Текст книги "Спанки"

Автор книги: Кристофер Фаулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 22
Подчинение

С красными от слез глазами Лотти сообщила трагическую новость:

– Пол умер. Сосед обнаружил его в его же квартире. Макс отправился туда с полицией. Час назад здесь побывали двое полицейских, что-то сказали ему, и он заплакал.

– Это просто какой-то ужас, – проговорил я, прекрасно понимая, сколь неубедительно звучит мой голос. – Они сказали, как это произошло?

– Нет, сказали только, что он найден мертвым. – Она стала шарить взглядом по столу в поисках чего-нибудь, чем можно было бы занять руки, и наконец взяла карандаш. – Я отменила намеченное мероприятие. Ну надо же случиться такому кошмару! Я думаю, что нам временно придется умерить свою активность, пока все не войдет в нормальную колею.

Лотти выглядела печальной, потерянной. Раньше мне как-то не случалось присматриваться к ней. Безупречный овал лица, наполовину скрытого очками, венчала челка из тонких волос песочного цвета. Она порылась в кармане юбки и извлекла оттуда смятую бумажку.

– Вот, чуть не забыла. Перед самым твоим приходом кто-то звонил тебе. Смешное такое имя. Ты знаешь такого человека – Спанки?

Раньше он никогда не называл посторонним своего имени. Возможно, именно я своим упорным нежеланием смириться с собственным поражением толкал его на опрометчивые поступки.

Впрочем, скорее всего, это означало переход к новой тактике.

– Своего номера он не оставил. Сказал, что свяжется с тобой позже.

Очередная шутка Спанки. Я попытался было сосредоточиться на лежащих передо мной документах, однако вскоре понял, что совершенно ничего не соображаю. Как только я закрывал глаза, перед моим мысленным взором тотчас же возникал обезьяноподобный волк, царапающий когтями мою постель. “Мне необходимо продержаться всего лишь неделю, – продолжал твердить я себе, – Если мне это удастся, срок его пребывания в теле Бомона истечет, и победа останется за мной”.

При этом я, однако, прекрасно понимал, что даже одна-единственная неделя может оказаться невероятно долгим сроком.

На какое-то время все, казалось, вернулось в прежнее полунормальное русло. Приходили покупатели, вездесущая Лотти отвечала на телефонные звонки и спорила с поставщиками, а я заказывал новые товары, пытаясь при этом не обнаружить, что медленно схожу с ума.

Лотти ознакомила меня с отпечатанным на машинке перечнем первоочередных дел, которыми мне следовало заняться в отсутствие Макса.

Единственное, чему я активно противился, так это деловой встрече с Сарой.

И все же она пришла, в шикарном синем костюме, посвежевшая и обновленная, словно ей предстояла какая-то исключительно важная встреча. Усевшись напротив меня с парой папок в руках, она принялась излагать пункты договора о создании новых филиалов фирмы, тогда как я был поглощен одной-единственной мыслью:

“С кем, черт побери, ты была прошлой ночью? Где ты была в то время, когда у меня на глазах умирал человек?”

Поглядывая на меня поверх очков, она зачитывала бесконечные параграфы соглашения, постепенно съезжая с сиденья кресла и чуть раздвигая ноги, отчетливо видневшиеся сквозь стеклянную крышку столика, пока до меня наконец не дошло, что она попросту дразнила меня и провоцировала на какой-нибудь дерзкий поступок. Мне же в тот момент меньше всего на свете хотелось думать о сексе.

Во мне нарастало желание рассказать ей о том, что меня мучило, однако я понимал, что после этого она немедленно бросит меня. Особенно если открою ей обстоятельства нашего сближения. Поэтому я старался держаться сугубо официально – пусть она думает, что я злюсь на нее всего лишь из-за того, что накануне не смог до нее дозвониться.

После ее ухода я позвонил в аэропорты Хитроу и Гэтвик и попросил проверить, значатся ли мои родители в числе пассажиров, прибывающих из Португалии. Разумеется, моя просьба не вызвала у них восторга, однако я сказал, что мои родители не могут самостоятельно передвигаться и потому мне необходимо встретить их в аэропорту. Вскоре мне сообщили, что их фамилии нигде не значатся, так что на следующий день мне предстояло повторить ту же процедуру.

Оставшаяся часть дня была сущим кошмаром.

На меня свалилась куча проблем. Я даже еще не приступил к разработке проектов наших новых магазинов, таким образом, моя роль управляющего была чисто номинальной. В обеденный перерыв явился Нэвилл, после какого-то ленча с обильными возлияниями, и поднял шум по поводу банковских счетов, поступивших на имя Макса, так что Лотти пришлось отвести его в сторонку и объяснить, что у нас стряслось.

Плотники что-то пилили, сантехники паяли, а я был совершенно не способен сосредоточиться на делах. Как только раздавался очередной пронзительный визг дрели, здоровенная шишка у меня на голове – результат вчерашней травмы – начинала болезненно пульсировать.

В конце дня в магазин ненадолго, заглянул Макс – вид у него был совершенно убитый, он поник и как-то съежился, словно усох. Со стороны могло показаться, что он долго втирал в глаза песчаную пыль, а цветом лица Макс почти не отличался от своей бледно-желтой рубашки. Никто не осмелился спросить его насчет сына, а сам он тоже предпочел не касаться этой темы.

Я же с ужасом думал о предстоящем возвращении домой. К исходу дня я твердо решил самостоятельно справляться со своими проблемами, ибо слишком велика была опасность навлечь беду на окружавших меня людей.

Вагон подземки оказался заполнен публикой в мокрых, источающих пар плащах. Я поймал себя на том, что пристально разглядываю пассажиров, пытаясь отыскать зеленые, в узком прищуре глаза и неправдоподобно правильные черты лица. Я не сомневался, что Спайки где-то рядом, среди пассажиров. Я ощущал присущий только ему запах. Впрочем, не исключено, что я напал на след какого-нибудь другого блуждающего по городу даэмона, поскольку был настроен на их губительную волну.

Квартиру я нашел такой, какой оставил ее утром, если не считать едва уловимого запаха псины, а также еще одной существенной детали.

На белых плитках кухонного пола кто-то начертал толстым черным фломастером два коротких слова, в которых без труда угадывался “юмор” Спанки:

СДАВАЙСЯ, ДОРОТИ!

Схватив тряпку, я окунул ее в воду, затем в очиститель и с яростью одержимого принялся тереть пол. Я просто не мог допустить, чтобы в квартире оставались хотя бы малейшие следы вторжения кого-то постороннего.

Потом приготовил себе ужин, но так и не притронулся к нему; включил телевизор, но ни одна из программ меня не заинтересовала. Наконец стал крутить диск телефона, набирая номер Сары – постоянно занято. За окнами снова сгустилась темнота, ветер усилился, и я со страхом подумал о том, какая очередная напасть может таиться в этом мраке.

Однако пока все было как обычно.

Вечер тянулся медленно и однообразно. Я снова обзвонил аэропорты, и результат был тот же.

Наконец стала сказываться усталость – я задремал у телевизора, но все же нашел в себе силы доплестись до кровати. Заменил перегоревшую лампочку в ночнике, стараясь не думать о наваждении прошлой ночи.

Однако, едва задремав, я внезапно проснулся, охваченный паникой.

Лампа не горела.

В комнате царила кромешная тьма, если не считать слабого мерцания электронных часов на ночном столике, показывавших 2.17. Все еще пребывая в полудреме, я протянул руку и зажег свет. Совсем рядом, на расстоянии менее фута от себя, я увидел человеческое лицо.

Старое, с пустыми глазницами. С лишенного скальпа, растрескавшегося черепа свисали седые космы. На незнакомце был грязный костюм, наполовину истлевший и перепачканный испражнениями. Едва раздался мой пронзительный крик, как жуткая физиономия тут же преобразилась в миловидное лицо Спанки. Он стоял прямо передо мной и улыбался. На нем были черные джинсы от Кэтрин Хэмнет и зеленый блейзер от Джаспера Конрана.

– Вот подумал, Мартин, что тебе, возможно, будет приятно снова взглянуть на своего родного дедушку. Что и говорить, плоховато он сохранился под землей. Кстати, если хочешь, могу доставить оттуда всех твоих покойных родственников, и ты сможешь отдать им последние почести, тем более что они действительно будут самыми последними.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил я, изо всех сил пытаясь скрыть свой страх.

– Ты и сам прекрасно знаешь, чего я от тебя хочу. Скажи лишь слово, и мы снова станем друзьями. Идеальной командой – двое действуют как единое целое. Я даже могу позволить тебе сохранить некоторую толику умственного самоконтроля.

– Все, что мне необходимо, – это продержаться одну неделю.

– Не продержишься.

– Слушай, Спанки, когда наступает семидесятая годовщина со дня рождения Уильяма Бомона? В среду или в четверг?

– Пожалуй, мне следовало бы избавить тебя от беспокойств, связанных с ее ожиданием. В общем-то, она приходится на среду, но к тому времени ты уже сам будешь молить меня даровать тебе смерть.

Среда. Завтра пятница. Значит, надо как-то продержаться шесть дней. Сто сорок четыре часа. “Стоит мне пригласить его, как он тут же войдет в меня”, – мысленно говорил я себе, вспоминая, как наставлял меня Зак.

– А признайся, ты ведь с самого начала не собирался помогать мне, не так ли? – спросил я, стараясь любым способом тянуть время. – Болтал всякую чушь насчет каких-то античных греческих муз. Впрочем, только в одном ты и преуспел – в доставляемых людям страданиях.

– Судя по всему, ты сгораешь от любопытства узнать, чем же я занимался все это время, – продолжал он, игнорируя мое замечание. – Скажу откровенно: пребывая в твоем обличье, я попросту наслаждался жизнью. Кстати, сегодня я получил на редкость большое удовольствие.

Мое сердце екнуло.

– С кем ты был?

– Разумеется, с Сарой. Паршивая квартирка, мебель – плетеная и ванная, заполненная аксессуарами из магазина, торгующего эротическими принадлежностями. Услышав мой голос по переговорному устройству, она поначалу никак не хотела открывать. Мне пришлось немало потрудиться, имитируя твою мерзкую обольстительную манеру речи, однако, стоило ей увидеть меня во плоти, как она тут же перестала обращать на нее внимание. Я разыграл из себя пьяного, заявив, что мне прекрасно известно про ее похождения минувшей ночью, что смертельно ненавижу ее и вообще убью, если только узнаю, что она спит с кем-то другим. Потом я порвал на ней одежду и попытался было трахнуть ее. Эта вислозадая сучка пнула меня в пах, так что пришлось дать ей сдачи. Впрочем, я даже рад тому, что мы не стали заниматься любовью – она не в моем вкусе. Слишком уж профессиональна, тогда как сам я всегда предпочитал милых, неловких и нервных девственниц, что, естественно, невольно натолкнуло меня на мысль о твоей сестре.

Он отошел от кровати и присел в дальнем углу комнаты, по-прежнему внимательно наблюдая за мной.

– Кстати, Мартин, тебе известно, что твоя семья уже вернулась?

У меня вдруг поплыло перед глазами, однако мне все же удалось совладать с собой.

– Где они? Что ты с ними сделал?

– Жаль, что ты разминулся с ними в аэропорту. Дурацкий компьютер зарегистрировал их под другими фамилиями. Вообще-то я стараюсь не связываться с техникой, но разве в наше время можно без нее обойтись? Не волнуйся, с ними все в порядке. Твои мать и отец живут в том самом доме, где жили всегда. Естественно, мне пришлось постараться, чтобы их жалкие провинциальные мозги на время отключились, но ведь не мог же я позволить, чтобы они побежали за помощью к соседям. К тому же никто из соседей не ждет их возвращения, никому не взбредет в голову позвонить им, так что до поры до времени они будут чувствовать себя просто великолепно.

На его лице появилась, но тут же исчезла хитрая ухмылка.

– Что же касается твоей сестрицы, то тут, что называется, уже другой разговор. С учетом того, что ей удалось избавиться от излишнего веса, она, должен признать, превратилась в довольно-таки соблазнительную штучку. Мне хотелось всего лишь показать ей обновленный дом, однако получилось так, что наше знакомство приобрело более интимный характер, нежели я поначалу планировал. Я впрыснул ей того же химического вещества, которым ранее попотчевал тебя самого, хотя при этом чуточку изменил формулу, добавив немного экстагичности и парочку других транквилизаторов, что позволило нам ближе познакомиться друг с другом. По правде говоря, мы пережили несколько поистине потрясающих минут, хотя я и не уверен, что финал этого предприятия оставил у нее приятные воспоминания...

Он еще продолжал говорить, а я уже натягивал на себя одежду. Ничего, Сара немного подождет. Поезда же не ходят, так что в Твелвтриз мне придется ехать на машине.

Я выбежал из квартиры, оставив дверь нараспашку. Мне вдогонку несся раскатистый хохот Спанки.

Глава 23
Извращение

Я подбежал к своему “мерседесу”, распахнул дверцу и, вставив ключ в замок зажигания, быстро повернул его. Однако мотор никак не реагировал на мои действия. Я не особенно разбирался в автомобилях, но все же смекнул, что, видимо, нарушились какие-то контакты. Потянув соответствующий рычаг, я вышел из машины и осторожно приподнял капот.

И тут же увидел маленькую, сгорбленную фигуру, оседлавшую мотор. Тот самый проклятый обезьяноволк, которого я совсем недавно прогнал из своей квартиры, стремительно рванулся вперед и, лязгая зубами, пронзительно вопя, вцепился в меня своими мерзкими лапами.

Развернувшись всем телом, я рухнул на землю и, ударившись виском, прижался к радиаторной решетке. Я попытался успокоить себя тем, что существо это является всего лишь плодом моего воображения. И все же я отчетливо ощущал его зловонное дыхание и чувствовал, как его когти впиваются мне в плечи и шею. Мерзкая тварь затем вцепилась мне в волосы и стала подтягивать меня к промасленному чреву мотора, но в этот самый момент стартер неожиданно заработал и двигатель издал мощный рев. Окутанный выхлопными газами и оглушенный шумом мотора, я чувствовал, как зверюга по-прежнему продолжает тянуть мою голову на себя, явно намереваясь изуродовать мне лицо лопастями вращающегося вентилятора.

“Мерседес” вдруг стал удаляться от меня – когда мотор заработал, тормоза отключились, и теперь машина медленно откатывалась назад.

Я резко выпрямился, тварь тоже проворно отскочила в сторону и неуклюже запрыгала к окаймлявшим тротуар кустам. Улица чуть изгибалась вправо, машина же двигалась прямо вперед и вскоре с громким лязгом врезалась в стоявший на обочине “ниссан”, смяв его дверцу.

Обхватив руками пылающие плечи, я подбежал к “мерседесу” и попытался было открыть переднюю дверцу. Ключи были на месте, однако они оказались с такой силой втиснутыми в замок зажигания, что даже покорежились в нем. Я огляделся в поисках звероподобного чудовища, поскольку уже успел привыкнуть к его неожиданному появлению из темноты.

Мне в общем-то надо было осмотреть себя на предмет возможных порезов и прочих ран, однако в тот момент я мог думать только о том, как поскорее добраться до родительского дома. Таким образом, оставшись без машины, я был вынужден искать иное средство передвижения.

Двигатель взятого у Дэбби “фиата” едва не загорелся от бешеной гонки. Дэбби сонным голосом ответила на телефонный звонок, выслушала мой невразумительный лепет, после чего кинула мне в окно ключи от своей машины. Бананово-желтый автомобиль был украшен выцветшей наклейкой с надписью: “Ядерное топливо? Спасибо, не надо!” – и принадлежал общественному центру, в котором она работала. Судя по всему, машине уже несколько лет не делали профилактику и не меняли масло.

На протяжении всей поездки педаль газа была до отказа вжата в пол, и я даже чуть было не угробил себя, чудом избежав столкновения с парой мчавшихся мне навстречу грузовиков с прицепами. Впрочем, как знать: может, для меня это было бы самым лучшим исходом, если учесть то катастрофическое воздействие, которое я оказывал на окружавших меня людей.

Поглядывая в зеркальце заднего вида в ожидании возможного преследования полиции, я продолжал гнать протестующе ревущую машину вперед. В какой-то момент я чуть было не перевернулся, когда внезапно заметил, что едва не проскочил свой поворот, после чего был вынужден срезать углы трех переулков.

Если в отношении других лондонских предместий можно было сказать, что они просто спали, то Твелвтриз определенно пребывал в состоянии комы. Это был городок, в котором вечерние огни загорались в десять часов и гасли в пятнадцать минут одиннадцатого. Остановившись перед родительским домом, я увидел, что сетчатый забор уже сняли, хотя территория сада по-прежнему оставалась перепаханной.

Дом утопал в кромешной тьме, что само по себе было довольно странно, поскольку отец всегда подключал свет на крыльце к реле времени. Скорее всего, электричество отключили в связи с установкой дверей.

Я оставил “фиат” у края тротуара и бросился по подъездной дорожке к дому, на ходу вынимая из кармана ключи. Войдя в прихожую, нащупал выключатель на стене и попытался зажечь свет.

Но свет не зажегся.

Тогда я вернулся к машине и принялся копаться в багажнике. К счастью, Дэбби оказалась из тех, кто всегда возит с собой фонарь и набор инструментов.

Дрожащий луч света скользнул по голым стенам холла. Я опустил фонарь, светя себе под ноги. Ковры отсутствовали, в доме пахло сыростью. Доски, застилавшие пол, были сняты и теперь стояли прислоненные к дверному косяку гостиной, так что мне пришлось протискиваться между зияющими в полу дырами. Мебель в столовой была по-прежнему укрыта пластиком. Но если Джойс и Гордок уже вернулись, почему же они первым делом не сняли эти чехлы? Как же горько, наверное, было видеть все это моей матери, никогда не жалевшей сил ради поддержания в доме идеальной чистоты!

Готовый к худшему, я стал медленно подниматься по гладким ступеням.

Спанки сказал, что он накачал их наркотиками. Надо же, так поступить с моими родителями! Я горько раскаивался в том, что вообще посмел вмешаться в их личную жизнь. Теперь луч фонаря скользнул по висевшему на лестничной площадке покрытому слоем пыли зеркалу и снова высветил ряды снятых с пола досок, после чего нырнул в зияющую тьму родительской спальни. Подходя к двери, я не мог унять бешеный стук сердца.

Луч света выхватил сначала одну человеческую фигуру, затем другую – рядом.

Поняв, что он с ними сотворил, я как вкопанный застыл на месте.

Стоявший на туалетном столике передо мной радиоприемник внезапно ожил и стал наигрывать главную тему из популярного в прошлые годы шоу “Выбор домохозяек”. Мне была знакома эта мелодия, олицетворявшая светлую и безмятежную мою прошлую жизнь.

Мать стояла в неестественно прямой позе и чистила пылесосом пол под кроватью. В данный момент она представляла собой грубую пародию на домохозяек времен начала шестидесятых годов – типичный персонаж из “Люси-шоу”, – в блузке и надетом поверх нее цветистом льняном фартуке. Грим на лице точь-в-точь как у клоуна, пронзительно-красная губная помада размазана практически по всей нижней половине лица, а на голове красовался нелепый желтый парик. В таком положении ее удерживала эластичная серебристая лента не меньше ярда в длину, которой ее сначала привязали к метле, а затем закрепили на полу. Еще одним куском ленты к кисти руки у нее была приторочена ручка пылесоса.

Аналогичным образом была зафиксирована нелепая поза отца. Он сидел в кресле, поджав под себя ноги по-турецки, с газетой в руках и трубкой, торчащей из искаженного гримасой рта. На сомкнутых веках обоих родителей были нарисованы широко распахнутые человеческие глаза. Оба были живы, но находились без сознания и медленно, чуть заметно дышали.

На то, чтобы освободить их от пут, у меня ушло около получаса, но при этом я так и не смог удалить куски ленты, прилипшей у них к волосам и лицу. В конце концов, мне все же удалось уложить их рядом на кровать, после чего я принялся растирать вздувшиеся багровые рубцы, оставшиеся на тех местах, где кожа была стянута клейкой лентой. В тот момент я не мог сказать наверняка, подверглись ли они воздействию какого-то наркотического вещества или же Спанки посредством гипноза всего лишь довел их до коматозного состояния.

На память пришли прочитанные где-то строки о том, что людей, находящихся в шоке, следует держать в тепле, а потому я вскарабкался на кровать, дотянулся до бельевого шкафа и вытащил из него стопку одеял, которыми и укутал родителей по самую шею, после чего направился в спальню сестры.

Дверь оказалась запертой изнутри, а ключа у меня не было.

Лаура никогда не поощряла нашего свободного доступа в свою комнату. Впрочем, дверь оказалась довольно хлипкой, так что двух мощных нажимов плечом оказалось достаточно, чтобы дверной косяк треснул и язычок замка выскочил из прорези.

Я смахнул куски расщепленного дерева и шагнул внутрь, ощутив запах курящегося ладана. Я пронзил лучом фонаря плотные клубы дыма и сразу увидел блестящие глаза сестры с чуть подрагивающими ресницами. Она находилась в сознании, хотя не могла произнести ни слова, – проведя лучом фонаря небольшую дугу, я понял почему.

Лаура настолько похудела, что ее было почти невозможно узнать. В данный момент она была подвешена к потолку с помощью двух цепей, соединенных с осветительной арматурой, проходившей по обеим сторонам комнаты. Ее тело было заключено в некое подобие резинового корсета, а ноги обуты в высокие кожаные сапоги на шпильках со шнуровкой. На запястьях наручники, а во рту торчал кляп, отдаленно напоминающий черный резиновый мяч, соединенный с пучком проводов, обвивавших ее шею.

На полу у ее ног я увидел множество всевозможных баночек с мазями, кожаные кнуты, огарки свечей и довольно странного вида медицинские штуковины, которые, как мне показалось, применялись для промывания прямой кишки. На предплечьях Лауры остались следы ожогов от по меньшей мере дюжины сигарет. Она беззвучно плакала, отчего по ее щекам стекали потоки черной туши.

Мне удалось разрезать путы на ее ногах, однако я так и не смог освободить руки сестры от наручников. Поначалу она никак не признавала меня и всячески брыкалась, что-то крича через кляп. Затем ее тело обмякло, и она позволила мне придать ей такое положение, при котором я смог отцепить ее от тянувшихся к потолку цепей.

Снял я также и цепи, которыми была обмотана ее талия, и как только извлек изо рта Лауры кляп, она тут же принялась выть, пронзительно и жалобно. Я молил ее успокоиться, поскольку, если нас услышат посторонние, которым вздумается прийти и посмотреть, что здесь происходит, дело может принять еще более скверный оборот. К счастью, Твелвтриз является типично “спальным” городишком, где люди вспоминают об окружающих, разве что когда кто-нибудь поцарапает им машину.

Я. стащил с головы Лауры черный нейлоновый парик и попытался было повернуть ее лицом к себе, однако она вырвалась, явно стыдясь своего вида и боясь малейшего прикосновения. Ее запястья по-прежнему оставались скованными наручниками, однако мне все же удалось просунуть в одно из звеньев подсоединенной к ним цепи кусок металла и рывком сломать его. Отвернувшись, и то и дело постанывая и вздрагивая от боли, она осторожно сняла с себя резиновые пояса и прочие штуковины, которыми были опоясаны ее бедра.

Еще через несколько минут Лаура натянула на грудь одеяло и теперь уже выла и стенала непрерывно. На одеяле были вытканы утки из знаменитого мультфильма, она укрывалась им по меньшей мере с девятилетнего возраста. Я спросил Лауру, не надо ли ей чего-нибудь принести, на что она ответила, что хотела бы помыться. Я спустился вниз, нагрел на все еще функционировавшей газовой плите в чайнике воду, вылил ее в таз, прихватил с собой мыло и полотенце.

Когда я вернулся в спальню, сестра уже спала – она показалась мне ребенком, лежащим в позе эмбриона под своим любимым одеялом. Таз с водой был задвинут под кровать. Я прилег рядом с Лаурой на узкую кровать, крепко прижав ее к себе, а тем временем за прикрытым ставнями окном уже начинал брезжить зловещий рассвет.