Текст книги "Чревовещатель"
Автор книги: Ксавье де Монтепен
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
XXVII
Лейтенант посмотрел на часы. «Пять часов без четверти. Как убить время до ночи? Если бы я знал, где находится тот пансион, в котором моя сестра, я отправился бы туда, и начальница, конечно, позволила бы мне увидеться с Леонтиной! Но дядюшка позабыл написать мне адрес. Ах, придется поскучать! А между тем есть офицеры, которые от одной мысли о поездке в Париж приходят в восторг. Правда, сердце у них не страдает так сильно, как мое, и их манит к себе Париж – город удовольствий и любви!..»
Жорж Прадель покачал головой и провел рукой по лбу, словно желая прогнать мрачные мысли. Затем он разобрал свой чемодан и начал одеваться в штатское платье. Это платье, почти новое, довольно изящного покроя, было сшито известным портным в Алжире. Светло-серые панталоны хорошо сидели, коротенький черный сюртук, застегнутый по-военному, подчеркивал стройную талию, легкое пальто также было хорошо сшито, но весь этот наряд с первого взгляда будто говорил: «Вот офицер в штатском платье».
Окончив свой туалет, лейтенант взял черепаховый гребешок и взбил свои длинные белокурые усы. Потом, прежде чем надеть шелковую шляпу, он занялся разными предметами, которые разложил на камине. Это были портмоне, портсигар и письмо от господина Домера. Жорж открыл портмоне. В одном из его отделений находился наполеондор, [8]8
Наполеондор – золотая монета в 20 франков.
[Закрыть]в другом – несколько серебряных монет, а в третьем – сложенные банковские билеты. Их было три, каждый в тысячу франков.
– Это мне прислал в последний раз мой милый дядюшка, – прошептал лейтенант, улыбаясь. – Он думает обо мне постоянно, любит меня, как сына. Видит Бог, что я также его люблю. Три билета целы… Мне хватило на дорогу моих сбережений, но с двадцатью франками, которые у меня остались, я далеко бы не ушел. Сегодня вечером мне понадобятся деньги.
Офицер открыл портсигар со своими инициалами «П» и «Ж». В отделении для сигар находилась лишь одна сигарета. Он ее тотчас закурил. В другом отделении, служившем при случае бумажником, лежали визитные карточки и два письма от господина Домера. Жорж Прадель положил туда третье письмо и небольшую пачку банковских билетов. Там они были в большей безопасности, чем в портмоне, который то и дело приходилось вынимать.
Положив портсигар в боковой карман сюртука, он застегнулся доверху, чтобы обезопасить себя от самых смелых и искусных воров. Затем он надел палевые перчатки, сдвинул шляпу на бок и, накинув пальто на левую руку, вышел из номера, ключ от которого отдал в контору гостиницы.
– Если кто-нибудь вас будет спрашивать, что прикажете отвечать? – спросил конторщик.
– Меня очень удивило бы, если бы кто-нибудь меня спросил, – возразил Жорж. – Никто не знает, что я здесь. Да и, кроме того, я вернусь не поздно…
Молодой человек постоял несколько минут на тротуаре около ворот, пораженный оживлением, царившим на улице: к такому он не успел привыкнуть, будучи воспитанником сен-сирской школы.
Жорж находился в двух шагах от знаменитого табачного магазина Гранд-отеля. «Давно я не курил хороших сигар, – сказал он самому себе. – Те, что продают в обыкновенных лавках, отвратительны. Благодаря моему дяде я богат… Воспользуюсь же этим!» Он вошел в табачный магазин и, заплатив семь франков с половиной за десяток сигар, положил шесть из них в свой портсигар, а остальные – в наружный карман, куда франты 1876 года кладут платок, выставляя напоказ вышитый кончик.
«Пойду пить абсент к Гельдеру, – решил он затем, – быть может, встречу там какое-нибудь знакомое лицо». Кофейня Гельдера, находившаяся на Итальянском бульваре, напротив улицы с таким же названием, была примечательна тем, что в ней собирались военные – как состоящие на действительной службе, так и отставные.
Шагая по бульвару Капуцинов, Жорж Прадель не заметил, что за ним следят. Мужчина одного роста с лейтенантом, с густой русой бородой, в соломенной шляпе с синей ленточкой, в бархатном коричневом пальто и в серых тиковых брюках, следил за ним как тень со времени его выхода из Гранд-отеля. Этот молодой человек был не кто иной, как Паскуаль. Искусный грим изменил его, состарив на несколько лет.
Дойдя до оружейной лавки на углу улицы Гельдер, Жорж Прадель перешел на другую сторону. Паскуаль сделал то же самое. Офицер сел за один из столиков, стоявших перед кофейной, на той части тротуара, которую город очень дорого сдает содержателям кофеен и которую половые называют на своем языке «террасой». Паскуаль расположился за другим столом в десяти шагах от Жоржа и, ударив по столу монетой, хрипло крикнул:
– Кружку пива!
Лейтенант Жорж Прадель обманулся в своих ожиданиях. С пяти до шести часов он курил сигару и попивал абсент, приготовленный по всем правилам – а правила для приготовления хорошего абсента гораздо сложнее, чем полагают простые смертные. Он видел много офицеров, но не встретил ни одного знакомого, ни одного товарища по Военной школе или по службе в Алжире.
«Неудача! – подумал он грустно. – Придется ужинать одному! А что делать потом?»
Расплатившись, он встал с места. Паскуаль тоже позвал лакея.
– Сколько? – спросил он у него.
– Пятьдесят сантимов.
– Вот десять су, – сказал он, подавая монету.
Жорж Прадель подошел к столбу, покрытому объявлениями, и машинально прочел театральную афишу. Названия неизвестных ему пьес, фамилии актеров, также ему неизвестных, вертелись у него перед глазами, ни о чем не говоря. Наконец он увидел, что в театре «Жимназ» поставлена «Дама с камелиями». Лейтенант не знал этой пьесы, но часто слышал о ней от своих товарищей. «Пойду в этот театр после ужина», – решил он и пошел дальше по бульвару. Паскуаль следовал за ним на небольшом расстоянии. Перед меняльной лавкой Жорж остановился, повторив то, что уже сказал в Гранд-отеле:
– Сегодня вечером мне понадобятся деньги… – С этими словами он вошел в лавку.
– Ах! Черт возьми! – пробормотал белокурый Паскуаль. – Наш офицер идет к меняле – следовательно, у него в кармане есть банковские билеты. Мы сейчас это увидим.
И он приложил лицо к витрине так, чтобы не упустить ничего из того, что произойдет в лавке.
Жорж Прадель расстегнул сюртук, вынул из кармана портсигар, служивший ему также и бумажником, развернул три банковских билета, взял один из них и сказал, подавая его кассиру:
– Разменяйте мне, пожалуйста, тысячу франков.
– Какими деньгами вам дать? – спросил меняла.
– Один билет в пятьсот франков, три по сто и двести франков золотом.
– Извольте.
Лейтенант заплатил за размен, положил десять двадцатифранковых монет в портмоне, а банковские билеты – в портсигар, который убрал на прежнее место.
«Дело идет хорошо! – подумал Паскуаль. – Этот молодой человек – богач! Я знаю, где у него лежат деньги. Сразу можно разбогатеть на две тысячи восемьсот франков! Недурно! Вот так покутим! Кларинете я куплю сережки, которые она у меня давно уже просит. Хоть я и хорош собой, все-таки нужно делать что-нибудь для женщин!..»
Жорж Прадель, покинув лавку менялы, прогулялся до Монмартра, там он вошел в ресторан Поля Бребана и разместился на нижнем этаже. «Превосходно, – подумал молодой негодяй, – он, как видно, пробудет здесь долго. Я успею сходить к Ракену – лишь бы только он был в условленном месте».
Вернемся немного назад. Когда Жорж Прадель садился в экипаж на вокзале, оба негодяя слышали, что он приказал ехать в Гранд-отель. Паскуаль встал на запятки потому, что лейтенант мог по дороге переменить намерение и остановиться в другом месте, в таком случае следы его были бы потеряны, в особенности если он рассчитывал пробыть в Париже недолго. Расставаясь, Паскуаль и Ракен назначили друг другу свидание на бульваре Капуцинов, перед входом в Гранд-отель. Здесь Ракен должен был ждать своего товарища, исполнив предварительно важное поручение, о котором мы не замедлим узнать.
Когда Паскуаль пришел в назначенное место, Ракен был уже там. Шагая по тротуару, он с неподдельным наслаждением курил сигару. Паскуаль приблизился к нему со спины и неожиданно взял его под руку. Тот вздрогнул.
– Ах! Это ты!.. – пробормотал он, обернувшись. – Ты меня ужасно испугал! Откуда ты? Не вырвалась ли птичка у тебя из рук?
– Нет, мой друг! Из моих рук трудно вырваться!
– Что же ты сделал?
– Много чего… Я тебе сейчас расскажу. А ты что сделал?
– Черт возьми! Лучше и не спрашивай! Не удалось! Я пешком пришел из Пасси, с бульвара Босежур…
– Ну, что делает муж?
– Его нет в городе.
– Как это скверно! Когда он должен вернуться?
– Служанка не знает точно. Он, похоже, очень скрытен. Никогда не уведомляет заранее о своем возвращении для того, чтобы застать домашних врасплох. Тем не менее его, кажется, ждут завтра.
– Завтра лейтенант уже может уехать: ему, по-видимому, не очень-то весело в Париже… По крайней мере, если птичка и улетит, то все-таки она оставит часть своих перьев в наших руках, а речь идет не о каких-нибудь несчастных желтяках, как ты можешь подумать, принимая во внимание офицерское жалованье, – нет, тут банковские билеты!
– Ты правду говоришь?
– Честное слово.
– Рассказывай же, я тебя слушаю.
Молодой разбойник не заставил себя просить дважды и поведал то, о чем уже известно нашим читателям. Ракен пришел в восторг и даже не заметил, как погасла его дешевая сигара.
– Что ты скажешь на это? – спросил Паскуаль, окончив рассказ.
– Я скажу, что ты молодец! С тобой приятно работать. Мне кажется, что у меня в кармане уже шевелятся банковские билеты. Есть ли у тебя план?
Паскуаль почесал затылок.
XXVIII
– Есть ли у тебя план? – повторил свой вопрос Ракен. – В таком важном деле всегда нужно заранее составить план.
– Не торопись, дружище, – сказал ему Паскуаль. – Все зависит от того, что будет делать офицер после ужина. Но успокойся. Если не представится возможность действовать обыкновенным путем, то мы прибегнем к крайним мерам, которые всегда удаются…
– О каких мерах ты говоришь?
– Наклонись ко мне немного, я тебе скажу на ухо… Некоторые слова не стоит произносить громко.
Ракен повиновался, а молодой разбойник продолжал:
– Предположим, что после ужина Жорж Прадель, закурив сигару, отправится шляться по бульварам, а затем вернется в гостиницу, не заходя ни в какой подозрительный дом. Тогда стянуть у него портсигар без риска не будет никакой возможности. Полагаю, что ты это понимаешь.
– Понимаю, и очень хорошо.
– Но вот как можно сделать. Я переодеваюсь в почтальона, беру под мышки нечто завернутое в газетную бумагу, вхожу в Гранд-отель, никого ни о чем не спрашивая, мне ведь известно, какой номер занимает лейтенант, – сто четвертый. Я поднимаюсь по лестнице, стучу в дверь. «Кто там?» – «Почтальон с посылкой от господина Домера лейтенанту Жоржу Праделю». Лейтенант не успеет рассудить, что это невозможно. Он начнет разворачивать посылку, и в это время я ударю его в горло или в грудь острым ножиком, который у меня в кармане. Затем возьму портсигар и дам тягу… Как тебе такой план?
– И ты это можешь сделать? – пробормотал Ракен с заметным удивлением.
– Да, могу. Ты знаешь, что я уже это делал. Да и чем я рискую? Если бы я не удрал из военной тюрьмы, то мне давно бы уже всадили двенадцать пуль. Допустим, что меня приговорят к гильотине… не могут же меня убить дважды!
– Действительно, ты молодец! Если ты возьмешься исполнить это, я удовольствуюсь небольшой частью добычи, полагаясь на твое великодушие…
Обмениваясь этими отвратительными словами, два негодяя шли по бульвару. Они добрались до Монмартра и заглянули в ресторан, где разместился Жорж Прадель. Молодой человек продолжал ужинать, читая газету.
– Он еще не дошел до жареного, – пробормотал Паскуаль, – следовательно, ему осталось жареное, легюмы и десерт, не считая кофе и ликеров. Мы успеем перекусить, у меня подвело живот. Пойдем в кабак.
– А у тебя есть деньги? – спросил Ракен жалобным тоном. – У меня решительно ничего.
– Успокойся, я заплачу, – ответил Паскуаль. – На вокзале я стянул одно портмоне. Нельзя сказать, что оно принадлежало какому-нибудь капиталисту, но все-таки в нем кое-что было…
Два сообщника вошли в кабак и перекусили, а затем вернулись к ресторану и расположились за киоском, где продают газеты. Через четверть часа Жорж Прадель вышел с сигарой из ресторана. Вместо того чтобы пойти по Монмартрскому бульвару, он повернул налево и направился по бульвару Пуассоньер.
– Он не домой идет, – тихо сказал Ракен своему товарищу.
– Если он отправится в театр, будет чудесно! – отозвался тот. – В толпе всегда толкаются, а когда толкаются, легко ощупывать карманы.
Вскоре Паскуаль потер от удовольствия руки: Жорж Прадель поднялся на крыльцо театра «Жимназ», взял билет в кресла и исчез под сводами.
– Нельзя терять его из виду, – сказал Ракен.
– Понятно, но нам не стоит торопиться, мы всегда его найдем.
– Где мы сядем?
– В партере, там не так заметно, и оттуда нам будет удобно наблюдать за действиями лейтенанта.
Оставим сообщников, направляющихся в кассу, а сами войдем в театральную залу. Известно, что в «Жимназе» ложи бенуара расположены вокруг кресел и партера. Зала была полна. Жорж Прадель сидел в третьем ряду кресел. Паскуаль и Ракен разместились в предпоследнем ряду партера, следовательно, около лож бенуара, обращенных прямо к сцене. Ракен нагнулся к блондину и сказал ему шепотом:
– Я не вижу, где лейтенант.
– Я тоже, – сказал Паскуаль. – Но в первом антракте я взберусь на галерею – оттуда я его сразу увижу.
– Так, – произнес Ракен, – а теперь посмотрим пьесу. Я никогда ее не видел.
Паскуаль пожал плечами.
– Тут речь идет об одной камелии, умирающей от любви к молодому человеку, который нехорошо с ней поступил. Слезливая пьеса.
– Я это люблю, – прошептал сентиментальный Ракен, – я ужас как люблю плакать в театре. Тут никто не видит, как я чувствителен.
Пьеса началась. Разбойники замолкли. Когда первый акт окончился, Паскуаль сказал:
– Подожди меня здесь. Я все разведаю и вернусь.
Публика выходила толпами, одни – выкурить папиросу на бульваре, другие – зайти в ближайшие кофейни. Жорж Прадель встал со своего места и, повернувшись спиной к сцене, лорнировал залу.
«Ага! – подумал Ракен. – Вот же он! Паскуаль мог бы и не оставлять своего места».
Чувствительный бандит едва успел сформулировать эту мысль, как вдруг услышал позади себя слабый крик – крик удивления, радости или ужаса – наполовину сдержанный, но бесспорно женский. Заинтересованный, Ракен обернулся и увидел в том бенуаре, в который он почти упирался, двух женщин: одну уже в летах, другую – молоденькую и чрезвычайно хорошенькую.
Пожилая дама была в изящном и строгом черном платье. Пряди серебрившихся волос обрамляли ее лицо с правильными и выразительными чертами. Женщина, сидевшая подле нее, едва доживала свой двадцатый год. Это было белокурое создание с большими синими глазами и кротким личиком. По-видимому, она чувствовала себя очень дурно. Ее прелестная головка, как умирающий цветок, клонилась на грудь.
– Леонида! Что это с вами, дорогое дитя? – шепнула ей пожилая дама. – Что это за крик, который невольно вырвался у вас? Почему вы так побледнели? Вы дрожите!
– Это так, ничего. не беспокойтесь, прошу вас, мадам. – В приятном голосе белокурой красавицы слышалось волнение. – Мне было больно, но теперь уже легче.
– Что же это за боль?
– Не знаю. Сильная и внезапная, там, в сердце. Но теперь я сама стыжусь своей слабости.
– Случались ли с вами прежде такие припадки?
Молодая женщина покачала головой:
– Никогда.
– Понюхайте, прошу вас, этот флакончик.
– Благодарю вас, но это лишнее. Уверяю вас, что все прошло.
Действительно на побледневшем лице девушки вновь появился румянец.
– Не хотите ли вы уехать из театра? Я провожу вас.
– Нет-нет, – с живостью возразила молодая красавица. – Пьеса очень мне нравится. Я останусь до конца.
– Как душно в этой ложе! Потому-то, наверно, вам и стало дурно. Не хотите ли выйти на минуту и подышать свежим воздухом?
– Немного погодя я с удовольствием пойду с вами. Но сейчас я еще не совсем оправилась.
Ракен при виде молодой женщины подскочил от изумления.
– А! Вот она, неприступная! – проворчал он. – Как изумится Паскуаль!
В ту самую минуту, как Ракен думал о своем молодом товарище, последний уселся подле него.
– Ну, я знаю, где он, – произнес он.
– Правда? Я и сам это знаю. Но у меня для тебя есть прекраснейший сюрприз. Обернись-ка назад, только осторожнее. Посмотри в нижнюю ложу прямо за твоей спиной.
Паскуаль обернулся.
– Мадам Метцер! – выдохнул он.
– Собственной персоной! Муж в отсутствии, жена в театре, да еще и в том же самом, где и ее возлюбленный. Что скажешь?
– Я скажу, что это свидание.
– Невозможно. Лейтенант только несколько часов в Париже, и мы ни на минуту не теряли его из виду.
– А почта? Он мог написать.
– Я уверен, он и не подозревает, что его идол так близко от него. Разве я не заметил его скучающего вида? Притом, и сама красавица вскрикнула, когда увидела его здесь. Значит, она не знала о его приезде в Париж.
Зала наполнилась народом, поднялся занавес. Когда акт окончился, Паскуаль и Ракен вместе вышли из партера и встали в коридоре, в нескольких шагах позади оркестра. Вскоре вышел и Жорж Прадель, отирая платком лоб. Так как жара в зале была просто невыносимая, лейтенант машинально расстегнул верхние пуговицы сюртука, что не ускользнуло от внимательного Паскуаля.
– Пошли за ним! – прошептал он, толкнув локтем своего товарища. – У меня появилась одна мысль.
Лейтенант с явным равнодушием прошел мимо той ложи, в которой сидела молодая женщина, и, взяв у контролера марку, вышел освежиться на бульвар.
– Ты прав, старичок, – сказал Паскуаль Ракену. – Один лишь случай все устроил. Пойдем-ка в буфет.
– С величайшим удовольствием!
– Две кружки пива и все необходимое для письма! – приказал Паскуаль, присаживаясь за маленький столик.
Он медленно, крупным и неправильным почерком, но очень четким, написал: «Неизвестный друг уведомляет лейтенанта Жоржа Праделя, что госпожа Леонида М. находится в ложе номер 16, с одной дамой, и что господина М. нет в Париже. С почтением к вам!» Показав записку Ракену, Паскуаль спросил:
– Понимаешь теперь?
– Кажется, да.
Послышался звонок к следующему акту, и буфет стал быстро пустеть.
– Пойдем и мы, – сказал Паскуаль.
– Смотри, как бы все не испортить, – покачал головой Ракен.
– Кто не рискует, тот и не имеет ничего, – возразил его товарищ.
Почти все зрители заняли свои места. Паскуаль увидел, что лейтенант уже сидит в кресле, и подошел к оркестровому капельдинеру.
– Месье, будьте так любезны, окажите мне маленькую услугу. Взгляните, прошу вас, на кресло номер восемь в третьем ряду. Видите молодого человека?
– Да, месье. Красивый молодой человек с белокурыми усами?
– Именно. Вот, потрудитесь передать ему эту маленькую записку.
– Но, сударь, сейчас поднимется занавес, и мне придется побеспокоить зрителей!
– Это пустяки! Гораздо важнее, чтобы этот молодой человек сейчас же получил эту записку. И я прошу сделать мне одолжение и принять от меня эти два франка.
– Хорошо, сударь. Что я должен сказать этому молодому человеку?
– Ничего, кроме следующих слов: «Если вы лейтенант Жорж Прадель, то эта записка адресована вам».
– Лейтенант Жорж Прадель? – повторил капельдинер. – Хорошо, сейчас.
И он отправился исполнять данное ему поручение. Паскуаль схватил за руку Ракена и увлек его в конец коридора, где они остановились возле ложи номер 16.
XXIX
Мошенникам не пришлось ждать долго. Оба не сводили глаз с двери оркестра. Минуту спустя оттуда вышел капельдинер. Почти вслед за ним выскочил в коридор и Жорж Прадель.
– Ну, будь внимателен! – шепнул Паскуаль Ракену и быстро пошел навстречу лейтенанту, как опоздавший зритель, который спешит занять свое место.
Правда, коридор был достаточно широк, чтобы в нем могли поместиться четверо в ряд. Но это не помешало Паскуалю, в момент встречи с лейтенантом, настолько отклониться от прямой линии, что он и лейтенант столкнулись. Паскуаль зашатался или по крайней мере сделал вид, что зашатался, и, чтобы не упасть, на секунду ухватился за лейтенанта. Последний пришел в ярость от этого неожиданного толчка и, взяв Паскуаля за плечи и сильно встряхнув, гневно сказал ему:
– Черт возьми, милостивый государь! Пьяны вы, что ли? Или за вашей неловкостью скрывается оскорбление? Вызов?
Паскуаль отошел шага на два назад и, смиренно кланяясь, пробормотал:
– О, нет-нет. Ни оскорбления, ни вызова, ничего подобного. Праведный боже! Не сомневайтесь в этом, прошу вас, месье. И не пьян я, право, ничего я не пил и не пью никогда. Но, к несчастью, у меня такое слабое зрение, что мне случалось, проходя по бульварам, принимать фиакры за прохожих. Я вас не видел, и я в отчаянии, что толкнул вас. Примите, умоляю вас, мои извинения.
Такое извинение мгновенно успокоило Жоржа Праделя. Потому он улыбнулся и сказал:
– А, так вот в чем дело! Раз вы близоруки, то вас, скорее, нужно жалеть, чем сердиться на вас. Позвольте мне дать вам добрый совет: купите очки.
– Совет действительно прекрасный, и я при первой же возможности последую ему.
– Честь имею кланяться.
– Счастливого пути, милостивый государь.
Инцидент был исчерпан, говоря судейским или парламентским слогом. Жорж Прадель направился к двери той ложи, которая влекла его непреодолимо. Паскуаль же бросился в сопровождении своего сообщника к одной из лестниц, которые вели на галерею, пробежал коридор первого ряда лож и спустился вниз по другую сторону. Не желая выглядеть человеком, от чего-то или кого-то убегающим, он попросил контрамарку у контролера и затем уже вышел на бульвар.
Ракен проделал все то же самое и в одно время очутился с Паскуалем на улице.
– Успел? – шепнул он Паскуалю.
– Черт возьми! – расхохотался тот.
На бульваре Паскуаль остановил проезжавший фиакр, и два плута уселись в него.
– Куда прикажете ехать?
– На площадь Бастилии.
Экипаж тронулся.
– Ну? – спросил Паскуаль товарища. – Что скажешь теперь?
С этими словами он вынул из кармана известный уже нам портсигар и коробку с восковыми свечами. Подняв стекла и опустив шторы, он подал Ракену коробку со спичками и сказал:
– Зажигай спички одну за другой, только старайся, чтобы горели подольше.
Ракен повиновался, а Паскуаль раскрыл портсигар и стал осматривать его содержимое.
– Два билета по тысяче франков, один в пятьсот и три по сто, – пробормотал он. – Итого, две тысячи восемьсот франков.
– Тысяча четыреста франков на брата, – произнес Ракен.
– Что? Ты с ума сошел! – возразил ему Паскуаль. – Я все придумал, организовал и исполнил. От начала и до конца я действовал один и по справедливости не должен тебе ничего! Но я добрый малый. Мы начали дело вместе – и окончим его вместе. Возьми вот этот билет в тысячу.
Ракен молча взял билет. Он был недоволен, но понимал, что Паскуаль совершенно прав.
– Посвети же! – приказал Паскуаль. – В портсигаре еще и корреспонденция.
Одно за другим он вынул из конвертов два первых письма господина Домера и пробежал их глазами. Но третье письмо заняло его очень сильно, и с первых же строк Паскуаль весь превратился во внимание. Когда он окончил чтение, у него вырвалось глухое восклицание.
– Да тут, – ахнул Паскуаль, – целое состояние!
– О, черт возьми! Что-нибудь тысяч в двадцать франков? – спросил Ракен.
– Намного больше! Тебе и не снилось!
– Ты серьезно, милый Паскуаль? И я буду в деле?
– Вероятно, что, по своему обыкновению, я буду действовать один, тем не менее мне понадобится твоя помощь. Мы разделим прибыль.
– И станем богатыми людьми? Знатными буржуа?
– Даже честными, если твое сердце пожелает! – со смехом прервал его Паскуаль. – Но должен предупредить тебя, что это будет потруднее, – добавил он уже серьезнее.
– Когда начнем?
– Завтра. Или сегодня же ночью. Нельзя терять ни минуты.
– Расскажи подробности. Что делать мне?
– Жорж Прадель не должен оставить Париж раньше чем через сорок восемь часов. Ты должен любой ценой помешать ему уехать. Понимаешь, Ракен?
– Не совсем.
– Десять строк из этого письма объяснят тебе все.
Неожиданное вмешательство кучера прервало разговор.
– Мы приближаемся к Бастилии. Куда прикажете вас везти?
– К ресторану «Четырех рошельских сержантов».
Названный нами ресторан пользовался большой известностью. Мошенники вошли в него, и Паскуаль тут же приказал лакею:
– Отдельную комнату, четыре дюжины устриц, две бутылки сомюрского, и поскорее. Мы очень спешим.
Через пять минут все было исполнено. Паскуаль плотно затворил дверь, чтобы никто не мог их подслушать, вынул из кармана последнее письмо господина Домера, нагнулся к уху Ракена и, понизив голос, прочел ему письмо, делая особенное ударение на некоторых местах. Окончив читать, он спросил:
– Понимаешь теперь?
– Я понимаю, что в Рошвильском замке есть триста пятьдесят тысяч франков, что представляет очень заманчивый куш, но ты мне это уже говорил.
– И ты ничего больше не видишь в этом письме?
– Ей-богу!
Паскуаль презрительно пожал плечами:
– Право, я считал, что ты дальновиднее!
– Я, конечно, малый ловкий, – возразил Ракен, – но вовсе не желаю попасть в тюрьму, преследуя какую-то несбыточную цель. Не воображаешь ли ты, что Жак Ландри, который должен быть очень представительным малым, так как господин Домера имеет к нему безусловное доверие, позволит нам разместиться в замке и на досуге распорядиться кассой по-своему? Да, я угадал?! Никогда в жизни! Мы потеряем время, погнавшись за несбыточной мечтой, вот и все!
Паскуаль посмотрел на товарища с нескрываемой иронией и сказал:
– Постой, старичок! Я совсем тебя не узнаю – так колоссальна сегодня твоя тупость! Честное слово, когда происходила раздача здравого смысла, ты поспел к ней слишком поздно, так что для тебя уже и не осталось ничего! Да, тысячу раз да, что Паскуаль и Ракен были бы приняты в замке как два бешеных волка! Но кто тебе говорит о Паскуале и Ракене? Думаешь ли ты, что слуги господина Домера выгонят из замка Жоржа Праделя, его племянника?
– О, конечно, нет. Но нам-то какая от этого польза?
– Домера сообщает Жоржу, что напишет Жаку Ландри, со словами: «Это прекрасный человек, которого ты не знаешь еще». Слышишь? Жорж Прадель не знает Жака Ландри, точно так же, как и Жак Ландри не знает Жоржа Праделя! Ясно ли это?
– Как вода в ключе!
– Итак, Ландри с распростертыми объятиями примет племянника господина Домера, о котором известил его сам господин Домера и который имеет полный карман писем от господина Домера и знает о том, что в замке хранятся деньги, принадлежащие господину Домера! Это ясно?
– Ясно.
– И ты до сих пор не догадался, что я сам явлюсь в замок под именем Жоржа Праделя?
Трудно передать словами то изумление, с которым Ракен смотрел на Паскуаля.
– Ты! – выдохнул он.
– Я, черт возьми! Достаточно будет снять мою накладную бороду и надеть накладные белокурые усы. Господин Домера мог описать физиономию или показать фотографию своего племянника управляющему. Усы всех собьют с толку. Итак, я приеду в замок вечером, а с восходом солнца надеюсь уже быть на почтительном расстоянии оттуда.
– Но если Жак Ландри будет защищать деньги?
– Тем хуже для него! У меня в кармане нож, им я и воспользуюсь.
Эти слова были произнесены со зловещим спокойствием, которое привело бы в дрожь всякого, кроме Ракена. Паскуаль продолжал:
– Итак, ты видишь, что я ничего не забыл. План прост и должен иметь успех. Существует только одна серьезная опасность.
– Какая?
– Приезд настоящего Жоржа Праделя.
– Ах, черт возьми! Я и не подумал об этом.
– Зато я подумал обо всем. В этом и будет заключаться повод для твоего сотрудничества. Итак, мы вернемся в театр, убедимся, что лейтенант еще там, я пожму тебе руку и с ночным поездом поеду в Руан.
– Как так? Я не еду с тобой?
– В замке ты был бы совершенно бесполезен. Здесь же твое присутствие необходимо.
– Какие же будут мне приказания?
– Не терять Жоржа Праделя из виду ни на минуту, ни на секунду до тех пор, пока я не вернусь. Если у молодого человека возникнет желание отправиться в Нормандию – я пропал! Он не должен, слышишь, не должен поехать туда завтра.
– Как же помешать ему?
– Всеми возможными средствами. Измени внешность. Все необходимое ты найдешь у нашего старьевщика, лавочка которого открывается когда угодно для добрых товарищей, которым известно одно словцо. Если ты исчерпаешь все средства и юноша все же отправится на станцию, брызни ему серной кислотой в лицо.
Этот разговор происходил уже в экипаже, в который два бездельника уселись, выйдя из ресторана. Вдруг Паскуаль вздрогнул.
– Что с тобой? – спросил его Ракен.
– Одна мысль только что пришла мне в голову. Но это было бы слишком хорошо! Убить сразу двух зайцев: заполучить триста пятьдесят тысяч франков и отдать Жоржу Праделю старые долги. Что бы ты сказал на это, Ракен?
– То же, что и ты: это было бы слишком хорошо!
– И однако все получится, если случай поможет тебе занять лейтенанта на сорок восемь часов, и занять так, чтобы он не мог сказать: «Я был там-то!», а главное, чтобы он не мог это доказать. Тогда ему припишут все, что произойдет в замке. По моей милости там всем будет известно, что прибыл лейтенант Жорж Прадель. В замке же я оставлю неоспоримые следы его пребывания, и если будет совершено преступление, то виновником будут считать угадай кого!