Текст книги "Рождественское чудо герцога (ЛП)"

Автор книги: Кристина Бриттон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

“Ты, конечно, права”, – вмешалась тетя Джинни, кладя вышивку на колени и глядя на вдовствующую виконтессу с выражением, которое, казалось, говорило о многом, но которое Маркус не мог истолковать. “Двенадцатая ночь наступит слишком скоро. И не только Поппи покинет нас, но, похоже, мы ничуть не приблизились к поиску следующей герцогини ”.

Маркус уставился на нее, уверенный, что ослышался. “ Следующая герцогиня?

Леди Теш закатила глаза. “Как вы думаете, почему ее светлость попросила меня о помощи и пригласила эту разношерстную компанию на Рождество, когда в каждой семье есть дочь брачного возраста?" Мы надеялись, что одна из них сможет соблазнить тебя, что ты сможешь найти среди них жену. В конце концов, жениться – твой долг. И поскольку ты последний в своем роду, а мы с герцогиней слишком хорошо понимаем, как быстро может измениться жизнь, мы решили подтолкнуть события вперед ”.

“Я была уверена, что ты должен был знать”, – добавила тетя Джинни. Увидев его ошеломленный взгляд, она похлопала его по руке. “Ты же не думал, что я пригласила всех этих людей сюда ради себя, не так ли?”

“Невежественный”, – пробормотала леди Теш. “Неудивительно, что мальчик не видит того, что прямо у него под носом”.

Прежде чем Маркус смог даже начать понимать, как относиться к этому последнему откровению – или что означал загадочный комментарий леди Теш, – его двоюродная бабушка заговорила снова.

“Мне жаль, Маркус, что я не объяснила тебе свои надежды более ясно. Ты ужасно сердишься на меня?”

Извинение в ее нежных глазах заставило его взять под контроль свои вихрящиеся мысли. С большим усилием взяв себя в руки, он выдавил улыбку. “Конечно, я не сержусь на тебя, тетя. Как сказала леди Теш, у меня есть долг перед герцогством. И я поклялся тебе с первого дня своего приезда, что всегда буду делать то, что нужно. ” Хотя это обязательство казалось холодным и бессердечным, если рядом с ним не было Поппи.

Теперь он знал, что его двоюродная бабушка и леди Теш планировали найти ему в жены женщину из знатной и состоятельной семьи, и как можно быстрее, после раскрытия причины этой домашней вечеринки вечеринки, он должен следовать их указаниям в поиске жены. Но что бы они подумали о его планах жениться на Поппи, у которой не было ни статуса, ни состояния? Сочли бы они это предательством его обязанностей перед герцогством?

Но впервые в жизни он обнаружил, что его не волнует долг. Если это требовало от него отказаться от счастливого будущего с Поппи, то он не хотел в этом участвовать.

“Конечно, ты исполнишь свой долг, мой мальчик”, – продолжила вдовствующая герцогиня с нежной улыбкой, не подозревая о его беспокойных мыслях. “Приближается лондонский сезон, и там будет время и возможность чтобы найти тебе невесту”.

“А если я найду жену вне общества?” Осторожно спросил Маркус.

Его двоюродная бабушка одарила его долгим, оценивающим взглядом, как будто услышала напряженный смысл, стоящий за его, казалось бы, безобидным вопросом. Выражение ее лица смягчилось. “Есть другие способы исполнить свой долг, помимо брака с благородной кровью. У тебя также есть долг перед самим собой и своим сердцем, мой дорогой мальчик.”

Маркус мог только смотреть в ответ, не в силах выразить словами. Поняла ли она? Могла ли она знать, где находится его сердце? Однако, прежде чем он смог заговорить, она одарила его ослепительной улыбкой, которая, казалось, отвечала на каждый вопрос, оставшийся без ответа.

“И эта домашняя вечеринка не прошла даром, поскольку она нашла нам твоего дорогого друга”, – мягко продолжила она. “Теперь, если бы мы только смогли убедить ее остаться”.

“Ах, да, Поппи”, – вмешалась леди Теш, задумчиво поджав губы, по-видимому, не подозревая о нежном моменте между Маркусом и его двоюродной бабушкой. “Бал двенадцатой ночи – это часть праздника, от которого девушка не сможет отказаться. И поэтому мы должны подготовиться в следующие несколько дней к этому событию ”.

Бал двенадцатой ночи. Проклятие, у него заканчивалось время.

Должно быть, он что-то сказал, потому что леди Теш шлепнула его по ноге своей тростью. “Я не желаю слышать таких обреченных разговоров. Это оскорбление моих обширных способностей. Раньше я работала с меньшими затратами во времени и добивалась лучших успехов. Теперь я точно не подведу.”

Когда две женщины разговорились, планируя следующие дни, Маркус почувствовал первую настоящую искру надежды в своей груди, что он сможет убедить Поппи остаться. Если повезет, и леди Теш, и целый ряд рождественской магии, у них все может получиться.

Глава одиннадцатая

“Я не собираюсь танцевать на балу”, – заявила Поппи несколько дней спустя, когда вдовствующая герцогиня проводила ее в гостиную. Она почти постоянно занималась планированием мероприятия, ездила с другими в город за лентами и цветами для украшения, присутствовала на встрече вдовствующей герцогини и леди Теш с владелицей Beakhead Tea Room, чтобы попробовать декадентские десерты и обсудить великолепие торта "Двенадцатая ночь ", даже согласилась переделать старое, но потрясающе красивое бальное платье, чтобы не смущать ее светлость. И, к своему удивлению, она наслаждалась каждой секундой, привлеченная энтузиазмом и возбуждением вокруг. Это была бы подходящая последняя ночь в Холлитоне, сказала она себе, пытаясь подавить любое желание, которое у нее могло возникнуть, никогда не расставаться с этой радостью и чувством принадлежности.

Но она подвела черту под танцами на балу, поскольку это подразумевало, что она была частью всего этого, а не посторонним человеком, просто проходящим мимо.

“И, кроме того, – продолжила она, ” я не танцевала с детства”. С Маркусом, но она не хотела думать об этом. “А потом были только деревенские танцы. До бала оставалось всего два дня, и разучивать какие-либо новые танцы уже слишком поздно ”.

Однако вдовствующую герцогиню, казалось, нисколько не поколебал все более отчаянный отказ Поппи. “Ерунда, моя дорогая”, – весело сказала она. “Это будет не лондонское мероприятие чопорное и пристойное, а простой бал "Двенадцатая ночь". Танцы в стиле вальса будут в самый раз. Добавь еще один или два, и все будет готово ”.

“Но я компаньонка, ваша светлость, а до этого простая горничная”, – попыталась оправдаться Поппи, когда вдовствующая герцогиня подвела ее к остальной группе. Мебель была сдвинута к стенам, ковер откинут, а леди Бантфорд сидела за фортепиано, листая ноты, чтобы они могли немного попрактиковаться в танцах перед балом.

“Простая служанка?” Вдова остановилась и повернулась к ней лицом. В ее глазах горел огонь, которого Поппи никогда раньше не видела. “Ты думаешь, это делает тебя менее ценной? Ты прежде всего личность, моя дорогая. Никогда не позволяй никому убеждать тебя в обратном”.

Ошеломленная, неспособная говорить из-за переполнявших ее эмоций, Поппи могла только спотыкаться, пока пожилая женщина продолжала свой путь.

“И, кроме того, как ты можешь видеть, у нас здесь также есть несколько лакеев и горничных, чтобы пополнить наши ряды. Ты не можешь отказаться”.

Все ее аргументы были опровергнуты – и ее сердце тронула яростная защита герцогини, которая обычно говорила мягким тоном, – Поппи обнаружила, что находится на внешнем краю группы. Все были разбиты на пары и возбужденно разговаривали.

“Мисс Тилберн”, – сказала леди Теш со своего места в углу зала, “ "Я вижу, ты наконец решила присоединиться к нам. Тогда давайте найдем тебе кого-нибудь в пару, чтобы потанцевать. Холлитон, ” рявкнула она. “ У тебя нет партнерши. Иди сюда и проводи мисс Тилберн на танцпол."

Нет. Ужасное слово вертелось у нее на кончике языка. Однако, прежде чем оно успело сорваться с языка, он оказался перед ней, и все связные мысли улетучились.

Она потратила так много времени за последние дни, делая все возможное, чтобы избегать его, теперь, когда он был перед ней, она чувствовала ... ну, она не была уверена, что именно она чувствовала. Там была такая гамма эмоций: жар и холод; тревога и эйфория; испуг и возбуждение. Та часть ее, которая контролировала ситуацию с момента их поцелуя на снегу, более разумная ее сторона, изо всех сил пыталась оставаться главной. Но другая ее половина, которая ужасно скучала по нему, которая хотела, чтобы он снова обнял ее и поцеловал, которая скучала по своему самому дорогому другу и той близости, которую они разделяли, становилась намного громче. Особенно когда он был так близко, его теплые карие глаза смотрели на нее сверху вниз, как будто он чувствовал то же самое.

“Поппи”. Ее имя слетело с его языка, и она прерывисто выдохнула, когда оно коснулось ее кожи. Не осознавая, что она пошевелилась, внезапно ее рука оказалась в его руке, и он повел ее в гущу других пар.

В детстве они часто танцевали вместе. Хаустерны, конечно, никогда не утруждали себя тем, чтобы научить ее танцевать, и их пребывание в доме викария было чисто академическим. С другой стороны, семья Маркуса позаботилась о том, чтобы дополнить его образование обучением искусству. Он делился своими знаниями, когда мог. И это включало уроки танцев, которые его заставляли брать. Как они смеялись и кружились по лесу, с птицами в качестве оркестра и деревьями в качестве компаньонок.

Сейчас они не смеялись, потому что это было совсем не похоже на те беззаботные дни. Нет, это было напряженно, наполнено осознанием и электричеством, которых она никогда раньше не испытывала. Когда он тихо инструктировал ее, как сделать шаг, она вздрогнула от низкого тембра его голоса у своего уха. И когда его большие руки повели ее вперед, а одежда не защитила ее от тепла его ладони, ей ничего так не хотелось, как повернуться в его объятиях, поднять к нему лицо, притянуть его для поцелуя.

Он, должно быть, тоже это почувствовал. Его рука задержалась на ее талии, и он притянул ее чуть ближе, чем следовало. Совершенно против своей воли она обнаружила, что прижимается к нему, вдыхая его божественный аромат специй, позволяя ему наполнять ее легкие до тех пор, пока ей не стало трудно дышать.

Однако, только когда он нежно заключил ее в объятия и закружил с ней в вальсе, она поняла, что они не поменялись партнерами, как это делали другие.

Ее лицо вспыхнуло. “Нам не следует больше танцевать вместе”, – прошептала она, бросая украдкой взгляды по сторонам. “Мы устроим ужасный скандал”.

“Это не грандиозный бал, Поппи”, – сказал он. “Это всего лишь небольшая группа друзей, наслаждающихся непринужденным вечером танцев, не более того. Здесь никого не волнуют подобные светские тонкости”.

“Даже так”, – пробормотала она, стараясь не отрывать взгляда от его галстука. Что, естественно, привлекло ее внимание к его ямочки на подбородке с едва заметной тенью щетиной на нем. Что, конечно же, привело к тому, что она посмотрела на его рот, на эти твердые, точеные губы…Она с трудом сглотнула.

“Нет ничего плохого в том, чтобы два старых друга танцевали вместе”, – спокойно ответил он.

Странно, что это не было похоже на танец двух старых друзей. Скорее, она чувствовала, что находится там, где ей самое место, как будто ее прошлое, настоящее и будущее были здесь, в сильных руках этого мужчины.

Она ахнула и, споткнувшись, остановилась. Он посмотрел на нее сверху вниз с непроницаемым выражением лица, не сводя с нее глаз. Дрожа, она высвободилась из его объятий.

“Я не могу этого сделать, Маркус”.

Она значила гораздо больше, чем танец. Он нахмурился, казалось, поняв все, что она недосказала. Вокруг них кружились и смеялись парочки, ураган красок, и они были в центре внимания.

Он склонил к ней голову. На мгновение она с ужасом подумала, что он поцелует ее прямо здесь, среди всех. Но он только сказал ей на ухо напряженным голосом: “Ты уедешь всего через несколько дней, Поппи. Ты не можешь оставить все незавершенным между нами, только не после всего, через что мы прошли”.

Она прикусила губу. Он был прав. Конечно, он был прав. Он не заслужил, чтобы она вот так его избегала. И хотя она не могла рассказать ему обо всем, она могла, по крайней мере, помочь ему понять, почему между ними все должно было закончиться.

Казалось, он почувствовал перемену в ней. Не говоря ни слова, он протянул руку, взял ее за руку и нежно притянул в свои объятия. Она могла бы легко разорвать его хватку, так осторожно он сжал ее пальцы. Но она не хотела. Все это должно было скоро закончиться; она запомнила бы и дорожила каждым мгновением, проведенным с ним.

“Я поговорю с тобой”, – хрипло сказала она, когда он изящно развернул ее. “Но не здесь”.

“Когда?”

После минутного раздумья, зная, что им понадобится уединение для того, что должно было произойти, она сказала: “Сегодня вечером, когда весь дом уснет. Встретимся в библиотеке”.

“Я буду там”, – тихо поклялся он.

Глава двенадцатая

Tверный своему слову, Маркус уже ждал ее, когда она добралась до библиотеки. На мгновение она замерла в дверях, упиваясь видом мужчины, который смотрел в камин, его напряженный профиль резко выделялся в свете огня.

Боже, он был прекрасен. Когда они были детьми, она никогда особо не задумывалась о его внешности. Только в те последние месяцы, когда она начала видеть его в новом свете, когда она начала рассматривать его, возможно, как нечто большее.

Однако теперь…

Внезапно он посмотрел в ее сторону. Тяжело сглотнув, она вошла в комнату и закрыла за собой дверь, направляясь на дрожащих ногах туда, где стоял он. Лучше покончить с этим.

“На мгновение я испугался, что ты передумала”, – сказал он. Его голос грохотал по комнате, окутывая ее темнотой.

“На мгновение я так и хотела сделать”, – тихо призналась она. “Но ты прав, я не могу оставить все как есть. Ты заслуживаешь лучшего”.

“А чего ты заслуживаешь, Поппи?”

Тихий вопрос чуть не сломил ее. Сделав глубокий вдох, пахнущий огнем в очаге, сосновыми ветками и Маркусом, она поспешила дальше, как будто не слышала его.

“Я так благодарена тебе за то, что ты был моим другом, когда у меня больше никого не было. Ты был единственным хорошим событием в моей жизни, Маркус, и я никогда не смогу сказать тебе, как много это значило для меня, как ты спас меня ”.

Он подошел к ней на шаг ближе. “Ты должна знать, что это чувство взаимно, не так ли, Поппи?” Он потянулся и взял ее руку в свою. Она ахнула от прикосновения, но не отстранилась – не могла.

“Я знаю”, – прошептала она. Она уставилась на его грудь. На нем не было галстука, рубашка была расстегнута, отблески камина играли на крепкой шее. Именно так, как она хотела. Она с трудом сглотнула. Сосредоточься, Поппи.

“Но ты должен знать, ” продолжала она хриплым голосом, – что наша дружба, которая была под вопросом, когда мы были детьми, теперь невозможна”.

“Нет, я этого не вижу”.

Она была настолько не готова к его ответу, что подняла на него глаза. Слишком поздно она поняла, что совершила роковую ошибку. Его взгляд притягивал, удерживая ее в плену.

“Я этого не понимаю, Поппи”, – сказал он, придвигаясь к ней еще ближе, – “потому что это ни капельки не соответствует действительности. Наше состояние или его отсутствие должно быть наименее важным в нас ”.

“Говорит человек, получивший герцогство”, – еле выговорила она, пытаясь и безуспешно пытаясь оторвать свой взгляд от его притяжения.

Уголок его губ приподнялся. “ Ты держишь на меня за это обиду? спросил он, делая еще один шаг ближе, потирая большим пальцем костяшки ее пальцев.

Она растерянно моргнула. “Неужели я держу герцогство против тебя? Ты что, с ума сошел?”

Он пожал плечами. “Это кажется уместным вопросом”.

“Имеет отношение к чему?”

“Просто кажется очевидным, что, поскольку ты не держишь зла на меня за мой недавно полученный и совсем не желанный титул, я, конечно, не держу зла на тебя за то, что ты родилась бедной сиротой”.

Боль пронзила ее насквозь. Он не понимал, что говорит, и никогда не мог знать, насколько ужасной была правда о ее происхождении. У нее перед глазами промелькнуло суровое лицо его дяди, когда он рассказывал ей об этом, его угрозы, что она должна оставить Маркуса в покое, чтобы не запятнать его своим прошлым.

Внезапно почувствовав сильную усталость, она собрала всю свою силу воли, чтобы не прижаться к его груди и не разрыдаться.

“Это совсем не одно и то же”, – прошептала она. “И не спорь, что это так. Ты не хуже меня знаешь, что в обществе существует очень строгая иерархия”.

Он тихо выругался. “Как будто мне есть дело до общества”.

“Так и будет. Когда-нибудь мой статус будет использован против тебя. Меня предупреждали, что любой, с кем я свяжусь, будет разорен и унижен. И я не могу видеть, как тебя вываляют в грязи из-за меня ”.

Он нахмурился, выражение его лица стало зловещим в тусклом оранжевом свете. “Тебя предупреждали? Кто предупредил тебя о таких вещах?  Хаустерны?  Последнее, что я думал, это то, что быть бедным -это грех; какого черта ты хочешь этим кого-то возвысить, а себя тем более принизить?”

Но она сказала слишком много. Она плотно сжала губы, яростно тряся головой.

Он разочарованно вздохнул. “Это ни к чему нас не приведет”, – пробормотал он. Затем в его глазах появился решительный блеск, за которым последовала болезненная нежность. “Ты должна знать, Поппи, что я люблю тебя”.

Боль и радость взорвались в ее груди. Но нет, она не приняла бы его слова за нечто большее, чем они были на самом деле. В юности они много раз говорили друг другу о своей любви, признавались во взаимной привязанности, открывали детские сердца. Это ничем не отличалось. “Конечно”, – ответила она так нейтрально, как только могла. “И я тоже тебя люблю”.

Но он качал головой. “Нет, ты не понимаешь. Да, я люблю тебя как друга. Но даже больше того, я люблю тебя, как человек любит человека, с которым он хочет провести свою жизнь ”.

Дрожа от усилий держать себя в руках, она выдавила: “Это просто сезон, напряжение твоей новой жизни и старая обида, которую приносит это время года. Ты не любишь меня, по крайней мере, не в этом смысле.”

“Уверяю тебя, я люблю”. Он подошел еще на шаг ближе. “И ты любишь меня так же, не так ли?”

Боже, помоги ей, она это сделала. Она сморгнула слезы, глядя ему в лицо, желая одновременно кричать о своей любви с крыши и рыдать от полного горя.

Когда она ничего не сказала, он придвинулся еще ближе. Одна рука обвилась вокруг ее талии; другая поднялась, чтобы погладить ее по щеке. Выражение его лица было таким нежным, таким полным любви.

“Скажи мне, Поппи”, – прошептал он, его губы приблизились к ее губам, его дыхание овевало ее лицо. “Если ты любишь меня, я проведу все свои дни, делая тебя счастливой. Но если ты не чувствуешь того же, клянусь, я больше не буду поднимать эту тему. Я позволю тебе уйти, с моим благословением. Ты любишь меня, Поппи?”

Для нее это был идеальный шанс прогнать его. Однажды она уже делала это, не так ли? Она посмотрела ему в глаза и сказала, что их дружбе пришел конец, намеренно положив конец тому, что еще только начинало расцветать между ними. Все для того, чтобы спасти его от скандала, которым она была.

Но в тот момент, глядя в его глаза, чувствуя, как его сердце бьется рядом с ее собственным, она не могла. Она просто не могла.

“Я действительно люблю тебя”. Слова лились из нее хриплым признанием. “Но это ничего не меняет—”

Остальная часть того, что она собиралась сказать, была потеряна, когда его рот завладел ее ртом. Какая-то отдаленная часть ее разума говорила ей оттолкнуть его, сохранить дистанцию между ними, чтобы она могла закончить то, что начала, окончательно и бесповоротно положив конец их отношениям.

Но она так устала и была так одинока. И она так чертовски сильно скучала по нему, что это причиняло боль. Теперь, когда приближалось время расстаться с ним навсегда, она обнаружила, что была не совсем бескорыстна. Она хотела этого, хотела, чтобы воспоминания о нем унесла с собой в холодное, бесцветное будущее.

У нее вырвался тихий вскрик, когда она обвила руками его шею. Его реакция на ее капитуляцию была немедленной и тотальной. Он застонал ей в рот, его язык проник внутрь и переплелся с ее языком, когда его руки, напрягая мышцы, прижали ее к себе.

Как это отличалось от того раза, когда он целовал ее в последний раз. Под ней не было ни снега, ни громоздкой одежды, ни группы людей, просто скрытых пейзажем. Вместо этого ее одежда почти не мешала ощущению его твердой груди, прижатой к ее груди, а закрытая дверь библиотеки давала им уединение, которого у них раньше не было.

Его руки блуждали по ней, поглаживая ее груди, охватывая талию, пробегая по бедрам. Она выгнулась навстречу ему, нуждаясь в большем. Казалось, он понял ее безмолвную мольбу – конечно, понял бы, – потому что внезапно обхватил ее ягодицы руками и прижал к своей твердости.

При виде доказательства его возбуждения, столь настойчиво прижатого к нижней части ее живота, жар разлился по каждому нерву в ее теле, скапливаясь между бедер. Она ахнула, оторвавшись от его губ, но только для того, чтобы попробовать его еще больше. Она провела губами по его щеке к горлу, проводя языком по всей его длине. Он застонал, выгибая голову, чтобы дать ей лучший доступ.

“Боже мой, Поппи. Что ты со мной делаешь. Я так чертовски сильно тебя люблю”.

Ей до боли хотелось сказать ему, что она чувствовала то же самое, что любила его вечно, что ее любовь только возросла за последнюю неделю, что она никогда не перестанет любить его до самой смерти.

Вместо этого она прижалась губами к его коже, позволяя своим действиям показать то, что она не осмеливалась озвучить.

Но хотя она знала, что это временно, что завтра между ними ничего не изменится и о совместном будущем не может быть и речи, какая-то часть ее не хотела ничего больше, чем отбросить осторожность и потребовать этого мужчину и жизнь, которую он предложил, ради ее собственной.

Нет. Она поспешно попыталась прогнать эту мысль. Но теперь, когда она обрела форму, заглушить ее было невозможно. Охваченная надеждой, которую она никогда раньше не позволяла себе испытывать, она отстранилась, задыхаясь. “Маркус”.

“Поппи”, – пробормотал он, когда, воспользовавшись тем, что она подняла голову, его губы нашли ее шею. Он осыпал поцелуями все ниже и ниже, к тому месту, где шея соединялась с плечом. Оказавшись там, он взял ее кожу в рот, слегка посасывая.

Ее глаза закатились. Боже, как это было приятно. И как совершенно правильно. Когда он двинулся ниже, по ее ключице, к верхушкам напрягшихся грудей, она обнаружила, что затаила дыхание, выгибаясь дугой, жаждая большего.

А затем его руки оказались под ней, и она опустилась на мягкие подушки дивана, его твердое тело наполовину накрыло ее.

“Я не погублю тебя”, – поклялся он, слова были горячими и настойчивыми на ее коже. “Я бы хотел, чтобы ты пришла ко мне по своей собственной воле. Только позволь мне любить тебя немного. Ты позволишь мне любить тебя, Поппи?”

Она не думала, что сможет любить его сильнее. Как легко было бы заставить ее действовать силой, лишить ее невинности и свободы выбора – всего сразу.

Вместо этого он склонился над ней, его руки дрожали по обе стороны от нее, давая ей возможность отказаться, если она захочет.

Слезы обожгли ее глаза, когда она обхватила его лицо руками. “ Люби меня, Маркус, ” прошептала она.

Это было так, словно пламя из очага прыгнуло ему в глаза, так яростно они горели. Его рот завладел ее ртом, и ее веки закрылись. И не было ничего, кроме сенсации, здесь и сейчас и Маркуса.

Его длинные, нежные пальцы прошлись по ней, словно запоминая каждый дюйм ее тела, отодвинули платье в сторону, скользнули по плечу, скользнули вниз по верхушкам грудей. Каждое прикосновение его руки к ее коже сжимало ее тело все сильнее, возносило выше, пока ей не показалось, что она вот-вот разорвется пополам. Что может быть приятнее, чем его ладонь, обхватывающая ее грудь? Как получилось, что его большой палец, ласкающий ее сквозь ткань платья, смог вызвать почти невыносимый жар в этом тайном местечке между ее бедер?

Однако, когда он потянул ткань вниз и его рот коснулся чувствительного бутона там, ее мысли превратились в бессвязную мешанину. Она извивалась под ним, потирая ноги друг о друга, в безмолвной мольбе об освобождении, которого она не понимала.

Но это был Маркус, который знал ее лучше, чем она сама. Который всегда знал ее. Он нащупал подол ее платья, поднимая его все выше, пока прохладный ночной воздух не коснулся ее разгоряченных ног. В следующее мгновение его рука оказалась на стыке ее бедер, надавливая на то ноющее место, которое быстро становилось центром ее внимания.

Его пальцы, эти длинные, ловкие пальцы, коснулись ее, находя центр водоворота, который окутывал ее. Ее вздох смешался с его низким стоном, когда он оторвал рот от ее груди.

“Ты такая чертовски влажная”, – прохрипел он. “Я должен попробовать тебя на вкус”.

Прежде чем она смогла понять, что он имел в виду, он двинулся вниз по ее телу, между ног. Когда тепло его рта нашло ее, окутав, она знала, что в каком-то отдаленном уголке своего сознания должна быть потрясена до глубины души. Она никогда, даже в самых смелых фантазиях, не думала, что нечто подобное возможно.

Вместо этого она отдалась ему целиком и полностью. Ее ноги раздвинулись навстречу натиску, открывая ему больший доступ к ее сердцу, ее руки зарылись в его волосы, побуждая его продолжать. Она скорее почувствовала, чем услышала его удовлетворенное рычание, когда вибрации прокатились по ее чувствительной плоти.

Следующие мгновения казались одновременно вечными и конечными. Его зубы, губы и язык творили с ней волшебство, вознося ее все выше и выше, пока во вспышке мерцающего золота она не почувствовала, как все ее существо рассыпается в звездную пыль.

Через секунду он был рядом с ней, его руки обхватили ее, прижимая к себе, когда дрожь освобождения пробежала по ее телу, став еще более изысканной от слов любви, которые он прошептал ей на ухо. Она крепко обняла его, когда ее сердцебиение замедлилось, запоминая этот момент, хороня его глубоко в своем сердце, чтобы никогда не забывать ни секунды из него. Но она не могла вечно сдерживать суровость жизни, как бы сильно ей этого ни хотелось. И она это сделала, очень сильно. Как отчаянно она жаждала заявить о своих правах на него, воспользоваться шансом на счастье, которое, как она думала, никогда не будет в пределах ее досягаемости.

Напуганная тем, что ее мысли так сильно изменились, она попыталась вспомнить все причины, по которым им следовало держаться порознь. Но у них не было той власти над ней, которая была когда-то.

Она высвободилась из его объятий, села, дрожащими пальцами поправила одежду, прежде чем обхватить себя руками за талию, больше для того, чтобы не потянуться к нему, чем для чего-либо еще. “ Я– мне нужно подумать.

Взгляд, которым он одарил ее, был полон муки, в его глазах ясно читалось сердце. Но он не стал настаивать на том, чтобы она осталась, вместо этого кивнул и поднялся на ноги. Через мгновение он помог ей встать и повел из библиотеки вверх по лестнице, в семейные покои и их комнаты.

Однако, когда он оставил ее у двери спальни, и она поспешно закрылась внутри, борясь с желанием побежать за ним, она знала, что сегодня ночью ей будет трудно уснуть.

Глава тринадцатая

Она любил его.

Каким бы суматошным ни был следующий день, заполненный развлечениями гостей и подготовкой к балу "Двенадцатая ночь", а также всей этой суетой и напряжением, которые были с этим связаны, один яркий факт всегда присутствовал в глубине сознания Маркуса: она любила его. И хотя он все еще был далек от того, чтобы убедить ее остаться и начать жизнь с ним, ничто не могло погасить надежду, которую зажгло ее признание. Эта искра становилась ярче каждый раз, когда их взгляды встречались, предстоящий бал приобретал все большее значение с каждым долгим взглядом. Помимо того, что ему впервые предстояло принимать такое мероприятие, как «Новый герцог», и беспокойства, которое он, по понятным причинам, испытывал из-за предстоящего пристального внимания, он знал, что это его самый последний шанс убедить Поппи остаться, доказать ей, что ее прошлое не имеет значения и что она – самое важное в его жизни.

Гости только что разошлись по своим комнатам, чтобы начать долгий процесс облачения в свои наряды, и Маркус, еще долго не сводивший глаз с верхней площадки лестницы после того, как Поппи поднялась наверх, как раз собирался направиться в свой кабинет, чтобы закончить кое-какие дела в последнюю минуту перед тем, как одеться самому, когда в парадной раздался стук. Однако он, возможно, и не остановился бы, если бы из прихожей не донесся знакомый голос, когда дворецкий открыл дверь.

“Пожалуйста, сообщите герцогу, что его дядя, мистер Эдгар Праути, здесь”.

Маркус остановился, ошеломленный, и развернулся. “Дядя?”

Мужчина посмотрел на него, как всегда, холодно и бесстрастно. И все же в его глазах было одобрение, когда он рассматривал Маркуса. “Холлитон”.

“О, ничего подобного”, – сказал Маркус с улыбкой, подходя к мужчине, чтобы пожать ему руку. “Вам не нужно церемониться со мной”.

Брови пожилого мужчины сразу же опустились. “Правильно называть вас Холлитон, и я не кто иной, как сторонник этого. Вы это знаете”.

Действительно, Маркус знал. “Очень хорошо, дядя”, – сказал он, его радость, которая была мгновением ранее, угасла, когда он повернулся к дворецкому. “Мне очень жаль, Уильямс, я знаю, что у вас полно дел с приготовлениями к балу, но не могли бы вы, пожалуйста, приготовить комнату для мистера Праути”.

“Очень хорошо, ваша светлость”.

Когда дворецкий отвернулся, чтобы проинструктировать и без того измученных слуг, Маркус провел дядю в его кабинет. После суматохи зала в комнате было тихо, в камине весело пылал огонь. “Пожалуйста, присаживайтесь”, – сказал Маркус, подходя к тележке в углу зала. “Бренди?”

“Да”.

Он разлил напитки, вернулся к пожилому мужчине и сел напротив него. И сразу понял, что его ждет нагоняй.

Он вздохнул. “Пожалуйста, дядя, могу я просто насладиться вашим неожиданным присутствием?”

Но мужчина нахмурился только сильнее. “Вы не можете извиняться перед слугами, Холлитон. Я учил вас другому”.

Маркус сделал изрядный глоток своего напитка, пытаясь подавить негодование по поводу решимости этого человека превратить все в урок. “Они люди, дядя, и заслуживают уважения”.

“Они наемные работники”, – парировал его дядя. Внезапно он откинулся на спинку стула и сделал глоток своего напитка. “Но вы правы в том, что мы не должны омрачать это воссоединение. Прошло слишком много времени ”.

Маркус глубоко вздохнул, расстроенный собственной реакцией. Он давно научился игнорировать этого человека в таких вопросах. Он никогда не сможет изменить свое мнение.