Текст книги "Поцелуй на берегу"

Автор книги: Кристина Лестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

11

Николь проснулась от необычной тишины. Не слышно гула большого города, или шума океана, вообще ничего не слышно. Так бывает, когда спишь в поезде: он едет, ты – покачиваешься с ним в унисон, а потом – остановка, и ты просыпаешься.

Николь открыла глаза, увидела над собой деревянный потолок из неровных досок, то ли покрашенный в какой-то особый серый цвет, то ли выцветший от времени. Странные стали делать потолки в отелях, подумала она. И кондиционер как-то странно работает, наверное, включили ионизатор воздуха, иначе почему так пахнет свежестью, хвоей и цветами?

Николь вдохнула полные легкие воздуха и повернулась в ту сторону, откуда лился солнечный свет. Окно. Маленькое, деревянное, немного неровное в верхнем углу, Люк лежит рядом, как тогда, раскинувшись на своей…

Она резко села на постели и уставилась на него.

– Мамочки!

Он молча (опять молча!) смотрел на нее. А в окно врывается раннее деревенское утро.

Кажется, она потеряла счет времени. Где они? Сколько часов прошло с тех пор, как она здесь?..

– Ну, чего ты испугалась? – спросил Люк, осторожно притрагиваясь к ее руке.

Николь отскочила от этого прикосновения как ошпаренная и натянула одеяло до самых подмышек.

В глазах Люка полыхнуло жаркое пламя.

– Между нами ничего не было, если ты этого боишься.

– А где же тогда моя майка? – Николь провела рукой по бедру: слава богу, она в трусах!

– А почему ты у меня спрашиваешь? Не я же вчера тебя раздевал.

– А кто?

Люк расхохотался:

– Ну ты даешь!

Она напряженно осмотрелась. Да, комната обыкновенная, деревенская, спальня с не очень широкой кроватью… Интересно, неужели она так крепко спала, что не заметила Люка рядом с собой на таком непривычно тесном пространстве? Может, правда – свежий воздух или усталость? Николь встала с постели, завернулась в одеяло и прошлась по комнате, разглядывая обстановку Стол, комод, какие-то рисунки и плакаты на стенах. Модель корабля. Еще одна – побольше. Маленький телевизор в углу… Похоже на мальчишескую комнату. Наверное, это и есть комната Люка.

Возле окна Николь остановилась, еще раз вдохнула воздух и замерла, прикрыв глаза.

Люк следил за каждым ее движением. Ему очень хотелось сейчас подойти к ней, обнять ее и сказать о том, что… О том, что… Нет! Он не решится на это.

Сегодня ночью он вел себя хорошо-хорошо: он спал на самом краешке кровати, чтобы Николь могла раскинуться как хотела. Он накрыл ее одеялом, когда стало прохладно, и один раз даже шептал «ч-ш-ш», когда она заворочалась и что-то вымученно закричала во сне.

За эту ночь он изучил все ее родинки, все ее первые морщинки на лице. Теперь он знал о ней все: как она любит класть голову во сне, на каком боку лежит, что шепчет и кого зовет во сне. А под утро она свернулась калачиком, обнимая сама себя за плечи, и сладко прошептала:

– Люк… Лю-ук…

В общем, он не выспался, зато почему-то чувствовал себя самым счастливым. Он снова провел ночь с Николь. Только она об этом не знала…

Николь отошла от окна.

– Послушай, а почему ты мне ничего не говорил раньше об этом?

– Об этом – это о чем? И раньше – это когда? Мы знакомы две недели.

– Две недели?!! – Она округлила глаза, подсчитывая в уме. А ведь точно! Папы не стало как раз две недели назад, чуть больше. – Ну… Ну и что?!!

– Да ничего. Просто ты не спрашивала меня.

– Ах да. Мы же занимались лишь моими проблемами! Кажется, ты так сказал.

– Николь, не обижайся. Ты еще узнаешь обо мне все, что тебя интересует.

– Звучит так, будто я узнаю о тебе из газет.

– Я говорю вполне серьезно. Просто всему свое время. – Его жадный взгляд скользил по ней, словно ощупывая с головы до ног сквозь тонкое одеяло.

Николь вымученно улыбнулась, отворачиваясь от Люка и поплотнее закутываясь в одеяло, хотя становилось все жарче. Ей жутко хотелось есть, после того как почти сутки они проспали, и теперь она сама была готова завести разговор о том, приносят ли завтрак в номер.

– Люк, я хочу переодеться, выйди, пожалуйста.

Он озадаченно смотрел на нее и не двигался с места.

– Ну что тут непонятного: я не хочу раздеваться и одеваться при тебе. А душа в этой комнате нет. А…

В этот момент он порывисто шагнул к ней и обнял. Глаза его горели, изо рта, словно у огнедышащего дракона, вырывалось горячее дыхание. На секунду Николь показалось, что ей грозит участь быть изнасилованной прямо сейчас и прямо здесь.

– Я сам тебя раздену и… одену. Потом. Николь, это просто безумие – спать в одной постели и не прикасаться друг к другу.

– Нет уж. Давай вести себя цивилизованно.

– Николь, я просто… Ты сведешь меня с ума. – Люк тихонько вел пальцем по ее шее, все ниже и ниже, к груди.

Вот если бы он был таким в то, первое утро! – подумала Николь, чувствуя, как в ней вместо ответного желания разгорается гнев и обида.

– Люк, что с тобой? – спросила она холодно. – Почему ты сегодня такой красноречивый?

– Я хочу тебя.

– Ах вот оно что!

– Не смейся, пожалуйста. Да, я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты при мне одевалась… И особенно – раздевалась.

– Каждое утро? – с издевкой спросила она.

– И каждый вечер.

– Каждый вечер! – Николь зло рассмеялась. – Люк, ты, наверное, чего-то не понимаешь.

– Нет, это ты не понимаешь. После того как мы вместе провели ночь, самую лучшую ночь в моей жизни… После того как сегодня мы, словно дети, сутки пролежали под одним одеялом и… и я изучил тебя всю до каждой клеточки… И после этого ты прогоняешь меня, чтобы я не видел, как ты будешь натягивать джинсы?

Она молчала, изумленная его словами. «Самая лучшая ночь в моей жизни»? Неожиданное заявление – два дня спустя! А что, интересно, он сказал бы ей, заговори они об этом через месяц?

Николь подняла на него твердый взгляд. Лицо слишком близко, опасно близко. Но глаза уже спокойные, значит, без ее согласия он не перейдет к активным действиям.

– Люк, единственное, что я сейчас хочу, так это есть, и мне надо одеваться.

– Ты обиделась на меня?

Да, и очень давно!

– Давай мы просто оденемся и спустимся вниз. Ну не хочешь выходить, просто постой вот тут, у окна.

– Да пожалуйста! Не буду я на тебя смотреть! – Люк решительно начал надевать брюки, снова напомнив ей распаленного дракона. Николь подумала, что эта татуировка на плече очень ему подходит. – Я сейчас первый уйду, а ты можешь раздеваться, одеваться и снова раздеваться хоть до обеда!

Он обулся и вышел, накинув майку на плечо и громко хлопнув дверью.

– О-хо-хо! Какие мы нежные! – Николь неожиданно повеселела, увидев, как он взбешен. Ей всегда нравились темпераментные мужчины.

Николь разузнала адреса банков, которые существовали в ту пору, когда предположительно Патрик-младший мог оставить тут свои деньги. Их было всего пять. Объехать все в один день не представлялось возможным, и это означало, что в Ирландии придется какое-то время пожить, так как банки были разбросаны по всей стране.

Николь хотела заниматься всеми вопросами лично, поэтому разделяться они больше не стали. Она предложила Люку остаться дома и как следует порасспросить Мэри, вдруг та чем-нибудь сможет им помочь. Люк, конечно, обиделся, но в конце концов согласился.

Однако к вечеру, посетив два банка и сумев поговорить с управляющим только в одном из них, Николь вернулась домой разочарованная, уставшая и злая. В одном из банков с ней вообще отказались говорить, заявив, что она не имеет права на получение какой-либо информации о клиентах, да еще такой давности. И вообще, у них с тех пор не сохранилось ни одного счета. Николь поздравила их с замечательными успехами и ушла.

Управляющий другим банком оказался более любезным. Он внимательно выслушал ее историю, немало удивился, насколько причудливо переплетаются иногда судьбы людей, и сказал, что у них есть один клиент по фамилии Мерисвейл. Но вряд ли это именно то, что ищет Николь.

Она готова была расцеловать управляющего в толстые красные щеки, потому что Мерисвейл – это первая и вполне конкретная зацепка в ее расследовании.

– Это молодой парень, который раскладывает свои сбережения по всем банкам мира, вряд ли он вам подойдет.

Николь вздохнула:

– Молодой?.. Ну а может, он получил этот счет в наследство?

Управляющий заулыбался:

– Знаете, я и так вам слишком много рассказал.

– А вы его адрес не дадите?

– Конечно нет.

– А как мне его найти?

– Не знаю.

Она взглянула на управляющего исподлобья: он намекает, что она должна отблагодарить его? Или он правда не может сказать больше?

– Мисс Монтескье, – улыбнулся он, словно прочитав ее мысли, – я не буду нарушать устав банка ни при каких условиях. Но кое о чем напомню вам совершенно бесплатно.

– О чем же? – оживилась Николь.

– Существуют адресные бюро. Думаю, Мерисвейлов во всей Ирландии не так уж много. И счета в ирландских банках не у каждого из них.

В приподнятом настроении Николь села в такси. Ей казалось, что теперь все будет хорошо. Однако по мере приближения к дому Мэри Николь все больше понимала, что на самом деле ничего важного она не узнала. Что с того, что этот Мерисвейл – молодой и у него по всему миру распихано по кусочку? Что с того, если даже она найдет его? Он не отдаст ей свое золото, потому что вообще не в курсе этой истории. А если и в курсе, то тем более не отдаст.

Она приехала домой несчастная, разбитая, с полным осознанием того, что их поиски – спонтанные, неорганизованные и непродуманные в высшей степени. Что они с Люком – словно два слепых котенка лишь тычутся носом, но ничего не узнают.

И если она могла более-менее оправдать собственную несостоятельность в стратегических вопросах (Николь хорошо осознавала, что ввязалась в это лишь затем, чтобы отвлечься от смерти отца и неудач в собственной жизни), то насчет Люка у нее вообще не было каких-либо разумных объяснений. Он явно не дурак и явно должен понимать, какое серьезное дело они затеяли. Однако Люк ведет себя так, словно ему все равно, какой будет результат. Но тогда зачем ему все это?

Чтобы быть с ней рядом? Вряд ли. Чтобы найти деньги? Такое ощущение, думала она, глядя в окно, как солнце садится за макушки деревьев и над лесом разгорается красивейший закат, что он ведет свою игру и поиски золота для него – лишь повод. Повод для чего? Ответа она не знала.

Она кратко изложила Люку результаты сегодняшней поездки, а также свои умозаключения по поводу организации процесса и, закончив речь на высокой ноте, принялась ждать от него хоть каких-то комментариев. Люк молчал.

– Ну что мы будем делать? – спросила Николь немного воинственно.

– Пойдем прогуляемся и ляжем спать, – ответил он, пожимая плечами. – А утром подумаем.

– Ты издеваешься? Мы что сюда, гулять приехали? Или, может, спать?

Люк многозначительно усмехнулся.

Николь закрыла глаза и попыталась сосчитать до десяти, чтобы успокоиться. Ей захотелось накинуться на него с кулаками.

– По-моему, нам надо заниматься этим вопросом совершенно серьезно или не заниматься вовсе.

– И то правда, – вдруг встряла Мэри. – Идите погуляйте.

Тебя тут только еще не хватало с твоими советами! – подумала Николь, метнув на хозяйку дома сердитый взгляд, но почему-то повиновалась и вышла на крыльцо.

Уже стемнело. Тишина и прохлада быстро успокаивали, и она уже начала думать – а может, Люк прав?..

Люк появился неожиданно: обнял ее за плечи и, резко развернув к себе, запрокинул голову Николь, чтобы поцеловать, но замер. Он всегда останавливался в самый последний момент, как бы желая удостовериться, что она тоже этого хочет. Николь смотрела ему в глаза и молчала.

– Я скучал без тебя, – прошептал он, сам не понимая, зачем это говорит. – А банки – это чушь.

– Скучал?

– И очень ждал.

– Люк, что с тобой?

– Ничего. Просто я засиделся, во мне бродит много энергии…

– Это больше похоже на правду.

– …и я готов тратить ее всю ночь.

– Всю ночь?

Он тихонько рассмеялся и осторожно, как будто задавая все тот же вопрос, коснулся губами ее губ. Нежно.

Николь закрыла глаза. А в сущности – какая разница? Глупо строить из себя недотрогу с высокими принципами. Он целует ее. Так целует, что тело слабеет и норовит просочиться сквозь эти объятия и лечь к его ногам, словно шелковый платок.

Ей приятно. Ей умопомрачительно приятно. Ей приятно до сумасшествия. Люк нажимает на какие-то особые, только ему ведомые точки, и Николь умирает от блаженства.

– Мы пойдем гулять? – доносится откуда-то издалека его голос.

– Мм!.. – только и может ответить она.

Это означает, что нет. Что она хочет наверх.

В их комнату, где они могут наслаждаться друг другом сколько угодно… Как глупо: утром она решительно отвергла его, а сейчас, стоило ему проявить настойчивость, сразу сдалась…

Его руки – крепкие и надежные. Его дыхание горячее. Он – дракон… Она – принцесса. И сейчас он унесет ее далеко-далеко…

– Эй, Люк! А куда ты меня несешь? – Николь испуганно огляделась по сторонам и снова закрыла глаза.

– Сейчас увидишь.

Голос его срывается, вокруг – зелень и ночная прохлада, и ей уже в сущности все равно. Лишь бы эти руки оставались с ней. Лишь бы эти губы и это дыхание… Дракон. Он – дракон.

Люк остановился возле какого-то низенького маленького домика в саду и осторожно поставил ее на ноги.

– Подожди. Надо открыть.

Николь вошла внутрь и осмотрелась: стол, стул и кровать, гораздо более просторная, чем та, на втором этаже.

– А что это такое?

– Это моя летняя келья. Тут я жил, если мне казалось жарко на втором этаже.

– О-о-о! Ты, наверное, водил сюда своих дев…

Он захлопнул дверь и принялся целовать ее, не дав договорить. Лицо, губы, шею, грудь…

– Здесь нам никто не помешает? – глупо прошептала она.

– Нет. И мы никому не помешаем. Можем любить друг друга громко, можем – тихо, как хочешь…

Она повернула его голову к себе и посмотрела в глаза, которые были едва видны в льющемся в окно слабом лунном свете. Но зато Николь чувствовала горячее дыхание Люка. Дыхание, без которого она не может больше жить.

– Люк. Ты дракон.

– Я знаю. Я хочу, чтобы так было всегда, Николь.

– Как?

– Вот так. Мы с тобой – каждый вечер. Вместе. А потом – утро. Тоже вместе.

А невеста? А черт с ней! Николь поняла, что не может, не в силах думать сейчас о чем-то более серьезном, чем его руки. Его губы. Его тело, спрятанное под одеждой…

– Хорошо, я согласна! – Она проворно расстегивала ремень его брюк.

– Девочка моя! – выдохнул он, подхватывая ее и относя на кровать.

На светлом потолке она видела причудливые узоры. А может, и не было никаких узоров. А может, и не было никакого потолка, а все это привиделось ей, пока руки Люка снимали с нее одежду, а губы опускались от груди – к животу, все ниже, ниже…

И прежде, чем все принялось взрываться тысячами огненных вспышек, она успела подумать, что, наверное, он специально готовил этот вечер и этот укромный уголок. И, наверное, правда очень ждал ее… Люк. Он – хороший…

Она утонула в блаженстве, сначала нежном, а потом – таком неистовом, что и правда более подходящего места, чем этот домик, на сегодняшнюю ночь им было бы не найти.

– Девочка моя, – назидательно сказала Мэри, наливая чай себе и Николь. – Ты никогда не найдешь эти деньги.

– Почему?

– А ты сама подумай…

У Мэри был острый взгляд немного тусклых голубых глаз, и иногда Николь казалось, что она видит все насквозь. Но если она видит все насквозь, тогда почему до сих пор не прогнала ее из своего дома? Ведь понятно же, что Николь – не настоящая невеста Люка. А Мэри, наверное, хотелось познакомиться с той, кого любимый внук скоро назовет своей женой…

При этих мыслях на душе всегда начинали скрести черные кошки: Николь становилось очень обидно. Сейчас каждую ночь Люк проводит в ее объятиях и, кажется, искренне счастлив, а потом – вернется в Бостон и будет целовать другую…

За это время ей так и не удалось узнать ничего про его прошлую жизнь, отчасти потому, что было просто некогда (днем они объезжали банки, адресные бюро и архивы, а вечером спешили в маленький домик в саду, где им было не до разговоров). Но Николь не покидало чувство, что Люк где-то в глубине души уже все решил за двоих, расписал все роли, и сейчас им всего лишь надо доиграть эту сказку до конца. А потом… Про «потом» она старалась не думать.

За неделю они навели справки во всех старых банках Ирландии и поняли, что дело не сдвинулось с мертвой точки ни на сантиметр. А для того, чтобы оно сдвинулось, надо как минимум составить жесткий план. Отец бы сказал «бизнес-план». Отец… Он не приходил к ней больше во сне, словно решил оставить в покое, чтобы она по ночам могла наслаждаться обществом Люка.

Она и наслаждалась. Каждый вечер они спешили в свой домик и до самого рассвета предавались любви, оставляя на сон совсем немного. Они бы, пожалуй, не выходили оттуда вовсе, но дело, по которому они приехали, требовало хоть каких-то действий за пределами домика.

Люк с самого начала сказал, что слишком надолго не сможет задержаться в Ирландии, как бы ему того ни хотелось, потому что дела в салоне требуют его присутствия. И вот сегодня ему позвонили с каким-то вопросом, и он, проговорив по телефону почти час, решил, что надо возвращаться. Единственное, что он хотел сделать в последний день перед отъездом, это обойти друзей детства, с которыми так и не выбрал времени встретиться…

– Ты не жадная, – пояснила Мэри. – Ты ищешь не деньги, а приключения. Всего лишь хочешь себя чем-то занять, почувствовать, что жизнь не пуста, что ты кому-то интересна и нужна… Ты можешь остаться пока здесь, – неожиданно закончила она.

– В каком смысле?

– Ты можешь остаться жить у меня, если так надо. Он все равно приедет за тобой.

Николь хлопала глазами и смотрела на старуху, подозревая, что та сошла с ума.

– А… зачем?

– Ну… наверное, затем, что без тебя не сможет…

– Люк?

– А кто же еще.

Николь посмотрела на Мэри, пытаясь решиться на самое главное. Дело было даже не в том, что она будет разочарована во внуке. Дело – в собственной способности совершить этот поступок.

– Мы с Люком вам солгали. Я – не настоящая невеста. Настоящая ждет его в Нью-Йорке. – Николь зажмурилась, ожидая грома среди ясного неба.

Старуха молчала.

– Вы ничего мне не скажете, Мэри?

– А зачем что-то говорить? Вы сами разберетесь.

Николь вдруг все поняла.

– Вы знали это с самого начала?!

– Конечно.

– И… и вам что, не хотелось меня выгнать?

– А зачем? Он любит тебя.

– Кто?!

– Мой внук. А ты – его.

12

Наверное, это уже стало хорошей традицией – получать откровения по ночам. В этот раз Николь вдруг поняла среди ночи, кто такой Мерисвейл, который является клиентом старинного ирландского банка и который «раскладывает свои сбережения по всем банкам мира». Берт Голдфилд. У него же двойная фамилия: Голдфилд-Мерисвейл.

Вторую фамилию, скорее всего, он взял, когда отправился на поиски золота полковника, подумала Николь. Однако если у него лежит понемногу в разных банках, значит, он и правда небеден. В таком случае Лили можно лишь поздравить с успешным выбором.

И еще это означает, что он очень основательно и, скорее всего, не один год готовился к этому делу и теперь просто так не упустит его из рук. Но как все это теперь проверить?

Николь решила прямо с утра позвонить Лили. Ведь по сути дела они не ссорились и остались подругами, а значит, она может рассчитывать на вполне мирный и даже продуктивный диалог.

Однако утро началось с неприятного разговора с матерью.

– Николь, ты просто отвратительно себя ведешь! Мистер Голдфилд очень обижен на тебя.

– За что?

– Как за что? Ты оставила его в ожидании ответа и уехала с другим мужчиной!!! Как это понимать?

Николь села на кровати и хмуро посмотрела на мать.

– Ну а как понимать, что он делает мне предложение, а сам ухаживает за моей лучшей подругой?

– Это ты у подруги спроси. Кстати, она звонила три дня назад.

– И что?

– И я сказала ей, что ты уехала с Люком в Форт-Лодердейл, а потом в Ирландию.

Николь изменилась в лице.

– Мама! Ты с ума сошла! Зачем ты это сказала?

– А это что, секрет? Ты сама звонила мне и сообщала о своих перемещениях.

Николь закатила глаза и упала на подушки. Впрочем, она сама виновата. Надо было вообще никому ничего не говорить: всем известно, что ее мать не умеет держать язык за зубами. Да и вряд ли вообще дает себе труд задумываться над тем, кому и что следует говорить.

– Ну что ж, значит, теперь они оба в курсе.

– Да. Берт, кстати, был очень взволнован твоим отъездом.

Еще бы! – подумала Николь.

– Он даже намеревался полететь вслед за вами. И я его понимаю!

– Я тоже, – с усмешкой сказала Николь.

– Тогда зачем ты так поступаешь со своим женихом?

– Со своим женихом, мама, я поступаю хорошо, и даже очень: я езжу всюду вместе с ним. А вот Берт – вообще человек с непонятным статусом в нашей семье. Пусть сначала разберется с Лили, а потом примазывается к нам!

В этот миг Николь подумала о том, что и Люку не мешало бы разобраться со своей невестой в Нью-Йорке. А потом примазываться к ней, Николь… В общем, все хороши.

– Вот он и разбирается. Он скоро приедет. Он узнал, что вы вернулись.

– Мы?

– Да. Он пытался узнать у меня, кто такой этот Люк, но я, разумеется, ничего не сказала…

Исключительно потому, что не знала сама! – снова мысленно прокомментировала Николь.

– …И тогда он отправился куда-то еще, ему, наверное, было очень обидно. Но он обещал, что выведет твоего Люка на чистую воду.

Это звучало многообещающе, и Николь расхохоталась.

– Могу себе представить.

На самом деле настроение ее было далеко от идеала, хотя перед матерью она успешно разыгрывала довольного жизнью человека. Вчера, когда они вернулись в Штаты, Люк уехал домой, перед этим долго и нежно прощаясь с нею. Он сказал, что теперь придется сказать его невесте, что между ними все кончено, потому что он больше не может лгать, ни себе, ни ей. Он очень привязался к Николь и не собирается с ней расставаться. Только ему надо два дня, чтобы слетать в Нью-Йорк и уладить все с бывшей невестой. А когда он вернется, Николь переедет к нему, потому что без нее он не выдержит больше ни дня.

Слышать такое было весьма лестно, однако ее мозг, уже натренированный на распутывании семейных интриг, сразу вычленил несколько нестыковок в словах Люка. Во-первых, зачем лететь в Нью-Йорк так надолго? И, во-вторых, почему бы, если его невесты нет в Бостоне, не поселить у себя Николь сразу, не дожидаясь никакого «официального» разрыва отношений?

Все это было непонятно и оттого подозрительно. Такое ощущение, что Люк что-то прячет в своем доме и не хочет показывать Николь либо вообще ее обманывает.

Но она решила подождать и посмотреть, что будет дальше. В ее случае больше ничего не оставалось делать, кроме как ждать.

Неизвестно, чем закончился бы этот неприятный разговор, если бы не зазвонил телефон.

– Лили, легка на помине! – пробормотала Сандра и, передав трубку дочери, вышла из комнаты.

– Ну и что ты там еще затеяла? – с ходу начала подруга.

– Здравствуй, Лили, – со вздохом сказала Николь.

– Ты нашла себе нового любовника и теперь мотаешься с ним по свету?

– Почему нового? У меня, по-моему, не было старого.

– Все равно. Ты понимаешь, о чем я говорю.

– А как у тебя дела с моим женихом?

Ну перестань! – тут же одернула она себя. Ты начинаешь разговор со скандала. А тебе надо поговорить с Лили мирно, чтобы все разузнать.

– Он обожает меня. Ты это хотела услышать? – Лили вздохнула. – По правде сказать, я не знаю, что делать. Он должен жениться на тебе, а любит меня.

– А ты его?

– Я его тоже. – Лили вздохнула еще горше.

– Ну а почему он должен? Это он так сказал?

– Какие-то там ваши семейные дела. Ну помнишь, он же рассказывал.

– Да, помню, только никакие это не семейные дела!

– А что же?

Николь вдруг замолчала. Не стоит, пожалуй, втягивать в это еще и Лили. Если эта тема и всплывет когда-нибудь между Лили и Бертом, то пусть они сами разбираются.

– Ничего. Не важно. Но я могу тебя утешить: я тоже вполне серьезно… люблю другого человека.

Николь прижала руку к губам: она сказала «люблю»? Это про Люка? У нее перехватило дыхание: неужели такое возможно? И неужели старуха Мэри права – они любят друг друга? Но ведь они всего три недели знакомы. И из них лишь одну провели вместе.

Нет, об этом сейчас лучше не думать: все и так висит на волоске. А если Люк не сможет расстаться со своей невестой, а если та, например, беременна? Ведь это известный женский трюк, чтобы не отпускать от себя любимого. Или она придумает еще что-нибудь. Нет, не надо, счастье так легко спугнуть! Николь почему-то казалось, что все будет испорчено.

Откуда взялся этот фатализм? Откуда к ней пришли эти черные подозрения? Все это время Люк вел себя безупречно: был безупречным любовником и безупречным другом, а теперь практически открыто сказал, что любит ее только побоялся назвать вещи своими именами. И собирается расстаться с невестой, чтобы никого не обманывать…

Ну и что во всем этом подозрительного? Николь не могла ответить на этот вопрос, однако ей упорно казалось, что ее отношения с Люком скоро будут разрушены.

– Эй! Николь! – откуда-то издалека донесся голос Лили. – Ты что, уснула там?

– А? Что?

– Я говорю, мы с тобой безнадежно отстали от жизни. Помнишь мою однокурсницу Эмму Бергинсон?

– Нет, – честно ответила Николь, пытаясь представить, какая из себя невеста Люка.

Он даже ни разу не назвал ее имени. А ведь это известный психологический прием. Он не хотел, чтобы Николь о ней думала как о живом человеке, у которого есть имя и характер. А этим абстрактным «невеста» легче пренебречь, когда соглашаешься на роман с почти женатым мужчиной…

– Да Николь же! – кричала Лили. – Хватит спать!

– А, извини. Задумалась.

– Слушай, давай встретимся? Когда ты сядешь рядом, мне будет легче тебя тормошить. Мы выпьем вина за то, что больше не обижаемся друг на друга. И вообще, мы почти месяц не виделись.

– Давай, – обрадовалась Николь.

При встрече расспросить подругу о том, где и сколько у Берта спрятано денег, будет гораздо проще. Не может быть, чтобы Лили в первый же день знакомства не попыталась разузнать о размере состояния своего возлюбленного. Собственно, этим и измеряется глубина ее чувства.

– Давай встретимся в кафе, только побыстрее! – Николь вспомнила, что сейчас придет Берт. Совмещать эти два разговора было никак нельзя.

– А почему побыстрее?

– Просто… мама хотела со мной поговорить, а я чувствую, как это надолго, – на ходу сочинила Николь. – Надо успеть улизнуть.

– Ну хорошо, – неохотно, словно почувствовала ложь, согласилась Лили. – Давай в нашем кафе через полчаса.

– Угу!

Николь бросила трубку, кое-как приняла душ и, надев на себя первую попавшуюся одежду, даже не причесавшись толком, выбежала из комнаты.

Сандра перехватила ее в гараже.

– А Берт? – спросила она, воинственно уперев руки в бока. – Что я ему скажу?

– Скажи, что он в пролете! – крикнула Николь, отодвигая ее плечом.

Юркнув в машину, она завела мотор и умчалась в город.

Лили была как всегда великолепна. Иногда Николь казалось, что эта девушка в детстве не наигралась в куклы, потому что цепляла на себя все рюши и бантики, какие только могла увидеть в магазинах. Когда Николь вошла в кафе, она сразу заметила в углу нечто розовое, воздушное, расшитое бисером и все в рюшах… Можно было не сомневаться, что это и есть Лили.

– Привет! Ты сегодня неотразима.

– Ты тоже. – Лили смерила подругу взглядом и критически приподняла бровь. – Где тебя валяли?

– А что?

Николь принялась осматривать себя. И поняла, что лучше бы она сделала это перед выходом из дома, потому что сейчас исправлять было что-либо уже поздно. Белая простая майка – ее самая любимая – была в каких-то непонятных пятнах. Джинсы – забрызганы до колена (это она не отдала их в стирку еще после второго посещения пляжа с Люком). Да еще лицо не накрашено, и волосы наверняка всклочены…

– Да-а. Я просто торопилась убежать от мамы.

– Убежала?

Николь кивнула, прикидывая, что мать, скорее всего, прекрасно знает, где обычно они с Лили встречаются, и без зазрения совести пришлет Берта к ним. О том, что это, по меньшей мере, бестактно, Сандра даже не подумает.

– Ты до сих пор бегаешь от мамы?

– О, если бы ты знала, как она мне надоела! Вроде бы все эти годы она занималась исключительно своей жизнью, а теперь ей приспичило устраивать мою.

– Нет, наверное, она просто очень хочет, чтобы у тебя состоялась такая выгодная партия.

– Лили, ты так спокойно об этом говоришь?

– А что мне еще делать? Если вы с Бертом поженитесь… Я… я не знаю! Мне достанется роль его любовницы? Но я тоже так не хочу!..

Николь махнула рукой:

– Да успокойся ты, мы не поженимся.

– Это еще не факт. Слушай, здесь душновато. Может, на воздух? Уже тепло.

– Нет, мне тут нравится. Не хватало еще пугать моим внешним видом ни в чем не повинных прохожих.

– Ну как хочешь… Кстати, все вокруг женятся, просто противно! – капризно сказала Лили. – Ты помнишь, я начала рассказывать про Эмму Бергинсон?

Николь вяло кивнула.

– Она выходит замуж! – Лили уставилась на нее, гордясь произведенным эффектом.

Но Николь молча смотрела в вазочку с мороженым, думая о своем.

– Ты не помнишь, с кем она встречалась?

– Нет. И, честно говоря, я и ее-то плохо помню.

– Ну так вот! – Лили придвинулась ближе, налегая на столик своим пышным бюстом четвертого размера. – Она встречалась с одним парнем по имени Люк. Мм… Залюбуешься!

Николь вскинула на нее настороженный взгляд. В груди что-то больно царапнуло. Впрочем, это может быть просто совпадением. Люк весьма распространенное имя.

– Ну вот! Я видела его: рост под два метра, хвостик, серьга в ухе, и он, кажется, то ли какой-то бывший «морской котик», то ли еще из каких-то элитных войск.

Николь показалось, что вся кровь бросилась ей в голову. В висках гулко стучало, слова Лили с трудом долетали до нее сквозь этот шум. Морской котик? Что за бред? Люк никогда не говорил ей об этом.

– Зато сейчас он занимается татуировками, у него свой салон…

Николь закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Сейчас она умрет. Просто вот так возьмет и умрет. Слышать про Люка от кого-то – просто невыносимо.

– …ну вот, и она сегодня позвонила и сказала мне, что выходит замуж! Не знаю, что у нее там было с этим телепродюсером… В общем, она сказала, что вчера вечером ей сделали предложение, всю ночь она была безмерно счастлива, ну ты понимаешь… и поэтому ей было некогда позвонить и сообщить мне сразу. А мы договаривались, кому первой сделают предложение, та… Николь, что с тобой? Николь!.. Тебе что, плохо?.. Эй! Кто-нибудь!..

Голоса… Люди, лица… Николь видела их и снова закрывала глаза. А зачем открывать? Он все равно предал ее. Люк любит другую и женится на другой. И это после проведенной с ней безумной недели. А она?

Она не солгала Лили, когда сказала по телефону, что любит его. Пожалуй, давно уже, после того поцелуя на берегу…