Текст книги "Возгарка I (СИ)"

Автор книги: Ксения Ахметшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Постепенно такие ребята заняли позиции законных властителей тех земель, которые им удалось захватить и удержать. Между ними шли бесконечные стычки за территорию, но письменных свидетельств беспредела, творившегося в Тёмные века, сохранилось мало. Сами же венценосные особы, дожившие до наших дней, не всегда готовы изливать душу летописцам.

Так минуло несколько веков. Тиблирия той порой отстроилась и возродилась, её торговые и культурные связи вновь захватывали прежний ареал. И со всех сторон света Первородной шли донесения о том, что там уже есть местный правитель и он вампир.

Усмирив негодование, наша праматерь разослала миссионеров к этим нежеланным отпрыскам-язычникам, дабы привести их в лоно верного служения истинной вере. Разумеется, местечковые короли и князья слыхом не слыхивали ни о тёмной богине, ни о её посланнице, ни о дне великого затмения. Борьба предстояла серьёзная и весьма затяжная – благо у вампира в запасе вечность.

Распри между удельными владетелями сыграли Первородной на руку. Она начала предоставлять военную помощь правителям, которые принимали от неё посвящение в веру. И первым среди них стал Сигизмунд, объединивший благодаря такой поддержке сотни альхардских племён, а позже расширивший своё влияние на половину Вельнамирского континента. Неверных становилось всё меньше, шло постепенное оформление современных границ Священной империи.

Но не везде миссионерская деятельность шла с равным успехом. Ярким примером тому просторы Самаха, куда идея тёмной богини успела проникнуть в силу географической близости непосредственно после Чёрного Солнца. Ну, или бытовала испокон веков, если верить самим караитам. Там сложился собственный культ и жречество, оказывающее решающее влияние на мурадского султана и великого визиря, так что попытка установления тиблирийского патронажа провалилась.

В какой-то мере праматери удалось воплотить свою задумку. Священная империя именуется так лишь потому, что на её территории установлено единое вероисповедание. Высшее жречество полностью состоит из её отпрысков, и каждый храм ночи регулярно посылает в Энду десятину. Таким образом, власть Первородной пронизывает всё тело империи.

Но в то же время, реально под её управлением находится лишь Тиблирия. Каждое королевство и великое герцогство – самостоятельное государственное образование. Великие дома выказывают уважение праматери, но далеко не всегда подчиняются её воле.

По сути, она лишь первая среди равных.

Раньше, всего век назад, это было очевидно далеко не всем, поскольку её власть поддерживалась Сигизмундом – нашим первым и единственным императором. Первородная лично возложила корону на его голову, таким образом, разделив власть светскую и духовную. Ей пришлось так поступить, поскольку этот конунг успел отхватить слишком существенную часть континента – при её же поддержке.

Первородная и император были двумя столпами, поддерживавшими свод совместно выстроенной империи.

Но вот, три могущественных герцога восстали против собственного создателя и развеяли его прах. Альхарда развалилась на куски, а Первородная осталась одна. Вероятно, даже порадовалась этому, решив, что теперь ничто не помешает ей править всеми землями Священной империи самостоятельно, нужно только грамотно разыграть доставшиеся карты.

И она совершила ошибку.

Военные успехи традиционно связываются с божественным покровительством. Однако наша праматерь отказалась помазать Вальдемара и двух других триумфаторов собственной святой кровью и возвести в королевские титулы.

Свержение и убийство Сигизмунда она объявила святотатством и потребовала смыть этот позор, замолить грехи. Ну, а, как известно, ничто не может умилостивить божество лучше, чем хорошее пожертвование.

Первородная направила каждому герцогу послание, в котором указала, что треть их новообретённых земель должна быть передана храмам ночи. Помню, как смеялся тогда дядюшка… Никогда прежде, да и после мне не доводилось слышать от него подобного хохота: искреннего, злого и самодовольного одновременно.

Ни Вальдемар, ни остальные адресаты не пошли на условия первой вампирши. Предпочли остаться в герцогских коронах, но сохранить все земли и власть, да посмотреть, как поступит Первородная. Прямого конфликта так и не последовало. Однако авторитет её святейшества остался подорван.

Но я отвлёкся, мы уже добрались до баронского замка.

* * *

В гостевой зале полыхал камин, перед ним в кресле с мягкой обивкой сидел ухоженный молодой мужчина с золотистыми локонами, в достаточно богатой одежде, хотя и без лишней вычурности. Да, его кафтан с золотым шитьём стоил подороже, чем контуш Кароля Пекарского, но среди высокородных особ королевского двора он бы смотрелся бедным родственником.

Вряд ли это стоит списывать на скромность – скорее на совершенно реальный недостаток средств. Всё же места здесь не зажиточные, близость Ангрешта мешает проходящим судам замечать маленький приморский городок.

– Рихард, сколько лет, сколько зим, – поднялся барон, лучезарно улыбаясь.

– Ты ещё обниматься-целоваться полезь, – мрачно ощетинился я.

Улыбка померкла, растеряв все лучики, однако их колкость перешла глазам. Длинные пальцы в обрамлении кружевного манжета взмахнули точно лебединое крыло, указывая мне на соседнее кресло.

Как же я ненавижу кружавчики на мужиках… и как же хочется немного расцветить их красным. Однако не будем забывать о команде, взятой в заложники, а потому примем приглашение и опустим седалище в мягкое удобное гнездо.

Юрген пощёлкал пальцами, и слуга в ливрее наполнил нам кубки.

– Я поражён, Рихард. Неужто ты всё ещё жив? – барон элегантно пригубил.

На его груди поверх камзола возлежали кружевные рюши жабо.

Тьфу ты, мерзость… Ещё и морду припудрил.

– Как видишь, – я вздёрнул уголок губы.

– Ты не стесняйся, пей, – хозяин замка с лёгкой усмешкой кивнул на мой кубок, – Поди, в плавании тебе не часто доводиться хлебнуть свежачка. Только что из вены, а если хочешь, могу позвать своих девочек. Но после, сперва старым друзьям нужно пообщаться, верно?

Мои глаза опустились на красную жидкость с привлекательным ароматом, но уменьшать её количество я не стал. Слуги по кивку барона оставили нас наедине, резные створки дверей сошлись.

– Сколько лет про тебя ничего не слышно? – продолжил блондин. – Двадцать? Тридцать? Ходят слухи, что Вальдемар избавился от тебя самым радикальным способом или запер в склепе. Поведаешь мне, что же привело к вашей размолвке? Почему герцог столь внезапно лишил тебя всех земель и титулов? Ведь ты был его любимцем, он воспитал тебя как сына, а затем такая незадача, – он покачал головой. – Так что же между вами стряслось?

– Можешь спросить у него, если так любопытно. И оставь эту фамильярность, Ветцель. Не веди себя, будто мы пуд соли вместе съели. Мы едва знакомы, пара твоих визитов в Нахтрамштейн и единственный в Пирену не делают нас друзьями. Я принимал тебя из вежливости, не более.

– Что ж, благодарю за честность, – в зелёных глазах барона мелькнули отсветы огня. – Тогда расскажи мне, дорогой не-друг, почему ты не соизволил явиться к моему порогу по доброй воле, да ещё невозбранно охотишься за девичьими шейками в моих владениях?

Я подобрался, но не ответил.

– Коли разъяснять ты ничего не желаешь – твоё право, – барон мягко и холодно улыбнулся. – Уверен, матушка твоя, Ирмалинда, будет просто счастлива узнать, что с тобой всё в порядке. И что ты с полным комфортом гостишь в моих чертогах, дожидаясь возвращения домой.

Он выдержал драматическую паузу и продолжил:

– Впрочем, я вполне в силах простить твою неучтивость и попорченных девчат. Но и ты в качестве ответной любезности должен меня уважить.

– И чего ты хочешь? – мои брови сошлись к переносице.

– А что ты можешь предложить? – собеседник отпил тёплой крови.

Я к кубку так и не прикоснулся – на всякий случай, чтобы потом не очнуться в кандалах на полпути к владениям Вальдемара. Пусть нам разлили кровь из одного кувшина, но заранее отравить кубок никто не мешал, и далеко не все яды сообщают о себе ароматом.

– Так сразу не скажу, – покачал я головой. – Дела в последнее время идут не очень.

– Ох, как я тебя понимаю, – отставив кубок, барон делано всплеснул руками. – Знаешь, как оно бывает: вот начнётся месяц с какого-то пустяка, а потом проблемы нарастают как снежный ком, и всё делается только хуже, как ни крутись.

Я молчал, ожидая окончания прелюдии.

– В начале смотришь, пропала овца из пастушьей отары, потом другой селянин жалуется на поредевшее поголовье гусей, а у кого-то поросят умыкнули. Вроде бы мелочи, а неприятно. Приходится отправлять своих ребят разбираться. Один не вернулся, к следующему вечеру только обгоревшие останки нашли. Теперь не понять, что с ним стряслось – спасибо солнышку. Отрядил сразу дюжину, чтобы лес прочесали. Не вернулись трое. Та же история, только больше повезло. Тела остались лежать в тени, пробивающийся через кроны солнечный свет останки повредил незначительно.

– И что же вы нашли? – мрачно спросил я, уже прекрасно догадавшись, чего Ветцель попросит за молчание.

– Мясо, – плюнул барон словом. – Их растерзали и частично сожрали. Выели сердца, так что ребята уже не воскреснут. Ничего не напоминает?

– Оборотень? – выдохнул я свою лучшую догадку.

– Скорее всего. На телах присутствовал запах псины. Хотя мне трудно представить оборотня, способного разделаться сразу с тремя вампирами – пусть и молодыми, – да в придачу виртуозно скрыться от преследования ещё девятерых. После этого я больше мальчиков не отправлял, у меня их и так убавилось. Поберечь гарнизон следует, верно?

– Верно, а меня беречь ни к чему, – констатировал я.

– В точку, – подтвердил барон. – Бросай в пекло тех, кого не жалко. Именно по этой причине пару веков назад в янычарский корпус набирали только детей из инородческих семей. Почему бы не заимствовать столь полезный опыт?

Я промолчал. Пальцы барона снова легли на бронзовую ножку кубка и поднесли тот к губам: слегка покрасневшим от крови, уже попавшей в едва различимые трещинки на коже. Похоже, с расстройства блондинчик даже про бальзамчики для губ забыл.

– Да и на охотах ты всегда отличался завидной неутомимостью, – продолжил Ветцель. – Пусть сам я видел тебя в деле лишь единожды, но ведь мир слухами полнится. Что тебе какое-то чудище лесное? – подытожил он с хитрованским прищуром.

– Действительно… – сказал я с настроением грозовой тучи перед раскатом. – Выслеживать невесть что, рискуя бессмертием – моё излюбленное развлечение. Именно потому я подался в моряки – чтобы по лесам бегать, строя из себя завидного следопыта.

– Ах, оставь, – красивое лицо вампира исказилось скукой. – Право же, Рихард. Я даже не прошу тебя поработать для меня егерем, а ведь лично убить подобную тварь – честь, достойная воспевания менестрелями. Нет, мне не нужно славы, я не собираюсь устраивать помпезные охоты и дожидаться, пока ты загонишь израненное чудище на меня, дабы собственными руками вонзить в него последнее копьё. Мне не нужен весь этот шум и суета. Просто избавь мои леса от угрозы и плыви себе дальше. Тогда слава об этом подвиге не накроет ни одного из нас. Я доходчиво изъясняюсь?

– У тебя ко мне какие-то личные счёты, Ветцель? – разлепил я плотно сжатые челюсти. – Может я ненароком девушку у тебя отбил, да сам не заметил?

– Ох, Рихард, – рассмеялся блондин, – да, помню, ты всегда был в фаворе у придворных красавиц. Куда уж нам, провинциалам, тягаться с наследником великого герцога. Не стоит полагать, что все смешивают дела с личной вендеттой. Ты просто вовремя подвернулся. Можно сказать, сама богиня послала мне тебя во спасение от лишней головной боли.

Рассыпая золотые волосы по плечам, этот гадёныш снова пригубил из кубка и сверкнул на меня полными смеха глазами:

– Так что скажешь, Рихард? Поможешь мне по давешней не-дружбе? Очень уж не хочется писать его старому величеству, чтобы прикомандировал своих ловцов. Отблагодарю по братски.

– Один вопрос, Юрген. Как ты узнал, что я в твоей вотчине?

Барон поболтал кровью в кубке, но ответил:

– Вели своим матросам не напиваться до такой степени, когда их языки начинают жить совершенно самостоятельной жизнью.

Возвращался в порт я в крайне скверном настроении. Предложение Ветцеля пришлось принять. Завтра мне настанет срок переквалифицироваться в охотника на чудищ. Выходит, сегодняшняя ночь вполне может оказаться последней в моей посмертной жизни. Что ж, тогда её определённо следует провести весело.

Кровь Анны ещё оставалась слегка заражённой от моего укуса, так что мне не требовалось отправляться за ней в трактир и договариваться о встрече.

Я просто призвал её.

Глава 13. Яромира Руженова

Вампира увезли баронские ратники.

Я не знала, что думать, а ещё хуже – что подумает он. Ведь вполне может решить, что это я его сдала. Надеюсь, обратно его не выпустят.

Вернувшись в трактир, я получила от отчима жесткий подзатыльник, от которого у меня привычно искорки из глазок посыпались. Но на сей раз я правда заслужила, так что не обижалась.

Весь оставшийся вечер внимательно наблюдала за Анной.

Интересно, что происходит, когда она смотрит в зеркало, переодеваясь? Она не замечает укусов и считает, что шарфик ей одеть просто хочется? Или видит их, но считает это нормальным? А может вампир вовсе приказал ей просто изображать перед всеми, что она ничего не понимает, на деле же Аня сейчас вопит внутри собственного разума, как в клетке?

Я вздохнула и зарылась пальцами в волосах.

Ведь этот клыкастый мерзавец и с моим разумом поигрался, пусть позже я всё вспомнила. Страшно подумать, на что способны такие, как он. Даже без богатырской силы, ловкости, живучести и прочего. Одной возможности забавляться с чужими мозгами больше, чем достаточно. Понятно, почему они давно захватили мир.

Нам просто нечего им противопоставить.

Ну, кроме солнечного света, огня и чеснока.

Я просто обязана заставить Анну скушать хотя бы зубчик.

Но Аня не поддаётся, хоть ты тресни её по голове да заливай сок через воронку прямо в горло. Наверное, вампир запретил ей употреблять эту жгучую приправку.

Я очень боялась за сестрёнку. Ведь если кто-нибудь узнает, что её покусал вампир… Это даже хуже, чем бесчестие. С ней же обойдутся, как с мамой: сперва будут просто косо посматривать и остерегаться, а когда наступит её смертный час…

После закрытия и уборки, Анна сидела перед трюмо и задумчиво расчёсывала свои великолепные локоны. Я украдкой посматривала на неё и расплетала косу, подвернув ноги под себя и прикрывшись одеялом. Взгляд сестрёнки казался пустым, остекленевшим, она смотрела в зеркало, но наверняка не видела себя.

Внезапно её пальцы остановились, зубья замерли в светлых волосах. Закончив начатое движение, расчёска легла на столешницу, а девушка встала и направилась к двери.

– Ань, ты куда? – у меня родилась страшная догадка.

– Мне нужно идти, – ответила сестрёнка и в голосе её была острая необходимость, но вовсе не та, которая бывает у человека, которому срочно понадобится в нужник или за кружкой воды. С тошнотой я поняла, что худшие опасения подтверждаются.

Похоже, барон отпустил этого мерзавца.

Одеяло тут же полетело прочь с колен. Я соскочила с кровати и преградила ей путь, растопырив руки в дверях.

– Не пущу! Ты не понимаешь! Тебе ни в коем случае нельзя больше к нему ходить!

– Яра, ложись спать, – велела Анна.

Я остолбенела. Сестрёнка никогда не звала меня «Ярой», только «Ярочкой». И так сухо мне тоже никогда распоряжений не отдавала.

– Хорошо, – с трудом протолкнув сухой ком, я кивнула и отошла. От зачарованного человека ничего уговорами не добьёшься. – Только ты сперва оденься. Ты же не пойдёшь из дома в исподнем?

Аня будто во сне опустила глаза, приподняла кончиками пальцев завязочки на вороте начнушки, уронила обратно на приподнятую грудью ткань.

– Да, правда, – отрешённо проговорила девушка и стала одеваться.

Я последовала её примеру. Шмотки натягивала молча и не мешалась, так что Анка не спросила, зачем это я тоже одеваюсь.

И этот козёл ещё будет втирать мне, что у них с сестрёнкой всё добровольно, по обоюдному согласию? Или он считает, что раз девица на него запала, то всё, теперь с ней можно делать, что захочется? Дескать, сама виновата, раньше думать надо было?

Когда она ускользнула из дома, я украдкой последовала за ней.

Сестрёнка направилась в порт. Ночью на улицах много пьяных, но она, казалось, совершенно наплевала на безопасность. Блин, что за хамство? Этот упырюга мог бы встретить, проводить.

Я двигалась короткими перебежками, прячась в подворотнях, за бочками с рыбой и питьевой водой, а когда добрались до порта – за канатными бухтами, ящиками и стройматериалами. Я не пыталась спрятаться от сестрёнки – она в таком состоянии вообще ничего вокруг не видела и не смыслила, – но вампир вполне мог дожидаться её в любом условленном месте.

Когда сапожки Анны застучали по доскам причала и остановились возле какой-то посудины с двумя мачтами, я спряталась за вытащенной на берег рыбацкой лодкой. Заметила вампира. Тот подал девушке руку, помог перебраться на палубу без сходней и сразу же притянул к себе, слившись с ней в требовательном поцелуе.

Фу-у, вот мерзость-то…

На бортовой обшивке значилось «Wilda».

Так, теперь я знаю их судно. Прекрасно. Вопрос только, чем это поможет?

В голову сразу же ударила мысль: а что, если он её загрызёт? Да, не-е… А вдруг? В отместку-то может… Или будет дальше кусать раз за разом, ослабляя, пока она не зачахнет и не умрёт. А потом воскреснет, и у нас в городе появятся новые упыри.

С кормы слышался звук работающей помпы, значит, на борту ещё кто-то есть. Не хорошо, надо как-то незаметно…

В общем, я решилась.

Трусцой перебежав по пирсу, перелезла через борт судна на палубу: очень тихо и осторожно. Затем, пока не успела передумать, ломанулась в дверь рубки, но та оказалась предусмотрительно заперта. Пришлось культурно постучаться. Послышались недовольные маты, после чего мне отворил взбешённый вампир, замотавшийся пониже пояса простынёй.

На миг я остановилась, потому что торс вампира от ключицы наискосок пересекал длинный шрам: он проходил через грудь до противоположного бока. Похоже, кто-то от души полосонул упыря чем-то острым, но потом всё срослось. Может, так он и умер? Ну, я же видела, как хорошо на нём всё заживает, а это как-то не очень зажило, память осталась.

Чёрные брови гневно съехались.

Вампир оскалился, выпустив клыки. Лицо исказила зверина гримаса.

Проскочив у него под рукой, я с порога закричала:

– Ань, беги отсюда!

Сестрёнка, поспешно обнявшая подушку, вытаращилась на меня большими синими глазами, зарделась щеками и… я увидела у неё свежий укус с потёками крови – на бедре.

Но ведь этот ублюдок заверял, что не собирается кусать её каждую ночь…

Конечно, соврал.

– Всё, малявка, доигралась, – прорычал вампир и сцапал меня за шкварник, да с силой выдернул на палубу. – Ты что думаешь, у меня терпения полный воз? Не понимаешь по-хорошему, будет по-плохому.

Анна, набросив лёгкий шёлковый халатик, тоже выглянула на палубу, но только стояла, прикрыв рот ладонью от ужаса, и ничего не делала.

Вампир перебросил меня через плечо, подошёл к борту и прошипел:

– Выбирай, котёнок, в воду или в трюм?

Я визжала, дёргала ногами и извивалась червяком.

– Что-что? Не слышу? Хочешь искупаться? Отлично!

И выбросил меня за борт.

Дальше я пережила худшие мгновения в жизни. Нет, я умею плавать, но почему-то показалась, что вот точно не выплыву и это конец, будто камень к ногам привязали. Ледяная вода приняла меня в объятия, заполнила уши глухим гулом, набилась в нос. Я выпустила кучу пузырей из губ и взбила ещё больше, барахтаясь руками и ногами. Кишки стянулись тугим узлом.

И он не распустился, даже когда удалось вынырнуть и судорожно продохнуть. Не успела я разлепить веки и проморгаться, как пятерня вампира выдернула меня обратно да швырнула на палубу.

Я больно приложилась боком и шумно выдохнула, из ноздрей полетела чуть солоноватая вода вперемешку с размокшими соплями – промывание, блин. Волосы налипли на лицо бурыми водорослями.

Вампир покачал головой, поцокал.

– Ну как, остыла? Если нет, можем повторить столько раз, сколько захочешь. А теперь отдохни и подумай о своём поведении.

Он открыл трюм и стащил меня по лестнице вниз.

Я выдиралась и упиралась, но его пальцы легли на моё запястье каменной хваткой – чуть не слетела по ступеням от рывков. Трюм заполнялся ящиками и бочками, пахло затхлостью и крысиным помётом.

– И не вздумай голосить. Помни, что твоя сестра у меня, – бросил подонок на прощание и поднялся обратно – уже без меня.

Крышка люка закрылась, погружая корабельное нутро в темноту. Лязгнул навесной замок. Доски над головой заскрипели от шагов: вампир удалился в каюту. Вскоре послышались весёлые голоса, смех, а чуть позже – стоны.

Только этого не хватало… Нужно выбраться отсюда…

Преодолев ошаление, я выжала воду из подола и стала искать.

В кромешной темени пришлось перемещаться ощупью. Вскоре я поняла, что выбраться другим путём не получится, и нашарила ступени. Взобралась наверх, стала пихать крышку. Та чуточку приподнималась, лязгала замком и падала обратно. Ещё немного подолбившись, я спустилась вниз.

Забралась на ближайший ящик, обхватила колени и заплакала.

Я дрожала от холода и лютой ненависти. Одежда и волосы остались жутко мокрыми, превращая мою беспомощность в настоящую пытку. Но хуже всего, что этот подонок заставил меня слушать, как он имеет Аннушку! Сидеть в чернильной темноте, слушать и сходить с ума от злости и бессилия – вот как этот козёл меня наказал.

Позже, вместе со слезами и соплями, пришло осознание собственной глупости.

Дура! На что ты надеялась, врываясь в каюту к вампиру? Думала спасти сестру? Каким образом, если этот мертвяк завладел её рассудком? Она может уйти, только с его позволения, а силком её утянуть кровосос точно не даст.

Рассчитывала, что он тебя не тронет? Забыла, что этот упырь не просто наглый совратитель, а чудовище? Вот и доигралась, теперь сиди в трюме, трясись от холода и думай, что он ещё с тобой сделает – и что прямо сейчас делает с Анечкой.

Как же хотелось заткнуть уши… И я затыкала, но руки уставали, а эти двое – нет.

Отчего-то подумалось о подружках. Девчонки точно не представляют, как весело я в последнее время провожу вечера. Мальчишки, наверно бы зауважали. Меня ведь всегда считали тихоней. Я и сама раньше не знала, что во мне достаточно отчаянной злости, чтобы переть на вампира. Но когда беда поглощает единственного дорогого тебе человека… похоже, теперь мы обе увязли в трясине, которая засосёт нас с головой.

Постепенно холодало, да ещё одежда вся мокрая до нитки…

Ноги начало тянуть судорогами, а озноб перешёл на новую, невиданную глубину. Я мысленно хорохорилась, цеплялась за гнев, чтобы не потонуть в безнадёге. Начала ощущать себя ледышкой, горло уже болело. Зная, как часто люди умирают от простуды, особых иллюзий не питала.

Не представляю, сколько прошло времени. Темнота казалась вечной. Я прижималась к ящику с закрытыми глазами, чтобы не смотреть в неё.

Мысли путались, смешивались с образами из прошлого…

Пришли видения страшных маминых похорон.

Муха ползёт по закрытому веку, её прогоняет удар молотка. Деревянный колышек прорывает белую ткань над грудью. Потёки алого. Сложенные вместе пальцы – холодные и бледные. Кровь течёт, окрашивает платье. Тесак с пятнами ржавчины опускается вниз – отвратительный, чавкающий звук. Ещё удар – скрежет по кости. Платье красное, как зацветающий мак…

Гроб затопляется кровью. Рыжие волосы утопают в блестящей жиже…

Внезапно я дёрнулась и поняла, что заснула.

Тяжело сглотнула, шмыгнула носом и опустила ресницы.

У мёртвых не идёт кровь, я сама видела. В маминой могиле не было этого красного озера, только немного брызг и слегка разошедшееся пятно вокруг отёсанной палки. Но вот у этого проклятого вампира кровь шла, когда его собственное лезвие вонзилось ему в бедро. Наверное, впечатления смешались, вот и всё. Потом ещё оттирать пришлось с половиц… Надо было загнать нож ему в сердце. Хотя подождите, как это я забыла? У него ведь нет сердца! Такие мрази пустые внутри!

Вот у мамы сердце было, но остановилось в прошлом году.

Кладбище за городом, но её не стали хоронить вместе с чистыми покойниками, ей нет места среди родителей. Потому что какой-то сволочной упырь вонзил клыки в её запястье и напился крови. Для него это был просто вечерний перекус, которого он даже не вспомнит. Для мамы это стало клеймом. Все знали, что после смерти она тоже восстанет. И поступили с ней так же, как с самоубийцами и шлюхами из «Весёлой Нарциски».

Задохнувшегося в пуповине ребёнка, моего братика, не положили вместе с ней – его закопали под порогом, чтобы остался поближе к предкам. Я долго не могла переступить через него, заходила только через заднюю дверь. Могилу маме вырыли в лесном овраге, а когда гроб опустили в яму, отчим спустился следом и забил осиновый кол ей в грудь. Голову отсёк, набил рот чесноком и положил в ноги – чтоб наверняка. Только тогда крышку гроба заколотили гвоздями. Сверху на могилу набросали ветвей терновника и шиповника.

Я плакала и не знала, что лучше: чтобы мама осталась лежать в земле или чтобы вернулась нежитью. Часть меня порывалась броситься отчиму на спину, когда он орудовал в могиле, и не дать осквернить тело мамы. Сейчас бы я всё отдала, лишь бы ощутить прикосновение её пальцев – тёплых или холодных.

* * *

Петли люка скрипнули, в проём упали косые лучи нового дня. Свет острым кинжалом резанул по глазам, заставляя жмуриться и моргать. Появилось загорелое лицо с крупными чертами: тёмно-русая борода на выступающем подбородке, мясистый нос с широкими ноздрями, красный платок, широченные плечи и обеспокоенный взгляд.

– Твою же… – выдохнул помощник вампира.

– Выпустите меня! – остатки муторного сна слетели с меня быстрее, чем муха уворачивается от мухобойки. Я подскочила к лестнице, ботинки застучали по ступеням.

Мужская рука помогла мне выбраться на палубу.

Закатанные рукава открывали вздутые мышцы и обильную поросль. Такая же кустилась между расстёгнутых пуговиц на груди. С приговорами и негодующим матюками, моряк осмотрел меня.

– Ты это, девонька, не серчай на хозяина, – добродушно сказал бугай. – Он не со зла, просто ты его реально выбесила.

– Так пусть клыки не распускает, сразу никаких вопросов не будет! – прошипела я, сама не понимая, откуда ещё силы на возмущение взялись.

Огромный мужик посмотрел на меня жалостливым взглядом.

– Ты вся продрогла, – спокойно сказал он. – Пошли, отогрею.

Идти в каюту, где Рихард ночью развлекался с Анной, совершенно не хотелось. Но у меня зуб на зуб не попадал, так что противиться не стала. Помощник вампира набросил мне на плечи шерстяной плед, усадил у маленькой корабельной печурки и сунул в руки кружку травяного отвара с малиной.

– Вас Войко зовут? – спросила я, отпивая горячей сладости.

Кружка согревала ладони, а те старались не выронить её.

Он кивнул и налил себе чаю: простого, ни варенья, ни спиртного не добавил.

– А ты Ярочка? – присел моряк на табурет, и тот пискнул под тяжестью.

– Яромира, – скривилась я. Уже подташнивает от того, что уменьшительно-ласкательно меня стали называть не только близкие, но и неприятели. Да, я сама виновата, тогда в лесу представилась вампиру «Ярочкой», но это же с перепугу!

– Как, скажешь, лапушка.

Обречённый вздох покинул лёгкие. Да, конечно, «лапушка» намного лучше.

Внезапно пришло осознание, что встреча с вампиром у водопада случилась всего несколько дней назад. Казалось, что это произошло в далёком детстве. Даже смерть матери и её жуткие похороны не заставили меня повзрослеть так, как эта чудовищная хренотень.

– Вы ведь человек, да? – спросила я.

– Ну, я ведь хожу при свете дня, верно? – верзила показал крупные зубы в улыбке.

– Почему вы ему помогаете?

– Непростой вопрос, девонька. Если коротко, он спас мне жизнь, когда я был ещё парнишкой. Взял к себе, обучил. Я всем ему обязан.

– И потому помогаете ему охотиться на людей? – негодование превратило мой голос в визгливую пилу.

– Скорее, не мешаю, – примирительно сказал Войко. – Пособлять ему в этом обычно не приходится, девчонки сами вешаются. Да не переживай ты за свою сестру, ничего с ней не станется. Как говорится, поматросит и… дальше поплывёт.

– Так она не станет вампиршей? – удивлённо воззрилась я.

– Да что ты, лапа. У вас по сию пору в эти россказни верят? Укусы лишь слегка заразны. Зато заживают хорошо, на ней даже шрамов не останется. Потом поест чесночку, погуляет на солнышке и всё пройдёт.

– Получается, моей маме зря кол в сердце вбили… – ресницы невольно опустились. Терзавшие меня воспоминания ещё не отступили. – Она бы и так не воскресла? – я подняла взгляд.

Сурово сдвинутые брови наморщили лоб.

– Знаешь, лапонька, – Войко покрутил кружку, – хорошо, что королевским властям плевать, какую дичь вы в своей глуши творите. Осквернять тела умерших, чтобы не позволить воскреснуть… За такое сурово наказывают.

– Подождите, а что вы там про заживление укусов сказали? – не врубилась я. – Мне всегда говорили, что если в ранку какая-нибудь гадость попадёт, это очень плохо и можно умереть от заражения крови.

– Ну, смотри. Вот ты Рихарда ножичком пырнула – да-да, он мне всё рассказывает, – а на нём всё быстренько зажило. Если вампир угостит человека своей кровью, у того тоже всё начинает хорошо заживать, пусть и не так здорово, как у вампира. Но такое заражение очень сильное, оно уже не пройдёт. Со временем, когда человек умрёт, он сам воскреснет вампиром. Я вот о чём: вампирская слюна тоже заразна, но совсем чуть-чуть, организм человека с таким обычно хорошо справляется. Но место укуса успевает благополучно зажить.

– Ясно, – кивнула я.

Пришла неприличная мысль: про обмен некоторыми другими жидкостями между этим Рихардом и моей сестрёнкой. Но спрашивать про заразность вампирского семени постеснялась. Раз Войко уверен, что она не подцепит скверну от этого кровососа, значит тут тоже ничего страшного. Впрочем…

– Извините, а он Анке ребёнка не заделает?

Мужик поперхнулся и разулыбался.

– Мелкая ты ещё про такое спрашивать.

Мой нос раздражённо сморщился.

Ну, да, конечно. Просидеть ночь в трюме мне в самый раз по возрасту, а скабрезные вопросы задавать рановато, сперва подрасти надо.

– Я слышала про дампиров, вампирских полукровок, – сообщила я. – Просто хочу знать, не принесёт ли Анка месяцев через девять после вашего отплытия клыкастого малыша. Ну, там, или раньше, в сказках необычные беременности всегда быстрые.