Текст книги "Кровь невинных"

Автор книги: Кристофер Дикки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Меч Ангела хранился в морозильнике биологического факультета колледжа Льюиса, в паре кварталов от Совета, между Лексингтон-авеню и Третьей авеню. Он находился в плотно запечатанной колбе, на которой карандашом было написано: «Не трогать – Азиз Хелми». Она ничем не выделялась из стоящих вокруг нее пробирок, колб и бутылочек. И, открыв ее по ошибке, ты и представить себе не мог, какую беду выпускаешь на свет.

Все должно было случиться через пару недель. Ослепляющая лихорадка, охватывающая все тело. Кожа, покрывающаяся рытвинами и гноем. Америку охватила бы паника. Тысячи, возможно, сотни тысяч людей испытывали бы страшные страдания. Больницы оказались бы переполненными, врачи первый раз в жизни увидели бы своими глазами эпидемию оспы.

Считалось, что этого заболевания больше не существует. По крайней мере не здесь. И не в такой форме. Если поискать информацию в энциклопедиях или в Интернете, как это делал я, то можно было узнать, что Мировая организация здоровья объявила, что эта болезнь официально исчезла в 1980 году. Последний случай заболевания в естественных условиях был зафиксирован в 1977 году в Сомали. Последней заболевшей стала женщина-фотограф из Бирмингема, которая в 1978-м работала около закрытой лаборатории, охранявшейся недостаточно хорошо. С тех пор проделали огромную работу по уничтожению всех возможных форм вируса.

Официально вирус оспы находился теперь только в двух местах: в Российском научно-исследовательском центре вирусологии и биотехнологии в Новосибирске и в Атланте, в серебристо-голубом холодильнике, обмотанном цепями, на замке, заклеенном клейкой лентой в комнате 318-Би в Центре контроля заболеваемости. Когда-то русские и американцы объединились, чтобы уничтожить шестьсот пробирок с вирусом, имевшихся в их распоряжении. Затем объявили о триумфе человечества над ужасной болезнью, победе науки над природой во имя всеобщего блага. Они взяли на себя роль Бога и выиграли.

По крайней мере такова официальная версия. Но никто среди военных, американских или русских, в нее не верил. В списке вирусов, проходящих испытания как биологические агенты, оспа всегда оставалась на одном из первых мест. Не исключено, что где-то в резерве еще хранилось несколько колб с вирусом. Американцы не доверяли русским. Русские не доверяли американцам. И никто не мог быть полностью уверен в том, что другие страны, Китай, возможно, Иран, Ирак или Ливия, или просто какие-то исследователи не хранили у себя несколько пробирок. Конечно, все говорили ООН, что у них нет вируса. Но кто сообщит ООН правду? Поэтому американские солдаты по-прежнему вакцинировались против оспы даже спустя десять лет после того, как «был зафиксирован последний случай заболевания в естественных условиях». Ведь она могла существовать как оружие. И хотя испытания биологического оружия были запрещены, а эксперты в форте Детрик штата Мэриленд настаивали на том, что оспа не очень хорошо подходила для военных целей – слишком медленное течение, слишком легко остановить эпидемию с помощью вакцинации, – ученые по-прежнему изыскивали средства, чтобы повысить и развить ее смертоносный потенциал. Они экспериментировали с ее ДНК, перестраивали генетический код. На самом деле единственная причина, по которой правительства Америки и России признались в том, что у них есть вирус, заключалась в том, что они хотели узнать как можно больше о ее молекулярной структуре, словно речь шла о самом обычном научном исследовании.

Но если верить новостям, то даже самые обычные формы оспы могли до смерти напугать специалистов по вирусологии. Прежде чем в 1790 году изобрели первую вакцину, от этой болезни каждый год в Европе умирало около шестисот тысяч человек. В Америке оспа сделала намного больше для завоевания местного населения, чем солдаты. Индейцы не обладали иммунитетом против этой болезни, и она уничтожала их всех. Даже в 1970-х, если у тебя не было вакцины, ты был обречен. В 1974 году эпидемия оспы в Индии за один месяц убила более десяти тысяч человек. Без прививки никто не мог спастись от нее, «от фараона до служанки за ткацким станком» – как говорилось в Библии. С каждой минутой мир становился все уязвимее. Вирус, ставший живой историей, просто затаился и ждал своего часа отмщения, и никто не знал, где он воскреснет снова. В 1985 году в Лондоне случилась паника, когда археологи, проводившие раскопки под старой церковью, нашли тела людей, умерших от оспы столетие назад. Даже малейший намек на вирус мог посеять панику.

Поскольку я служил в армии и мне регулярно делали прививки, то, возможно, у меня был иммунитет. Но мирным жителям в этом отношении не повезло. Вакцинация прекратилась в 1970 году. Природный иммунитет был снижен, особенно в больших городах, жители которых никогда не вступали в контакт с более мягкой, животной формой вируса вроде коровьей оспы. Наибольшему риску подвергались дети. Большинство людей моложе двадцати никогда не вакцинировались.

Оспа распространялась воздушно-капельным путем и при физическом контакте. Было достаточно рукопожатия, поцелуя, вздоха. Если выпустить капельки жидкости, содержащие вирус, в закрытое помещение вроде кинотеатра или стадиона, эффект будет огромен, а то, что симптомы проявляются не сразу, только усугубит последствия. Ты даже не узнаешь, что произошло. Никто не поймет этого, пока через двенадцать – шестнадцать дней не возникнет первая вспышка заболевания, но к этому времени болезнь уже начнет передаваться. Вскоре будут проведены обязательные прививки. В медицинских центрах еще оставался некоторый запас вакцины. Но никакое лечение не поможет тем, кто уже заболел. Около тридцати процентов первой волны заболевших умрет. Остальные ослепнут или останутся изуродованными на всю жизнь. Воспоминания об эпидемии запечатлятся на лицах целого поколения. И чтобы устроить подобное, нужно только поместить вирус в жидкость – для его хранения вполне подходил двадцати процентный раствор глицерина – и распылить в воздухе.

Азиз, работавший в «Отличных бубликах», чтобы оплатить свою учебу в аспирантуре, провел все необходимые обработки вируса в биологической лаборатории колледжа Льюиса. Мы не общались с ним, за исключением тех моментов, когда обменивались записками. В назначенное время мне нужно передать ему прибор. Он должен загрузить его, когда будет работать в лаборатории один, и вернуть мне. После чего я помещу его в назначенное место.

Приступая к работе над прибором, я думал, что возникнет много технических проблем. Но одно из главных преимуществ оспы заключается в том, что ее легко хранить. В отличие от вирусов герпеса или СПИДа, которые нужно держать при очень низкой температуре, для оспы достаточно обычного холодильника. Оттаяв, вирус активизируется. И все, что тебе остается, – это распылить его.

В декабре я составил предварительный список мест, которые могли бы стать нашей мишенью, и передал его Рашиду. Я собирался участвовать в операции, и меня не устраивала роль исполнителя, я хотел разрабатывать план действия. Мы стремились, чтобы вспышка эпидемии была связана с особым для американцев местом и событием, чтобы наше послание указало бы на их алчность и слепоту. В наши цели также входило вызвать смятение. Хорошо, если в этом несчастье обвинят американское правительство. По крайней мере на первых порах.

Одно из указанных в списке мест – Всемирный торговый центр. Он находился неподалеку, и в нем было полно странных правительственных офисов, включая службу охраны. Мы могли выпустить вирус через вентиляционную систему. Но тогда возникли бы некоторые технические проблемы. Я боялся, что большая часть вируса пропадет в трубопроводе. Другие объекты – здание ООН и Капитолий в Вашингтоне. Но эти цели тщательно охранялись, и все могло раскрыться раньше времени. В списке также значились Лас-Вегас и Атлантик-Сити. Нам могло подойти любое казино с большой шоу-программой. Тогда эпидемия стала бы посланием людям о расплате за грехи. Я думал, что Рашиду понравится эта идея. Еще два объекта из моего списка располагались на юге.

Американский военный медико-биологический исследовательский центр и Медицинский информационный центр вооруженных сил в форте Детрик в округе Фредерик, штат Мэриленд, примерно в сорока пяти милях от Вашингтона. Округ Фредерик – маленький, тихий городок с кинотеатрами, спортивными комплексами и многочисленными супермаркетами. Чтобы выполнить работу, не нужно даже проникать в форт. Достаточно выпустить вирус в его окрестностях, чтобы возникновение эпидемии связали с этим местом, и тогда им пришлось бы за все ответить.

Еще один объект, который заинтересовал меня, – Центр контроля над заболеваниями в Атланте. Если эпидемия разыграется вблизи от него, то подозрение падет на центр. «Как они допустили утечку вируса?» – будут спрашивать люди. Возникнет много версий, что осложнит принятие контрмер. К тому же Атланта – крупный культурный центр, куда прилетали люди со всего мира, и это делало ее особенно удобной для достижения наших целей.

Но Рашид выбрал Мэдисон-сквер-гарден, на вокзале Пенн. До него просто добраться. Закрытое помещение, толпы людей, отправлявшихся в путешествие по всей стране. Это практично. Но мне казалось, что выбор сделан не совсем верно.

Рашид назначил дату: все должно случиться между понедельником пятого апреля и воскресеньем одиннадцатого апреля. Когда я посмотрел на календарь, то понял почему. Об этом говорилось в Ветхом Завете и Коране. В это время Бог послал мор на фараона и его народ. И евреи отмечали в эти дни Пасху.

* * *

К началу февраля я практически закончил изготовление прибора, стараясь сделать его как можно проще. Я создавал устройство, которое можно было поместить у всех на виду. Поэкспериментировав с различными деталями, мне удалось найти необходимую насадку. В контейнер нужно залить литр жидкости и хранить ее там несколько часов. Трубку, ведущую от баллона к насадке, необходимо тщательно запаять, чтобы вирус не вырвался на свободу раньше времени. Никто не должен догадаться, что находится внутри. Готовое устройство вряд ли вызвало бы у кого-нибудь подозрение. Оно напоминало огнетушитель. Никто не обратил бы на него внимания, даже если бы заметил, и не заподозрил бы что-то неладное, если бы оно сработало раньше намеченного срока. И никто не обратил бы внимания на его неожиданное исчезновение.

7 февраля я сообщил Рашиду о том, что Судный день придет в установленный срок, 10 апреля. А 8 февраля я съехал с моей квартиры в Джерси-Сити. Комнату уберут, и обо мне забудут задолго до того, как что-нибудь произойдет. Я отнес огнетушитель в Совет и спрятал его в подвале, а сам переехал жить к Шанталь.

Мне и раньше приходилось ночевать у нее. Я даже знал управляющего ее домом – поляка по фамилии Кантрович, который подмигивал мне всякий раз, когда встречал. Конечно, я не считал это место своим домом. Хотя мог бы. По крайней мере Шанталь этого хотела. Но иногда, просыпаясь с ней в одной постели, чувствуя, как ее присутствие и все это место наполняют мою душу покоем, я с трудом вспоминал, зачем я здесь и что должен сделать.

Меня пугали эти минутные слабости. Я вставал задолго до того, как первые лучи солнца освещали Нью-Йорк, шел в парк и бегал, а потом поворачивал на север, по направлению к Гарлему. Я искал в парке место, где мог бы спокойно помолиться, и пытался настроить себя на нужный лад. Иногда брал с собой Коран отца – мою священную книгу, с которой теперь было связано еще и много воспоминаний. Я хранил в ней свое и отцовское воинские удостоверения. Там лежали фотография моей матери, сделанная еще в Загребе, когда она была девочкой; этикетка от пивной бутылки из Панамы, довольно странная для Корана вещь, которая напоминала мне о Дженкинсе; тонкая травинка была совсем зеленой, когда я сорвал ее в саду Джози, потом я собирался выбросить ее, но так часто использовал в качестве закладки, что она стала неотъемлемой частью книги. Я сохранил ее. Песчинки, застрявшие между страницами и в корешке, пока я воевал в Заливе, разумеется, оказались там случайно. Но я был рад, что они там остались, напоминая мне о Рашиде, идущем по ужасному шоссе через дюны в тот день, когда закончилась война в Кувейте. Фотография дочери имама, которую дал мне Рашид, все еще лежала на третьей суре. Я не часто смотрел на нее. Не мог. Но зная, что она там, чувствовал: гнев в моей душе не угасал.

Когда я впервые задумался о масштабе бедствия, которое мы готовим, этот гнев помог мне. Зачем я иду на все это? Потому что так пожелал Бог. Поэтому он наделил меня всеми этими способностями, знаниями и силой духа. И этот Божий замысел был описан в книге, в книге моего отца.

* * *

Я хотел увидеть Меч своими глазами.

Азиз Хелми прочитал записку, которую я передал ему с пятидолларовой купюрой, потом смял ее и вернулся к кассе. Он покачал головой.

– Сегодня, – сказал я громко.

Он снова покачал головой, и я ушел, но после обеденного перерыва вернулся. Купив чашку кофе, чтобы согреться после февральского мороза, я ждал. Он шел, о чем-то глубоко задумавшись, и не обращал внимания на окружающих. Курьер на велосипеде едва не сбил его с ног, когда он вышел на Третью авеню. Азиз не знал, что я слежу за ним, до тех пор пока не подошел к проходной в биологический корпус.

– Спокойно, – произнес я.

– Нет!

– Спокойно, – повторил я и, прежде чем он успел что-либо предпринять, прошел мимо него и заговорил с охранником – пожилым человеком с усталыми голубыми глазами, который, казалось, не покидал своего поста уже лет сто.

– Простите, сэр, мне нужно забрать кое-что из кабинета моего друга. – Я указал на Азиза, стоявшего у меня за спиной. – Вернусь через пару минут. Хотите записать мои данные?

Охранник внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил. Он только махнул рукой, и по его жесту я понял, что он меня пропускает. Я зашел в лифт. Когда дверь закрылась, Азиз повернулся ко мне.

– Ты спятил? – Он толкнул меня обеими руками. Я не пошевелился. Он отступил.

– Успокойся. Просто я хочу посмотреть, что там у тебя.

– Я дал тебе параметры.

– Да. Что-то такое было. Но я хочу видеть, как выглядит этот предмет. Он должен подходить идеально.

Не думаю, что он мне поверил. Я хотел удостовериться в том, что операция планировалась на самом деле. Конечно, я не мог увидеть вирус. Но я мог посмотреть на емкость, в которой он хранился.

Было девятнадцатое февраля. Через пятьдесят дней наступит Судный день. Работая над устройством, я старался не отвлекаться на посторонние мысли. Но теперь, когда мне опять приходилось ждать этого момента, вопросы возникали передо мной, подобно теням из бездны. Я не мог ни ответить на них, ни их прогнать.

Откуда они достали вирус? Рашид не сообщил мне этого, и я знал, что он не признается. Я надеялся получить ответ у Азиза. Мне казалось, что он не только хранил вирус, но и помог заполучить его.

– Только давай без проволочек, – сказал я, когда двери лифта открылись.

– Хорошо, хорошо. – Он наконец-то согласился и повел меня по коридору мимо грязно-зеленых стен, освещенных синевато-белым флуоресцентным светом. Повсюду валялся мусор, а стены были исписаны граффити, почти как на улице. Многие лампы не горели, и было довольно темно. Мы остановились перед дверью с красно-белой предупредительной надписью.

– Если там кто-то есть, тебе придется уйти, – предупредил Азиз. Но в помещении никого не оказалось. Мы миновали еще один короткий коридор. Лаборатория была небольшой и напоминала школьный кабинет химии. Я решил, что спрошу о происхождении вируса, когда Азиз покажет мне пробирку.

Он открыл еще одну дверь с предупредительным сигналом и красной лампочкой над ней. Мы прошли в маленькую раздевалку, где висели белые халаты, бумажные маски и колпаки, но не стали надевать их и открыли вторую дверь.

– Руки мыть не обязательно, – сказал он. Мы вошли и свернули в маленькую, тесную комнатку. – Я храню это здесь, в холодильнике.

С обеих сторон располагались полки с колбами и мензурками. От одного взгляда на них я почувствовал волнение. Попытался заглянуть через плечо Азиза, но не смог рассмотреть, какую комбинацию он набрал на кодовом замке, прежде чем открыл тяжелую дверь.

– Вот. – Он отошел в сторону, чтобы я мог увидеть обычную колбу с наклейкой, подписанной карандашом.

– И все?

– Этого достаточно. Более чем достаточно.

– Но откуда он здесь?

– Спроси Рашида. Он принес его.

– Ты не знаешь, где он его взял?

– Не знаю. Я не спрашивал его, – произнес Азиз многозначительным тоном. – Ты доволен?

– Ты уверен, что здесь именно то, что должно быть?

– Уверен. Это моя работа.

Я изучал колбу еще несколько секунд. Она идеально подходила для огнетушителя. Азиз закрыл дверь холодильника, обошел меня и двинулся назад. Я бросил последний взгляд на холодильник, пытаясь понять, где уже видел подобную дверь с кодовым замком и плотной изоляцией. Увидел наклейку с надписью «Ревко». И тут я вспомнил. Мне больше не придется спрашивать, откуда взялся вирус.

Глава 25

– Ааааа, черт! – воскликнула Шанталь.

Сон – даже не помню, что мне снилось, – испарился, и я медленно открыл глаза. Белые стены крошечной квартиры казались серыми в проникавшем сквозь закрытые жалюзи тусклом свете. Я уткнулся лицом в ее теплую шею и плечи.

– Что случилось? – Я обнял ее за талию и подвинулся к ней, ее гладкая спина коснулась моей груди, затем я прижался еще крепче, чтобы ощутить ее всем своим телом.

– Дождь, – произнесла она.

Я спал слишком долго. Все еще в полудреме, не открывая глаз, я ласкал ее, проводя пальцами по ее грудям, шероховатым бугоркам сосков, коже на ребрах, изгибу талии. Я вдыхал ее запах и стал постепенно просыпаться.

– Дождь? – Я посмотрел в окно. Жалюзи были опущены. Я прислушался к стуку капель, но ничего не услышал. – Почему ты думаешь, что это дождь?

– Может быть, снег.

– Но с чего ты взяла?

Она заворочалась, освобождаясь от простыни и моих объятий, и повернулась ко мне лицом. Теперь я видел только тень на ее глазах.

– Я слышу свист швейцаров, вызывающих такси на Парк-авеню.

Я снова прислушался и тоже услышал достаточно громкий свист.

Полностью пробудившись, я почувствовал озноб.

– День будет долгим. – Я быстро поднялся с кровати. – Интересно, когда Джордж доберется до офиса?

– Он будет на месте к тому времени, когда мы туда приедем. А что?

– Я не слышу тебя, – сказал я из ванной, чистя зубы. Посмотрел на свое отражение в зеркале. Глаза казались уставшими и покрасневшими, голубая радужная оболочка выделялась на фоне белков, как прожектор. Я закрыл глаза.

Сегодня я переживал не только из-за Джорджа. Меня также беспокоил Рашид, который сообщил, что хочет со мной встретиться. До назначенного дня оставалось почти шесть недель. Он собирался передвинуть срок? Или что-то еще? Месяцами он не выходил на прямую связь, а теперь это. Азиз наверняка рассказал ему о нашей встрече. Возможно, Рашид хотел убедиться в моей готовности. Или еще раз сверить детали. Мне оставалось только ждать.

Честно говоря, я даже не знал, что ему сказать. Когда я увидел дверь холодильника в колледже Льюиса, обрывки воспоминаний стали выстраиваться в моей голове так же четко, как набор цифр на его кодовом замке. Дверь на холодильнике была почти такой же, как на сейфе, который мы нашли в бунгало около Кувейта. Я увидел его в ту ночь, когда впервые встретил Рашида. Маленький толстяк, который пришел вместе с Рашидом, попытался открыть сейф, и Рашид застрелил его. По его словам, он убил его за то, что тот подверг наши жизни риску, пытаясь спасти свое имущество. Но правду ли он сказал? Мы не знали, что находилось в сейфе. Черт! Потом я собирался подорвать сейф, чтобы открыть его. Если там хранился вирус, взрыв мог его уничтожить. Мог. Но я хорошо выполнял свою работу. Если бы я правильно рассчитал заряд, взрыв не повредил бы содержимое сейфа. Но стоило мне ошибиться, и взрыв освободил бы вирус. Мы так и не узнали, что там было. Мы бросили сейф прежде, чем я смог его открыть. А потом провели эту ночь на дороге смерти, погиб Дженкинс, и я больше не вспоминал о сейфе.

Что, если именно оттуда Рашид достал свой ужасный Меч? Я не был уверен. Почему он привел нас туда? На кого работал? Не на кувейтцев. И не на американцев.

Шанталь права. Как ни горько мне это сознавать. Все становилось на свои места, когда знаешь то, что знала она, а теперь и я, о Саддаме. Он владел химическим и биологическим оружием, занимаясь его разработками с начала 1970-х. Оно было для него не менее важным, чем создание атомной бомбы. Мог ли он позволить своим ученым уничтожить вирус оспы? Передал бы он его Всемирной организации здравоохранения? Нет. Он сохранил его. И он использовал бы его во время войны в Заливе, если бы появилась такая возможность. Оспа идеально подходила для подобных целей. Возможно, она не причинила бы особого вреда солдатам, но уничтожила бы вернувшихся в свои города кувейтцев. Он жег нефтяные скважины, покрывая землю огнем и дымом, а потом стал бы убивать и калечить детей. Во всеобщем хаосе войны никто не смог бы сказать, почему началась эпидемия.

Но этого не случилось. Что-то пошло не так. Возможно, войска Саддама отступали слишком быстро, чтобы реализовать план. Возможно, все расстроилось из-за какой-то технической ошибки. Кодовые замки на морозильнике заклинило из-за коррозии. Возможно, они не смогли открыть морозильник, а может, боялись взорвать его. Я не стал бы этого делать, если бы знал, что там внутри. Может, их спугнули спецназовцы, которые пытались уничтожить это место за несколько дней до нас. Кто знает? Но Рашид и толстяк что-то знали. Это точно. Толстый мужчина был мертв, а Рашид...

Кто такой Рашид? Я считал его другом. Мы вместе путешествовали, разговаривали, делились секретами. По крайней мере я делился своими. В Боснии он часами слушал рассказы о моей семье и даже о моих страхах. Он рисковал своей жизнью и спас меня. Он был моим учителем. Когда я пребывал в отчаянии и чувствовал себя потерянным, он помог мне обрести веру, стать ближе к Богу. Указал путь. И мы шли вместе по этому пути. А теперь я стал сомневаться в нем. Очень сильно сомневаться.

Я вспомнил все, что рассказывала Шанталь о возможных планах Саддама, о мести и терроризме; о том, как он вербовал палестинских террористов, превращая их в то, что она называла «исламскими террористами». Я понимал, что Рашид идеально подходил под эти описания. Он был наполовину палестинцем и имел связи с моджахедами. Когда я впервые встретил его, он вполне мог работать на Саддама в Кувейте как двойной агент, а потом помогать в создании новых террористических организаций в Афганистане и Боснии...

Нет, это уже слишком. Я не имел никаких доказательств. Только подозрения. Мы в равной степени участвовали в разработке плана. По крайней мере поначалу.

– Бреешься с закрытыми глазами? – Шанталь подошла ко мне сзади. Я вздрогнул, когда она положила мне руку на плечо, и порезал бритвой губу. Неожиданно я почувствовал приступ ненависти к ней из-за этого, а также из-за всех этих теорий и предположений. Я не мог признаться ей в своих чувствах. Не мог рассказать о том, что случилось. Я никому не мог об этом рассказать.

– Мне пора, – сказал я, умываясь.

– Встретимся на работе?

– Да.

– Потом расскажешь, как там дела.

* * *

Днем ранее Джордж Каррутерс повел меня обедать в свой клуб. Было уже поздно, и нас обслуживали последними, поэтому больше часа мы ждали заказ и пили: он – мартини, а я – холодный чай. Он говорил то медленно, то напряженно, иногда с неподдельным интересом, но в основном – спокойно, не позволяя мне вставить ни слова. Когда мы приступили к обеду, мой мочевой пузырь переполнился. А он все говорил без умолку, пока мы делали заказ и обедали. Рассказывал о политике в Европе и на Ближнем Востоке, о своих друзьях, о людях из Управления, которые предали его, и о тех, кто оставался ему верен; делился маленькими историями и забавными случаями об эксцентричных немецких принцессах, о саудовских королях, пристрастившихся к выпивке, и о двуличных хорватских нацистах.

Он до сих пор сожалел о событиях почти пятидесятилетней давности, когда он работал на Балканах в Управлении стратегических служб. В конце Второй мировой войны правительство США искало агентов, которые помогли бы им бороться с коммунизмом. В те дни, когда Тито еще сотрудничал со Сталиным, маршал был для всех отличной мишенью. Поэтому американцы привлекали на свою сторону бывших фашистских офицеров, чтобы создать антикоммунистическую сеть, и среди новобранцев попадались ужасные преступники, которые потом не только получили свободу, но и переехали жить в Америку. Им предоставили жилье и дали новые имена – что-то вроде программы защиты свидетелей. Попав в Америку, некоторые хорватские террористы продолжали убивать людей вплоть до семидесятых годов. Никто уже об этом не помнит. «К счастью». Все держалось в секрете, и когда обрывки информации все же стали появляться в прессе, это казалось невероятным, слишком сложным для дальнейших расследований. Кто знал, кем были эти хорваты в 1948 году? И кем стали к 1978-му?

Он не дал мне возможности ему ответить. Даже не сделал паузы. "Конечно, мы всех и допрашивали, и знали, кто они на самом деле. Просто мы неправильно оценили, на что они способны. Все ошибаются. – Он сделал глоток и сразу же продолжил: – Все ошибаются. Но я расскажу тебе один хороший способ, как проверить человека. Короли из рода Гогенштауфенов полностью доверяли ему, – он посмотрел на мою позу, – Ассад до сих пор пользуется им в Сирии. Старая истина гласит: «Ты можешь сказать о характере человека по тому, как долго он может держать в себе воду».

Я понял намек. Вернувшись, я заметил, что обеденный зал опустел, столы были убраны, но на них по-прежнему лежали белые скатерти. Джордж сидел в одиночестве за нашим столом, повернувшись спиной к залу, покуривая трубку. Мне показалось, что он сильно отличался от обычных людей.

– Мы говорили о хорватах в Америке, – напомнил я.

– Правда? Ах да. Продолжим в другой раз. Нам нужно вернуться в офис. Я уже оплатил счет.

Каррутерс не только посеял во мне ужасные сомнения. Мне казалось, что он сделал это намеренно. Ему нельзя доверять. Он играл со своими знакомыми в игры, которые использовал во время работы в Управлении, только теперь делал это для развлечения. Что он себе возомнил? Что мой отец – хорватский преступник, которого американская армия переселила в США? Но мой отец был мусульманином, так что это представлялось маловероятным Я говорил ему, что мои предки из Загреба, возможно, поэтому он так и решил. Каррутерс изучал меня, пытался подобраться поближе.

К вечеру число вопросов только возросло. Что я узнал о моем отце и моей семье в Дрваре и Льежска Жупица? Ничего. Никто даже не слышал о них. Но если он не был мусульманином, зачем же тогда Коран? Я не знал этого и не мог ни у кого узнать. Возможно, даже Джордж не смог бы мне этого объяснить. Но я не хотел упускать эту возможность. Я решил попробовать узнать у него больше.

Утром я застал его сидящим в своем кабинете, в окружении книг, поднимавшихся большими, готовыми в любой момент рухнуть кипами, по обе стороны от его стула. Мы немного поговорили. Я даже не могу вспомнить, о чем именно. Наконец я задал вопрос, который интересовал меня больше всего.

– Правительство США давало убежище мусульманам?

– О да. Боюсь, что так. Думаю, теперь все они мертвы, или почти все. Они были самыми худшими.

– Что вы имеете в виду?

– Что я имею в виду, Курт? Дивизию СС «Ханджар». Она весьма известна. Точнее, печально известна. Ты наверняка изучал историю своей страны. Эта дивизия целиком состояла из мусульманских отрядов.

– Мусульманские нацисты?

– А почему бы и нет? Но мне кажется, им не особенно доверяли. И чтобы доказать свою верность, они действовали с особой жестокостью. А это о чем-то да говорит. Их ужасающее поведение приводило в смятение даже немцев и итальянцев. Сотни тысяч людей, в основном сербов, но также евреев и цыган, были уничтожены, и «Ханджар» возглавлял эту резню. Они убивали и калечили людей, сбрасывали со скал их детей. Страна превратилась в сплошное кровавое месиво, как и сейчас. Думаю, после войны мы взяли некоторых из них.

– Вы помните фамилии?

– Твоей там не было, если ты об этом.

– Нет, нет. Меня не это беспокоит. Я просто хотел сказать... – Я не знал, что ответить. На улице возникла большая пробка. Шум машин меня раздражал. – Я хотел сказать, что они не могли быть по-настоящему верующими мусульманами.

– Почему? Насколько я помню, даже муфтий в Иерусалиме оказался как-то замешан в этом. Но, возможно, речь шла скорее о политике, чем о религии. Думаю, они заглядывали в Коран лишь для того, чтобы использовать его как шифровальную книгу.

Вой сирен на улице усиливался, прорываясь сквозь закрытые окна и стопки книг в кабинете Джорджа, сея панику. Джордж встал и посмотрел в окно.

– Какая большая пробка, – заметил он.

В офис заглянула секретарша.

– Кто-то устроил взрыв во Всемирном торговом центре, – сообщила она.

Я не мог сдвинуться с места. Кровь отлила от головы и рук, лицо и руки стали покалывать.

– Сколько людей пострадало? – спросил Джордж.

– Много. Но пока точно неизвестно. Это ужасно. Просто ужасно!

Джордж, не обращая на меня ни малейшего внимания, включил радио и стал искать свою любимую радиостанцию.

– Простите, – сказал я. – Мне нужно сделать несколько звонков и узнать, как дела у моих друзей, которые там работают.

Я спустился по лестнице, вышел на Парк-авеню и завернул за угол. Здесь меня ждал лимузин с тонированными стеклами. Я сел на переднее сиденье. Рашид был за рулем.

– Мы принесли огонь. – Я никогда не видел Рашида таким возбужденным и счастливым. – Теперь очередь за наводнением и чумой.

Слова застряли у меня в горле, и я боялся, что себя выдам. Меня постоянно предавали. Я хотел все обдумать, о многом расспросить Рашида, но в голову ничего не приходило.

– Завтра я уезжаю, – сообщил он.

– Уезжаешь? Из страны?

– Я уезжаю.

– Я... ты никогда не говорил мне... Торговый центр.

– Я держал эту операцию в секрете. Как и нашу.

– Нашу, – повторил я.

– Нашу, – улыбнулся он.

– Что теперь?

– Пока без изменений. Азиз сказал, что все готово. Остается ждать. А когда придет время, – действовать. Ничто не в силах помешать замыслам Аллаха. – Он пожал мне руку и некоторое время подержал ее. Наверное, почувствовал, какая она холодная. – Маасалама, – сказал он.

Я вышел из машины, едва не споткнувшись о бордюр. У меня хватило ума не провожать глазами его автомобиль, медленно пробиравшийся через пробку. Я вернулся в Совет.