Текст книги "Красные кости"
Автор книги: Кристофер Пайк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Меня продолжает терзать мысль о том, как Эндрю Кейн смог частично воспроизвести работу Артуро Эволы. Я не могу найти этому объяснения.
Подо мной, под холмом, едет черная платформа. На ней сидят солдаты, они курят и разговаривают о женщинах. Стрелки на моем счетчике моментально подпрыгивают. Уровень не так высок, чтобы навредить организму, но счетчик показывает, что ребята в форме сидят рядом с термоядерным устройством. Я знаю, что знаменитая система защиты от дураков – это просто шутка, о чем знают и большинство членов правительства. Президент США – не единственный, кто может приказать взорвать сделанное в Америке ядерное устройство. В Западной Германии до падения Берлинской стены право взорвать миниатюрную нейтронную бомбу часто находилось в руках лейтенантов. Сейчас все капитаны подводных лодок американских ВМС имеют право запустить свои ракеты без президентского черного ящика и секретных кодов. Мотивировка такая, что капитаны должны иметь это право, поскольку, если страна подвергнется нападению, то президент скорее всего погибнет одним из первых.
И все-таки это заставляет меня нервничать.
У генерала с базы, должно быть, есть это право запустить эти бомбы, если он пожелает.
Об этом полезно знать.
Я заканчиваю изучение комплекса и иду назад к джипу, когда замечаю, что мои ноги снова светятся, ладони и руки – тоже. Опять каждый квадратный сантиметр открытой кожи источает слабое лунное свечение; это не очень-то хорошо здесь, у сверхсекретного объекта. Из-за этого я становлюсь гораздо более видимой. Я спешу к джипу, сажусь в него и уезжаю.
Но задолго до Лас-Вегаса я сворачиваю с дороги и отъезжаю далеко в сторону.
Мне приходит в голову странная идея.
Проблема не в радиации. Проблема вообще не в том, что существует на земле.
Выйдя из машины, я снимаю с себя всю одежду и стою обнаженная, вытянув руки к луне, словно я молюсь этому небесному спутнику, поклоняюсь ему, упиваюсь его светом. Кожа на груди и на бедрах начинает медленно обретать молочное сияние. И кажется, что, чем больше я призываю лунный свет на мою кожу и внутрь моего сердца, тем ярче сияние. Потому что когда я хочу остановить его, кожа снова становится нормальной.
– Что это означает, Якша? – шепчу я своему покойному создателю.
Моя правая рука, насыщаясь лунным светом, светится особенно ярко. Я поднимаю ее к глазам, и оказывается, что я вижу сквозь нее!
Сквозь свою плоть я вижу землю!
Я снова одеваюсь.
Я не могу сверкать как какая-нибудь елка, когда буду пытаться соблазнить Эндрю Кейна.
Глава шестая
Я снова становлюсь «Парой Адамс, когда позже этой ночью вхожу в казино и встаю рядом с Эндрю Кейном у стола для игры в кости. Я все еще рыжая, у меня легкий южный акцент и скромная улыбка. Имя для меня не новое. Под этим именем я записалась в школу в Мейфэре, штат Орегон, где я познакомилась с Реем и Сеймуром. Трудно поверить, что это было меньше двух месяцев назад. Как меняется жизнь, когда ты вампир, спасающийся бегством.
Энди оглядывается на меня и улыбается. У него в руках кости: Он всего пять минут в казино, но уже успел пару раз выпить.
– Хотите сделать ставку? – спрашивает он.
Я улыбаюсь:
– Вы входите в азарт?
Он потряхивает кости в ладони:
– Я уже в азарте.
Я достаю из сумочки стопку черных стодолларовых фишек и ставлю одну на выигрыш, повторяя его излюбленную ставку – на семь или одиннадцать. Энди бросает кости, и они катятся по зеленому фетру. Когда они останавливаются, на нас с улыбкой смотрят четверка и тройка.
– Выиграла семерка, – говорит крупье и оплачивает наш выигрыш. Энди дарит мне еще одну улыбку.
– Вы, должно быть, везучая, – говорит он.
Я удваиваю ставку.
– У меня такое чувство, что это моя ночь, – говорю я.
К тому времени, как кости приходят ко мне, мы с Энди проигрываем на двоих в общей сложности восемьсот долларов. Но сейчас это изменится. Со своими сверхъестественными чувством равновесия и рефлексами и после тренировки я могу выбросить любое число, какое только пожелаю. Я практиковалась у себя в номере, когда вернулась с базы. Я аккуратно ставлю кости в левую ладонь пятеркой и шестеркой вверх. Потом неуловимым движением бросаю их. Они весело и беспорядочно, на человеческий взгляд, крутятся. Но останавливаются в той же позиции, что были у меня на ладони. Энди и я выигрываем по сотне долларов за одиннадцать. Поскольку я выиграла, мне предлагают бросить еще раз, что я и делаю. Собравшимся у стола игрокам я нравлюсь. Большинство из них ставят на мой выигрыш.
Я выигрываю десять раз подряд и потом отдаю кости. Нам не надо жадничать. Энди оценил мой стиль.
– Как вас зовут? – спрашивает он.
– Лара Адамс. А вас?
– Эндрю Кейн. Вы здесь одна?
Я обиженно поджимаю губы:
– Я пришла с другом. Но, похоже, уходить придется одной.
Энди усмехается:
– Не обязательно. Ночь еще не прошла.
– Сейчас пять утра, – напоминаю я ему.
Он кивает на мой стакан с водой:
– Могу я взять вам что-нибудь покрепче?
Я наклоняюсь над столом:
– Думаю, мне даже нужно что-то покрепче.
Мы продолжаем играть в кости и, когда я бросаю, выигрываем более чем приличные деньги. Люди за столом не хотят, чтобы я сдавала свои позиции выдающегося игрока, но я слежу, чтобы выглядеть не сверхчеловеком, а просто чертовски удачливой. Энди делает большие ставки, отыгрывает все, что проиграл прошлой ночью, и выигрывает еще сколько-то сверх того. Мы оба слишком много пьем. Я выпиваю четыре «Маргариты», а Энди – пять виски с содовой вдобавок к тому, что он выпил до моего прихода. На меня алкоголь никак не действует. Моя печень нейтрализует его почти сразу же после того, как он поступает в организм. Я могу принять любой яд безо всякого ущерба для себя. Но Энди пьян – казино любят, когда посетители напиваются как раз до такого состояния. Он пытается сделать ставку в пятьсот долларов, когда я оттаскиваю его от стола.
– В чем дело? – протестует он. – Мы ведь выигрываем.
– Можно одновременно выигрывать и идти к краху. Пойдем, выпьем кофе. Я плачу.
Он пошатываясь идет рядом со мной.
– Я всю ночь был на работе. Я бы съел кусок мяса.
– Ты получишь все, что захочешь.
Кафе «Мираж» работает круглосуточно. Меню разнообразное, есть и мясо для Энди. Он заказывает его средне-прожаренным и с печеной картошкой. Он хочет пива, но я настаиваю, чтобы он выпил стакан молока.
– Ты испортишь себе желудок, – говорю я, пока мы ждем нашу еду. У меня есть и другая любимая еда, помимо крови. Я заказала жареного цыпленка с рисом и овощами. Как это ни удивительно для вампира, я ем много овощей. Ничто так не полезно для организма, как свежая зелень – за исключением, пожалуй, сочащейся красной крови. Сидя с Энди, я начинаю испытывать и жажду крови. Перед тем как лечь спать, я подцеплю на улице какого-нибудь туриста и устрою ему праздник. Если, конечно, я не проведу ночь – то есть день – в постели с Энди. Его глаза горят, когда он смотрит на меня.
– Я легко могу вообще не пить, – отвечает он.
– Почему бы тебе просто не пить меньше?
– Я в отпуске.
– А откуда ты?
Он усмехается.
– Отсюда! – Он на минуту становится серьезным. – Знаешь, ты очень красивая молодая женщина. Но, полагаю, ты знаешь.
– Такое всегда приятно слышать.
– Откуда ты?
– С юга, из Флориды. Мы приехали сюда на несколько дней с другом, но он разозлился на меня.
– Почему?
– Я сказала, что хочу порвать с ним. – И добавляю: – У него дурной характер. – Я потягиваю свое молоко и думаю, как было бы хорошо для пикантности выдавить в него крови из вен нашей официантки. – Ну, а ты? Чем ты занимаешься?
– Я свихнувшийся ученый.
– Серьезно? И на чем же ты свихнулся?
– Ты имеешь в виду, какой наукой я занимаюсь?
– Да. И где ты работаешь, где-то здесь?
В его голосе появляются осторожные нотки, хотя он до сих пор очень пьян.
– Я – генный инженер. Я работаю на правительство. У них есть лаборатория – здесь, в городе.
Я игриво подначиваю его:
– Это сверхсекретная лаборатория?
Он откидывается на спинку стула и пожимает плечами:
– Так они хотят. Они чувствуют себя комфортно, только если мы работаем вне досягаемости главных ученых сил.
– Что это за нотки в твоем голосе, ты говоришь с обидой?
– Не с обидой, это слишком сильное слово. Я люблю свою работу. Она открывает мне такие возможности, каких я бы не получил в обычной научной среде. Думаю, то, что ты почувствовала, – это неудовлетворенность. Возможности, предоставляемые нашей лабораторией, используются далеко не полностью. Нам нужны ученые многих специальностей и со всего мира.
– Ты бы хотел, чтобы лаборатория была более открытой?
– Именно так. Но это не значит, что я не понимаю необходимости в мерах безопасности. – Он делает паузу. – Особенно в последнее время.
– Происходит что-то интересное?
Он смотрит в сторону и усмехается, но теперь в его голосе слышится грусть.
– Очень интересное. – Он снова поворачивается ко мне. – Можно задать тебе один личный вопрос, Лара?
– Конечно.
– Сколько тебе лет?
Я кокетничаю:
– А сколько бы ты мне дал?
Он всерьез озадачен:
– Я не знаю. Когда мы были у игорного стола, казалось, что тебе лет тридцать. Но теперь, когда мы одни, ты выглядишь гораздо моложе.
Я специально так оделась и сделала такой макияж, чтобы казаться старше. Мое удлиненное белое платье выглядит строгим, у меня на шее нитка жемчуга. Губы слишком сильно и ярко накрашены. У меня красная косынка в тон рыжим волосам.
– Мне двадцать девять, – говорю я, называя возраст, проставленный в моих новых водительских правах и паспорте. – Но я ценю твой комплимент. Я слежу за собой. – Я делаю паузу. – А сколько лет тебе?
Он смеется, поднимая свой стакан с молоком.
– Скажем так: моя печень была бы гораздо моложе, если бы я пил только это.
– Молоко полезно для здоровья.
Он ставит стакан и пристально на него смотрит:
– И другие вещи тоже.
– Энди?
Он качает головой:
– Это по работе. Я не могу об этом говорить. Да и тебе это было бы скучно. – Он меняет тему. – Где ты так научилась бросать кости?
– Как?
– Да ладно тебе. Ты всегда бросаешь одинаково, ставя их на ладонь вверх числами, которые тебе нужны. Как ты это делаешь? Я никогда не видел, чтобы кто-то мог контролировать то, как отскакивают кости.
Я понимаю, что перегнула палку. Он умен, напоминаю я себе. И очень наблюдателен, даже когда пьян. Впрочем, пусть он видит во мне что-то необычное. У меня нет времени, чтобы долго пробуждать его интерес ко мне. Он должен быть полностью у меня в руках не позже следующей ночи. Именно тогда я планирую вызволить Джоэла.
Я продуманно отвечаю на его вопрос.
– У меня было много интересных учителей. Может, когда-нибудь я тебе о них расскажу.
– А, может, сейчас, этой ночью?
– Этой ночью? Да через час уже солнце взойдет.
– Мне не надо идти на работу, пока оно не сядет. – Он тянется через стол и берет меня за руку. – Ты мне нравишься, Лара. Действительно нравишься. – Он делает паузу. – У меня такое чувство, что я тебя уже когда-то видел.
Я качаю головой. Неужели он ощутил сходство между Джоэлом и мной?
– Мы никогда не встречались, – говорю я ему.
Глава седьмая
Мы возвращаемся в его дом. Он предлагает мне выпить. Когда я отказываюсь, он наливает себе – виски со льдом. Еда, оказавшаяся в желудке, немного отрезвила его, но он снова быстро напивается. Да, у него с этим делом серьезная проблема, а теперь это и моя проблема тоже. Опьянение развязывает ему язык, и он рассказывает мне о своей работе гораздо больше, чем ему положено, хотя пока еще не упоминает Джоэла или вампиров. Но он мне нужен с ясной головой, чтобы он мог мне помочь. У меня нет времени исправлять его израненную психику. Интересно, что его заставляет так много пить? Он лгал мне, когда говорил, что не обижается на своего босса. Он явно ненавидит генерала. Но я не могу прочесть его мыслей, возможно, потому, что они исковерканы алкоголем. Я чувствую только глубокий эмоциональный конфликт, спаренный с интеллектуальным возбуждением. Он благодарен за предоставленную возможность работать над Джоэлом и исследовать его кровь, но его сильно тревожит непосредственная вовлеченность в этот проект. Здесь у меня нет никаких сомнений.
Мы сидим на диване в гостиной. Он перебирает почту, потом бросает все на пол.
– Счета, – ворчит он, потягивая из стакана. – Худшая из реалий жизни, если не считать смерти.
– Судя по тому, как ты играешь, правительство хорошо тебе платит.
Он тихо фыркает, глядя на небо на востоке, которое начинает светлеть.
– Они не платят столько, сколько я заслуживаю, уж это точно. – Он бросает взгляд на мою нитку жемчуга. – Ты выглядишь так, как будто тебе не приходится беспокоиться о деньгах.
– Мой покойный папочка сделал миллионы на нефти, – пожимаю я плечами. – Я была у него единственным ребенком.
– Он все оставил тебе?
– До последнего пенни.
– Должно быть, неплохо.
– Совсем даже неплохо. – Я придвигаюсь к нему и касаюсь его колена. У меня колдовское прикосновение. Клянусь, иногда я совращала жену евангелистского проповедника так же легко, как какого-нибудь помешанного на сексе морпеха. В сексе для меня нет никакого таинства, и я совсем не щепетильна. Я использую свое тело так же легко, как любое другое оружие. Я добавляю: – И чем же конкретно ты занимаешься в своей лаборатории?
Он доказывает в сторону своего кабинета:
– Это находится там.
– Что там?
Он делает еще один глоток виски.
– Мое самое большое открытие. Я держу его модель дома для вдохновения. – Он рыгает. – Но сейчас меня бы больше вдохновила жирная прибавка в зарплате.
Хоть я и знаю, что находится у него в кабинете, я иду туда и бросаю беглый взгляд на две модели ДНК – молекулы человека и вампира.
– Что это? – спрашиваю я.
Он так увлечен своим виски, что ему лень вставать.
– Ты когда-нибудь слышала о ДНК?
– Конечно. Я окончила колледж.
– Какой?
– Штата Флорида. – Я возвращаюсь на диван и сажусь на этот раз ближе к нему. – Я окончила с отличием.
– Какой был главный предмет?
– Английская литература, но я посещала и занятия по биологии. Я знаю, что ДНК – это молекула из двух спиралей, которая содержит всю информацию, необходимую для существования жизни. – Я делаю паузу. – Это модели человеческой ДНК?
Он ставит стакан:
– Одна из них.
– А другая?
Он потягивается и зевает:
– Это проект, над которым мы с коллегами работаем последний месяц.
У меня холодеет кровь. Именно в последний месяц Эдди начал производить свою орду уличных бандитов-вампиров. Энди сумел воспроизвести представления Артуро о вампирской ДНК, потому что уже какое-то время анализировал молекулы, начав задолго до того, как был схвачен Джоэл. Это может означать только одно: кто-то из выродков Эдди спасся от устроенной мной бойни.
«Я не знаю. Я уничтожила твою тупую банду».
«Ты в этом не уверена».
«Теперь уже уверена. Видишь ли, я могу определить, когда кто-то лжет. Это один из тех великих даров, которыми я обладаю, а ты – нет. Остался только ты, и мы оба это знаем».
«Ну и что из того? Если понадобится, я в любой момент могу создать новых».
Эдди признал, что других не было. Он не мог меня обмануть, но, может быть, обманули его самого. Может, один из его отпрысков создал вампира и не сказал ему. Это единственное объяснение. Видимо, правительство поймало вампира и отправило его на базу в пустыне. Интересно, этот мистический вампир все еще там? Затеянная мной спасательная операция только что сильно усложнилась.
Приходится задуматься, не слишком ли уже поздно. У Энди есть – как минимум – примерная схема кода ДНК вампира. Сколько еще понадобится времени ему и его коллегам, чтобы создать новых сосателей крови? Единственный, кто дает мне надежду, это генерал: он произвел на меня явное впечатление, что все будет держать в тайне, пока не придет время сделать собственный ход. И слова Энди о нем подтверждают это. Все, связанное с вампирами, видимо, до сих пор заперто на базе.
В ответ на замечание Энди я выдавливаю из себя усмешку. Поразительно, неужели выдавливаю.
– Ты делаешь современное чудовище вроде Франкенштейна? – спрашиваю я шутливо, хотя вовсе не шучу.
Мой вопрос, понятно, попадает в точку, и Энди минуту сидит молча, уставившись на свой стакан, словно это хрустальный шар.
– Мы играем в игру с высокими ставками, – признает он. – Выделение кода ДНК любого существа – это как игра в кости. Ты можешь и выиграть, и проиграть.
– Но, должно быть, это увлекательная игра?
Он вздыхает:
– У нас не тот крупье.
Я кладу руку ему на плечо:
– Как его зовут?
– Генерал Хэйвор. Это крепкий орешек. Не думаю, что мать дала ему имя. Во всяком случае, я его не знаю. Мы обращаемся к нему «генерал» или «сэр». Он верит в устав, исполнение, самоотдачу, дисциплину и силу. – Энди качает головой: – Он совершенно не настроен создавать атмосферу свободного мышления и доброжелательного сотрудничества.
Я проявляю участие подружки:
– Тогда тебе надо от них уйти.
Энди недоверчиво и горько улыбается:
– Если я уйду сейчас, то уйду от одного из величайших открытий нашего времени. Плюс ко всему мне нужна эта работа. Мне нужны деньги.
Я глажу его волосы. У меня мягкий и соблазняющий голос:
– Тебе надо расслабиться, Энди, и не думать об этом глупом генерале. Вот что: завтра после работы сразу приходи ко мне. Я остановилась в отеле «Мираж», номер 2134. Мы поиграем в кости и закажем себе еще один поздний ужин.
Он мягко берет меня за руку. Его взгляд моментально становится сосредоточенным, и я снова вижу его ум, ощущаю его теплоту. Он хороший человек, работающий в плохом месте.
– А сейчас тебе надо идти? – грустно спрашивает он.
Я наклоняюсь и целую его в щеку.
– Да, но мы увидимся завтра. – Я отодвигаюсь и подмигиваю ему. – Мы с тобой повеселимся.
Он доволен:
– Знаешь, что мне в тебе нравится, Лара?
– Что?
– У тебя доброе сердце. Я чувствую, что могу тебе доверять.
Я киваю:
– Ты можешь мне доверять, Энди. Действительно можешь.
Глава восьмая
Одно из самых печальных повествований в современной литературе, по крайней мере для меня, – это «Франкенштейн» Мэри Шелли. Потому что в каком-то смысле это чудовище – я. Знали люди об этом или не знали, но это я на протяжении веков пробуждала в них кошмар. Я – первородный страх, что-то мертвое, пришедшее в мир живых или, лучше сказать – и точнее, – что-то, что отказывается умирать. И все же я считаю себя более человечным существом, чем персонаж Шелли, более человечным, чем порождение Артуро. Я чудовище, но я могу искренне любить. Но даже моя любовь к Артуро не уберегла его от того, что он поверг нас в такой кошмар, от которого, казалось, нельзя было пробудиться.
Его секрет превращения был очень прост и до невероятного изобретателен. В новое время у спиритов стало модным использовать кристаллы, чтобы разбивать высокие уровни сознания. Чего большинство этих людей не знают, так это того, что кристалл – это всего лишь увеличитель и что пользоваться им надо очень осторожно. Он усиливает то, что присутствует в ауре личности, в ее физическом поле. Можно одинаково усилить и ненависть, и сострадание. На самом деле, жестокие чувства разрастаются легче, если дать им шанс. Артуро интуитивно знал, какие именно кристаллы надо использовать с тем или иным человеком. С большинством людей он вообще отказывался применять кристаллы. Лишь немногие, говорил он, готовы к таким высоким колебаниям. Какая трагедия, что, когда он получил образец моей крови, интуиция покинула его. Жаль, что вместе с ней не ушел и его особенный гениальный дар. Так далеко нас завести, как это сделал он, мог только гений.
Безумный гений.
Лишь одному ему известным образом Артуро располагал вокруг человека магниты и медные пластины, и их колебания передавались в ауру. Например, когда он помещал у меня над головой кварцевый кристалл, на меня нисходило умиротворение. А когда он использовал подобный кристалл в работе с юным Ральфом, мальчик становился раздражительным. В мозгу Ральфа много чего происходило, и он не был готов к применению кристаллов. Артуро это понимал. Он был алхимиком в полном смысле этого слова. Он мог трансформировать то, что не поддавалось изменениям. Не только тела, но и души.
Артуро не верил, что сознание – это порождение тела. Он чувствовал, что все наоборот, и я думаю, что он был прав. Когда он менял ауру, он при этом изменял и физиологию человека. Ему нужны лишь соответствующие материалы, говорил он, и тогда он может изменить все что угодно. Грешного человека превратить в сияющее божество. Бесплодного вампира – в любящую мать.
По большому счету, именно возможность снова стать человеком и заставила меня дать ему свою кровь. Держать в своих руках свою собственную дочь – какой восторг! Я поддалась искушению из-за своих душевных печалей. Якша заставил меня дорого заплатить за бессмертие, лишив Рамы и Лалиты. Артуро обещал вернуть половину из того, что было утрачено. Прошло уже четыре тысячи лет. Казалось, что половина лучше, чем ничего. Пока моя кровь капала в золотую чашу Артуро, я молилась, чтобы Кришна благословил ее.
– Я не нарушаю данную тебе клятву, – шептала я, сама не веря своим словам. – Я только хочу избавиться от этого проклятия.
Я не знала, что пока я молилась своему богу, Артуро молился своему. Чтобы ему было позволено преобразовать кровь человека и вампира в спасительную кровь Иисуса Христа. Наверное, гений может сделать из человека фанатика, я не знаю. Но я знаю, что фанатик никогда не станет слушать ничего, кроме своих мечтаний. Артуро был мягким и добрым, теплым и любящим. Но он был убежден в своем великом предназначении. Так же думал Гитлер. Оба хотели того, чего природа никогда не давала – совершенного существа. А я, древнее чудовище, просто хотела ребенка. Артуро и я – нам никогда не надо было встречаться.
Но, возможно, наша встреча была предопределена.
Моя кровь выглядела в чаше такой темной.
Священность сосуда не могла развеять мои мрачные предчувствия.
Артуро хотел помещать мою кровь над головами избранных людей. Слить воедино мои флюиды бессмертного с их флюидами смертных. Если изменится аура, говорил он, изменится и тело. Никто из людей не знал столько о силе моей крови, сколько знал он. Он пристально посмотрел мне в глаза. Он должен был знать, что моя воля не сможет легко совместиться с чужой волей.
– Ты не будешь вливать мою кровь им в вены? – спросила я, передавая ему чашу. Он покачал головой.
– Никогда, – пообещал он. – Твой бог и мой бог едины. Твоя клятва останется нерушимой.
– Я не дурачу себя, – спокойно сказала я. – Я нарушила часть клятвы. – Я придвинулась ближе к нему. – Я делаю это ради тебя.
Тогда он прикоснулся ко мне – до той ночи он редко это делал. Ему было тяжело ощущать мою плоть и не возгореться желанием.
– Ты это делаешь и ради себя, – сказал он.
Я любила глубоко вглядываться в его глаза.
– Это правда. Но если я делаю это и для себя, и для тебя, то и ты должен поступать так же.
Он хотел отстраниться, но вместо этого только придвинулся ближе:
– Что ты имеешь в виду?
Тогда я впервые поцеловала его в щеку:
– Ты должен нарушить свой обет. Ты должен заняться со мной любовью.
У него округлились глаза:
– Я не могу, моя жизнь посвящена Христу.
Я не улыбнулась. Его слова были не смешными, а трагическими. В них таились семена всего того, что должно было случится потом. Но тогда я этого не видела, во всяком случае, отчетливо. Я просто очень сильно желала его. Я снова поцеловала его, на этот раз в губы.
– Ты веришь, что моя кровь приведет тебя к Христу, – сказала я. – Я не знаю. Но я знаю, куда могу привести тебя я. – Я поставила чашу с кровью и обвила его руками – крылья вампира, заглатывающего свою жертву. – Притворись, что я – твой бог, Артуро, хотя бы на эту ночь. Я сделаю так, что тебе будет легко это сделать.
В методе Артуро был еще один элемент, которого я не видела во время первого сеанса. Когда я лежала на полу в окружении его магических предметов, он установил над кристаллами зеркало. Оно отражало свет от другого зеркала, снаружи, и через два эти зеркала на кристаллы падал лунный свет. Именно этот свет, измененный после прохода через кварцевые кристаллы, вызывал высокие колебания в ауре, которые изменяли тело. Артуро никогда не наводил кристаллы на солнце, говоря, что воздействие было бы слишком сильным. Конечно, Артуро понимал, что свет луны идентичен свету солнца, только смягчен космическим отражением.
Артуро своими руками сделал из кристалла пузырек для моей крови.
Свой первый опыт он поставил на местном мальчике, который был умственно отсталым с рождения. Мальчик жил на улице и питался объедками, которые бросали ему прохожие. Таково было мое желание: чтобы Артуро сначала поработал над кем-нибудь, кто не выдал бы его цивилизации. И все же Артуро шел на большой риск, экспериментируя хоть с кем-то. Церковь сожгла бы его на костре. Как ненавидела ее самоуверенные догмы, ее лицемерие. Артуро никогда не знал, как много инквизиторов я убила, – это маленькое обстоятельство я забыла упомянуть, когда исповедовалась перед ним.
Я хорошо помню, как мягко Артуро разговаривал с этим ребенком, чтобы он спокойно лежал на медной пластине. Обычно мальчик был очень грязным, но перед опытом я его искупала. Понятное дело, он ко всем относился с недоверием, ведь его столько раз обижали. Но мы ему нравились – я иногда его кормила, а Артуро умел очень хорошо обращаться с детьми. Так что скоро он лежал на медной пластине и спокойно дышал. Отраженный лунный свет, пройдя через темный пузырек с моей кровью, бросал на комнату красноватый отсвет. Это напоминало мне самый конец сумерек перед наступлением ночи.
– Что-то происходит, – прошептал Артуро, видя, как учащается дыхание мальчика. В течение двадцати минут ребенок пребывал в состоянии гипервентиляции, он судорожно дергался и трясся. Мы бы остановили опыт, если бы его лицо при этом не оставалось спокойным. К тому же мы наблюдали, как творится история, а может быть, и чудо. В конце концов мальчик успокоился. Артуро отвел от него отраженный лунный свет и помог ему сесть. С его глазами произошла странная перемена – они стали яркими. Он обнял меня.
– Ti amo anch'io, Сита – сказал он. – Я люблю тебя, Сита.
Я никогда прежде не слышала, чтобы он мог выговаривать связное предложение. Радость так переполняла меня, что я даже не задумалась о том, что никогда не называла ему своего настоящего имени. Во всей Италии его знали только Артуро и Ральф. Мы оба были счастливы, что у ребенка, кажется, стал нормально работать мозг. Это был один из редких случаев в моей жизни, когда я плакала слезами, а не кровью.
Красные слезы придут позже.
Первый успешный опыт вселил в Артуро огромную уверенность и ослабил его осторожность. Он увидел умственное изменение и теперь хотел увидеть физическое. Он стал искать прокаженного и привел женщину лет за шестьдесят, которую смертельная болезнь уже лишила пальцев на руках и ногах. Вот уже сколько веков мне было особенно тяжело смотреть на прокаженных. Во втором веке в Риме у меня был красавец-любовник, у которого развилась проказа. На последней стадии болезни он умолял меня убить его. И я это сделала: крепко зажмурившись, раскроила ему череп. Ну, а сейчас есть СПИД. Мать-природа каждую эпоху одаривает своим особенным ужасом. У нее, как и у бога Кришны, всегда есть в запасе неприятные сюрпризы.
Женщина была уже очень плоха и не видела, что мы с ней делаем. Но Артуро сумел сделать так, чтобы она глубоко дышала, и скоро магия повторилась. Началась гипервентиляция, она билась в судорогах еще сильнее, чем мальчик. Но ее глаза и лицо оставались спокойными. Не берусь сказать, что она чувствовала; во всяком случае, у нее не начали сразу отрастать пальцы. Когда с ней было закончено, Артуро увел ее наверх и уложил в кровать. Сразу же после опыта казалось, что у нее прибавилось сил и энергии. Через несколько дней у нее начали отрастать пальцы на ногах и на руках.
Через две недели у нее не осталось никаких следов проказы.
Артуро был в экстазе, но я волновалась. Мы велели женщине никому не рассказывать о том, что мы для нее сделали. Естественно, она рассказала всем. Разлетелись слухи. Артуро мудро отнес ее исцеление на счет божьей милости. Однако во времена инквизиции опаснее было быть святым, чем грешником. Грешник, если только он или она не были еретиками, мог покаяться и отделаться поркой. А святой мог оказаться колдуном. Лучше по ошибке сжечь святого, считала церковь, чем упустить настоящего колдуна. У них было извращенное представление о справедливости.
Артуро, однако, не был абсолютным дураком. Он больше не излечивал прокаженных, хотя десятки их толпились у его дверей. Но продолжал опыты на нескольких глухонемых, которые действительно были умственно отсталыми. Но как же трудно было избавиться от прокаженных. Исцеленная женщина дала им такую надежду. Современные ученые мужи часто толкуют о достоинствах надежды. По мне, так надежда приносит только горечь. Самые умиротворенные лица у тех, кто ничего не ждет, кто перестал мечтать.
Я мечтала, что стану любовницей Артуро, а теперь, когда он стал моим, он был несчастен. О да, он любил спать со мной, чувствовать меня рядом. Но он думал о том, что грешит, и не мог избавиться от этой мысли. Наша связь случилась в неподходящее время. Он нарушил обет целомудрия как раз тогда, когда был на пороге того, чтобы исполнить свое предназначение. Бог не знал бы, проклясть его или благословить. Я сказала, что ему не стоит волноваться насчет Бога. Я встречалась с этим парнем. Когда он хотел что-то сделать, он делал – независимо от всех твоих усилий. Я рассказывала Артуро много историй о Кришне, и он слушал, изумляясь. Однажды после близости он заплакал. Я предложила ему сходить на исповедь. Но он отказался – он мог исповедаться только мне. Только я могла бы понять его, говорил он.
Но я не понимала. Не понимала, что он задумал.
В этот период у него начались видения. Они бывали у него и раньше – и не настораживали меня, во всяком случае поначалу. Еще задолго до меня у него было видение, из которого он понял механизм своего метода трансформации. Но теперь видения стали очень специфическими. Он начал строить модели. Только семьсот лет спустя я поняла, что он создавал модели ДНК: человеческой, вампирской и еще одной. Да, действительно, пока мы смотрели, как люди корчатся на полу под воздействием моей кровавой ауры, Артуро видел больше, чем я. Он определил ту молекулу, в которой закодировано все тело. Молекула пришла ему в видении, и он наблюдал, как она изменяется под воздействием магнитов, кристаллов, меди и крови. Он видел двойную спираль обычного ДНК. Он видел двенадцать прямых нитей моего ДНК. И он видел, как их можно совместить.
