Текст книги "Шарлатан 2 (СИ)"

Автор книги: Квинтус Номен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 25

Тринадцать лет – это все же дата далеко не рядовая, это – время подведения каких-то итогов (надеюсь, что все же промежуточных, но уж как получится). Это – значимый юбилей, если хотите. Не дня всех людей, конечно, для большинства это обычный очередной день рождения мальчишки (или девчонки), но для тех, кого зовут Шарлатаном это дата очень солидная. Потому что эта некруглая цифра означает, что я прокоптил наше голубое небо уже восемьдесят лет.

Ну, чуть больше, однако считать недели и дни неудобно, а я уже привык к тому, что родился двадцать первого. И еще я предпочитаю все же думать, что сейчас я копчу уже немножко другое небо, а там, под старым, я еще, возможно, сижу на кресле-качалке в доме у дочери и играю с внуками. А может и вообще… но сейчас-то мне всего тринадцать! И в этом мире я точно снова не появлюсь: мой отец из прошлой жизни, как я смог выяснить благодаря Маринке (даже не представляю, каких трудов ей стоило это выяснить) поступил не в университет, а в Бауманку, а мамы в университете тоже не оказалось. Или она на другой факультет поступила – но в любом случае с отцом из «прошлой жизни» у нее встретиться уже не выйдет.

Да, мир сильно поменялся, но все же, по моему «единственно верному» мнению, недостаточно сильно. И я в общем-то знал, что еще следовало бы поменять, но вот как это проделать? Поступить в институт и стать знаменитым ученым, к мнению которого прислушиваются власти? Но если все пойдет в прежнем темпе, то я даже институт закончить к нужному времени не успею, а уж знаменитым стать – об этом и думать смешно. Пойти по партийной линии? Идея выглядит на первый взгляд довольно неплохо, но ведь я все еще просто пионер, даже до комсомола не дорос! Так что остается одно, а раз уже в свои тринадцать я могу с институтом вообще не спешить… А раз могу, то и не буду спешить, пока у меня и других дел хватает. Обязательств перед людьми, которые я на свою голову набрал…

День рождения мы в этом году не отмечали: именно тринадцатый день рождения на Нижегородчине предпочитали вообще никак не отмечать. Правда, несколько человек все же подсуетились с небольшими подарками, например Владимир Михайлович именно двадцать первого приступил к пробежкам своего самолета. Пока он именно по земле пробежал по взлетке несколько раз, в воздух его еще не поднимали – но и это был уже очень хороший признак того, что скоро в стране появится свой небольшой (и очень нужный, судя по объемам закупок «Зибелей» у немцев) самолет. Причем самолет у Владимира Михайловича получился гораздо меньше «немца»: на три метра короче и размах крыльев на семь метров меньше, а пассажиров в него влезало столько же и места пассажирские были куда как более удобными даже если на «Зибели» павловские кресла ставить. Ну а то, что этот самолетик можно было заправлять автомобильным бензином (да, «первого класса», но все же не авиационным) делало его лучше устаревшего все же германца вообще по всем параметрам.

Маринка как раз к этому времени окончательно распрощалась с работой в обкоме. Правда, когда она получила «новое распределение», то позвонила мне и очень долго ругалась на всех, в том числе и на меня: она-то рассчитывала перейти на работу на Ворсменский турбинный, а ее назначили главным инженером на Ветлужский авиамоторный. Так что мне пришлось срочно ехать в Горький (даже лететь, я опасался, что родственница в обкоме устроит погром какой-нибудь) и объяснять, что жизнь (и обком) ей просто подарок бесценный сделала. Часа полтора ей объяснял – и она в конце концов согласилась с тем, что да, это подарок, причем именно такой, о котором она всю жизнь мечтала. Конечно, Ветлуга – это город довольно провинциальный, а Маринке пришлось еще и шикарную квартиру в Горьком освободить, но провинция провинции рознь, да и с квартирой все оказалось не так печально, как казалось поначалу.

Полтора года назад, в начале сорок седьмого, товарищ Сталин инициировал программу строительства высотных зданий, причем строить их предполагалось не только в Москве, но и во всех крупных городах страны. Например, Лев Руднев, который составил план восстановления того же Воронежа, там такое здание в проект города заложил: горсовет именно в виде высотки и должен был когда-то подняться. Но хотя Ветлуга и не была именно «большим городом», в ней (как и в Красных Баках, и в Шахунье, которые застраивались теперь по проектам дядьки Бахтияра), свои «высотки» тоже выстроить намечалось. То есть в Красных Баках и в Шахунье их уже и строить начали – а в Ветлуге уже закончили.

Небольшие в общем-то «высотки» строились, по семнадцать этажей, но все же для маленького города они выглядели весьма солидно. Все же по семьдесят метров высотой, да еще над каждой шпиль в двадцать пять метров поднимался. Но строились они вовсе не по «московским» проектам, то есть не на стальном каркасе, а из монолитного железобетона. То есть каркас делался бетонным, а стены выкладывались уже из керамзитобетонных блоков: как раз неподалеку от Шахуньи было обнаружено месторождение очень хорошей керамзитовой глины и там этот ценный (и легкий) продукт и начали массово производить. А выстроили пока только одно здание потому, что для этого монолитного бетона были нужны не самые простые опалубки, а так как все три здания собирались строить по одному проекту, то на опалубках решили сэкономить – ну а я заранее подсуетился и устроил так, что именно для авиамоторного завода этот домик в Ветлуге первым и выстроили. Потому что дом-то проектировался как жилой, и – по сталинской традиции – там собирались квартиры давать «заслуженным людям», а главный инженер завода ведь человек точно заслуженный?

Проект зданий был действительно «стандартный» в плане домик представлял собой букву «н» с перекладиной в три подъезда, на первом этаже располагались разные «общественные помещения» вроде магазинов, библиотек, кинотеатр размещался и даже бассейн был устроен (из-за которого я с дядькой Бахтияром чуть не разругался окончательно) – небольшой, на четыре дорожки по двадцать пять метров, но там и зимой можно было плавать, что для школьников я счел очень важным. А над «общественным этажом» уже располагались на восьми этажах квартиры, в основном трехи и четырехи, хотя и несколько двушек все же было. Везде на восьми этажах, кроме центрального подъезда «перекладины»: там квартиры поднимались еще на восемь этажей в центральной башне, и в этой части квартиры были совсем уже непростые: двенадцать «обычных» пятикомнатных квартир на «нижних» шести этажах и две вообще двухэтажных на двух последних. И вот одну такую Маринке и выделили…

Когда я Маринку туда отвез (на самолете), чтобы она приготовилась к переезду, она долго хлопала глазами, а затем, как и положено взрослой самостоятельной женщине, поинтересовалась:

– Вовка, ты вообще с ума сошел? Как я в этой квартире хотя бы убираться буду? И где мне на нее хотя бы мебели достать?

– Убираться будешь при помощи пылесоса, хочешь, я тебе специальный закажу, с мотором на киловатт, чтобы он сильнее пыль сосал? А насчет мебели ты истерику не закатывай. Во-первых, не обязательно сразу все комнаты хламом забивать, а во-вторых, у нас в Горьком уже любую заказать можно. Какую, скажем, нарисуешь, такую тебе и сделают. А денег на нее – ты же теперь будешь зарплату главного инженера получать? Но я бы тебе все равно спешить не посоветовал бы: вот сделаешь, что я прошу – и получишь уже Сталинскую премию, а там денег хватит чтобы мебель вообще хоть из красного дерева заказать… не надо на меня руками махать, особенно кулаки сжимая при этом неразумном действии!

– Почему это неразумном?

– Потому что сейчас билет на самолет купить довольно трудно, всего-то три рейса в день выполняется, а если ты меня поколотишь, то я могу в свой самолет тебя и не взять.

Ну что могу сказать: работу Маринка поменяла, а лексикон остался прежним. Но на обратном пути уже в самолете, Маринка все же согласилась со мной, что наличие одной большой свободной комнаты для обустройства в ней домашней библиотеки – дело исключительно хорошее. И мы почти всю дорогу с ней обсуждали, какую именно в такой библиотеке лучше поставить мебель и где ее заказать. И для меня этот разговор был очень важен, причем не из-за того, чтобы создать старой подруге «домашний уют», я все же ни на секунду не забывал о том, что только в одном Воронеже стройотрядовцам предстоит заплатить за ударный труд минимум двадцать миллионов очень даже полновесных и совершенно наличных рубликов. И это если студенты будут работать не прикладая рук, а ведь были серьезные такие шансы, что сумма эта и вырасти может разика так в два если студент за работу всерьез возьмется. А если взять не один Воронеж, а всю область… а если взять не одну область, а все, куда стройотряды поехали… Да, тут было над чем подумать, и думать следовало очень быстро.

Страна-то студентам деньги заплатит, но если эти деньги не будут обеспечены товарами, то произойдет разгон инфляции – а оно нам надо? Правда, тут был и один успокаивающий фактор: студент заработанные денежки проматывать не бросится сразу, а будет их тратить потихоньку – ну, большей частью, так что с появлением на прилавках товаров можно было и не спешить. То есть можно было не очень сильно спешить, пара месяцев в запасе точно у меня была. Именно у меня, ведь это я сдуру подписался «все быстро наладить и построить», забыв предварительно выяснить, а на какие шиши. То есть откуда взять столь нужные шиши, я примерно представлял, осталось придумать, как это сделать.

Ведь деньги, как писал основоположник социалистической экономики Давид Рикардо – это овеществленный труд. И где взять труд, в целом было понятно, но вот как его овеществить… в целом тоже понятно, только здесь фактор времени играл существенную роль. Вот взять к примеру ту же мебель: в стране сейчас каждый год «улучшает жилищные условия» заметно больше миллиона семей. Мало, конечно, но все же – и вот если каждая их этого миллиона потратит на покупку очень нужной для них мебели хотя бы пятьсот рублей, то страна получит прирост наличных денег в бюджете заметно больше трехсот миллионов. Потому что, даже если не считать «торговые наценки», на изготовление всей этой мебели затраты на зарплату рабочим вряд ли составят больше четверти, а остальное уйдет по «безналичным» статьям расходов на сырье и материалы. Сплошной профит казалось бы – но если с сырьем (той же деревяшкой) хотя бы относительно понятны источники, то уже с сырьем (клеем, например) есть определенные сомнения, а насчет энергии изначально понятно, что ее пока просто нет. А ведь «энергетическая составляющая» в деревяшечном производстве тоже более чем заметна – в общем, было над чем подумать. И думать над конкретными частями этой мозгодробительной головоломки все же должны будут совсем другие люди, обладающие совсем другими знаниями, просто потому, что я знаю лишь о чем думать надо, а вот как об этом думать правильно, я и понятия не имел…

Думать правильно в экономическом направлении я не умел, зато умел считать. Лучше всего, конечно считать на компьютере, но когда их нет и не предвидится, то и те навыки, которыми сейчас детей обучали в школе, вполне комп заменят. Ну, если не нужно считать с точностью в кучу знаков после запятой – а тут и ошибку процентов в десять можно и ошибкой даже не считать. И осталось лишь найти то, что нужно было считать.

А считать нужно было, по сути дела, всю мебельную промышленность целиком, причем создаваемую с нуля. В принципе, в Советском Союзе какая-то мебельная промышленность была, вот только была она, на мой взгляд, совершенно антисоветская. На всю страну – если не считать кучу табуреткостроительных артелей – насчитывалось всего двадцать семь мебельных фабрик, но дело было даже не в количестве. И делали на этих фабриках очень неплохую мебель, а до войны советскую мебель и иностранцы с огромным удовольствием покупали. Потому что она была действительно очень хорошей и довольно красивой, не уступающей «лучшим зарубежным образцам» – вот только для советского человека она была неподъемно дорогой. А для буржуев она могла показаться очень дешевой, так за такую же мебель денег прочили в разы больше. Но в войну и эти «антисоветские» фабрики в большом количестве просто были уничтожены, а оставшиеся переключились на изготовление чего-то дешевого, но примитивного и качества уже отвратительного. Собственно, на этом и «сыграли» нижегородские артели, приступившие к производству простой, но довольно качественной мебели по приемлемым ценам.

Низкие цены объяснялись просто: артели практически не использовали дорогие сорта дерева вроде дуба и бука, а свою мебель строгали из дешевой березы в основном. Вид у мебели, конечно, получался тоже «дешевый», но она в любом случае свою функцию выполняла. А я прекрасно знал, как и березовой мебели придать «дорогой» вид, просто знания эти никто использовать не мог потому что не было чем их применять.

Зинаида Михайловна, когда я рассказал ей, что, собственно придумал, сразу вспомнила свое фронтовое прошлое. Причем так хорошо вспомнила, что я узнал неизвестные ранее подробности своей биографии на десяток колен предков. Однако у нее все же теперь работало только в нашей области больше полутора сотен довольно неплохих бухгалтеров, так что уже в началу июля я выяснил и некоторые экономические аспекты существования всей нашей семьи и многочисленных своих родственников – на этот раз примерно до пятого колена. То есть выяснил, наконец, как в Горьковской области – с финансовой точки зрения – «процветают» все мои родственники. И что нужно срочно сделать, чтобы процветание это распространилось и на «новую родню», причем не только воронежскую, но и еще из пяти ближайших областей. Все же у бухгалтеров наверняка существует какое-то тайное общество, позволяющее им получать информацию из мест, куда им, казалось бы, доступа нет. И обретя столь ценные данные, я поехал пообщаться со старым знакомым (и очередным родственником) в Горький. Ну да, старым, я с ним уже почти два месяца как познакомился.

Когда я начал только думать о том, как быстро и недорого (но «быстро» все же стояло на первом месте) резко нарастить производство мебели, первой мыслью было приобретение оборудования у иностранцев. Однако мне потребовалась всего пара дней, чтобы выяснить, что известных мне производителей лучших станков для древообработки, таких, как Хомаг и Райхенбахер, пока еще не существовало в природе, а изготовитель лучших на данный момент таких станков Барберан был, оказывается, совершенно испанской фирмой и с ними по понятным причинам Союз никаких дел иметь не собирался. Можно было, конечно, по неофициальным каналам через третьи страны там кое-что приобрести – хотя бы чтобы узнать, как эти станки сделаны, но этот путь к слову «быстро» отношения точно не имел. Но был и другой пусть, и я решил попробовать воспользоваться именно им. А раз решил, то сел в машину и поехал пользоваться…

Когда в десятых годах века уже двадцать первого в России возродился массовый интерес к атомной промышленности, стало очень часто упоминаться имя Игоря Ивановича Африкантова – и у многих сложилось впечатление, что он был каким-то атомным физиком. Но как раз физиком он вообще не был (хотя науку эту и знал, как любой выпускник технического ВУЗа). А был он гениальным технологом и придумывал не реакторы сами по себе, а то, как их сделать. Как варить сталь, сварке в нормальных условиях не поддающуюся, как резать сплавы, которые были прочнее любых резцов – в общем, он «материал» чувствовал буквально на уровне инстинктов и лучше всех понимал, как с любым материалом работать. И что требуется, чтобы с материалом правильно работу вести. На порядок лучше всех: именно под его руководством девяносто второй завод в годы войны увеличил производство пушек во много сотен раз (и это не метафора)!

Но война давно уже закончилась и теперь Игорь Иванович решал уже совершенно другие задачи – а я решил, что «в свободное время» он и мою задачку решить сможет. Точнее, поможет ее решить… не мне, другим людям, и я еще надеялся, что он скажет, каким именно:

– Игорь Иванович, я к вам с небольшой просьбой: мне кое-какие станки срочно нужны, а вот как их сделать, я не знаю.

– Я, вообще-то, тоже не знаю, а еще у меня своей работы довольно много. Так что… уложишься в десять минут? Я как раз собрался в столовую заскочить.

– Баба Настя, если люди слишком быстро едят, ложкой по лбу лупит. И правильно делает, ибо сказано: тщательно пережевывая пищу ты помогаешь обществу.

– Убедил, пятнадцать минут, – рассмеялся Игорь Иванович. – Так в чем твоя проблема заключается?

– Мне Иосиф Виссарионович поручил… разрешил заняться восстановлением разрушенной Воронежской области, и я туда сагитировал поехать на стройки два десятка тысяч студентов в составе стройотрядов.

– Это ты молодец!

– Сам знаю, но вот ведь засада: студентам за работу платить надо, и платить живыми деньгами. А денег у меня нет…

– Ты, наверное не поверишь, но и у нашего завода…

– Да я не о том. Я знаю, где деньги взять, но для этого… в общем, буду краток: мне нужно до октября нарастить производство товаров народного потребления, а конкретно корпусной и мягкой мебели, на миллиард рублей. А для этого мне нужны некоторые станки. Простенькие, дешевенькие, но много. И очень быстро. Да не дергайтесь, я знаю, что это не ваша работа, я к вам за другим пришел: покажите мне пальцем на десяток инженеров, желательно молодых, которые мне такие станки быстренько спроектируют. И производство их так же быстренько наладят.

– Да, мне говорили, что ты умеешь широко мыслить, но чтобы настолько широко… а где производство-то налаживать собираешься?

– На заводе в Сергаче, где сейчас шлифмашинки и перфораторы делают, еще на девяносто втором заводе, на инструментальном производстве…

– У нас завод, если ты внимательно слушал, полностью загружен плановыми заданиями!

– А я что, возражаю? Я-то как раз о внеплановой работе говорю, сверхурочной и совершенно добровольной.

– Уже интересно, давай дальше, добавляю тебе еще десять минут. А то в цирк мне ходить некогда, а раз уж цирк сам ко мне пришел…

– Тогда я продолжаю буффонаду. Мне от вашего завода нужно вообще немного: примерно тысяча прессов, термопрессов, если быть точным… тысяча двести сорок штук, тут у меня все подсчитано. Есть, правда, одна загвоздка: денег-то у меня нет.

– А без денег…

– Но у меня есть кое-что куда как более вам нужное. Заводу нужное: вы, небось, видели, что Третью площадку снесли и сейчас там стройка вовсю идет?

– Ну да, двадцать первый завод…

– Я вам там выстою и передам, начиная с октября и до конца года передам двести квартир, трехкомнатных. А в следующем году, причем до мая… с этой же стороны от Параши просто пустое место, и в конце мая там вы получите там еще три сотни квартир.

– Хм, а где ты их возьмешь? Я, конечно, слышал, что на двадцать первом у тебя родственник…

– Четвероюродный, а вы ведь уже троюродный, так что вам мне помочь с жильем для рабочих даже более… в общем, пять сотен квартир за тысячу двести сорок прессов и пять проектов деревообрабатывающих станков. Дешевка же получается, покупайте пока предлагаю! Ну как, договорились?

– Хоть и врешь ты, но врешь красиво…

– Это вы верно заметили: красиво. И не упустили того, что я именно вру: я же сам вам квартиры не построю. Поэтому насчет квартир с заводом договор подпишет товарищ Тихомиров или товарищ Киреев.

– А они-то что, двадцать первый обдерут, что ли?

– Тоже нет: там сейчас намечено выстроить дома по проекту дядьки Бахтияра… по проекту Ворсменского архитектурного бюро товарища Ильгарова, а дома эти непростые. Их сначала строят в трехэтажном варианте, а потом их можно еще на этаж поднять. Но можно и сразу по четыре этажа ставить – и я договорюсь, чтобы там их такими и строили. А вы – не сразу, конечно, но ведь рабочие потом с вас не слезут – и Парашу в приличное состояние приведете…

Честно говоря, я предполагал что речка с этим замечательным названием когда-то именно речкой и была, и даже название носила поприличнее. Но теперь, когда в ней текла не вода, а мутная и очень вонючая жижа, никто ее по-другому и не называл. Причем аромала речка не канализацией, а какой-то ядреной химией, и я даже догадывался, с какого завода эта погань и прет – так что если на девяносто втором поставят, наконец, какие-то очистные сооружения, то всем сразу станет лучше. Ну а если прямо на берегу Параши дома для рабочих этого завода выстроить, то лучше всем станет гораздо быстрее…

Горький я покинул только через двое суток: и с Игорем Ивановичем (и кучей его инженеров) долго всякое обсуждал, и с Сергеем Яковлевичем пришлось поспорить – но он в конце концов все же договор с заводом он подписал. После того, как я письменно ему пообещал все стройку на Третьей площадке перевести на четырехэтажный вариант домов дядьки Бахтияра. Ночевал я у Вовки в его новой квартире (он как раз в таком же новом доме квартиру зимой и получил, буквально в паре кварталов от Стрелецой, так что относительно долго мне ехать по городу пришлось лишь в Кремль. И еще один раз пришлось отпинываться (правда, по телефону) уже от секретаря Сормовского района: он с какого-то перепугу решил, что я и здесь могу выстроить «высотку», а то ему, видите ли, прежнее здание райкома разонравилось. Ну что, отпинался, а с новым первым секретарем у меня уже отношения были хорошими: туда товарищ Киреев назначил Катю Селиванову, которая когда-то меня по поручению Маринки в Кишкино сопровождала и даже соизволила у меня переночевать. Вот забавно: люди часто запоминают события, никакого существенного влияния на их жизнь не имевших, а Катя при новой встречи первым делом поинтересовалась, продолжаю ли я по-прежнему жить в подвале…

Но на одной мебели, даже очень хорошей, целый город и уж тем более область не поднять, и мебельный проект был всего лишь одним из более чем десятка моих новых затей. Просто на него пришлось больше всего времени потратить, в сумме получалось, что дней примерно десять. Но половину из этих дней я потратил еще до окончания школьных экзаменов, а потом уже и другими проектами заниматься пришлось более чем плотно. Проектами заметно менее «прибыльными», но более быстрыми в исполнении. Надюха, конечно, меня обругала разнообразно когда я ей сказал, что в институт поступать пока не буду, но когда я ей объяснил, что стало причиной моего такого решения, она заявила, что «берет надо мной шефство». По части «обеспечения мне достойного внешнего вида»: по ее мнению, заниматься такой работой в привычной мне одежде просто недопустимо. У меня было, конечно, иное мнение, но меня вообще никто спрашивать не стал…

В начале августа с аэродрома двадцать первого завода в воздух поднялся новенький самолет товарища Мясищева. Со «старыми» моторами поднялся, хотя у ОКБ Косберга еще в июле систему прямого впрыска для мотора и разработали, и даже изготовили. Но оказалось, что с этой системой мотор слегка «раздался», а переделывать капоты мотогондол никто не стал. На всех трех изготовленных здесь самолетах не стал, а вот в Шахунье на заработавшем «авиаремонтном» заводе делать самолеты начали уже с прицелом на модернизированный мотор. Да, самолет еще испытания в ЛИИ не прошел, а к его производству уже приступили и никто этому помешать не мог: официально завод-то был приписан не к авиапрому, а к «Комбинату бытового обслуживания» и о том, что там начали самолеты делать, в министерстве авиапромышленности просто были не в курсе. В самом-то деле, какое авиастроителям дело до бытового обслуживания населения? И Сергей Яковлевич, специально завод посетивший в связи с его официальным пуском, тоже так считал: это было удобнее. Что-то хорошее получится – он молодец, а не выйдет – какое ему дело за того, чем артели в области занимаются? Но все же он максимально возможное содействие строительству и пуску завода оказывал, и его забота сильно с обустройством завода помогла.

Особенно помогла его помощь по «бюрократической» части: завод в Красных Баках потихоньку приближался к производству уже пятидесяти автомобильчиков в сутки, а в документах, проходящих через обком «наверх», он все еще числился как находящийся в стадии наладки – и вся выручка за эти автомобили (а это, между просим, триста тысяч наличных рубликов в сутки) пока оседала на счетах комбината бытового обслуживания. Очень нужных рубликов, к началу сентября там только из этого собирался фонд в районе двадцати миллионов совершенно зарплатных рублей, которые Зинаида Михайловна решила направить на выплату «воронежским» студентам. А оплату потраченных материалов на самом автозаводе она намечала на время уже после официального пуска завода в штатную эксплуатацию. В принципе, нехилая такая выходила махинация, но если все остальные проекты «взлетят», то уже к концу октября баланс «Комбината» обещал сойтись. Вот только иногда даже самые тщательные расчеты натыкаются на форс-мажор, и ничего с этим поделать становится нельзя. Форс-мажор – он такой. И почему-то абсолютно всегда совершенно внезапный…