Текст книги "Рождественское чудо герцога (ЛП)"

Автор книги: Кристина Бриттон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Всплыло воспоминание о том, как он катался на санках с самого крутого холма возле дома викария, как мчался наперегонки с Поппи до самого низа, как она визжала от восторга, когда победила его, не зная, что он нарочно врезался в сугроб, чтобы позволить ей победить. Он посмотрел в ее сторону, увидел тепло в ее глазах и легкую улыбку на губах и понял, что она тоже помнит.

“Я думаю, это великолепная идея”, – сказал он.

Среди их компании поднялись радостные крики, и он рассмеялся, что эти элегантные молодые люди – ибо ни одному из них не было и двадцати – должны с радостью окунуться в детские шалости.

“Я очень надеюсь, что мисс Тилберн не одолеет нас всех снова”, – добродушно заявил мистер Далтон.

Поппи ухмыльнулась с таким беззаботным выражением лица, что сердце Маркуса забилось быстрее. “Я необычайно упряма, а также довольно хороша в спорте”, – заявила она. “Я часто била Мар-эээ, его светлость, когда мы были детьми”. Тут она посмотрела на него с самодовольным выражением лица, которое бесконечно восхитило его.

“И все же ты выиграла?” он поддразнил.

У нее отвисла челюсть. “Не смей утверждать, что позволил мне победить!”

“Я бы никогда”, – протянул он.

Она прищурилась. “Вы порочите мое доброе имя, сэр”, – сказала она с притворной обидой. “Мне придется восстановить свою честь”.

“Я с нетерпением жду этого”, – ответил он с усмешкой.

Затем за столом пошли ставки на то, кто выиграет скачки на следующий день. Вскоре после этого они ушли, выйдя из чайной под радостный шум, а веселые прощания мисс Пичем последовали за ними на морозный воздух. Однако Маркус не знал, что Поппи отделилась от их группы, пока они не пошли обратно по набережной.

Обеспокоенный, он огляделся, чтобы посмотреть, куда она могла пойти. Ему не пришлось долго искать. Она была на другой стороне улицы, глядя поверх заснеженного пляжа на пенящийся океан за ним.

Он перешел дорогу, обходя серую жижу, и поравнялся с ней. Она не повернулась в его сторону, ее взгляд был прикован к горизонту. Но он знал, что она знала о его присутствии, когда легкая улыбка тронула ее губы.

“Это прекрасно, не правда ли?” спросил он.

“Так и есть”. Последовала небольшая пауза, а затем: “Ты знаешь, до нашей поездки на Остров я никогда не видел океана? Конечно, по прибытии я ухаживал за мисс Линли, которой стало плохо на пароме, и я не могла в полной мере оценить это зрелище. Но теперь ... ”

Он окинул взглядом пейзаж, видя его ее глазами. Каким огромным, должно быть, кажется океан, каким величественным в своем величии. Столько красоты и чуда.

Она испустила тихий, несчастный вздох, обращенный к ветерку. “Как бы я хотела увидеть это летом, с пляжами, прогретыми солнцем, и окунуть пальцы ног в волны”.

В ее мягком, задумчивом голосе звучала глубокая тоска. Отбросив образ ее босых ног, ласкаемых приливом, воды, лижущей лодыжки, – как можно ревновать к океану?– он протянул руку и взял ее за руку в перчатке. “Ты могла бы остаться здесь, ты знаешь”, – тихо сказал он.

Он не стал бы винить ее, если бы она отстранилась. Они были на публике, и это было ужасно неприлично. Кроме того, он пообещал, что не будет давить на нее. Но он не мог вынести печали на ее лице.

Вместо того, чтобы стряхнуть его, она крепко сжала его руку. Когда она заговорила, ее голос был напряженным и таким тихим, что его почти унес океанский бриз. “Маркус, я не могу”.

Ему хотелось выть от отчаяния. Вместо этого он стиснул зубы и снова повернулся к волнам. Глубоко, медленно вдыхая холодный, соленый морской воздух в течение напряженной минуты, он сумел успокоиться настолько, чтобы говорить с подобием беззаботности.

“Я рад, что они не дошли до театральности. У меня нет желания ковылять по сцене, выставляя себя полным идиотом ”.

Она коротко рассмеялась, и в ее смехе послышалось придыхание, говорившее об облегчении от того, что он не продолжил их предыдущую тему разговора. “О, я не знаю. Когда мы были детьми, из тебя получался необыкновенно хороший пират.”

Он усмехнулся. “Осмелюсь сказать, я был бы весьма эффектен, щеголяя повязкой на глазу”.

“О, совершенно определенно”. Выражение ее лица, которое было дразнящим, внезапно стало серьезным, она наклонила голову, изучая его. “Я удивлена, что ты до сих пор не женился. Ты всегда хотел большую семью”.

Да, но я всегда хотел только одного – с тобой. Слова ворвались в его сознание, ошеломив его, у него перехватило дыхание. Сбитый с толку, он опустил взгляд на их переплетенные пальцы.

“Наверное, я был слишком занят”, – пробормотал он.

“А теперь?”

Ему показалось напряжение в ее тоне? Он взглянул на нее. “Все еще занят”.

Она кивнула, повернувшись, чтобы снова посмотреть на океан, эффективно не позволяя ему прочесть эмоции в ее глазах. “Знаешь, мисс Линли собиралась выйти за тебя замуж”, – сказала она, казалось бы, небрежно.

“Ну, я был не прочь жениться на ней”. Он усмехнулся. “Еще до того, как ее вырвало прямо на мой сюртук. Но хватит о моих матримониальных перспективах или их отсутствии. У нас не было ни минуты, чтобы как следует поговорить. А поскольку все заняты другими делами и нас слышит только резкий океанский бриз, лучшего времени и быть не может. Расскажи мне о своих любимых вещах из каждого места, где ты жила.”

Она озадаченно улыбнулась ему, но сделала, как он велел, рассказав о красивой лесной тропинке, по которой она ходила почти каждый день, чтобы купить свежее мясо у местного мясника, о пушистом гнездышке кроликов, которое она обнаружила в огороде одного дома и умудрилась спрятать, о том, как одно витражное окно купало ее во всех цветах радуги, когда солнце стояло в нужном месте.

Через полчаса она остановилась и счастливо вздохнула. “Спасибо тебе за это”.

Он склонил голову набок. “ За что?

“За то, что заставил меня осознать, что во всем плохом было что-то хорошее”. А затем она улыбнулась, такая счастливая, что у него перехватило дыхание.

Проклятие, но она была еще красивее, чем обычно. Зимний ветер разрумянил ее щеки, покраснел нос и выбил несколько прядей каштановых волос из-под шляпки, обрамив ими лицо. Не раздумывая, он протянул руку и взял локон между пальцами, всем своим существом желая, чтобы на нем не было перчаток.

Не успел он опомниться, как уже снял оскорбляющую его вещь и снова осторожно взялся за прядь. Она была как шелк, даже более великолепная, чем он помнил. Все это время она наблюдала за ним, не сводя широко раскрытых глаз с его лица. А затем он позволил тыльной стороне пальцев погладить ее нежную щеку. Ее губы приоткрылись, с них сорвался тихий вздох.

Больше не было холода, снега и ледяного океанского ветра. Вместо этого его тело излучало чистый жар, горело для нее. Его взгляд сосредоточился на ее губах, и страстное желание попробовать ее на вкус было больше, чем он мог вынести. В оцепенении он увидел, как ее глаза нашли его рот, увидел, как она подняла голову в безмолвной мольбе. Он наклонился.—

Внезапный крик чайки вернул его в настоящее. Ошеломленный тем, что из всех людей он собирался поцеловать Поппи на виду у любого, кто мог пройти мимо, он отшатнулся. Поправляя манжеты, чтобы не смотреть ей в глаза – что она, должно быть, о нем думает? – сказал он напряженным голосом: “Нам лучше догнать остальных. Они, должно быть, намерены скоро вернуться в Холлитон-Мэнор, и, видит Бог, я не хочу навлекать гнев виконтессы на наши головы за то, что задержали их. ” Он протянул ей руку.

Поппи долго молчал, возможно, это был самый долгий момент в его жизни. Наконец она пошевелилась, неловко взяв его за руку, и они пошли обратно по Набережной.

Глава девятая

На следующий день он увидел Поппи, стоящую на вершине заснеженного холма и гадающую, во что, черт возьми, она ввязалась.

Они больше не были детьми, как показал предыдущий день. Ей стало тепло от одной мысли об этом. На самом деле, так тепло, что она удивилась, что снег не растаял прямо у нее под ногами. Собирался ли он поцеловать ее? Нет, конечно, нет. Они были друзьями, и это все. У него не было к ней романтических влечений, а у нее определенно их не было к нему. А даже если бы и были, из этого ничего бы не вышло. Он был герцогом, и этот факт должен быть первостепенным в их общении.

И все же каким-то образом эта крупица знаний стала наименее важным аспектом. Особенно когда он так оглушительно смеялся, когда мистер Далтон спускался с холма, очаровательная прядь каштановых волос падала ему на лоб, и она так ясно видела того мальчика, о котором заботилась, в которого начала влюбляться…

Она покачала головой, чувствуя, как горят щеки, и сосредоточилась на сцене у подножия холма. мистер Далтон внезапно потерял управление своими санями и съехал в сторону, угодив в сугроб. Мгновение спустя он выпрямился, ухмыляясь и стряхивая снег со своих темных волос.

“А я-то думала, ты король горы”, – крикнула ему сверху сестра со смехом в голосе.

“Я продвинулся дальше тебя, бесенок”, – прокричал он, немного запыхавшись, когда тащился обратно на холм.

Это была не первая шутка в добродушном соперничестве группы, и, без сомнения, она не будет последней. Поппи хотела держаться в стороне от всего этого; она слишком ослабила бдительность в последние дни, а после вчерашнего ... Что ж, она только усложняла себе задачу уехать, когда придет время.

Но когда она слушала, как другие поддразнивают и смеются, когда она смотрела на радость на их лицах, она не могла не смягчиться. Почему эти люди должны были быть такими приветливыми? Почему они должны были быть такими милыми, черт возьми?

Словно в ответ на ее размышления, мисс Гортензия бочком подошла к Поппи и взяла ее под руку. “Я так рада, что ее светлость настояла на том, чтобы вы пришли на нашу прогулку”, – сказала она с лучезарной улыбкой. “И я не могу дождаться, когда увижу, как вы обыграете Его светлость в гонке на санках. Будет здорово стереть самодовольные взгляды с лиц мужчин ”.

Невольно Поппи почувствовала, как по венам разливается волнение. Ей всегда нравилось кататься на санках, лететь вниз с холма, когда холодный ветер дует в лицо, ощущать восторг от скорости и опасность потерять контроль.

Но это было не ее дело – принимать в нем участие. Компаньонка этим не занималась, не так ли? Разве компаньонка не должна была оставаться рядом со своим работодателем и обеспечивать ... ну, товарищеские отношения?

Ее светлость, однако, похоже, предпочла отослать ее в другое место. Как раз в то утро, когда остальная младшая группа планировала дневные приключения – по правде говоря, они вели себя скорее как дети, чем как взрослые, – Поппи практически умоляла оставить ее.

“Я, конечно, нужна вам здесь, ваша светлость”, – сказала Поппи. Она просто хотела выполнять свою работу должным образом, сказала она себе. В конце концов, ей нужно было заработать рекомендацию. Ее настойчивость не имела ничего общего ни с тем фактом, что она была подавлена после того, как чуть не поцеловалась с Маркусом накануне, ни с тем фактом, что ей до боли хотелось закончить то, что они начали.

“Ерунда”, – сказала вдовствующая герцогиня в своей доброй манере. “Ну, я все равно буду дремать большую часть дня. Тебе нет смысла смотреть, как я сплю. И, кроме того, ” продолжала она, – мне нужен кто-то, кому я могу доверять, чтобы присматривать за происходящим. Бог знает, на какие шалости способны эти молодые люди теперь, когда дух святок, казалось, вернул их в восхитительную юность. ”

Поппи, возможно, продолжала бы спорить, если бы женщина не заявила о доверии к ней. Это маленькое заявление, скорее всего, несущественное для пожилой женщины, смягчило Поппи как ничто другое. И вот теперь она была здесь, играя роль “компаньонки” для группы шумных взрослых-детей.

“Я не уверена, что помню, как кататься на санках”, – предупредила она. “Я так давно этим не занималась”.

“Я верю в вас, мисс Тилберн”, – сказала другая девушка с усмешкой.

Почему, подумала Поппи, когда мисс Гортензия отвернулась, чтобы поговорить с мисс Далтон, ей захотелось расплакаться от добрых слов девушки? Это опасно, предупредила она себя. Она позволила себе увлечься этими людьми гораздо больше, чем следовало. Она никогда больше не увидит их после "Двенадцатой ночи". И, кроме того, если бы они знали, насколько скандальным и низким было ее начало, они бы отвернулись от нее в одно мгновение.

Однако, несмотря на суровые предостережения разума, ее сердце не слушалось. Оно взволнованно забилось, когда мистер Далтон, только что вернувшийся на вершину холма, вручил ей свои санки.

“Что скажете, мисс Тилберн?” Спросил он с усмешкой. “Вы готовы к тренировке?" Ваше давнее соперничество с Холлитоном сильно задело мой интерес, и я хочу посмотреть, не совершил ли я серьезную ошибку, поддержав его ”.

Со вчерашнего дня на пляже между ней и Маркусом возникло нежелательное напряжение, их непринужденное товарищество сменилось неуверенными взглядами и общим избеганием. Тем не менее, она обнаружила, что переводит взгляд на него, когда нерешительно принимала санки. Ее сердце дрогнуло, когда она увидела, что он ободряюще улыбается ей.

“Тогда продолжай”, – пробормотал он. “Давай посмотрим, сохранилось ли оно у тебя”.

Она не смогла сдержать улыбку, расплывшуюся по ее лицу. Подойдя к тому месту, где начинался пологий спуск с холма, она осторожно поставила сани, прежде чем осторожно сесть сама. Гладкий и покрытый лаком, с изогнутой передней частью и снабженный веревкой для управления, он был намного лучше, чем старые доски, которыми они с Маркусом пользовались в детстве.

Несмотря на это, ее бравада испарилась, когда она посмотрела вниз с холма. Когда она впервые увидела его, и даже когда другие по очереди смотрели вниз, склон показался ей пологим. Но в том положении, в котором она находилась, на краю пропасти и была готова броситься вниз с набережной, длинное пространство порошкообразно-белого снега и виднеющаяся вдали линия деревьев выглядели устрашающе. Она с трудом сглотнула, ее руки в перчатках крепко вцепились в веревку.

“У тебя не сдали нервы, не так ли?” Маркус окликнул ее сзади.

Трусишка. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что она не могла проигнорировать такую насмешку. Не раздумывая, она повернулась к нему и показала язык, как делала раньше, когда они были детьми, резко наклонившись вперед, она направила свои санки вниз по склону.

Ветер обжигал ее обнаженную кожу, перехватывая дыхание, даже когда желудок подкатил к горлу. Это было чудесно. Поппи не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя такой беззаботной. Она издала вопль, когда неслась вниз по склону, идеально отполированное дерево под ней не создавало трения, замедлявшего ее движение по легкому, порошкообразному снегу.

Она слишком быстро достигла конца трассы. Сильно потянув за веревку, наклонившись в повороте, она грациозно остановила сани рядом с пушистым сугробом.

На вершине холма немедленно воцарился хаос. Все дамы подпрыгивали на цыпочках, аплодируя. Мистер Далтон и мистер Бантфорд, стоявшие рядом с ними, вскрикнули в притворной агонии.

“Черт возьми! Я потеряю все свои деньги еще до конца дня!” – сказал последний.

Но Поппи смотрела только на Маркуса. Он улыбался и хлопал в ладоши, гордость на его лице была видна даже с такого расстояния. И она подумала, что ее грудь разорвется от радости.

* * *

Много позже, после того, как катания на санках были проведены и все устали, их маленькая компания отправилась обратно в Холлитон-Мэнор. Маркус бросил взгляд на Поппи, когда она разговаривала с мисс Далтон, и счастье, которое овладело его сердцем в тот день, распространилось и наполнило каждую клеточку его существа. Выражение ее лица было расслабленным, на нем играла легкая улыбка, глаза сияли. Она была великолепна, совершенно великолепна. Если бы только она тоже могла это видеть.

Они почти добрались до боковых садов поместья, и Маркус уже подумывал о том, чтобы развести огонь и согреться горячим чаем, как вдруг снежок шлепнулся ему на затылок. Он потрясенно огляделся и увидел, что Далтон ухмыляется ему.

“Ты же на самом деле не ожидал, что я отпущу тебя без возмездия за то, что мы с Бантфордом потеряли небольшое состояние?” – со смехом пошутил он.

Снова чувствуя себя мальчишкой, Маркус бросил на собеседника лукавый взгляд, когда тот наклонился и медленно зачерпнул снег руками в перчатках, скатывая его в комок. “Ты пожалеешь о том дне, когда выстрелил в меня, Далтон”, – сказал он. “Мисс Тилберн может подтвердить, что я неплохо управляюсь со снежком”.

Еще один комок попал ему в руку, хотя на этот раз это был не Далтон, который застыл перед ним с потрясенной и восхищенной улыбкой на лице. Маркус недоверчиво посмотрел на Поппи в припорошенных снегом перчатках, которая бросила на него застенчивый взгляд и пожала плечами.

Он разразился лающим смехом. “Я проиграл тебе сегодня один раз”, – заявил он. “Больше этого не повториться”. С этими словами он бросил снежок в ее сторону.

Поппи взвизгнула, подобрала юбки и убежала. Остальные участники вечеринки присоединились к драке, их возгласы и смех смешивались со звуками снежков, взрывающихся от пушистых ударов о фигуры в тяжелых плащах, и хрустом снега под их ногами.

Однако все эти звуки быстро стихли, когда Маркус погнался за Поппи. Он не собирался отпускать ее. Ухмыляясь, он нырнул вслед за ней через подлесок, удаляясь все дальше и дальше от веселящейся компании, на ходу загребая снег и бросая в ее сторону мягкие мячи. Она уворачивалась от всех его усилий, задыхаясь от смеха, когда ее более короткие ноги с трудом прокладывали быструю тропинку по снегу, который был почти по колено.

“Нечестно!” – крикнула она, когда он догнал ее. “У тебя ноги длиннее”.

Он рассмеялся и, оказавшись, наконец, достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, совершил стремительный прыжок и, обхватив ее за талию, повалил на землю.

“Я держу тебя, мой заклятый враг с недостатком роста!” – провозгласил он, когда она завизжала, перекатываясь, пока не оказалась прижатой к нему. Однако все, что он собирался добавить к этому оскорблению, замерло у него на губах, когда он посмотрел на нее сверху вниз.

Она была похожа на огненноволосого ангела в обрамлении девственной белизны. Снежинки украшали ее ресницы, как бриллианты; голубые глаза были яркими и полными веселья; полные розовые губы растянулись в улыбке. Она была самым красивым существом, которое он когда-либо видел в своей жизни.

Внезапно выражение ее лица изменилось, сменившись с неподдельного ликования на глубокую тоску. Ее улыбка исчезла, дыхание стало тяжелым и учащенным. Нежный румянец, окрасивший ее щеки, стал еще гуще, веки отяжелели, глаза скользнули по его лицу, как будто видели его впервые. А затем они опустились ниже и остановились на его губах.

“Маркус”, – прошептала она.

Звук его имени был подобен физической ласке. Конечно, он слышал это от нее миллион раз раньше. И все же в тот момент, когда она была прижата к снегу под ним, когда каждый щедрый изгиб подчеркивал твердость его тела, и когда он говорил этим хрипловатым тоном, это было похоже на лучшее, головокружительное вино. И он хотел большего.

Его губы накрыли ее губы. И сразу же все остальное было забыто. Не было ни холода, ни завсегдатаев вечеринок, скрывающихся из виду, и, конечно же, не было неожиданного герцогства и настояний Поппи, что она не может остаться. Их было только двое, они подходили друг к другу, как кусочки головоломки. Он чувствовал, что его мир встал на свои места, как будто каждое мгновение вело к этому.

Ее реакция была мгновенной. Она обвила руками его шею, притягивая его все глубже в тепло своего тела. Зарываясь все глубже в его сердце. Клянусь Богом, она чувствовала себя как в раю. Отчаянно желая попробовать ее на вкус, он нежно коснулся языком ее целомудренных губ. Она ахнула, приоткрыв ему рот, и его захлестнули ощущения, когда он прикоснулся своим языком к ее языку. Она пахла солнечным светом, теплом и домом, каждым вкусным угощением, которое он когда-либо ел, и каждой радостной вещью, которую он когда-либо делал.

Она застонала ему в рот, когда он углубил поцелуй, ее руки в перчатках погрузились в его волосы, ее тело выгнулось навстречу ему. Он провел рукой по ее боку; даже сквозь зимнюю одежду он чувствовал выпуклость ее груди, изгиб талии, изгиб бедер. Его тело вспыхнуло огнем, когда она нетерпеливо извивалась под ним. Хотела ли она этого так же отчаянно, как и он в последние дни? Болела ли она за него так же, как он за нее, мечтала ли именно об этом?

Он высвободил рот, поцеловал ее в щеку, провел губами по подбородку. Она откинула голову назад, предоставляя ему больший доступ.

“Маркус, я хочу—”

“Скажи мне, чего ты хочешь, Поппи”, – прохрипел он, отчаянно желая услышать, что она тоже нуждается в нем.

Внезапно, однако, она замерла. А затем сказала тихим и напряженным голосом: “Я бы хотела, чтобы ты отпустил меня, пожалуйста”.

Смущенный, он отстранился и посмотрел на нее сверху вниз. Она крепко зажмурила глаза, как будто не могла смотреть на него. Ее щеки больше не пылали от страсти, они были почти такими же бледными, как снег, окружавший ее.

Его затопило чувство стыда. Он вскочил на ноги, помогая ей подняться, и инстинктивно начал счищать снег с ее спины.

“Не надо”, – сказала она, и ее голос прозвучал слишком громко среди заснеженного пейзажа. Она прерывисто вздохнула, казалось, стараясь взять себя в руки. И все же она не смотрела на него.

“Мы должны вернуться к остальным”, – пробормотала она. Не дожидаясь его ответа, она пошла сквозь деревья. Он молча последовал за ней с тяжелым сердцем.

Теперь ему было до боли ясно, что она ему небезразлична помимо дружбы. Подсказки были очевидны: растущая привязанность, которую он испытывал к ней, когда они были моложе, эмоции, которые он не мог полностью понять; зрелое желание, которое дало о себе знать с того момента, как она вернулась в его жизнь; растущая потребность всегда быть с ней рядом.

Он влюблялся в нее годами, еще до того, как потерял. Теперь, когда он снова нашел ее, это чувство стало намного сильнее – привязанность человека к другой половине своей души.

Казалось трудным убедить ее остаться в качестве члена семьи; было почти невозможно убедить ее остаться как нечто большее.

Но он должен был попытаться.

Глава десятая

Поппи подумывала покинуть Холлитон-Мэнор той же ночью. В один ужасный момент после того, как они вернулись со своей прогулки и она оказалась одна в своей комнате, она спланировала все это в своей голове: сборы, ночное бегство, как она могла бы оплатить проезд, необходимый для возвращения в Лондон, той маленькой монетой, которая у нее была. И несмотря на неуверенность, или страх, или неудобства и невзгоды, это казалось предпочтительнее встречи с Маркусом после того спектакля, который она устроила, с таким энтузиазмом ответив на его поцелуй.

К счастью, однако, тот момент паники был недолгим. Поцелуй ничего не значил. Они были просто двумя близкими друзьями, которые увлеклись. Это могло случиться с кем угодно. Итак, она сменила промокшую одежду, расправила плечи и спустилась вниз, чтобы присоединиться к остальной компании на празднестве, которое затеяли леди Теш и вдовствующая герцогиня. Несомненно, Маркус чувствовал бы то же самое и пожелал бы забыть весь этот разгром.

Маркус, однако, не перестал удивлять ее сегодня.

Он перехватил ее в тот момент, когда она переступила порог, его большое тело преградило ей путь. “Поппи, нам нужно поговорить”.

Она побледнела, отказываясь встречаться с ним взглядом, даже когда попыталась обойти его. “Мне нечего сказать”.

“Но мне есть”.

Она покачала головой и продолжила бы свой путь, избегая его, если бы он не сказал грубым шепотом: “Пожалуйста”.

Тяжело сглотнув, она неохотно повернулась к вдовствующей герцогине. “Ваша светлость, герцог попросил меня поговорить с ним. Но если вам нужна моя помощь помощь сейчас?” спросила она, не потрудившись скрыть отчаяние в своем голосе.

Но вдовствующая герцогиня лишь улыбнулась. “Вовсе нет. Пожалуйста, разговаривайте сколько надо, моя дорогая”.

Одарив женщину болезненной улыбкой, она повернулась к Маркусу и отрывисто кивнула, затем последовала за ним к паре кресел у окна, достаточно близко от остальных, чтобы это было уместно, но достаточно далеко, чтобы они могли поговорить, не будучи подслушанными.

Однако она не стала ждать, пока он заговорит; ей нужно было держать себя в руках. “Нам нужно забыть, что это вообще произошло, Маркус”.

“Ты знаешь, что я не могу, Поппи. И я готов поспорить, что ты тоже не можешь”.

“Мы должны”.

Он разочарованно вздохнул и бросил на нее осторожный взгляд, словно оценивая ее. Она знала, что он делает. Он пытался определить наилучший способ преодолеть ее оборону. Они всегда были мастерами в таких вещах, находили способы утешить друг друга, хотя и пытались притворяться, что все хорошо.

И поэтому он также должен знать, что она не отступит. “Это была глупая ошибка. Мы просто были захвачены моментом ”.

“Возможно”, – осторожно сказал он. “А, возможно, это просто раскрыло что-то, что уже было там”.

Радость захлестнула ее грудь. Это было равносильно признанию, что он испытывает к ней нечто большее, чем дружбу, что он хочет ее так же, как она хотела его.

Однако наряду со счастьем было и невообразимое горе. Если бы только они не были теми, кем они были, если бы только обстоятельства их рождения не помешали им заявить о счастье друг с другом.

“Я думаю, ” спокойно ответила она, хотя ей хотелось плакать, – что ты придаешь этому слишком большое значение”.

“Возможно”, – нейтрально пробормотал он, хотя она видела, что он не поверил ни единому слову из того, что она сказала. Внезапно он подался вперед, выражение его лица стало каким-то напряженным, беспокойство затуманило его глаза. “Просто пообещай мне, что не совершишь ничего опрометчивого”.

Конечно, он мог бы догадаться, что она подумывала о побеге. В ней снова возникло желание уйти. Она опустила взгляд на свои огрубевшие от работы руки, крепко стиснутые на простой коричневой ткани позаимствованного платья. “Возможно, будет к лучшему, если я уйду”, – прошептала она. “Мне здесь не место, Маркус”.

“Черт возьми, Поппи”, – прорычал он, когда его большая ладонь накрыла ее руку. На мгновение она забыла обо всем, кроме покалывания от его прикосновения.

Он, должно быть, тоже это почувствовал, потому что резко втянул воздух. Вместо того, чтобы отстраниться, он крепче сжал ее пальцы.

“Что бы ни случилось сегодня днем, хочешь ты противостоять этому или нет, между нами больше ничего не изменилось”, – сказал он хриплым голосом. “Я все тот же Маркус, которого ты всегда знала”.

Но она уже качала головой. С невероятной силой воли она вытащила свои руки из-под его, решительно игнорируя охватившую ее потерю. “Все изменилось. Разве ты не видишь? Мы больше не те наивные дети. Ради всего святого, ты герцог. А я...

Она резко закрыла рот, почувствовав, как кровь отхлынула от ее лица, когда она была близка к признанию.

К счастью, Маркус не подозревал, что она что-то скрывает от него. “ Мне никогда не было дела до того, что твои родители были бедны, ” мягко сказал он. “ И уж точно не значат сейчас. Для меня это никогда не будет иметь значения ”.

Но это будет важно, ей хотелось плакать. Особенно после того, как откроется вся правда. Плотно сжав губы, чтобы не выдать всего, она посмотрела в окно на сад за окном. Небо начало темнеть, снова пошел снег. Это была прекрасная сцена, словно сошедшая с картины. И все же это только заставило ее почувствовать себя в ловушке.

“Поппи?”

Она вздохнула. “ Я останусь, Маркус, ” выдавила она. “ Я все равно думаю, что никуда не доберусь в такую погоду."

Он испустил почти незаметный вздох облегчения, и ее сердце сжалось. “Но я останусь только до тех пор, пока ты прислушиваешься к моим пожеланиям никогда не обсуждать то, что произошло сегодня днем”, – сказала она твердым голосом, снова поворачиваясь к нему лицом.

Он был расстроен. Она видела это по плотно сжатым губам, по глубокой складке между бровями.

В конце концов, однако, он кивнул и поднялся на ноги одним плавным движением. “Мы должны присоединиться к остальным”.

Смущенная, убитая горем, она позволила ему помочь ей подняться. Однако, сидя рядом с вдовствующей герцогиней и машинально заботясь об удобстве женщины, она не могла не задаться вопросом, на какой новый ад она согласилась.

* * *

Верный своему слову, Маркус вел себя так, как будто между ним и Поппи ничего не произошло. И каждый прошедший день был более мучительным, чем предыдущий.

Он надеялся, что со временем и пространством она смягчится. Но она оставалась закрытой от него, как никогда раньше. Теперь, когда Новый год пришел и ушел, а Двенадцатая ночь быстро приближалась, у него оставалось мало времени, как и шансов убедить ее остаться. Особенно после того, как она научилась уворачиваться от него при каждом удобном случае.

Как сейчас. Он уныло наблюдал, как она вышла из комнаты по какому-то поручению тети Джинни. Большинство участников вечеринки, включая его самого, только что вернулись с прогулки на санях к озеру, поездки, от которой Поппи удалось отказаться, несмотря на все попытки воспрепятствовать. В тот момент, когда он спросил ее, как прошел ее день, она занялась своими обязанностями, быстро найдя какое-нибудь занятие, чтобы избавиться от его присутствия. Глядя в свою чашку, вдыхая аромат цветочного напитка, он размышлял над чаинками, желая по ним определить свое будущее и что ему делать с Поппи. После нескольких дней мучений, когда ему казалось, что он уже потерял ее, он понял, что полностью влюбился в нее.

“Я никогда не знала более упрямой девушки”, – проворчала леди Теш, стоявшая рядом с ним. “И я повидала немало, поверь мне. Ну, я сама была такой”.

Маркус скорее думал, что в ней все еще сохранилось то же упрямство, но он, конечно же, не собирался озвучивать это. Сохраняя на лице бесстрастность, он повернулся к двум пожилым женщинам. Тетя Джинни немного вышивала, леди Теш и Фрейя стояли рядом с ней.

“Наверняка должен быть какой-то способ убедить ее остаться”, – ворчала вдовствующая виконтесса. “Особенно учитывая, что Двенадцатая ночь и ее запланированный отъезд быстро приближаются. В конце концов, очевидно, что девушка заботится о тебе так же сильно, как и ты о ней. ”

Лицо Маркуса вспыхнуло от того, что его чувства были так заметны. “Я никогда ничего не говорил о любви”, – отрицал он.

“Я тоже”, – пробормотала леди Теш, бросив острый взгляд на свою подругу, прежде чем снова обратить свое внимание на Маркуса и приподнять серебристую бровь.

Клянусь Богом, эта женщина была опасно хитра. К счастью, однако, момент прошел без дальнейших комментариев, и Маркус обнаружил, что снова может дышать. У него было достаточно забот, чтобы как то убедить Поппи остаться; он не хотел думать, насколько сложнее будет, если в дело вмешается вдовствующая виконтесса.