Текст книги "Любовник из провинции"
Автор книги: Ксения Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Он перестал бояться бессоницы, а наоборот – радовался, что всего только три часа и можно еще долго вспоминать каждое движение Лели, каждую минуту...
Он вспомнил, как они встретились у Националя и как она странно на него смотрела... Что было в этом взгляде? Да нежность же, Митя! Нежность!
Это открытие было потрясением.
... А как она сказала – простите... – когда, передавая кофе, нечаянно кольнула его своими белыми блестящими длинными ногтями... ... Простите... Ему ее прощать? Мальчишке, которого постоянно унижает тетка?.. ТАК можно сказать только любимому...
Митя вскочил и стал ходить по комнате, теперь уже зная точно, что не заснет. Он уже призывал утро. Чтобы утром, под любыми предлогами бежать к тетке в институт и увидеть ЕЕ – Елену Николаевну. А тетка? Что тетка! Митя даже засмеялся. Глупая его тетка ничего не узнает! Он лег поверх одеяла и вмиг заснул.
Проснулся он с ощущением случившегося. Тетки уже не было. И то, что произошло с ним ночью, при свете дня не ушло, но несколько видоизменилось. Яркости, что пришла на рассвете, – не было. В одном он был уверен – в своей любви.
Мите до невозможности захотелось увидеть Елену Николаевну, но просто увидеть, а посмотреть, – такая ли она, какою приходила к нему ночью?..
Пойти встретить тетку? Почему вдруг? Но Митя решил, что вчерашняя ссора ему подмога – он пришел как бы замаливать грехи, а там... видно будет.
И снова его поразило, что вчера в это же время он не помнил о Леле и не думал о ней... Глупец! Вчера он был вообще другой человек.
Тетка с работы вышла одна, но это не расстроило Митю – Леля задержалась где-то на минутку. Тетка с удивлением воззрилась на него: что это с ним? Никогда не приходил... Даже когда она заболела, он не предложил ее встретить. Но у Мити был такой винова
тый вид, что она поняла – причина в их вчерашней размолвке. И
она решила дальше не ссориться.
А Митя стоял и смотрел в толпу, вываливающуюся из дверей института.
Кира обернулась на него и, как бы отвечая на его немой вопрос, сказал нетерпеливо, сама расстраиваясь из-за подруги: Лелька заболела. Вечные ее гриппы! Я ей предлагала хорошую консультацию у профессора, но она из тех, кого уже на носилках вынесут! Пойдем.
Кира продолжала ворчать, они двигались к метро, а Митя никак не мог понять, что он не увидит Лелю ни завтра, ни послезавтра,
а может неделю, и две!..
Ему хотелось взять тетку за руку и проникновенно, заглядывая в глаза, попросить: тетечка Кирочка, давайте позвоним Елене Николаевне!.. И навестим ее...
Если бы он так сказал, Кира бы обрадовалась, потому что ей хотелось поговорить с Лелей, но звонить не самой... А тут Митя!
Но Митя ничего не сказал.
Леля вовсе не была больна гриппом, у нее началось стойкое отвращение к самой себе: надо же такое учудить! Влюбиться в маленького мальчика! Племянника подруги. Да еще вчера помаленьку намекать ему! Это ее "Простите..." – звучало, как " милый, любовь моя"... А ее взгляды! О Боже! какая же она глупая и пошлая баба! Если бы он узнал! Да обсмеялся бы мальчоночка над "Лелей"!
Обо всем этом она думала на работе и Кира заметила ее посеревшее, страдальческое лицо и спросила, что с ней?
– Наверное мой вечный грипп, – ответила как можно более беспечно
Леля.
А теперь Леля лежала в постели и ждала, когда подействует снотворное, – заснуть, все забыть, проснуться выздоровевшей от этой дурацкой, какой-то юношеской страсти, как будто ей восемнадцать. Уже засыпая, она подумала, что в восемнадцать она бы этого мальчика не оценила. Была в нем какая-то тайна... Притяжение почти материальное, неодолимое...
Митя изредка, еще до роковой любви к Леле, звонил черненькой девочке, Нэле, – поболтать, договориться о встрече, пойти в кино. До Лели ( как до нашей эры...) Митя, провожая Нэлю или сидя с ней в кино, понимал, что он может удивлять ее своим бездействием: если влюблен, то почему не пытается ее поцеловать? А если нет, – то зачем звонит и встречается?..
Он не был влюблен в Нэлю и сознавал, что в таком случае, он как честный мужчина не должен морочить ей голову. Либо прекратить встречи, либо прозрачно намекнуть, что у них только дружба, не более...
Хотя и ему, и ей было скучно в Москве, где они никого не знали, и внезапное расставание, как и предложение дружбы выглядели бы глупым. Пусть идет, как идет, решил Митя. Но если бы он знал мысли Нэли по поводу него, он немало бы удивился.
Нэля считала, что Митя давно в нее влюблен и только из великой скромности не предпринимает никаких движений. Она была из тех, кто не любит правду и умеет ее не знать.
И вот после первой своей бессоницы и мучений последних дней, Митя решил позвонить Нэле, – ему становилось невмоготу тащить
непомерную ношу своей трагической любви, – как он считал.
Митя и Нэля встретились. Митя был молчалив и грустен.
Нэля не удивилась этому и даже как-то внутренне засуетилась, поняв, что сегодня-то Митя признается ей в любви! Вон как он похудел и побледнел! Страдает! Так думала Нэля, готовясь к страстным признаниям.
Ах, если бы! Митя был бы счастлив влюбиться в Нэлю!
Он вздохнул и подумал, а если бы с ним рядом сейчас шла Леля?.. И даже задохнулся лишь от предположения. А перед Нэлей ему стало неловко. Зачем он позвонил ей? Не надо было...
Он искоса взглянул на нее: маленькая, полная собственного достоинства, нарядно одетая, грациозная, в туфлях на высоком и тонком каблучке Нэля была вполне хорошенькой, но!..
Митя вдруг заторопился, наболтал чего-то о тетке, которая заболела и он должен еще идти за лекарством, но вот забыл... И, проводил Нэлю до дома. А Нэля вовсе на него не обиделась. Она
понимала свое: он боится признаться, – он скромный и нерешительный... Надо подтолкнуть его самой!
И если раньше Митя только нравился ей, то эти догадки не на шутку взволновали ее и она почти влюбилась и ждала теперь следующего свидания, зная, что оно должно быть решающим, она Мите поможет!.. Дурачок, подумала Нэля с нежностью.
За дни болезни Лели (она взяла бюллетень) Митя и Кира как-то сблизились и у них снова наступили хорошие отношения. Это произошло опять-таки из-за Лели: каждый из них хотел хотя бы поговорить о ней , если уж нельзя видеться. Так Митя узнал, что Леля замужем, впрочем, об этом он догадывался, что у нее есть сын семи лет, узнал, что она много курит и потому часто болеет всякой дрянью – гриппами, ангинами и ларингитами, что любит сухое вино и оказывается!.. – Леля любит пастилу и синий цвет!
На этих интереснейших темах тетках и племянник снова сдружились.
Вышла на работу Леля и Митя стал ждать, когда же она придет сюда пить чай после работы. Но она не заходила, а Кира все мрачнела и мрачнела.
Митя не выдержал и как-то вечером спросил, что это Елена Николаевна не заходит?..
Спросил он это, стоя лицом к книжным полкам, спиной – к Кире, чтобы она не заметила, как он покраснел и как задрожали у него руки.
А Кира вдруг в полголоса, будто себе, горько сказала: что-то у нас с Лелей пошло не так. Я ее звала, но она отговаривается домашними делами...
Митя вздрогнул, – так вот оно что! Ему надо было это предвидеть! Леля догадалась о его любви и не желает его видеть! Он ей отвра-ти-те-лен. Конечно, кто он такой?! Ему – Нэля! Вот, кто для него!
И он готов был заплакать и заплакал бы, если бы не присутствие тетки. Он сдержал свои еще детские, но уже по-серьезному поводу слезы. И тут же решил, что больше никогда и ничем не проявит свою любовь.
А Леля и впрямь отдалилась от Киры. Она испугалась своей неожиданной влюбленности.
И решила сколько можно дольше удерживаться от посещений кириного дома – там для нее сейчас сосредоточилось все: дружба, которая рушилась, и любовь, которую надо разрушить.
У Мити начались занятия. Они встретились с Нэлей и он снова почувствовал неловкость, потому что с того раза, как сбежал со свидания, он ей не звонил. И видел, что Нэля дуется. А она не то, чтобы сердилась на Митю, а хотела показать, что это так, – и тем самым нарушить его непомерную скромность и боязнь. Она знала и такие варианты, – когда ее папа был не привлекающим фактором, а скорее отдаляющим, – когда поклонник ощущает комплекс неполноценности, чувствуя свою малость и ничтожность.
Скоро намечался проверочный семинар, который как тест определял, кого в какой поток и многое другое. И Нэля, не чинясь (а как же еще растормозить Митю?), предложила заниматься вместе.
Митя обрадовался, что она вроде бы не сердится и предложил заниматься у него. Нэля согласилась, потому что так Митя будет больше раскован, у себя...
Митя, помня первый разговор с теткой, спросил, можно ли они позанимаются с Нэлей здесь? Кира удивилась и воскликнула: конечно, можно, о чем ты говоришь! Она и забыла о своем предупреждении насчет гостей, наверное, в тот момент ей хотелось выглядеть строгой...
И добавила, – не уводи ее рано, я хочу посмотреть на эту твою Нэлю!
В Мите как-то нехорошо отозвалось это – "твоя Нэля"
Настроившийся против Нэли, Митя довольно сумрачно встретил ее на углу. Нэля же, естественно ни о чем не подозревала,и была весела как птичка. Не в пример Мите. Она надела новое розовое платье из кримплена, уложила в парикмахерской головку, и они являли собою очень милую пару: Митя был выше Нэли, его острое, с высокими скулами бледное лицо гармонировало с ее круглым, смуглым личиком и, главное – они были так юны!..
Они уже поднимались по темной широкой лестнице и ничего пока не происходило. Митя был молчалив и даже как-то суров.
... Сдерживает волнение, определила состояние Мити оптимистка по
своему поводу – Нэля. Сегодня уж он не отвертится от объяснения
и поцелуя!..
Нэля не хотела болтаться по институту, как другие девчонки, – одна. Она должна сразу заиметь "своего" мальчика, чтобы у нее был определенный статус!
Комната тетки Нэле понравилась. В таких она бывала редко и никогда не жила. Старинных, тихих. Она обтрогала каждую вещичку, и фарфоровые пастушок и пастушка, с отбитыми носами, показались ей красивее, чем новенькая колхозница, которую подарил ей папа на день рождения.
– У тебя хорошо, – уточнила свой осмотр Нэля и Митя проникся к ней симпатией, – хотя бы! – и спросил: может выпьем чаю?
Но Нэля была аккуратистка, – раз решили заниматься, значит надо заниматься, чай – потом.
Они расположились в разных концах кушетки и Нэля своим четким рассудительным голоском стала читать предмет, на этот раз – историю.
Вначале Митя слышал ее, но потом в тексте обнаружились провалы, а потом исчез и весь учебник вместе с читающей Нэлей... Зато появился родной город с мамой и бабушкой, который стал будто далеким прошлым и письма в него из Москвы шли реже и реже. Сначала на него обижались. Обижалась мама, а бабушка делала свои маленькие легкомысленные приписки, как обычно. Потом мама фактически перестала писать, только – живы, здоровы... И недавно пришло коротенькое письмо от бабушки, которое состояло из двух строк: мне можешь не писать, я уже ни в чем не нуждаюсь, но маме – обязан.
Мите стало невыносимо стыдно и он сразу же написал длиннейшее письмо...
... Появилась вместо Нэли Леля... Она улыбалась и манила его куда-то...
За дни, прошедшие с теткиного дня рождения, он понял, чего хочет. Почему так мучительны воспоминания о Леле. Почему он краснеет даже наедине с самим собой... Вот и сейчас волна слабости, нежности и мучительности заливает его мозг, сердце, тело... Вот дело в чем, – ТЕЛО! Он хочет быть с нею. БЫТЬ.
Тут прорвался нэлин голос, который спрашивал (уже не единожды), не спит ли он?
Митя открыл глаза и ответил: нет.
Нэля была возмущена: ты врешь! Ты спал! Стыдно! Я иду домой! Дрожащими руками она стала запихивать в сумку учебник, вдруг
до слез обидевшись на этого Митьку!..
Митя осознал, насколько он виноват. Нэля надрывалась, читала, а он в это время мечтал о другой женщине... Что может быть обиднее! Хорошо, что она этого не знает, но, видимо, что-то ощутила.
Митя стал так пылко просить прощения, объясняя свой сон неумением с детства слушать книги, что Нэля простила его и осталась, вопреки своему принципу, – не менять никогда решений.
Стал читать Митя. Но и это не смогло заглушить его мысли, эмоции, и он читал, запинаясь, пропуская целые абзацы, останавливаясь надолго, чтобы отыскать утерянное место...
Нэля уже не сердилась вовсе, так как по себе судила и о митином состоянии: какая уж тут история с географией, когда они одни в квартире!..
Она вздохнула и Митя быстро предложил сделать перерыв.
Они побежали в ближайшую столовку поесть и Митя надеялся, что Нэля уйдет, – сумочку свою она взяла. Но нет! После столовки Нэля направила свои мелкие, но очень тверденькие шажочки к теткиному дому.
После обеда они и не думали заниматься. Митя совсем расслабился.
А Нэля ждала.
И каким-то образом, как-то сопрягаясь с тоской по Леле, к Мите тоже пришло желание, правда без всякой романтической окраски,
– поцеловать Нэлю. Ведь он никогда в жизни не целовался и вдруг почувствовал, что хочет этого. Все равно, кто с ним рядом, он ХОЧЕТ ЕЕ ПОЦЕЛОВАТЬ.
Он встал с оттоманки, прошелся, надеясь, что ЭТО пройдет, но ОНО не проходило.
Нэля видела его метания и ждала.
Она-то знала точно, что сегодня они поцелуются и все будет в порядке. Но вдруг Мите показалось, что в прихожей теткины шаги, да и время подходило, и он ужасным шепотом сказал: тетка!
Они, как ненормальные, бросились к двери, Нэля успела схватить свою сумочку, и у двери остановились. Никаких шагов не было.
Они стояли рядом, почти касаясь друг друга...
Митя вдруг, закрыв глаза, приблизился к нэлиному лицу, ощутив ее теплое свежее дыхание и губами ткнулся куда-то в холодную щеку. И тогда она повернула голову и они, наконец-то, неумело и сильно поцеловались. Отчего оба испугались и обмерли. Митя от первости необычного ощущения, Нэля – не по первости, а от чувств к Мите.
Она засмеялась, чтобы снять напряжение, и они вдруг кубарем кинулись из квартиры, по лестнице, и выскочили из подъезда.
Кира шла сегодня домой в несколько лучшем настроении. Она предвкушала знакомство с этой девочкой Мити, – хоть какое-то развлечение. Леля отходила все дальше и дальше от нее, и Кира постепенно впадала в транс.
Но дома ее не ждал никто. Разве что неприбранность и даже – некоторый кавардак: один стул опрокинут, на кушетке разбросаны
подушки, книжный шкаф раскрыт.
Кира рассвирепела. Дрянной парень! Она его приютила, а он отплатил наглостью! А потому, что она никому не нужна. Даже
сопливому племяннику, – он не находит нужным ее уважать. А зачем? Она ему нужна только как квартира, пристанище... Человеческой ценности он не понимает, чего она хочет от такого?
Кира заварила чай покрепче, который был лекарством от всех душевных травм, и задумалась над своею жизнью, о чем она задумы
ваться не любила, – грустное это занятие.
Проводив Нэлю Митя ехал домой и думал над той странной близостью, которая возникла после ТОГО у него с Нэлей... Эта близость тревожила его и он вспоминал Нэлю и ощущение ее теплых
мягких губ...
Вдруг его ударило током: он – подлец! Какой же он подлец! Он любит одну женщину, а целует другую, и уже почти мечтает о ней!.. Так вот он, оказывается, какой?..
Впав в мрачнейшую прострацию, он появился у тетки. Она сидела за столом и вид у нее был какой-то смурной, что там она еще выдумала?..
– Я же просила тебя не уходить до моего прихода, – недовольно сказала Кира.
Митю встряхнули требовательность и недовольство тона, он, как и она, тоже быстро накалялся, поэтому несколько взвинченно
спросил: а что, нам нельзя было уйти? Заключенные, что ли?
... Ого, как заговорил!
– Нет, вы могли уходить, когда вам угодно. Но я же попросила подождать... Не из каприза (Кира тут же придумала причину), я плохо себя чувствую и подумала, что тебе возможно придется сходить для меня в аптеку...
– Тогда вы так бы мне и сказали! А то – посмотреть на Нэлю... А ей уже надо было идти... – Врал и Митя.
– Не в Нэле дело. А дело в тебе. – Безапелляционно заявила Кира.
– Я оставила дом как дом, а пришла в бордель! Ты посмотри! Книжный шкаф распахнут, скатерть съехала, стул валяется, все всклокоченно! И ты еще считаешь себя воспитанным и культурным человеком! Да ты не только элементарно не воспитан, ты азов человеческих отношений не знаешь! – Кира уже кричала, – ты... Ты – провинциальное ничтожество! – Проорала она, совершенно уже зашедшись.
Кровь бросилась Мите в голову, – такого он еще о себе не слышал! И он, ничего не сознавая, тоже завопил: Замолчите! Сию же минуту! Вы не смеете!.. – Он задыхался от ненависти к ней, поняв, что тетка хотела задеть и маму, и бабушку, – Я возненавижу вас и не буду уважать! – И уже тихо, силы иссякли на крике, – добавил, – впрочем я и теперь вас не очень уважаю...
Он замолчал, потому что понял, что сказал нечто ужасное. Теперь надо отсюда съезжать. Ему стало жаль... Не квартиры, нет!
Всей ауры, главной в которой была Леля...
Он вышел, не дожидаясь, пока тетка придет в себя. Но недалеко. На кухню.
Там никого не было. На столе соседа, старого еврея – выпивохи Вани Руцкина (тот гордился тем, что он Ваня и еврей, да еще старопьющий. Евреи, говорил Ваня, если и пьют, то смолоду, в старости – никогда),– лежала открытая пачка Беломора.
Митя взял папиросу, закурил и с наслаждением втянул в себя горький дым. Пришел на кухню Руцкин, увидел Митю, обрадовался и сообщил, что у него есть поллитра и, что сейчас он найдет третьего. Но Митя еще не пробовал водку и пока не хотел, поэтому поблагодарив Ваню Руцкина, он стянул еще одну папиросу и обреченно пошел к тетке.
Там все было тихо. Из келейки слышалось похрапывание. Слава Богу! Как хорошо, что можно побыть одному.
А утром Кира заболела. Ее лихорадило, поднялась температура, болела голова, и врач сказал, что это грипп, осложненный повышением давления и нервной лихорадкой.
Митя слышал диагноз и чувствовал себя виноватым. Сразу после ухода врача побежал в аптеку, вскипятил чайник, подал Кире чай, сделал грелку к ногам, – в общем суетился.
И Кира, хотя и была плоха, оценила это и подумала, что они оба сумасшедшие и оба виноваты, что не надо поминать плохое, а то ведь она может остаться совсем одна и формула – некому воды подать – приобретет реальное и грозное звучание.
Отношения меж Митей и ею во время болезни улучшились, потому что Митя ходил за больной, как за ребенком, и они ни о чем сложном не говорили. Но каждый из них думал о том, что, видимо, им нельзя жить бок о бок, и каждый старался прогнать эту мысль.
За время кириной болезни Леля навещала ее только дважды – когда не было Мити. Она сидела, как на иглах дикобраза, вздрагивала при каждом стуке и скоро умчалась.
Свое неравнодушие к кириному племяннику она считала патологическим и боялась, что если он войдет, то она покраснеет, побагровеет, и так и будет сидеть – толстуха свекольного цвета... Поэтому разговоров у них с Кирой не получалось. Так, перетреп...
Болезнь Киры затянулась. Весь организм, как оркестр – вдруг разладился, и Митя заметно повзрослел за это время, видя не только физические страдания человека, но и ощущая моральные.
Однажды Кира, сидя в постели, укрытая теплым одеялом, несчастная, похожая на маленького обиженного ребенка, постаревшего от болезни, сказала: Митя, мы же не отмечали начала твоих занятий! Мы должны устроить бал в Национале, как тогда, помнишь? И обязательно втроем!.. А позвонишь Елене Николаевне ты. – Уточнила она.
Митя пришел в полное смятение и вскрикнул: нет, тетя Кира, нет!
(Что подумало бы 99,9 теток? Подумало бы, что тут дело нечисто и Елена Николаевна – баба-жох!..)
Но Кира была невинна как котенок и потому стала убеждать Митю, что именно так надо сделать и нечего ему стесняться! ей ка
жется, что Леля лучше стала к нему относиться...
Митя обрадовался этому, но с ужасом понял, что придется звонить, Кира от него не отстанет.
– Теперь я нравлюсь Елене Николаевне? – задал Митя сакраментальный вопрос.
Но и тут Кира не ворохнулась мозгами! Она назидательно сообщила: теперь, по-моему, – да. Теперь ты – другой... А тогда?
Помнишь себя? Этакий бирючок – несмышленыш.
И, посчитав, тему закрытой, Кира стала разрабатывать детали. Что он должен сказать и как.
В тот знаменательный день Митя, – так сложилось, – вышел из института с Нэлей, с которой после их поцелуя виделся лишь мельком, и Нэля этому не удивлялась, а посмеивалась над ним и повторяла себе: робкий растяпа.
Сегодня она думала, что он проводит ее домой, но "робкий растяпа" пробормотал что-то косноязычное опять насчет болезни тетки и умчался.
Нэля решила, что это уж слишком! Не звонит, не приглашает никуда и в институте проскальзывает, как уж... Она дернула плечиком, сказала – "ему же будет хуже" – и своей тверденькой походочкой пошла одна к метро.
А Митя безумно тропился. Он боялся, что не успеет и Елена Николаевна уйдет, или уже ушла раньше, или... Он вбежал домой запыхавшись, еле дыша, и это было ему на руку, не так заметно его невероятное волнение. Кира заторопила его, и вот Митя сидит у телефона и Кира, не мигая – буквально! смотрит на него.
Он услышал ее голос в трубке и почему-то спросил: можно Елену Николаевну?
А Леля поняла, что это Митя, и еле слышно сказала: это я, и
– что угодно...
Митя стал невразумительно объяснять, что "угодно" и Леля в ужасе затихла у трубки.
... Так вот значит как!.. Он узнал ее телефон и вызывает на свидание! И не потому что влюблен, пусть такая дурь даже не лезет ей в голову! Увидел, как возрастная дамочка смотрит на него и готова на все!..
Леля собралась с силами и дрожащим голосом сказала: Митя, разве я давала вам повод для такого... – договорить она не успела, так как Кира выхватила из рук Мити трубку, увидев, какое у него сделалось лицо, и завопила: Лелька, это я, твоя болезненная подруга! Митька так растерян, что аж говорить разучился. Он сегодня приглашает нас в Националь, по случаю своих первых успехов в учебе... Как?
Леля поняла, что свидание, скорее, с Кирой, чем с Митей и обругала себя за идиотизм, – разве Митя посмел бы?.. Как она могла такое придумать! Только от глупейшей и пошлейшей своей "любви"... Идти ей не захотелось, но она, конечно, согласилась.
Кира победно посмотрела на Митю, настроение у нее стало преотличным.
Но Митя был не годен для веселья, он вышел из комнаты и прошел на кухню. Там, как будто специально для него, на руцкинском столе лежали папиросы. Он закурил и стал смотреть в окно. И, затягиваясь саднящим прогорклым нищенским дымом, он вдруг подумал, что сегодняшняя встреча не нужна. Почему он так подумал? Он не
мог бы объяснить.
А когда они подходили к ресторану, он боялся одного – покраснеть и раскрыться перед равнодушной Еленой Николаевной и добродушной сегодня, как объевшийся тигр, – Кирой. Того же боялась и Леля. Но когда они встретились, они просто забыли покраснеть, так велик был их интерес друг к другу, переходящий в наивное любопытство. Ведь после того, как они поняли, что влюбились, они не виделись. Митя представлял себе Лелю красавицей – так оно и было! (Нельзя сказать, чтобы он был совсем не прав, Леля действительно была мила, только, пожалуй, выглядела на все тридцать, наверное из-за своей полноты). И если Митя, заново плененный прелестью Елены Николаевны, смотрел на нее, не отводя глаз, то она избегала этого. Это его огорчало. Хотя, что он такое? Неказистый мальчишка – вот и все.
Он не знал, что видит Леля. А она ВИДЕЛА его лицо. Всегда бледное, сейчас оно светилось изнутри неровно и неярко, как свет задуваемой ветром свечи, и черты его будто менялись: вдруг необыкновенно ширились и темнели глаза, сквозь кожу висков проникал желтоватый свет, который удлинял черты и делал их неуловимо прекрасными. Резко выступала тонкая горбинка носа...
Вот потому и боялась смотреть пристально Елена Николаевна.
А всего-то это был смущающийся мальчик, племянник подруги!.. И мгновение, когда они подали друг другу руки, стало для Лели озарением, – он тоже влюблен в нее!
Когда и почему это случилось, она не думала, – она наполнилась ликованием... Нет! Восторгом. Даже не так...
Но это сможет объяснить нам лишь сама тридцатилетняя женщина, которая давным-давно забросила себя, постылую, и вдруг узнавшая, что прекрасный юный принц по ней сохнет.
И Кира смотрела на них в эту минуту. Которая длилась и длилась, – в протяженности взгляда, в промедлении пожатия рук, в полушаге... Как в замедленном кадре.
Для Киры эта замедленность и митино необычное лицо стали вдруг чем-то неприятным. И когда они все поднимались по лестнице
с зеркалами и лампионами, Кира не прекращала думать о том, что
ее так оцарапало. Она искала и... наконец-то! – Нашла. Теперь
она поняла причину этого некрасивого румянца и просящего взгляда
Мити!
... Кошка останется кошкой, недобро подумала она, отметив и лелин благосклонный взгляд...
Кира размышляла: конечно, в Лельку невозможно не влюбиться, но кому!? Мальчишке, не имеющему ничего ни в кармане, ни за душой! Да и внешность у него, скажем скромно, – не фонтан, так, один из миллиардов... А Лельке все ж приятно – обожание! Зря Кира так вздернулась. Ей даже стало как-то жаль мальчишку, – когда Лелька поймет окончательно, что славы такая любовь не делает, – она отшвырнет Митьку, конечно же, осторожно и тактично... Да, как ни крути, а с Митечкой расставаться придется...
Кира почти успокоилась, однако решила еще сегодня последить. Интересно же!
Они вошли в зал и Леля захотела сесть за тот же столик, к счастью, он был свободен.
Кира сделала заказ – сегодня она желала держать стол.
Наступило жуткое время ожидания – втроем.
Надо было говорить что-то обыденное и веселое. Но ничего даже приблизительно похожего на легкую светскую беседу не могли придумать эти несчастные двое, как не могли и взглянуть друг на друга, боясь, что Кира их засечет.
Взгляды их внезапно сталкивались и тут же испуганно отлетали.
Но сверхвнимательная сегодня Кира все ж подсекла их скрестившиеся взгляды и впала во мрак. В отчаяние. Ее Лелька! Которая так надменно носила свое полное тело по их институту мимо всех мужчин, что казалась легкой и стройной! А ее круглые голубые глаза отдавали таким холодом при любом мужском внимании-приставании!.. А что теперь?.. Этот синюшный цыпленок? Он-то пусть себе влюбляется! Даже забавно! Самой же быть ледяной комильфо.
А Лелька как простенькая сикушка мечет томные взоры! – невыносимо!
Но Кира была на высоте – не дала заметить им, что она все понимает...
Выпили за митины успехи, за кирино выздоровление, за встречу... После вина Митя осмелел, хотя предупреждал себя – не пить: он
уже заметил, что алкоголь сметает в нем преграды, заложенные воспитанием, размышлениями, чтением...
Сидя напротив Лели, он через стол оказывал ей мелкие, но так окрашенные нежностью, услуги, что были они очевидны для взрослого и трезвого взгляда. И Леля, думая, что ее взгляд отражает лишь обычную доброжелательность, ошибалась: он выражал все, что она испытывала к этому мальчику с тициановской головой.
Так они и сидели, как бы вдвоем, отделенные от Киры, опутанные вином, и улыбались друг другу бессмысленно и бесстыдно.
... Лелька напилась, думала Кира, пытаясь хоть как-то спасти перед собой ситуацию и лелин имидж. А Леля невпопад вдруг и горячо заговорила о том, что ей предлагают место в издательстве Иностранной литературы и она как раз хотела посоветоваться с Кирой...
– Если ты хочешь уйти от нас, – тебе мой совет не нужен, если не хочешь, – тоже, – ответила Кира, похолодев от такой перспективы, но, скорее, это пьяная болтовня... Если же нет... Тогда их дружбе – конец.
И она почувствовала, что ее физическая болезнь возвращается: разболелось горло, стянуло обручем голову, стало невыносимо душно в этом прокуренном пропитом зале.
Леля увидела, как вдруг отекло и посерело кирино лицо, испугом наполнились глаза, – Кира боялась болеть,– и спросила с тревогой: Кира, тебе плохо? Уйдем?
И Кира, ощутив искренность ее тона, заявила, что все отлично и она будет пить здесь до полуночи. Она ждала, что Леля сейчас скажет Мите, чтобы он шел домой, а они еще посидят, она надеялась, что тревога за нее подвигнет Лелю... Но этого не произошло.
Леля обрадовалась кириной лжи, хотя видела, что это ложь, но ей хотелось сидеть здесь, в чаду и дыме, в гуле пьяных голосов, с этой незамысловатой пошленькой музычкой... Сквозь этот чад светились напротив узкие темневшие внезапно отчего-то глаза и можно было протянуть руку и сказать: Митя... Передайте пожалуйста сигареты... Как признание в любви. И слышать в ответ: Елена Николаевна...
Это было непостижимо и хотелось, чтобы длилось вечно, всегда. Ничего больше – только этот аляповатый, ставший уже неприс
тойным, зал и шепот: Митя... Елена Николаевна...
Но кирино совсем побелевшее лицо вдруг закачалось перед ней и Леля поняла, что больше – нельзя. Кира позволила себя увести, потому что уже совсем расползлась и еле двигалась.
Они вышли и стали ловить такси. И снова наступили счастливые минуты они ВДВОЕМ, ВМЕСТЕ, заботились о Кире! Они одинаково думали о том, что должны хорошо относиться к Кире, которая соединила их. Они суетились у такси, как нашкодившие дети, – не существовало уже ни возраста, ни сана.
Киру усадили на переднее сидение, – она сама этого захотела,
– и когда машина тронулась, Леля вдруг молоденьким, фальшивым, тоненьким голосом назвала адрес Киры, сообщив, что одну ее не оставит... На это Кира резонно заметила, что она не одна, а с Митей и Леля почувствовала стыд. А Митя – счастье, ибо понял, что из-за него Елена Николаевна хочет ехать к ним!
И вдруг все погасло.
Леля, скользя глазами по мокрому асфальту, озарением поняла, как она смешна и непристойна. Кончилось сомнительное чародейство ресторанного зальца с пропыленными, жирными от чада занавесями и хмель, потеряв свою воздушность, превратился в то, что он есть – тяжкую тяжесть. А она пьяноватая, с проявившимися морщинами бабенка, воркующая с мальчиком!..
Кира видела это все! Поэтому она и почувствовала себя так, – ей стало стыдно за нее, Лелю!
Отвернувшись к оконцу Елена Николаевна тихо заплакала от страшного, черного, все рушащего стыда. Рукой, в мягкой перчатке, она вытирала слезы у глаз, со щек, у носа, и никак не могла унять. Перчатка намокла и она сняла ее, держа как платок у глаз и боясь одного, – чтобы никто не заметил.
Митя смотрел на Лелю и видел, что она отвернулась от него, видимо, занятая своими мыслями, в которых не было места ему, иначе она хоть коротко взглянула бы на него! Хоть коротко...
И он начал погружаться в бездну, из которой – так думают в ранней юности! – нет возврата. Он смотрел на ее склоненную к ок
ну голову и увидел, что лелины плечи вздрагивают, а руку она
