Текст книги "Титановый бардак (СИ)"

Автор книги: Квинтус Номен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

– В Москве – да, а в Ленинграде… постараюсь второго успеть.

– Хорошо. Звезду Героя вы уже получили, орденов у вас – боевой генерал любой позавидует. А вот Сталинскую премию первой степени… указ о присвоении я вам сейчас устно и зачитаю, и это будет моей личной благодарностью. Знаю, вы праздники все вместе здесь всегда проводите, а вот числа, скажем, третьего с удовольствием медаль лауреата я вам вручу. В Кремле, а заодно захватите и документы, которые Ольга Дмитриевна обещала подготовить, договорились?

Наш старый враг спустил свой флаг, он ошибаться тоже в праве…

Поздним утром второго мая в ресторане гостиницы «Москва» состоялся праздничный завтрак. Который стал продолжением праздничного ужина, посвященного празднику Первого мая, а этот завтрак нарком авиапрома товарищ Хруничев отдельно устроил для авиаконструкторов, получивших вчера правительственные награды. Орденами Ленина наградили Сухого, Архангельского, Поликарпова, Ильюшина и Петлякова, а Гуревич, Мясищев и Таиров получили по Трудовому Красному знамени. Бартини тоже орден Ленина получил, но на завтрак не пришел: вчера за ужином награду слишком сильно «отметил»…

Завтрак был именно «поздний» просто потому, что Михаил Васильевич в качестве «дополнительного подарка» авиаконструкторам устроил специальный утренний показ нового фильма в кинотеатре «Октябрь» – и за столами получилось собраться лишь к одиннадцати часам. За очень обильными столами, тут нарком особо расстарался, ведь рядовым конструкторам вообще редко доводилось особо полакомиться. Конечно, никто не голодал, но на столах у людей все же особого разнообразия не наблюдалось…

Собравшиеся за одним столом Главные конструктора поначалу обсуждали увиденный фильм – но нарком обратил внимание, что Павел Сухой с какой-то кривой рожей молча ковыряется вилкой в тарелке и в обсуждении принимать участие ни малейшего желания не проявляет.

– Паша, тебе что, фильм не понравился?

– Фильм-то понравился, вот только…

– Что «только»? Не стесняйся, тут все свои.

– Я сейчас, именно после просмотра фильма, почувствовал себя ничтожеством. А на орден свой смотрю как на конфетку, которую дали капризному ребенку, чтобы тот не плакал.

– Поясни, – лицо Хруничева стало абсолютно серьезным.

– Кино-то просто великолепно снято, и гордость за предков наших переполняет… замечательное кино, и нужное очень. Но сняла-то его Ирина Алексеевна…

– Завидуешь ей?

– Нет. Она сняла это кино, сама сняла. Музыка в фильме просто за душу берет – а мы, все мы тут что в это время сделали? Погодите… ну да, мы самолеты проектировали – но ведь по сути просто доводили до ума её проекты. Не знаю, как другие – а я делал то, что она мне делать сказала. Схему аэродинамическую она мне готовую дала, все параметры машины, множество мелочей, о которых я и представления не имел, рассказала и показала. Причем видно же было: она машину и сама может довести, просто ей некогда…

– Ну да, – усмехнулся, но как-то не очень весело Сергей Владимирович, – она фильм снимала. Но насчет прочего ты, Паша, полностью прав. Я тоже бомбардировщик свой фактически доделывал по её схеме… да и штурмовик, можно считать, больше чем наполовину – её изделие.

– Сереж, я вот еще что скажу: про фильм ты в общем-то прав, – заметил Александр Александрович, – но кроме фильма она и свои самолеты делала. Сейчас у нас в Боровичах заканчиваются испытания её новой машины, и, скажу откровенно, всё, что мы за последние пару лет сделать успели, выглядит как поделки детишек в детском саду к празднику Восьмого марта на радость мамам. Её новая машина – пассажирская, но… я смотрел параметры истребителя, который у Михаила Иосифовича получается, так у нее пассажирский самолет по летным параметрам не хуже, а кое в чем и превосходит. Рабочая высота – пятнадцать километров, скорость – девятьсот с лишним, а дальность – четыре с половиной тысячи! И заметь: у Гуревича над машиной работало инженеров около двухсот человек, а у нее всё КБ – это она и десяток девочек-чертежниц.

– Да ладно бы самолеты, – в разговор вступил Владимир Михайлович, – Я с Архипом говорил, и по его словам, двигатели реактивные… первый – так она ему просто готовый дала «на доработку», уже в металле. Да и все остальные: Архип говорил, что она сначала указывает требуемые параметры, а потом к ним – готовую схему и даже по материалам подробную роспись. А так – да, Роберт подтвердить может: она ему просто готовую машину для изготовления передала… почти готовую: там процентов восемьдесят оборудования вообще еще никто не делал, но она как будто заранее знала, что потребуется – и организовала производство всего нужного на специально выстроенных заводах.

– Ну, допустим, заводы строил товарищ Сухов, а насчет материалов – я думаю, что по ним главным все же её муж будет – задумчиво произнес Николай Николаевич. – Все эти сварочные автоматы – его конструкция, и я с ним довольно много общался на эту тему, а потому уверен: Ирина Алексеевна параметры материалов знает, прочностные в смысле, а как с ними работать – только Василий Викторович понимает.

– Товарищи конструкторы, – негромко, но очень увесисто произнес нарком, – отставить прибедняться! Товарищ Лукьянова, конечно, женщина гениальная, но она мне сама говорила неоднократно: придумать машину и студент сумеет, а вот довести ее до летного состояния – требуется и опыт, и знания, и каменная жопа – то есть характеристики, которым все вы обладаете. Ну, кроме Роберта Людвиговича, у которого жопа сегодня подкачала – но это можно считать случайностью.

– Слушаемся, товарищ нарком, – все еще с унылой рожей ответил Сухой, – мы все немедленно начнем радоваться жизни и гордиться собственной гениальностью.

– А куда вы денетесь? Это я к чему: через две недели в наркомате состоится совещание на тему дальнейшего развития авиации, и есть определенные разведданные, что каждому из вас Ирина Алексеевна отвесила минимум по одной новой машине. С готовой аэродинамикой, компоновкой и всем прочим – но, по ее мнению, на постановку этих компоновок на крыло каждому из вас придется потрудиться, высунув языки от напряжения, лет так по пять. Деталей наши агенты не принесли, их по результатам совещания каждому персонально сообщат – но готовиться уже всем пора. Кстати, – он резко снизил громкость речи и практически прошептал: – а нет ли у вас желания сменить наркома? Я бы с удовольствием к Ирине Алексеевне замом пошел, и если вы меня готовы поддержать…

Иосиф Виссарионович в воскресенье специально проснулся пораньше, ведь он пообещал в полдень вручить товарищу Лукьяновой лауреатскую медаль. И до ее приезда он успел просмотреть очередные материалы, подготовленные Поскребышевым, хмыкнул, прочитав что-то интересное…

А когда Ирина Алексеевна вошла в его кабинет, поинтересовался:

– Мне тут сообщают, что вы новый самолет успели спроектировать…

– Скорее самолетик: Лу-8 маленький, годится только начальство возить. А вообще-то я его для себя любимой изготовила – но раз получилось неплохо, думаю, что и для перевозки разных начальственных тушек несколько штук произвести будет полезно. Генералов по делам возить, наркомов серьезных, главных конструкторов – много кому сейчас приходится далеко кататься, а время на это терять никому не хочется. Ну со скоростью в девятьсот километров мотнуться по делам в Сибирь срочно – почему бы и нет? Или в Берлин с Парижем – а ведь скоро и туда мотаться часто придется.

– Дорогой самолет получился?

– Ну как сказать… недешевый, но есть случаи, когда копеечная экономия дороже обходится.

– Не спорю… а все же сколько?

– Первые три все вместе обошлись примерно в двадцать миллионов, чуть больше. А в серии, думаю, цену получится скинуть миллионов до пяти. По моим прикидкам, штук полтораста народ запросит…

– Мою тушку тоже в подсчет включили?

– Иосиф Виссарионович, я же русским по белому сказала: для перевозки разных тушек, а не для ответственных товарищей. Чем вам шестьсот десятая машина плоха? А в «восьмерке» даже в туалет сходить проблема, в ней высота салона метр-сорок…

– Существенный аргумент… но перейдем к торжественной части?

– Давайте. Только можно как-то попроще? Не люблю пышные натужные речи, да и дел полно, время терять жалко.

– Вам – можно. Я от всей души благодарю вас за фильм «Они сражались за Родину» и в знак признательности от себя и от всего советского народа прошу вас принять эту скромную награду.

– Спасибо. А можно вопрос? Как вы, Иосиф Виссарионович, думаете: разбираюсь я в искусстве? Меня ваше сугубо личное мнение интересует.

– Откровенно говоря, вы своим вопросом меня удивили. Но… как на духу: поначалу мне фильм не очень понравился, но именно поначалу, из-за… сейчас как-то не принято… было не принято показывать царское время позитивно. Но вот форма подачи материала меня, скажем так, с первых минут заворожила – а чуть позже я понял, что вы хотите сказать своим фильмом. Да и сказали вы так, что… Я про Сталинскую премию даже не сразу вспомнил, в размышлениях о том, какой награды вы достойны. Да и сейчас не уверен, что премия эта будет достаточной наградой за ваше искусство…

– Иосиф Виссарионович, я не на комплименты нарваться пытаюсь. Вы мне прямо скажите: я в искусстве разбираюсь или нет?

– Ну, раз вы так вопрос ставите… Разбираетесь, причем, лично мне кажется – раз уж вас мое личное мнение интересует – лучше кого либо другого в Советском Союзе.

– Спасибо. Это я к чему: сейчас – по моему мнению – довольно много деятелей искусства, советских таких деятелей, получая от страны огромные блага страну эту презирают и даже изощренно гадят. Не брезгуя получать мелкие подачки и от откровенных врагов наших из-за рубежа. Есть мнение… у нас есть абсолютно достоверная информация о том, что некий деятель искусств и вполне себе народный артист СССР является казначеем антисоветской организации.

– Это интересно, вы готовы мне эту информацию предоставить?

– Вот, – Ирина достала из кармана своего пиджака несколько бумажек, – почитайте на досуге. Но я о другом: арестовать эту мразь и моих полномочий хватит, а уж тем более Петруха полное право имеет. Однако Светлана Юрьевна считает – и я ее в этом полностью поддерживаю – что вырвать этот корешок мало. Я к чему: у нас есть препарат, под действием которого человек не может отказаться отвечать на любые вопросы и не может – в принципе, физиологически не может – говорить неправду. Однако примерно в трети случаев после применения препарата человек становится… в общем, идиотом. Сразу скажу: эту мразь я под наркотиком правды все равно выпотрошу, никуда он не денется. Но я хотела бы получить от вас официальную санкцию на применение препарата…

– Вы же и так уже все для себя решили, зачем вам моя санкция?

– Санкцию на применение препарата к тем, чья вражеская сущность будет вскрыта в результате подобных… допросов. Дополнительно скажу: все такие допросы будут сопровождаться аудио и видеофиксацией, то есть любой момент допроса будет доступен для просмотра как следователями, так и судом.

– Какой фиксацией?

– В радиоинституте научились записывать на магнитную пленку видеосигнал с телевизионных камер.

– Понятно… А вы уверены в этом вашем препарате?

– Вы тоже уверены: именно благодаря ему Петруха размотал покушение на Кирова за полтора суток.

– Теперь понятно, как он этого тогда добился… Вам нужен письменный приказ?

– Нет, достаточно устного разрешения.

Сталин быстро проглядел бумажки, затем снова повернулся в Ирине:

– И давно у вас эта информация?

– Петруха этот отчет подготовил год назад, я просто готовый взяла. Но мы дополнительно еще все проверяли, поэтому…

– Год назад? Интересно… с этим вопросом они ко мне уже пытались подойти… хорошо, я даю вам санкцию. Вам я санкцию даю, но при условии, что вы будете держать меня в курсе этого дела.

– А куда же мы денемся-то?

– Только один вопрос: а если этот… деятель искусств станет идиотом?

– Этот – не станет. Он вообще не станет – но вполне пристойно и очень естественно. Мы это умеем.

– Хорошо. Когда вы собираетесь начать… операцию?

– Дело не самое простое, подготовиться все же надо. Где-то через неделю… мы вам сообщим заранее.

– Тогда один вопрос… к делу не относящийся. Вот вы товарища Климова все время называете Петрухой, товарища Сухову только по имени упоминаете, а товарища Сухова наоборот, только по фамилии… Я понимаю, вы старые товарищи, друзья, но не кажется ли вам, что это как-то… по-детски, что ли? Довольно многие на это внимание обращают, и, я точно знаю, уважения проявляют менее надлежащего.

– А… это у нас очень старая… сказка для внутреннего потребления. Сами ее придумали, сами в нее играем. Нам – нравится, а на то, что другие подумают…

– Расскажете? Судя по тому, что вы в нее, как говорите, играете столько лет, она, наверное, интересная?

– Рассказать? А вы знаете, я лучше ее покажу. Вот с делом этим закончим – и покажу, обещаю. И, думаю, вам она понравится!

Ранним утром четвертого мая в аэропорту Хельсинки приземлился очередной русский самолет. То есть самолетов – причем исключительно русских – в финском небе летало немало, но этот отличался от всех прочих тем, что он был пассажирским. И – гражданским, с большой синей надписью «Аэрофлот» на снежно-белом боку. Так уж случилось, что господин Паасикиви утром как раз вышел из дому, чтобы купить в магазинчике на углу газету и садящийся самолет заметил – но особого значения увиденному не предал. И – напрасно.

Господин Кекконен утром сидел дома и пил кофе. Кофе был так себе, но чего-то получше давно уже купить было невозможно, так что он пил то, что было. И при этом морщился от слишком уж кислого вкуса напитка, думая, что ничего более неприятного сегодня с ним не случится – но он очень ошибался. Спустя всего пятнадцать минут в двери дома Кекконенов постучали и вошедший русский офицер сообщил:

– Господин Кекконен, вас ждут, – а чуть позже, глядя на нервно суетящегося хозяина, добавил: – Не волнуйтесь, вас приглашают на переговоры в Ратушу…

В кабинете, куда привел господина Кекконена русский офицер, уже сидели знакомый экс-министру другой бывший министр господин Паасикиви – что сразу его окончательно успокоило, и неизвестный господин в хорошем темно-сером костюме.

– Добрый день, господин Кекконен, – с широкой улыбкой на лице поприветствовал его незнакомец. По-шведски, но с заметным акцентом.

– Я не очень хорошо говорю на шведском, может быть мы сможем продолжить общение на немецком?

– К сожалению, немецкий не входит в список знакомых языков. Но вы можете выбирать из французского, испанского, английского… если у вас другие предпочтения, то возможны так же фарси, урду, турецкий… но, надеюсь, господин Паасикиви меня понимает и сможет при необходимости перевести вам то, что я говорю.

– Конечно, – усмехнулся Юхо Кусти, – хотя, должен заметить, и я иногда с трудом вас понимаю. У вас все же довольно сильный акцент.

– Это не страшно, я могу и повторить непонятное… впрочем, приступим к делу.

– Я готов, – произнес Урхо Калева, постаравшись вспомнить известные ему шведские слова, – но хотелось бы знать, с кем мы говорим.

– Извините, забыл представиться. Можете называть меня герр генерал, Петр Евгеньевич или просто по имени Петр: так будет проще, да и разговор наш можно считать не совсем официальным. Я представляю советское правительство.

– И чем мы интересны вашему правительству? – поинтересовался Юхо.

– Видите ли, Советский Союз Финляндию в войне победил, оккупировал – а теперь, как оккупант, должен вас угнетать и грабить. Проблема в том, что для угнетения требуются немалые средства, а грабить… грабить у вас просто нечего. Так что мы тут с женой посоветовались… Наше правительство пришло к решению о присоединении Финляндии к Советскому Союзу в качестве новой республики. Однако для управления этой республикой у нас нет подходящих руководителей, да и особого желания тратить много денег для подъема уровня жизни финского населения у нас нет. Поэтому моя жена предложила установить для Финляндии ограниченный суверенитет: республика лишается права иметь армию и флот – я имею в виду военно-морские силы, гражданского флота это не касается, законодательство – уголовное – будет приведено в соответствие с законодательством СССР. То есть то, что является уголовным преступлением у нас, будет таковым считаться и в Финляндии, но это в основном и так совпадает: не убий, не укради… насчет возжелания жены ближнего своего – этот вопрос уголовный кодекс не регламентирует. Еще рубль будет внутренней валютой республики, будут введены определенные ограничения на внешнюю торговлю. Причем не запрет, а именно ограничения, и ограничение некоторых – очень немногих – видов бизнеса, если интересно, я потом расскажу какие. А вот во всем прочем – живите как хотите.

– Вы забыли упомянуть, что в СССР запрещена частная собственность… – сообщил господин Паасикиви.

– Я сказал: ограниченный суверенитет. И перечислил эти ограничения. Но детали потом обсудим, сейчас мне от вас нужно кое-что другое. Республикой, даже с ограниченным суверенитетом, нужно управлять, а у нас, как я уже сказал, специалистов лишних нет. У вас же есть определенный опыт в этом деле, и, по мнению моей супруги, опыт положительный. Так что я, пользуясь правами оккупанта, хочу предложить вам, господин Паасикиви, пост президента Финляндии, а господину Кекконену – пост премьер-министра.

– В Финляндии эти должности занимаются путем выборов, – заметил Урхо.

– Я же сказал: пользуясь правами оккупанта. Я оккупант или нет? Выборы мы отложим до того счастливого момента, когда страна… республика сможет сама себя содержать. Где-то года так до сорок восьмого – просто раньше народ не сможет понять, чего он, собственно, от властей хочет. А пока я хотел бы вас на эти должности назначить – если вы, конечно, категорически возражать не станете. Сразу скажу: по мелочи мы вам всегда поможем, с продуктами например, или промышленность поразвивать, а все остальное – это будет уже вашей заботой.

– Чтобы руководить страной, правительству нужны определенные средства, и в первую очередь – деньги.

– Мы в курсе, и с деньгами поможем… на первое время. И не только с деньгами, тут мне жена списочек подготовила по первоочередным программам, которыми вам придется заняться. С медициной в Финляндии сейчас совсем паршиво, так что вам предстоит лет за пять подготовить минимум несколько тысяч врачей. Для начала – просто подобрать молодежь, которая получит современное медицинское образования в наших институтах, ну и свои институты расширить, обеспечив бесплатное обучение в них специалистов.

– Если вы поможете с финансированием…

– Сразу видно: капиталисты. Поможем, но в кредит. Потом расплатитесь, когда здоровые финны будут в республиканскую казну много денег приносить. Второй вопрос – это энергетика: у вас даже в городах с электричеством паршиво, а уж о деревнях и говорить не приходится. Тоже поможем материально, на условиях для казны даже более легких: фермеры за электричество с наших станций будут расплачиваться своей продукцией, а продуктов, как вы сами знаете, лишних не бывает. Не волнуйтесь, мы тоже выгоду считать умеем и знаем, что цены задирать нельзя, так что все по справедливости будет. Да и в любом случае вы же в своей республике тарифы определять и станете, так что и мы, и вы будем заинтересованы в социальной гармонии.

– Предложения звучат интересно, но в любом случае мы должны подумать, – закончил обсуждение господин Паасикиви.

– Конечно. Я вам на размышления даю целых десять минут. Вы знаете, в кабинете Сталина сейчас просто очередь сидит из финских коммунистов, желающих Финляндией порулить. И просто мечтающих поквитаться с теми, кто еще недавно их злобно угнетал…

– А вы что, против коммунистов? – искренне удивился Урхо.

– Я – нет, конечно. Но моя жена – она очень не любит некоторых отдельных коммунистически настроенных граждан, не совсем понимающих, что такое социализм на самом деле. И почти не отличающих социализм от национал-социализма – а вот конкретно вы, насколько ей известно, разницу понимаете очень хорошо.

– Но давать на размышления десять минут в таком деле…

– Да, – усмехнулся Юхо, – десять минут – это слишком много. Мы согласны с вашими предложениями – насчет должностей. А когда мы сможем обсудить детали?

– Добро пожаловать на работу! А детали – вот сейчас пообедаем и обсудим.

– И насчет остальных министров правительства…

– Господин премьер, мне кажется, что уже две минуты подбор персонала – это ваша работа. И еще… мне жена сказала, что тут в Хельсинки кофе какой-то… отвратительный. Но я захватил с собой немножко эфиопского, так что сегодня мы будем обсуждать дела со вкусом.

– А можно вопрос? – не удержался новый президент Финляндии. – А кто ваша супруга? Вы ее постоянно упоминали…

– Вообще-то она – учительница истории в школе. А еще – генерал-полковник НКГБ и советник товарища Сталина по персоналу. То есть она определяет, годится ли человек на какую-то руководящую должность или нет. Вы – годитесь…

– Станислав Густавович, – объяснял в это же время «фельдмаршал» Струмилину, – Оля просто боится вывалить нашу идею Сталину, и я жену очень хорошо понимаю: Иосиф Виссарионович старается сделать страну индустриальной державой, а тут такое. Однако у нас по этому поводу мнение совершенно единодушное, а Света считает, что только вы сможете ее Сталину донести так, чтобы он проникся и никого при этом не расстрелял.

– Не думаю, что я лучший доноситель чужих идей…

– Я тоже, поэтому и приехал: время не ждет, пора за работу приниматься – а для этого нам – не нам в Девятом управлении, а всей стране – нужно, чтобы идея стала уже вашей. А так как вы отнюдь не дурак, я думаю, что уже через полчаса вы и сами решите, что Сталину лучше именно вашу идею подать.

– Не совсем понял…

– Так я и поясняю. Смотрите сами: Краматорский металлургический перед войной выпустил чуть больше двухсот тысяч тонн стали…

– Немало.

– И немного, но при этом завод отравил почву на двадцать пять километров вокруг. Две тысячи квадратных километров, двести тысяч гектаров. При паршивой урожайности в двадцать центнеров с гектара…

– Очень даже неплохая урожайность…

– Паршивая, на опытной станции на Полтавщине уже почти сорок собирают, но мы по минимуму возьмем. Четыреста тысяч тонн зерна дороже двухсот тысяч тонн стали? Но я вам больше скажу: на этой территории мало что урожаи с каждым годом падать будут, так еще и само зерно будет все более ядовитым.

– А в других местах не будет?

– Возьмем Караганду. Там, даже если наизнанку вывернуться, урожай в двенадцать центнеров будет чудом, да еще хорошо если раз в три года. Где выгоднее ставить металлургические заводы?

– А руду возить в Караганду…

– Тоже недешево, однако если подсчитать, сколько денег страна сэкономит из-за того, что люди не будут есть ядовитые продукты… А еще здесь, если посадить сады, можно собирать… можно будет собирать яблоки, ягоды, прочие витаминные продукты – которые сейчас там выращивать было бы преступлением против народа. И мы пока говорим лишь об одном заводе, а прикиньте, какой ущерб драгоценной природе сам город наносит. Да, можно из житницы сделать промышленный гигант – но люди-то что жрать будут? Ведь для того, чтобы компенсировать ущерб в сельском хозяйстве, где-нибудь в Оренбургских степях нужно будет распахать уже миллион, а то и два, гектаров пашни, озаботиться мелиорацией на всех этих площадях, да те же колхозы в голой степи выстроить… Я уже не говорю о том, что за деньги, нужные для восстановления краматорского завода, можно впятеро увеличить выпуск металла в Липецке и в Череповце построить завод по выпуску пяти миллионов тонн стали в год.

– В Череповце? Не слышал о таких планах… Ну что же, общая идея мне понятна. Осталось лишь рассмотреть все прочие факторы, подсчитать баланс расходов и доходов…

– Вот, держите, Оля все уже давно подсчитала.

– Давно?

– Конечно, еще году так в тридцатом. Просто пока работало то, что уже выстроено, особого смысла эти расчеты не имели, а теперь, когда все, по сути дела, нужно заново отстраивать…

– Спасибо, я обязательно посмотрю. И, обещаю, мнение по этому вопросу я Иосифу Виссарионовичу обязательно донесу. Свое мнение…

– Ну и слава богу!

– Слава, – усмехнулся Струмилин. – а на вскидку не помните, какая ожидается экономия при принятии этих планов?

– В этом году никакая. А со следующего – миллиардов восемнадцать в год, причем каждый год она будет еще на пару миллиардов увеличиваться. И даже не экономия, а дополнительные доходы бюджета и рост благосостояния народа. Последнее – это за счет жратвы в основном и… сами все прочитаете, мне-то Оля только в общих чертах рассказала. Она вообще не знает, что я к вам со всем этим приехал.

– И пусть не знает дальше. По крайней мере, пока я с Ио… со Сталиным не поговорю: зачем ей лишний раз волноваться?

– Берете волнения на себя?

– Зачем? Я вообще не вижу смысла волноваться если я прав. А если Ольга Дмитриевна все подсчитала, то в своей правоте я полностью уверен… а нужные слова я побдеру. Спасибо, Александр Васильевич…