Текст книги "Чревовещатель"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

IV

И без того красное лицо господина Фовеля побагровело.

– Преступление!.. Преступление в моей общине!.. – воскликнул он нервно.

– Да, господин мэр.

– Но какое же?.. Воровство, наверно?..

– Убийство, господин мэр…

– Великий боже!

– Быть может, даже двойное убийство…

– О царица небесная!.. И когда же это?

– Сегодня ночью.

– Где?

– В замке.

– А господин Домера разве не отсутствует?

– Господина Домера нет в замке, но Жак Ландри с дочерью всегда там…

– Значит, убили этих несчастных!..

– Все заставляет меня так думать…

– Так вы еще не уверены?

– Я не видел трупов, господин мэр, тем не менее я почти не сомневаюсь в этом.

– Но что вы видели? Что вы знаете? Говорите, говорите же скорее!..

Сильвен сообщил мэру все, что мы уже описали читателям. По мере этого рассказа широкое лицо мэра вытягивалось все больше. Он без конца отирал со лба капли пота.

– Итак, что вы думаете обо всем этом, господин мэр? – спросил Сильвен, окончив рассказ.

– Увы! – жалобно воскликнул господин Фовель. – Я думаю, что вы правы!.. Все слишком подозрительно…

Почтенный мэр волновался все больше:

– Убийство!.. Двойное убийство в моей общине! Такая тихая и спокойная община… образцовая община, в которой целых десять лет не происходило ничего, кроме нескольких случаев браконьерства и мелкого воровства. O tempora, o mores! [4]4
  О времена, о нравы! ( лат.)


[Закрыть]Что же будет, если в Рошвиле начнут убивать? Превеликий боже!.. После этого где можно будет жить в безопасности?.. Положительно, я подаю в отставку и удаляюсь на какой-нибудь пустынный остров!.. Петронилла! Петронилла! – закричал он.

Краснолицая служанка была недалеко – как истинная дочь Евы, она тешила свое любопытство, приложив ухо к замочной скважине. Однако, отворив дверь, она с невинным видом спросила:

– Приготовить вам кофе, господин мэр?

Господин Фовель наградил ее нетерпеливым жестом:

– Какой уж тут кофе!.. Беги скорее к мировому судье. Скажи ему, чтобы он был готов, а я заеду за ним по дороге в замок… Забеги и к начальнику жандармов – он поедет с нами. Нам нужен будет еще слесарь, Клод Рено. Пусть соберет инструменты и ждет меня. Ну, иди, да поживее! Не забудь, что я тебе сказал. Речь идет о преступлении!

– О, будьте спокойны, все исполню в точности, господин мэр, – ответила Петронилла, направляясь к двери, но вдруг остановилась и спросила: – Сказать ли Жану-Мари, чтобы он распряг лошадь?

– Нет-нет! Без сомнения, придется послать донесение в руанский суд… А моя Помпонетта (так звали его лошадь) добежит туда за пятьдесят минут… Единственная кобыла во всем округе, способная сделать это! – прибавил он с гордостью.

Петронилла уже исчезла. Она побежала исполнять получение своего господина, по дороге рассказывая всем желавшим ее послушать, что свершилось страшное преступление и что господин мэр, мировой судья и жандармы сейчас же отправляются в замок. Таким образом, когда Сидуан Фовель выходил из ворот своего дома, успев лишь надеть широкополую шляпу, подпоясаться символом своего достоинства – трехцветным шарфом и захватить свой объемистый портфель, толпа любопытных уже собралась на площади перед его домом.

Господин мэр был настолько поглощен своими мыслями, что едва отвечал на поклоны народа. Он шел настолько быстро, насколько ему позволяли его короткие ноги. Его сопровождал Сильвен, а за ними, держась на почтительном расстоянии, следовали любопытные. Всю дорогу мэр только и повторял:

– Какое событие, боже!.. Какое событие!..

Мировой судья встретил его на полпути и сказал, пожимая ему руку:

– Вы уведомили меня, что я вам нужен, дорогой месье Фовель… Я в полном вашем распоряжении… Но в чем дело?

Фовель рассказал все судье в нескольких словах.

– Все действительно кажется очень странным и подозрительным, – проворчал мировой судья. – Но наружность часто обманчива!..

Через минуту к ним присоединился и жандармский офицер с двумя жандармами.

– К услугам господина мэра! – сказал офицер, отдавая честь по-военному. – Узнав, что предполагается убийство, я счел нужным взять их, – прибавил он, показывая на жандармов, – на тот случай, если потребуется постеречь кого-либо или куда-нибудь сходить…

– Да, вы правы, мой бравый воин. Одобряю! А вот и Клод Рено со своими инструментами. Здравствуй, Клод, здравствуй. Все в сборе, поспешим же. Мне очень хочется поскорее разгадать эту мрачную загадку.

Через десять минут они были уже у решетки замка. За ними следовало с сотню любопытных.

Колетт и мальчик не оставили своего места.

– Видели вы что-нибудь или кого-нибудь? – тихо спросил их Сильвен.

– С полдюжины прохожих, но все местные, которые здоровались с нами. Ни одного подозрительного лица!..

Нужно было войти в парк, а следовательно, отворить решетку, так как правосудие не могло воспользоваться той же дорогой, что и Сильвен. Тремя сильными ударами молотка слесарь сбил замок. Минуту спустя решетчатая дверь отворилась. В толпе послышался глухой шум, все окружили господина Фовеля с его спутниками. Каждому хотелось первым попасть в парк.

Мэр повернулся к толпе лицом. Брови его насупились, лицо сияло олимпийской важностью.

– Никто не должен входить сюда! И никто не войдет, никто!.. Ни под каким предлогом… Поставить здесь жандарма!

Толпа встретила эти слова со вполне понятным неодобрением, но делать было нечего – приходилось подчиняться. Возразить осмелилась лишь Колетт.

– Господин мэр! – смело воскликнула девушка, сделав реверанс. – Мы с маленьким Жаком тоже имеем право войти!

– С чего это? – осведомился господин Фовель.

– Мы свидетели!

– Чего?

– Того, что Мариетта присылала вчера вечером Жервезу к моему отцу – заказать рыбу, к Сильвену – за дичью и к хозяину маленького Жака – за мясом… И вот, посмотрите, вот рыба, раки, заяц, куропатки, говядина и баранина, которые мы принесли в замок. Притом мы пришли сюда в одно время с Сильвеном и ждали здесь, пока он ходил уведомить вас…

Все эти доводы, правда, были не очень убедительны, но господин Фовель не взял на себя труд их оспаривать.

– Войдите, – коротко решил он.

– Благодарю вас, господин мэр.

Колетт и маленький Жак бросили торжествующий и, пожалуй, презрительный взгляд на толпу любопытных. Решетка за ними затворилась, и перед ней вытянулся жандарм. Сидуан Фовель, мировой судья, начальник жандармов, слесарь, Сильвен, Колетт и маленький Жак направились к замку по яблочной аллее. Раважо с опущенными ушами и поджатым хвостом следовал по пятам за своим господином. Вдруг он заворчал.

– Вот Мунито, господин мэр! – сказал Сильвен. – Вдоволь же над ним потешились!.. Мунито получил столько ран, что их достаточно было бы, чтобы десять раз убить его!

– Бедное животное! – прошептал господин Фовель, останавливаясь.

– Месяц назад я предлагал Жаку Ландри продать мне эту собаку, предлагая за нее пятнадцать луидоров да вдобавок одну из своих дворняжек. Но Жак Ландри ответил мне, что господин Домера привык к Мунито и не захочет расстаться с ним, а тем более продать его.

– Важно знать, – обратился к нему мировой судья, – было ли это животное убито на этом самом месте или же, израненное, дотащилось сюда…

– Да, – подтвердил господин Фовель. – Но как выяснить это?

– Легко! – воскликнул Сильвен.

V

– Но как же? – осведомился господин Фовель.

Сильвен не ответил. Он побежал, наклонившись к земле. Затем, преодолев около десяти метров, остановился.

– Трава окрашена кровью только до этого места, – сказал он. – Вот место, где Мунито боролся со своими убийцами или убийцей.

Мэр, мировой судья и жандармский начальник подошли к нему. На площади в три или четыре фута трава была смята, а земля взрыта когтями Мунито. Множество мух кружилось над комками высохшей крови.

– Услышав, как я звонил, – объяснил Сильвен, – бедное полумертвое животное собрало последние силы и поползло мне навстречу…

– Это невероятно… – покачал головой судья.

– Однако очевидно, – сказал господин мэр.

– Мне очень бы хотелось обнаружить какой-нибудь след, оставленный обувью злодеев, – обратился к Сильвену мировой судья. – Вы охотник, и зрение у вас прекрасное… Поищите же хорошенько!

Сильвен наклонился к траве и внимательно стал осматривать землю, раздвигая траву руками. Но вскоре он встал и безнадежно покачал головой.

– Невозможно! Ни капли дождя за всю неделю! Земля суха как мел… Ни малейших следов!..

– В таком случае пойдем дальше, – предложил мировой судья.

Мирового судью звали Ривуа. Это был высокий и худощавый человек лет шестидесяти, с редкими сероватыми волосами. Отличный юрист, одаренный необыкновенной проницательностью, он составил себе небольшое состояние за время службы в руанском суде. Но в ту самую минуту, когда он, устав от дел, подал в отставку, его банкир обанкротился. Лишившись состояния, Ривуа принял предложение занять место мирового судьи в Рошвиле, в котором с тех пор и жил на свое скромное жалованье.

Господин Ривуа пользовался в округе безграничным уважением и огромным влиянием, и вполне заслуженно. Господин Фовель, сам о том не подозревая, больше чем кто-либо поддавался влиянию господина Ривуа. Наконец, все собрались на парадном крыльце.

– Ну, за дело, Клод, и живо! – приказал мэр.

Слесарь вставил отмычку в отверстие массивного замка.

– Черт возьми! – проворчал он. – Если заперта на два оборота, то нелегко будет…

Однако замок уступил его усилиям. Дверь отворилась, и можно было переступить через порог. Вошли в обширную переднюю. Слева широкая лестница с железными перилами вела в комнаты первого этажа. Большой фонарь, предназначенный для того, чтобы освещать лестницу, висел высоко под потолком. И никакой мебели, кроме украшенных резными фигурами скамеек черного дерева и большого квадратного стола, на котором стоял подсвечник из полированной меди в духе эпохи Людовика XVI. Различные охотничьи принадлежности и доспехи были развешены по стенам. Все эти древности принадлежали прежним владельцам замка. Гаврский судовладелец, купив это имение, не стал ничего в нем менять. Открыли ставни на двух окнах. В передней царил полный порядок.

– Осмотримся, – сказал господин Фовель. – Я немного знаю расположение комнат, так как не раз посещал почтеннейшего господина Домера… Эта дверь ведет в залу, если я не ошибаюсь, дверь слева ведет в столовую, дверь справа – в кухню и хозяйственные помещения… Кто знает, где находятся комнаты Жака Ландри и Мариетты? – спросил он.

– Я знаю, – выступила вперед Колетт. – Они находятся по ту сторону кухни и прачечной, они соединены коридором, а в комнате Жака две двери, из которых одна выходит в парк, к ограде…

– Итак, вы проведете нас?

– О да, господин мэр!.. Проведу, только…

Колетт запнулась.

– Что только?

– О, Пресвятая Богородица!.. Если там, внутри, совершено преступление, я не осмелюсь войти туда первой!

Вступился Сильвен.

– Я знаю дорогу, – сказал он. – Не угодно ли вам следовать за мной?

С этими словами Сильвен отворил дверь в кухню. Все увидели просторное и чистое помещение. На стенах висели полки, на которых были расставлены различные кухонные принадлежности. Посередине комнаты находился массивный белый стол. На нем, рядом с грудами вымытых тарелок, стояли три серебряных блюда с вензелем господина Домера. На одном из этих блюд лежало полцыпленка, на другом – копченый окорок, на третьем – коробка из белой жести, в каких обыкновенно продают гусиную печень с трюфелями.

– Итак, очевидно, что вчера вечером в замке был гость, и гость не простой, – проговорил как будто про себя мировой судья.

– Почему вы так думаете? – поинтересовался господин Фовель.

– Потому что Жак Ландри с дочерью, как люди простые и неизбалованные, ужиная вдвоем, не стали бы пользоваться такой посудой – это во-первых, а во-вторых, они, наверно, и не ели того, что мы видим на столе… Такие деликатесы указывают на прихотливый вкус.

– Я согласен с вами, – поддакнул господин Фовель.

– Притом Сильвен, Колетт и маленький Жак сказали нам, что в замке кого-то ждали, – продолжал мировой судья, – и, чтобы достойно принять этого человека, готовились и делали заказы. Очевидно, что этот кто-то прибыл раньше, чем думали… Тогда, не теряя ни минуты, на стол выложили все, что можно было найти в замке. Но кто же этот неизвестный? Быть может, мы скоро узнаем…

– Будем надеяться!.. – воскликнул господин Фовель.

После этого они прошли обширную комнату для прислуги и большую прачечную. Обе комнаты были в таком же порядке, как передняя и кухня.

– И о каком убийстве идет речь? – проворчал господин Фовель. – Это просто невероятно! Невозможно! Мы наверняка скоро узнаем, что по случайному стечению обстоятельств Жак Ландри с дочерью не ночевали в замке…

– Я тоже надеялся бы на это, если бы не была убита собака, – возразил господину Фовелю мировой судья.

– И это объяснится, как и все остальное…

Сильвен направился к двери, что виднелась в глубине прачечной, и, взявшись за ручку, сказал:

– Мы сейчас войдем в коридор, который находится между комнатами Жака и Мариетты… Не пройдет и минуты, как господину мэру и господину мировому судье все станет ясно.

Он отворил дверь и переступил порог, но тотчас отскочил назад с криком ужаса.

– Что? Что там?! – спросил господин Фовель.

– Смотрите!.. – пробормотал Сильвен.

Мэр и мировой судья заглянули в коридор. Оба вздрогнули – страшное зрелище представилось их глазам: посреди коридора на спине, со скрещенными на груди руками, в целой луже крови лежал труп Мариетты. Еще вчера эту несчастную девушку видели живой и здоровой. Очевидно, ночью ее разбудил какой-то внезапный шум, который заставил ее вскочить с постели и выйти в коридор, где ее и нашла смерть. Одним лишь ударом ножа – но каким ужасным ударом! – ей разом перерезали горло.

Длинные темные волосы, распустившиеся во сне или во время падения, прикрывали прекрасную грудь и обнаженные до плеч руки. Лицо, белое, как маска из воска, резко контрастировало с окровавленной шеей. Губы были плотно сжаты. Большие черные открытые глаза смотрели перед собой. Во всем выражении прекрасного, но неподвижного лица, читалось какое-то смешанное чувство удивления и ужаса.

VI

– О!.. – протянул побледневший господин Фовель. – Это ужасно!.. – И он закрыл расстроенное лицо руками.

Колетт всхлипывала:

– О, Мариетта!.. Бедная Мариетта!.. Прекрасная добрая девушка, которую я так любила!..

Сильвен сжал кулаки и всем своим видом показывал, что, попади убийца к нему в руки, он не стал бы дожидаться решения присяжных, чтобы заставить его заплатить за содеянное. Начальник жандармов, один его подчиненный, слесарь и маленький Жак едва сдерживали волнение. Один только мировой судья, хотя и сильно взволнованный, сохранил некоторое самообладание. Он заговорил первым:

– Боюсь, что нам придется увидеть еще одну жертву преступления… Негодяй, который так жестоко убил девушку, наверняка начал с ее отца… Где комната Жака Ландри?

– Вот, господин мировой судья, – ответил Сильвен, показывая на широко растворенную дверь слева по коридору.

– Войдем…

– Но, – нерешительно сказал господин Фовель, – я думаю, прежде нужно… труп этой несчастной девушки…

– Нет-нет! – вскрикнул мировой судья. – Ни в коем случае! Следователь должен найти все в том же виде… Это необходимо. Войдем же, повторяю, но пусть никто не дотрагивается до этого трупа…

– В комнате совсем темно, – сказал Сильвен. – Я отворю окно и ставни… – И Сильвен первым переступил порог и этой комнаты и, как в первый раз, испустил глухое восклицание.

– Что там, Сильвен?

– Господин мировой судья был прав! Жак также убит! Я споткнулся о его труп! – ответил Сильвен.

– О, небесное правосудие! – воскликнул достопочтенный мэр. – Это же настоящая бойня! В моей общине, великий боже!.. В моей общине!..

Поток света, наводнившего коридор в ту минуту, как Сильвен открыл ставни, осветил труп Мариетты. В комнате Жака Ландри зрителей также ожидало очень печальное зрелище. Старый моряк в одной сорочке был распростерт на полу возле двери. Убит он был не ножом, а топором, который ударил по черепу с такой силой, что разрубил голову чуть ли не до плеч. Мозг, смешавшись с кровью, покрывал лицо, в котором мало что осталось от человеческого облика.

Жак Ландри, почти пятидесяти пяти лет от роду, среднего роста, ловкий, как английский боксер, мускулистый, как Геркулес, здоровый, как юноша, был в состоянии оказать энергичное сопротивление даже не одному, а трем-четырем разбойникам. В оружии у него также не было недостатка: на стене висели два охотничьих ружья. На маленьком столике лежал револьвер.

Было ясно, что несчастного захватили врасплох. Разбуженный ночью призывавшим его голосом, очевидно знакомым ему, Жак без всякого недоверия отворил дверь. Убийца ждал его с поднятым топором и… Но в чем смысл преступления? Какова цель этой бойни, как выразился почтенный рошвильский мэр?

В стенах этой комнаты, довольно обширной, имелись шкафы, скрытые за обоями и запиравшиеся на ключ. Один из таких шкафов находился за постелью. Из мебели в комнате, кроме постели и маленького столика, было два массивных, старинных, окованных железом и запертых большими висячими замками сундука. И что же? Преступник, совершив убийство, или не захотел поискать, или же не смог найти ключи от шкафов и сундуков. Дверцы шкафов были разбиты топором. Сбитые крышки дубовых сундуков висели на своих сломанных петлях. Белье, одежда, бумаги, книги, извлеченные из шкафов и сундуков, были в беспорядке разбросаны по полу. Очевидно, убийца искал что-то вполне определенное… но что?

– Не слышали ли вы, хранил ли несчастный управитель большие суммы денег, принадлежащих господину Домера? – спросил мировой судья у господина Фовеля.

Последний покачал головой.

– Об этом мы никогда не говорили… Да если бы и говорили, я нисколько не поверил бы этому. Подумайте сами: это имение не приносит ни одного су, а содержание его обходится очень дорого… Если у Жака Ландри и были деньги, то в очень ограниченном количестве, необходимом ему для того, чтобы содержать себя, свою дочь и замок… Но на прошлой неделе господин Домера провел здесь сутки, и я точно знаю, что он лично уплатил счета за все мелкие работы и поставки, сделанные за последние три месяца.

– В таком случае я положительно теряюсь, – ответил ему мировой судья. – Убийца, и это сразу бросается в глаза, совершил все это не из-за какой-нибудь ничтожной суммы в несколько сотен франков… Он не захватил серебряные блюда, которые мы видели в кухне… Что же он искал?.. Как он попал ночью в запертый дом?.. Каким образом заставил отворить эту дверь, за которой Жак Ландри был в полной безопасности и мог защищаться?.. Столько загадок!

Так размышлял вслух опытный в деле расследования преступлений рошвильский мировой судья.

– Однако, – обратился он к господину Фовелю, – не мы одни должны ломать над этим голову. Прежде чем продолжить расследование, мы обязаны, не теряя ни минуты, уведомить руанский суд, который пришлет сюда следователя.

– Я уже думал об этом, – отозвался господин Фовель. – Но давайте уйдем отсюда: при виде этой плачевной сцены у меня дрожит рука.

– Идемте…

В портфеле у предусмотрительного мэра имелись все необходимые принадлежности для письма. С помощью мирового судьи, который сохранил присутствие духа, господин Фовель вскоре написал краткое, но отчетливое донесение о происшедшем и адресовал его прокурору республики в руанский суд. Сделав это, он вынул из жилетного кармана великолепный хронометр, которым любил похвастаться перед другими при всяком удобном случае.

– Без двенадцати минут девять, – произнес он и обратился к начальнику жандармов: – Господин бригадир, пусть один из ваших людей отправится ко мне.

– Хорошо, господин мэр, вот Николя Брюске.

– На моем дворе он найдет тильбюри. [5]5
  Тильбюри – легкая двухколесная коляска, запряженная одной лошадью.


[Закрыть]Он тронется в путь вместе с моим слугой, Жаном-Мари… Моя кобыла, Помпонетта, доставит их в Малоне за пятьдесят минут… Вы знаете, без сомнения, месье бригадир, что моя Помпонетта – лучший рысак во всем округе! – не упустил случая похвастаться почтеннейший мэр Рошвиля.

– О да, господин мэр, я всегда готов засвидетельствовать это.

– Итак, без четверти десять Николя Брюске отправит в Малоне телеграмму… Моя телеграмма прибудет в руанский суд как раз вовремя, чтобы следователь успел сесть на поезд в одиннадцать часов или же не позднее чем без четверти двенадцать… В двенадцать он будет в Малоне, а через пятьдесят минут моя Помпонетта доставит его сюда. Николя Брюске вернется пешком. Я полагаю, что двадцать километров ему по силам преодолеть.

Почтеннейший господин Фовель был всегда точен в своих распоряжениях.

– О, конечно, господин мэр! Двадцать километров! Да он пройдет их меньше чем за три часа!..

– Вот телеграмма.

– Николя, вы поступаете в распоряжение господина мэра… В дорогу, налево кругом марш!

Жандарм взял донесение, сложил его вчетверо, засунул между пуговиц мундира и, отдав честь, отправился в путь.

– Господин бригадир, – в свою очередь обратился к нему мировой судья, – идите к решетке замка. Там, наверно, собралось еще больше любопытных, чем в минуту нашего прибытия сюда. Быть может, среди этой массы людей найдутся двое-трое, которые будут в состоянии дать нам какие-нибудь полезные указания. Приведите сюда всех, кто скажет, что знает что-нибудь.

– Позвольте спросить, господин мировой судья: относительно чего?

– Ну, хотя бы относительно того, например, кто был вчера в замке, или не заметил ли кто-нибудь подозритель– ных людей, шатавшихся в окрестностях с наступлением ночи…

– Я понял, господин мировой судья!..

Бригадир отсутствовал недолго. Господин Фовель все это время отирал обильно струившийся по лбу пот и пытался привести в порядок свои мысли: с той минуты, как ему открылось совершенное в его общине гнусное преступление, вся жизнь начала представляться ему каким-то тяжелым кошмаром.