Текст книги "Пробуждение"
Автор книги: Кристина Рой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Ах, – удивлялись женщины, – и откуда у старого Бенека все это? Он нам всегда казался таким глупым, а теперь он такой человек, который всех нас может учить.
Во время болезни старика прошли праздники Рождества и Нового года. Женщины кончили прясть и смотали пряжу. Ткачи налаживали ткацкие станки. Много полотна предстояло наткать. До Крещения стояли сильные морозы, но потом неожиданно наступила оттепель. Вполдень солнце уже хорошо пригревало. С гор ручьями потекла вода, но мельникам и крестьянам это было в радость; они давно этого ждали, чтобы намолоть муки. Снег быстро таял, в полях появлялись черные, дымящиеся паром проталины. У кузнецов появилось много работы. Крестьянки сажали клушек на яйца. В некоторых домах готовились к свадьбам. Прекратились посиделки с прялками у Рашовых, и на собрания к Янковскому теперь приходило меньше людей. Но те, которые их не пропускали, начали служить Господу. Степан больше неде-ли где-то работал со своей молотилкой и, вернувшись домой, был обрадован переменам, которые произошли с его родными, особенно с Ильей, как смело шли они за Господом!
Милову удалось купить имение зятя, так как тот тоже прикупил немного земли у помещика в Коморне.
– Это я для вас покупаю, дети – сказал он молодым. – Деньги мне на это придется занять в банке, но у вас будет хорошее наследство.
Даст Бог здоровья, расплатимся; за 10 лет сможем их выплатить.
– Не покупайте, отец, – возражал Илья, – у нас достаточно земли и работы. "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?"1 – Не может ничем повредить душе хорошее хозяйство!
– Вы в этом уверены, отец? Иисус Христос велит: "Ищите же прежде Царства Божия"2. А как мне его искать, если у меня столько работы, что и вздохнуть некогда? Поденщиков нанимать нам невыгодно, а самим всю работу делать – ноги протянешь. Чтобы я своей Доре позволил так мучиться? Нет, отец, для нас ничего не прикупайте, а вам оно не нужно!
Слова, сказанные Ильей, означали многое. Он был молодым, здоровым, толковым работником, любил скот и пашни; и все же состояние его души было ему дороже. Староста поначалу злился, но постепенно убедился, что зять его прав.
Однажды после полудня, когда Янковский наводил порядок в своем книжном шкафу, в дверь постучали.
– Это ты, Степа? Добро пожаловать, – приветствовал хозяин гостя.
– Что вы делаете, дядя?
– Как видишь, книги укладываю. Два года назад я этот книжный шкаф купил у нотариуса и отдал столяру на ремонт. Потом я забыл про свой заказ, а сегодня он мне сам его принес. Как видишь, у меня немало старых и новых книг, и у Аннушки тоже. Ты очень кстати пришел: помоги мне, пожалуйста, перенести шкаф в комнату дочери.
– О, охотно! – парень снял куртку и повесил на крючок. – Где вы его хотите поставить?
– Мы убрали скамью, и теперь там места хватит. И фисгармонию уже сюда перенесли.
– Я слышал, что Аннушка теперь во время собраний аккомпанирует хору. Вот радость вам, наверно?
– Конечно, Степа. В душе я всегда благодарю Отца Небесного и брата X. за покупку фисгармонии. Сколько приятных часов моя дочь проводит за ней, и мы радуемся вместе с нею! Музыка – это дар с небес, если она звучит во славу Господа!
Через некоторое время книжный шкаф со стеклянными дверцами уже стоял в комнате Аннушки. Степан переносил сюда книги из передней.
Матьяс из сундука Аннушки достал кое-какие безделушки, которые они поставили на одной из полок. Степан сказал, что так теперь принято в городе. Нижние полки они оставили заполнять Аннушке. Вот она обрадуется!
– А где она, дядя?
– Она отправилась в школу, а оттуда пойдет к больному пастуху. Но я беспокоюсь – она оставила дома шерстяной платок, а на улице такой холодный ветер!
– Вы думаете, она нескоро вернется?
– Через час, не раньше.
– Тогда поговорим о деле, из-за которого я пришел. И если дадите мне потом платок, я ей смогу его занести, так как хочу проведать еще дядю Бенека.
– Так садись и говори, что у тебя на душе. Янковский поставил Степану стул, а сам сел на скамью у окна.
– Я с радостью вам говорю, что за молотилку уже могу уплатить.
Когда отец мне сказал, что у нас на зиму достаточно зерна, я излишки продал и заработал еще кое-что на лесозаготовках. Одеждой и обувью я обеспечен, и, если добавить мои сбережения, мне с избытком хватит расплатиться за покупку машины.
Степан с радостью отсчитал необходимую сумму, добавив и проценты. Их Янковский не взял:
– Если христианин хочет помочь другому, он за это платы не берет.
– Что вы, дядя, это же не плата за вашу любовь! Вы мне так помогли!
– Этому я рад, но проценты не возьму. Аннушке это не понравилось бы, а ее реакция тебе далеко не безразлична, не так ли? И вообще к чему такая спешка? Ведь никто этих денег не требовал с тебя. Хотя, надо сказать, долги – враги человеку. Чем раньше от них избавишься, тем спокойней будешь спать. Прекрасно, что ты, Степан, отработал машину. Это равносильно покупке пары лошадей. Теперь никто из односельчан уже не скажет, что у тебя ничего нет. То, что ты теперь заработаешь с помощью молотилки, будет твоей собственностью.
Да поможет тебе Бог!
Матьяс сердечно пожал руку Степану. Затем он положил деньги в боковой ящичек в сундуке.
– Знаешь, что я на них куплю?
– Интересно, скажите!
– Продаются луг с рощей между ольхами и лощинами.
– Но это ведь непахотные земли! – удивился парень.
– Да, но лишь так можно огородить одним забором все наши поля и луга, которые я откупил обратно, словом, все наше имение. Если я вложу в эту землю дополнительную сумму, у меня получится большой доход. Я хотел бы показать моим односельчанам, как христианину следует обращаться с землей, которую Бог ему доверил.
Мы уже давно могли бы жить лучше, если бы по-хозяйски обращались с земным богатством, данным нам Богом. Нечего нам в поисках заработка уходить на чужбину. Теперь, когда Господь вернул нам нашу землю, каждый обязан ее обустраивать.
Янковский говорил с необычным энтузиазмом, и Степан с интересом его слушал.
– Дядя, вам надо бы купить мотоплуги, особенно для перекопки картофеля. Наших мне не удалось уговорить на это, а ведь с помощью техники можно было бы сберечь много времени и сил.
– Ты можешь дать мне список этих механизмов и машин?
– Конечно.
– Принеси его вечером. Я благодарен тебе за добрый совет!
Не тот глуп, который всю жизнь учится, ведь он становится все умнее, а тот, который думает, что знает достаточно!
– В этом вы правы, дядя! Но нам, молодым, порой кажется, что мы уже все знаем, и это жаль!
– Может быть, люди удивляются, что я стараюсь увеличить свое имение, после того как я годами не обращал на него никакого внимания. Возможно, что вы, любящие правду, обвините меня в пристрастии к наживе. Но ты понятлив, и потому скажу тебе: я очень многое в жизни терял, особенно во время горькой печали, когда все во мне замирало: сердце, душа и дух. Бог помиловал меня, разбудив от этого сна, причем не ударом, а великой Своей любовью. Теперь глаза мои открылись, и мне стало понятно, в каком долгу я перед людьми. Вам, приходящим ко мне, я служил Словом Божьим и дальше охотно буду служить, так как к личному свидетельству я мало способен.
Так и в земных отношениях: я не умею говорить, поэтому хочу на своем примере показать людям, что нужно делать, чтобы Бог нас мог благословить. Я думаю, что просто возвещать Слово Божье людям, которых нужда гонит по миру, недостаточно. Это все равно что плыть по бушующему морю в лодке с одним веслом. Гребешь, гребешь – и не двигаешься с места.
В комнате на мгновение наступила тишина. Затем Степан протянул Матьясу руку:
– Благодарю вас за доверие, дядя. Вот вам рука с обещанием, что пока я в Зоровце, я ваш верный помощник; будем вместе грести двумя веслами. Только подсказывайте, что нужно делать, чтобы я знал, как вам помочь.
Мужчины пожали друг другу руки. Затем Степан взял платок для Аннушки и поспешил к хижине пастуха.
Он тихо вошел, но на пороге остановился. В сумраке комнаты звучали два голоса. Внимательно оглядевшись, он понял, что Аннушки здесь нет. У кровати больного сидел пастор Моргач, а около печи – бабушка Симонова. Мужчины оживленно разговаривали. Чтобы не помешать, Степан тихо вышел и закрыл дверь. Бабушка Симонова его видела и, поняв, кто ему нужен, улыбнулась. Не зная что делать, Степан остановился на дворе. И вдруг знакомый голос окликнул его по имени Он радостно обернулся.
– Аннушка, что ты здесь делаешь?
– Привет тебе, Степа! Дяде привезли немного дров. Вот я их убрала и теперь иду домой.
– Тогда поспеши! У тебя замерзли руки. Холодно. Отец передал тебе платок!
– Ах, ты его принес, вот хорошо! – девушка закуталась в платок.
– Так идем! Или ты еще хочешь зайти?
– Я уже простилась. Там у дяди Бенека бабушка Симонова и господин пастор. О, если бы ты слышал, как дедушка свидетельствовал ему!
– Я слышал их оживленный разговор и не захотел мешать. А ты считаешь, что этот страдалец принадлежит Господу?
– Да, конечно! Когда я ему читаю или пою, он так радуется! А ведь радоваться мы можем лишь тому, что уже имеем, не так ли?
– Да, это я теперь хорошо знаю. Всю неделю, живя вдали от дома, я, казалось, был в мире один, и все же не один, так как Он всегда был со мной.
Борясь с ветром, молодые люди шли по улице.
– Видишь, как платок тебе пригодился. Ветер прямо ледяной.
– Не знаю, Степа, почему люди ко мне все так добры, – заметила девушка.
– А всегда ли это было так?
– Да, и там, дома, сколько помню – соседи, в школе, а теперь здесь все вы!
– И я?
– Конечно!
– Знаешь, однажды я в Малековом бору вызывал эхо, и лес мне отвечал теми же словами, которые кричал я, добрыми и злыми. Что касается меня, то я тебе лишь выплачиваю долги.
– Долги?
– Что ты удивляешься? Разве я у тебя не в долгу? Но уже недолго осталось, так как я отцу твоему только что уплатил за молотилку. Ты от всего сердца хотела мне помочь, и Господь благословил меня так, что даже родные мои удивились тому, сколько я заработал. Ваш мельник был прав, когда сказал: "Не бойтесь купить эту машину. Она изготовлена еще в довоенное вре– мя и сможет работать очень долго. Другую такую не скоро найдете. Хотя она и кажется маленькой, с ней многое можно сделать". Досадно мне лишь то, что отец твой не хотел взять проценты.
– Проценты? – воскликнула девушка ошеломленно. – Господь говорит: "Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь"1. Значит, мы члены Его семьи, и мы брат и сестра. Я считаю, что нехорошо было бы сестре брать у брата проценты. Если бы она нуждалась, другое дело, а так?
– Ты права. Но и я хотел бы отплатить за добро добром. Вы привезли себе лес. Мы с Ильей придем и распилим его.
– Вот это было бы хорошо, Степа. Только прошу, придите поскорее. С тех пор как у отца заболело сердце, ему пилить лес не под силу. Но так как он дяде Зваре не хочет оставлять всю работу, он каждый день пилит сам. Ты окажешь нам большую услугу, если у бережешь отца от болезни!
– Хорошо, что ты мне это сказала. Мы завтра же придем. Ну вот мы и дома!
Степан открыл калитку Янковских.
– Послушай, Степа, – сказала Аннушка, задержав протянутую руку, – Дора с Ильей сегодня придут к нам на ужин. Приходи и ты!
– Охотно приду. Есть причина?
– Мы вместе испекли хлеб и булочки. Отец привез чаю и сахару и сам хочет угостить нас настоящим русским чаем. Будем петь и попросим отца рассказать нам о пережитом. Он это так хорошо умеет делать!
Что значит молодость! Парень с девушкой стояли на сильнейшем сквозняке, северный ветер чуть не сбивал их с ног – а эти двое счастливых не чувствовали холода. Парень спиной подпирал ворота, чтоб ветром не закрылись. Им было тепло, потому что тепло шло из их сердец. Им так хорошо было вместе, что и расходиться не хотелось.
Не прошло и часа, как они снова были вместе. Янковский действительно заварил отличный ароматный чай. Аннушка с Дорой поставили на стол вкусное печенье. Все ели с завидным аппетитом. Потом пели песни под аккомпанемент Аннушки и наслаждались ее игрой.
Но когда Янковский потом начал рассказывать о бескрайней России и о страданиях детей Божьих во времена репрессий и революции, восхваляя великую милость Божью, проявленную Им там, все сидели замерев, и Дух Святой, дейст-вующий в тишине, действовал и в их сердцах, укрепив в них намерение и решение следовать за Христом до конца жизни. Это был божественный час, один из тех, когда рождаются будущие герои и образуются совершенные характеры. Собравшиеся не заметили, как к ним вошли Мартын и Сусанна Ужеровы и с ними – Сенины. В заключение по просьбе Доры под аккомпанемент фисгармонии спели еще: Господь, мое желание – У ног Твоих всегда пребыть Ив полном послушании Тебе, Спасителю, служить...
Это они пели не только устами – это была молитва верующих душ, которые полностью отдали свои жизни своему Спасителю. Это была небольшая группа малопросвещенных детей своего народа. Мир о них ничего не знал, но там, на вечной Родине, в Царстве Божьем, они были известны и любимы.
Между тем беседа в пастушьей хижине оборвалась, так как у старика начался приступ удушья, и все подумали, что за несчастным страдальцем пришла смерть. Молодой пастор приподнял голову старика и прижал ее к своей груди. Бабушка открыла окно и дверь, и струя холодного ветра заставила сжатую грудь вздохнуть. Глаза открылись, и больной благодарно взглянул на пастора. Немного погодя тот уложил его обратно в подушки, и старый пастух, глотнув из ложки воды, поданной бабушкой, затих.
– Вряд ли он еще раз проснется, бабушка, – сказал пастор взволнованно.
– Как Богу угодно, господин пастор, ведь он пойдет Домой. Недавно он сам нам сказал, что Дух Святой дал ему уверенность в вечной жизни. О, Бог милостив. Последовавшего зовет Христос, Он не разочарует.
Потихоньку, чтобы не разбудить старика, бабушка стерла с его лба капли пота, выступившие во время приступа. Губы его зашевелились.
Пастор и бабушка склонились, чтобы услышать его слова: "Благодарю Тебя... Господь Иисус... Твоя кровь... вечную жизнь..
. к святым горам... благослови... Аннушку!" И еще раз с тоской: "Иисус мой, домой!" Больше они ничего не услышали. Старик приподнял голову, и лицо его от лба до подбородка словно просветлело. Вздрогнула еще левая рука, тихий вздох, и...
– Он уже в вечности... – вздохнула бабушка, опустилась на колени и тихо стала молиться, чтобы Иисус Христос провел возвращающуюся душу через долину смертной тени и довел домой.
Так ушел в вечность пастух общины Зоров-це, который на земле мало трудился для Господа, потому что жил во мраке. И все ж пастор был доволен, что ему дано было спасти человека, ему, которого люди поставили своим душепопечителем. Земляки вручили ему пастырский посох, чтобы он повел свое стадо в страну, верный путь к которой ему был не известен. На вопрос, ожидает ли их там вечная жизнь, он тоже не мог дать точного ответа. Юноша был научен исполнять свою должность, незаметно для него произошла подмена: жизнь с Богом была заменена на образование. Его послали работать, нести людям свет, прежде чем Иисус Христос стал его светом в жизни.
После утомительных бессонных ночей, жестокой борьбы с гордым сердцем, в которой должен был умереть самонадеянный богослов, чтобы родился слуга Христа, Бог заставил его услышать свидетельство и увидеть смерть наименьшего из Своих детей, чтобы сказать ему: "Да будет свет!" И стал свет. Пастор Моргач поверил, что все Слово Божье – истина и что Бог, милостиво принявший старого Бенека благодаря голгофской жертве Сына Своего, примет в свое время и его. Склонившись у тела старого пастуха на колени, в то время как бабушка сопровождала молитвами отошедшую душу, он в вере обрел милость, прощение, новую жизнь и свет.
Пастор Моргач оставил дом пастуха новым человеком. Ушедший из этой хижины был теперь на небе, в покое, красоте и славе, пастор же – обновленный, с большой радостью в душе, пошел навстречу борьбе и страданиям. А на земле оба они были пастырями.
Таких похорон люди в Зоровце еще не видели. Вся община провожала своего пастуха в последний путь; три отряда с горящими факелами оказывали ему честь. Если бы он был католиком, то ему пели бы: "Вечный свет да светит ему!" Он ему действительно светил. Может быть, поэтому и солнце так ярко светило! Но самым примечательным была надгробная речь пастора. Никогда еще люди в Зоровце такой не слыхали. Когда пастор стал описывать жизнь старика, о которой услышал от него самого, у всех появились слезы на глазах. Он сказал, что, к сожалению, никто не заботился о его душе, что, по признанию пастуха, он в этой христианской среде жил без Бога и без Христа, что он ничего не понимал из того, что говорилось в церкви. "Он жил среди нас, он нам верно служил, но если бы Бог не послал к нам Своих слуг, то мы все проводили бы его в вечную тьму, без Христа, без света. Никто из нас не служил ему в духовном отношении – меньше всех я". Пастор, передохнув, продолжил: "Зато он своим последним вздохом послужил мне!
У его смертного одра я узнал, что он в свой последний час верой обрел Спасителя и что я, который все о Нем знал, который поставлен на это место по вашему желанию, чтобы вести вас к Богу, – Его не имел. Умом, из книг, я о Нем знал, но в моем сердце Его не было. "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного". Эти слова я хорошо знал, как и то, что Бога Сына тогда я еще не принял. Но так как в Слове Божьем сказано: "А тем., которые приняли Его, верующим во Имя Его, дал власть быть чадами Божиими". Юрий Бенек стал счастливым сыном и наследником раньше, чем я, ваш пастор. Это справедливо, так как перед Богом все равны. Видя кончину этого оправданного человека, наблюдая за тем, как он уходил домой, я наконец открыл сердце стучавшемуся в него Спасителю. Он меня помиловал, и я принял Его. До того времени Он жил только в моем уме, в книгах, а сердцем я Его не видел. Сегодня Он живет в моем сердце, так что я могу воскликнуть словами песни: Да, я спасен, спасен я от блужданий Пытливого и гордого ума. В самом деле, таких похорон в Зоровце еще не было и такой надгробной речи еще никто не слышал. Никто из участников не остался равнодушным. Ведь неслыханное дело: пастор перед членами своей общины делает такое признание! Понявшие его ликовали в душе, другие, которым его высказывание было непонятным, почувствовали все же глубокое уважение к нему. Он словно приблизился к ним.
До сих пор с ними говорил пастор, сегодня это был человек, говоривший с народом, как брат с братьями. Уходя с кладбища, даже самые равнодушные с уважением прощались с ним.
Так жители Зоровце похоронили своего пастуха. На третий день после похорон на собрании общины решили перестроить пастушью хижину и использовать ее для ночлега странствующих подмастерьев. Так община хотела сохранить память о Бенеке.
Глава 15
Наступил вечер. Сенины после дневного труда, поужинав, сидели вместе, размышляя о божественных истинах. Они прочитали Псалом 50: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои...» – Думая о своих злодеяниях, – сказал Се-нин печально, – я не могу от всего сердца благодарить Господа за то, что вы, матушка моя, и Циля меня простили, как и Господь меня простил из любви Своей великой, и Спаситель меня кровью Своей омыл навсегда.
– Это, сынок, были не только твои грехи, – сказала мать его, схватив сына за руку.
– Верно, – подтвердила Циля, – это были и наши грехи, и Бог нам всем их простил.
Она встала, чтобы убрать со стола. Положив руку свою на плечо мужа, она с любовью посмотрела ему в глаза. И он с благодарностью ответил ей тем же.
– Посиди еще, Циля, вымоешь посуду после. Я вам что-то хочу сказать.
Немного позже молодая женщина, вытерев стол и по просьбе матери достав для работы мешок с перьями, села возле своего мужа. Они сидели рядом так мирно, что их недавняя прошлая жизнь, казалась нереальной. С выздоровлением Цили снова расцвела и ее красота. Сенин все еще был статным мужчиной с приятной наружностью, хотя уже немного поседевшим. Как благодатно сказались на них обоих милость Божья и человеческая любовь!
– Мартыновы мне пишут, – начал сапожник, – что они имение наконец записали на свое имя. До рождества они еще Не знали точно, будет ли оно им принадлежать, и поэтому не могли туда ни переехать, ни привести там что-нибудь в порядок. В имении достаточно строений, но все очень запущены. Они также пишут, что ищут умелых, старательных работников и обещают хороший заработок; работа по сравнению с нашей здешней – детская игра. Работникам разрешается держать для себя птицу и свинью. Если экономить, можно немного накопить денег и со временем купить что-нибудь существенное для своего хозяйства. Так как я перестал пить, то они предлагают и нам поработать у них. Моя мать помогла бы нам в нашем доме. Зимой и в плохую погоду я мог бы сапожничать. Я думаю: не от Бога ли эта возможность – приобрести обратно то, что я растратил? Мы бы не навсегда, а только на несколько лет нанялись к ним в работники. Земли мы бы там покупать не стали, а берегли бы каждый грош, чтобы вложить его в наше здешнее имение и поправить его к нашему возвращению. Дом и поля можно выгодно сдать в аренду, чтобы уплатить налоги, а заработанное у Мартыновых нам бы оставалось. Так вот, слово за вами.
– Делай, что считаешь нужным, сынок! Я пойду с тобой и помогу, сколько смогу, – сказала мать дрожащим голосом, со слезами на глазах.
Жена склонила голову на сложенные на столе руки и молчала.
– Циля, почему ты молчишь? – спросил ее муж.
– Потому что я боюсь!
– Ты боишься!? – воскликнули муж с матерью. – Чего же?
– Вы, мама, разве не знаете, чего? – Лицо Цили побледнело. Сжимая лоб руками, она оглядывалась в комнате, как человек, который должен расставаться со всем, что ему дорого.
– Циля, ты боишься, что я снова вернусь к своему старому греху! – догадался ее муж.
– А ты уверен, что этого не случится? Мы жили без Бога, без Христа, без Его Слова; мы оба не послушались ни Бога, ни родителей, да, мы служили сатане в аду. Сбежав в то утро от тебя, окровавленная и израненная, будто собаки меня рвали, я бежала из этого ада. Днем и ночью я видела перед собой ту страшную разруху и опустошение, дрожала при мысли, что мне снова придется вступить в этот ад. И когда вы меня привели в этот чистый обновленный дом, с любовью приготовленный для нас людьми, мне показалось, что я вхожу в рай. Ты был уже не тем диким зверем, но и не тем, ради которого я согрешила, переступив пятую заповедь, а стал новым, добрым человеком. Я боялась, что это лишь сон и что я снова очнусь в аду. Каждый день и каждую ночь, прожитые мной в этом раю, я начинала и заканчивала на коленях перед Господом Иисусом Христом. И теперь мне уходить из этого рая? И зачем?
Чтобы купить земли! Вы слышали, что рассказывала госпожа Гарак, когда она гостила здесь у своих родителей? Хотя она и хвалилась, рассказывая, сколько у них земли, она говорила, что живут они, как в цыганской будке, где нет ни праздника, ни воскресенья. Во всей округе нет церкви, зато есть пивная! И когда бабушка Ужерова посоветовала им каждое утро петь, читать Библию и молиться, Гарак, всплеснув руками, возразила, что на это нет времени, что у них все не так, как здесь у нас! Работники их забастовали бы, если бы хозяева не работали вместе с ними. А сколько им приходится платить! Там нужно рано вставать, чтобы работа не накопилась! И ты хочешь идти в такое рабство? Без праздника, без воскресенья? Наши здесь будут собираться вокруг Слова Божьего, а мы будем там, в чужой стороне, когда мы в вере еще не окрепли? Ни я, ни вы ручаться не можем, что останемся верными Господу. "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" Если хотите – идите, я вам запретить не могу; но добровольно я в этот ад не пойду. Мне точно известно, что Господь нас туда не посылает, ибо Его воля такова, чтобы мы прежде искали Царства Божьего. Там мы его вряд ли найдем. Если бы здесь был голод или еще какая нужда – другое дело; а так?! Зачем нам уходить отсюда? Бог мне здесь каждый день дает работу, которая меня кормит. А земля? Сколько мне понадобится в конце земного пути, люди дадут!
Молодая женщина говорила сначала с горечью, а затем в ее голосе зазвучала решимость души, которая ни за какие блага не хотела ступить на скользкий путь.
– Ах, Циля, неужели ты думаешь, что я без тебя пойду? – вскрикнул Сенин. – Как ты себе это представляешь? Ведь я не к богатству стремлюсь, а к тому, чтобы тебе и матери вернуть то, что я растратил, чтобы совесть меня не мучила..
– Мне не жаль того, что пропало. У меня теперь большее сокровище, чем все потерянное, ведь я вижу тебя спасенным! Я тебя никогда не укоряла за прошлое. Если бы ты оставил свои грехи там, куда Бог их бросил, они бы тебя больше не угнетали. Но одно тебе скажу: ради тебя я оставила моего доброго отца, потому что тебя я полюбила больше, чем его. Но если ты меня хочешь увести куда-нибудь, где я могу потерять Иисуса Христа, я с тобой не пойду, потому что теперь Его я люблю больше, чем тебя, и не хочу повредить своей душе.
– Но Циля, – смело вмешалась свекровь, – зачем нам жить без Слова Божьего? Кто нам помешает день и ночь начинать с Ним?
– Работа нам помешала бы и работники! Если они там живут не лучше чем здесь – Цыгане, тогда в каких помещениях обитают работники? Может быть, все семьи ютятся в одной комнате. Мы еще никогда не жили вместе с другими людьми, которые не хотят знать Бога. Может быть, они утром и вечером будут ругаться, ссориться, а нам в той же комнате петь, читать, молиться? Вот если бы это были дядя Янковский или бабушка Симонова; они, может быть, и таких людей привели бы к Господу. Но мы еще не такие христиане, как они!
В комнате наступила тишина. Сенин сидел с опущенной головой. По природе своей он был упрямым человеком; задуманное он всегда хотел осуществить. Если он даже советовался с другим, то в конце концов поступал по своей воле. Циля хорошо знаЛа своего мужа, поэтому она и не пыталась его отговорить от поездки на новое место. Увидев, что мать Уже согласна с ним, она, как тяжело ей это ни было, решительно заявила, что не поедет с ними. Такого он не ожидал от своей жены. Ведь она теперь, как никогда раньше, искренне любила его, и в последнее время они, по ее словам, жили как в раю! Сенин вдруг встал и молча вышел. Через несколько минут он уже был У Янковского и сказал ему, что хочет посоветоваться с ним по одному делу. Они вошли в комнату. Сенин сообщил соседу о своих планах и намерениях, ничего не утаив также из сказанного Цилей. Он хорошо запомнил ее слова, но пока он говорил, их значение выросло перед ним во всей своей истине до громадных размеров.
– Скажите, пожалуйста, кто прав, – я или она? Я для нее и для матери моей лучшего хочу. Здесь мы никогда не поднимемся, не станем хозяевами, всегда будем только поденщиками!
– Я думаю, Сенин, что вы стремитесь к доброму, но дорога в ад, как известно, нередко бывает вымощена благими намерениями.
Решение вашей жены – не менять Слово Божье на наживу – мне кажется более правильным. Петр тоже дерзал заверить Христа, что останется Ему верным, и против Его воли последовал за Ним во двор Каиафы. Но когда сатана там начал просеивать его через свое сито, Петр не устоял. Циля права, она хочет избежать этого просеивания, чтобы не отпасть от Господа. Вы – спасенный милостью Божьей пьяница и злодей. В силах ли вы устоять при ежедневном общении с такими же людьми? Нет, наверное... А что вы, собственно, хотите? У вас здесь свой домик, ваша жена и мать прилежно трудятся, вы свободный гражданин и сам себе хозяин. Вы, кроме как во время обучения ремеслу и на военной службе, никогда еще не служили другим. А на новом месте вы станете слугой, а ваша жена – прислугой. Сможете ли вы оставаться смиренными даже тогда, когда увидите всякие глупости со стороны наемных работников? Циля ваша снова такой красавицей стала! Здесь, в деревне, никто не осмелился бы обращаться с нею недостойным образом. Жена работника никогда не пользуется таким уважением, а вы знаете, что в мире много распущенных мужчин. Вы же не удержались бы не ударить такого, если бы он только пошутил с ней? Недавно я получил письмо от товарища по военной службе.
Мы в России, в плену, вместе нашли Христа. Он словак и тоже хотел купить земли здесь, в республике. Желая получше узнать жизнь земледельцев, он пошел по колониям навестить своих земляков, которые там принадлежали к христианским общинам и проповедовали о Царстве Божьем. Он надеялся, что увидит в них идеал, свет и соль, но, к сожалению, нашел соль, лишенную силы, а свет, если не потухшим, то поставленным под сосудом, и не встретил ни одной души, приобретенной для Христа. У этих собственников, в самом деле, много земли, они подняли свои хозяйства, но какая польза от этого, если они для дела Божьего мертвы? Так и с вами будет, сосед, если вы предложение Мартыновых назовете волей Божьей. На самом деле оно не что иное, как искушение.
– Нет, господин Янковский, этого со мной не случится, – ответил сапожник. – Я понял, что вы с Цилей правы. Такую чудовищную жизнь, как вы мне нарисовали, я никогда не смог бы перенести. Лучше я буду жить бедным поденщиком в нашем "раю", как сказала Циля. Я не хочу стать богатым и повредить своей душе. Я благодарю вас!
– Подождите немного, сосед, – задержал Янковский спешившего домой Сенина, – у меня тоже есть предложение для вас. Хотя оно и не столь блестяще, как вам показалось то, от Мартыновых. Присядьте еще ненадолго!
И Матьяс предложил соседу позаботиться об ограде вокруг его полей. Время работы в лесу и на полях будет оплачиваться по соглашению, но не деньгами. И вдруг, совсем неожиданно для Сенина, Янковский спросил его, не хочет ли он приобрести по нынешней цене поле, которое когда-то принадлежало родителям Цили и было куплено матерью Матьяса. Он хотел дать Сенину возможность отработать за эту, дорогую для соседа, землю.
– Поле засеяно. Так как я думаю, что оно будет вашим, я отдаю его вам уже в этом году; семена возвратите мне осенью.
Вот уж радости было в этот вечер в доме Се-ниных! Циля прибежала к соседям поблагодарить их, и, не застав хозяина, она осыпала словами благодарности и благословениями Аннушку, которая сердечно порадовалась за соседей.
– И вы бы ушли теперь, когда Господь Иисус Христос обратил нашего пастора и мы в доме Божьем будем слушать одни Божьи истины? Мой отец сказал, что мы, верующие, теперь стеной должны стоять вокруг нашего пастора, как нашими молитвами, так и жизнью, потому что враг не дремлет.
