Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Кристина Рой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

Между тем проходило лето, наступило время уборки урожая. Крестьяне работали не покладая рук, так как им нужны были хлеб и деньги. Вишни и груши радовали обильным урожаем. Крестьяне радовались тому, что фруктов хватит и для себя, и для продажи.

Детишки бегали по улице с черными ртами, измазанными сочными, сладкими ягодами, а гуси радовались свободе, так как их маленькие пастухи, словно белки, сидели на фруктовых деревьях вдоль проселочной дороги и не обращали внимания на своих пернатых подопечных, даже если те забредали на пшеничное поле.

Ужеровы довольны были, что Степан им так хорошо помогал.

Они объединились с Янковским, который принял Егора Сенина, и все вместе споро убирали одно поле за другим. Аннушка и Дора косили и вязали снопы, и на их поле звучали чудесные народные песни, которые Аннушка любила петь, как когда-то ее мать, Марийка, научившая петь и Дору. С песней у них работа лучше спорилась. Когда бабушка Ужерова приносила завтрак или обед, все садились вокруг Янковского. Он вслух молился и после еды и благодарственной песни непременно читал Слово Божье, и обед заканчивался благодарением. Во время полуденного отдыха сельчане размышляли о прочитанном. Неудивительно, что у них работа так и горела в руках, хотя они обходились без крепких напитков. Янковский ради Сенина потребовал от соседей полной трезвости, и они тотчас согласились обходиться без хмельного. Мартын Уже-ров вообще мало пил после возвращения с военной службы. Илья дал Доре слово, что зелье это больше в рот не возьмет, когда увидел, что Сенин сотворил со своей женой. Степан презирал водку, как и местное пиво, так как в Богемии он привык к лучшему. Люди удивлялись тому, что и Сенин работал без "подкрепления".

– Послушайте, – сказал староста Милов, который в обеденный перерыв пришел к ним со своего поля, – если у вас приживется эта мода и вам удастся ввести сухой закон и у соседей, что нам тогда делать с ромом, который пришлось взять для общины?

– Спустите его в воду, – засмеялся Илья, – пусть идет туда, откуда пришел. Вам хоть не придется разбавлять его, чтобы стало больше.

– Шут ты гороховый, а кто вернет нам тысячу крон, которые община за него уплатила?

– Не надо было покупать этот ром, вас никто не заставлял. Кто сварил это зелье, тот пусть и пьет его. Но не бойтесь: в Зоровце достаточно дураков, которые его выпьют.

– Я читал, – вмешался в разговор Степан, – что, для того чтобы ром приобрел свойственные ему запах и вкус, его настаивают на старых кожаных подошвах.

– Это, наверное, кто-то в шутку придумал.

– Нет, господин староста. Дело это даже химическим способом обследовали. Кожу заливают чистым спиртом и, когда она начинает темнеть, добавляют часть рома. Затем настой этот наливают в бутылки с надписью "Ямайский ром", а мы покупаем напиток, который с Ямайкой ничего общего не имеет.

– Вот, батюшка, когда ваш –ром кончится, мы вам сами сварим. Соберем в бочку подошвы со старых ботинок, зальем их спиртом, и будет вам свой собственный ямайский ром.

– Ну вы и придумали, – засмеялся староста. Он любил своего зятя, и Степан ему нравился, так как он много знал, был веселым, простым и общительным.

Все удивлялись тому, что Сенин не пил уже несколько недель. Заработок свой и то, что он зарабатывал ремонтом обуви, он оставлял у Янковского, который из этих денег заплатил все его долги в пивных, запретив ему самому посещать злачные места. По воскресеньям Егор Сенин часто сидел у Янковского и становился все печальнее. В одно воскресное утро он, расстроенный и бледный, прибежал к Янковскому в сад.

– Спасите меня! – взмолился он, ломая руки.

– Что с вами случилось? – спросил сосед, откладывая книгу, которую читал.

– О, если бы вы знали, как меня всю ночь мучило желание выпить! Словно постоянно кто-то подстрекал меня: "Напейся и умри!" Если бы у меня было чего выпить, я определенно сделал бы это, и вы меня больше никогда здесь не увидели; я знаю, что если я не выдержу и напьюсь, то возьму веревку и повешусь, потому что нет мне поддержки в моей несчастной жизни! Вы так заботитесь обо мне, и я сам стараюсь, как могу, но если и дальше так будет, я не устою. Мои грехи перед святым Богом слишком велики, чтобы Он мне их мог простить. Он меня оставил, и я все равно погибну.

– Послушайте, сосед! – Янковский открыл книгу и начал читать: "Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как волну убелю" Ис. 1:18.

– Это говорит святой Бог, так придите же наконец к Нему! Кровью Сына Своего Он хочет омыть вас и ради Него все вам простить. Тем, которых Он омыл, он обещает: "Не бойся, ибо Я – с тобою; не смущайся, ибо Я – Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей". Вы, дорогой сосед, стараетесь победить мучительный недуг собственными силами. Это дело нелегкое, потому что враг сильнее вас, и вы его сами никогда не преодолеете.

Сколько мне еще говорить вам, что Господь этого от вас вовсе не требует? Он только просит: "Отдай мне, сын Мой, сердце свое!" Приди к Нему таким, какой ты есть!

– Но ведь у меня сердце такое нечистое!

– Верю. Вот ведь и мое не было чистым. Однако здесь не сказано: "Отдай мне очищенное сердце!", не так ли? Как вы его можете очистить?

Если вы прекращаете свои зверские выходки, то этим ваше сердце вовсе еще не очищено, ибо прошлое еще не прощено, оно вас обвиняет.

– Да, оно обвиняет меня перед Богом и перед людьми! Благодаря вам соседи ко мне добры, но их взгляды мне постоянно говорят: "Он долго не выдержит!" Никто мне не верит, и поэтому я сам не верю себе.

– Это мне понятно. Но, сосед, верите ли вы в Бога? Верите ли вы, что Он действительно существует?

– Да, в это я верю.

– Почему же вы тогда не идете к Нему, когда Он говорит: "Приди ко мне!", и почему вы не пытаетесь отдать Ему свое сердце, чтобы Он очистил его от всякой греховной нечистоты? Когда Он меня однажды позвал и я пришел к Нему, Он меня тоже не оттолкнул, а простил мне все мои грехи и омыл мое греховное сердце. По собственному опыту я вам истину говорю, что Он имеет силу даровать нам новое сердце. Кровь Иисуса Христа способна омыть нас от грехов нашего прошлого. Я познал, что Господь верен слову Своему : "Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя"1. Зайдите в дом, сосед, я за вас помолюсь, и вы помолитесь и сделайте решающий шаг.

Через полчаса Сенин вышел из дома Янковского в глубоком раздумье.

Весь день он никуда не выходил. Лишь вечером он появился на улице, и сельчане удивились какому-то новому, просветленному и даже торжественному выражению его лица, которое, казалось, из дали возвещало, что с ним произошло что-то очень значительное. "Я наконец-то поверил и послушался, – сказал он, полный радости.

– Бог меня действительно простил. У меня такой мир в сердце, как никогда не бывало. Завтра же пойду к моей жене, может быть, врачи отпустят ее со мною домой!" Он так и сделал, но ее еще не выписали, а сказали, чтобы он пришел через неделю. На этот раз Егор Сенин поехал в город со своей матерью; Рашов дал ему повозку и коня. Все жители Зоровце ждали прибытия бедной женщины, не предсказывая ей ничего доброго, так как никто из них не верил, что Сенин надолго останется таким смиренным и порядочным, как в последние недели.

Янковский сидел за своей хозяйственной книгой, когда нежная теплая рука обняла его за шею:

– Отец!

– Что, дочка? – он посмотрел на нее с трогательной нежностью.

– Мне хочется тебя о чем-то спросить. Можно?

– Сейчас. Я только закончу считать. Девушка отступила и терпеливо стала ждать, когда он закроет книгу.

– Итак, что тебя интересует, дитя мое? – обратился он к ней, взяв ее теплые нежные руки в свои.

– Считаете ли вы, отец, что вещи моей приемной матери, которые у нас на чердаке, действительно принадлежат мне и что я могу распоряжаться ими, как хочу, но, конечно, с вашего разрешения?

– Тут ты вольна поступать, как хочешь, так как ты единственная наследница тетушки Скале. Все, что принадлежало ей, – твое!

– Я рада, если это так! – вздохнула девушка облегченно. – А вы, батюшка, мне ведь разрешили бы делать то, что написано в Слове Божьем?

– Ты только скажи мне, в чем дело.

– Когда я сегодня подмела у Сениных и заперла дом, то подумала, что скажет хозяйка, когда она вернется. Ее свекровь выбелила весь дом снаружи и внутри и вымыла окна; ее муж навел порядок во дворе. Но теперь, когда везде так чисто, еще больше стало заметно, что у этих бедняков в доме пусто. Ни в комнате, ни на кухне нет посуды, так как пьяный хозяин всю ее перебил. У нас же на чердаке полный сундук таких вещей, которые лежат без дела и нам не нужны. А теперь ведь все, что ваше, – и мое, не так ли?

– Конечно, дитя мое, все в моем доме принадлежит как мне, так и тебе.

– Это хорошо, отец! У нас едва хватило бы места разместить все вещи матушки Скале.

На-иболее ценные, как и те, которые мне подарили, я отложила в сторону. Можно ли мне остальными украсить пустые стены в доме Сениных, чтобы они не так обличали бедного Егора?

– Этому я даже буду рад, – ответил Матьяс, приглаживая рукой свои волосы на голове, чтобы скрыть волнение.

– И у них, батюшка, в доме только одна кровать с постелью.

У нас же на чердаке стоит кровать моего приемного отца с мягким матрацем, которая нам не нужна. А ведь в Слове Божьем написано, чтобы тот, у которого две рубашки, отдал одну тому, у которого нет ни одной. Давай, батюшка, отдадим эту кровать, потому что сосед наш не скоро заработает столько, чтобы купить эти вещи.

Ты согласен?

– Да, дитя мое. И что еще? – весело улыбнулся Матьяс.

– О, если бы вы мне разрешили поступить, как я хочу! Мой приемный отец ростом был почти такой, как Сенин. Там от него осталась еще верхняя одежда и белье, можно было бы выбрать что-нибудь для несчастного соседа...

– Правильно. Новому человеку не к лицу старые, залатанные тряпки. Но если уж помогать, то мы просто отдадим все, что им может пригодиться и без чего мы можем преспокойно обойтись. Вечером мы все перенесем, не нужно, чтобы кто-то узнал об этом. Пусть правая рука не знает, что делает левая.

– Вы мне поможете, батюшка, принести вещи с чердака?

– Это я сам сделаю. Ты только отбери все что нужно.

На другой день к Янковским заехала повозка с Сениными. Аннушка для них приготовила обед. Когда все поели, Матьяс почитал из Слова Божьего и помолился с ними. Затем он передал соседям ключ от их дома. Сениным показалось странным, что никто не проводил их домой. Жене Сенина Циле хотелось бы, чтобы с ней пошла Аннушка. Хотя она и сказала своему мужу, что прощает его, когда он таким смирным и трезвым пришел к ней в больницу, и все же она с ужасом подумала о том, что ей снова предстоит перешагнуть проклятый порог пустого дома, в котором из всех углов зияет горькая нужда. Как же были приятно поражены Сенины, когда хозяин открыл дверь в кухню! Двери передней и задней комнат тоже были открыты, и полуденное солнце освещало весь дом. Они его едва узнавали! В кухне было полно деревянной и глиняной посуды, как и прежде; стены комнат украшали фарфоровые тарелки; причудливые сосуды и даже стеклянные кувшины, каких никогда у них раньше не бывало, переливались на солнце радужными цветами. На окнах висели чистые занавески; столы были покрыты скатертями. В задней комнате на месте старой поломанной кровати стояли новая, покрашенная зеленой краской скамья и кровать, застеленная чистым бельем. На столе рядом с Библией, лежала свежая, ароматная булка хлеба, за ней благоухал букет полевых цветов. Теперь, когда сердце Сенина согрелось незаслуженной им, всепрощающей любовью, перед ним вдруг в ужасной обнаженности встало все его отвратительное прошлое. Он бросился у скамьи на колени и заплакал горькими слезами. И эти слезы в очередной раз растопили лед, сковавший сердце его обиженной жены. Она опустилась на колени рядом со своим мужем и сказала: "Не плачь, Егор, ты сказал, что Бог тебя простил. Так и я прощаю тебе в этот час от всей души все, что ты натворил". Эта молодая еще женщина наконец сделала то, к чему во время болезни побуждала ее совесть: она обратилась за милостью и прощением к Господу, покаявшись в своем упрямстве и непослушании перед Ним и своими родителями. Принесли также свои плоды покаяния мужа и свидетельство свекрови. На родине вечной любви в этот час царила великая радость. Святые руки занесли там имена трех душ в Книгу вечной жизни.

Запыхавшись, Егор Сенин прибежал к соседям:

– Да вознаградит вас Бог за то, что вы сделали для нас! – воскликнул он, войдя в комнату, где Янковский сидел один.

– Это Аннушкина идея. Но она не хочет, чтобы кто-нибудь об этом узнал, – ответил Матьяс.

Едва он узнал, что произошло у Сениных, как прибежали и женщины. Аннушке не удалось скрыться от них, они ее нашли в ее комнате.

– Не прячься, – сказала Циля, – ты мне жизнь спасла, и твоя любовь победила мое ожесточенное сердце. Ты мне помогла вернуться к жизни, и я вечно буду благодарить Бога за тебя. Как я рада, что Он тебе уже воздал! Ты ведь теперь не оставленная сирота, а, к счастью, нашла своего доброго отца!

Горящий огонь скрыть невозможно. До наступления утра вся деревня узнала, что Ян– ковские сделали для Сениных. Егор молчал, как ему было велено, но приехала в гости мельничиха, тетя Цили, и вскоре всем все стало известно. Она приехала присмотреть за своей племянницей и привезла ей большой маковый пирог и несколько яиц. Тетушка была в доме и перед отъездом бедняжки в больницу, поэтому она сразу увидела, как изменился дом Сениных. В разговоре благодарные женщины многословно и взволнованно рассказывали об оказанной им помощи.

Если же делается доброе дело, то всегда находится кто-то, кто хочет тому подражать. Так и это милосердие Аннушки и Матьяса не осталось без отклика. Получилось почти так, как у Иова, когда он выздоровел: собрались все женщины, и ни одна не пришла с пустыми руками. Одна несла молока, другая сахару, третья немного маку и сухофруктов; куски сала, колбасы, хлеб и яйца наполняли пустую кладовку. Каретник Ключ, перевозивший как раз свое зерно, приказал снять с доверху нагруженного воза несколько мешков для Сениных. А бабушка Ужерова не только принесла гостинец – двух голубей на суп, но и сказала, что они с Мартыном договорились предложить Сени-ным взять на время их пеструю корову. Они решили еще немного подержать волов и вырас-тить молодняк; для этого оставляют молодую корову. Пеструху же надо бы продать, но жалко – из-за хорошего ее молока. Это было бы выгодно и им, Ужеровым, и Сениным. Пастись Пеструха могла бы с их скотом. Но ведь и у Сениных есть огород и капустное поле, и до зимы корову легко можно прокормить.

Да, событие в Зоровце очень напоминало случай с Иовом. Ибо превыше всего чистая, самоотверженная любовь. Она подобна огню, который светит далеко, греет и приносит счастье.

Глава 9

Было 15 августа, католический праздник. Бабушка Симонова сидела в своей комнате и пряла грубую коноплю на мешковину. Вместе с пряжей вились и ее мысли. О чем же бабушка думала, когда бывала одна? Мысли старых людей, как книга со сказками, историями и картинками. Такими они были и у нашей бабушки. Ведь она жила в двух столетиях и очень многое пережила. В детские годы – революцию 1848– 1849 гг.( Восстание в Будапеште против гнета Габсбургов, в котором Словакия заняла антивенгерскую позицию.) затем прусскую войну и в старости – ужасную первую мировую войну. Хотя бабушка Симонова с детства служила у людей, вышла замуж за бедняка и очень рано овдовела, она вырастила четверых детей и с детства размышляла о жизни. Она замечала многое, что другие не видели. И теперь, сидя за прялкой, она мысленно пересматривала всю свою прошлую жизнь.

Ах, ей даже не верилось, что она дожила до освобождения своего народа! Когда-то после школы, в свои 12 лет, она служила нянькой в доме пастора. И Сегодня она вспомнила старую мать того пастора, жившую вдовой в доме сына. Как она жаждала освобождения своего народа! Когда-то маленькая Юлька слышала, как эта женщина, часто мучившаяся от боли, говорила своим детям и снохе: "Дети мои, я сильно страдаю от моей болезни, но если бы я знала, что для нас, словаков, настанут лучшие времена, я хотела бы пожить еще!" Бедняжка, как долго ей пришлось бы страдать! Русоволосая головка маленькой Юльки побелела, прежде чем так неожиданно осуществились чаяния старой женщины.

Как будто вчера это было. Бабушка видела перед собой лица дорогих ей людей, прежде всего – своего первого хозяина. Мало было таких людей, как он. Светлые волосы обрамляли его высокий лоб, где хранилось столько разумных мыслей! Маленькая Юлька всегда восхищалась его ясными, светящимися глазами. Он был немногословен, но говорил всегда серьезно и с добрым намерением. Хотя он был еще молод, его все уважали: многочисленные члены его общины, вся его большая семья, дамы и господа, посещавшие его дом. Многие собирались у него, чтобы посовещаться о том, что можно сделать для спасения словацкого народа.

И как славно подходила ему его молодая жена! Лишь ангелы на небе могут жить между собой лучше, чем эта пара на земле. Ах, эта добрая женщина! Пастор слишком рано ушел из жизни, а его жене еще 30 лет пришлось жить на этой многострадальной земле. Уже в глубокой старости она оставила этот мир. Как раз тогда, когда вдали гремели пушки и тысячи отцов и сыновей истекали кровью на полях битвы. Шла Первая мировая война.

Ее глаза, которые и в глубокой старости не потеряли своего блеска, закрылись на 83-м году жизни. До конца жизни она излучала любовь. На ее погребении звонили колокола, а вскоре они были сброшены жестокими руками с башни, откуда так долго призывали людей к молитве. Хорошо, что ей это варварство уже не пришлось пережить. Как и голод, наступивший в скором времени, когда хлеб людям отпускали по карточкам. Великая нужда посетила всех, особенно в больших городах. Дамы, которые прежде крестьянку едва у достаивали взглядом, приезжали в деревни поездами, даже пешком добирались, чтобы за большую цену купить немного муки. И когда за деньги ничего уже нельзя было купить, они отдавали последнее: драгоценности, одежду, белье. Про одну такую беднягу рассказывали, что она вернулась домой без рубашки, отдав ее немилосердной крестьянке за булку хлеба. Крестьяне поняли, что наступило их время; да, их время, когда слуги сидят на конях, а князья ходят пешком, как слуги. И они пользовались этим, накапливали богатства и продавали свои запасы лишь за кровавые гроши, ибо теперь на конях сидели они, власть находилась в их руках.

В истории любимого народа было немало темных пятен, причинявших боль сердцу бабушки. Несмотря на обретенную свободу, будущее Словакии было неясно. Но бабушка не предавалась этой заботе; она предоставляла ее Тому, пути Которого хотя и непонятны иногда, но всегда верны и Который может привести к добру через самое тяжелое и горькое.

Сколько бабушка Симонова плакала, когда ее последний внук, едва подлечившись в госпитале, в третий раз был отправлен на фронт и потом попал в итальянский плен! Она уже и не надеялась когда-нибудь его увидеть! Но, несмотря на то что и на воле люди умирают от голода, он вернулся домой из плена и привез ей большое сокровище – глубокую веру в Бога. В плену он находился вместе с одним солдатом постарше, у которого дома были жена и маленькие дети. Его новый товарищ никогда не отчаивался, как другие, которые подчас даже собирали и ели ядовитые корни, чтобы умереть и избавиться от мук. "Если мне суждено умереть от голода, то на то будет воля Божья; сам же свою жизнь я не намерен сокращать", – говорил он. Пленник читал свою маленькую Библию и когда печалился, то пел духовные песни. Он никогда не сквернословил, не произносил злого слова. Всегда терпеливый, он никого не обижал, ни с кем не спорил, а делал добро, как только мог. Когда он познакомился с внуком бабушки Симоновой, то позвал его к себе, чтобы с ним почитать слово Божье и помолиться. Нередко они до полуночи говорили о Божьих делах, пока молодой Симонов не познал Сына Божьего так, как знал Его этот солдат. Когда он обратился к Нему, то Господь простил все его грехи и даровал ему в этой великой скорби мир и радость в сердце, которые внук потом принес домой своей бабушке. При этих воспоминаниях из глаз старой женщины покатились слезы, но это были слезы радости.

Если бы бабушке Симоновой в то время, когда она денно и нощно молила Бога сохранить внуку жизнь и привести его домой, кто-то сказал, что Бог ее услышит, но что она увидит смерть своего внука, она, наверное, отрицательно покачала бы головой и подумала бы, что этого ей не пережить. И вот она это пережила! Одна она осталась на свете и в глубокой печали, однако такой счастливой в душе, как никогда прежде. Смертельно больным возвратился ее внук с войны. Он был, как срубленное дерево, которому уже не суждено зеленеть. Напрасно она варила ему всевозможные травы и коренья, чтобы подлечить его больной желудок. Не было для него лекарства. Когда-то, умирая с голоду, он мечтал о корке хлеба, но ему ее не давали; а теперь, когда у него было все: вкусный домашний хлеб, свежее молоко, яйца – его желудок ничего не принимал. Жизнь его угасала медленно, как свет на алтаре. Умирающий ни о чем не жалел и утешал себя и бабушку словом Божьим, лежал тихо и поглаживал своими горячими от жара руками жесткие мозолистые руки бабушки. Лишь вспоминая виденное и пережитое на полях битвы, он становился таким грустным, что часами не произносил ни слова. Редко он об этом рассказывал. Однажды, глубоко вздохнув, внук сказал: "Война – это что-то ужасное, бабушка! У меня был товарищ, красивый парень, кровь с молоком, 18-ти лет, единственный сын у матери. Ночью он часто плакал от тоски по дому. Однажды наши окопы подверглись сильному обстрелу. Прямо около нас разорвался снаряд, и к моим ногам упала рука милого Иванка, все что осталось от него... В первые дни мне казалось, что от горя и ужаса я сойду с ума. Днем и ночью я видел перед собой эту руку, хотя мы, его товарищи, и похоронили ее. И сегодня еще, закрывая глаза, я вижу ее перед собой. Он был так молод, красив и добр, а они его убили".

В другой раз он проснулся от ужаса.

– Чего ты боишься, дитя мое? – заговорила с ним бабушка.

– Ах, эта сожженная сербская деревня! Старики, ломая руки, ходят вокруг горящих домов; полуголые дети кричат от страха. Там лежит убитая молодая женщина, прижимая к себе живого ребенка. Он поднимает головку, умоляюще смотрит на меня... Я ему не могу помочь, мне надо идти вперед. Да если бы я и за– хотел помочь, все равно они от меня убежали бы, потому что я их враг... Ах, скорбь за всех этих людей меня убьет!

Конечно, эта скорбь убила бы его, если бы он не мог утешиться тем, что Спаситель Иисус Христос умер за грехи и несправедливость всего мира, в том числе и за его грехи.

Снова бабушка вспомнила последние дни своего внука. Еще перед уходом в страну вечности он здесь, на земле, обрел полный покой. Все ужасы прошлого оставили его и перестали мучить, лишь мир и радость наполняли его душу. Когда сердце внука остановилось, он лежал перед ней с блаженной улыбкой на устах. Он уснул таким сладким сном, что никакой злой сон не мог его больше разбудить. Его похоронили, и бабушка осталась одна на земле. Умирая, внук препоручил свою бабушку Спасителю: "Господь Иисус Христос, предаю ее Тебе, так как она остается одна!" И Он ее принял; она днем и ночью чувствовала, что не одна, что Он действительно с ней.

...Бабушка допряла нить, и скорбные мысли оставили ее. Она вышла во двор, где вокруг нее собрались все ее животные: куры,утки, индюшки, кролики – все ждали милости из ее рук. Голуби и воробьи слетели с крыши, прибежали дворовый пес и черно-белый кот, чтобы встретить свою хозяйку. Они так хорошо понимали друг друга, ибо живущий с Богом живет в ладу и с Его природой. Для всех у бабушки находилось доброе слово, приветливый взгляд.

Издали доносился вечерний колокольный звон.