Текст книги "Марья-царевна из Детской Областной (СИ)"

Автор книги: Ксения Баштовая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Впрочем, ничего любопытного на ограде советник так и не разглядел. Иначе, как объяснить, что уже через миг он повернулся к правителю Навьего царства:

– Позволь, помогу спешиться, мой царь.

Ну, предположим, Кощей и сам мог на землю спуститься. А вот царевне помочь стоило – раз уж она по старинке спихиваться отказалась.

Не дожидаясь ответа, советник легко соскочил с коня, шагнул к царскому жеребцу и протянул руки к Маше:

– Позволь помочь тебе, царевна.

Маша на миг задумалась, а затем разжала руки.

Кощей и сам не понял, почему это его задело.

Огненный Змей вроде бы не сделал ничего такого, что нарушало бы каноны поведения, и возмущаться было нечему, но в тот миг, когда ладони советника подхватили тонкий стан полонянки, легкое негодование царапнуло душу…

Царь зло сжал челюсти, спешившись, бросил повод коня выбежавшему из ворот мальчишке в долгополой рубахе, расшитой алыми петухами, и, не говоря не слова, шагнул в храмовый двор.

Все потом. Царевны, советники, зазовки… Все потом. Сейчас – узнать, что со священным конем.

Маша высвободилась из цепкой хватки советника, оглянулась на спешивающихся рынд, привязывающих поводья к коновязи неподалеку.

– Не желаешь посетить храм, царевна? – мурлыкнул голос у нее рядом с ухом.

Женщина оглянулась на советника:

– Что? А можно?

Огненный Змей пожал плечами:

– Почему нет? Царские телохранители вон тоже пошли…

Маша засмущалась:

– Ну… А вдруг я что-то не то внутри сделаю? Мало ли… В носу поковыряешься, а потом окажется, что это богохульство, за которое на Красной площади расстреливают.

Мужчина тонко улыбнулся:

– Богохульство не карается человеческим судом. Каждый из богов достаточно силён, чтобы самостоятельно покарать человека, нанёсшего ему оскорбление. И если кто думает, что может защитить бога слабыми силами людей – это уже само по себе хула на всемогущего бога.

Маша хмыкнула. Очень мило. Сделаешь что-нибудь не так, тебя молнией долбанет, а ты и знать не будешь за что… Люди хотя бы, перед тем, как на костер тащить, расскажут, в чем ты виновата…

Интересно, а вот то, что Маша про косу Соловью и его сыновьям рассказала – это очень-очень-очень плохо? Или плохо – но без очень-очень-очень? Или все-таки для первого раза не страшно? Раньше-то она ни на Макошь, ни на Велеса ничего никогда не говорила…

А вообще, если даже считать, что все раннее сказанное – ужас-ужас-ужас, надо ж, в конце концов, собрать полную коллекцию! А то двух богов, получается, обидела, а к третьему даже в храм не заглянула…

Если это, конечно, не их же храм… А то будет двойное оскорбление – и тогда даже горстки пепла не останется, после того, как тебе молния в маковку приземлится.

Короче, будем исправляться!

Ну, или постараемся очень уж сильно в этом самом Ночном храме не хулиганить и стекла не бить.

Если они, конечно, здесь есть.

* * *

Конюшня находилась чуть поодаль от остальных построек Ночного храма – вещие животные содержались подле восточной стены ограды.

Кощей прошел мимо учеников волхвов, беспокойно топчущихся на пороге конюшни и боящихся заглянуть внутрь, дернул тяжелую дверь и шагнул внутрь.

Белый конь Святовита был все так же неспокоен: жеребец фыркал, мотая головой и недовольно всхрапывая. Изредка скакун замирал, а затем принимался бить копытом…

Стоявший подле яслей седой полуверец с тяжелыми бронзовыми браслетами на запястьях не сводил мрачного взгляда с беспокойного зверя.

– Что скажешь, Лютогост?

Волхв оглянулся. Полуверская, оборотническая кровь ближе к старости взяла полную силу: на щеках начинала пробиваться бурая шерсть, а кости черепа уже начали искажаться, вытягиваясь и придавая мужчине звериный облик.

– Плохо дело, мой царь. Индрик с каждым часом все беспокойнее.

– И как это можно истолковать? – спросил Кощей – а сам знал ответ…

– Что-то страшное грядет, мой царь…

– И сколько у нас времени?

Волхв опустил глаза:

– Не больше седьмицы.

По крайней мере, теперь было ясно не только, что происходит, но и когда это ждать… Оставался только вопрос – как со всем этим бороться. И ответа на него пока не было…

Впрочем, возможность хотя бы попытаться заглянуть в будущее была.

– Сможешь погадать?

Полуверец оглянулся на коня:

– Только не с ним. Индрик сейчас не даст никакого знания.

Кощей пожал плечами:

– Хотя б на жребиях Белобога и Чернобога, – помолчал, собираясь с силами, и тихо признался: – Мне сейчас нужен любой ответ…

Лютогост дернул уголком рта: по бурой шерсти на щеке пробежала легкая волна

– Лучше к Ягице Кощеевне сходи за чет-нечетом.

Молодой царь кивнул:

– И у нее я спрошу. Но позже.

Он и сам не мог сказать, почему сейчас ему настолько было нужно тайное знание волхва. Любое гадание не даст точного ответа. Да и истолковать его не всегда возможно… Но душа почему-то яростно требовала задать вопрос, получить ответ! Пусть туманный, пусть запутанный, но хотя бы какой-то…

Полуверец долго молчал, кусая губу, размышляя, что сказать повелителю, а затем резко кивнул:

– Пойдем, мой царь.

* * *

Как и царские хоромы, Ночной храм состоял из множества раскиданных по двору теремов. Правда, в отличие от тех, которые Маша видела до этого, стены здешних зданий были не раскрашены во все цвета радуги, а покрыты искусной резьбой – на каждом строении своя. На одном тереме резчик разместил животных: выли на луну вытянувшиеся в струнку волки, скалились огромные медведи, бежали ушастые зайцы, стройные лисы вынюхивали что-то у самой земли, расправляли крылья парящие у самого конька соколы и орлы. На другом – водили хороводы юные девицы и играли на свирелях пастушки. На третьем – кружились в бесконечном беге крылатые псы…

Рассматривать можно было до бесконечности.

– Какому богу хочешь поклониться, царевна? – поинтересовался мягкий голос из-за спины.

Маша понятия не имела, какой бог там за что у славян отвечал, и вообще, как их там звали – хорошо хоть, в свое время про Велеса вспомнила – а потому наугад ткнула пальцем в ближайший терем – на нем были изображены женщины за прялками:

– Сюда можно?

Огненный Змей пожал плечами:

– Почему нет?

Мужчина услужливо распахнул дверь, украшенную изображениями горящих колес, и Маша шагнула через порог.

– Я подожду снаружи, – выдохнул голос за спиной: – Макошь не одобряет, когда мужчины посещают ее придел.

Макошь?!

Маша резко развернулась на каблуках, но дверь уже захлопнулась прямо перед ее носом.

Тут, конечно, можно было самой створку толкнуть – вряд ли ее снаружи бревном подперли, – и женщина уже даже руку подняла… Но пальцы замерли в сантиметре от гладкого дерева, Орлова осторожно прикоснулась к резьбе с изображением колеса, провела ладонью по теплым плашкам и медленно развернулась обратно.

Ну не испепелят же ее молнией, в конце концов? Даже если предположить, что здесь есть что-то сверхъестественное – Маша ж, в самом деле, не сказала ничего такого ужасного. А когда еще у нее будет шанс посмотреть на храм Макоши?

Свет проникал через окошки у самого потолка. Помещение было разгорожено спускавшимся от потолка алым бархатным пологом, на стенах, как и снаружи, была нанесена резьба – как и снаружи, изображающая прядильщиц.

Маша медленно пошла вдоль стены, разглядывая изображения. Дошла до самого угла, бросила взгляд в сторону полога и обнаружила, что он загибается по прямым углом, позволяя пройти вдоль боковой стены.

Здесь картины были уже другими: стоящие подле колодца девушки протягивали к нему руки: то ли молили о чем-то, то ли пытались забросить в него клубки ниток.

Вдоль третьей стены тоже был проход. Здесь уже были изображены три женщины склонившиеся над колыбелью. Одна держала комок шерсти, вторая – веретено, а третья – угрожающе щелкала ножницами.

Четвертая стена была пуста.

Орлова остановилась.

И что дальше? Просто прошелся по часовой стрелке или против нее и все? А в центре осталось что-то спрятанное от всех взоров за пологом?

А может, надо что-то еще сказать, попросить, свечку поставить?

Нет, тут и дураку конечно понятно, что смотреть, что там за покрывалом – не стоит. То, что сейчас храм пуст, еще ничего не означает. Мало того, что за тем же самым пологом может сидеть местный служитель, контролирующий, чтоб никто не залез в запретное место, так еще и Маша сейчас не дома, и кто его знает, может в этой Нави боги по земле запросто гуляют.

Решит эта самая Макошь, что Орлова не туда полезла, и будешь потом маковкой молнию ловить.

Будем считать, что программа минимум по ознакомлению с местными сакральными местами выполнена.

Кощеева невеста направилась к двери, и уже даже руку протянула – толкнуть, как за спиной шелестнул тихий бесстрастный голос:

– Ты ничего не хочешь попросить у богини?

Женщина оглянулась, ожидая увидеть какую-нибудь старушку – божий одуванчик: голос казался безумно древним, – но перед нею стояла, чуть отдернув в сторону полог, вышедшая из-за него девчонка лет тринадцати на вид.

Русые волосы были заплетены в тугую косу, а огромные голубые глаза смотрели не по-детски серьезно.

– А… О чем можно попросить?

Девочка пожала тоненькими плечиками:

– О чем хочешь. Судьбу расплести, дорогу указать….

Маша на миг задумалась, а потом пожала плечами:

– Да нет, пожалуй.

"Судьбу расплести" звучало как-то слишком уж таинственно, а "дорогу показать" вроде бы пока не требовалось: Орлова и так знала, что ей сейчас больше всего нужно было.

– Как хочешь, – ровно согласилась девочка, и замолкла, словно ожидая чего-то.

Кощеева невеста понятия не имела, чего от нее хотят, а потому решила не испытывать судьбу – пусть даже ее и расплести как-то можно – и побыстрее уйти их храма.

Женщина уже толкнула дверь и шагнула за порог, когда в спину долетело чуть слышное:

– Ты пришлась по нраву Макоши…

* * *

Терем братьев – близнецов Белобога и Чернобога находился сразу за хоромами Триглава: и захочешь заплутать – не заблудишься.

Кощей пропустил вперед полуверца, склонив голову, шагнул следом за ним через порог, и замер, ожидая, когда волхв позовет его.

Тот прошел за двухцветный полог, закрывающий статуи богов, и на храм опустилась звенящая тишина.

Казалось, упади на пол обычная игла – и это отзовется громом небесным…

– Проходи, мой царь, – прошелестел чуть слышный голос, так не похожий на обычные речи Лютогоста.

Мужчина отбросил в сторону покрывало.

Выточенные из дерева кумиры пересекали многочисленные трещины: если статую Белобога создали в первые годы после Сотворения Мира, то истукан Чернобога был на пару сотен лет старше своего собрата: подлинный идол светлого близнеца утеряли во время войны с Пеклом.

Стоявший на коленях Лютогост медленно выложил на пол перед ногами Кощея три одинаковые деревянные таблички:

– Которая из них – твоя дорога?

Молодой царь долго молчал, выбирая, затем опустился напротив волхва и осторожно коснулся ладонью выбранной плашки.

Старик – полуверец медленно перевернул все таблички одну за другой: первая была черна, как ночь, вторая – светла как день, а та, которую выбрал Кощей – расчерчена черными и белыми клетками.

Грустный смешок:

– У богов нет ответа, какой дорогой ты пойдешь и осилишь ли ее. В каждой ночи есть капля света. В каждом дне есть капля ночи…, – и уже собирая пластинки и вставая, Лютогост совсем не по канону вздохнул:

– Обратись к Ягице Кощеевне, мой царь. Она ведает то, что что не подвластно мне.

– Благодарю тебя, волхв, – ритуально откликнулся мужчина, и тихо добавил: – И спасибо за совет.

Из храма Белобога и Чернобога Кощей вышел чувствуя себя так, словно несет всю тяжесть неба.

Проблемы и заботы с каждым мигом только умножались. Если с утра мужчина знал лишь о том, что беспокоится священный конь, то сейчас – осознавал, что мир может рухнуть в бездну. И самое противное во всем этом – царь понятия не имел, что ему делать и кому можно доверять…

Огненный Змей обнаружился у храма Макоши. Советник сидел на ступенях, опершись спиною о столб, поддерживающий навес крыльца, пахнущий свежим деревом.

– Где царевна? – хрипло бросил Кощей. – Почему ее оставил?

Советник поднял голубые глаза на правителя, чуть улыбнулся:

– Царевна в храме, мой царь. А Макошь недолюбливает, когда мужчины входят в ее придел.

Кощей поджал губы – столь очевидные вещи можно было и не говорить.

– Зови рынд, уезжаем.

Змей за пару ударов сердца умудрился оказаться на ногах, отвесить легкий поклон и скользнуть мимо царя – выполнять приказ.

Царевна появилась на пороге – словно только и ждала, когда советник уйдет. Замерла на ступеньках, словно не зная, что делать дальше, что говорить, куда бежать. Впрочем, так стоять можно до следующего Сотворения Мира – а если Ниян придет в Навь, оно точно понадобится – а потому Кощей только и обронил:

– Идем.

Царевна словно и не услышала его. Замерла недвижимая, будто очарованная…

Но тут за левым плечом, будто призрак какой, возник Огненный Змей, выдохнул чуть слышно:

– Все готово, мой царь, можно ехать, – и Кощей, не оглядываясь, понял – советник говорит ему, а смотрит в глаза царевне и улыбается: ласково, призывно.

Молодая женщина послушно, как зачарованная, шагнула со ступеней. Царя от этого буквально передернуло, мужчина резко обернулся, ища взглядом Змея: тот стоял в нескольких шагах – когда только отступить успел? – и взгляд советника был пуст и безразличен…

…Маша на ступеньках стояла лишь потому, что так толком и не поняла, к ней "жених" обращается, или может, подходившего сзади советника окликает. А уж что там кто кому шептал, женщина и вовсе не расслышала.

Как бы то ни было, обратное путешествие проходило в гробовом молчании. Орлова опять судорожно хваталась за все, что только можно, молясь всем богам – и известным, и неизвестным, – не вылететь из седла на полном скаку. Огненный Змей был погружен в свои мысли, а Кошей… Кощея изводила одна и та же мысль: Мировое древо гибнет! И если с ним что-то случится – все падет…

Правда, перед глазами иногда само по себе всплывало, как царевна шагает на голос Змея…

Спешившись у теремов, правитель Навьего царства бросил короткий взгляд на одного из рынд и отрывисто приказал:

– Проводи царевну в ее опочивальню.

Сейчас ее нужно было как можно скорее убрать с глаз долой, чтоб на глаза и в мысли раз за разом не лезла.

Псоглавец покорно шагнул к женщине, стоявшей у крыльца, и Маша поняла, что пора что-то делать. Иначе ее сейчас опять в комнате попытаются запереть – и наверняка ведь начнут спрашивать, куда охранное чудовище пропало! В лучшем случае дело окончится простой болтовней. Но ведь в худшем – ее опять запрут! А дома – кот, родители… И Маша так до сих пор спокойно не поговорила со своим потенциальным супругом! Не объяснила, что таки да, она может быть, как раньше говорила, и не против под венец идти, но опять же, нужно ж сперва решить все имеющиеся проблемы!

И как бы не хотелось сейчас идти на рожон, но и спокойно подчиняться тоже нельзя.

– Какая опочивальня! – Маша постаралась подбавить в голос возмущения. – А ужином меня кормить кто будет?!

– Скатерть-самобранка в сундуке, – сухо отрезал Кощей.

Сарафаны в сундуке были точно. А вот скатертей царская невеста как-то не заметила.

Но похоже, эта отмазка сейчас бы не покатила.

– А в баню я как попаду, если меня запрут?! Или буду так ходить – грязная и немытая?!

– Мыльня под сенями. Ляда в левом углу.

Похоже, похититель все предусмотрел.

Рында шагнул к царевне. Та замерла, зло поджав губы, а затем резко развернулась на каблуках и легко взбежав по ступенькам, захлопнула дверь в терем перед самым носом псоглавца. Мужчина, было, потянулся – открыть, но царь отмахнулся:

– Не стоит… – и замер, задумавшись. Все равно уже никуда не уйдет царевна. И все же… Что-то царапнуло Кощея… Что-то было не так…

Мужчина нахмурился, припоминая.

– Можете идти, – махнул он рындам.

А сам задумчиво закусил губу, припоминая. Вот царевна стоит на пороге. Вот резко отворачивается, идет по ступеням, зло дернув русой головой…

Правитель Нави почувствовал, как у него сердце оборвалось.

Коса.

– У нее отрезана коса… – прошептал он побелевшими губами.

За всеми этими хлопотами мужчина даже как-то не удосужился толком рассмотреть свою суженую. Не кривая, не косая, не уродина, руки-ноги на месте – вот и славно. А сейчас, он только понял, как же опростоволосился…

Украл, называется царевну. Никого получше найти не мог!

– Что закручинился, мой царь? – советник мгновенно оказался рядом.

– У нее отрезана коса, – обреченно повторил Кощей.

Все равно Огненный Змей и сам это уже разглядел: глаза-то у него на месте! Да и голова проблемами не полна…

Так смысл теперь таиться?

– И какая в том печаль, мой царь? – хмыкнул собеседник.

Кощей бросил на него косой взгляд: дураком прикидывается? А советник словно и не заметил ничего:

– Ты, мой царь, не серчай, позволь слово молвить… Это хоть дело не мое, да и советником сто семьдесят два года назад не я был, а отец мой… Да только царевна Александра, по слухам, через восемь месяцев после свадьбы в Яви была похищена. Младенец еще там некий умер, говорят… Да и Фридрих Вильгельм, супруг ее тамошний, бают, так убивался, слезы лил. Вновь только через девять лет женился… Но царя Кощея ее прошлое венчание не остановило – свадьбу сыграли как полагается… Так в чем сейчас беда?

– Это мой позор, если я возьму в жены такую, блудящую! – прошипел мужчина.

– А почему сразу блуд, мой царь? Может, насекомые али болезнь какая, вот косу и отрезали, чтоб не расчесывать…

– Она похожа на болезную?! – ощерился мужчина.

Змей только плечами пожал:

– Ну, тогда запрешь царевну в тереме али зачаруешь, чтоб на людях не появлялась… А у лягушки и вовсе не видно, какой длины коса была… Пусть только откажет еще пару раз… Ты, мой царь, у нее нынче спрашивал?

– Какой там, – отмахнулся правитель Нави. – Сегодня столько хлопот, что не до царевны было!

Змей поджал губы:

– Тогда лучше тебе, мой царь, до заката поспешить. Иначе – только заутро получится.

– Почему? – фыркнул Кощей. – Что я, при лучине или свече царевну не разгляжу?

Советник покачал головой:

– Нельзя, мой царь. Только при свете солнца можно спрашивать. А самой царевне, пока трижды ответ не даст – и вовсе после вечерней зари из хором выходить нельзя.

– Почему?! – царь ни о чем подобном и не ведал.

– Пагуба приключится, – покачал русой головой советник. – И тебе вред, и ей недужие…

Молодой правитель нахмурился. А ведь он вчера царевну на дворе, когда уже стемнело, видел. Получается, не со зла она молоком в лицо плеснула? Лихое что привиделось?

– Я учту… – медленно кивнул Кощей.

Советник дернул уголком рта, словно улыбнулся и решил за лучшее тему разговора поменять:

– Только знаешь, мой царь… Я думаю, что лучше вопрос царевне завтра задавать – сегодня спешить смысла нет…

Его собеседник заломил бровь, ожидая продолжения речи.

– Царевна молода, ветрена. Заутро она вернее правильные слова скажет – а сегодня ведь она только о тебе и спрашивала. Как бы не запал ты ей в сердце, мой царь… А ночь она думы свои переспит, глядишь, одумается…

Кощей молчал, не отводя мрачного взгляда от советника. Только о нем и спрашивала? Быть этого не может! У Марьи-царевны со Змеем и времени-то перемолвиться не было!.. Или все-таки было? Когда Кощей с хранителем и с волхвом разговаривал…

О боги, боги! Что за мысли клубятся! Будто морок кто наслал! Как ночью, когда зазовка появилась, и не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться…

Стоп. Зазовка.

Царевна.

Зоряла.

Письмо.

Подкинутое совой письмо с серой нитью. Оно ведь вчера так и не было прочитано.

До сих пор ведь не ведомо, ни от кого принесли, ни что там написано.

Кощей махнул рукой советнику:

– Можешь идти.

Огненный Змей низко поклонился и отступил на шаг, понимая, что больше сегодня разговора с царем не будет.

* * *

Васенька материализовался из воздуха, едва Маша хлопнула дверью.

– Почто грустна, царевна?

– Я не грустна, – огрызнулась Орлова. – Я зла! Жених называется! Как замуж звать – так сразу прибежал, а как о какой-нибудь романтике поговорить, так "молчи, женщина, твое место на кухне!"

Васенька только вздохнул.

Честно говоря, эта самая романтика Маше особо не требовалась. Ее раздражал сам факт того, что ее упорно держат в четырех стенах. И если бы она не попыталась сегодня выполнять свои непосредственные обязанности терапевта (о том, что Соловей-разбойник малость вышел за пределы обслуживаемой возрастной категории мы промолчим), то так бы и сидела в хоромах этих.

А дома – кот! И родители!

И пусть у Маркиза насыпан сухой корм и налита вода, а родители сейчас на другом конце страны – это все отмазки. Сидеть вот так вот и ничего не делать – можно до бесконечности.

А раз так – надо выяснить, действительно ли здесь есть скатерть – самобранка и какая-то там мыльня, и можно спокойно продолжать вылавливать будущего супруга, чтоб наконец-то поговорить с ним по душам.

Повод-то найдется в любом случае. Ну, там, скатерть молью побитая, мыльня тараканами кишит, коловертыши подглядывают…

И начать, пожалуй, следует со скатерти.

Открыв крышку сундука, Маша принялась вновь разглядывать его содержимое.

Скатерть обнаружилась на самом дне: красивая, вытканная разноцветными петухами и маками. Орлова встряхнула свою находку, расстелила прямо на горбатой крышке сундука и повернулась к коловертышу:

– Это она? Самобранка?

– Та похожа, – пожало узкими плечиками сказочное существо.

– И как ею пользоваться?

Васенька шмыгнул носом:

– Так… На ровном сперва постели, царевна. А то ж посыпется все, собирать потом будешь.

– Так стола же нет! – возмутилась пленница.

– А пол на что?

– А вдруг по нему тараканы бегают? И вообще, здесь не разутыми с улицы заходят. Мало ли что на ногах принести можно!

Васенька возмутился:

– Ты полдничать будешь, царевна, али нет?

Есть, конечно, уже хотелось.

Хотя с другой стороны – Маша ведь планировала жениха своего ловить, убеждать, что мол, она вот некормленная – непоенная, ты, супруг будущий, напои, накорми… А там глядишь, и тема для разговора найдется…

Да и вообще! Это Орлова два дня подряд на кухне питается, а сам Кощей, небось, как царь в нормальной обстановке ест, в какой-нибудь специальной пиршественной зале! Или как она тут называется…

А с третьей стороны – ничего сейчас не съешь – от голода в обморок упадешь, не приведи господь. А в бессознательном состоянии малость проблематично шастать по царскому дворцу и искать своего недожениха.

Маша вздохнула и перестелила скатерть на пол. Присела рядом, оглянулась на коловертыша:

– Ну и что теперь?

– Проси, что душа изволит, – фыркнул собеседник.

– Что ж она изволит?.. – задумчиво протянула Маша. Умного ничего в голову не пришло и женщина ляпнула первое, что на ум попало: – бутербродов можно? – все равно, наедаться Маша пока не собиралась. Тут главное слегка перекусить, а дальше уже, как получится. А то, что нельзя питаться всухомятку… Можно подумать Орлова на работе каждый день супы ест!

– Бутер – чего?! – поперхнулся Васенька.

Дикие люди…

– Пирожок хочу. С компотом, – уж это-то у них точно должно быть!

– С чем?! – опять не понял коловертыш. Скатерть – самобранка тоже особо не стремилась подавать блюда.

Маша удивленно уставилась на него. Это же вроде вполне русский напиток?

– Ну… Напиток такой! Из фруктов вареных…

– А, – понятливо закивал Васенька. – Узвар?

Маша понятия не имела что такое "узвар", но решила на всякий случай согласиться. Вряд ли это будет что-то совсем уж несъедобное… А если в рот нельзя будет взять – всегда можно подождать с полчаса, дождаться пока "будущий супруг" перестанет торчать под дверью – уйдет по своим делам, и спокойно отправиться на кухню.

– Ну да. Узвар. И пирожок.

Теперь ее накормят? Или будет в стиле фильма "Чародеи"? "Идите вы, дамочка, в пень"? Или как там было…

Васенька шмыгнул носом и пискнул:

– Попить – поесть.

Скатерть как-то странно подскочила на месте, а когда упала обратно на пол, на ней обнаружились глиняное блюдо с пышным горбатым пирогом и наполненный до краев кувшин.

– А кружки и тарелки где? – возмутилась Маша. – И нож бы еще, какой-нибудь, пирог порезать.

– А у тебя что, своего нет, царевна? – возмутился Васенька. – Не уж то за халявой не держишь?

С точки зрения пленницы "халява" был термин абстрактный и к ножам никакого отношения не имеющий, но, судя по тем же самым "рындам" в Нави была своя терминология, не имеющая никакой связи с повседневностью начала двадцать первого века, так что Маша решила не заострять внимания на пустяках, и попросту согласиться:

– Не держу.

– Так в сундуке глянь, – предложил Васенька. – Коли там твое приданное, так и посуда должна быть.

С точки зрения Орловой – приданное все-таки не должно само собой материализоваться из воздуха, его родители собирать должны, а вот все такое неизвестно чье, да еще и с сарафанами приданным называть было сложно. Но с другой стороны – а вдруг там действительно есть нож?

На самом дне в сундуке действительно обнаружилось искомое. Причем не какой-то там со скругленным лезвием столовый ножик, а самая что ни на есть натуральная "финка" с тяжелой рукоятью и острым синеватым клинком.

– О! Засапожник нашла! – обрадовался коловертыш.

– Кого? – не поняла Маша. – А, ты об этой "финке"?

– При чем здесь чухонцы? – удивился Васенька. – Засапожный нож. Вон, темляк есть, сталь хорошая…

Маша покосилась на обнаруженный "режик" и решила не спорить. Засапожный, значит засапожный.

Там же, на дне, еще лежало несколько коробов, но кощеева невеста решила пока в них не рыться – всему свое время. Если это действительно все ее – она еще успеет в них заглянуть. Ну, а если чужое, какой тогда смысл рассматривать? Сейчас понравится, а завтра отберут – только расстроишься.

По большому счету, ножик стоило хотя бы сполоснуть – судя по его размеру, им не то, что пироги, людей резать могли – но где его мыть-то, если ты понятия не имеешь, где здесь что находится? Орлова вытерла подолом клинок, вздохнула, убеждая себя, что грязнее чем был нож уже не станет и отрезав первый кусок, протянула его Васеньке:

– Держи.

– Ой, – всплеснул лапками коловертыш. – Это мне?! Такой большой кусок вкусного накрепка – и мне?

– Ну, а кому еще?

– Честно-честно?

– Бери уже! – не выдержала Маша.

Тут, пожалуй, стоило сперва спросить, мыл ли коловертыш руки, но женщина решила, что уже и смысла-то нет этим озабочиваться.

Васенька радостно подхватил кусок еще горячего пирога и впился в него зубами.

Кощеева невеста потянулась отрезать себе ломоть и вспомнила, что чашек на скатерти, кстати, тоже не было.

– А кружки есть?

Не из горла же этот самый узвар пить.

– Ф сундуке, – прочавкал Васенька.

Пришлось-таки заглядывать в коробы.

В одном обнаружились какие-то драгоценности, и Маша поспешно захлопнула крышку – потом, все потом! И вообще, вдруг не ее? – во втором – тарелки, и в третьем, наконец, кружки.

Пышущий паром пирог – как его там Васенька обозвал? Накрепок? – оказался действительно вкусным: начинкой на дно был уложен рис, а сверху неизвестный повар – магия? – уложил толстые ломти соленой красной рыбы. Узвар на вкус оказался компотом из сухофруктов с явственным привкусом меда.

Васенька проглотил один кусок и жалобно уставился на женщину, прося продолжения банкета.

* * *

Насколько Кощей помнил, подкинутое совой письмо он получил в тронной зале. Там же Злоба сообщила правителю, что царевны нет в ее хоромах и он поспешил ее искать. Письмо с собой не взял – как положил на стол не ведал, значит, скорее всего, выронил прямо там. И вот тогда возникает вопрос – где письмо?

Царь успел уже всю залу обойти, даже под лавки и трон заглянуть, край ковра поднять – может туда свиток закатился? – и ничего не обнаружил!

Заряла. Она рассказала о царевне, и она же следом за царем не пошла. Получается, должна знать, где послание.

– Дворского ко мне! – рявкнул царь.

Ждать пришлось недолго. Болеслав Предрагов-сын, управляющий всеми слугами царского двора, клич правителя Навьего царства услышал бы даже на другом краю Навьгорода: во-первых, чин обязывал, а во-вторых, он был пастеней всех хором. Из простых домовых выбился еще его прадед, Акамир Блудов-сын, и правнук стремился не потерять важный чин.

Смазанная тень проявилась на стене тронной залы, протянулась черной кляксой к ногам правителя:

– Звал, мой царь?

– Зарялу ко мне, – обронил мужчина. – Которая давеча на закате свечи разжигала. Злобой кличут.

Тень колыхнулась:

– Придется подождать до заката, мой царь. Зарялы ведь только в сумерках проявляются… Как первые звезды появятся, прикажу к тебе привести… Али мне самому что сделать, у нее разведать?

Можно было, конечно, и дворскому все поручить, но письмо было получено не обычной почтой, так что царь только отмахнулся:

– Не надо. Приведешь сюда.

– Как будет угодно, мой царь…

И тень развеялась, словно и не было ее.

Кощей нервно потарабанил пальцами по подлокотнику трона.

Вопросов все больше и больше, а ответов – все меньше и меньше.

Хотя, по крайней мере, одна задачка будет решена на закате, когда заряла расскажет, куда она положила свиток.

А вообще, это конечно верх наглости – царские бумаги брать. Распустили челядь! Что хотят, то и делают!

Надо будет Болеславу сказать – пусть проследит, чтоб такое больше не повторялось.

А сейчас, пожалуй, стоит пообедать – или уже поужинать? За этими разъездами счет времени потеряешь! – и как раз уже скоро закат будет…

* * *

Ляда, как выяснилось, это крышка люка. Поднять ее Маша смогла, а вот вниз спуститься как-то не решилась – слишком уж крутой была лестница, ведущая вниз. На то, чтоб разглядывать, что там где, в этой обещанной женихом мыльне, находится, и вовсе не было ни возможности, ни особого настроения.

Нет, душ принять, конечно, стоило. Но теоретически, там внизу должно быть что-то вроде русской бани, а раз так – вряд ли кто-то заблаговременно ее подготовил для купания – пара снизу не идет. Поэтому кощеева невеста решила подождать еще немного. Маша ж в любом случае собиралась идти общаться с женихом.

А значит можно выйти, провести с Кощеем санитарно-просветительную работу – ну, в смысле, объяснить в чем он глубоко не прав – и лишний раз напомнить, что Маша не местная, кому там надо командовать по поводу заблаговременной организации бани – не знает.

Можно, конечно, Васеньку припрячь, он все-таки отсюда родом, но честное слово, было проще еще чуть-чуть помучиться!

А там глядишь, женишок согласится на пару часиков свозить Машу домой, чтоб та, значит, кота накормила и родителей успокоила – а в родной квартире и искупаться спокойно можно будет.

* * *

Обед Кощей пропустил за поездками, а ужин царя был прост: всего пара перемен – холодные закуски да горячие блюда – и все. Царь ни тельного, ни похлебок сегодня не захотел. Можно было, конечно, выпить еще и вина – это хоть чуть-чуть бы развеяло душу, но сейчас даже легкий винный дурман с одного бокала слишком бы сильно замутил голову, а мужчине мало того, что нужно было поговорить с зарялой, так за день еще и много всего другого свалилось – следовало все произошедшее обмыслить.