Текст книги "Тонкая Красная Нить (СИ)"

Автор книги: Ксения Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Или на Ефимове.

Я ковыряла вилкой запеканку, иногда отправляя в рот крошечные кусочки, хотя ещё вчера (ну, ладно, не вчера, но три месяца назад) смела бы её в один момент и потребовала добавки. А сейчас есть совершенно не хотелось. Но карточный долг, как известно, дело чести.

– Когда ты обнаружила, что она сидит с тобой? – тихо спросила Девицина.

– Когда зимой пришла в школу после болезни.

– Ты сидишь одна, Лерка. И тогда после нашей ссоры тоже сидела одна… Только отвлекалась постоянно. Ну или… Я думала, ты там поёшь чего-то, а ты разговаривала, значит?

– Да. С Анькой. Я с ума сошла, Насть?

– Может… Может ты просто переутомилась?

– Настолько, что три месяца глючу? Тихо шифром шурша, крыша едет не спеша?

На какое-то время мы замолчали. Мне вспомнилось взвешивание на рынке – когда на весы встала моя подружка, они перестали работать… Словно она ничего не весила.

– А может, она есть? Ну… Призрак, – предположила Настя. – Ты раньше знала какую-нибудь Аню Твердову?

Я напрягла память – имя не отозвалось ничем знакомым.

– Нет, правда, – в ответ на моё мотание головой, принялась размышлять одноклассница. – А что, если она когда-то училась в нашей школе? Потом умерла. И теперь призрак.

– А умерла от анорексии, – заключила неожиданно даже для самой себя я. – Потому и пришла ко мне. Я же хотела немного сбросить вес.

– Ты не немного его сбросила! Ты скелет уже.

– Настя…

– Ладно, прости, – тут же стушевалась та.

– Она мне смс-ки писала. Во «вконтакте» писала. Она… – мой взгляд невольно задержался на ушах Насти. – Она подарила мне серёжки. И сарафанчик, – я коснулась рукой своих «бабочек». – Это же материальные вещи.

– А может ты их… того? – шёпотом предположила Настя.

Я вновь отрицательно помотала головой, отлично помня, как в случае с сарафаном мама не купила мне его, и мы ушли, а в случае с серьгами, как протягивала Анины деньги продавщице, и та подала мне товар.

– Значит, она и правда призрак.

– Я не знаю, – устало заныла я. – У меня голова уже пухнет.

– Надо учителей в школе поспрашивать, – внезапно предложила Девицина. – Вдруг кто-то помнит Аню Твердову?

– Не слишком хороший план, – фыркнула я. – Фамилия и имя очень распространённые.

– Я попробую. И Катьку спрошу ещё, – вспомнила Настя про свою старшую сестру, которая сейчас уже заканчивала институт и жила с парнем. – Она много кого из школы знала и всегда в курсе всех кипишей была. Если такое случалось – обязательно вспомнит!

– Ладно, – если честно, в эту затею я не слишком верила.

– Покажи мне её фотку, раз ты с ней во «вконтакте» общалась, значит, они есть, – попросила Настя, и я, сходив в комнату и отключив от зарядного устройства подруги свой телефон, принесла его на кухню.

Тщетно. Никакой Ани Твердовой у меня в друзьях больше не было, а беседа с ней была удалена. В смс-переписках и записной книжке её тоже не обнаружилось.

– Пиздец, – тихо выдохнула Настя. – Но не думай, я верю тебе!

А я прикрыла глаза чувствуя, как от страха становится снова холодно.

Тишину нарушил звонок Настиного домашнего телефона, мы обе вздрогнули, но потом подруга, будто отгоняя морок, направилась в прихожую. Я за ней.

– Алло. Здрасьте, дядь Вить, – Настя покосилась на меня. – Да. Лера у меня переночует… Как уже едете? Блин… Ладно, ждём.

Настя положила трубку и с жалостью глянула на меня.

Я всё поняла.

***

К счастью, дома мне ничего обидного не сказали, наоборот, мама с бабушкой, плача, обняли меня и, умоляя никогда больше не убегать, отправили спать.

Я была только рада, но вовсе не потому что меня клонило в сон. Мне не терпелось проверить одну догадку.

Закрыв дверь, я переоделась в пижаму, которая лежала на кровати и, подойдя к шкафу, открыла его.

Лёгкий голубой сарафанчик висел на своём месте. Как и серьги продолжали покачиваться в моих ушах. Я не украла их, мне совершенно точно дарила их Анька!

– Лерушка, – дверь в мою комнату приоткрылась, и ко мне заглянула бабушка. – Не спишь ещё? Совсем у меня старой дуры из головы вылетело. Тебе подружка на домашний телефон звонила.

– Какая? – в душе шевельнулось предчувствие.

– Аня кажется. Или Таня. Слышно было плохо. Про домашнее задание по математике спрашивала. Но сейчас ей уже, наверное, поздно звонить…

Именно в этот момент я совсем перестала что-либо понимать.

========== 23 ==========

Красная нитка вместо браслета,

Голову кружит от непривычки © Автор неизвестен

Но выяснить, кто такая Анечка Твердова, ни мне, ни Насте не удалось. Старшая сестра Девициной не помнила такой девушки и каких-то громких инцидентов определённого характера.

Тогда мы начали спрашивать учителей – тех, кто давно работал в нашей школе, но это не дало результатов. Все, как один, лишь пожимали плечами, хотя я втайне думала, что, может, такая ученица и была, но слишком распространённые имя и фамилия не давали вспомнить её.

В голову стукнуло страшное равенство – Аня почти равно ана. Да-да, та самая анорексия на сленге девочек, которых качает ветром. Я сама стала такой девочкой. На весы я не вставала больше принципиально.

И есть… я совсем перестала хотеть есть. Пила кофе, изредка позволяя себе кусочек сыра или шоколада. Разумеется, тёмного.

Аня исчезла. Также легко, как появилась – в один момент, так она и пропала. Словно её и правда никогда не было.

Все навалившиеся в январе проблемы стали для меня страшным потрясением, конечно, но не до такой степени, чтобы выдумывать себе подругу. Твердова Аня существовала – я была почти уверена в этом.

Мне не хватало её. Я вдруг обнаружила, что Настя стала от меня страшно далека. И все стали далеки – мои одноклассники бегали, суетились, готовились к экзаменам и выпускному, а я будто застыла посреди этого шума и гама.

Домашние больше не ругались, но говорили, что нужно пойти к врачу, да не к терапевту, а к диетологу, однако я не реагировала, равно как и на разговоры Насти. Она говорила ещё спокойнее, но впустую.

Дома я теперь практически не бывала: сразу после школы шла гулять по городу, забегая в маленькие кафешки, литрами глушила кофе.

Наступил май, и делать уроки было бессмысленно – все готовились к экзаменам, а преподаватели задавали уроки больше для проформы, потому я на домашние задания просто забила, изредка решая тесты для экзаменов.

Учителя ахали, говорили, что я порчу аттестат, но мне было наплевать. Мне было скучно.

С Настей мы помирились, но я отвыкла от неё. Очень отвыкла от этих обыденных разговоров, а-ля шмотки-одноклассники-парни-школа.

У меня ехала крыша. Я скучала по несуществующему (наверное) человеку.

***

Ключи от спортзала охранник, цокая языком, дал мне с величайшей неохотой.

– Ох, Лера-Лера, и что ты из себя сделала? Такая девчонка была… а сейчас – тьфу! Вся с лица схляла. Тебя ветром на улице не сносит?

– Нет, – устало огрызнулась я. Ругаться не хотелось.

– Последние деньки, а ты тут всё упахиваешься… Эх!

В последнее время я всё неохотнее занималась спортом даже на улице, чувствуя страшную слабость. Ещё месяца полтора назад я спокойно могла пробежать тринадцать-пятнадцать кругов на школьном стадионе, сейчас же едва осиливала пять – в боку кололо, я задыхалась, в глазах темнело…

Оказывается, бегать трудно не всегда только жирным.

В спортзал же я не ходила после того разговора с Настей. Жутковато было.

Так или иначе, сейчас я взяла ключ у охранника, вошла в пустующее помещение и, переодевшись, принялась разминаться. Лёгкая зарядка, растяжка, упражнения на шведской стенке – всё привычно.

Затем я, подтянув мат в угол, легла на него и стала качать пресс.

И внезапно поймала себя на мысли, что просто не могла раньше качать его в одиночку – сейчас мои ноги постоянно ёрзали, в то время как раньше на них всегда сидела Анька, не позволяя им мне мешать.

Внутри засаднило страхом. Ладно, мой мозг каким-то образом отказал на три с лишним месяца, и я сошла с ума, начала глючить страшно… но тело? Тело ведь ещё чувствительнее разума!

Я помнила Анькины ладошки на своих коленях – маленькие, но цепкие, помнила её команды «раз-два, давай ещё раз, Лерка… и ещё… красотка!». Я без труда воспроизводила её голос с малейшей ноткой интонации.

Я всё это помнила. Аня была здесь со мной…

Кое-как отогнав нежелательные мысли, я намертво прислонила ноги к мату и, считая вслух, начала качать пресс.

– Раз-два-три-четыре. И ещё. И ещё… быстрее… дыши, быстрее, корова жирная… Раз-два…».

Упахалась я быстро и, решив немного отдохнуть, прикрыла глаза. Зря, наверное.

– Что-то ты, мать, совсем разленилась, – этот голос я бы не смогла спутать ни с одним другим. Распахнув глаза, я резко села на мате.

Возле двери стояла Анечка.

***

Я вмиг подскочила на ноги, будто мячик. Хотелось закричать, а я не могла, просто не могла.

– Тебя нет, – твёрдым голосом произнесла я, хотя ещё пять минут назад находилась в уверенности, что эта девушка всё же где-то, но существует.

– Меня нет? – Анечка удивлённо приподняла брови. – Лер, я всегда говорила, что твои ужастики доведут тебя…

– Тебя нет! – эхо прокатилось по залу и осело неслышимой массой, треснув, как стекло.

– Я есть, – твёрдо произнесла Аня и, быстро подойдя ко мне, сцапала за запястье.

Вырваться я не успела, но она лишь насмешливо приподняла брови:

– Ты же чувствуешь, Лера. А мертвецы все холодные. И если я тебя сейчас тресну, ты тоже почувствуешь…

– Тогда я не понимаю, – я затрясла головой. – Тебя нет в школьном журнале, тебя никто из учителей и одноклассников не знает, более того, тебя вообще никто кроме меня не видел! Твоя квартира пустая, а ты… ты умерла…

– Умерла, – вдруг согласилась Аня. – Но это вовсе не значит, что меня нет. Я есть, пока нужна тебе.

– Мне? – не поняла я.

– Именно. Думаешь, я нашла тебя просто так? Мы все находим неспроста, и нас всех находят не просто так…

– Кого нас?! – я была совершенно сбита с толку.

– Анорексичек… Ты была ею последние несколько лет.

– Месяцев, – уже более спокойно поправила я, решив сейчас для себя, (ну, чтобы в один миг не свихнуться) что это просто сон.

– Нет, лет. Болезненная худоба – это дистрофия, а анорексия – глубже. И чище. Ты сама вручила ей кубок победителя.

– Я не анорексичка!

– Я тоже так говорила, – вздохнула Аня. – Отрицала до последнего, даже когда на каталку уже положили, даже когда они меня уже не слышали… Нет, Лера, не обманывай себя. Ты уже почти она. Точнее – ана. Анорексия. У тебя и критических дней уже нет. И желудок… сам себя переваривает, потому и болит так страшно.

Липкий страх скатился по моему позвоночнику капелькой пота. Такие подробности о моём состоянии никто кроме меня не знал.

– Не бойся меня. Я не пришла бы, если бы не оказалась нужна тебе. И пришла не со злом. Это идеальное зло уже было в тебе, но ты ждала пинка… толчка, чтобы его выпустить. Теперь ты идеал, на тебя смотрят, открыв рот, тебе завидуют… И восхищаются. Потому что они все коровы, а ты – мотылёк…

– Зачем ты пришла сейчас? Я… ты не нужна мне больше, – прошептала я – голос снова треснул по тонам.

– Врёшь, – Аня улыбнулась. – Ты нуждаешься во мне ещё сильнее, чем раньше, потому что только я тебя и понимаю…

– Нет! Не правда.

– Правда, ещё какая… ладно, – Аня снова ласково погладила меня по запястью левой руки, а через пару секунд я обнаружила на нём завязанную нить красного цвета. – Приходи после последнего звонка ко мне домой. Кстати, чуть не забыла, – Твердова коротко обняла меня. – Поздравляю, Лера. Ты дошла. Ты выиграла, – девушка чмокнула меня в щёку… а в следующую секунду я облегчённо выдохнула.

Я лежала всё на том же мате. И наконец открыла глаза. Сон. Просто дурацкий сон. И ничего больше. А тепло на щеке – это просто так.

Поднявшись, я спонтанно бросила взгляд на левую руку. Красная нить болталась на ней, словно была там всегда.

========== 24 ==========

Собственно, детка, это уже диагноз,

И не спасут ни таблетки, ни эвтаназия,

Ни сказка, ни быль, ни развитая фантазия,

Ни ещё, что ты придумала всяко-разно.

Имя её – зарубцованное под коркой,

Всякие клетки рака уступят в прыти,

Словно в воде барахтаясь, плачешься: «Помогите!»,

Хотя мы об этом с тобой говорили только.

Тебя не спасут ни боги, ни черти, ни люди,

Ни чай с ромашкой, ни вкусная шоколадка,

Ты ведь любила раньше такое сладкое.

Раньше.

Теперь ты сама же себя и дуришь,

Играешь, покаявшись, мол никогда уж точно!

Сама же тайком таскаешь Её сигареты

(Они, кстати, тоже не в силах помочь в этом),

Но всё же ещё отделяют тебя от точки,

Когда уже всё.

«Спасибо, мам, я не голодная.

Я ела сегодня».

Неделя уже прошла.

Ты знаешь, что можешь сама за себя решать.

И быть только для себя (и для Неё) угодною.

А вечер обычный. Разбитое зеркало с воем,

Ещё кулаком, чтоб уж точно себя, да в крошево.

Тебя не спасут даже боли, моя хорошая,

Ты снова с утра начинаешь свой личный бой.

И ты проиграешь. Стираешь своё лицо.

Кто хочет быть легче и выше, тот платит втрое.

Ладони её погладят и успокоят.

Она обращает тебя своим близнецом.

Собственно, детка, это уже диагноз.

Что там диагноз – грёбаный приговор.

Бескрылые бабочки, мёртвые мотыльки.

Маму вот жалко. Не чуя своей руки,

Погладь её по лицу. И закончи спор.

Заканчивай всё. Ты стала ею. Аной.

© Диагноз – https://ficbook.net/readfic/5413233

Двадцать шестое мая выдалось солнечным, на небе не было ни облачка. Рай, а не погода для выпускного.

Подаренный Аней сарафанчик, который я мечтала надеть на выпускной, теперь телепался неподобающе, и даже юбка, купленная две недели назад, болталась на мне так, что пришлось проделать три дополнительных отверстия в ремне, дабы затянуть пояс, иначе вещь грозила свалиться с меня на втором шаге.

– Худющая, Господи, – заламывала руки бабушка.

– Ба, всё нормально…

– Я уже договорилась, – подала голос мама. – Послезавтра к врачу пойдём. К диетологу, его Милана нашла. Он поможет привести Леру в форму.

Интересно, а мама в курсе, что говорить о человеке в третьем лице, когда он находится в комнате – моветон?

– Ты красивая, Лерка, – внезапно рядом возник Илья. – Но… сильно худая. Я тебе «Сникерс» куплю, хочешь?

– Ладно, – улыбнулась я.

– Леруша, давай, может, заплетём что-то на голове, а? – мама подойдя сзади, встретилась со мной взглядом в зеркале.

– Не, не хочу, – я как раз закончила расчёсывать волосы, и они легли вполне себе прилично, не требовали, на мой взгляд, дополнительных манипуляций.

– А краситься? – подала голос мама. – Хочешь, тушь мою возьми, дочь?

– Не, мам, папа ждёт, пойдём уже.

– Да подождёт папа, – бабушка махнула рукой.

– Идём-идём, – я взглянула на часы. – Илюх, ты готов?

– Давно готов, – насмешливо буркнул брат. – Вас женщин ждать…

– Ой, какой мужчина выискался! – рассмеялась я. – Ладно, мам, идём… Вернее, вы выходите, а я забыла кое-что…

– Чего забыла-то? – бабушка засуетилась, забегала по квартире, а я, остановив её, расцеловала в щёки:

– Ба, знаешь… твои пирожки всегда были самые мировые на свете!

Она заплакала в тот же момент, обняла меня.

– Ясочка ты моя… давай испеку, а? Какие хочешь? С капустой? С картошкой?

– Всех и побольше, – я прижалась к ней, вдохнула запах… моя бабушка всегда пахла теплом и уютом. Она была их олицетворением в нашей семье. Жаль, семья давно кончилась.

Но я знала, что мне будет её не хватать.

Родители с братом уже ожидали меня на улице, сидя в машине, и едва я устроилась там, папа присвистнул:

– Какая молодая леди, а? Просто Мерлин Монро в молодости!

– Фу, она была жирной, – улыбнулась я. – Скорее уж Мила Йовович.

– Это кто?

– Ну, она в «Пятом элементе» играла, – пояснила я.

– Кстати, – подала голос мама. – Предлагаю после всего в кино. Всей семьёй, как раньше. Ты как, Лер? И Настю прихватить можем…

– Посмотрим, – уклончиво ответила я и, дабы изобразить заинтересованность, спросила: – А что там идёт?

– Ой, «Богатыри» твои любимые! – воскликнула мама. – Ты же тащишься от этих мультиков.

Да, мам, тащилась. Лет семь назад.

Идеальная девочка, не доставляющая проблем. Со скрытым демоном внутри.

Когда всё это началось? Нет, не тогда, когда папа ушёл. Раньше намного. Когда родился мой младший брат. У меня забрали роль ребёнка и, отдав её Илье, оставили меня в одиночестве, точно зная, что я ничего не натворю.

Послушная девочка сидела в своём углу, играя предоставленными игрушками. А однажды увидела идеальную куклу и захотела стать на неё похожей. Её не поняли.

Когда мы подъехали, народ уже толпился в школьном дворе: все ученики, как один – красивые, нарядные, все учителя улыбающиеся и довольные, с букетами цветов, а степенные родители с телефонами и видеокамерами. Сначала к его классу мы отвели Илью, и папа остался с ним. Я чмокнула отца в щёку, мелкому ласково взъерошила волосы.

– Надо было всё-таки Настьку зацепить, – вздохнул папа. – Опаздывает чего-то.

Он не сказал ничего особенного, но я восприняла его слова, как руководство к действию.

– Ма, – я обняла её, едва мы подошли с ней к нашим. – Там… Настя вроде букет большой тащит, я пойду её встречу и помогу, ладно, ма?

– Ну иди… а нежности-то откуда такие? – неловко улыбнулась мама.

Я помотала головой, крепче обняла её.

– Я быстренько.

Прости, мам. Снова ложь. Так просто легче.

Кое-как протиснувшись сквозь толпу, я ринулась было прочь, но меня окликнули.

– Ярцева, ты куда? Сейчас же торжество начнётся…

– Алла Александровна, – я глядела на свою любимую учительницу и практически плакала. Она, конечно, заметила.

– Ты чего, Леруська?

– Не… ничего. Вы сегодня классная… красивая такая, – слёзы всё же побежали по щекам. – Знаете, математика – это царица всех наук.

– Знаю, – она ласково пожала мою руку. – Да что с тобой, девочка? Ты в колледж решила идти вместо одиннадцатого? Так не беда… Будешь же приходить?

– Буду, – кивнула я, вытирая слёзы. – Я Девицину побегу встречу, ладушки? Она там…такой букетище тащит – сама… не сможет сама.

– Ну, иди. Точно всё в порядке?

Я бешено закивала и практически выбежала со школьного дара.

Май цвёл и отдавал медовым липовым зельем с запахом свежей травы.

– Лерка, ты куда?! – последняя пристань. Последняя из тех, кому хочется сказать хоть что-то.

– Я… да папа за сигаретами послал, всё равно там все ещё телятся, – улыбнулась я. Почти и не соврала маме, оказывается. Настя и правду несла громадный букет.

– Офигеть у тебя предки! – поверив, возмутилась Настя, видимо, забыв, что без паспорта мне ничего такого не продадут. – Ладно, беги… Слушай, какие серёжки у тебя классные. Ты и сама, как бабочка!

– Ты Ефимова в следующем году обязательно захомутаешь, – лукаво подмигнула я. – Бросит он Аньку. Шлюха она… Всё будет супер, Настька, у тебя.

– У нас, хорошо? – подруга сжала мою ладонь. – Лер, что случилось?

– Ничего… я быстро, – я практически вырвала руку из её хватки. Из всех она единственная, кто могла бы догадаться.

А затем я побежала. Побежала так быстро, как могла, преодолевая становящуюся всё сильнее одышку, радуясь тому, что надела простые балетки, а не туфли или босоножки.

***

– Пришла? – квартира была залита солнечным светом так, что казалось, будто солнце находится внутри неё самой. Анька сидела в зале на полу – такая тоненькая и красивая. Моя совершенная, хрупкая и уже полупрозрачная девочка – Ты всё поняла, да?

– Я умираю, – не спросила, а пояснила я. На удивление равнодушно. Я точно знала это последние несколько дней – чувствуя своё тонкое тело будто вывернутым наизнанку, я слышала, как схрупываются, замедляются в работе мои внутренние органы. Как желудок, переставший надеяться, что я кину в него хотя бы яблоко, стал пожирать сам себя.

Я знала, зачем пришла сюда. После того разговора даже чувства мучительности выбора не наступило. Был отголосок разума, но я просто знала, что я приду.

Что просто так остаться не получится, что не помогут ни врачи, ни знахари, ни бог, если таковой вообще имеется. Я знала, что у меня не будет выпускного и экзаменов, также, как любой человек знает, что дважды два четыре, а любая анорексичка в курсе, что на питьевой диете можно пить всё, но лишь до пятисот калорий.

– Ненадолго. Пока не станешь для кого-то богиней. Иконой. Идеалом. Ты же всегда хотела этого?

Я кивнула: я была обыкновенной девочкой, жаждущей восхищения. Хоть чьего-нибудь. Кажется, дождалась.

– Мама… будет плакать?

– Будет, – Аня наконец поднялась и подошла ко мне. – Все мамы плачут. И папы. И вообще все, кто тебя знал. А потом они назовут твою сводную младшую сестру Лерочкой и успокоятся.

Точно. Папа ведь говорил, что его жена… Тогда всё в порядке. Ну, почти.

– Это будет больно?

– Нет… иди сюда, – она подвела меня к самому центру света и, взяв меня за руку, тронула мою красную нитку. – Ты невесома… прозрачна. Смотри.

Всё верно. Своего тела я больше не чувствовала – надо же, и прямо как в тех сопливых книжках, я лишь видела, как проходят сквозь меня тёплые и яркие лучи, которые вплетались в в мои суть и разум. Больно не было. Было остро. Хохочущие иголочки по всему телу будто помогают тебе распасться на миллиарды частиц. Почти физика.

– Если хочешь задать вопросы – самое время, – Аня прижалась ко мне, тронула одну из серёжек-бабочек. На её руке нити уже не было. Значит, она отдала мне свою.

– Ты когда-нибудь жила?

– Жила. Ещё в прошлом году. В этой квартире с мамой и ходила в школу напротив этого дома, а не в твою. Мама пила. И если сначала от стресса я ела в громадных количествах, то потом… совсем перестала. Такая маленькая крайность.

– Ты – ана, да? Потому Аня?

– Нет, – Аня прижалась теснее. – Имя не при чём. Ты сама поймёшь совсем скоро, милая. Тебе тепло?

Озноб, который преследовал меня на протяжении последних двух недель исчез. Тепло окутало тело, но ничего общего с живым теплом оно не имело. Анька тоже была ледяной. Это как в математике – минус на минус… И стало почти жарко.

– Не бойся. Полдень. Солнце в зените. Спасибо тебе.

– И тебе. Мы совершенны?

– Да.

Наши руки и тела слились.

А после мы будто схлопнулись и разлетелись пылью, танцующей в объятиях жаркого майского солнца.

Эпилог.

«Мир всё-таки тесен, – подумала я, занимая место рядом с Никой. Она, кажется, потолстела ещё больше.

Ну что ж, жируха, пора исправлять это.

– Лера? – она не поверила своим глазам. – А ты… откуда?

– Родители переехали, – к счастью прозвенел звонок, и она так сильно не привлекала внимания. – К тебе в Ростов. Вот удача, да?

– Ты так похудела, – завистливо произнесла девчонка. – Блин, как?!

– Тише, – я тронула на своей руке нить. – После уроков расскажу, если захочешь…

– Хочу! – с жаром закивала Ника, и её тут же вызвали к доске за «посторонний шум».

Я смотрела на нынешнюю гусеницу, на будущую бабочку. Шестьдесят восемь килограммов при росте сто шестьдесят. Кошмар. Даже я до такого не дошла. Ну, ничего.

Завтра ты сядешь на питьевую диету. Или лучше на AD? Она, конечно, к херам убьёт обменку, но какое это имеет значение? Ты же хочешь идеала, да, девочка? Не просто веса соответствующего твоему росту в каких-то глупых таблицах. Ты хочешь быть выше, тоньше, невесомее? Хочешь. Иначе я бы не пришла, не появилась бы в твоей жизни. Такие, как ты всегда внутренне зовут таких, как я.

Ты будешь голодать, ссориться с родителями, срываться, блевать, пить воду в диких количествах, бегать до потери сознания и загибаться от боли. Красота требует денег, а поскольку у нас их нет, то жертв. Но ничего. Я помогу. Ты справишься.

И наградой тебе будет моя нить.

Тонкая красная нить.

И невесомое совершенство.