Текст книги "Прекрасный принц [ЛП]"
Автор книги: Кристи Уэбстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Annotation
Уинстон Константин вовсе не прекрасный принц…
Но я так сильно жаждала его, что, казалось, сходила с ума. Он был рядом, но одновременно с тем так далек, как и мои мечты сбежать от сводных братьев. Я продолжала участвовать в его извращенных играх и мечтала реагировать на них также отстраненно, как и он. Но не могла. Никогда не могла. Я влюбилась. Безнадежно. Бесповоротно. Однако Уинстон был больше бизнесменом, чем любовником. С его помощью я смогла бы оплатить учебу в колледже. Он – мой билет в мир. И никогда не притворялся, примеряя на себя другие роли. Потому я не могла винить его в своих чувствах. Простая девушка и принц… у нас не могло быть "долго и счастливо". О чем бы ни писалось в сказках.
К. Уэбстер
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Главы 24
notes
1
К. Уэбстер
Прекрасный принц
Серия: Золушка #2 (трилогия)
Перевод: Анастасия Михайлова
Редактура: Анастасия Михайлова
Русификация обложки: Александра Мандруева
Глава 1
Уинстон
Вспышка. Вспышка. Вспышка.
В угоду своей невыносимой матери я позировал, как какая-то чертова модель Versace, когда предпочел бы куда более непослушные игры.
С моей помощницей.
Ужаснейшей горничной.
Но такой послушной грязной девчонкой, которая получала удовольствие от того же развратного дерьма, что и я.
«И все произойдет довольно скоро».
Просто сперва мне предстояло пройти через этот ад.
«Склоните голову немного вправо. Нет, чуть левее. Смотрите четко в камеру. А теперь нахмурьтесь. Нет, забудьте и улыбнитесь».
Только Перри мог чувствовать себя здесь в своей стихии. Расхаживать с важным видом, словно петух, и вызывать всеобщее восхищение. По мне так прихорашиваться перед камерой было пустой тратой времени, ведь вместо этого я мог делать нечто куда более продуктивное. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять: Перри либо опаздывал, либо предпочел избежать этого дурацкого представления. Позже придется надрать ему задницу за то, что решил меня бросить.
«Улыбнитесь, мистер Константин. Я сказал улыбнуться, а не гримасничать. Вам больно, сэр?»
Все продолжалось целую вечность. Судя по хитрой усмешке, изогнувшей один уголок материнских губ, мое недовольство доставляло ей наслаждение. В такие моменты, несмотря на то, что я уже давно стал взрослым мужчиной, мне хотелось, чтобы отец был здесь и мог вмешаться. Он всегда был более теплым, чем мама, и одним из немногих, у кого получалось ее смягчить. После получасовых утех с фотографиями отец отвел бы меня в сторону «по делам», а потом мы бы прятались с ним до начала вечеринки, открыв бутылку коньяка «Черный жемчуг Людовика XIII» за шестьдесят пять тысяч долларов и наслаждаясь несколькими мгновениями тихого блаженства.
Горечь от утраты отца всколыхнулась с новой силой, из-за чего моя спина напряглась, а выражение лица стало еще более хмурым.
«Вот, это тот самый взгляд. Настоящий джекпот, сэр. Может, чуть сильнее прищурьте глаза. Покажите всем, что с вами не стоит шутить».
В кармане завибрировал телефон. Мне так хотелось вытащить его и ответить. Я все еще вспоминал присланные Эш фотографии в платье, от них у меня захватывало дух. Я буквально жаждал испачкать ее и погубить. И как раз собирался сообщить ей об этом, когда меня потащили обратно на фотосессию, где я с тех пор и пребывал, чувствуя себя в полной мере несчастным. От осознания, что моя избалованная девочка ожидала «бесконечного числа комплементов», а у меня не было возможности ее ими осыпать или даже послать деньги за фотографии, в животе будто образовался свинцовый ком. Если бы я не хотел устраивать хорошее шоу для всей этой публики, уже давно бы разогнал этот цирк. Я не стал сразу экспоненциально увеличивать компанию отца после его смерти вовсе не из-за упрямства или недостатка ума. Нет, просто я знал необходимые правила игры. И согласие на разворот и обложку журнала, который продемонстрирует силу имени Константинов, а еще мое улыбающееся лицо и дорогой костюм – это всего лишь шаг, необходимый для того, чтобы остаться на вершине. Иногда все, кто находился подо мной, нуждались в столь простом напоминании о силе, стоящей за доминирующей фамилией.
Когда фотограф прервался, чтобы проверить настройки камеры, я достал из кармана телефон и обнаружил новое сообщение от Эш и от Перри.
Эш: Уинстон, мне очень жаль, любимый, но я не смогу прийти на вечеринку. Было так приятно использовать тебя ради денег, но больше у меня нет в них необходимости. Теперь обо мне позаботятся мои братья.
Я перечитал сообщение трижды.
Нет, это не Эш. Интуиция буквально кричала, что моя девочка не могла такого написать.
И хотя я долго не высылал ей награду, которую она явно жаждала, Эш бы не стала торопиться со столь резким ответом.
Девочка была практически влюблена в меня. А я, наконец, дал ей то, о чем она так молила, и провел с ней ночь. Это могло означать только одно: один из этих маленьких тройняшек решил, что будет забавно написать мне от ее имени. Раздражение поднялось очень быстро, заражая мою плоть, словно лихорадка. Оно обжигало, вызывая головокружение. Если бы ранее я не пригласил на праздник весь клан Мэннфордов, то сейчас забеспокоился бы, приедет ли Эш. Но поскольку доктор Мэннфорд никак не могла пропустить этот светский прием, она в этом чем-то походила на мою мать, я решил немного успокоиться и дождаться их скорого появления. И, пожалуй, следовало воздержаться от ответа, на случай если один из этих придурков решил забрать у Эш телефон. После я прочел сообщение от Перри.
Перри: Кое-что произошло. Мне пришлось срочно уехать, но скоро вернусь. Помни, что я всегда прикрою твою спину, Уинни.
Его слова я нашел довольно странными, но в то же время они принесли мне облегчение.
– Сэр, не могли бы вы убрать телефон? Нам нужно сделать еще парочку снимков, – раздраженно крикнул фотограф, отвлекая меня от мыслей о Перри.
– Прошу прощения, – выдавил я, пронзив мужчину тяжелым взглядом. – На секунду мне показалось, что я – тот самый Уинстон Константин, которому принадлежит весь этот чертов город.
Фотограф отшатнулся, услышав мой резкий ответ.
– Я лишь имел в виду…
– Довольно, дорогой, – промурлыкала мама, подходя к нам и прогоняя фотографа раздраженным движением руки, сверкающей драгоценностями. – Ты итак достаточно позировал.
Фотограф кивнул, склонив голову, и принялся собирать вещи, а мама взяла меня за локоть и указала на дорожку, покрытую богато расшитым ковром, предназначенным для прогулок. Его положили туда во избежание уничтожения газона. Дойдя до ковра, мы неторопливо направились по нему к поместью. Гости должны были начать подъезжать с минуты на минуту, после чего их сфотографируют у входа, а затем пригласят в зал с фортепиано, где они смогут наслаждаться музыкой молодого пианиста, недавно закончившего Джульярд, а также закусками и шампанским, пока не настанет время ужина. У нас оставалось немного времени до начала мероприятия.
– Ты сегодня ужасно угрюм, – небрежно заметила мама, хоть от меня и не укрылись обвинительные нотки. – Что у тебя на уме?
Не что, а кто.
Но я уверен, черт возьми, что не собирался ее поправлять.
– Работа не дает покоя, – буркнул я.
Она тяжело вздохнула.
– Твоя рабочая этика, как и у отца, граничит с одержимостью. Ты хоть когда-нибудь останавливаешься, чтобы насладиться плодами своего труда, мой милый?
Одним запретным плодом.
«О да, мама».
– Время от времени, – я усмехнулся. – Мне стукнуло почти сорок, а не четырнадцать. Откуда это внезапное беспокойство?
– А разве мать не может волноваться о своем маленьком сыне?
Сарказм в ее голосе был таким явным, что уголок моих губ невольно дернулся.
– Не та мать, с которой я рос. Так что на самом деле тебя тревожит?
– Перри.
Мы остановились, и я выгнул бровь. Сегодня мама была так искусно накрашена, что казалась столь же молодой, как и мои сестры. Даже жаль, что ей больше никогда не познать любви. Несмотря на то, что она почти всегда демонстрировала ледяной характер, я знал, что ее сердце было разбито смертью отца пять лет назад. От такой потери никогда по-настоящему не восстанавливались.
Отчасти поэтому я так не любил сюда приезжать.
Тут повсюду жили воспоминания. Они возрождали чувства. И боль.
Хотя особняк Константинов нельзя было назвать типичным домом, но таковым он был для меня. Мои родители здесь любили меня и обожали, особенно отец. Но по мере того, как они все добавляли и добавляли детей в нашу семью, а я так и оставался старшим в иерархии, пришлось закалять себя перед определенными эмоциями. Перри, напротив, еще многому нужно было научиться, поскольку его чувства были подобны большой и мигающей неоновой вывеске, выставленной на всеобщее обозрение. Хотя даже Китон, самый молодой мужчина в нашей семье, унаследовал мамину выдержку и мог держать свое дерьмо под контролем.
– Вообще-то он молодец, – признал я. – Только не говори ему, что я это сказал.
Мама рассмеялась, на этот раз звонко, тепло и искренне.
– Ох, сынок, я не о работе. Клянусь, ты и правда думаешь только о ней.
Ей нравилось иногда журить меня за это, но на самом деле мама была довольна, что я смог безупречно перенять бразды правления и взять все в свои руки после гибели отца. Я стал единственным, кто мог держать поводок на этом живом, рычащем и извергавшем клубы дыма при дыхании огромном звере, который олицетворял наше почти безграничное состояние.
– Поддержание нашей империи занимает полный рабочий день, – я скосил на нее взгляд, отметив мелькнувшую в глазах матери вспышку боли. Мы с ней прекрасно знали, почему я управлял этой империей. Потому что он больше не мог. А мама предпочитала и дальше вести свои невинные игры, но все мы знали, кто из нас настоящий кукловод, стоявший за нашей фамилией. Мама любила тихо губить людей там, где я предпочитал выставлять все напоказ, подобно новому, сшитому на заказ костюму.
– Дело в его машине, – она разочарованно вздохнула. – Он так наивен, что даже не понимает, что делает.
– А в чем дело?
– Он испытывает мое терпение.
Я с трудом сдержал смешок. Да, Перри не всегда у мамы на правах любимого золотого ребенка.
– Расскажи подробнее. Ты же знаешь, мне нравится слушать о том, как он тебя разочаровывает.
– Иногда ты ведешь себя ужасно, – ее глаза весело заискрились. – Совсем как отец.
Папа умел быть суровым, когда это требовалось. А поскольку он был Константином, подобное случалось часто. Однако временами отец становился довольно забавным. Без сомнения он любил всех нас. Потому сравнение с ним меня ни капли не смутило.
– Извини, – с улыбкой произнес я, намекая, что ничуть не раскаивался. – Продолжай. Давай послушаем, что в этот раз натворил наш непослушный малыш, и как я могу это исправить.
Ее суровые черты смягчились, и мама убрала несуществующий волосок с моего лацкана. Мои братья и сестры никогда не замечали этот простой жест. Большую часть времени мама холодна, ее едва ли можно назвать ласковой, но все же у нее были свои способы. Совершенно простые. Конечно, она осыпала нас чрезмерными подарками и похвалами – хотя и в этом у нее прослеживались любимчики, – однако время от времени мама проявляла свои чувства через подобные крошечные нюансы. Сколько я себя помнил, она приглаживала волосы у нас на головах, снимала крошечные ворсинки с нашей одежды или же постукивала по носу, чтобы мы улыбнулись. И хотя больше она не теребила наши волосы и не трогала носы, одна привычка у нее все-таки осталась. Это напомнило мне о том, почему папа ее любил. Где-то глубоко внутри она проявляла мягкость по отношению к своей семье.
– Ты можешь поговорить с ним о его машине?
– А у него новая машина? – нахмурился я.
– «Халсион» ведь ее оплатил, – бросила мама, скривив губы в презрительной усмешке. – И хотя я ценю, что ты выписал ему чек на машину, мне бы хотелось, чтобы ты сходил с ним и помог выбрать достойную.
Меня позабавило, что ее вывела из себя именно машина. Что же за монстра выбрал мой брат? Учитывая, что прежде он разъезжал на реставрированном маслкаре, который приводил маму в ужас, то на этот раз там должно было быть нечто еще более ужасающее. Я бы никогда ей не признался, но мне очень нравилось наблюдать, как на ее лбу вздувались вены, стоило Ford Mustang Shelby GT350 брата с ревом въехать на подъездную дорожку. Громкий восьмицилиндровый двигатель обладал достаточной мощностью, чтобы сотрясать стекла в доме.
– Его «мустанг» – одна из лучших спортивных машин стоимостью почти в сто тысяч, – с усмешкой напомнил я ей, в точности повторяя слова брата. – Разгон до девяноста шести километров в час всего за четыре целых и две десятых секунды.
– Не напоминай, – буркнула мама. – Но с той машиной я могла смириться, поскольку она не так бросалась в глаза. А новая – просто отвратительна. Попытайся вразумить его пересмотреть покупку. Если сама скажу ему об этом, то Перри решит, что я вошла в роль назойливой матери.
Мама не хотела разочаровывать любимое чадо. Она могла быть суровой, грубой, даже жестокой, но когда заходил разговор о ее любимчиках, мама играла свою роль до конца.
– Я попробую что-нибудь сделать, – солгал я. По правде, нет, не стану. Перри – Константин. А мужчины нашей семьи серьезно подходили к выбору автомобилей. Даже у папы, когда дело касалось транспортных средств, появлялись свои особые предпочтения. Что говорить, он даже с жизнью расстался в своей любимой машине. Я мог наговорить Перри кучу дерьма относительно всего, начиная с его прически и заканчивая отсутствием делового чутья. Но совершенно точно не собирался критиковать его машину или сообщать ему о том, что та не понравилась нашей матери.
Я увидел, как из дома вышел Китон, и решил принять это как сигнал к тому, что можно уйти от матери. Мой брат, удивительно походивший на маму, но выросший до размеров чертова кирпичного дома, посмотрел на меня и по-волчьи ухмыльнулся. Повернувшись к нему, я подозвал его ближе.
– Есть минутка поговорить о делах, братишка?
Китон бросил взгляд на маму, после чего тут же кивнул.
– Для тебя всегда найдется минутка.
– Я серьезно, Уинстон, – пожурила меня мама, но я уловил нотки веселья в ее голосе, – это ведь твой день рождения. Вы не должны говорить о делах.
Мы оба прекрасно знали, что она хотела бы убедить Китана пойти по моим стопам, несмотря на его грандиозную идею стать профессиональным игроком в регби. Вспомнив, что сам был в его возрасте и заканчивал старшую школу, мечтая о чем-то большем, чем было мне предначертано, я испытал укол жалости к брату. Однако с возрастом я понял, что семья – это все, что у нас было. И единственное, что имело значение – то, как мы продолжим наше наследие.
– Злодеи не ведают покоя. Но я обязательно немного отдохну позже, – отозвался я, взяв изящную мамину руку и оставив поцелуй на тыльной стороне ладони. – Прошу меня простить.
– Наслаждайся своим днем рождения, милый, – крикнула мама мне вслед. – И оставь для меня танец.
Я усмехнулся, подходя к Китону. Жаль, что он не старше. В офисе мне приходилось иметь дело с Перри, но именно Китон у нас был умником. Конечно, вокруг него витал этот дух мудака-спортсмена, как и возле чертовых тройняшек, к сожалению, но в отличие от них Китон обладал острым и расчетливым умом. Я не сомневался, что он с отличием окончит свой последний год в школе Пембрук.
– Хочешь выпить? – я выгнул бровь, посмотрев на брата.
– Зависит от обстоятельств. Что ты предлагаешь?
Я положил руку ему на плечо и сжал.
– Папину заначку.
Самодовольство, так и искрившееся у него во взгляде, сменилось уязвимостью. Потеря отца очень на него повлияла, впрочем как и на всех Константинов. Может, ему даже приходилось сложнее. Перри превратился в какого-то эмоционально нестабильного подростка, а Китон, напротив, из счастливого и игривого юноши стал практически каменным. Непроницаемым и жестким. С этим я мог иметь дело.
Мы вошли в поместье, лавируя между суетившихся официанток, носившихся вокруг и старавшихся, чтобы эта вечеринка удалась. Пройдя мимо игравшего поблизости пианиста, мы миновали еще несколько коридоров, пока не добрались до кабинета отца. Сейчас он был закрыт из-за обилия посторонних в доме, но я быстро открыл замок ключом, и мы вошли внутрь. Китон прикрыл за собой дверь, а я направился прямиком к папиному бару, который благодаря маме все еще оставался в прежнем виде. Все мы совершали набеги на этот бар, желая почувствовать хоть эту близость к отцу, но мама каждый раз заменяла пропадающие бутылки новыми, словно к ним никогда не прикасались.
Когда я открыл шкаф из красного дерева, Китон опустился в одно из огромных кожаных кресел. Увидев новую бутылку среди запасов, я округлил глаза. Сделанная из двадцати четырех каратного золота с добавлением платины бутылка коньяка Henri IV Dudognon наследия Grande Champagne, инкрустированная крошечными кристаллами и темно-синей лентой, повязанной вокруг горлышка.
«Мама».
Большинство матерей покупали сыну галстук на тридцать седьмой день рождения.
А моя решила удивить бутылкой коньяка за два миллиона долларов.
– Похоже, сегодня мы отпразднуем как следует. Папа бы одобрил, – сказал я Китону, доставая бутылку.
Он усмехнулся и высокомерно задрал голову.
– Если мама, учитывая, что не очень-то тебя и любит, подарила этот коньяк на день рождения, только представь, что она преподнесет мне.
Показав ему средний палец, я налил нам два стакана и, пока ждал, когда Китон возьмет свой коньяк, принялся изучать брата. Его холодное, даже отчужденное выражение лица подобало Константинам, однако я знал, что внутри он горел. Его глаза красноречиво об этом свидетельствовали, вспыхивая эмоциями, хотя в остальном он скрывал свои чувства.
– Я скучаю по этому, – признал я, передав ему стакан и опустившись в кресло напротив.
– По времяпрепровождению с самым красивым Константином?
– Нет, этого парня я каждый день вижу в зеркале. Он даже успел мне наскучить, – я ухмыльнулся. – Я говорил об отце. Это была наша фишка.
Мускул на его скуле дернулся, но Китон тут же скрыл это, поднеся к губам стакан и, вдохнув аромат, сделал глоток.
– Хммм.
Я чуть не расхохотался, услышав его детский ответ. Иногда мне и самому приходилось напоминать себе об этом. Что Китон действительно еще ребенок. Осенью он вернется в Вермонт и закончит обучение в школе Пембрук. После станет настоящим мужчиной и последует по стопам каждого Константина – за исключением бездельника Перри – и сделает себе громкое имя. Регби, скорее всего, станет его далекой мечтой, совсем как у меня.
– Он всегда говорил маме, что нам нужно обсудить важные деловые вопросы, – произнес я, улыбнувшись при этом воспоминании. – А в действительности мы до чертиков напивались, благодаря его заначке. Мама потом угрожала нам расправой, если посмеем смутить ее.
Пять лет.
Прошло уже пять лет, с тех пор как я последний раз разделял подобный момент с отцом, эгоистично принимая это как должное.
– И когда мы начнем обсуждать слона в комнате? – угрюмо – в стиле Перри – спросил Китон.
Я выгнул бровь.
– Ты про то, что с тобой нет твоей девушки?
– Она приедет позднее, – он отвел взгляд, как делал с самого детства, когда хотел что-то скрыть от меня. – Я говорил о том, что тебя гложет. Ты взвинчен. А мы никак не можем начать разговор по душам. Давай, Уин, выкладывай.
Я некоторое время изучал его, впечатленный тем, как чутко он смог понять мою слабость, что не удавалось большинству мужчин, не говоря уже о подростках.
– Насколько близко ты знаком с тройняшками Мэннфорд?
После некоторых исследований я обнаружил, что доктор Мэннфорд отправила своих детей в Пембрук во втором семестре прошлого года.
– Новички? – Китон сделал еще глоток коньяка и пожал плечами. – Они не решаются меня злить, остаются на подконтрольной им территории, а я на своей.
– Ты ведь не гангстер, Кит. Объясни все взрослым цивилизованным языком.
Он закатил глаза, вновь напоминая мне о своем возрасте.
– Это значит, что я не общаюсь с ними, если в этом нет необходимости. В Пембрук меньше заботятся в социальном положении и больше о своих кругах. Мой – регби, их – лакросс. Наши круги почти не соприкасаются. И им не рады в клубе «Адское пламя».
Я чуть не фыркнул. При одном упоминании элитного клуба Пембрук, стоявшего выше всех остальных и навевавшего воспоминания о беспорядках, которые я сам учинял в старшей школе. Однако сейчас стоило сфокусироваться на другом.
– Ваши круги почти не соприкасаются. Это значит, что все же иногда такое случается?
– Бывает. Мы львы. А они – гиены, питающиеся нашими объедками. Партнерства у нас нет, только донос информации, – Китон склонился вперед и поставил стакан на стол между нами. – А откуда столь внезапный интерес к Мэннфордам?
– Они… – я замолчал, потрогав подбородок и поразмыслив, как выразить ситуацию словами так, чтобы это не дошло до мамы. – Они вышли за рамки своего круга. И заступили на мою территорию. И хочу знать, как это повлияет на тебя, если я выведу их из игры.
– Это бы меня очень позабавило, – его голубые глаза заинтересованно сверкнули.
– В этом мы с тобой солидарны, – я пригубил коньяк, не сводя взгляда с брата. – Можешь оказать мне услугу?
– Услуга дорого тебе обойдется.
Я расхохотался, поскольку обожал этого ребенка. Чертов Константин до мозга костей.
– Естественно, – наконец, отозвался я. – Назови свою цену.
Тема нашего разговора вновь вернула меня мыслями к Эш и ее таинственному посланию. Кое-чему, с чем я разберусь уже очень скоро.
– Все зависит от услуги, – его глаза поблескивали, выдавая заинтересованность в нашей сделке. – Расскажи, что тебе нужно.
– На данный момент, только информация. Но не ту чушь, которую может добыть Ульрик. Мне не нужны общеизвестные факты.
Ульрик был доверенным частным детективом нашей семьи, и именно тем, кто помог матери раскрыть правду о моей бывшей, Мередит. Кроме того, он раздобыл такие сведения о «несчастном случае», произошедшем с нашим отцом, что теперь каждый Константин сомневался в истинных причинах его смерти.
– Что, например? – стал прощупывать Китон. – Хочешь знать, с кем они трахаются?
– Это тоже общеизвестно. Думаю, с каждой, кто носит юбку, – я повертел алкоголь в стакане, наслаждаясь его пьянящим ароматом. – Мне нужно знать, что доведет их до точки кипения. Хочу понять, как уничтожить их одним нажатием кнопки.
Китон выгнул бровь, его черты преобразились, когда он повеселел.
– Иногда ты такой придурок.
Мы оба рассмеялись, поскольку мой брат был совершенно таким же.
– Хорошо, – отозвался он, спустя мгновение. – Я раздобуду тебе эту информацию.
– И что же ты хочешь взамен, малыш Кит?
Он поднялся и направился к бару, поднимая бутылку, из которой мы пили.
– Это. Твой подарок ко дню рождения.
– Маленький засранец, – буркнул я через плечо. – Ладно. Идет.
Я не стал говорить ему, что истинным моим подарком станет тот момент, когда моя Золушка встанет передо мной на колени и начнет давиться моим членом. Ведь если бы он знал, то захотел бы забрать у меня именно этот подарок. Особенно, когда понял бы, что Эш его возраста. Может, Китону и удалось убедить маму, что он влюблен в ту чопорную богатую сучку, с которой встречался, но я знал его лучше. Девчонка – не более чем инструмент в его планах, какими бы они ни были. Еще одна причина, почему моя семья ничего не должна знать об Эш.
Каждый попытается каким-либо образом отнять ее у меня.
Каждый, кроме Перри.
Впервые за… все время… наше золотое дитя стало и моим любимцем.
Глава 2
Эш
Я смогу это сделать.
Я далеко не одна из тех заурядных попавших в беду девиц.
Женщины, способные встретиться лицом к лицу с Константином и отстоять перед ним себя, не должны падать в обморок при первых признаках опасности. И хотя я дрожала, как осиновый лист, а по щекам непрерывно текли слезы, мне не хотелось останавливаться из-за этого нападения.
Нет, я приеду на этот бал, найду там своего темного принца и покажу сумасшедшим тройняшкам, что они связались не с той девушкой. Может, они и напугали меня до чертиков, но мой внутренний огонь так и просился наружу. Я хотела поджечь им тройняшек и наблюдать, как они сгорят.
В голове одна мысль быстро сменяла другую. Большинство из них были посвящены мести, некоторые – устрашающие и пугающие. Особенно, когда я вспоминала о Лео и остальных Морелли. Однако единственный человек заставлял меня двигаться вперед.
Уинстон Константин.
Мой извращенный прекрасный принц.
Игра между нами была только нашей, и я не позволю моим сводным братьям-психопатам или Лео Морелли заставить меня этого стыдиться. Мысль о том, что я могла одержать победу, заводила. Но несмотря на то, что не стеснялась происходившего между нами, как и Уинстон, я уверена: нельзя сбрасывать со счетов волновые эффекты, способные, в конечном счете, нанести нам вред. Именно поэтому я не могла просто выложить ему все и ждать, что мой принц меня спасет.
Нет, мне стоило думать, как Уинстон.
Существовал способ поставить тройняшек на место. И я была уверена, что смогу его найти. Они видели во мне слабую девушку, с которой могли играть и контролировать. Только вот играли они с огнем, хоть еще и не поняли этого.
Что касается Морелли…
Это займет куда больше времени.
Подход Уинстона мог помочь мне со Скаутом и его ужасающими тенями, но Лео довольно ясно изложил свои требования. Все равно я что-нибудь придумаю. Как только отдохну и смогу трезво мыслить.
А прямо сейчас мне нужно было подготовиться к вечеринке.
Услышав звонок в дверь, я вздрогнула. И отбросила в раковину губку, которой избавлялась от остатков макияжа. Еще один звонок. Когда я подошла к двери и открыла, у меня на мгновение перехватило дух. На пороге стоял Перри Константин, просто восхитительно выглядевший в смокинге.
Его озабоченное выражение лица тут же сменилось яростным. И почему-то в этот момент все планы быть храброй и мстительной словно вылетели в окно. Я снова разрыдалась, наверное, от облегчения, что после всего пережитого сегодня дерьма, рядом оказался тот, кто на моей стороне.
– Господи, Эш, – прорычал он, заключая меня в крепкие объятия, – что, черт возьми, произошло?
Его сильные руки будто удерживали хрупкие и потрескавшиеся части моей души, не давая разлететься на множество осколков. Я позволила себе несколько рваных рыданий, после чего стала себя успокаивать. Шмыгая носом и усмиряя эмоции. На истерику не было времени. Вырвавшись из объятий Перри, я вытерла глаза ладонями.
– Долгая история, – прохрипела я. – Но прямо сейчас мне нужна твоя помощь.
Развернувшись, я кинулась наверх за сумкой. Тяжелые шаги Перри позади меня успокаивали. Но как только мы дошли до комнаты, он выпустил череду ругательств.
– Что произошло, черт возьми? – потребовал Перри, указывая на лоскуты моего испорченного платья на полу. – И не корми меня дерьмом про «долгую историю». Это твои братья с тобой сделали?
– Сводные, – прошипела я, запихивая в сумочку все выпотрошенное тройняшками содержимое и застегивая молнию. – Те еще придурки.
Перри качнул головой, его голубые глаза буквально сверкали от гнева.
– Это выходит за рамки поведения придурков. Подобное – просто безумие. И можно расценивать как нападение, – его лицо вдруг побелело. – Подожди-ка… они…?
– Нет, – выпалила я, вытирая очередную слезу. – Только разрезали мое платье и сделали все возможное, чтобы испортить внешний вид.
Нахмурившись, он тронул большим пальцем мою нижнюю губу, касаясь кровоточащей трещины, оставшейся после поцелуя Скаута.
– Они причинили тебе боль.
– Это сделал Скаут, но не волнуйся, это самое худшее.
Он одарил меня таким взглядом, словно пытался проникнуть в душу. Конечно, я сказала ему не все. Может, Перри и был самым милым из Константинов, но все еще оставался носителем этой фамилии, а потому чуял ложь за милю. Только в отличие от Уинстона он не требовал ответов и не делал все, что в его силах, чтобы их получить. Хорошо, что я попросила помощи именно у Перри, а не у Уинстона. Неизвестно, что сделал бы Уин, застань он меня в подобном состоянии, к которому сам был не причастен.
«Почему?»
«Потому что ему не все равно».
«Верно?»
Моя неуверенность в себе боролась с логикой.
Как бы Уинстон не стремился отрицать, я знала, что где-то в глубине души стала ему дорога. Мы бы не оказались там, где сейчас находились, если бы он ничего ко мне не испытывал. Однако я часто задавалась вопросом, будет ли этого достаточно. Мог ли кто-то вроде Уинстона Константина – энергичный, красивый и невероятно успешный мужчина – связать свою жизнь с кем-то более низкого класса, да к тому же вдвое моложе него? Мне хотелось думать, что у нас больше общего, чем казалось на первый взгляд. Наверное, только время покажет. Время… а сколько у нас его осталось? Усилием воли прогнала воспоминания о словах Уинстона, что я – лишь развлечение на этот год, а в следующем он мог увлечься яхтой или машиной.
– Ты не можешь пойти на вечеринку в таком виде, – с явным разочарованием произнес Перри. – Ты ведь это знаешь, верно? – он вздохнул и достал телефон, отчего по моей коже пробежала дрожь дурного предчувствия. – Подожди. Я знаю, что делать.
– Кому ты собрался звонить?
– Я вызываю подкрепление.
После он начал раздавать в трубку приказы, причем таким тоном, что напомнил мне своего старшего брата. Вслед за ним я вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Только вот когда мы оказались снаружи, я не смогла сдержаться, мои брови просто поползли вверх при виде его машины. Перри же, закончив разговор и убрав телефон в карман, усмехнулся.
– Классная, правда?
– Она такая… – я постаралась не морщиться, – оранжевая.
– Это «Chevrolet Chevelle» 1969 года. Эксклюзивный дизайн интерьера и экстерьера. Семнадцатидюймовые колеса. Двигатель «454», настоящий биг-блок, – он одарил меня мальчишеской улыбкой. – Это же магнит для цыпочек.
Его улыбка – вот истинный магнит для цыпочек, а не это ярко-оранжевое чудовище вместо машины.
– Она похожа на тыкву, – выпалила я, не сдержав смешок.
– У этой тыквы крутые белые гоночные полосы и белоснежный кожаный салон, – он отошел и открыл мне дверь к пассажирскому сиденью. – Твоя карета подана, принцесса. Залезай или иди пешком. Выбор за тобой.
Я притворилась, что обдумываю этот ультиматум, принявшись постукивать пальцем по губе.
– Шучу, – я снова быстро обняла его. – Спасибо тебе.
– Ты ведь девушка моего брата. Тебе не за что меня благодарить.
«Девушка его брата».
Девушка, позволяющая себе мечтать.
*****
Я была ошеломлена и совершенно потеряла дар речи, когда мы доехали до подъездной дорожки к тому, что Перри назвал «комплексом Константинов». Строение было больше любого виденного мной особняка. А может, и нескольких особняков, сдвинутых вместе. Повсюду сновали люди в модных платьях и смокингах, чем напомнили мне, что стоило привести в порядок свою задницу и быстро.
