Текст книги "Мой космос"

Автор книги: Ксения Бунеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Ксения Бунеева
Мой космос

1

Мой космос

   Ты – космос мой, моя обитель,

   Ты – свет далеких ярких звезд.

   Кумир жестокий и целитель,

   Волшебник, шут, даритель грез.

   Ты дал мне мир и дал мне силу,

   Ты стал великим из чудес.

   Не обвинял, не ненавидел,

   Придал моим желаньям вес.

   Ты – космос мой, такой далекий.

   Недостижимый и пустой.

   Родной, прекрасный одинокий,

   Ты был моим, теперь чужой.

   Вы когда-нибудь заглядывали в себя? В самые темные углы своего сознания? Туда, где прячутся потаенные стороны собственного разума?

   Может, вы просто боитесь это сделать?

   Я всегда думала, что не стоит слишком глубоко копать. Никогда не задумывалась о том, что такое гармония внутри себя. Зачем мне это? Жизнь и так пролетает слишком быстро, чтобы тратить время на самокопание.

   Люди веками пытались найти ответы. Они исследовали мир вдоль и поперек, делали потрясающие открытия и...снова попадали впросак. А все потому, что в погоне за мировой славой, деньгами, властью люди проходили многие испытания, в итоге наталкиваясь на стены.

   Все они упускали главное. Для достижения гармонии нужно всего лишь понять себя. Узнать, что в каждом из нас скрывается собственный огромный бесконечный мир – свой собственный космос.

Глава первая.

   День был обычным. Даже заурядным.

   Я, измотанная пятью парами в институте и тремя часами на работе, плелась домой. Сесть в автобус не удалось – этот подлец уехал из-под самого носа, а догонять его не нашлось ни сил, ни желания.

   Итак, я плелась домой. Для того, чтобы прийти, выслушать лекцию о том, что "где ты вечно пропадаешь? мы совсем тебя не видим и за свет нечем платить", поужинать вчерашними котлетами, посидеть до часу ночи над учебниками и завалиться спать на слишком короткое для сна время, а утром встать пораньше и побежать на остановку догонять треклятый автобус.

   Дворик мой был таким же среднестатистическим, как и этот день. Тесный, грязный, с разломанной детской площадкой, разбитым запорожцем посреди клумбы, парой ракушек у крыльца и вечно сидящими на спинках лавочек гопниками.

   Я привыкла каждый день проходить по нему, совершенно не боясь. Да и чего бояться? Разбитые фонари светили ярко, в силу оголенных лампочек – до них наши хулиганы не добрались. Остов запорожца выглядел ни капли не зловеще, а гопников я знала чуть ли не с садика. Все знакомые, все свои.

   Тяжеленный пакет с продуктами неприятно оттягивал руку и резал ладонь. Я то и дело перехватывала его поудобнее, утешаясь тем, что почти пришла. Каждый шаг неумолимо приближал к подъезду, и я тешила себя мыслью о скором отдыхе.

   – Но враг всегда остается врагом,

   Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,

   Даже если пока миром воздух запах,

   Он, хотя и спокойный, все-таки враг, – грустным голосом напевала белокурая девчонка лет пятнадцати, бренча на исцарапанной гитаре. Ее голос вводил в уныние и портил без того не радужное настроение.

   Четверо парней сидели рядом с ней и задумчиво отхлебывали пиво из банок. Рядом с дамой же стояла начатая банка "ягуара".

   Под ногу что-то попалось. Металлический хруст неприятно проехался по ушам. Левая нога стремительно заскользила на предмете, и я едва-едва не клюнула носом.

   – Вот блин!

   Только что выпитая тара с красноречивым названием "толстяк" прилипла к моему кроссовку и упорно не желала отделываться. Я остановилась и стала старательно обдирать ее о бордюр. После третьей попытки и под громкие комментарии хмельной компании предприятие завершилось успешно. Я двинула дальше.

   – Здорово, Ритка! – рявкнул дюжий рыжеволосый парень в сдвинутой набок кепке.

   – Привет, Толстый!

   – Э, я не понял, – развел руками он, попутно смахивая пачку чипсов с колен своего соседа. – Извини, брат. Я к ней по-хорошему, а она "Толстый"! А где почтение к друзьям детства?

   Я поставила пакетище у его ног и улыбнулась:

   – А вот дотянешь мне это до квартиры, будет тебе почтение.

   Толстый скривился, демонстрируя миру отбитый осколок переднего зуба.

   – А почтения мне мало.

   – А чего же тебе надобно, старче?

   Он нахально ухмыльнулся.

   – Че надо? Че надо? – заржал лопоухий рядом с ним. – Того самого и надо!

   – Да иди ты лесом, – усмехнулась я и схватилась за свой пакет. – Не рыцари вы, ребята.

   Толстый с гиканьем отпил из банки и чуть не подавился.

   – Ты, Малькова, совсем замечталась! Все рыцарей тебе подавай.

   – Ну не за тебя же замуж идти. Бывай, Толстый!

   Я двинулась вперед, готовясь совершить последний переход в три этажа на пути к долгожданному отдыху.

   Толстый и лопоухий, по паспортам Иван и Константин, мои бывшие одноклассники. Училась с ними с самого первого класса и знаю как облупленных. Прошлые обиды вроде кнопок на сиденье и жвачек в волосах, я им давно простила, а дружбы у нас хоть и не вышло, зато могу спокойно через двор ходить.

   Привычная комбинация кнопок на домофоне, и я распахнула дверь родного подъезда. Запахи, царящие там, сразу ударили в нос и заставили поморщиться. Под лестницей мирно спал на своей картонке местный бомж дядя Гога. Его пускали сюда те самые гопники. И не ради того, чтобы дать несчастному кров, а чтобы позлить бабу Нюрку, имеющую вредную привычку вызывать милицию. Та бомжа совсем не любила и пыталась сдать его в ночлежку, а хмельную компанию в обезьянник.

   Я неловко протиснулась в дверь и, подпирая ее плечом, вошла в подъезд. Дверь, вопреки ожиданиям, не хлопнула, прерывая сон дяди Гоги, а мягко закрылась.

   Я удивленно обернулась.

   – Давай помогу.

   Я онемела от все того же удивления.

   Парень, на которого не обратила внимания, и который сидел рядом с поющей девушкой. От усталости я даже не сразу рассмотрела его. А он, похоже, успел разглядеть меня.

   Кожаная куртка, яркий полосатый шарф(и как его только не избили за такое?), длинные волосы, небрежно сплетенные в косу, волосы и лихорадочный живой блеск в глазах.

   – Ну, давай пакет помогу донести, – медленнее проговорил он, видя мое оцепенение.

   Я же подозревала галлюцинации от усталости и недосыпа.

   – Ну?

   Он легонько потянул за ручки пакета.

   Я, наверное, в этот момент была похожа на ненормальную. Бесстыдно пялилась на парня, открыла от изумления рот и упорно держала пакет.

   – Что такое?

   – А? Да нет, ничего. Устала просто, – ответила, отдавая ему пакет.

   Он улыбнулся, и мне вдруг стало как-то теплее.

   А много ли незнакомцев соберутся помочь вам просто так? И дело не в том, что он согласился донести мой несчастный пакет до третьего этажа, и даже не в том, что он весьма недурен собой. Просто иногда очень хочется, чтобы тебе кто-то помог.

   Мы шли по лестнице, а я упорно смотрела то себе под ноги, то на выщербленные стены, покрытые нецензурными фразами в адрес многочисленных жителей подъезда. Тут уж было не до привычного "вася-козел" и "катька – шалава". У местных фантазия, да и способности к изощренным словесным оборотам были куда выше. Иной раз стыдно становилось, что читаю вот такое.

   – Вы ищете рыцаря, миледи?

   Я оглянулась, неверяще расширяя глаза. Услышать такое от местной шпаны было чем-то фантастическим. Откуда он вообще взялся в той компании? Может, у меня все-таки галлюцинации и надо больше спать?

   – А что?

   Парень развел руками, попутно задевая моим пакетом стенку. Из полиэтиленового творения донесся странный звук.

   – Осторожно! – я резко присела, хватаясь за пакет. – Там хрупкие предметы.

   Он склонился ко мне и недоверчиво прищурился.

   – Хрупкие?

   – Ага, очень.

   – Хрупкость – есть лишь видимость, – загадочно прошептал он прямо мне в лицо. Голос у него оказался вкрадчивым и тихим. Если бы он спел мне колыбельную, уснула бы на первом же куплете.

   Пораженная до крайности, я чуть не плюхнулась на ступеньку и едва удержалась от падения.

   – И что же там?

   – Яйца, – твердо и решительно ответила я.

   Парень смотрел на меня еще пару секунд, а потом выпрямился и оглушительно расхохотался.

   Меня вдруг накрыла волна злобы. Да кто он такой? Смеется надо мной и из-за чего? Какой-то придурок, научившийся умным словам.

   – Знаешь что? Иди-ка ты лесом.

   Я вырвала у него пакет и быстро стала подниматься по лестнице.

   – Стой!

   Он побежал за мной и нагнал только у дверей квартиры.

   – Если ты повернешь ключ, – медленно проговорил незнакомец, удерживая мою руку от, разделяющего нас, оборота в замке, – то мы больше не увидимся.

   – Я должна расстроиться?

   – А вдруг это твой шанс, единственный в жизни шанс, открыть что-то новое? Вдруг у нас больше общего, чем ты думаешь?

   Я перевела на него усталый взгляд. Глаза, наверное, у меня краснющие.

   Он едва ощутимо, очень нежно коснулся моего подбородка и провел невидимую линию до скулы.

   – У тебя очень красивое лицо. Такое благородное, с такими плавными линиями.

   Все мои слова, заготовленные для этого странного типа, исчезли. Осталось лишь полное недоумение.

   – Тебя зовут Рита?

   – Рита.

   – А я Димитрий. Дай мне свой номер, хочется тебя увидеть еще раз.

   Он снова провел рукой по моей щеке.

   – Иначе потеряю сон, если не смогу опять увидеть это лицо.

   Ничего не понимая, я проговорила все цифры. Он записал их, пожелал спокойной ночи и с поклоном удалился.

   Я подождала, пока входная дверь за ним закроется. Вернее, не могла двинуться с места, пока не услышала ее хлопок.

   – Ну не фига ж себе!

   Протяжно выдохнула и вошла в квартиру.

   Родной дом встретил меня привычными запахами – табака, жареной картошки и дешевых духов. Подкопченные обои, отклеившиеся на стыках, хранили следы всего этого с потрясающей верностью. Уже много лет они напоминали мне о каждом прожитом дне. Словно смеялись над тем, что я провела их в этой ветхой квартире.

   Грустно. Обыденно.

   Я поставила на тумбу пакет и стала разуваться.

   – Риточка, это ты? – донесся дребезжащий голос бабушки из зала.

   – Да, бабуль.

   – Мы тебя уже заждались.

   – Я на работе была.

   – Поздно что-то, – посетовала Анна Васильевна.

   – Дополнительный заказ был, бабуль. За него, кстати, вдвойне заплатили.

   – Риточка, ты там на кухне картошку бери. Я пожарила.

   – А ты, бабуль, ела? Я тут купила кой-чего.

   – Сейчас посмотрю. Реклама только начнется.

   Я мельком взглянула на часы. Полдевятого. Время бабушкиного сериала. Не знаю, что она находит в этих мексиканских запеканках, но оторвать ее от экрана, как только начинается "Любовь и обман" просто невозможно.

   Окунув ноги в домашние тапки, хоть они уж и порядком стоптаны, ощутила блаженство. После целого дня на ногах это настоящее счастье – переобуться.

   Из дальней комнате доносилось тарахтение маминой швейной машинки. Квартира у нас угловая и она решила расположиться со своим рабочим инструментом именно там, чтобы не раздражать излишне нервных соседей.

   – Мам, я пришла! – крикнула я, как только ее железный монстр затих – наверное, она перевернула ткань.

   – Да, Рита, слышу.

   На кухне было очень накурено. Пепельница дяди Семы наполнилась доверху и окурки уже вываливались на белую бабушкину скатерть. Ох, и расстроится она, когда увидит.

   – Добрый вечер, – кивнула я.

   Отчим многозначительно оторвал глаза от книги.

   – Привет. Что принесла? – он скосил глаза на пакет и чуть сдвинул очки.

   Небритый, в растянутой домашней тельняшке, с очками в дешевенькой оправе и сигаретой в зубах, Семен очень напоминал алкоголика. Только вот он капли в рот не брал за свои пятьдесят с хвостиком. Наверное, поэтому мама его и выбрала пять лет назад.

   – За сегодня зарплату отдали. Вот решила продукты купить.

   Я стала выкладывать содержимое пакета на стол. Семен с интересом наблюдал за мной и брал каждый предмет в руки. Пару минут он крутил его, выискивая срок годности, затем проверял состав и кивал – то одобрительно, то осуждающе.

   – Ритуль, ты зачем этот сыр купила? В нем же сплошные консерванты, – он брезгливо отодвинул баночку с плавленым продуктом. – Вредный он.

   – Зато недорогой, – ответила я. – И по вкусу ничего.

   – Легкомысленная ты девица, Рита, – покачал головой отчим. – Совсем о здоровье не думаешь. Вот все вы такие, молодежь. Я помню, когда студентом был...

   Дальше я не слушала. Поучительные речи моего отчима можно было записывать на диктофон и продавать на радиорынке, как лекции для тренировки терпения. Выслушать его не представлялось возможным. Семен считал себя, кандидата философских наук, умнее всех на свете. Ему было плевать, что у кого-то может быть свое мнение. Он считал непосредственным долгом учить всех и каждого, дабы внести истину в этот потерянный мир.

   – ...привыкли вы сейчас есть пестициды и консерванты, оттого и внутри все гнилые. Знаешь истину "ты – то, что ты ешь"? Так вот нынешняя молодежь...

   – Дядь Сем, а вы чего читаете? – решила прекратить эту словесную диарею.

   Отчим словно спохватился. Мотнул головой и поправил очки.

   – У меня лекция завтра. Вот, готовлюсь. Хочешь послушать?

   – Нет-нет, – поспешно отказалась я. – Знаете, так устала. Поужинаю и спать.

   – Жаль. Тема очень интересная. "Осознание бытия в маргинальных слоях общества".

   Я хмыкнула.

   Это у нас что ли? Мы самые, что ни на есть маргиналы. И сильно сомневаюсь я, что подобные нам, которых сотни в стране думают, что же такое их бытие. Я, например, совершенно не думаю, когда по несколько часов стою с листовками в переходе. И мама не думает, когда сутками сидит за швейной машиной. И бабушка, когда ей приходится мести двор за полставки.

   А он думает! Великий мыслитель! Читает по три-четыре лекции в неделю, кичится своей ученой степенью и ходит в засаленной рубашке.

   Я остановилась, бездумно глядя в холодильник с тем самым вредным сыром в руке.

   Хватит, Рита. Еще немного и сорвешься. Глубоко вдохни и иди ужинать. Тебе еще курсовой писать.

   Холодильник захлопнулся, оставляя меня в раздумьях по поводу ужина. Аппетит как-то пропал после лекции о нравах современной молодежи. Семен углубился в дальнейшее чтение своего талмуда. Видимо, чтиво производило на него глубочайшее впечатление, так как отчим то и дело хмыкал и сдвигал брови.

   Я вышла из кухни и заглянула в мамину комнату.

   Ее швейная машинка бойко отбивала свое "тра-та-та" и больше напоминала автомат Калашникова. Как эта развалюха до сих пор работает, уму непостижимо.

   Мама сидела спиной ко мне в простом ситцевом халате. Ее волосы, чуть тронутые сединой, небрежно заколоты на затылке, а подол весь обсыпан тоненькими желтыми ниточками, падающими с кромки ткани. Она внимательно следила за стежком и постоянно поправляла его.

   В моей комнате было душно. Старые занавески плотно закрыты, а форточка задвинута на защелку.

   – Дашка, ты чего окно не откроешь?

   Сестра повернулась ко мне и шмыгнула носом.

   – Бабушка запретила. Сказала, что я заболею. И так чихаю весь день.

   – А будешь в непроветренной комнате с микробами сидеть, заболеешь быстрее.

   Я открыла окно, и поток свежего воздуха хлынул в нашу тесную комнатку. С улицы донеслись песни и веселые крики. Интересно, а тот парень еще там? Я посмотрела вниз и тут же отпрянула назад. Какая мне разница?

   Дашка сидела, сгорбившись над тетрадью. Под ослепительным светом старенькой настольной лампы она старательно выводила свои ровные буковки и обдумывала каждое слово.

   – Рит, а как будет – презентация или призинтация?

   – Ого, – присвистнула я. – Это кто детям такие слова в третьем классе задает писать?

   – Галина Петровна. Она задала сочинение.

   – На тему?

   – Про наш поход в музей.

   – И зачем тебе там эта "презентация"?

   Дашка невинно пожала плечами.

   – Она в музее как раз и проходила.

   – Ясно. Тогда пиши через "е".

   Дашка снова углубилась в свое творения, а я намотала пару кругов по комнате. Как ни странно, даже при всей усталости, мне не сиделось. Хотелось что-то делать, чем-то себя занять. Но только не курсовым и не ужином с Семеном.

   – Рита! Риточка! – спасительно позвала бабушка из кухни. – Ты чего не кушаешь?

   Я опустилась на стул и вздохнула.

   – Не хочется чего-то...

   Анна Васильевна улыбнулась и поставила чайник на огонь.

   – Ну, хоть чайку со мной выпей. Без мяты мне, старухе, не уснуть.

   – А Семен где?

   – Семочка читать в зал пошел. Закрыл дверь, сказал – мы ему мешать разговорами будем. А у него завтра лекция.

   Я скептично хмыкнула. Тоже мне гигант мысли.

   – А мама чего?

   – Мама шьет. У нее заказ срочный, до завтра. В общем, будет работать. Знаешь, Риточка, я так за нее переживаю. День и ночь сидит и сидит за этой машинкой, – бабушка перешла на шепот: – И хоть бы заработок был? А то ведь все деньги то на коммунальные, то на еду. А себе ничего и не оставляет. Загубит она себя.

   – А Семен?

   Бабушка махнула рукой и отвернулась.

   – Пользы с него, как с козла молока, – прошептала она. – Оооох...Ладно, сейчас чайку попьем и спать. Мне завтра в четыре вставать.

   – А мне еще курсовую делать, – прошептала я, глядя на закопченную полоску бумаги, что осталась от поклейки окон. Весна уже, пора ее снимать...

   Не помню, во сколько я уснула. То ли в три, то ли в пять, то ли вовсе засветло. Помню только семь утра, будильник и топот младшей сестры.

   Желание укрыться одеялом с головой и просто спать дальше пришлось загнать в самый темный угол. Я села на кровати и нехотя спустила ноги на пол. Линолеум сразу захолодил кожу и пришлось обуть тапки.

   В моей квартирке советского типа и самой, что ни на есть старой планировки, творился настоящий апокалипсис. Семен, облаченный в темно-серый костюм, тот, что являлся ровесником мне по годам, торопливо завязывал галстук. Мама помогала ему в этом.

   – Лида, ну не получается ничего! – возмущался отчим.

   – Дай, я сама.

   – Нет, ты делаешь слишком большой узел.

   – Так он же самый модный. Тебе ж не триста лет в обед.

   – Лида! Ничего ты не понимаешь! У меня лекция, студенты. Какая им разница? К тому же, преподаватель должен быть скромным, подавать им пример, куда тут модничать? Я должен быть образом для молодежи...

   Он прервался, когда я, словно бледная тень, проследовала мимо трельяжа в коридоре.

   – Здрасьте.

   Нажала на выключатель и быстро закрылась в ванной.

   – Вот, полюбуйся! – разразился тирадой Семен. – Маргарита – типичный представитель современной молодежи. Ей как раз и не помешал бы пример скромности и послушания. А то ходит в чем мать родила, да еще и дерзит на каждом шагу.

   – Семочка... – выдохнула мама. – Не крутись.

   – Ай...Лида, ты задушить меня хочешь?

   – Ой, прости, Сем. Больно, да? Я не хотела.

   "А вот я бы не отказалась", – мстительно мелькнуло в моей голове. Честное слово, когда-нибудь сделаю здоровенный кляп и всуну его Семену в горло. Достал – сил нет.

   – Так вот именно такой пример твоей дочери и нужен, – не унимался отчим. – А то она совсем от рук отбилась. И младшая тоже. Воспитания им не хватает, Лида. Вос-пи-та-ни-я!

   – Так взрослые уже, куда ж воспитывать? – воскликнула мама.

   – А это, Лидочка, никогда не поздно. Ладно, я побежал!

   – Удачи, Семочка!

   Отчим буркнул что-то еще, но я не услышала из-за шума сливного бачка. По мне так лучше слушать, как смывает унитаз, чем как голосит мой нареченный папаша. Впрочем, на эту роль он и не претендовал никогда. Будь у него родная дочь, она стала бы идейной, воспитанной и правильной. Домой бы приходила в шесть вечера и грезила о былых днях в СССР и комсомольском значке.

   Когда я снова очутилась в коридоре, на ходу запахивая халат и широко зевая, мама все еще стояла у трельяжа и зачесывала волосы в хвост.

   – Ма, Дашка уже ушла?

   – Не ушла – убежала. К ней подружка зашла, и они вместе ускакали. А ты сегодня когда вернешься?

   Я пожала плечами.

   – Не знаю. У меня работы всего четыре часа и пары четыре.

   – Риточка, – мама легонько тронула меня за руку, – трудно тебе, наверное?

   – Не труднее, чем тебе, мам.

   Она нервно почесала лоб и отвела глаза.

   – Мне тут Сема сказал, ты продукты вчера купила.

   Я закатила глаза.

   – И на что он на этот раз жаловался?

   – Рита, – укоризненно проговорила мама. – Он не жаловался. Просто говорил мне, что не любит плавленый сыр и что в нем много...

   – Консервантов, пестицидов, красителей и мы все умрет, если будем его есть, – закончила я. – Твой Сема вечно на что-то жалуется. Если ему не нравится, пусть сам покупает.

   Я двинулась на кухню и достала из холодильника тот самый злосчастный сыр. Не есть его Семен – ну и хрен с ним, мне же больше достанется. Хоть позавтракаю.

   – Рита, – мама появилась в дверях и сложила руки на груди. – Мне ужасно надоели ваши перепалки. Может, тебе пора относиться к нему чуть мягче?

   – Я плохо к нему отношусь? – спросила я, размазывая сыр по кусочку хлеба. – Мам, это он постоянно придирается ко мне. То не то скажу, то не то куплю, то оденусь не так.

   – Рита, я не хочу с тобой спорить. Пойми, что Семен – мой муж и нравится тебе это или нет, он им останется.

   – Я должна принять его таким, как есть. Все правильно, мам?

   Она лишь развела руками.

   – В кого ты только такая упрямая уродилась?

   – В родного отца, – буркнула я, наливая в кружку кипяток. – И передай своему Семену, что если он хочет, чтобы я воспринимала его, как твоего мужа, пусть для начала женится.

   Мама покачала головой и ушла в свою комнату.

   Я швырнула чайную ложку на столешницу и отвернулась к окну. Опять мы ссоримся из-за этого Семена. Мама просто слышать не может, когда кто-то говорит ей правду.

   А правда в том, что ее Семочка уже пятый год тянет кота за хвост и не зовет ее в ЗАГС. То ему чувства надо было проверить – допроверялся и к нам переехал из своей коммуналки. То у него зарплата слишком маленькая и он боится, что не сможет семью содержать – что не помешало жить за наш счет. То и вовсе не хочет связывать жизнь с женщиной из-за неприятия ее дочери. Короче говоря, морочит ей голову почем зря. Да и мама хороша – всему верит.

   Она всегда доверчивой была. Когда ее отец беременную бросил, когда через три года вернулся и предложил замуж выйти, даже когда с двумя детьми оставил – всегда верила. Даже после развода, увидев, как ее муж садится в машину к расфуфыренной стареющей миллионерше, она надеялась, что он вернется.

   Мне было одиннадцать, когда они развелись. Квартиру отец оставил за нами. Бабушка продала свой деревенский домик и переехала к дочери, чтоб своей пенсией помогать. Так мы и жили, пока не появился Семен. Сначала он мне даже понравился – такой интеллигентный, непьющий, с цветами приходил. Только когда этот тип заделался отчимом, я поняла, почему же до своих сорока семи он так и не женился.

   – Ма, я ухожу! – крикнула из прихожей.

   Ответа не последовало. Наверное, она все-таки обиделась.

   – В нашем магазине акция – всем покупателям скидка тридцать процентов. Ждем вас!

   Улыбка, казалось, приросла к моему лицу. От нескольких часов я настолько привыкла к ней, что по-другому себя уже и не представляла. Скулы сводило так, что, наверное, неулыбаться теперь не получится до самого утра.

   Я стояла посреди, кишащего людьми, коридора торгового центра. Искусственный свет, до боли в глазах яркий и ослепительный, не скрывал ни единой детали моего костюма – до неприличия обтягивающего платья темно-синего цвета и высоких каблуков. Менеджер строго запретил менять их на балетки и потому я изнывала в туфлях уже четвертый час.

   – Акция тридцать процентов скидки, приходите!

   Толстая тетка в, покрытом стразами, платье и с вызывающим макияжем, грубо оттолкнула мою руку.

   – Достали уже своими листовками!

   Молча проглотив обиду, я все с той же заученной улыбкой двинулась дальше, к следующему клиенту. В основном, они воспринимали сообщение о скидках равнодушно. Кто-то, правда, всерьез вчитывался в буклет и спрашивал, как пройти к магазину. Некоторые и вовсе одаривали меня презрительными взглядами.

   К последним я даже привыкла. Торговый центр, где проходила акция, был местом не для таких как я. Здесь располагались бутики элитных марок. Лишь люди обеспеченные могли позволить себе делать покупки в такого рода магазинах. К своему же удивлению, я скоро обнаружила, что совершенно не завидую им. Да-да. Девушка, которая одевалась в дешевых палатках на китайском рынке и уже три года ходила в одной куртке совершенно не завидовала расфуфыренным дамам в "Дольче Габанна". Быть может, мне тоже захочется одевать в дорогие шмотки, когда появятся деньги. Но пока я искренне не понимала, чем майка за семь тысяч отличается от моей за триста рублей.

   Стоять на пылающих ногах было невыносимо, и я медленно прохаживалась вдоль сияющих витрин. От ослепительной красоты всего, что окружало меня, хотелось зажмуриться. Здесь царил какой-то другой мир – мир глянца и гламура, мир блеска и богатства. Он никак не вязался с закопченными обоями в моей квартире и растянутой майкой отчима.

   В зеркальной витрине я увидела стройную девушку среднего роста. Ее волосы, не слишком длинные, русые с медным оттенком, заплетены в красивую французскую косу, своим кончиком ложащуюся на плечо. Лицо казалось слишком заурядным – с серыми глазами, прямым носом и слегка припухшими губами. На нем лежал какой-то отпечаток усталости и грусти. Казалось, его ничем не снять.

   – Акция тридцать процентов скидки. Приходите!

   Даже внешне я была самой что ни на есть заурядной. Таких девочек тысячи. Они также живут в старых трешках, так же стоят с листовками в переходах и магазинах, так же учатся на неинтересных факультетах. И не ждет их ничего особенного.

   Как и меня.

   Я с надеждой посмотрела на часы. Обрамленные золотом, они висели над входом в один из бутиков и показывали без четверти семь. Еще пятнадцать минут и я свободна.

   В недрах магазина таилась подсобка для персонала, где девочки пили чай и оставляли свои вещи. Туда отправилась и я, получив от менеджера свои причитающиеся. По договору можно было получать деньги каждый день, или, за весь период работы. Первый вариант нравился мне больше.

   – Рита, у тебя тут телефон звонил, – сообщила Катя, сидящая с чашкой кофе.

   – Спасибо. Как, кстати, акция ваша проходит?

   – А, – продавщица махнула рукой. – Не особо. Два платья продали и костюм шелковый. Народ как ценники видит, так и бежит без оглядки.

   – Я бы тоже бежала.

   Катя засмеялась.

   – Не поверишь, я первую неделю вообще без валерьянки работать тут не могла. А потом ничего, привыкла.

   В телефоне значился какой-то неизвестный номер, звонивший полчаса назад. Я не любила оставлять такие вещи без внимания и тут же решила выяснить, кто это.

   – Привет. Я и не думал, что ты позвонишь, – ответил чей-то веселый и совершенно незнакомый голос.

   – Я тоже, честно говоря, не ожидала. А с кем я говорю?

   Похоже, собеседник зашел в тупик, потом все же спохватился.

   – Твой вчерашний рыцарь-носитель сумок.

   – Димитрий? – переспросила я, в точности повторяя его произношение имени.

   – Да, – радостно ухмыльнулся парень. – Подумал, что хочу еще раз тебя увидеть. Ты почему на звонок не отвечала?

   – Работала.

   – Ух ты! А где ты работаешь? Когда заканчиваешь? Может, я тебя встречу?

   Он говорил так, будто мы знали друг друга уже сотню лет. Не было никакой куртуазности и манерности. Просто и непринужденно.

   – Знаешь, я так устала, что гулять совершенно не настроена.

   – Не хочешь гулять, так посидим где-нибудь, поужинаем. Рита, соглашайся. Я умру, если еще раз не увижу твое лицо.

   – Так это все из-за лица? – не скрыла разочарования я.

   Димитрий чмыхнул и, похоже, обиделся.

   – Рит, серьезно. Давай, говори, где ты и я приеду.

   Пару секунд мне хватило для принятия решения. Хоть я и устала, а домой совершенно не хочется. Там Семен со своими лекциями о том, что комильфо, а что нет, и мама с тарахтящей швейной машинкой. Учебы на сегодня никакой, да и погода просто отличная.

   – "Авалон"? – переспросил парень, услышав название торгового центра. – Так я там шмотки покупаю. Знаю, конечно. Это недалеко от моего дома. Давай, жди меня возле аквариума с акулой. Скоро буду.

   Вот так вот. Просто и легко. Сорвался и побежал навстречу малознакомой девушке.

   Я вспомнила его вчерашний жест и мысленно обругала себя. А вдруг он маньяк или извращенец какой-нибудь? Хотя, вроде бы не похож.

   Стоя у аквариума, я ощущала какой-то нервный мандраж. И не потому, что готовилась к встрече с незнакомцем. Просто у меня никогда не было парня, который покупает одежду в "Авалоне" и говорит о благородстве черт лица.

   Он появился через двадцать минут и долго извинялся за опоздание.

   – Честно, Рит, не хотел. Просто такие пробки жуткие. Две остановки не мог проехать, пришлось пешком идти.

   Его волосы сегодня аккуратно затянуты в тугой хвостик, и выбившаяся прядь красиво опадала на плечо. Глаза все также блестели, а над правой бровью красовалась маленький шарик пирсинга.

   – А что у тебя за пакет? Опять с яйцами?

   – Нет, – усмехнулась я. – Там платье и туфли, в которых работаю.

   – Давай, понесу.

   – Да он легкий.

   – Давай, – он почти бесцеремонно выдернул ношу из моих рук и улыбнулся.

   Я почти не узнавала в нем того, вчерашнего. На гопника Димитрий больше не походил. Джинсы, стильный пиджак, темно-синий шарф. Признаться, с подозрением относилась к парням в модной одежде. Но этот пригласил меня на свидание, а, значит, с ориентацией у него все в порядке. А там – кто его знает.

   – Значит, промоутером работаешь? – спросил он, когда мы шли к выходу.

   – Ага. Подрабатываю в свободное время.

   – Учишься?

   Я грустно улыбнулась.

   – Четвертый курс экономического.

   – А почему без энтузиазма?

   – Если скажу, что всю жизнь мечтала стать бухгалтером, ты поверишь?

   Он отрицательно покачал головой.

   – Не поверю. Это скучно.

   – Зато за это платят.

   – А как же саморелизация? Свои мечты, желания?

   – Чтобы думать об этом, нужны деньги. А мне мечтать некогда, мне работать надо.

   Кажется, он уловил мое настроение, становящееся все более сумрачным.

   – Знаешь, я дико хочу есть. Пойдем, тут одно кафе очень симпатичное есть. Посидим – пообщаемся. Не против?

   – Не против, – мне и самой есть хотелось не меньше. И пообщаться с этим странным парнем тоже.

   Стены заведения были оббиты плотными деревянными панелями, едва тронутыми лаком. Кованые металлические фонари, покрытые белой краской, светили загадочным мягким слегка красноватым светом и создавали ощущение сказки. Темные кружевные занавески на окнах надежно скрывали витрины от глаз прохожих и будто защищали. На столиках горели свечи и стояли пучки душистых пряных трав. Диванчики темного дерева с мягкими подушками располагали к долгому комфортному пребыванию. А из динамиков лилась приятная инструментальная музыка.