривают друг с другом по-испански.

Я закатываю глаза, чтобы не встречаться взглядом с Рисом.

– Когда у меня будет время. Трудно писать и работать одновременно.

– Тогда не работай.

– А кто будет платить за мою жизнь? Фея студенческих долгов?

– Богатый бойфренд, за исключением феи. Не люблю ролевые игры, милая.

Мое сердце делает полный оборот в груди, затем опускается к трусикам, прежде чем растаять. Он сказал «бойфренд». Я уверена, что так и есть. Боже, я надеюсь, что так и есть.

– Спасибо, но нет. За финансовое предложение, за часть с парнем я полностью согласна.

– Уверен, что о парне речь вообще не шла. Запрыгивай, мой безнадежный романтик. Дамы вперед.

Мы едем в гондоле. Ночь черная, огни желтые, и это когда мы проезжаем мимо новых и старых частей города. Корпоративные здания и архитектурные чудеса маленьких городков, и я понимаю, что влюбилась. Я влюбилась в доктора Риса Мэтьюса, несмотря на его контрасты. Мне потребовалось всего несколько недель, чтобы влюбиться, но теперь я не могу вернуть все назад. Я принадлежу ему.