Текст книги "Заложник"

Автор книги: Кристина Ульсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

13

Рейс 573

В последнее время Эрик все чаще думал о сыне. Не слишком ли рано он обзавелся ребенком? Наверное, раннее отцовство – частый случай, когда мужчина имеет дело с женщиной на десять лет старше.

– Я больше не могу ждать, – сказала ему Клаудия. – Еще немного – и я вообще не смогу иметь детей.

Что ему было на это возразить женщине, чей возраст приближался к сорока? То, что он не готов? Это прозвучало бы несерьезно. Эрик рисковал ее потерять.

– Может, не стоит так торопиться? – волновался его отец.

Эрик не отвечал на подобные вопросы. Они с отцом никогда не понимали друг друга, ни когда Эрик был строптивым подростком, ни позже. Оба так и не смогли преодолеть стену, которая разделила их много лет назад. Время шло, но отец, похоже, по-прежнему не воспринимал Эрика всерьез. Несмотря на то что тот уже много лет жил с одной и той же женщиной, выучился на пилота и получил место в компании «Скандинавские авиалинии».

Какой смыл убеждать в чем-либо того, кто не желает тебя слышать?

– Тебе есть чем гордиться, – говорила Эрику сестра. – Только представить себе, как ты живешь! Бываешь за границей, и все такое. Тебе многие завидуют.

Он находил в ее словах утешение. Действительно, многие желали бы с ним поменяться хотя бы на некоторое время. Не стоило расстраиваться по поводу того, что отец придерживался другой точки зрения.

Но сейчас, оказавшись в положении штурмана на захваченном террористами самолете, Эрик жалел, что его отношения с отцом не сложились. Он признавался себе, что больше всего на свете хотел бы сейчас слышать голос Алекса. В его интонациях было что-то отрезвляющее, внушающее чувство безопасности. А это именно то, чего ему сейчас так не хватало.

Эрик вспомнил, что хотел оставить своего сына, когда тот был еще совсем маленьким. Какой ужас!

Он скосил глаза на Карима. Тот смотрел куда-то вперед отсутствующим взглядом, словно пребывал мыслями совсем в другом мире.

– Черт, надо же что-то делать, – сказал Эрик.

– Надо. – Лицо Карима стало похоже на сердитую маску.

– Но мы должны помнить о своих семьях.

Тут Карим впервые перевел глаза на Эрика:

– Поверь, ни о чем другом я не думаю.

14

Стокгольм, 11:00

Эрик родился в воскресенье. У Лены начались схватки, когда они были в гостях у родителей Алекса и угощались воскресным обедом. Во время родов Лене казалось, что ребенок ложится поперек, словно из последних сил противится тем, кто хочет вытащить его на свет божий. Эти слова Лены прочно засели у Алекса в голове. Именно таким он и воспринимал с тех пор своего сына. Не покладистым, как его сестра, а строптивым и несговорчивым.

«Как ты со мной, так и я с тобой».

Лена считала Эрика самостоятельной и деятельной личностью, но Алекс не видел в нем ничего, кроме упрямства. Не то чтобы он не любил сына, но что-то мешало ему сблизиться с мальчиком. Последствия путешествия в Южную Америку несколько лет назад превзошли все ожидания. Алекс хотел дать ему понять, что он не безразличен отцу и тот хочет стать частью его жизни. И это удалось. Эти несколько недель они были близки, как никогда; Алекс и не думал, что такое возможно.

Потом Эрик вернулся в Швецию. Алекс не понимал, что происходит, но видел, что их дружба стремительно идет на спад. После смерти Лены стало еще хуже, но не только это повлияло на их отношения. Сын совершал один сомнительный поступок за другим. Например, решил стать летчиком, когда авиакомпании увольняли своих пилотов одного за другим. Иногда Алексу казалось, что, если бы не его скептицизм в отношении сына, Эрик не нашел бы в себе сил сделать карьеру.

Не стал бы Эрик пилотом – не сидел бы сейчас в этом проклятом самолете. Разве Алекс нервничал бы так, если бы речь не шла о жизни его сына? Если бы не Эрик, Алекс посоветовал бы коллегам не пороть горячку и ждать дальнейших сообщений от террористов. Кроме того, ему было бы интересно, как поведет себя правительство.

Он пообещал шефу действовать профессионально и не проявлять личной заинтересованности, однако чувствовал, что переоценил свои силы. Теперь шеф назначил еще одного ответственного за эту операцию, чему Алекс был рад. Его не заботило, что это может ограничить ему доступ к информации.

В этот момент Алексу позвонила Фредрика Бергман.

– Как там дела? С самолетом, я имею в виду, – начала она без лишних предисловий.

Почему она его об этом спрашивает? Разве они только что не сидели вместе на совещании в Розенбаде? Что может он сообщить ей нового?

– Меня вызывают в СЭПО, – ответил Алекс. – Пока ничего не прояснилось. А у тебя что?

– Через десять минут встреча с министром. Больше я ничего не знаю, – сказала она.

Алекс предпочел бы, чтобы Фредрика работала не в министерстве, а с ним. Сейчас он, как никогда, нуждался в ее поддержке.

– Может, созвонимся позже, когда оба будем знать больше? – предложил он.

– Договорились, – согласилась Фредрика.

Он уже собирался положить трубку, когда понял: она хочет добавить что-то еще. Он почувствовал это по тому, как она дышала в трубку.

– У меня есть к тебе разговор, – почти шепотом продолжила Фредрика. – Только это между нами.

– Конечно.

Алекс принял это условие не колеблясь и даже с радостью.

– Речь пойдет о Захарии Келифи, человеке, который упоминается в послании террористов.

– И что с ним?

Он почувствовал, как Фредрика мучится, подбирая слова.

– Не знаю, Алекс, но мне не по душе вся эта история. В нашем учреждении его делом занимаюсь я… И у меня очень недобрые предчувствия.

– Не будь такой мнительной.

– Понимаю, но в данном случае я не могу логически обосновать то, что хотела бы высказать. Мне знакома позиция СЭПО по этому вопросу, и до недавнего времени я считала ее вполне оправданной, но теперь все слишком усложнилось. Быть может, мы совершили ошибку.

Алекс представил себе ее задумчивые, испуганно округлившиеся глаза.

– Подожди, – успокоил он Фредрику. – Здесь ничего пока не ясно.

– Конечно. Но ведь уже сейчас никто ни в чем не сомневается. Мои коллеги верят: СЭПО знает, что делает, и не пойдет на радикальные меры без крайней необходимости.

– А ты не доверяешь СЭПО?

– Разумеется, доверяю. Я просто хочу сказать, что после случившегося я потеряла уверенность в правильности их решения.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что нельзя исключать ошибки в деле Захарии Келифи, – помедлив, ответила Фредрика. – Вполне возможно, теракт устроил некто, кто знает о невиновности Келифи и стремится таким образом восстановить справедливость.

– Подставив под угрозу жизни четырехсот человек?

– Да. – Она снова замолчала. – Отчаяние толкает людей и не на такое.

Фредрика пожалела об этом звонке, лишь только положила трубку. «Теперь Алекс решит, что я сошла с ума и симпатизирую террористам», – подумала она. В то же время Фредрика понимала, что не смогла бы работать дальше, не поделившись с Алексом своими сомнениями. Она чувствовала: в деле Захарии что-то не так.

Останься Фредрика Бергман в полиции, она знала бы, что ей сейчас делать. Она наплевала бы на осеннюю слякоть и стала бы разыскивать людей из окружения Захарии. Попыталась бы угадать их настроение и понять, как они относятся к предъявленному ему обвинению. Но Фредрика больше не имела никакого отношения к полиции. Сейчас она работала за письменным столом в Министерстве юстиции.

– Ты такая везучая! – восхищался на днях один из ее друзей. – Министерство юстиции! Только представить себе, сколько человек мечтает о такой должности.

«Чему же здесь завидовать? – недоумевала про себя Фредрика. – Я только и делаю, что перекладываю бумажки с места на место. Кому может помочь такая работа? Никому, включая Захарию Келифи».

Вот уже двадцатый, наверное, раз за утро Фредрика достала папку с бумагами этого алжирского иммигранта. Она внимательно изучала документы СЭПО. Итак, его телефонный номер всплывал в расследовании террористического акта еще в 2009 году. Потом Захария фигурировал во французской операции. Наконец, последнее дело, по которому ему было предъявлено обвинение. Келифи передал террористам пакет с ингредиентами смеси для взрывного устройства. Кроме того, как утверждает СЭПО, один из осужденных, Эллис, указал на него как на сообщника.

Фредрика задумалась. Скоро начнется совещание в Министерстве юстиции. Есть ли у нее конкретные возражения против решения СЭПО? Конечно нет.

Не повторять же то, о чем она говорила с Алексом. У нее недобрые предчувствия, но вряд ли этот аргумент покажется убедительным министру юстиции. А вот доказательств того, что Захария Келифи представляет собой угрозу безопасности страны, набралось предостаточно. Если бы дело касалось любого другого преступления, кроме терроризма, Фредрика не сомневалась бы в решении СЭПО. Чего же она хотела? Поднять вопрос о нарушении прав личности в ситуации террористической угрозы в принципе? Если так, то время для такой дискуссии было выбрано самое неподходящее.

Алекс прав, в их работе нельзя руководствоваться минутным настроением. Кто она такая, чтобы ставить под сомнение процедурную рутину, бывшую в ходу уже не одно десятилетие? Если решение принято в соответствии с законом, нет никаких оснований сомневаться в его справедливости.

Работа в СЭПО была близка и в то же время бесконечно далека от того, чем Фредрика занималась в особой следственной группе Алекса. В делах СЭПО было множество подозреваемых и крайне мало осужденных. Далеко не все аргументы предварительного следствия можно было обнародовать в суде, и это создавало порой непреодолимые препятствия для обвинения. Сколько же разочарований и отчаяния несла такая работа!

Фредрика решила отступить. Ей нечего сказать по делу Захарии Келифи. Нужны новые факты, но где их взять и что, собственно, она собирается доказывать?

Она приняла решение и успокоилась. До совещания оставалось несколько минут.

– Я разговаривал с премьер-министром, – начал Мухаммед Хаддад. – Он согласен со мной в том, что нельзя идти у террористов на поводу, это чревато тяжелыми и непредсказуемыми последствиями. В связи с этим возникает вопрос, как нам донести до них свою точку зрения?

– Полагаю, над этим придется ломать голову полицейским, – заметил госсекретарь.

– Это я понимаю, – вздохнул Мухаммед Хаддад. – Однако вы не должны забывать, что террористы находятся в самолете и не имеют возможности общаться ни с кем, кроме членов экипажа. Они не могут выйти на полицию напрямую, и поэтому мы должны иметь свою коммуникационную стратегию. Можно сказать, этого они от нас ожидают.

– А что говорят американцы? – подала голос Фредрика.

– Они страшно взбудоражены, – ответил госсекретарь, который, очевидно, уже связался с коллегами из-за океана. – Министерство иностранных дел продолжает налаживать постоянный обмен информацией с нами. Мы говорили с Госдепартаментом и Департаментом внутренней безопасности, а они в свою очередь – с ЦРУ, ФБР, АНБ и всеми остальными. Этими контактами в основном занимается СЭПО.

Госсекретарь получал явное удовольствие от своего выступления. Фредрика заметила, как ему нравится быть в центре всеобщего внимания. Его стоило бы назначить на этот пост только за то, с каким упоением он произносил слово «ЦРУ».

Она взглянула на наручные часы. Самолет в пути всего лишь около ста двадцати минут. Значит, топлива в баке пока достаточно.

Итак, Хаддад выразился вполне определенно. Правительство не будет пересматривать свое решение относительно депортации Захарии Келифи. Негромкий, доверительный голос министра успокоил Фредрику. Мухаммед Хаддад был проницательным и честным человеком и не страдал заносчивостью. Если бы он посчитал решение правительства относительно Келифи ошибочным, то не задумываясь признал бы это и не замедлил бы принять меры.

Но депортация Захарии Келифи составляла лишь половину проблемы. Кроме нее, оставался «коттедж Теннисона», секретная американская тюрьма на территории Афганистана. И рассчитывать на то, что требование террористов будет выполнено в этом пункте, не приходилось.

15

Вашингтон, округ Колумбия, США, 05:02

«Джамбо джет» вылетел из аэропорта Арланда в половине десятого по стокгольмскому времени. Через полчаса командир экипажа сообщил в контрольно-диспетчерский пункт о найденной в туалете записке. Это была вся информация, которой располагал Брюс Джонсон, когда папка с делом о захвате «боинга» легла на его стол. Немного – и в то же время вполне достаточно.

Самолет направляется в Нью-Йорк.

На его борту американские граждане.

Одно из требований террористов адресовано непосредственно правительству США.

– Если шведы не понимают, что эту проблему нужно решать совместными усилиями, мы будем действовать на свой страх и риск, – объявил начальник Брюса в ФБР, после того как в четыре утра по американскому времени его проинформировали о случившемся по телефону.

Вскоре он был назначен ответственным за проведение этой операции, непосредственным руководителем которой стал Брюс.

В пять утра Брюс допивал вторую чашку кофе. В ЦРУ работа кипела круглые сутки, но сейчас народу в офисе было немного. Он уже связался с коллегами из ЦРУ и других вовлеченных в эту операцию учреждений. Придется подождать несколько часов, пока все не будут на месте, но потом разразится самая настоящая война. На текущий момент все выглядело так, будто основную ответственность за проведение операции несет ФБР. Однако, поскольку самолет еще не успел пересечь воздушную границу США и угрозу рассматривали как внешнюю, ЦРУ проявляло не меньшую заинтересованность.

Брюса мало заботили отношения между организациями и департаментами. Каждый должен делать свое дело – в этом залог общего успеха.

Работа шведской стороны оставляла желать много лучшего. Брюс до сих пор не имел на руках списка пассажиров и членов экипажа. Он поручил работникам аэропорта оценить степень риска того, что бомба находится в багажном отделении или салоне самолета, однако и этот запрос пока оставался без ответа.

Брюс понимал, что, скорее всего, на борту «боинга» никакого взрывного устройства нет. Однако в серьезности намерений террористов сомневаться не приходилось. Лучшим свидетельством тому было упоминание в их записке «коттеджа Теннисона».

Несмотря на то что «коттедж Теннисона» считался объектом ЦРУ, сотрудник ФБР Брюс Джонсон был знаком и с его историей, и с внутренним устройством. С некоторых пор тюрьма Гуантанамо стала притчей во языцех, многие хотели бы ее закрыть и навсегда забыть о ее существовании. В то же время нереальность подобных притязаний понимали все. Президент, в ведении которого находился этот вопрос, уже наломал дров в предвыборную кампанию 2008 года. Оставалось только удивляться недальновидности его советников.

Но почему именно «коттедж Теннисона» всплыл в этом послании, написанном по-шведски и поднимающем вопрос об освобождении некоего Захарии Келифи, иммигранта, которого шведские спецслужбы сочли настолько неблагонадежным, что лишили вида на жительство? Этот вопрос вызывал у Брюса Джонсона по меньшей мере недоумение. «Коттедж Теннисона» – не Гуантанамо, название этого малоизвестного места не встретишь в газетах. Вполне возможно, что оно каким-то образом просочилось в Интернет, но в любом случае тот, кто на него наткнулся, должен был знать, что он ищет.

Вторая проблема состояла в том, для чего террористам понадобилось закрывать «коттедж Теннисона». Быть может, там содержится кто-то из шведских граждан? В этом Брюс Джонсон сильно сомневался, тем не менее решил навести справки в ЦРУ. Он знал, что СЭПО контактирует с американской разведкой, и не исключено даже, что ЦРУ на сегодняшний день располагает более полной информацией по этому делу, чем ФБР. В таком случае результат будет.

Брюс записал имя руководителя антитеррористического отдела СЭПО: Эден Лунделль. Она так хорошо говорила по-английски, что Брюс не смог удержаться от вопроса, кто она по национальности. Эден подтвердила его подозрения. Да, ее мать англичанка, сказала она, и сама она долго жила в Лондоне.

Теперь Брюсу стало понятно, откуда у нее английское имя. Однако ему не давала покоя мысль, что он где-то слышал его раньше. Наконец один из сослуживцев Джонсона внес ясность и в этот вопрос.

– Еще бы! Я прекрасно знаю, кто она такая, – усмехнулся он.

И напомнил Брюсу одну историю, которую оба слышали от британских коллег много лет назад. Но как, черт возьми, ей удалось стать руководителем антитеррористического отдела шведской службы безопасности! Неужели шведы не поняли, с кем имеют дело?

Брюс тряхнул головой. Он должен сосредоточиться на «коттедже Теннисона», а не думать о том, как рекрутирует своих сотрудников СЭПО. Откуда террористы знают про «коттедж Теннисона»? И главное, почему они так заинтересованы в его закрытии?

16

Стокгольм, 11:22

Очередная встреча проходила в корпусе СЭПО. На этот раз это учреждение словно показало Алексу свое истинное лицо. Если бы он не знал, что находится в двух шагах от своего кабинета, ни за что бы так не подумал. За бесчисленными внутренними стенами открывались огромные офисные залы, разделенные высокими перегородками на бесчисленное множество рабочих мест. Окна были такими же маленькими, как и в корпусе криминальной полиции, потолки имели разную высоту, а стены были выкрашены в белый цвет. Корпус производил впечатление недавно отремонтированного. Компьютеры выглядели более современными, чем те, на которых работал Алекс. Большинство сотрудников имели на столах по два монитора, но у некоторых стояло и три. Помещения для совещаний и встреч были отгорожены стеклянными стенами, хорошо пропускающими свет, и снабжены самой совершенной звукоизоляцией. Во многих залах виднелись огромные экраны, на которые проектировались карты, таблицы или фотографии каких-то людей.

– Впечатляет, – признался Алекс.

– Спасибо. Все это разработано нашими аналитиками, в том числе и комнаты для совещаний с проекторами. Когда идет обсуждение, важно иметь информацию перед глазами.

– Понимаю, – кивнул Алекс, которому надо было что-то ответить.

Интерьеры СЭПО походили на декорации для съемок американского детектива. Это было не совсем то, что ожидал увидеть здесь Алекс. Многие сотрудники носили темные костюмы. На некоторых женщинах красовались элегантные платья. Алекс сразу почувствовал себя некомфортно в своих темных брюках и пиджаке не подходящего к ним цвета.

Пересекая офисный зал, Эден и Алекс прошли мимо мужчины, который что-то кричал по-французски в трубку телефона.

– У вас нет переводчиков? – удивился Алекс.

– Только для особых случаев. Большинство наших сотрудников говорят по крайней мере на одном языке, кроме английского и шведского. А некоторые владеют четырьмя или пятью. – Эден посмотрела на Алекса. – А у вас с этим как?

– Английский, пожалуй. Но и он оставляет желать лучшего.

– Тогда эта операция должна пойти вам на пользу. Подтянете свой английский, – улыбнулась Эден. – Кофе?

Кофейный автомат больше походил на межпланетный спутник.

– Нет, спасибо, – ответил Алекс.

Ему не хотелось выглядеть полным идиотом, который не только не знает языков, но и не разбирается в технике. Тем не менее Эден всучила ему чашку:

– Нажимайте здесь и здесь.

– Фантастика! – восхищенно прошептал Алекс, заглядывая в чашку.

– Век живи – век учись. Пойдемте присядем.

Одно из отгороженных стеклянными стенами помещений оказалось ее кабинетом. Эден прикрыла за собой дверь.

– Насколько я понимаю, с вашей стороны этим делом занимается еще кто-то, кроме вас? – начала она.

– Да, мой коллега сейчас на заседании в ОКР. Так мы с ним распределили работу на сегодняшний день.

ОКР – отдел криминальных расследований. Алекс не ожидал особой пользы от совещания с тамошними работниками и поэтому был рад, что идти на встречу с Эден выпало именно ему.

– Простите за вопрос, но чем вызвано появление этого, так сказать, второго состава? Ведь изначально, насколько мне известно, операцией со стороны криминальной полиции руководили именно вы?

Кофе был слишком горячий и обжигал рот.

– На этом самолете мой сын штурманом, – ответил Алекс. – Я узнал об этом слишком поздно. Я не в курсе его расписания.

«Мы не так часто звоним друг другу», – хотел добавить он, но передумал.

Не сводя глаз с Алекса, Эден села за стол.

– Понимаю.

Она быстро пролистала папку и подала Алексу несколько бумаг:

– Вот здесь. – Эден показала пальцем. – Эрик Рехт, это он?

– Да.

Алекс сделал очередной глоток. Горячо, чертовски горячо. В дверь постучали. Эден подняла голову.

– САЛ только что прислала списки пассажиров и членов экипажа, – объявила вошедшая в кабинет женщина. – Мы проводим их по нашим базам, результаты будут в течение нескольких минут. Я позвоню, если обнаружу что-нибудь достойное внимания.

– Отлично. – Эден хлопнула ладонями по столу.

Дверь закрылась.

– По каким это базам вы хотите их провести? – поинтересовался Алекс.

– По всем возможным. Посмотрим, значатся ли там эти люди. Вполне вероятно, кто-то из них фигурирует в наших списках, но, если это связано с превышением скорости на дороге, случай не представляет для нас интереса.

Алекс кивнул. СЭПО интересовало, есть ли на борту самолета люди с преступным прошлым.

– Наши предложения я уже изложила по телефону. Вы обсуждали их со своими коллегами?

«Да, – мысленно ответил Алекс, – причем обсуждение было коротким, поскольку лучших идей ни у кого не нашлось».

– Вынужденная посадка – оптимальный вариант в сложившейся ситуации. В этом мы вас поддерживаем, – сказал он вслух.

– Прекрасно! – воскликнула Эден. – Я говорила с сотрудниками САЛ, которые выходили на связь с пилотом. Сам он ничего предложить не может, а значит, сделает так, как мы решили.

Алекс на это надеялся. Он обрадовался, когда узнал, кто командир экипажа захваченного судна. С Каримом Сасси Алекс познакомился на дне рождения Эрика, и тот произвел на него самое благоприятное впечатление. «Он уверенный в себе, – сказала Диана, – и рассудительный». У Карима Сасси приятная жена и очень милые дети. Он абсолютно надежен и, как кажется, не имеет привычки витать в облаках, подобно его Эрику.

«Витать в облаках. Разве не этим ты сейчас занимаешься, Эрик?»

– Кстати, – вспомнил Алекс, – вы уже поставили в известность родственников членов экипажа?

– Пока нет, – покачала головой Эден. – Мы всеми силами стремимся избежать утечки информации. Во всяком случае, пока не попытаемся совершить вынужденную посадку. Никто не сможет поручиться за успешность операции, если нам это не удастся.

Алекс кивнул. Он понимал, что Эден права. Мысленно он молился, чтобы все прошло благополучно. Что, если случится самое худшее и самолет разлетится на куски? Как сообщить потом об этом ничего не подозревающим родственникам?

Этого нельзя допустить ни в коем случае.

Если самолет взорвется, для Алекса все будет кончено.

Он глубоко вздохнул.

– Алекс?

– Со мной все в порядке.

– Если вы хотите отказаться от участия в этой операции…

– Я уже сказал – со мной все в порядке.

Это прозвучало резче, чем ему хотелось, но Алекс не мог допустить и мысли, что будет отстранен от этого дела.

– Вы должны знать, что никто ничего не будет от вас утаивать, – продолжала Эден. – У вас есть мой прямой номер, на который вы в любой момент сможете позвонить.

Алекс знал, что Эден говорит правду, тем не менее он уже передумал отступать. Не хотел уподобляться Петеру, который сломал себе жизнь, потому что не смог справиться со своими эмоциями.

– Спасибо, но я решил остаться.

– Хорошо.

Эден взяла телефон и набрала какой-то номер.

– Мы здесь, – сообщила она в трубку. – Подойдешь?

Почти в ту же секунду дверь открылась и в комнату вошел мужчина лет пятидесяти с небольшим. Он был высок и подтянут, возраст выдавали лишь морщины на лице. Незнакомец протянул руку.

– Алекс Рехт, – представился Алекс.

– Деннис.

Алекса удивило, что мужчина не назвал своей фамилии.

– Деннис руководитель нашей следственной группы здесь, в СЭПО, – пояснила Эден.

Мужчина сел за стол рядом с Алексом, напротив Эден.

– Как ваши дела? – спросил он.

– Мы собираемся позвонить в САЛ и выйти на контакт с самолетом, – ответила Эден. – Он уже миновал воздушное пространство Швеции и Норвегии.

– Где он приземлится?

– Мы говорили с норвежцами, они согласны его принять, если только летчику удастся развернуть машину в обратном направлении.

Эден снова сняла трубку телефона, набрала номер, записанный на листке бумаги, и включила режим громкой связи. В САЛ ответили после трех сигналов. Потом раздались звуки, свидетельствующие об установлении соединения.