Текст книги "Рождественское чудо герцога (ЛП)"
Автор книги: Кристина Бриттон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Она уставилась на него, выдернув свою руку из его. “ Остаться здесь?
“Конечно”.
Но она хмурилась. “ Ты имеешь в виду, как горничная, не так ли?
“Как семья”, – мягко ответил он.
У нее перехватило дыхание. “Семья”.
“Да”.
Она покачала головой. “Нет, я не могу”.
“Конечно, ты можешь”.
Но она, казалось, почти не слышала его. “Я горничная, обездоленная сирота, ничего не значащая”. Что-то болезненное промелькнуло в ее глазах. “Я не могу жить в доме герцога. Мне даже не следовало быть сейчас здесь с тобой.”
И тут проявилось упрямство, которого он ожидал. Чего он, однако, не ожидал, так это того, как разорвется его сердце, когда она в процессе разоблачит саму себя.
Он поерзал на стуле, наклонился к ней и снова взял ее за руку. Ее пальцы были холодными.
“Поппи, ” сказал он медленно и яростно, – ты важна для меня и достойна всего того хорошего, что может дать тебе жизнь. И, кроме того, – выражение его лица смягчилось от улыбки“ – сегодня Рождество. Ты не можешь быть одна в Рождество.
Но, хотя ее глаза наполнились непролитыми слезами, она покачала головой с мрачной уверенностью. “ Я не могу, Маркус.
Он разочарованно вздохнул. Ее ответ, конечно, был ожидаемым. От этого слушать было ничуть не легче. Зная, что это его последний шанс удержать ее здесь, что она упорхнет, как испуганная птичка, если он не подойдет к ней должным образом, он посмотрел ей прямо в глаза и сказал, вложив в эти слова все свое сердце: “Тогда останься ради меня, Поппи”.
Она резко втянула воздух, прикусив зубами полную нижнюю губу. При виде этого зрелища его охватил жар, наряду с желанием быть тем, кто прикусит эти губы.
Ошеломленный тревожным поворотом, который приняли его мысли, он сказал гораздо громче, чем следовало: “Чтобы помочь мне, я имею в виду. Я бы нормально не поздравил вдовствующую герцогиню с Рождеством. Ты же меня знаешь; у меня никогда не было таланта к такого рода празднествам.”
Она оставалась спокойной, пристально глядя на него, ища. Чего?
Наконец она заговорила. “Очень хорошо, Маркус. Я остаюсь”.
Однако, прежде чем он успел осознать, что ему это удалось, она продолжила.
“Но я не приму милостыню, даже от тебя. Я останусь, только если смогу зарабатывать себе на жизнь, и рекомендацию в конце. А потом, после ”Двенадцатой ночи", я отправлюсь в путь. Она посмотрела на сверток у себя на коленях, ее руки сжались сильнее. “Я не приму милостыню”, – повторила она шепотом.
Конечно, это было не то, чего он хотел. И уж точно не то, чего она заслуживала. Нет, Поппи заслуживала любви и заботы.
Но он воспринял бы это как маленькую победу. И, если повезет, он мог бы использовать двенадцать дней Рождества, чтобы убедить ее остаться навсегда.
Теперь нужно придумать, как позволить ей зарабатывать на жизнь и при этом держать ее рядом с ним.
На мгновение он вспомнил слова леди Теш, сказанные тете Джинни сегодня днем, о том, как она предложила нанять компаньонку.
“Очень хорошо, ” сказал он нейтральным тоном, чтобы не спугнуть ее, “ я согласен на твои требования. И я найму тебя. В качестве компаньонки вдовствующей герцогини”.
Она посмотрела на него долгим взглядом, одновременно полным надежды и подозрительности. Он затаил дыхание, ожидая ее ответа.
“Место компаньонки на 12 дней?”
“Да”, – подтвердил он, все это время горячо надеясь, что ему никогда не придется еще что нибудь придумывать, чтобы она осталась дольше.
“Очень хорошо. Но только до двенадцатой ночи”.
Он кивнул. “Только до двенадцатой ночи”. Надеюсь, к тому времени я уговорю тебя остаться навсегда.
Глава шестая
Ей следовало отказаться. Она и близко не подходила для этой должности. Компаньонками обычно были бедные родственницы или женщины из хороших семей, от которым отвернулась судьба.
И все же…
И все же ей нужна была эта рекомендация, если она собиралась когда-нибудь найти другую должность. Но даже когда она думала об этом, она знала, что это был всего лишь последний толчок, который ей был нужен, чтобы согласиться. Нет, единственное, что заставляло ее до боли хотеть остаться и чуть не разбило ей сердце в процессе, была идея о том, что Маркус проведет Рождество с людьми, которые не понимают горя, о котором ему напомнило это время года.
Она никогда не забудет то первое Рождество, которое он провел в доме своего дяди. Чем ближе были праздники, тем печальнее и замкнутее он становился. Она, конечно, знала, что его мать сбежала со своим любовником на Рождество, и что в двенадцатую ночь они получили известие о ее гибели в дорожной аварии. Но Поппи не знала, насколько глубоки раны Маркуса.
Надеясь принести ему немного счастья, ей пришла в голову идея снова сделать праздники для него радостными. Хотя она никогда не испытывала, на что похоже счастливое Рождество – Хоустерны и в лучшие дни были недовольны ее вынужденным присутствием в их доме, – за время уроков у викария она узнала достаточно, чтобы жить дальше.
И так они начали свои собственные частные празднования, тайком уходя с уроков пораньше, когда только могли, танцуя, рассказывая истории о привидениях и объедаясь выпечкой, которую Маркус упросил повара своего дяди испечь для них. Это была традиция, которой они придерживались всю свою юность, способ забыть свои печали.
Она не продолжила праздновать после того, как они расстались. И, похоже, он тоже. Ее сердце болело оттого, что сезон святок снова стал для него годом горя. Если бы она могла вернуть ему частичку той былой радости, то любая боль, которую она испытала, уезжая, когда все это закончилось, стоила бы того. И эта боль была бы значительной. Мысль о том, чтобы покинуть его, когда она потеряла свою должность у мисс Линли, была почти невыносимой. Насколько хуже это могло быть после этих двенадцати дней Рождества? Особенно после того, как она так отчаянно хотела принять его предложение остаться. То, чего она никогда не смогла бы сделать, не с теми знаниями, которые у нее были об истинных причинах своего рождения.
Но она приняла бы на себя всю боль. И хотя они больше не были теми двумя детьми-сиротами, которые находили утешение друг в друге, и пропасть между ними стала намного шире теперь, когда он стал герцогом, близость, которую они когда-то разделяли, все еще была там.
Только теперь он взрослый мужчина, не так ли? И к тому же красивый.
Поппи, в середине завязывания зелени, побледнела, ее пальцы перебирали ароматную сосну и розмарин. Одной особенно злобной ветке не понравилось, что с ней обошлись грубо, и она тут же ткнула ее в большой палец. Она втянула воздух, тряся рукой. Боль быстро утихла. Однако ее совершенно неуместные мысли о Маркусе были совсем другим делом.
“С тобой все в порядке, дорогая?”
Поппи выдавила из себя слабую улыбку в адрес вдовствующей герцогини. Прошло два дня с тех пор, как ее наняли, дни беспокойства и неуверенности, когда она повсюду следовала за герцогиней, помогая ей во всем, что ей могло понадобиться, в то время как остальные участники вечеринки отправились на поиски необходимой зелени. Она испытала облегчение, узнав, что ее светлость добра, гораздо добрее, чем Поппи предполагала. Однако, несмотря на то, что она была окружена людьми и находилась в тени своей дорогой подруги леди Теш – женщины, которая пугала Поппи больше, чем когда—либо, – от женщины исходила постоянная печаль, которая взывала к Поппи так, как она никогда не ожидала.
Теперь зелень, принесенная в дом, была собрана в длинной столовой, чтобы составить праздничные и ароматные ветки, которые украсят особняк в ближайшие дни. “Со мной все в порядке, ваша светлость”, – сказала она женщине. “Спасибо”.
Герцогиня наклонилась ближе, рассматривая работу Поппи. “Должна сказать, у тебя неплохо получаются эти веточки”, – сказала она, одобрительно кивнув. “У тебя превосходный вкус к композиции”.
Поскольку Поппи совершенно не привыкла к комплиментам, пальцы Поппи еще раз повозились с веткой, уронив яблоко, которое она пыталась прикрепить кусочком ленты. Оно прокатилось по массивному обеденному столу и остановилось перед Маркусом. Он взглянул на нее, его губы изогнулись в усмешке.
Что, конечно, только еще больше взволновало ее. Боже, что же, черт возьми, с ней было не так? Это была просто улыбка ее друга, ничего такого, чего бы она не видела раньше.
Только это было не то же самое. Даже близко. Когда они были детьми, они были ... детьми. Теперь они определенно ими не были.
“Когда мы были маленькими, мисс Тилберн делала самые красивые ветки”, – сказал он своей двоюродной бабушке.
“Которое, как я вижу, тебе не передалось”, – сказала леди Теш, разглядывая дело его рук.
“Ничуть”, – печально сказал он, показывая свою попытку. Пока они смотрели, кусок ветки отделился и упал на стол.
“Хммм. Что тебе нужно, так это ассистентка”. К удивлению Поппи, острый взгляд вдовствующей виконтессы остановился на ней. “Мисс Тилберн, почему бы тебе не помочь мальчику. Может быть, часть твоего таланта наконец передастся ему”.
Не успела она опомниться, как леди Теш тростью поставила ее на ноги. Поппи посмотрела на вдовствующую герцогиню, надеясь, что женщина нуждается в ней, но та лишь улыбнулась и кивнула. И поэтому Поппи не оставалось ничего другого, как обойти вокруг стола, обходя горы зелени и весело беседующих гостей, чтобы подойти к Маркусу.
Ее реакция на него продолжала сбивать ее с толку. Эмоционально они были так же близки, как и раньше. Но физически он воздействовал на нее нежелательным образом. Она глубоко вздохнула и опустилась в кресло рядом с ним, решив держать любое влечение к нему под строгим контролем. Это было только потому, что она не привыкла находиться рядом с ним таким, каким он был сейчас, таким взрослым, мужественным и привлекательным. Наверняка не потребуется много времени, чтобы стать невосприимчивой к произошедшим в нем переменам и увидеть в нем того же дорогого друга, что и раньше.
Однако, когда он протянул ей неудавшуюся ветку, и ее кожа покрылась мурашками, когда их руки соприкоснулись, она поняла, что это будет не так просто.
Она быстро принялась за работу, надеясь отвлечься, скрепляя ветки вместе и продевая красную ленту сквозь иголки. Сильный, острый аромат розмарина наполнил ее нос, как это было с тех пор, как они все собрались, чтобы собрать рождественскую зелень.
Но когда он наклонился поближе, чтобы осмотреть ее работу, этот аромат исчез, сменившись восхитительным ароматом теплых специй, который, казалось, следовал за ним, куда бы он ни пошел.
“Вам всегда удавалось создать что-то прекрасное из простых веточек”, – сказал он с благоговейным видом признательности. “Без вашей ручной работы мои комнаты были бы действительно унылыми”– тихо прошептал он, наклонившись к ней, чтобы никто не услышал.
“Тогда хорошо, что у тебя была я”, – съязвила она, надеясь отвлечься, поддразнив его.
Это имело неприятные последствия. “Это тоже хорошо”, – согласился он, его голос был низким, интимным, который прошелся по ее коже, как ласка.
Он говорил с ней так, чтобы другие не слышали, сказала она себе. Хотя присутствующим было известно, что они знали друг друга в детстве, не стоит раскрывать, что они были самыми важными людьми в жизни друг друга.
Что он по-прежнему был самым важным в ее жизни. И всегда будет. Только он никогда не должен этого знать.
Даже спустя столько времени она все еще слышала сердитый голос его дяди, звучащий у нее в ушах: “У него не будет будущего, если он привяжется к тебе. Ты хочешь, чтобы он потерял все шансы на успех и респектабельность, связавшись с таким человеком как ты?”
Не было ничего такого, во что бы она уже не верила о себе. Разве Хаустерны не говорили ей снова и снова, что она была магнитом на их шее, нежеланной и нависшим над ними проклятием?
Но в тот момент все было намного хуже. Дядя Маркуса владел одной информацией о ее матери, которую Хаустерны никогда не раскрывали. Правда, которая разрушила все ее радужные надежды на свое происхождение, а также все мечты о ее будущем.
Она была опустошена, пристыжена. И решила, что Маркус никогда не узнает. Сколько дней они провели, придумывая фантастические истории о том, что ее мать тайно была принцессой из далекой страны? Сколько историй они сочинили о том, что ее родители живы и женаты, и что однажды они найдут ее и вернут домой? Нет, она никогда не смогла бы сказать ему правду, настолько отличную от их представлений, что это было бы смешно, если бы не было так ужасно.
И поэтому она разорвала их дружбу, как ей было приказано. Она сделала бы все, чтобы Маркус был счастлив и успешен, какую бы боль это ей ни причинило.
И все же он не выглядит счастливым.
Она поспешно заглушила этот голос в своей голове. Конечно, он был счастлив; он был герцогом. И люди уважали его. Это было видно по восхищенным взглядам, которые бросали на него дамы из их компании, по тому уважению, которое, казалось, испытывали к нему другие мужчины. Если бы она не послушалась его дядю и прекратила дружбу с Маркусом, если бы у них каким-то образом развились чувства друг к другу, выходящие за рамки дружеских, поженились и начали совместную жизнь, его не почитали бы так, как сейчас. Он был бы посмешищем, новоиспеченный герцог, который невольно связался с существом еще худшим, чем обедневшая сирота, за которую он ее принимал.
Нет, она не могла сожалеть об этом. Но когда она смотрела на него, когда он работал вместе с ней, старательно следуя ее примеру в изготовлении веток, она не могла не оплакивать то, что могло бы быть.
Глава седьмая
Mаркус не мог припомнить более счастливого Рождества.
О, он предполагал, что когда был совсем маленьким, до того, как ушла его мать, он любил Рождество. Но его воспоминания о ней были смутными, и он не знал, произошло ли это на самом деле или это были отчаянные желания мальчишеского сердца.
После того, как он нашел Поппи, они, конечно, сами придумали себе радость на праздники. Тогда он был счастлив, находясь с ней.
Но сегодня было что-то другое.
Он понадежнее обхватил тетю Джинни за руку, когда они шли по заснеженным садовым дорожкам, странно скучая по леди Теш, которая провела день со своим племянником, герцогом Датским, и его невестой на дальней стороне острова. Все они посетили службу в тихой каменной церкви Святого Клемента и, вернувшись в Холлитон-Мэнор, единодушно решили, что небольшая физическая нагрузка необходима для того, чтобы сократить время между длинной проповедью и предстоящим праздником. Все были в приподнятом настроении, когда бродили по прохладному пейзажу, раздавались смех и разговоры, которые становились еще более радостными из-за тишины, которую принес свежий ночной снег. Дальше по тропинке он увидел Поппи, которая прогуливалась и разговаривала с несколькими другими молодыми леди. Их теплый прием, казалось, удивил ее, а их приглашения присоединиться к ним – еще больше. И неудивительно, учитывая, что ей приходилось терпеть всю свою жизнь, закончившуюся действиями мисс Линли всего несколько дней назад.
Но, к его облегчению, она позволила девочкам взять ее за руки и потащить по заснеженной тропинке. И хотя она сдерживалась, бывали моменты, когда он слышал, как она присоединяется к ним, и звук ее нежного смеха, звучащий вместе с остальными, заставлял его сердце биться чаще.
“Она милая девочка, твоя Поппи”.
Голос двоюродной бабушки оторвал его от размышлений. Он посмотрел в ее морщинистое лицо и мутно-серые глаза, в которых впервые за все время их знакомства не было печали.
“О, она не моя Поппи”.
Тетя Джинни тихо хихикнула. “Осмелюсь сказать, ты прав. Она не принадлежит никому, кроме самой себя. Нельзя сказать, что она не милая, послушная молодая женщина. Но в ней есть что-то такое, уравновешенное и независимое, что говорит о том, что ею никто не будет владеть ”.
Он с любопытством посмотрел на нее. В её словах не было осуждения. Скорее, она казалась почти благоговейной. “Ты восхищаешься ею за это”.
“Действительно.”.
В груди Маркуса расцвело тепло при мысли, что кто-то другой может увидеть это в ней. Он повернулся, чтобы посмотреть на Поппи. “ Я тоже, ” пробормотал он.
На мгновение они замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Поппи согласилась взять несколько платьев, и сейчас надела одно из них, но только самое простое, которое удалось найти, и только потому, что, как компаньонка герцогини, она должна была находиться в компании и одеваться соответственно. Однако одной вещью, в которой он отказался капитулировать, была ее верхняя одежда. Слишком тонкий плащ исчез, его заменил толстый шерстяной плащ темно-зеленого цвета, который идеально оттенял каштановый цвет ее волос. Вне поля зрения, но все еще в его мыслях были другие аксессуары, на которые ему удалось уговорить ее: теплые перчатки, чулки, тяжелые ботинки. Его приводила в ярость мысль о том, что она вынуждена ходить в такой тонкой одежде, какой снабдил ее сэр Реджинальд.
Он крепче прижал пухлую руку тети Джинни к своему боку. “Спасибо, что взяли ее на работу”, – тихо сказал он.
“О, тебе не нужно благодарить меня, дорогой мальчик”, – ответила она. “Это было приятно. Я и не подозревала, насколько одинокой я стала за последние годы. И на тебя она, кажется, тоже оказала положительное влияние. Я никогда не видела тебя таким счастливым. Хотя, ” она бросила на него проницательный взгляд, – она все еще настаивает, что не останется после "Двенадцатой ночи”.
Он плотно сжал губы. Он старался не давить на Поппи, но всякий раз, когда поднималась эта тема, она настойчиво повторяла, что ее положение здесь временное. “Да”, – ответил он.
“Я полагаю, у тебя есть какие-то планы, чтобы заставить ее передумать?”
Маркус удивленно рассмеялся. “Тебе бы это понравилось?”
“Было бы хорошо. Мне нравится эта девушка. Безмерно”.
Он грустно улыбнулся ей, вспоминая их детство, насколько несчастной сделали ее не только Хаустерны, но и почти вся деревня. “Кроме меня, кажется, вы единственный человек в этом мире, который знает. Боюсь, у нее была нелегкая жизнь. Она всегда была кем-то вроде изгоя, обездоленной сироты, которая даже не была нужна единственной семье, которая у нее была.”
Его двоюродная бабушка похлопала его по руке и сказала мягким и решительным голосом: “Осмелюсь предположить, что только мы двое – и леди Теш, конечно, – сможем убедить дорогую Поппи остаться”.
Он наблюдал, как Поппи присоединилась к небольшой группе, окружавшей замерзший фонтан, и улыбнулась чему-то, что сказал мистер Ноддернс, и он начал думать, что, возможно, только возможно, у них действительно все получится.
* * *
Поппи никогда не пробовала ничего подобного из этих угощений, которыми были накрыты столы перед ней в ту рождественскую ночь. Жареный гусь, оленина и куропатка, глазированная морковь и пастернак, артишоки, морские гребешки. И десерты, один более декадентский, чем предыдущий, за которыми последовал сверкающий рождественский пудинг. К тому времени в обеденном зале собрались все слуги, и когда начался бал, поднялся шум аплодисментов.
На протяжении всего застолья приподнятое настроение и дух товарищества были заразительны. Поппи не могла оставаться в стороне от веселья, как не могла стоять на одной руке, удерживая слона на ногах.
“Я никогда в жизни не была такой сытой”, – сказала мисс Кэтрин Далтон, дочь лорда Фиггерли, позже тем же вечером, когда они отдыхали в гостиной после ужина, похлопывая себя по животу.
“Осмелюсь предположить, что мы не сможем влезть в наши платья до конца нашего пребывания”, – со смехом сказала мисс Гортензия Ноддернс. “Мисс Тилберн”, – обратилась она к Поппи, которая была занята уходом за вдовствующей герцогиней, – “вы чудо. Не понимаю, как вы можете двигаться после такого ужина”.
Поппи, поправлявшая шаль на плечах ее светлости, подняла глаза с улыбкой. “Я привыкла быть занятой”.
“Ну же, моя дорогая, ” сказала вдовствующая герцогиня, похлопав по дивану рядом с собой, “ присаживайся и расслабься. Я хочу, чтобы ты насладилась Рождеством”.
Закусив губу, Поппи сделала, как ей было велено, осторожно опустившись рядом с ней. Это должно было быть самое странное ощущение – сидеть среди этих людей, как будто она была своей. И все же они, казалось, приложили все усилия, чтобы принять ее в свою группу. Это было все, что она могла сделать, чтобы побороть растущее тепло в груди.
Однако, когда она посмотрела через круг сидящих на Маркуса, она полностью проиграла битву. Он выглядел великолепно в своем темно-синем сюртуке, под которым был жилет, расшитый золотой нитью, подчеркивающий его тонкую талию и широкую грудь. Но что более важно, он выглядел расслабленным и довольным, а это было все, что когда-либо было важно для нее.
“Я бы предложил немного потанцевать в завершение этого великолепного дня”, – сказал лорд Бантфорд, тяжело откидываясь на спинку стула, как будто он больше не мог держаться прямо, – “но я верю, что мы все вышли за рамки этого”.
“Действительно”, – проворчал мистер Ноддернс. “У меня нет сил даже накрыть столик для карт. И любая музыка сразу же усыпила бы меня. Но мы должны решить, что делать, потому что я совсем не готов закончить этот день ”.
Когда группа замолчала, Поппи вспомнила праздники, которые они с Маркусом устраивали раньше, игры, которым они предавались. Она улыбнулась, вспомнив один такой случай, когда они играли в шарады и загадывали загадки, которые становились все более и более умными, но которым никогда не удавалось поставить в тупик другого, несмотря на то, что они могли читать мысли друг друга.
“Что ты вспоминаешь, Поппи?” Маркус пробормотал с улыбкой в голосе.
Она тихо рассмеялась, взглянув на него. “Только те возмутительные загадки, которые мы обычно придумывали”.
Его улыбка стала шире. “Ты была великолепна в шарадах”.
“Однако я никогда не смогла бы поставить тебя в тупик”.
Мгновение они смотрели друг на друга, воспоминания кружились в пространстве между ними. Ее сердце бешено заколотилось в груди, когда выражение его лица смягчилось, а взгляд опустился к ее губам. Она с трудом сглотнула, внезапно почувствовав, что у нее пересохло в горле. Затем, вспомнив, где они находятся – и что это был Маркус, на которого она так жадно смотрела, – лицо Поппи вспыхнуло, и она поспешно опустила взгляд на свои колени.
“Шарады?” Мисс Далтон взволнованно захлопала в ладоши. “О, да, давайте! Я обожаю шарады”.
Настроение зала изменилось, предвкушение охватило всех, когда они выпрямились на своих местах.
“Ты уверена, моя дорогая?” Лорд Фиггерли обратился к своей дочери с лукавой улыбкой. “Вы знаете, меня никогда не ставили в тупик подобные загадки, и я осмелюсь сказать, что останусь непобедимым”.
“Ты хочешь сказать, ” лукаво спросила его дочь, “ что сомневаешься в моих способностях?”
“О, ты начал это первым, отец”, – с усмешкой сказал мистер Юстас Далтон. “Ты не хуже меня знаешь, что моя сестра не может отступить перед вызовом”.
И так продолжались добродушные насмешки, пока не начались загадки. В сердце Поппи разлилось тепло, и она почувствовала себя странно невесомой, словно на воздушном шаре. Было ли это похоже на то, чтобы быть частью чего-то? Чтобы тебя приветствовали?
Она посмотрела на Маркуса. Он смотрел на нее с легкой улыбкой на лице. И она увидела, что он слишком хорошо понимает, что это значит для нее.
“Это было умно”, – сказала мисс Гортензия своей сестре некоторое время спустя с довольной ухмылкой на лице. “Но недостаточно умно для такой, как я”.
“Ах, ты”, – проворчала мисс Лидия Ноддернс. “Здесь должен быть кто-то, кто может поставить тебя в тупик. Мисс Тилберн, ” внезапно позвала девушка, “ не хотите ли сыграть свою очередь? У меня такое чувство, что вы можете заставить мою сестру отказаться от своих хвастливых слов ”.
Поппи с горящими щеками опустила голову. “ Если вы этого хотите."
“О, конечно”, – радостно воскликнула мисс Далтон. “Пожалуйста, сделайте это, мисс Тилберн”.
На мгновение Поппи растерялась. Эти молодые женщины не проявили к ней ничего, кроме доброты, которая так отличалась от того, что она ожидала после бреда мисс Линли.
К счастью, Маркус спас ее от переполняющих эмоций. “Я предупреждаю вас всех, у Поппи необычный талант к таким вещам. Хотя, – его губы насмешливо скривились“ – я сомневаюсь, что она сможет поставить меня в тупик ”.
Она рассмеялась. “Как будто я могла проигнорировать такую приманку. Очень хорошо”. Затем, закрыв глаза и нахмурив брови, она быстро подумала, пока, уверенная, что у нее что-то получилось, не перевела дыхание и оглядела вечеринку.
“Мой первый взгляд из ламп души,
Тайны вселенной, цель философа.
Мой второй, в его животе находится напиток жизни,
Иссушенные жаждой утоляют свою жажду его росой.
Все мое – клетка для глаз тщеславия,
Ненавидящий правду, желающий лжи.”
По залу пронеслись восклицания, когда все начали выкрикивать свои догадки, одна нелепее другой. Когда по прошествии нескольких минут никто так и не нашел решения, мистер Ноддернс смиренно воскликнул: “Вы выиграли это дело, мисс Тилберн. Мы все преклоняемся перед вашим талантом”.
“Это было здорово”, – сказала мисс Далтон с сияющими глазами. “Каков ответ?”
Взгляд Маркуса привлекла Поппи, счастье наполняло каждый дюйм ее тела. Самодовольная ухмылка на его лице заставила ее рассмеяться. “Я действительно верю, ” сказала она, “ что его светлость знает ответ”.
Он ухмыльнулся. “Это зеркало”.
“О, вы оба такие умные”, – воскликнула мисс Гортензия, когда Поппи кивком признал свою победу.
“Послушайте, мисс Тилберн, ” весело сказал мистер Далтон, “ это очень хорошо. Отличная работа, ваша светлость”.
Когда зал взорвался поздравлениями, Маркус поднял свой бокал за нее, в его глазах светилась гордость. Вот почему она осталась, сказала она себе, когда он повернулся к остальным. Да, она уезжала, но это не означало, что она не могла доставить Маркусу немного радости в это Рождество. И когда она смотрела на его профиль и видела, как счастье освещает его черты, она решила сделать именно это.
Глава восьмая
Через несколько дней после Рождества, когда все по-прежнему отказывались видеть, что она не служанка, а гостья, Поппи становилось все труднее вспоминать, что все это временно.
Погода сменилась рождественской ночью, и снег падал медленно, но почти постоянно, бесшумные хлопья опускались вниз, покрывая все девственно белым покрывалом. Однако теперь, когда Новый год быстро приближался, тяжелая серая пелена облаков рассеялась, и небо было ярким, прозрачно-голубым, что оказалось слишком соблазнительным для их компании, чтобы оставаться на территории Холлитон-Мэнор. Они все решили, что поездка в город будет как раз кстати.
Поппи понадежнее прижала к себе собачку леди Теш, следуя за этой леди и вдовствующей герцогиней по Адмиралтейской улице. Главная улица острова Синн была прекрасным местом, пожалуй, самым живописным, которое она когда-либо видела, серый раскисший снег на дороге ничуть не умалял его очарования. Тротуар был расчищен, каждое здание покрыто толстым слоем сверкающей белизны, зелень и ярко-красные ленты свисали с каждого фонарного столба. И запахи. У нее потекли слюнки от множества ароматов, от сочного мяса до дрожжевого хлеба и сладкой выпечки.
Их компания растянулась по широкой главной аллее: несколько дам направились к модистке, несколько джентльменов заглянули в витрину ювелира, а еще больше просто бесцельно прогуливались.
Единственным человеком, о котором она знала больше всего, конечно, был Маркус. Он шел чуть впереди вдовствующих герцогинь, держа мисс Далтон под руку. Рядом с ними веселой толпой стояли мисс Ноддернс, мистер Далтон, мисс Джастин Бантфорд и ее брат, мистер Оскар Бантфорд.
Она слегка вздохнула при виде того, как молодежь так основательно веселится, но быстро взяла себя в руки. Конечно, она не хотела присоединяться к ним. Несмотря на теплый прием, который ей оказали остальные участники вечеринки – а они действительно были радушны, включая ее на каждое празднование, на каждое мероприятие, заставляя ее чувствовать себя своей, – она не могла забыть свое место. Она по-прежнему была служанкой, компаньонкой ее светлости и чаще, чем она ожидала, сопровождала молодых людей, хотя все они были близки по возрасту к ней.
Это не остановило искру тоски в ее груди по вещам, которых она никогда раньше не позволяла себе желать: тесной компании друзей; семье; уважению и привязанности. Любовь.
Внезапно леди Теш и вдовствующая герцогиня остановились посреди тротуара и повернулись к ней. Пока виконтесса приказывала лакею забрать Фрейю у озадаченной Поппи, ее светлость улыбалась ей.
“Мы с леди Теш уладим кое-какие дела с владелицами библиотеки на набережной, и ты нам сейчас не понадобишься. Присоединяйся к остальным, моя дорогая, – сказала она, когда леди Теш, прихрамывая, направилась впереди нее к указанному магазину. “Они направляются в чайную "Бикхед", чтобы выпить чего-нибудь горячего; я уверена, им понравится твоя компания”. С этими словами она ушла вслед за своей подругой.
На мгновение Поппи застыла посреди тротуара, потерянная. А потом Маркус оказался рядом с ней, и она почувствовала, что ее мир снова стал правильным.
“Какая удача”, – сказал он с улыбкой. “Я бы не хотел, чтобы ты пропустила восхитительные товары мисс Пичем. Они лучшие на острове”.
“Это будет очень весело”, – воскликнула мисс Далтон. “Мы так рады, что вы смогли присоединиться к нам, мисс Тилберн”.
Маркус предложил ей свободную руку и повел по улице. И она подумала, что никогда в жизни не была так счастлива.
* * *
Следующий час был наполнен разговорами и смехом, обжигающе горячими напитками и выпечкой, еще теплой из духовки. На протяжении всего мероприятия Маркус наблюдал за Поппи, и то, что он увидел, доставило ему такую радость, что он едва мог ее сдержать.
Она сияла. Это было единственное подходящее слово для описания этого. Ее глаза сияли, выражение лица было более расслабленным, чем когда-либо с тех пор, как она вернулась в его жизнь. Она сидела среди мисс Далтон, мисс Бантфорд и мисс Ноддернс и оживленно разговаривала с ними, как будто они были друзьями на всю жизнь. Так и должно было быть у нее, подумал он с уколом грусти. Ее всегда должны были окружать друзья, давать возможность чувствовать себя нужной и любимой.
Понравилось…
Слово почему-то застряло в памяти, и он, казалось, не мог от него избавиться. Он нахмурился, делая глоток кофе. Конечно, он любил ее. Она была его самым близким другом.
Но то, как всегда строились их отношения, такие конкретные и комфортные, внезапно показалось неподходящим. Они переросли свои границы и стали чем-то большим.…
“Ваша светлость, что вы думаете о наших планах на завтра покататься на санках, если погода не испортится?” Спросила мисс Бантфорд, отвлекая его от шокирующего направления, которое приняли его мысли.
