Текст книги "По всему дому"

Автор книги: Кристофер Коук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Патриция взглянула на Томкинса, меняя улыбку на короткий кивок.

– Ладно, сказал шериф. – Значит, сюда.

Это кухня.

Сначала Уэйн выстрелил в Дженни – она была здесь. Но этим выстрелом он ее не убил. Сейчас окно заколочено, но вообще-то оно выходит на гараж и до-рожку перед ним. Пуля влетела в окно. Дженни смотрела туда, на Уэйна, – мы знаем это, потому что пуля попала ей в правое плечо и вышла через спину, и мы знаем, что он был снаружи, потому что стекло разбилось и потому что его следы еще были на снегу, когда мы сюда добрались: в ту ночь не было ветра. Машина Уэйна стояла у гаража. Он сделал вот что: вылез из-за руля, обошел машину и открыл багажник – скорее всего, там и лежало ружье, он купил его тем же вечером в магазине в Манси. Потом он подошел к передней дверце со стороны пассажирского сиденья и провел там некоторое время: снег был весь истоптан. Мы думаем, он заряжал ружье. А может быть, уговаривал себя начать. Не знаю.

По нашим прикидкам, он оперся на крышу машины и выстрелил в Дженни оттуда, где стоял. Лампочка над входом в гараж перегорела – это мы обнаружили, когда приехали, – так что изнутри, из освещенной кухни, Дженни не могла видеть, что он делает, – во всяком случае, если и видела, то совсем смутно. Я не знаю, зачем она повернулась к окну и смотрела на него. Может быть, он погудел в гудок Не знаю я и чего он хотел, убить ее или только ранить, но мне кажется, расчет был на второе. От того места, где стоял он, до того, где стояла она, примерно футов двадцать, так что как следует прицелиться несложно, да и все остальные его выстрелы в тот вечер достигли цели. Теперь здесь...

(Шериф указывает на покрытый пятнами линолеум, см. фото.)

Простите?

(Не обращайте на меня внимания, шериф. Продолжайте.)

А, ну хорошо.

Так вот, Дженни... когда пуля попала в нее, она упала и пыталась встать. Крови было много; мы думаем, что она истекала кровью минут семь-восемь, пока Уэйн... пока Уэйн убивал других. Она пыталась доползти до гостиной – на полу были... следы, по которым можно об этом судить.

(Мы снова в гостиной, стоим лицом к входной двери.)

После того как он выстрелил в Дженни, он обогнул дом с восточной стороны и подошел сюда, к двери. Мог бы сразу пройти в кухню через гараж, но не стал. Я не знаю, как в точности все происходило с этого момента, но моя версия такова.

Бабушка, миссис Марри, и Дэнни – это четырехлетний – были в гостиной. Вот здесь, рядом с елкой. Она ему читала: он любил, когда ему читали, и на диване лежала корешком вверх раскрытая книга детских стихов. Бабушка была нездорова: диабет, она ходила с большим трудом. Она так и сидела на диване, когда мы ее нашли. Он прострелил ей голову одним выстрелом, возможно, прямо с порога.

(Мы смотрим на разрисованные стены, см. фото.)

Но уже до этого Дженни, наверно... наверно, кричала, так что Уэйн не застал остальных врасплох. Может быть, Дженни крикнула, что папа приехал, еще до того, как Уэйн в нее выстрелил; в конце-то концов, здесь же глухомань, да и время было вечернее, так что они не могли не услышать, как подъехала машина. Словом, я считаю, что к этому моменту в доме было уже много суматохи, много крику. На стене напротив входной двери, на уровне пояса, есть дырка от пули. Мне кажется, Дэнни побежал к двери и был прямо перед ней, когда Уэйн ее открыл. Наверное, он смотрел в кухню, на свою... на свою мать, или на дверь. Я думаю, что Уэйн выстрелил в него с порога и не попал. Дэнни убежал в гостиную, а поскольку миссис Марри даже не пыталась встать на ноги, Уэйн застрелил ее следующей. С первого раза. Потом он застрелил Дэнни, Дэнни был за рождественской елкой – наверно, хотел спрятаться. Уэйн выстрелил по елке трижды, и одна из пуль, а может, и сам Дэнни, когда бежал, сбили дерево набок, так что оно покосилось, но еще держалось. Но он добрался до Дэнни и прострелил собственному сыну голову чуть выше левого уха.

(Мы смотрим через дверь из столовой; там маленькая комнатка футов девять на десять, см. фото.)

Здесь была детская комната для игр. В ней находились мистер Марри и Алекс, двухлетний. Мистер Марри отреагировал на выстрелы довольно быстро для человека его возраста – но он был ветеран и охотник, так что он, наверное, начал действовать сразу после того, как раздался первый выстрел. Он открыл вон то окно...

(Заколоченное окно с задней стороны дома, см. фото.)

...которое смотрит на лес позади гаража, и опустил через него Алекса в сугроб. Потом вылез и сам, хотя не без трудностей. Вскрытие показало, что у него было сломано запястье, – видимо, он сломал его, когда выбирался наружу. Но все равно, тут есть чем восхищаться. Надеюсь, вы это запишете. Мистер Марри изо всех сил старался спасти Алекса.

(Я обязательно напишу об этом. Родители Уэйна тоже про это говорили.)

Ну хорошо. Хорошо.

Сэм с Алексом прошли примерно пятьдесят ярдов к лесу. Уэйн, наверное, подошел к двери в детскую и увидел открытое окно. Тогда он выбежал из дома, обогнул западный угол и выстрелил Сэму в спину – Сэм в это время был на месте летнего садика. Освещение было неважное, но в доме горели все огни, и, если я правильно помню, тела нашли как раз на границе освещенной зоны, если смотреть с того угла. Так что Сэму не хватило совсем чуть-чуть, чтобы уйти из-под обстрела. Но я не думаю, что он ушел бы далеко, даже если бы добрался до леса. Он был сильным для своих лет, но везде лежал снег, и ни на нем, ни на мальчике не было верхней одежды, а мороз стоял градусов двенадцать. Кроме того, Уэйн решил убить всех и, наверное, все равно бы их выследил.

Сэм умер мгновенно. Уэйн попал ему в сердце. Он упал, а мальчик дальше не побежал. Уэйн прошел футов пятьдесят в их сторону и выстрелил несколько раз, и одна пуля попала Алексу в шею. Уэйн так и не подошел ближе. Или он понял, что убил обоих, или подумал, что мороз доделает дело за него. Может быть, он не мог смотреть. Не знаю.

(Мы снова в гостиной, у подножия лестницы.)

Он снова вернулся внутрь и запер за собой дверь. Я думаю, здесь ему помешал пес, Кадьяк, – он был там, на площадке, или уже на ступенях. Он застрелил собаку, возможно, с того места, где вы стоите. Потом...

(Мы снова смотрим в кухню.)

...Уэйн вошел в кухню и застрелил... выстрелил в Дженни второй раз. Смертельный выстрел. Мы нашли ее лицом вниз. Уэйн встал над ней и выстрелил с расстояния меньше чем в дюйм. Пуля вошла в затылок прямо над шеей. Он прижал ее плечо ботинком. Мы знаем это, потому что на ней был белый свитер, и на нем осталось кровавое пятно с отпечатком его подошвы.

Он позвонил мне домой в девять шестнадцать. Вы видели протокол.

(Какой у него был голос? По телефону!)

Ох. Я бы сказал, расстроенный, но без истерики. Он будто бы немного задыхался – по крайней мере, так мне показалось.

(Вы можете повторить, что он сказал?)

Хм. А это обязательно?

(Пожалуйста.)

Ну... он сказал: Ларри, это Уэйн. Я сказал: привет, Уэйн, счастливого Рождества или что-то вроде того. И тогда он сказал: нет времени, Ларри, я звоню по делу. А я ответил: что случилось? И он сказал: Ларри, я убил Дженни, и детей, и тестя с тещей, а сейчас я повешу трубку и убью себя. А я ответил что-то вроде: ты шутишь? И тогда он повесил трубку. И все. Я сел в машину и сразу поехал сюда.

(Вы первым попали на место преступления?)

Да. Да, первым. Я сообщил дежурному по дороге: мне понадобилось какое-то время, чтобы... чтобы вспомнить. Я увидел кровь еще через окна, и как только увидел, сразу вызвал подмогу. Я вошел внутрь. Огляделся и увидел... всех, кроме Сэма и Алекса. Тогда у меня...

(Шериф?)

Нет, все в порядке. Я был... Я был не в лучшей форме, как вы, я думаю, понимаете, но через несколько минут я обнаружил открытое окно в детской. Я был снаружи с... с Сэмом и Алексом, когда приехали остальные.

(Но Уэйна тоже нашли вы?)

Да, именно так. Я сразу начал его искать. Насколько я знал, он мог быть еще жив.

(Где он был?)

Здесь, внизу.

(Мы смотрим на дверь, которая ведет из кухни вниз, – это подвал?)

Да. Уэйн застрелился в своей мастерской. Это было его любимое место, он уходил туда, когда хотел, чтобы ему не мешали. Мы там выпивали, играли в дартс. Он сел в углу и выстрелил в себя из пистолета, который купил вместе с ружьем. Это был единственный выстрел, который он из него сделал. Перед этим он закрыл за собой дверь.

...Хотите спуститься?

Потом они еще некоторое время посидели в машине. Томкинс захватил с собой термос с кофе, и это тронуло Патрицию; кофе был ужасный, зато теплый. Она держала чашку в ладонях перед вентиляционными отверстиями на приборной доске. Томкинс грыз ноготь и смотрел на дом. – Почему он это сделал? – спросила она. – А?

– Почему Уэйн это сделал?

– Не знаю.

– У вас нет никаких версий?

– Нет.

Он ответил быстро – очевидно, солгал. Наблюдая за его лицом, Патриция сказала:

– Я навела справки после того, как поговорила с родителями Уэйна. Он сильно отстал с выплатами за дом. Если бы он сам не работал в банке, у них бы уже все забрали.

– Возможно, – сказал Томкинс и отхлебнул из своей чашки. – Но половина ферм в здешних краях заложены и перезаложены, и никто из-за этого не перестрелял всю свою семью.

Патриция смотрела на него, пока он говорил. Выражение лица у Томкинса было нейтральным, но на нее он не глядел. Его уши порозовели от холода.

– Мать Уэйна, – сказала она, – призналась мне, что Дженни могла изменять мужу. Так она подозревает.

– Да. Я тоже об этом слышал.

– Это правда?

– Измена не преступление. Так что я на этот счет не слишком задумываюсь.

– Но вы наверняка что-нибудь слышали.

– Что ж, мисс Пайк, у меня тот же ответ, что и раньше. Люди ходили на сторону задолго до того, как я начал работать в полиции, и никто никогда не убивал из-за этого свою семью. Томкинс пристегнул ремень.

– Кроме того, – сказал он, – будь вы человеком, который спал с Дженни Салливан, разве вы бы сейчас в этом признались? Да никогда в жизни. Так что нет, наверняка я ничего не знаю. Честно говоря, если б и знал, все равно не сказал бы.

– Почему?

– Потому что я знал Дженни, и она была хорошей женщиной. Черт возьми, да мы с ней танцевали на выпускном балу. Я встречался с ней до свадьбы с Уэйном. Дженни всегда была честной, и к тому же она была умной. Если она и завела роман, это ее дело. Но меня это не касается, да и вас тоже.

– Это могло стать мотивом, – мягко заметила Патриция.

– Я выносил тела из этого дома, – сказал Томкинс, включая заднюю скорость. – Выносил своих друзей. Я проверял у них пульс на шее – думал, вдруг кто-нибудь жив. Я видел, что сделал Уэйн. Это ничем нельзя оправдать. Никто не мог навредить ему настолько, чтобы заставить его сделать такое. Мне все равно, что это было.

Он развернул машину; деревья рванулись мимо, и Патриция сжала чашку обеими руками, чтобы не выплеснуть кофе. Такие фразы она слышала и раньше. Где-то кому-то вышибают мозги, и всегда находится провинциальный полицейский, который прижимает руку к сердцу и заявляет, что нечего лезть к виновному бедняге в душу.

– Причина есть всегда, – сказала она.

Томкинс невесело ухмыльнулся; машина прыгала на ухабах.

– Ну, значит, вы обязательно что-нибудь придумаете, – сказал он.

28 ДЕКАБРЯ 1973 ГОДА

Вечером, сразу после заката, Ларри снова отправился к дому Салливанов. Он и бригада полиции штата закончили работу на месте преступления незадолго до этого: расследовать было особенно нечего. Хотя Уэйн и признался ему по телефону, Ларри все равно велел своим подчиненным сделать фотографии и собрать все улики, какие только можно. А потом целый день приезжали снимать репортеры, да и кое-кто из городских наведывался или поглазеть, или спросить, не нужно ли помощи, так что Ларри решил оставить дом под охраной. Честно говоря, ему и его людям просто надо было чем-то заняться: лучше уж следить за домом, чем отбиваться от любопытных в городе.

Когда Ларри затормозил перед домом, его заместитель Трой Боуэн сидел за рулем патрульного автомобиля у гаража и читал книжку. Ларри мигнул фарами, Боуэн вылез и, спрятав руки под мышки, трусцой подбежал к машине Ларри.

– Привет, Ларри, – сказал он. – Что-нибудь случилось?

– Долгий вечер, – ответил Ларри – что было правдой. Потом сказал: – Езжай поужинай. Я подменю, пока Элби не приедет.

– Так это ж только в полночь, – сказал Боуэн, но его лицо осветилось благодарностью.

– Да мне без разницы, где быть. Все равно ни о чем другом думать не могу.

– Ну да, понятно. Знаете, если откровенно, мне тут не по себе как-то. Так что спасибо, не откажусь.

Когда Боуэн уехал, Ларри постоял немного на парадном крыльце, засунув руки в карманы. На двери была неряшливо, крест-накрест наклеена оградительная лента – ее наклеил Боуэн, шмыгая носом и вытирая покрасневшие глаза, после того как вынесли тела. Это был первый выезд на место убийства в его практике. Электричество еще работало: маленький фонарик над дверью так и сверкал. Ларри вздохнул раз-другой, потом нашарил в кармане дубликат ключа. Отпер дверь, нырнул под ленту и вошел внутрь.

Он включил свет в гостиной – все было так же, как днем, когда он покидал дом. У него екнуло сердце. А чего он ждал? Что все это исчезнет? Надеялся, что на самом деле всего этого не было? Но это было. Вот контуры тел. Пятна крови на ковре и на лестничной площадке. Свет из гостиной падал за порог кухни; отсюда были видны кровавые разводы и там, на линолеуме. В воздухе уже чувствовался запах. Отопление никто не отключал, и кровь с маленькими частичками останков начали разлагаться. Если родные Уэйна не вычистят все в ближайшее время, дом придет в негодность. Ларри не хотел говорить с ними на эту тему, но решил завтра им позвонить: он знал в Индианаполисе службу, которая оказывала услуги такого рода. А пока он сдвинул вниз рычажок термостата.

Он спросил себя, зачем он это делает. Ясно, что жить здесь уже никто никогда не станет. Так ради чего беспокоиться?

И все же зачем-то это было нужно.

Он вошел в общую комнату. Елка стояла косо, сбитая выстрелами. Он обошел ее, аккуратно перешагивая пятна, следя за тем, чтобы ничего не задеть. Гирлянда елочных лампочек до сих пор была включена в сеть. Он присел над рассыпавшейся горой подарков, лотом дотянулся до вилки и вытащил ее из розетки.

Дерево могло загореться, особенно теперь, когда ствол вылез из воды.

Ларри взглянул на стену и зажал рот ладонью: раньше он избегал смотреть на что-либо прямо, но теперь посмотрел. Всего в нескольких дюймах от него на стене было пятно: здесь застрелили Дэнни. Пуля прошла через его голову насквозь. Он пару раз катал Дэнни в патрульной машине, а теперь вот что от него осталось: засохшая кровь, прядки волос...

Медленно дыша сквозь пальцы, он посмотрел вниз, на подарки. Он видел кровь и раньше, видел смерть в самых разных видах, чаще всего на обочинах шоссе, но дважды – от пулевых ранений в голову. Он велел себе думать, что здесь нет принципиальной разницы. Он попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом, заставил себя читать подписи на подарках.

Спасения не было и тут. Уэйн купил подарки им всем. Дэнни от папы. Маме от папы. Все написано почерком Уэйна, его крупными буквами. Боже милосердный.

Ларри понимал, что ему надо уйти, просто выйти из дома, сесть в машину и сидеть там до полуночи, но он не мог ничего с собой поделать. Он поднял один из подарков Дженни, маленький, соскользнувший с кучи и почти затерявшийся под диваном, и сел в столовой с этой коробочкой на коленях. Ему не следовало бы этого делать, это было против правил, но чего уж там – в живых не осталось никого, кто заметил бы нехватку одного подарка. Ларри не был родственником, но он был человеком достаточно близким; у него тоже были здесь кое-какие права. Кто, кроме него, станет все это разворачивать? Теперь подарки принадлежали родителям Уэйна. Неужели они захотят увидеть, что их сын купил членам своей семьи, которых он безжалостно поубивал? Вряд ли, если у них есть хоть капля здравого смысла.

Ларри прошел в кухню, глядя себе под ноги и ступая только там, где не было ржаво-коричневых пятен. Под раковиной он отыскал пакеты для мусора, взял один и, встряхнув, раскрыл.

Потом он вернулся на прежнее место в столовой. Подарок, размером всего в несколько дюймов, был завернут в золотую фольгу. Ларри просунул палец под липкую ленту на складке и аккуратно содрал бумагу. Внутри оказалась маленькая, почти невесомая картонная коробочка, тоже заклеенная. На ленте с липкой стороны остался отпечаток пальца Уэйна. Ногтем большого пальца Ларри чиркнул по ленте, разрезав ее поперек. Потом бережно взял крышку ладонями и вытряхнул на колени саму коробку вместе с содержимым.

Уэйн купил Дженни белье. Красный шелковый лифчик и трусики к нему, все сложено так, что легко уместится в кулаке.

Дженни любила красное. Оно подходило к тону ее кожи: она всегда была чуть розоватой. Чашечки лифчика были полупрозрачными, кружевными. Она выглядела бы в нем здорово. Такая уж она была, Дженни. Могла надеть футболку и выглядеть своим парнем. А могла чуть подкрасить губы, сделать прическу и надеть платье – и тогда ей было место на киноэкране. Ларри провел по шелку пальцами. Интересно, трогал ли точно так же это белье Уэйн, и если да, что он при этом  думал? Знал ли он уже все, когда его покупал? Когда он вообще узнал?

Не прикидывайся, сказал Уэйн по телефону. Он позвонил Ларри домой; трубку могла бы взять Эмили, если бы она в тот момент не мыла посуду. Ларри смотрел, как она трет сковородку губкой, и слушал. Я все знаю, сказал Уэйн. Я выследил тебя до мотеля. Я только что убил ее, Ларри. Я прострелил ей голову.

Ларри опустил белье и упаковку в мешок для мусора.

Прихватив мешок, он потушил за собой свет в гостиной и включил его на лестнице. Ему пришлось прижаться к перилам, чтобы не наступить туда, где Уэйн застрелил пса – крупную лайку по имени Кадьяк с артритом и слезящимися глазами. Кадьяк не слишком любил детей, которые пытались разогнуть ему хвост, и большую часть времени спал в огромной корзине наверху, в комнате Дженни. Наверное, его разбудили выстрелы, и он сразу почуял неладное. Дженни взяла его щенком еще в школе, когда встречалась с Ларри. Он помнил, как они с ней сидели на полу в кухне, а он радостно носился между ними. Кадьяк постарел, но не разлюбил Дженни. Наверное, он стоял на площадке, рыча и лая на Уэйна, прежде чем тот его застрелил. Ларри видел, как собаки звереют от кровопролития; у них в голове словно соскакивает какой-то винтик Он надеялся, что Кадьяк хотя бы бросился на Уэйна, прежде чем получить от него пулю.

Ларри зашел в спальню Уэйна и Дженни. Он был здесь раньше только однажды. Уэйн уехал по делам в Чикаго, дети были у друзей, и Дженни позвонила Ларри – в участок. Она сказала дежурному, что видела кого-то в лесу, возможно, охотника, и не заглянет ли шериф к ним, чтобы его спровадить? Это было умно с ее стороны. Так Ларри мог приехать средь бела дня, покурить в гостиной и выпить чашечку кофе, и никто бы ничего не сказал.

А потом выяснилось, что Дженни могла поставить его кофе на столик в гостиной и поманить его пальцем, стоя у подножия лестницы. И он мог прийти в готовность от одного только вида Дженни Салливан, улыбающейся ему в своих тренировочных брюках и старой футболке.

А наверху она сказала: не в постели.

Они встали вместе у зеркала перед низким комодом, Дженни наклонилась вперед, брюки у обоих были спущены до колен, и Ларри стиснул зубы, чтобы продержаться хоть минуту-другую. По ходу дела он взял с комода свою шляпу – он захватил ее с собой наверх, уже не помнил почему, – и нахлобучил ей на голову, и она подняла глаза и встретилась с ним взглядом в зеркале, и оба они смеялись, когда подошли к финалу. Смех Дженни перешел во что-то вроде стона. Он сказал: я никогда не слышал от тебя таких звуков, а Дженни сказала: я никогда раньше не издавала таких звуков. Тем более в этой комнате. Она сказала: этот дом никогда не слышал ничего подобного. И когда она сказала это, получилось так, словно дом и есть Уэйн, словно он как-то незаметно вошел. Они оба притихли и посерьезнели – рот у Дженни сделался маленьким и угрюмым – и разделились, оделись, пришли в себя.

Теперь Ларри стал открывать по одному ящики того самого комода, пытаясь вспомнить, что было на Дженни в тот день. Синие тренировочные брюки. Футболка "Батлер Буллдогс". Ярко-розовые носки – он помнил ее ноги, поднимающиеся по лестнице впереди него. Он нашел пару похожих носков, свернутых в плотный клубочек. Шелковые трусики, нежно-голубые. Нашел красную пушистую резинку для волос, которую она надевала, собирая их в хвост. Маленькие серьги с фальшивыми рубинами в керамической ракушке. Он понюхал духи из флакончиков, стоящих рядом с косметическим набором, нашел те, которые помнил и любил, и как следует побрызгал ими одежду: со временем они выветрятся, и если сейчас запах слишком сильный, через десять лет он уже таким не будет.

Все это он сложил в пакет, взятый на кухне.

Потом он присел на кровати, закрыл глаза и просидел неподвижно несколько долгих минут. Он слышал свое собственное дыхание. Ему кололо глаза. Он посмотрел на тыльную сторону рук и сосредоточился, стараясь успокоиться. Он вспомнил, как звучал голос Уэйна, когда он позвонил. Она ждет тебя, Ларри, – такая сексуальная.

При этом воспоминании желание заплакать сменилось другим.

Взяв себя в руки, он осмотрел ящики столов и тумбочек около кровати. Глянул на часы: было еще только восемь.

Он прошел в комнату для рукоделия и сел за рабочий стол Дженни. Комната пахла Кадьяком – старой собакой и каплями, которые капали ему в уши. На стенах вразнобой висели фотографии детей и родителей Дженни. Кое-где попадалось и лицо Уэйна в очках, но редко: надо было присмотреться, чтобы его заметить.

Ларри покопался в ящике под столом. Потом открыл корзину, в которой Дженни держала принадлежности для шитья.

Он не знал, что ищет, но нашел это здесь, в корзине. Он открыл шелковую, мягкую изнутри коробочку с запасными пуговицами и увидел приколотый к крышке листок бумаги. Он сразу узнал его по зеленому тиснению: этот листок был вырван из блокнота, найденного им в уэстоверском мотеле, которым они с Дженни иногда пользовались. Он развернул листок. Его руки дрожали, теперь он и впрямь заплакал: она сохранила его, сохранила что-то.

Это случилось год назад, в четверг вечером – Уэйн повез детей в гости к своим родителям. Ларри встретился с Дженни в мотеле после того, как она закончила дела в школе. Они легли, а потом Дженни захотела поспать часок-другой, но Ларри торопился домой, да и вообще им было лучше приходить и уходить по отдельности, так что он тихо оделся, пока она дремала. Он долго смотрел на нее, спящую, а потом написал записку. Он помнил, что подумал в тот момент: улика. Но все равно не удержался. Бывают вещи, которые просятся на бумагу, вещи, под которыми ты должен поставить свою подпись, чтобы они действительно что-то значили.

Поэтому Ларри нашел в комнате блокнот и написал: Моя милая Дженни, и на глаза его навернулись слезы. Он присел на кровать рядом с ней и поцеловал ее теплое ухо. Она шевельнулась и пробормотала что-то, не размыкая век. Он дописал записку и оставил около ее руки.

Через неделю он спросил у нее: Ты получила мою записку?

Нет, ответила она. Но тут же поцеловала его, улыбнулась и положила свои маленькие ладони ему на щеки. Конечно, получила, дурачок.

Он и так помнил написанные им слова – про себя он повторял их много раз, – но теперь развернул сложенный листок и прочел их снова: Моя милая Дженни, все это так трудно, и я бы не стал этого делать, если бы не любил тебя.

А потом он прочел дальше. Он уронил листок на столешницу и уставился на него, зажав рот рукой.

Он подписался: твой Ларри, но его имя было зачеркнуто. А над ним было выведено крупными дрожащими буквами: Уэйн.