Текст книги "Проблеск надежды"
Автор книги: Кристина Хегган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 17
Лгать ему было бы глупо и унизительно.
– Мой брат.
– Я все ждал, когда же ты расскажешь о нем.
Она с горечью усмехнулась.
– Ник не тот человек, родством с которым можно похвастать.
Засунув руки в карманы брюк, Кейн направился следом за ней на кухню.
– Что ему здесь надо?
– Хочешь кофе?
– Нет. Ты уклоняешься от ответа.
– Я знаю. – Чтобы занять чем-нибудь руки, Дайана взяла тряпку и принялась старательно вытирать уже и без того безукоризненно чистую красную стойку. – О нем не знает никто, кроме Кэт и Митча.
– А Зак?
Она покачала головой.
– Я ему никогда не рассказывала. – Она посмотрела на Кейна. – А ты о нем знал, не так ли?
– Я знал, что у тебя есть брат и что он уголовник.
– Он скорее мошенник, чем закоренелый преступник. Он выбирает ничего не подозревающую жертву и использует любые уловки, чтобы выманить у нее деньги.
– Но он подвергался аресту за вооруженное нападение.
– Это было очень давно. Он тогда был еще подростком.
Кейн облокотился на стойку так близко от нее, что мог бы прикоснуться, но не сделал этого.
– Так что ему было нужно?
– То же, что ему нужно всегда, – деньги.
Кейн прищурился:
– Он тебя шантажирует? Угрожает тебе?
Дайана покачала головой.
– Ему нужны деньги, чтобы вложить в какое-то новое дело. Когда я сказала, что не дам денег, он разозлился и ушел. – Она не могла заставить себя рассказать Кейну о ростовщике или о том, что у нее в доме несколько месяцев назад взламывали дверь.
Хотя она очень старалась держать себя в руках, что-то в голосе или в том, как она избегала смотреть ему в глаза, выдало ее, потому что Кейн вдруг взял ее за плечи и повернул к себе лицом.
– Успокойся.
Дайана импульсивно уцепилась за него руками. Было бы так хорошо расслабиться, положить голову на его широкую грудь и рассказать обо всем. Но несмотря на близость, возникшую между ними в День благодарения, она все еще не могла довериться Кейну полностью. Пройдет несколько дней и, когда слушание дела будет позади, она расскажет ему всю правду, но не раньше.
Дайана опустила руки.
– Извини, но после посещения Ника я всегда бываю немного взвинченной.
– В таком случае я позабочусь о том, чтобы он тебя больше не беспокоил. Где он живет?
Он говорил тихо и спокойно, но в глазах зажегся угрожающий огонек. Дайана, встревожившись, покачала головой.
– Не надо. Тебе не следует вмешиваться в это.
– Но я уже вмешался. – Он заглянул ей в глаза. – Неужели ты все еще не поняла, что не безразлична мне? И все, что касается тебя, касается и меня?
Ей хотелось сказать ему, что он ей тоже не безразличен, что она думает о нем больше, чем когда-либо думала о каком-нибудь мужчине.
– Я...
– Скажи мне, где живет Ник, – тихо попросил он. – Ты понимаешь, что я так или иначе это узнаю, так что не заставляй меня понапрасну тратить время.
– Что ты с ним сделаешь?
– Скажу, чтобы он, черт возьми, держался от тебя подальше. – Он чуть сжал ее плечи. – Я хочу, чтобы он знал, что не может являться сюда, когда ему заблагорассудится.
Она кивнула. Возможно, жесткое предупреждение – именно то, что нужно Нику. Видит Бог, ее предупреждения не достигли цели. Она назвала Кейну адрес Ника в Окленде.
– Кейн!
Услышав свое имя, он резко обернулся, и тут шестьдесят фунтов упругой плоти бросились с разбегу в его объятия. Чуть не сбитый с ног столь бурным проявлением любви, Кейн быстро оправился и, подхватив Зака, стиснул его в объятиях.
– Привет!
В его горле образовался нервный комок, и он немного задержал Зака, прижав к груди, прежде чем поставил на пол.
– Где ты был?
– Недалеко, на нашей же улице, на сборе младших скаутов. – Пошарив рукой в кармане, Зак извлек сложенный пополам лист желтой бумаги. – Хочешь посмотреть, чем я занимаюсь, чтобы разработать следующую полоску?
– Конечно. – Улыбнувшись Дайане, Кейн взял у мальчика листок и развернул его. Это было сочинение о Дне благодарения, проведенном в поместье Сандерсов, и о том, что он узнал о выращивании винограда, об уходе за виноградниками и о том, как влияет на урожай погода. Не забыл он также упомянуть о «счастливой» монетке, которую нашел за винодельней, – старом, почерневшем от времени пятицентовике с изображением буйвола.
– Отлично! – Кейн протянул листок Дайане. – Мы еще, возможно, сделаем из тебя виноторговца.
Зак улыбнулся:
– Моя вожатая хочет, чтобы я нарисовал рисунок к своему сочинению. Может быть, нарисовать сбор винограда?
– Прекрасная идея.
– Одно плохо: я не очень хорошо рисую. – На лице его появилось умильное выражение. – И я подумал... может, ты мне поможешь?
Кейн ухмыльнулся:
– С удовольствием. Я, может быть, даже уговорю тетушку Бекки дать мне старые фотографии виноградников.
– Стойте! – Зак принюхался и улыбнулся матери. – Спагетти?
Прислушиваясь к разговору Зака с Кейном, она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. До сих пор она не догадывалась, как не хватает Заку отца – сильного и доброго мужчины, с которого можно брать пример. Опасаясь, что дрожь в голое ее выдаст, она лишь кивнула головой.
Зак посмотрел на Кейна.
– Ты пообедаешь с нами?
– А я приглашен?
Дайана улыбнулась. Ей и без того было трудно держать Кейна на расстоянии, но, если на его сторону встанет еще и Зак, сопротивляться просто бесполезно.
– Учитывая, что я наготовила еды на целый взвод, несомненно. Он может остаться. А ты, – она шутливо шлепнула Зака, – отправляйся наверх и прими душ.
– Ладно. – Зак снова повернулся к Кейну. – Может быть, после обеда сыграем в кункен?
– Когда ты успел научиться играть в кункен? – удивилась Дайана.
– Тетя Бекки научила меня.
Кейн фыркнул.
– Надеюсь, она не научила тебя жульничать?
– Пока не научила. Она сказала, что я еще мал. – Улыбка на его лице расплылась еще шире. – Может быть, в будущем году научит.
Продолжая смеяться, он выскочил из кухни и помчался вверх по лестнице. Кейн покачал головой:
– Мальчуган у тебя – что надо.
Забыв на время о своих тревогах, она бросила на него озорной взгляд.
– Мне кажется, он из тебя веревки вить может.
– Из меня? – Он изобразил на лице суровость. – Не получится. Я слишком крутой.
– Это первое впечатление.
– Начинаешь критиковать меня, Дайана. Вместо ответа она указала ему на шкаф:
– Почему бы тебе не сделать что-нибудь полезное, пока ты здесь? Может быть, накроешь на стол? Тарелки и стаканы найдешь вот здесь, вилки и ножи – в ящике, рядом с тобой. Когда у нас на обед спагетти, мы пользуемся бумажными салфетками. Большими. – Она указала на буфет рядом с холодильником.
Он отсалютовал ей двумя пальцами:
– Слушаюсь, мэм.
Дайана подошла к плите, чтобы разогреть томатный соус, наблюдая за тем, как уверенно Кейн движется по кухне, словно бывал там сто раз.
Интересно, вдруг подумалось ей, как бы это было, если бы рядом с ней в доме жил такой мужчина, как Кейн Сандерс, и они просыпались бы вместе каждое утро. Если бы она слышала, как он принимает душ, ощущала запах его лосьона после бритья и сидела бы напротив него за завтраком.
Дайана почувствовала, что краснеет. Что она делает? Ей предстоит битва за опекунство. Ей нужно одержать победу над врагами. Над врагами, которые являются его друзьями.
– Ну, что скажешь? – Кейн отступил на шаг от стола, чтобы она могла полюбоваться результатами его работы.
Дайана окинула взглядом накрытый стол, три ярко-красные салфетки, сложенные треугольником, пакет молока, который он отыскал в холодильнике.
– Гм-м, неплохо для холостяка, который питается исключительно кукурузными хлопьями.
– Откуда тебе это известно?
– Твоя тетушка мне рассказала.
– Так я и думал. – Он встал перед ней. – Какие еще пикантные подробности обо мне она выдала?
– Я и не знала, что у тебя есть пикантные секреты. Он положил обе руки на стойку, заключив Дайану в ловушку.
– Их больше нет.
От его близости у нее закружилась голова. Она видела, как он наклоняется к ней и взгляд его перемещается на ее губы. Она задержала дыхание, потом медленно произнесла:
– Что ты делаешь?
– Смотрю на тебя. Знаешь ли ты, что глаза у тебя темнеют, когда ты волнуешься?
На улице шел дождь, и она почувствовала запах его влажной одежды, смешанный с ароматом лосьона после бритья.
– С чего бы мне волноваться? Кейн усмехнулся:
– Сама знаешь.
Взгляд ее стал еще более напряженным, дыхание прерывалось. Приложив пальцы к ее шее, он почувствовал, как бешено пульсирует ее кровь. Его захлестывали эмоции, и он чувствовал, что выдержка вот-вот оставит его. Потребность прикоснуться к ней, почувствовать ее рядом была такой настоятельной, что у него перехватывало дыхание.
– Дайана...
Она знала, что сейчас он ее поцелует, но, вместо того чтобы отстраниться, встретила его губы своими раскрытыми губами. Что бы ни происходило до этого момента, все было забыто. Ничто не имело значения, кроме восхитительного влажного соприкосновения их губ.
Он нежно прикоснулся пальцами к ее лицу, крепко обнял за плечи, привлек к себе и поцеловал еще крепче. Но в его поцелуе было нечто большее, чем страсть. В нем были ласка, нежность, тепло, от которых растаяли ее страхи.
О Боже, как же ей это было нужно! Ей было необходимо, чтобы его руки прижимали ее, обхватив ее бедра; чтобы его губы целовали лицо, шепча ее имя. Много лет прошло с тех пор, как мужчина находился так близко от нее, и теперь она теряла над собой контроль. Но раньше ей это не нравилось так, как сейчас. Для нее было важно, что это делает не кто-нибудь, а именно этот мужчина.
Дайана отстранилась медленно, неохотно.
– Сейчас сюда спустится Зак.
Кейн кивнул, с усилием взял себя в руки, повернул ее голову так, чтобы их взгляды встретились. Ее глаза приобрели сейчас дымчато-зеленый притягательный оттенок, а щеки горели.
Она выглядела нежной и уязвимой и, черт возьми, такой желанной. В другое время и в другом месте он ни за что не отпустил бы ее.
– Не забудь, мы еще не закончили, – сказал он, дотронувшись пальцем до ее нижней губы. – Далеко не закончили.
Глава 18
Дежурный в общежитии миссионерской организации, где проживал брат Дайаны, сказал Кейну, что найти Ника Уэллса можно в гриль-баре «У Руди» на Гранд-стрит.
Когда Кейн пришел в бар, там было несколько посетителей. В конце стойки двое пожилых мужчин в ковбойских шляпах сидели, потягивая пиво, и смотрели по телевизору, расположенному под потолком, какой-то фильм. Чуть поодаль от них сидел, мрачно уставившись в стакан, тот самый человек, которого Кейн видел выходящим из дома Дайаны.
Кейн уселся на табурет рядом с ним, заказал стакан содовой и, подождав, пока бармен обслужит его и отойдет, обратился к Нику:
– Ты меня помнишь?
Тот поднял воспаленные зеленые глаза, которые, возможно, когда-то были такими же привлекательными, как у Дайаны.
– С чего бы мне, черт возьми, тебя помнить?
– Мы разминулись вчера вечером на дорожке возле дома твоей сестры.
На лице Ника не отразилось никаких эмоций.
– Ну и что?
– А то, что я пришел предупредить тебя, что ты там был в последний раз.
Лицо парня побагровело, и он сказал задиристым тоном:
– Что, черт возьми, ты хочешь сказать?
За долгие годы работы Кейну приходилось встречать десятки мужиков, подобных Нику Уэллсу, негодяев, с которыми был возможен только один способ разговора. Крутой.
– Я хочу сказать, – произнес Кейн тихим голосом, полным скрытой угрозы, – что с этого самого момента ты будешь держаться подальше от Дайаны. Не приходи к ней домой, не звони по телефону и не передавай никаких записок. Более того, я хочу, чтобы ты не подходил ближе, чем на две мили, ни к ее дому, ни к ее ресторану. Понял?
Развернувшись на вращающемся табурете так, чтобы смотреть ему в лицо, Ник злобно рассмеялся:
– Кто, черт возьми, ты такой? И не много ли ты на себя берешь, поучая, что я должен, а чего не должен делать?
Не обращая внимания на бармена, который прислушивался к разговору, протирая стаканы, Кейн наклонился вперед, стараясь не морщиться от тошнотворного запаха перегара, которым несло от этого типа. Ему еще сильнее, чем прежде, захотелось оградить Дайану от посягательств этого негодяя.
– Меня зовут Кейн Сандерс, я адвокат. И тебе лучше не злить меня, Ник. Никогда.
– Да ну? – Не придумав ничего лучшего, Ник несколько раз постучал себя по голове, искривив губы в саркастической усмешке, которая, по его мнению, должна была продемонстрировать его бесстрашие.
– Уж будь уверен. – Соскользнув с высокого табурета, Кейн вытащил из кармана три купюры по одному доллару и швырнул их на грязную поверхность стойки рядом со своим стаканом, к которому даже не притронулся.
Он немного подождал на тот случай, если брату Дайаны придет в голову возразить. Потом, довольный тем, что достиг желаемого результата, вышел из бара, чувствуя на своей спине злобный, негодующий взгляд Ника.
Войдя в апартаменты матери и прикрыв за собой дверь, Трэвис окинул взглядом малую гостиную.
– Ты одна?
– Да, одна, если не считать Марджи, которая готовит обед на кухне. – Она нахмурила брови. – Почему ты спрашиваешь?
– У меня плохие новости. – Не в состоянии сидеть спокойно, он принялся шагать туда-сюда по комнате. – Судья Парсон отказался вести дело об опекунстве.
– Что такое? – Маргарет насторожилась. – Почему? Что произошло?
– Он отказался по этическим соображениям. Сказал главному судье, что отец был его другом, поэтому он не считает для себя возможным вести это дело.
Маргарет откинулась на спинку дивана, и ее плечи устало опустились. Именно благодаря тому, что это дело должен был вести Тед Парсон, она чувствовала себя такой уверенной.
– Откуда ты узнал об этом?
– Мне только что позвонил Сэм. – Хотя в присутствии матери Трэвис редко пил в дневное время, он подошел к бару и плеснул в стакан немного шотландского виски.
Увидев, как он сделал большой глоток, Маргарет поняла, что плохие новости этим не исчерпываются.
– Они уже назначили другого судью?
– Конечно, назначили. Судью Арнетт. Оливию Арнетт.
– Женщину? – удивилась Маргарет.
– Не просто женщину. Судья Арнетт развелась и одна растит свою дочь.
Маргарет помолчала, переваривая только что услышанную новость. Хотя ей не было ничего известно о судье Арнетт, она достаточно хорошо знала систему судопроизводства, чтобы понять, что даже ей не удастся изменить назначение.
– Может быть, это не так плохо, как тебе кажется? – предположила она. – То, что судья – женщина, еще не означает, что она будет на стороне Дайаны.
– Как бы не так! Все эти феминистки горой стоят друг за друга.
– Ты не прав. Я уверена, что судья Арнетт не достигла бы своего положения, если бы отличалась предвзятостью.
– Не хочешь ли ты сказать, что наши шансы выиграть дело не уменьшились с ее назначением?
– Я лишь хочу сказать, что тебе придется приложить больше усилий, чтобы произвести на нее хорошее впечатление, – и только.
– Я женюсь на Данбар Дьюитт, мама. Что еще ты от меня хочешь? – Он одним глотком осушил свой стакан.
– Не знаю. Нам нужно что-нибудь придумать. Трэвис поставил пустой стакан на кофейный столик.
– Сказать по правде, мне ничего в голову не приходит.
– Может быть, следует сделать что-нибудь для Организации помощи детям, в которой Данбар состоит в совете попечителей? Устроить, например, какое-нибудь благотворительное мероприятие прямо здесь, в отеле? Можно было бы пригласить прессу, получить множество самых благоприятных отзывов и завоевать популярность.
Трэвис едва подавил раздражение.
– Нет, мама, это не сработает. Это слишком просто. Надо придумать что-нибудь похитрее.
– Нет! – Голос Маргарет прорезал воздух, как лезвие ножа. – Ты не сделаешь ничего подобного. Фамилия Линдфордов всегда была синонимом честности и неподкупности, и как бы сильно ни хотелось мне заполучить Закери, я не допущу никаких сомнительных махинаций.
– Я не хочу потерять своего сына, мама.
– Я тоже не хочу его потерять. Но если судья примет решение не в нашу пользу, то так тому и быть. – Она вздохнула, понимая, что, если Трэвис проиграет дело об опекунстве, она, возможно, никогда больше не увидит Закери, разве только Дайана сменит гнев на милость.
– А что тогда будет со мной?
При жалобном звуке голоса Трэвиса Маргарет бросила на него проницательный взгляд.
– Это все, о чем ты можешь думать? Как потеря Закери отразится на тебе?
Почувствовав, что допустил промах, Трэвис закусил губу.
– Конечно, нет, но приходится быть практичным. Ты пообещала мне, мама. И я хотел бы знать, будет ли потеря сына означать для меня также и потерю отеля.
Маргарет вздохнула. Значит, все-таки она была права. Его желание заполучить Закери объясняется отнюдь не отцовскими чувствами, как она надеялась, а стремлением стать владельцем отеля. Ну что ж, это не так уж важно. Если Трэвис выиграет дело об опекунстве, а она все еще надеялась, что так оно и будет, она сама позаботится о мальчике.
– Разве бывали случаи, когда я не выполняла свои обещания? – с сарказмом спросила Маргарет.
– Никогда, но...
– У нас была договоренность, что я передаю тебе свою долю акций при рождении твоего первенца. Тот факт, что у тебя уже есть ребенок, немного ускорил для тебя это событие. Но если ты проиграешь дело об опекунстве, тогда в силу снова вступит первоначальная договоренность.
Значит, все снова возвратится на круги своя, подумал Трэвис, запивая горечь разочарования очередным глотком виски. Для того чтобы получить отель, ему нужно зачать ребенка. Прекрасно! Просто великолепно! Почему бы ей не потребовать, чтобы он взобрался на Эверест с завязанными глазами? Учитывая, что теперь он бесплоден, у него было бы больше шансов сделать это, чем заставить женщину забеременеть от него.
Маргарет положила руку на плечо сына, сожалея о своей вспышке гнева. Конечно, у сына были недостатки, и от многих из них ему никогда не удастся избавиться полностью, но женитьба его изменит. Она убеждена в этом. Как только они получат Зака, отцовские чувства, незнакомые ему сейчас, обязательно проявятся. С помощью Данбар она позаботится об этом.
– Я поговорю с Тэдом Парсоном и расспрошу его о судье Арнетт, – сказала Маргарет. – А тем временем почему бы тебе не поговорить с Данбар о благотворительном мероприятии, которое я предложила провести, и не узнать ее мнение об этом?
– Мне следует рассказать ей о наших побудительных мотивах? – не без ехидства спросил Трэвис.
– Почему бы и нет? Я уверена, она не будет возражать, если ты сможешь соблюсти правила хорошего тона.
– Как скажешь, мама.
Собрав последние крохи выдержки, Трэвис постарался, уходя, не хлопнуть дверью.
Стоя на кухне своего похожего на гаражный бокс жилья на авеню Монте-Виста, Ник Уэллс достал из портативной духовки разогретый замороженный готовый обед и задумался.
Ему до смерти надоело каждый день питаться едой из бумажных лоточков. Всего несколько недель назад его жизнь скрашивали обеды в гриль-баре «У Руди» в компании неженатых приятелей. Но теперь, когда ему приходилось экономить каждый цент, замороженные обеды – это практически все, что он мог себе позволить.
Не жалуйся, старина. После того как Балдж и Керли разделаются с тобой, тебе вообще придется питаться только через соломинку.
Если только они оставят его в живых.
Он сорвал прикрывающую лоточек фольгу и с сомнением посмотрел на словно резинового цыпленка, политого коричневой подливкой, водянистый картофель и ложку зеленого горошка рядом с ним. Между горошком и картофелем лежало нечто комковатое, отдаленно напоминающее вишневый пирог, начинка которого еще продолжала пузыриться.
При виде этого неаппетитного месива его желудок запротестовал. Он осторожно погладил живот, избегая прикасаться к синякам, образовавшимся после ударов, нанесенных Балджем.
Боже, кулаки у этого парня словно кирпичи. К тому же он, не стесняясь, пускал их в ход. При мысли, что он сделает с ним через несколько дней, если Ник не раздобудет денег, которые задолжал Эдди, у него мороз пробежал по коже.
Где, черт возьми, найти тридцать тысяч долларов за оставшиеся пять дней?
Прихватив с собой обед, Ник перешел в комнату, поставил лоточек на кофейный столик и уселся. Он принялся за еду, одновременно просматривая лежащую рядом газету «Сан-Франциско Экспресс».
Как обычно, вся первая страница была посвящена предстоящему слушанию дела об опекунстве, которое обещало стать еще большей сенсацией, чем бракоразводный процесс Роксаны Пулитцер. На сей раз внимание в заголовках сосредоточивалось на самоотводе судьи Теда Парсона и его замене судьей Оливией Арнетт.
Внимательно изучив снимок женщины сурового вида и прочитав сопровождающую его статью, он узнал, что судья Арнетт, с тех пор как год назад переехала в Сан-Франциско, рассмотрела более трех десятков дел об опекунстве над детьми, причем по большинству из них решения были вынесены в пользу матери.
Ник фыркнул:
– Ну что ж, Трэвис, мой мальчик. Я, конечно, не эксперт, но даже мне сразу видно, что ты сидишь по уши в дерьме. Строгая старушка Арнетт, на мой взгляд, не из тех, кому нравятся плейбои вроде тебя. Только чудо может заставить ее вынести решение в твою пользу.
Он ел медленно, задумчиво, однако мысли уже сосредоточивались не на вкусовых качествах пищи и не на безнадежности его собственной ситуации. Он размышлял о Трэвисе Линдфорде. Если этому парню всерьез хочется заполучить своего мальчишку, то он, наверное, готов заплатить хорошие деньги тому, кто поможет ему достичь этой цели.
Но как тут помочь? Что может сделать он, чернорабочий из дока, для такого человека, как Трэвис Линдфорд? Рассказать, что он брат Дайаны? Но сама по себе эта информация не является достаточно дискредитирующей. Нужно придумать что-то еще. Что-нибудь такое, из-за чего Ди предстала бы в невыгодном свете в глазах судьи.
Когда он доедал вишневый пирог, его, наконец, осенила блестящая идея. Ну конечно! Решение напрашивалось само, просто он не сразу разглядел его, потому что голова слишком занята другими проблемами.
Ник отложил вилку. Ему только нужно немного времени, чтобы наметить и несколько раз прокрутить в голове план, а потом надеяться, что Трэвис Линдфорд клюнет на его приманку. Дальше все пойдет как по маслу.
К нему даже аппетит вернулся, и он отправил в рот остатки вишневого пирога.
Переступив порог вестибюля отеля «Линдфорд», Ник сразу же почувствовал себя в другом мире. От потолка с ручной росписью до натертой до блеска конторки администратора и хрустальных канделябров – все говорило о роскоши, которая Нику не могла привидеться даже в самых фантастических снах.
«Вот как я должен жить, – подумал он, наблюдая, как элегантная пара выходит из лифта. – Роскошные отели, шикарные женщины, изысканная еда. Все это должно быть моим. Я этого заслуживаю».
Держа пальцы крестиком, чтобы Трэвис, как и он сам, загорелся его планом, он вошел в лифт, на котором было указано «Частные апартаменты», и нажал на кнопку двадцать шестого этажа.
Ему пришлось трижды звонить по телефону, прежде чем наглая секретарша, наконец, соединила его с Трэвисом Линдфордом.
Наследный владелец отеля поначалу был настроен не слишком дружелюбно, но, когда Ник сказал ему, что у него есть предложение относительно того, каким образом изменить результат слушания по делу об опекунстве, его отношение сразу изменилось.
– Приходите ко мне, и мы поговорим, – сказал Трэвис. – Апартаменты «Два а» на двадцать шестом этаже.
Когда лифт остановился, Ник вышел из кабины и подошел к двери Трэвиса. Сделав глубокий вдох, он нажал на кнопку звонка.
Трэвис открыл дверь почти сразу же. На нем были бежевые габардиновые брюки и коричневый пуловер с V-образным вырезом, из-под которого выглядывала белая сорочка, на ногах – мягкие кожаные мокасины. В руке он держал бокал, наполненный, как догадался Ник, очень старым и очень дорогим коньяком.
– Вы, наверное, мистер Уэллс?
Мистер Уэллс. Нику это пришлось по душе. Ему сразу же понравился человек, произнесший эти слова, за то, что проявил к нему уважение.
– Он самый.
Хотя Нику не хотелось глазеть на богатую обстановку помещения, он не мог с собой совладать. Ну и ну! Так вот, значит, как живет другая часть человечества: пушистый, с ворсом до щиколотки ковер кремового цвета, повсюду драгоценные антикварные вещи, а на стенах столько картин, что любой музей мог бы позавидовать.
– Ну что же, господин Уэллс. – Трэвис улыбнулся своей высокомерной улыбкой, как умеют улыбаться только очень богатые люди. – Мне показалось, вы что-то говорили о... предложении?
Нику очень хотелось выпить. Во рту у него пересохло, и он нервничал сейчас куда больше, чем вчера, когда эта идея пришла ему в голову. Но выпить Трэвис не предложил, а Ник не попросил.
– Именно так.
– Я знал, что у Дайаны есть брат, но мне казалось, вы уже давно не поддерживаете друг с другом никаких контактов.
– Она их не афиширует. Нельзя сказать, что мы с ней очень близки.
– Понимаю. Чем вы занимаетесь, мистер Уэллс?
– Я предприниматель. Предприниматель, которому в данный момент не везет. «Может быть, оно и лучше с самого начала сказать ему все, как есть».
– И поэтому вы пришли сюда? Вы полагаете, что я могу помочь вам восстановить ваше везение?
От Ника не скрылось презрение, прозвучавшее в голосе Трэвиса и отразившееся в его взгляде. Но он это стерпит. Он привык к презрительному отношению. К тому же он пришел сюда не для того, чтобы победить в конкурсе на самую популярную личность месяца.
– Я тоже мог бы помочь вам восстановить ваше везение. Из того, что я вчера прочел в газете, я понял, что немного везения вам тоже не помешает.
Холодный взгляд синих глаз стал еще холоднее.
– Почему бы не рассказать сразу, что у вас на уме?
Увидев, что собеседник заинтересовался, Ник почувствовал себя свободнее. Он еще раз окинул взглядом комнату и, остановив выбор на коричневом кожаном кресле с изогнутыми ножками, уселся в него, надеясь, что оно его выдержит.
– Как, по-вашему, каковы ваши шансы заполучить своего парнишку?
Если этот вопрос и удивил Трэвиса, то он не показал виду.
– Больше, чем пятьдесят процентов. Почему вы спрашиваете?
– Даже теперь? Когда дело передали судье-женщине, которая, судя по слухам, принимает решение в пользу матерей?
– Биологических матерей. Дайана же является приемной матерью Закери.
– Бросьте, мистер Линдфорд. Вы знаете, что это не будет иметь значения. Если учесть ваше прошлое, женщин, с которыми вы встречались, а также тот факт, что Дайана по закону является матерью мальчика. Причем примерной матерью.
Трэвис глотнул кальвадоса и воздержался от грубого ответа, который так и просился на язык. Самоуверенная манера этого парня начинала действовать ему на нервы. Но пока он не выслушает его до конца, придется не обращать на это внимания.
– Скажите прямо, мистер Уэллс, чем, по-вашему, вы могли бы помочь мне?
– Я могу доказать, что моя сестра не обеспечивает ребенку безопасную обстановку.
Плохого настроения у Трэвиса как не бывало.
– Каким образом? Вы ведь сами сказали, что Дайана – образцовая мать.
Ник взглянул на него, весело улыбнувшись.
– Но она всего лишь человек, как и все мы. Хотя кресло, в котором он сидел, было жестким, как камень, Ник весьма правдоподобно изобразил, что чувствует себя в нем очень непринужденно, и положил лодыжку одной ноги на колено другой. Не сводя глаз с лица Трэвиса, он рассказал о том, как пять месяцев назад пытался спрятать в ее доме от Эдди пять тысяч долларов.
– Я и не предполагал, что они будут их там искать, – добавил он, радуясь, что, наконец, полностью завладел вниманием Трэвиса. – Я не знал даже, что Эдди известно, что у меня есть сестра. – Он рассмеялся. – Но, я думаю, если человек занимается ростовщичеством, ему приходится наводить кое-какие справки о заемщиках.
– Дайана звонила в полицию? Сообщала о взломе квартиры?
– Никак нет, сэр. Она боялась. Она не хотела, чтобы Зак узнал о существовании мерзавца-дядюшки. Она подумала, что, поскольку в доме ничего не тронули и не взяли, кроме пяти тысяч, то незачем поднимать шум. – Кончиками большого и среднего пальцев он стряхнул с рук воображаемую пушинку. – Но Боже мой, как же она на меня взъелась! Она обвинила меня в том, что я ставлю под угрозу жизнь ее сына, а также ее собственную, вышвырнула меня из своего дома. Она сказала, что, если я когда-нибудь явлюсь к ней снова, она добьется в отношении меня запретительного судебного решения.
– Но не сделала этого?
– Нет. – Ник хотел было рассказать Трэвису, что она подсылала своего адвоката, чтобы запугать его, но передумал. Это могло вспугнуть Трэвиса и заставить отказаться от сделки. – Она не предприняла ничего, хотя я потом несколько раз к ней приходил.
– Все это очень интересно, мистер Уэллс. Но я не вижу, как это может помочь в моей ситуации.
Ник ухмыльнулся. Все эти богачи одинаковы. У них полно денег, а в голове пусто.
– А что, если этот неприятный инцидент повторится? Что если я, притворившись теми самыми двумя головорезами, приду однажды днем в дом своей сестры и разнесу там все вдребезги? Как будто на этот раз они выполнили свою угрозу? Вы полагаете, она промолчит и не сообщит о взломе в полицию?
– Вы ее брат. Вам виднее.
– Если взломают и разнесут ее дом, она придет в бешенство и тут же позвонит в полицию, а на следующее утро эта история будет во всех газетах.
– Ну и?..
– Неужели не понятно? Ей придется сказать в полиции, кого она подозревает. А это значит, что ей придется рассказать им и о первом случае взлома, обо мне и о моих связях с ростовщиком по имени Эдди. Как, по-вашему, может отнестись к этому судья, узнав, что наша уважаемая Дайана поставила под угрозу жизнь своего сына, не заявив в полицию о первом случае взлома? Вы думаете, она позволит мальчику остаться с ней?
Трэвис давно понял, к чему клонит Ник Уэллс. Как бы ни была судья Арнетт расположена к матери, она не могла игнорировать безопасность ребенка.
Но в плане Ника Уэллса были слабые места и даже слишком много, чтобы план мог внушить ему доверие.
– А вы как же? – спросил он Ника. – Как только сестра заявит о взломе, вас обязательно вызовут в полицию на допрос. Там захотят узнать, кто этот ростовщик, а также о двух громилах, которые ворвались в дом вашей сестры. Как вы выйдете из положения?
Ник пожал плечами:
– Как подобает всякому добропорядочному гражданину. Я буду всячески помогать полиции.
– Вы хотите сказать, что готовы дать им описание Эдди и его людей?
Боже, как туп этот парень!
– Если бы я это сделал, моя жизнь не стоила бы и ломаного гроша. Но я могу дать ложные описания.
– А если вам предъявят фотографии для опознания?
– Я скажу, что никого не знаю. Кто меня может проверить? – Улыбнувшись, он добавил доверительным тоном: – Видите, я предусмотрел каждую мелочь.
– А если они захотят схватить Эдди и спросят, как вы поддерживаете с ним связь?
– Помещаю условленное объявление в «Кроникл».
