Текст книги "Происшествия под водой"

Автор книги: Ксения Меркульева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Кто старше?

Как узнать, хорошо ли чувствует себя рыба в реке или озере, сытно ли ей жить?

Вы скажете: очень просто – надо выловить ее и посмотреть, какая она: большая или маленькая, тощая или жирная.

Вот тут‑то можно, оказывается, легко ошибиться.

Выловили мы, например, леща средней величины – ни тощего, ни жирного. Ну, что вы о нем думаете? Как ему живется?

Вы ответите: да как будто неплохо!

– А это еще неизвестно, – скажут рыбоводы, – надо, прежде всего, выяснить, сколько ему лет. Если два года, – значит, лещу привольно здесь жилось, потому что для леща этого возраста он крупный; видно, рос хорошо. А может быть, ему все пять или шесть лет? Для такого возраста он заморыш, отстал от своих сверстников. Выходит, жизнь была у него плохая!

Как же узнать возраст леща или другой рыбы?

Мы с вами этого не сумеем выяснить, а вот ученые узнают, и очень точно.

Рыбий паспорт

Оказывается, у каждой рыбы есть паспорт. Она всегда носит его при себе и, что очень важно, никогда не может потерять целиком, всегда что‑нибудь от него останется.

Что же это за такой загадочный паспорт?

Да вот он перед вами.

Вы скажете: какой же это паспорт? На рисунке слева – пень, а на другом – просто кольца какие‑то нарисованы. Похоже на срез дерева (см. рисунок на стр. 65).

Правильно, но не совсем. Слева на рисунке в самом деле изображен сосновый пень, а справа… вглядитесь‑ка! Да, дейт ствительно, тоже напоминает срез дерева. Вот это как раз и есть рыбий паспорт.

Непонятно? Сейчас объясню.

Вы, наверное, слыхали, что, сосчитав кольца на пне, можно узнать, сколько дереву было лет. Ведь дерево растет, становится толще, каждый год на стволе нарастает, откладывается, новое кольцо древесины. Все эти кольца отлично заметны на пне.

Рыба покрыта чешуей. У молодой рыбки чешуйки тонкие и нежные. Подрастает рыба – и чешуя становится у нее больше, толще, грубее.

Быстрее всего рыбы растут летом и осенью. Зимой обычно рост прекращается. В это время и образуется на чешуе узкое темное кольцо. Так каждый год оставляет след на чешуе.

На рисунке справа показана чешуйка воблы. Нарисовал художник так, как она. видна под микроскопом.

По числу годовых колец, по их ширине и по излому чешуйки можно узнать не только возраст рыбы. Паспорт этот расскажет и о прошлой жизни его хозяйки. Когда ей было сытно, когда голодно. Даже какого роста она была два или три года назад.

Если эта рыба – путешественница «дальнего плавания», – паспорт сообщит, когда она жила в море и когда попала в реку, в пресную воду. Или наоборот: когда из реки переселилась в морские просторы. Мы знаем всё это, потому что речные кольца заметно отличаются от морских.

Можно узнать, и сколько раз она нерестилась. Ведь когда рыбы идут на нерест, трудно им приходится: они голодают, края чешуйки делаются тоньше, стираются, частично рассасываются, и на этом месте образуется рубец. Он хорошо заметен под микроскопом.

Вот перед нами чешуйка нашего балтийского лосося. Рассмотрим ее повнимательнее.

Мы ясно различаем на рисунке несколько колец. Кольца разные: два внутренних – маленькие, узкие (см. на рис. 1 и 2), третье и четвертое (3 и 4) – гораздо шире.

Известно, что лососи растут в реке очень медленно, в море – быстрее. Значит, эту страничку паспорта мы прочитаем так: первые два года жизни рыба провела в реке, а затем перекочевала в море. Здесь она выросла в крупную рыбу и на четвертый год своей жизни ходила в родную реку на нерест.

Обратим внимание, что четвертое кольцо чешуи слева наверху разорвано. Это нерестовая отметка.

Последнее кольцо – пятый год жизни. Снова зашла рыба из моря в реку. Тут ее и поймали.

Вот и узнали мы историю жизни лосося только по одной чешуйке.

Теперь понятно, почему такой паспорт не потеряешь. Ведь даже если много чешуек у лосося или другой рыбы содрано, несколько штук всегда останется.

Конечно, чтобы всё это, и многое другое, вычитать в рыбьем паспорте, надо отлично знать биологию рыбы.

Удивительный этот паспорт помогает узнать, где та или другая рыба быстрее растет, где ей лучше живется. Значит, переселяя рыб, можно направлять их туда, где им будет привольно и сытно.

Почти все рыбы покрыты чешуей, но встречаются и голые, например сом, вьюн.

Как же быть с такими «беспаспортными»? Как узнать их возраст? Но ихтиологи и тут придумали, что делать. Они научились определять возраст рыб не только по чешуе, но и по костям. У многих чешуйчатых рыб по костям возраст определяется даже точнее, чем по чешуе.

А возраст осетровых определяют по костяным лучам плавников. Для этого выпиливается пластиночка толщиной в полмиллиметра. Она почти прозрачна. Ее рассматривают под лупой.

На рисунке – спил луча севрюги (см. рисунок на стр. 66 внизу). Выловили эту севрюгу в реке Рионе, на Кавказе, весила она семь килограммов. А по паспорту определили, что ей восемь лет. Сами сосчитайте!

ФЕРМЫ ПОД ВОДОЙ

Как рыба сама приходит в сети

Всё больше вмешиваются люди в жизнь обитателей наших больших и малых рек, прудов, морей, становятся настоящими хозяевами подводного мира.

Собственно говоря, в прудах люди давно уже распоряжаются жизнью карпов, карасей, форелей. Прудовая рыба превратилась в домашнее сельскохозяйственное животное, только подводное, так что пруды можно, пожалуй, назвать подводными фермами. Основного обитателя этих ферм – карпа – прозвали даже «водяной свиньей», за привычку рыться при поисках пищи в мягком грунте.

Плавают в прудах карпы, форели, и кажется им, что они – вольные рыбы. На самом деле они всегда в наших руках.

Для прудов – особые законы и порядки. Сюда не пускают ни хищников – щук, окуней, – ни «сорной» малоценной рыбы – плотвы, уклеек, ершей… Обитатели подводных ферм растут всё время под надзором человека, без помехи.

Осенью, когда с полей, садов и огородов снимают урожай, начинается и уборка «урожая» из прудов. Для этого их облавливают. При облове вовсе не нужно ездить в лодках и закидывать сети, как это обычно делают рыбаки в морях, на озерах, в реках. Рыба приходит в сети сама. Надо лишь спустить из пруда воду.

Открывают шлюз, и вода начинает постепенно уходить, пруд всё больше мелеет. С последней водой в специальные сети – кошели, пристроенные у водоспуска, непременно соберется вся рыба.

Каждый год труженики земли берут с полей всё лучшие урожаи. Можно повысить и «урожай» пруда. Для этого наши ученые – рыбоводы придумали немало интересного.

Ровесники

Перед вами на рисунках карпы. Один большой, другие, по сравнению с ним, – крошки. Большой весит восемьсот граммов, маленькие – пятьдесят. А ведь они не только ровесники, но и близнецы, дети одной матери, и вышли из икринок в один и тот же день и час.

Каждому от роду шесть месяцев.

Рыбоводы называют рыб такого возраста сеголетками. Слово «сеголетки» можно прочитать так: «сего лета», то есть «этого лета». Значит, рыбки родились в этом году.

Прикинем, во сколько раз больший сеголеток тяжелее малышей? В шестнадцать раз. Вот так ровесники!

А бывает, что один братец – сеголеток перерастает другого в двадцать семь раз!

Почему же это может случиться? Бывает это потому, что растут они в разных условиях.

Маленькие карпики жили в обычном пруду, и их ничем не подкармливали. К осени это были рыбешки весом только в тридцать граммов. Чтобы набрать такой вес, как у их солидного брата, им надо еще целый год расти.

Шестимесячный «великан» получал усиленное питание. Вот и рос он не по дням, а по часам. Таких великанов выросло с ним в пруду немало.

Вырастил их один украинский профессор ихтиолог. Много он для этого потрудился. Несколько лет внимательно наблюдал, как растут карпы, как на них влияет температура воды, различный корм. Чем только не угощал он своих питомцев! Прежде всего, конечно, всевозможными кормовыми смесями, жмыхами, мучной пылью. Кроме того, лягушечьим мясом – сырым и сушеным, моллюсками, долгоносиками, водяными блохами – дафниями и даже майскими жуками.

Понятно, что выращивать карпов чуть не с килограмм весом выгодно. Теперь уж много колхозов выращивают у себя в прудах карпов по новому способу.

Кому с кем жить

Вот еще на что обратили внимание рыбоводы. Они заметили, что в карповом пруде пропадает зря много рыбьего корма – планктона.

Ведь чтобы маленькие карпики лучше росли, пруд, в который выпускают мальков, заранее заселяют мелкими водорослями и всевозможными рачками, инфузориями и прочими крошечными существами, которые составляют любимую пищу малышей (см. рисунки на стр. 71–74).

Весь этот корм в изобилии плавает поверху. То‑то раздолье карпикам!

Но, чуть они подрастут, сейчас же спустятся на дно и принимаются за всяких донных животных: моллюсков, червячков, копаются вовсю в мягком грунте, – такая уж у них привычка.

Не успевают карпики съесть планктон, еще много его остается. Значит, масса пищи пропадает напрасно, – ведь осенью пруд спускают. Разве не жалко!

Сколько рыбы могло бы еще жить и расти в этом пруде, питаясь планктоном!

Почему бы не подсадить к карпам компаньонов, которые бы использовали этот корм?

Кого же? Надо поискать. Сделали опыт.

В один пруд пустили только мальков карпа, а в точно такой же соседний вместе с юными карликами поселили мальков леща и плотвы.

Лещ и плотва из того же семейства, что и карп. Они близкие родственники. Интересно, как они будут вместе жить?

Все детеныши млекопитающих животных – теленок и новорожденный тигр, барашек, щенок и волчонок – питаются первые дни своей жизни одинаково: материнским молоком. Мальки всевозможных рыб, даже хищных, тоже едят поначалу одно и то же – планктон (конечно, после того, как у них рассосется желточный мешочек).

Так и в нашем пруде маленькие лещи, плотички и карпики дружно принялись за планктон. Его было много, – всем хватало. Когда же мальки подросли, то плотички начали охотиться у берега за коловратками, ели они также – я микроскопические водоросли, и остатки растений. Лещ заглатывал мотыля и личинки других насекомых.

А карпята разбрелись по пруду. Там на дне было много моллюсков, закапывались самые лакомые личинки и червячки.

В поисках этой добычи карпики глубоко зарывались в мягкий грунт, взрыхляя его своими хоботками.

Да, в этом деле никто не мог перещеголять карпа, – недаром прозвали его «водяной свинушкой»!

Если бы лещ и плотва умели думать, они, вероятно, изумлялись бы, как он там не задохнется. Но карпу хоть бы что!

Нет, такого ни лещ, ни вобла не умели вытворять!

Итак, каждый был занят своим делом, и как будто друг другу никто не мешал.

Когда осенью пруды обловили, из второго пруда, где были посажены лещ, плотва и карпы, выловили по весу больше рыбы, чем из пруда, где карпята росли одни. Это понятно: лещики и плотички ели пищу, которую подросшие карпята не употребляли. И всё‑таки карпы из пруда, где они жили без компаньонов, оказались крупнее и жирнее, чем карпы, находившиеся в обществе лещей и плотвы. Значит, эти родственники утащили всё‑таки у нашей «водяной свинки» из‑под носа часть живой пищи.

Разговор с рыбоводом

О совместной жизни карпа с лещом и воблой рассказал мне один опытный рыбовод, который сам всё это наблюдал.

– Что ж, – говорил рыбовод, – можно, конечно, поселить с карпом уклею и красноперку. Эти всю жизнь питаются

планктоном. Да что с них толку! Рыба самая нестоящая… Много мы думали, ставили разные опыты и решили, что самым испытанным товарищем карпу будет всё же карась – серебряный. Рыбка эта неприхотлива, уживчива, ест планктон. К тому же карась очень вынослив. А от карасей, жаренных в сметане, никто не откажется!.. Но карась карасем, а есть у нас еше одна думка: поселить с карпом толстолобика. Того самого толстолобика – прыгуна с Амура, – который так невежливо удрал из одного пруда. Ну, что ж, первый раз сбежал, другой раз не уйдет, – теперь‑то распознали его повадки, научились с ним обращаться… Итак, – продолжал рыбовод, – поселим карпов с карасями, еще лучше – с толстолобиками. Это будет

отлично, повысится урожай пруда. Иногда еще полезно пустить к ним щук и окуней.

Я от удивления сразу даже сказать ничего не могла. Как? Что такое? Этих хищников пустить к мирным рыбам!

Я спросила:

– А история с рыбаком Федором и окунями! Разве окуни не погубили в озере мирную рыбу? Или этого не было?

– Было, – отвечает рыбовод. – И это еще что! Вы бы знали, как разбойничают окуни и щуки в устьях рек, куда скатывается рыбья молодь!

– Значит, вы пошутили?

– Ничуть! Рыбаку Федору окуни причинили беду, а нам и окунь и щука могут в прудах приносить пользу. Надо только всё делать с умом… В плохие пруды, куда попадает почему‑либо из речки сорная рыбешка, посадим годовичков карпа вместе с окуневыми и щучьими мальками. Детеныши этих хищников не смогут причинить карпам зла. Ведь карпы старше и гораздо крупнее их. Зато, когда щурята подрастут, они начнут подъедать окуньков и мелкую сорную рыбешку, с которой мы боремся, – немало она перехватывает корма у карпов! Теперь им останется больше пищи, они станут лучше расти. И осенью из пруда выловят крупных карпов, а вместо всякой сорной рыбы – молодых щучек.

Еще одна хитрость

Как живут в пруде карпы со щуками, я не видела. Где их там разглядишь в пруде с непривычки! Зато одну хитрую затею рыбоводов я видела собственными глазами.

Было это в кубанских степях. Ездили мы с председателем большого колхоза по полям. Председатель показывал мне посевы, молодые сады, пруды, обсаженные деревьями.

Вот указал он мне на небольшой прудик и говорит:

– С этого пруда мы самый обильный «урожай» снимаем: и рыбой и мясом.

– Как это из пруда и вдруг – мясом? – спрашиваю.

– Гляньте получше!

Подъехали мы ближе, пруд весь стал виден, как на ладони.

Что там у бережка белеет, будто снег? Всмотрелась. Утки! Так вот о каком мясе говорил председатель! Утиное мясо!

Говорю:

– Так они же, наверное, рыб поедают, ваши утки?

– Случается, – отвечает председатель, – что и от рыбки они не отказываются. Так на пруде и существуют до осени. Растут да жир нагуливают!

– Значит, рыбы в пруде становится меньше?

– Напротив, – больше.

Ничего не понимаю. Если утки рыбу едят, – значит, ее меньше должно становиться. Ясно, кажется!

– Ну как, – усмехается председатель, – разгадали загадку?

– Нет еще!

– Ладно, я уж вам открою секрет. Карпы в пруде таких размеров, что уткам их не погубить. Целый день поедают эти птицы разную траву, ряску, вроде как сорняки с грядки выпалывают, головастиков подхватывают. Без устали копаются в иле, носами всё дно перелопатят. Еще, учтите, удобрение утиное сюда же в пруд идет!. В пруде, где хозяйничают утки, разводится больше всякой живности. Карпам всё это тоже на пользу. Так и выходит: и мясо получаем мы с пруда, и рыбу отличную!

Еще раз о плотинах

С каждым годом всё больше становится у нас прудов. Но пруды – это небольшие водоемы. Мы создаем и огромные водохранилища – настоящие моря. Вы, наверное, слышали про Рыбинское водохранилище под Москвой, про Цимлянское на реке Дон, у канала, соединяющего Волгу с Доном.

Наполняются Куйбышевское и Горьковское водохранилища на Волге, скоро появятся Сталинградское и много других.

Гигантские эти водохранилища образуются оттого, что мы перегораживаем реки высокими бетонными плотинами и задерживаем весенние воды.

С огромной силой давит на плотину вода. Плотина удерживает реку, а буйную силу воды используют для получения дешевой электрической энергии.

Плотины изменяют всю жизнь рек. Меняется течение, глубины, изменяется и жизнь речных обитателей.

Прежде всего, плотины преграждают путь проходным рыбам, рыбам – путешественницам. Немало приходится ломать голову ученым и инженерам, чтобы сохранить ценных рыб, которым теперь не попасть на свои нерестилища. О том, что они придумали, мы уже рассказывали.

Плотины изменяют условия жизни и для тех рыб, которые не поднимаются высоко по реке, не доходят до плотины, а выходят метать икру в устье рек, на заливные луга.

Так, например, на Волге не будет таких больших разливов, – ведь в половодье весенней водой станут наливаться водохранилища. Кроме того, много воды разойдется по оросительным каналам, на засушливые земли, туда, где растениям не хватает влаги.

Воды в Каспийское море будет попадать меньше, в дельте Волги сократится площадь полоев – заливных лугов, где мечут икру такие ценные рыбы, как лещ, сазан, судак. А тут еще задует «верховой» – холодный, буйный северный ветер. Засвистит, забушует, отгонит весеннюю воду с заливов, с полоев, как метлой выметет. А на обнаженной траве остаются мертвые икринки.

Много хищных рыб собирается весной на заливных лугах, глотают они икринки и только что вылупившихся беспомощных личинок.

Нет, нельзя позволить ветрам да хищникам губить рыбье потомство. Надо взять его под охрану.

Рыбные хозяйства

Придумали устроить рыбные хозяйства.

Рыбхоз – это большое пространство лугов и впадин, которые заливает весенняя вода. Он огорожен земляным валом. Только в одном месте вала оставлены ворота – шлюз. Ворота эти устроены на берегу реки. И, когда при весеннем паводке вода в реке поднимается и затопляет низкие берега, она попадает в открытые ворота шлюза и заливает рыбхоз.

Сунется щука или какая‑нибудь сорная рыбешка – не пройти: в ворота вставлена густая сетка.

Подует, загудит верховой, угоняя воду из разливов, а из рыбхоза не угонишь: вал удержит воду и ворота на запоре.

В одном из таких рыбхозов – в дельте Волги – мне пришлось побывать.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ «РВАНОГО ПЛАВНИЧКА»

Знакомимся с «бронзовой»

Мы плыли по каналу в маленькой плоскодонной лодке. Моим спутником и руководителем, который всё мне рассказывал, был будущий рыбовод, а пока еще студент техникума – Вася. В руке у Васи был шест, которым он отталкивался от илистого дна. Ни весла, ни руля в лодке не было.

Канал обступили ивы. Склоняясь над водой, они густо переплели свои гибкие тонкие ветки. Зеленый кружевной свод раскинулся над нами. Сквозь матовосеребристую листву с трудом пробивались лучи низкого вечернего солнца. Мы плыли в таинственном зеленом полумраке.

Берега канала всё время меняются. Вот чуть отступили деревья, поредел камыш; отлогий берег – весь сиреневый от цветущей таволги. Дальше белорозовая повилика гигантских размеров протянулась до самых ветвей. Стеной стоят лиловые колокольчики. И снова обступает зеленый строй камыша.

До чего хорошо!

– Это еще что! – отзывается Вася. – Вот чуть позже, на закате, всё кругом становится золотым, а после – красным.

Но красота красотой, а едем мы всё же по рыбхозу. Где же рыба? Ее как увидеть?

– Да вон она ходит, – Вася указал на камыш. Камыш шевелился, хотя ветра не было. Там, видно, и вправду ходила крупная рыба.

Вдруг вода у правого борта лодки вспенилась и огромный золотисто – бронзовый сазан выскочил из воды. На секунду вытянувшись, глянул он на нас желтым выпученным глазом, шлепнул губами и неуклюже, боком, плюхнулся обратно.

– Чего это он? – озадаченно спросила я Васю.

– Прыгнул‑то? А поглядеть хотел, не чужие ли. Слышали, губами шлепнул? Это он спросил: «Кто, кто такие?» Ну, увидел, что свои, и успокоился. В общем, познакомились! – и уже серьезно Вася добавил: – Они перед закатом часто прыгают, бывает, – и утром.

Как же эта большая рыбина, бронзовая красавица, попала в рыбхоз? Ведь вода наливалась через густую сетку?

– Попала? – насмешливо прищурился Вася. – Доставили ее сюда со всеми почестями, а не попала.

Вот что рассказал мне Вася.

Как «бронзовая» очутилась в рыбхозе

«Бронзовая» жила в море, недалеко от дельты Волги.

Когда наступили холода, «бронзовая», как и другие сазаны, стала искать для зимовки местечко поспокойнее и поплыла туда, где уже зимовала прошлый год. Это была чудесная подводная яма, настоящий глубокий овраг под обрывистым волжским берегом. Дно устлано мягким илом: зароешься в него – и лежи до весны.

Приплыли сазаны к знакомой зимовальной яме. Только сунулись… Э, да там уже кто‑то ворочается… Много их, да какие большие! Сомы! Эти первые сюда явились; они чуть не полгода на боку лежат, как медведи в берлоге, и, пока еще не совсем заснут, возьмут спросонья и заглотают подвернувшуюся рыбу или зазевавшуюся лягушку.

Расположились сазаны своей колонией, к сомам не пошли: лучше быть подальше от этих обжор! Устроились сазаны, обжились, а наверху плеск, шум, – лещи приплыли на зимовку. Эти заняли верхний этаж. Так и поселились. Не смешивается рыбий народ друг с другом на зимней залежке.

Всё короче дни, холоднее ночи, остывает вода – и тело рыб становится холоднее: ведь у них не так, как у теплокровных животных, у них тело только чуть потеплее воды. Если в воде десять градусов, у них – десять с половиной. В воде пять – у них чуть побольше. А когда тело становится холоднее, – и сердце бьется медленнее, и кровь медленнее движется.

Стало совсем холодно, застыли рыбы, спят не спят, замерли, оцепенели, не шевелятся. Теперь и жадные сомы никого не трогают.

Велика зимовальная яма, большой дом в ней спрячется, – вся набита жильцами. Кто в рыбном деле плохо разбирается, тот может на лодке мимо проехать и не заметить зимовальной ямы. А опытный рыбак сразу ее распознает; видит, – круги на воде: в зимовальной яме свое течение, не такое, как вокруг нее, вся поверхность ямы кипит водоворотами, зато в глубине тихо, спокойно.

Много рыбы в яме, но ни один честный рыбак не закинет сети, не потревожит рыбьего покоя. Зимовальная яма – заповедное место.

Замерзнет вода – выставят на лед заградительные знаки. Нет ходу к яме.

Миновала зима, разгорелось весеннее солнышко, растопило лед, потеплела вода. Очнулись рыбы от оцепенения, задвигали плавниками, зашевелились, скоро уйдут.

Но к зимовальной яме тихо, осторожно приближается лодка: это рыбаки из рыбхоза. Подплыли и глубоко в яму забросили особую сеть – накидку, – она похожа на большой колокол. Потом края накидки стали стягиваться и превратился колокол в мешок. Не успела опомниться «бронзовая», как она вместе с другими сазанами очутилась в лодке.

Отобрали рыбаки лучших рыб, и так как наша «бронзовая» оказалась сильной, крупной, с высокой и широкой спиной, то и она попала в число лучших и ее пустили, вместе с другими сазанами, в – воды рыбхоза.

После того как солнышко хорошо прогрело воду и выросло много мягкой травы, поднялся там плеск и шум.

Вскоре на каждом стебельке, на каждом листике появилась масса крошечных желтых шариков – икринок.

Через три дня выклюнулись личинки. Все они, как полагается, повисели сперва, приклеившись на веточках. Когда же у них рассосались желточные мешки, они покинули временное пристанище, перемешались с другими мальками.

Пока Вася всё это рассказывал, мы потихоньку плыли да плыли по каналу. Узкие его берега вдруг распахнулись, ивы и цветы остались позади. Перед нами открылась широкая вода, заросшая камышом.

Тут где‑то рядом, вокруг нас, миллионы мальков; есть среди них и дети «бронзовой». Поглядеть бы на них! Я нагибаюсь к борту лодки, вглядываюсь в воду. Нет, ничего не видно.

– Да разве их тут заметишь, – смеется Вася: – они сейчас больше у шлюза толкутся. А здесь, среди камышей, их не углядишь. Вон какие джунгли, не пробраться!