Текст книги "Доктор мечты (ЛП)"

Автор книги: Л. Шэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

1

Первый день работы

– Беги, – наклоняется ко мне женщина средних лет из-за блестящей стойки регистратуры и шепотом кричит. – Ты слишком молода. Слишком живая. Слишком бойкая. Он раздавит тебя и устроит зрелище. Беги, пока еще можешь.

Откидываюсь на спинку стула и сцепляю пальцы, мои глаза расширились, как две полные луны. Я моргаю от темноты, которую она проецирует, и думаю, не является ли Мелинда Эванс, которую я официально заменяю сегодня, психически нездоровой. Она выглядит нормально в своем кардигане цвета лайма и идеальной прическе Твигги. С другой стороны, Джеффри Дамер тоже выглядел нормальным чемпионом.

– Мелинда, тебе нужна минутка? Может, принести тебе чай? Кофе? – Ксанакс? Я откатываюсь, чувствуя, как скрипят колесики моего кресла, когда я очень медленно увеличиваю расстояние между нами и отползаю от нее.

– Держись подальше от доктора Мэтьюса, – дрожит ее нижняя губа, когда она оглядывает опрятную и красочную приемную. – Он – дьявол в очень хорошем обличье.

– Педиатр Мэтьюс? – уточняю я, с сомнением вскидывая бровь. – Тот самый, который оставил на твоем мониторе розовую записку с вопросом, вернулся ли из химчистки его галстук с Багзом Банни?

– Это он, – решительно кивает Мелинда, собирая свои вещи и срочно запихивая их в сумку Kate Spade. Это мой первый день в педиатрической клинике Мэтьюса и Лерера в моем родном городе Провиденс, Лонг-Айленд. Я приехала сюда два дня назад, вернувшись из колледжа на Западном побережье. У меня еще не было времени распаковать вещи, но мама, которая работает в агентстве по подбору персонала, подкинула мне эту временную работу, и я подписала шестимесячный контракт, даже не прочитав мелкий шрифт. С той суммой студенческого долга, которая лежит на моих плечах, быть разборчивой – роскошь, которую я не могу себе позволить. А педиатрическая клиника показалась мне очень хорошей идеей. Я люблю детей. Я люблю младенцев. Я вообще люблю помогать, независимо от того, кому это нужно. Разве это может быть трудно?

– Я ценю твою заботу, – улыбаюсь Мелинде, которая вчера весь день учила меня работать на коммутаторе, приветствовать пациентов и работать на ксероксе, проявляя при этом минимум терпения. – Но я могу о себе позаботиться.

– Ты так говоришь, потому что еще не знакома с ним. Он делает операцию в Нью-Йорке.

– Я говорю так, потому что верю в человечество, – щебечу я. Мелинда закатывает пару сильно накрашенных тушью глаз.

– Это изменится через полчаса, – сообщает она мне, расправляя несуществующие складки на кардигане и поднимаясь со стула. – Он должен вернуться с операции в Нью-Йорке. Я не собираюсь рисковать и оставаться здесь, когда он приедет. Удачи, Саванна Мартин.

Прежде чем я успеваю ответить и спросить, уверена ли она, что доктор Мэтьюс не сделал шерсть из ее щенков, Мелинда выходит за дверь, оставляя за собой шлейф цветочных духов и беспокойства.

Первым делом я прикрепляю зеленую силиконовую руку "Дай пять, ты жив!" к стойке регистратуры и ставлю кружку Мэрилин Монро "Быть нормальным – скучно" рядом с клавиатурой. Я бы сейчас убила за травяной чай. Не в буквальном смысле, конечно. Это бы перечеркнуло смысл работы в клинике – особенно в детской.

Это небольшое, но дорогостояще отремонтированное и совершенно очаровательное место. Приемная выкрашена в бледно-голубой цвет и выполнена в форме гигантского аквариума. На стенах искусно нарисованы тюлени, разноцветные рыбки и дельфины. Зона ожидания завалена сиденьями в форме водорослей и камней. Здесь стоит резкий, тоскливый запах новорожденных, сахара и липких рук.

В клинике работают три человека. Доктор Мэтьюс, доктор Лерер и я – единственные, кто здесь трудятся. Медсестры, находящиеся здесь, – это сплоченная группа. Они почти не общаются с врачами, не говоря уже обо мне. Поэтому странно, что никто не удосужился попрощаться с Мелиндой. Не было никакой вечеринки. Не было домашнего торта и рукописной открытки. Черт, даже кекса и прощального письма не было. Я принесла ей домашнее печенье сегодня утром, зная, что мы собираемся расстаться, но на этом все и закончилось.

Возможно, проблема была в Мелинде, а не в здешних врачах. Ведь они зарабатывают на жизнь лечением детей. Сомневаюсь, что они были бы черствыми, трудными и злыми, если бы это я уходила отсюда.

А может быть, доктор Мэтьюс – старый хрыч. Может, его одежда пахнет нафталином, а куриные крылышки он ест с помощью посуды. Я уже познакомилась с доктором Лерер. Это женщина лет тридцати с платиновыми светлыми волосами и фигурой, которая заставила бы любую знойную женщину захотеть ударить ее по сиськам. Ледяная, но вежливая. Отстраненная, хотя и профессиональная. Я могу смириться с ее новоанглийским, привилегированным типом умной женщины. Что касается доктора Мэтьюса, то, несмотря на его проблематичную личность, мне придется довольствоваться и им. У него есть кое-что, в чем я отчаянно нуждаюсь. Преимущественная зарплата каждые две недели.

В клинике пусто. Только шум кондиционера гудит в затхлом воздухе. Сейчас полдень, в разгаре летние каникулы, и все дети в Провиденсе, слава Богу, здоровы, счастливы и находятся на отдыхе. Доктор Лерер уехала на целый день – у нее встреча с адвокатом, о чем она объявила, запыхавшись, когда ее каблуки загрохотали в десять утра, – и если бы скука была олимпийским видом спорта, я бы принесла много гордости Соединенным Штатам Америки.

С опаской я достаю из сумки в форме совы под столом романтическую книгу. «Миллиардер и принцесса». Люди могут сколько угодно смеяться над моими романтическими романами. Я проживаю тысячу жизней в год, и ненавистники должны завидовать, потому что у них только одна.

Почитав несколько минут, я откидываю голову назад и закрываю глаза, чтобы не видеть флуоресцентного света. У меня не было времени как следует выспаться с тех пор, как я приземлилась три дня назад. Жизнь превратилась в хаотическое пятно. Как только я вошла в дом, позвонила тетя Стеф, живущая через дорогу, и спросила, могу ли я отвезти ее в торговый центр. Потом я вышла на улицу, познакомилась с нашими новыми соседями и научила их ребенка кататься на велосипеде. А когда вернулась домой, мне пришлось убираться в своей комнате, складывать одежду и устраиваться на новом месте. Нет, я не жалуюсь. Быть занятой – это хорошо. Просто мне нужно немного вздремнуть. Десять минут, чтобы зарядиться энергией. Слышала, что кошачья дремота эффективнее долгого сна. Я поставила будильник на телефоне и закрыла глаза, погрузившись в расслабляющие внутренние мысли.

Боже, как хорошо. Так, так, так, так…

– Что. За. Херня? – Густой, глубокий голос гремит у меня над головой.

Я вскакиваю со своего места, как будто оно горит. Открываю глаза и смотрю на мужчину, которому принадлежит голос. Первая мысль, которая приходит мне в голову, – наверняка не только его голос глубокий и объемный.

– О, Боже мой! Мне очень жаль, – кричу я, хватая случайные документы, лежащие на столе, и перекладывая их. Не знаю, что я пытаюсь здесь показать. Что я усердно работаю? Потому что он только что застал меня, дремлющую в кресле, как скучающий бойфренд в фильме с Дженнифер Энистон. Я похлопываю по уголку рта, чтобы убедиться, что у меня нет слюней. Ты притворяешься, Саввана.

Мне требуется минута, чтобы полностью осознать стоящий передо мной образец, но как только я это делаю, спотыкаюсь, и колени ударяются о кресло. Стул откатывается назад. Я падаю в него и, не успев осознать происходящее, теряю контроль над собой. Я падаю о больничную картотеку. От удара на меня дождем сыплются пожелтевшие записи пациентов, и катастрофический момент быстро превращается в вескую причину для бегства из страны и принятия новой личности.

– Ты спала на посту? – Он делает шаг вперед, все еще достаточно далеко, чтобы я могла видеть большую часть его тела из-за стойки регистратуры. Я не знаю, кто это мистическое существо, но в нем достаточно сексуальной харизмы, чтобы наэлектризовать весь город, если вдруг отключат электричество. Его глаза почти неестественно голубые, скулы такие острые, что ими можно резать домашнюю птицу, губы созданы для совершения любого сладкого греха, лоб крепкий, подбородок гордый, а волосы – угольные куски черного шелка, разлетающиеся в сотни сторон.

Господи, какой же он высокий. Такой высокий. Слишком высокий. Может быть, он великан. Но он слишком симметричен и красив, чтобы страдать гигантизмом. Нет. Он не гигант, он просто мужчина, а это то, с чем я давно не имела удовольствия общаться, поскольку последние четыре года жила в общежитии.

Я делаю прерывистый вдох и позволяю своим глазам блуждать по его невероятно широким плечам, дальше на юг, к его тугим, круглым грудным мышцам, которые можно увидеть сквозь белую рубашку на пуговицах, плоскому прессу, манящей промежности… портфелю…

Саванна Мартин, тебе нужна помощь. И, возможно, хороший адвокат. Ты практически совершаешь сексуальное насилие над этим джентльменом своими глазами. Самое время остановиться.

– Ответь своему боссу, – доктор Мэтьюс (мать его, это он!) делает шаг в мою сторону, и я понимаю, что огонь в его глазах настоящий. Мои щеки ощущают жжение. – Ты храпела на рабочем месте?

– Технически не храпела, сэр, – торопливо встаю я, откидывая желтое винтажное платье и приглаживая непокорные рыжевато-блондинистые волосы. Я протягиваю руку, предлагая ему рукопожатие через изогнутый стол в форме аквариума. – Я никогда не храплю. Поверьте мне. В этом меня уверяли многие люди.

Прекрасно, Саванна. Ты просто обязана была добавить «шлюха» в список его ментальных «Почему я должен ее уволить».

– Где Мелинда? – с усмешкой спрашивает холодный мужчина. Не обращая внимания на мой жест, он берет с подноса стопку нераспечатанных писем и просматривает их. Я сглотнула и убрала свое мирное предложение.

– Мисс Эванс больше нет, сэр. Сегодня был ее последний день.

– Невозможно, – резко говорит он, не удостоив меня даже взглядом. Мое смущение быстро перерастает в раздражение. Что, черт возьми, с ним такое? – Ей нужно забрать моего сына из школы в три часа, а она до сих пор не заказала канцелярию, о которой я просил ее на прошлой неделе.

– Что ж, простите, что сообщаю плохие новости, но она точно уволилась. Судя по тому, сколько времени ей понадобилось, чтобы убрать со стола, я бы сказала, что она не вернется, – говорю я, а мои предательские глаза переходят на его левую руку, проверяя, нет ли на ней обручального кольца. Его нет. Разведен. Почему я не удивлена?

Он бросает письма обратно в серебряный поднос и смотрит на меня так, словно я блевотина, которую ему нужно оттереть с подошвы своих блестящих кожаных туфель. Моя кружка и силиконовая рука – единственное, что стоит между нами как барьер, но наши глаза говорят о том же.

– Что, черт возьми, делает здесь этот жуткий фаллоимитатор?

– Это мотивационная рукавица – и это рука, а не фаллоимитатор. Чтобы люди сжимали ее. Это очень терапевтично, – я стараюсь не краснеть, выдерживая его напряженный взгляд. Если он будет смотреть на меня еще пристальнее, мои женские достоинства начнут петь. И это будет очень обидно, потому что он может быть горячим, но, по иронии судьбы, он еще и невероятно холодный.

– Это смешно.

– Это мило и гостеприимно.

– Кружку нужно убрать.

– Кружка никого не оскорбляет, – протестую я. – И поощряет индивидуализм. Кроме того, у вас нет секретаря. Кто сегодня заберет Мэтьюса-младшего из школы? М-м-м? – Мои брови вопросительно взлетают к линии роста волос.

Минута молчания. Он опускает свой мысленный меч. Его напряженные скулы разглаживаются. Я наконец-то позволяю себе вздохнуть.

– Отлично. Ты заработала себе еще один шанс на эту должность. Я бы не советовал портить его храпом и отправляться прямиком на линию безработицы.

– Я просто отдыхала, – неубедительно говорю, выпрямляя позвоночник. То ли мое лицо покраснело от гнева, то ли комната нагрелась на пятьдесят градусов. – Мелинда сказала мне, что работает здесь уже год. Почему вы не знали, что сегодня ее последний день?

– Я знал, – он тянется ко мне, прижимаясь торсом к стойке администратора, и хватает блокнот, лежащий рядом с моей клавиатурой, вместе с ручкой. Прежде чем начать писать, он останавливается, смотрит на мою ручку в форме шприца с розовыми чернилами и хмурится, словно она его чем-то оскорбляет. В процессе я впервые чувствую запах доктора Мэтьюса, и когда я говорю "чувствую", я имею в виду вдыхаю. Беззастенчиво нюхаю его, словно это двадцать граммов колумбийского кокаина. Он пахнет кедром, мылом ручной работы и чистым, неапологетичным тестостероном, от кого я пьянею от вожделения.

Саванна, познакомься с Бедой. Беда, это Саванна.

– Вот адрес его школы. Три часа. Точно в точку. Теодор точен, как и его отец.

– Я не знаю, как он выглядит, – заикаюсь, держа блокнот в руке и читая адрес. Я должна была закончить смену в два. Он собирается доплатить мне за это? Вопрос вертится у меня на языке, но я прикусываю губу. Он застал меня дремлющей на стуле в приемной. Не стоит тыкать медведя десятифутовым шестом.

– Он похож на свою маму, – презрение доктора Мэтьюса заметно на его подергивающихся губах.

– Это не очень полезно, сэр, если только его мама не Дженнифер Энистон или Кэмерон Диас. Вот этих двух знаменитостей я точно узнаю.

– Его мама – доктор Лерер.

– О. – О. Не знаю, почему я удивлена. Кто еще может составить пару этому Адонису, если не столь же великолепная женщина с размерами Адрианы Лимы и доктором медицины, заботящаяся о его потомстве? Единственный вопрос, который сейчас остро стоит, это то, вместе ли они до сих пор или нет.

– Если возникнут проблемы, – он провел огромной сексуальной рукой по волосам и взъерошил их еще больше, – звони. Моя визитка на столе.

– Подождите! Куда я должна его отвезти? – Я вскакиваю с места, наблюдая, как доктор Мэтьюс идет по коридору к своему кабинету, неся портфель, его рукава закатаны до локтей, обнажая восхитительные вены, в которые я хочу вонзить зубы.

– Назад.

– А он не будет встревожен тем, что я его забираю? Я для него неизвестный человек.

Разве это не первое, чему ты учишь своего ребенка? Не ходить никуда с незнакомцами?

– С ним все будет в порядке. Его учительница подождет с ним.

– Вы даже не знаете, как меня зовут! – пробурчала я, отчаянно желая продлить этот разговор, чтобы не чувствовать себя так, будто он только что бросил меня в глубокую воду и ожидает, что я буду синхронно плавать во время бешеного кормления акул.

– Мне все равно, – подражает он моему тону. – И я ненавижу твою ручку. Избавься и от нее.

– Я Саванна. Саванна Мартин. А ты такой засранец, – бормочу я, сбавляя тон на несколько октав и падая обратно в кресло, устало потирая глаза.

Я слышу, как дверь в его кабинет захлопывается, но не раньше, чем он перезванивает:

– Считайте, что это ваш испытательный срок, мисс Мартин. Лучше ведите себя хорошо.

2

День после

Сегодня день хороших и плохих новостей.

Хорошая новость заключается в том, что мне не нужно время, чтобы выяснить, по-прежнему ли доктор Мэтьюс и доктор Лерер вместе – они точно не вместе.

А плохая новость заключается в том, как я об этом узнала. Потому что это было неловко.

– Доктор Мэтьюс, не хотите ли вы сегодня пообедать вместе, чтобы мы могли обсудить смену фамилии Теодора? – Доктор Лерер прислонилась к стойке регистратуры, а доктор Мэтьюс стоит в нескольких футах от нее. Они оба перелистывают свои отдельные почтовые лотки. Она одета в черное St. John с ног до головы и выглядит в этой комнате неуместной, как рыба в пустыне, а я щеголяю в винтажном радужном платье, мои волосы едва удерживаются карандашом, в который я их закручиваю.

Слава богу, что от секретаря здесь не ожидают, что они будут ходить в медицинской одежде.

– Нет, доктор Лерер, я бы не стал. – Если только мне не придется кормить тебя ядом с ложечки, в этом случае я, возможно, передумаю. – Фамилия Теодора осталась Мэтьюс, так что обсуждать тут нечего. Если у тебя все еще есть проблемы с этим, ты можешь обратиться к одному из многочисленных адвокатов, которых я нанял, чтобы поставить буфер между тобой и мной. Секретарша, ты сделала заказ на канцелярские принадлежности, о котором я просил Мелинду?

Я поднимаю голову, моя кожа призрачно-бледная. Сегодня я прилагаю сознательные усилия, чтобы быть вежливой и профессиональной, но я не могла заказать канцелярские принадлежности, о которых он просил, потому что Мелинда никогда не говорила мне, о чем он просил.

– Нет, сэр. Я… вы должны сказать мне, что вам нужно…

– У меня есть свободное время с десяти до десяти пятнадцати. Увидимся в моем кабинете.

Я кивнула:

– Чем могу быть полезна, доктор Лерер? – Вежливая улыбка окрасила мои губы. Даже с моей кружкой, ручкой и силиконовой рукой (которую я держала на столе, спасибо большое) приемная все равно выглядит аккуратно. Я также отправила все вещи из химчистки доктора Мэтьюса, включая галстук с Багзом Банни, прямо к нему домой. Я познакомилась с Теодором, их сыном, и он действительно очень похож на свою маму. Но даже в шесть лет он такой же страшный и отстраненный, как его отец.

Возможно, я взяла его с собой в кафе, чтобы растопить лед на обратном пути в клинику.

И, возможно, он сказал мне, что его мама узнает.

После этого я немного обмочила свое платье.

Но я отвлекаюсь.

– Ты можешь предложить мне лучшего бывшего? – резко спрашивает доктор Лерер. Я опускаю голову и делаю вид, что набираю что-то на клавиатуре.

– Это богато, Стейси, – смеется доктор Мэтьюс.

– Я скоро ей стану, как только ты продашь свой дурацкий McLaren, чтобы оплатить мои судебные издержки.

Убейте. Меня. Сейчас. Почему мне всегда достаются билеты на самые худшие шоу в городе? Я никогда не была свидетелем живого предложения под цветущим деревом, но я могла бы написать книгу обо всех случаях, когда сталкивалась со стервозными бывшими, стреляющими друг в друга кинжалами в ресторанах, на парковках, а теперь, как ни смешно, и в клинике педиатрии.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь, женщина. Иначе мне придется попросить своих адвокатов проверить тебя на наркотики. Ты ни за что на свете не дождешься, что я продам McLaren.

– Я заслуживаю половину всего, что у тебя есть, Рис.

– Ты заслуживаешь того, чтобы тебя поселили в болоте и ты до конца жизни питалась консервированным мясом броненосца. Но я никогда не позволю этому случиться из-за нашего сына, – он поворачивается ко мне лицом. – Хорошего дня, секретарша, – и мне хочется сказать ему, что меня зовут Саванна, но я не настолько глупа, чтобы сделать это.

– Сьерра, да? – Доктор Лерер все еще сидит за стойкой регистратуры и дарит мне самую фальшивую улыбку, которую я когда-либо видела. Она выглядит так, будто ее плохо отфотошопили. Черты лица у нее четкие, но нельзя отрицать, что она больше похожа на модель, чем я когда-либо буду.

– Саванна, вообще-то.

Она наклоняется вперед, и ее консервативное декольте упирается в стол между нами.

– Хочешь дружеский совет? – От тебя? Без шансов.

– Конечно, мэм.

– Держись подальше от моего бывшего мужа, если хочешь сохранить работу. И свою голову.

Ого. Интересно, почему они расстались. Эти двое явно созданы друг для друга. История любви, написанная дьяволом.

Входная дверь распахивается, и входит женщина с коляской для двойни, широко ухмыляясь.

– Я пришла к доктору мечты. Прием в девять утра.

– Доктору мечты? – Я моргаю от удивления. Мне все равно, как это выглядит. Этот мужчина – не сон. Он даже не кошмар. Он – следующая стадия после смерти.

– Да! Доктор Рис Мэтьюс? Лучший педиатр в Провиденсе, – хихикает она. Точно.

Я хлопаю в ладоши и произношу фразу-мантру, которую Мелинда научила меня повторять.

– Очень приятно, миссис Джейкобс. Добро пожаловать в педиатрическую клинику "Мэтьюс и Лерер", где мы признаем, что доброта – это еще и мускулы. Могу я получить вашу страховую карточку?

3

Великолепная катастрофа

– Входите.

Я толкаю дверь в кабинет доктора Мэтьюса, раздраженная тем, что пришла без оружия. Этот человек – человеческая версия бульдозера. Он прислонился к столу, руки засунуты в карманы, рукава закатаны до локтя, а Даша Путешественница улыбается и машет мне рукой из-под галстука. Стетоскоп висит у него на плечах, имитируя то, как многие женщины хотели бы быть задрапированными на нем. Он разговаривает с матерью кричащего малыша, который пинает все в комнате – от стен до собственной матери. Доктор Мэтьюс держится уверенно, спокойно и властно. Он не повышает голос и излучает спокойствие.

– Через секунду закончим, – показывает он мне пальцем. Я жду у двери, пока он объясняет матери что-то про ушные инфекции и узкие туннели и выписывает ей антибиотики. Затем он присаживается на корточки с зажатой между пальцами палочкой и делает вид, что засовывает ее ребенку в рот. Ребенок открывает рот, но доктор Мэтьюс прижимает палочку к носу ребенка.

– Упс, – сухо говорит он, и ребенок разражается хохотом. Доктор Мэтьюс снова делает вид, будто пытается засунуть палочку в рот ребенку, но теперь прижимает его к щеке.

– Черт, – закатывает глаза Рис, вздыхая, и смех ребенка приобретает восторженный оттенок, от которого мое сердце трепещет.

Палочка прижимается ко лбу ребенка.

– Ух ты, теперь я действительно не могу попасть тебе в рот. Можешь показать мне, как это делается?

Ребенок кивает, берет палочку и кладет ее в рот. Доктор Мэтьюс ухмыляется, и, к сожалению, даже я должна признать, что его ухмылка впечатляет. Жаль, что сегодня она прикреплена к моему врагу.

– Мы собираемся потусоваться вместе в ближайшее время? – Рис наклоняет подбородок вниз, осматривая ребенка. Мальчик качает головой. Нет. – Да, надеюсь, что нет. Будь здоров, дружище.

Мать и ребенок прощаются, а я остаюсь, прислонившись спиной к противоположной от доктора Мэтьюса стене и упираясь в нее ладонями. Комната выкрашена в мягкий фиолетовый цвет и украшена простыми картинами в рамочках, искусно написанными благодарственными письмами и фотографиями детей, которых они с доктором Лерер лечили на протяжении многих лет. Этому человеку не больше тридцати пяти лет, но, похоже, он уже успел сделать неплохую карьеру.

– Канцелярские принадлежности, – говорю я, желая поскорее покончить с этим. На Риса Мэтьюса приятно смотреть, но я чувствую себя из-за него как в дерьме. Я не хочу проводить больше времени, чем нужно, с так называемым доктором мечты.

Он облокачивается на свой стол и смотрит на меня, и на секунду, по не поддающейся логике причине, мне кажется, что он раздевает меня глазами.

Медленно. Соблазнительно. Даже чувственно.

Как его голубые глаза скользят по моему цветастому винтажному платью, расстегивая пуговицы точными, умелыми воображаемыми пальцами. Я наблюдаю за тем, как напрягается его челюсть, горло перекашивается, а на губах появляется кривая ухмылка. Возможно, я схожу с ума, но мне все равно. От этого у меня восхитительно сжимается низ живота.

– Ты избавилась от этого причудливого фаллоимитатора?

– Мотивирующей руки? Нет.

– Кружка?

– Нет.

– Ручка?

Я поднимаю руку и почти триумфально размахиваю розовым шприцем. Он почти ухмыляется. Почти.

– Давай начнем с самого начала, хорошо? – Его тон сглаживает все опасения, возникшие у меня, когда я вошла в эту дверь. Наверное, самое время напомнить себе, что его бывшая несколько часов назад угрожала обезглавить меня, если я хоть раз посмотрю на него не так.

– Ладно, – колеблюсь я, все еще прислонившись спиной к одной из его стен. – Я за позитивные эмоции.

– Очевидно, – он приподнимает бровь, как будто это плохо.

Он подходит ко мне, и я хочу, чтобы мои глаза закатились обратно в свои впадины и я отдалась его невероятному аромату. К счастью, я этого не делаю. Он мой босс, он засранец, и он переживает очень грязный развод с моим другим боссом. Если этого недостаточно, чтобы не позволять доктору Мэтьюсу играть с моей головой, чувствами и сердцем, то давайте не будем забывать, что он старше меня минимум на двенадцать лет, если не больше. А мне всего двадцать два.

– Меня зовут Рис Мэтьюс, – он вынимает одну руку из кармана и протягивает мне. Я кладу свою маленькую ладонь в его огромную. Когда мы соприкасаемся, между нами что-то вспыхивает. Словно зажженный провод бомбы, обещающий взорваться. Воздух становится густым и насыщенным. В моем горле застревает дыхание пустынного ветра.

У Риса Мэтьюса суровое рукопожатие. Кожа у него грубая, руки большие, пальцы квадратные и чистые. Я глотаю воздух. Видит Бог, мне нужен кислород для работы мозга.

– Я Саванна Мартин, – отвечаю я.

– Саванна Мартин, – пробует он мое имя на губах. Мне нравится. Надеюсь, ему тоже. – Сколько вам лет, мисс Мартин?

– Двадцать два. – «А тебе?» спрашиваю я его с помощью силы телепатии. Очевидно, недостаточно громко, потому что он не отвечает.

– Практически младенец, – бормочет он, но это не мешает ему еще раз проверить мои младенческие кости. У меня клубничные светлые волосы, глаза цвета денег, пухлые губы и изгиб фигуры. Я – углеводы. Барби, которая знает, что для нее полезно, и предпочитает тако и мимозы, то есть углеводы. Пока что я не слышала жалоб от мужчин, с которыми встречалась, но мне хотелось бы иметь тощую фигуру его бывшей жены Кендалл Дженнер.

– Ну, мой педиатр не согласится. Он бросил меня, когда мне исполнилось восемнадцать, – промурлыкала я, и из моего горла вырвался безумный смех.

И тут он улыбается.

Не ухмыляется, не скалится, не лыбится, а действительно улыбается.

И. Это… Великолепно.

– Свежее мясо – наша профессия, – говорит он, и тут мне в голову приходит нечто безумное. Мы все еще пожимаем друг другу руки. Его пальцы касаются моего запястья, и не слегка. Он как будто массирует место, о котором я и не подозревала, что оно такое чувствительное и заряженное. Я сейчас умру. Я уверена в этом. Оргазм от рукопожатия – это ведь не дело, верно? Так почему же мои трусики такие влажные? И почему я так сильно сжимаюсь изнутри?

– Ну, тогда хорошо, что я просто секретарша, потому что я вегетарианка. – Из моего рта вылетает еще один бред. Я не должна следить за этим.

– Даже сейчас, мисс Мартин? – Он наклоняет подбородок вниз, и если он спрашивает меня, готова ли я сделать исключение для его мяса, то ответом будет его молния, скатывающаяся вниз, и мой рот на его члене. Но он не спрашивает об этом, напоминаю я себе. Он просто ведет светскую беседу. Светскую беседу, которую я грязно пересказываю в своем безумном воображении.

– Боюсь, что да, – облизываю я губы.

– Так скажите мне, мисс Мартин, вам нравится то, что вы видите?

Мои глаза расширяются и опускаются к его сочным губам. У него губы Купидона, прикрепленные к лицу модели Armani. Я начинаю беспокоиться, что действительно собираюсь кончить прямо здесь и сейчас. Этот мужчина слишком возбуждает.

– Я… – начала я, но он прервал меня.

– Я имел в виду клинику, мисс Мартин. Не нужно сгорать от покраснения. Стены здесь новые.

Конечно, он имел в виду мое новое место работы.

– Пока что это интересно, – игнорирую я подколку. – Работа довольно простая.

– Тогда почему я слышу в вашем голосе неуверенность?

– Из-за начальства, – признаюсь я, встретив его взгляд.

– А что не так с вашим начальством?

Сразу скажу: с моими боссами все в порядке. Вы ненавидите друг друга и меня. Вокруг столько негатива, что, боюсь, воздух потемнеет, когда ты войдешь в комнату.

– Ничего, – прочищаю я горло. – Но из-за того, что нас здесь только трое, кажется, что здесь слишком…

– Тесно? – спрашивает он, преодолевая расстояние между нами длинным шагом. Я чувствую его запах и тепло его тела, пульсирующее напротив моего. Мне хочется застонать и укусить его за плечо. Но вместо этого я смотрю ему в глаза и киваю. В этой ситуации нет ничего профессионального, это точно.

– Не волнуйтесь, мисс Мартин, доктор Лерер не задержится здесь надолго. – Его дыхание обдувает мое лицо, и да, теперь официально доказано, что рукопожатие может вызвать оргазм, потому что, как только он убирает мою руку, миллион нервных окончаний, вспыхнувших по всему телу, заставляют меня подавить стон. Я приваливаюсь к стене позади меня, ноги дрожат, соски напряжены, а рот раскрыт в маленьком удивлении. Это не огромный оргазм. Это тихий, сотрясающий землю оргазм.

Я не поднимаю глаз, чтобы проверить, заметил ли он. Я не могу. Я никогда не переживу этого. Это самый неловкий момент в моей жизни.

– Пессимизм, царящий здесь, опьяняет, – выдыхаю я.

– Оптимизм, который ты рассыпаешь вокруг, как обкуренная фея, тоже не так уж велик, – язвительно говорит он, бросая на меня предостерегающий взгляд. – И, кстати, я знаю, что ты накормила моего сына замороженным йогуртом. Он мне все рассказывает. – Я тяжело сглатываю, но не извиняюсь. Благодаря этому обмену мнениями я быстро прихожу в себя после оргазма.

– А доктор Лерер знает, что вы планируете вытеснить ее? – бормочу я, проводя рукой по волосам. Если босс "А" планирует убрать босса "Б" без ее ведома, то все здесь станет еще запутаннее. Я не знаю, что Стейси делала с Рисом, но уверена, что он вел себя с ней по-детски, как ублюдок. Я знаю, что пытаюсь объяснить себе, что подписала здесь контракт всего на шесть месяцев. Конечно, я смогу справиться с их драмой, пока не найду что-нибудь получше.

– Она и хочет, и не хочет. Она была бы глупа, если бы не выяснила это сама, но я не очень-то разговорчив. – Его честность застает меня врасплох.

– У вас есть общий ребенок, – напоминаю я ему. Теодор – не самый веселый мальчик, которого я встречала, но он все еще шестилетний, невинный малыш. Он заслуживает большего, чем ему предлагают сейчас в отделе поведения.

– Я прекрасно понимаю. К чему ты клонишь?

– Постарайтесь быть более сговорчивым. Не для нее. Для него.

Рис Мэтьюс упирается локтем в стену над моей головой и ухмыляется. В этот момент где-то в аду у демона появились крылья.

– Я умею драться. И побеждать. А вот хорошо играть? Не очень.

Я делаю шаг в сторону, подальше от его тела. Он либо пристает ко мне, либо пытается ударить. Ни один из вариантов меня не устраивает.

– Сэр, что… что насчет канцелярских принадлежностей?

Рис Мэтьюс снова наклоняется ко мне, вынимает из моих волос карандаш, удерживающий мой пучок на месте, и подносит его к уху. Его глаза опускаются к моему декольте, и он распускает еще одну восхитительную ухмылку.

Его губы нависают над моим ухом, и мы практически дышим одним воздухом, когда он говорит:

– Думаю, я получил все, за чем вы сюда пришли, мисс Мартин. Закройте за собой дверь.