Текст книги "Скандал в личной жизни"
Автор книги: Кристи Кохан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Глава 17
– Итак, чем мы будем заниматься? – спросил Джексон.
Они молчали довольно долго после того, как ушли Алекс и Рэнди. Это было похоже на встречу бывших любовников, исчерпавших все темы светского разговора и не знающих, что сказать еще. Клементина огляделась по сторонам и с удивлением заметила, что, кроме них, в зале осталась только одна пара, потягивающая кофе.
– Который час?
– Почти час ночи, – ответил Джексон, взглянув на часы.
– Я и не думала, что уже так поздно. Кажется, нам пора по домам.
Джексон водил пальцем по краю кофейной чашки.
– Мне хотелось бы еще немножко побыть с тобой, – мягко произнес он, не глядя на Клементину. – Один раз мы остались наедине. После сегодняшнего вечера я не знаю, когда нам вновь удастся встретиться.
Джексон отрицательно покачал головой, когда официант предложил еще кофе.
– Меган будет беспокоиться и гадать, куда я подевалась, – заметила осторожно Клементина.
– Она подумает, что ты с Рэнди.
Клементина резко повернулась к нему:
– Ты хочешь, чтобы я лгала ей?
– Конечно, нет. Я просто говорю, что они не будут сегодня волноваться за тебя. Завтра ты можешь сказать, с кем была. Прошло больше года, Клементина. Ее это больше не трогает.
Клементина передернула плечами, платье явно было не по ней. Резинка, удерживающая рукава, чтобы плечи оставались обнаженными, впилась в тело, на руках появились красные отпечатки, похожие на железнодорожные рельсы. То, что ей действительно нужно сейчас – это отправиться домой, залезть в ванну, подумать о фильме, о критиках, которые хвалили ее, о внимании, в центре которого она оказалась и, наконец, просто отдохнуть в лучах славы. Но то, что ей нужно, и то, что она хотела, – совершенно разные вещи. Без всяких сомнений, больше всего в этот момент она хотела остаться с Джексоном.
– Платье совершенно неудобное, – сказала она.
– Послушай, мы можем поехать ко мне в гостиницу, и я дам тебе пару спортивных костюмов. А потом мы просто покатаемся по городу. Поехали, Клементина. Это твоя ночь. Не надо прерывать ее. Осталось еще пара часов до того, как взойдет солнце. Насладись счастьем до конца.
На какой-то момент, прежде чем Клементина отвернулась, их глаза встретились. Сердце ее забилось быстрее. Все инстинкты подсказывали, что надо ответить «нет», поехать домой, подумать о Меган, остаться за непроницаемой стеной, которую она воздвигла после него. Это небезопасно. Клементина теряла контроль над ситуацией. Но воля Джексона была такой же сильной, как и ее. Он разрушал каждый камень, который она укладывала.
Клементина в последний раз оглянулась вокруг и кивнула:
– Звучит прекрасно.
Джексон расцвел такой счастливой улыбкой, что она не могла не улыбнуться в ответ. Какую боль могли причинить несколько часов, проведенных вместе?
* * *
Клементина вышла из ванной в номере Джексона в мешковатых ярко-синих спортивных штанах, свободно болтавшихся на ее узких бедрах, и, голубой рабочей рубашке с длинными рукавами, которые она закатала до локтей. Джексон сидел на краю кровати в синих джинсах и футболке и довольно посмеивался.
– Попробуй только сказать хоть слово, – предупредила Клементина, подходя к зеркалу.
Увидев свое отражение, она сморщила носик. Позади нее возник Джексон и тоже взглянул в зеркало.
– Я собирался сказать, что ты выглядишь чудесно. Правда. В этом ты мне нравишься гораздо больше, чем в том, что носила раньше.
Клементина улыбнулась ему:
– Куда теперь?
– Как насчет поездки на пляж? Мы можем опустить верх взятой напрокат машины и вдыхать знаменитый воздух Лос-Анджелеса.
– Ты можешь позволить себе брать напрокат автомобиль? Я и не думала, что Джо так хорошо платит.
– Она не платит. Но меня это мало заботит. Черт, я согласен сам платить ей, только бы работать там. Что касается автомобиля, если ты заметила, это всего лишь подержанный «МГ», а не «мерседес». Конечно, он немного дороговат, но мне хотелось чего-то особенного ради сегодняшнего события.
Ночь была прохладной и немного ветреной. Чистое небо, усеянное звездами и огнями самолетов, напоминало кристальный воздух дальних гор. Рождественские фонари, развешанные на домах и крышах высотных зданий, подмигивали красными и зелеными огоньками. Джексон выехал с гостиничной стоянки и направил машину к шоссе. Ведя машину, он время от времени бросал взгляд на Клементину, она улыбалась ветру, свистевшему над стеклом, развевавшему ее волосы.
– Тебе нравится? – спросил Джексон, направляя «МГ» на скоростную дорогу с односторонним движением. В столь поздний час шоссе было свободным, за исключением немногочисленных тяжелых грузовиков и потрепанных машин", набитых молодыми людьми.
– Да, – ответила Клементина, – я уже целую вечность не каталась вот так, просто ради удовольствия. Вести машину в этом городе довольно утомительно. У меня уходит целый час, чтобы проехать шесть кварталов. Мне и в голову не приходило пользоваться машиной просто так, чтобы отдохнуть и прогуляться.
– Ты скучаешь по Заливу? – ему приходилось повышать голос, чтобы перекричать ветер.
Она покачала головой:
– Совсем нет. Я думаю, я никогда и не хотела оставаться там на всю жизнь, где слишком сыро, туманно и скучно. Хотя остались хорошие воспоминания, именно там начали сбываться мои мечты.
– А Лос-Анджелес – место, где сбылось все, что ты желала?
Клементина прислонилась к дверце и наблюдала, как Джексон ведет машину. Его темные волосы развевались от ветра, изменяя выражение лица, лаская кожу. В этой машине он казался человеком на своем месте, свободный, немного необузданный и молодой. Она подумала, как было бы чудесно, если бы она могла дать ему все, чего он хочет – успех, уважение и признание, деньги и любовь. Его счастье имело для нее очень большое значение, хотя Клементина так мало знала о нем.
– Надеюсь, мои мечты никогда не закончатся, – сказала она, вспомнив о его вопросе. – Я постоянно меняю их, добавляю новые, и продолжаю идти вперед. По крайней мере, я надеюсь, что все так и будет.
Джексон улыбнулся. Они выехали на Бульвар Закатов и направились к пляжу. Улица вела сначала через обеспеченный квартал по соседству с Брентвудом. Клементина взглянула на дома – одноэтажные и двухэтажные здания в традиционном и современном стиле, удобно пристроившиеся за идеально ухоженными лужайками. Было почти три часа утра, но в большинстве домов на первом этаже и верандах горел свет, как будто обитателей мучила тревога, беспокойство и страх перед грабителями.
– Не хочешь когда-нибудь купить здесь домик? – спросил Джексон. Он замедлил ход. – Вон довольно хорошенький, – указал он на деревянный двухэтажный дом, расположившийся за освещенным фонарями садом и лужайкой. – Возможно, ты можешь позволить себе это уже сейчас, получив деньги за фильм.
Клементина оглядела дом и покачала головой.
– Так много мне не заплатят. И, кроме того, он не для меня. Мне уже надоела Калифорния.
– Но это же Голливуд. Дом звезд. Разве ты не об этом мечтала?
Пока Джексон вел машину мимо особняков, Клементина старалась представить, как каждый день возвращается по этим улицам из студии в свой дом. Рассматривая освещенные окна, она рисовала себя по ту сторону занавесок рядом с большеэкранным телевизором, стереосистемой, комнатой горничной, его и ее спальней и головными болями от забот по поводу вечеринок, которые придется устраивать, чтобы попасть в светскую хронику. Она положила ноги на приборный щиток и покачала головой.
– Нет уж. Я точно не уверена, чего я хочу, но явно не этого. Я представляю себя где-нибудь в лесу, среди деревьев, может быть, даже рядом протекает ручеек. Я вижу дом в стиле «ранчо» со старой, удобной мебелью внутри и камином в главной спальне.
Джексон бросил на нее быстрый взгляд, останавливаясь на красный свет светофора.
– Неужели? Звучит чудесно, хотя я почему-то всегда относил тебя к новомодерновому – Манхаттан – небоскребному типу людей.
Клементина подумала о Манхаттане и вздрогнула. Ноги ее там не будет больше.
– Когда-то мне хотелось этого, – спокойно ответила она. – Но не сейчас. Слава, конечно, чудесна. Я люблю, когда вокруг меня репортеры и поклонники, но не строю иллюзий на этот счет. Она не продлится вечно. Когда-нибудь я проснусь морщинистой, старой и всеми забытой, вот тогда мне и понадобится безопасная гавань вдали от всего мира. Место, приехав в которое, я почувствую, что вернулась домой.
Джексон улыбнулся и прибавил газу, въезжая в каньон.
– Надеюсь, у «Признать виновной» будет огромный успех, – продолжала Клементина, – и еще надеюсь получить побольше хороших, содержательных ролей, и фильмы пройдут по всему миру, и я заработаю кучу денег.
Они выехали на трек со множеством крутых поворотов, и их бросало из стороны в сторону, несмотря на все усилия. Они кружили мимо домов, небольших торговых центров и парков. Джексон увеличил скорость, почувствовав себя снова восемнадцатилетним и бессмертным, как в детстве, когда не существует еще взрослых страхов, аварий и смерти. Клементина смеялась, тоже ощутив себя юной. Наконец они выехали из каньона, и Тихий океан засверкал перед ними, переливаясь и играя, как миллион бриллиантов.
Джексон повернул на побережье и направился вдоль пустынного шоссе. Он остановился возле круглосуточно работающего продуктового магазина и выпрыгнул из машины. Пару минут спустя Джексон вернулся с двумя чашками горячего кофе и коробкой шоколадных пирожных. Клементина взяла еду и рассмеялась.
– Это твой обычный завтрак? – спросила она.
– Нет, обычно я беру также и двойной бутерброд, но их не было.
Озорная улыбка на его лице, когда он выезжал на шоссе, была такой пленительной, что Клементина не могла отвести взгляд. Он заботился о себе больше, чем притворяется, она видела это. Каким-то образом, между сидячей работой за столом в музее днем и стоянием перед мольбертом ночью, Джексон находил время для физических упражнений. У него были крепкие, прекрасно сформированные мускулы. Ноги рельефно выдавались под джинсами.
Джексон въехал на стоянку пляжа «Уилл Роджерс» и выключил мотор. Клементина протянула ему его кофе и поставила коробку с пирожными между ними.
Впереди о берег бились с равными интервалами волны, безучастные к сердечной боли, смерти, мировым войнам. Знакомый солоноватый запах моря струился над ветровым стеклом. Что-то в океане, может быть, непрекращающийся шум волн, его бесконечность, заставляло Клементину ощутить умиротворение, уверенность, что не все проходит и уходит, а есть то, что вечно и незыблемо.
– Расскажи о своих планах? – попросила она, снимая пластмассовую крышечку с чашки. – Где бы ты хотел оказаться в конце жизни?
Джексон склонил голову набок, обдумывая ее вопрос и откусывая пирожное.
– Гм-м-м, – сказал он, стирая крошки с губ. – Я никогда по-настоящему об этом не задумывался. Мне кажется, я никогда не представлял, что где-то закончу. Как художник, я постоянно работаю над чем-то еще – над лучшим портретом или ландшафтом, мечтаю, как бы выставить свои работы в какой-нибудь галерее, а потом в более крупной и так далее… Я не знаю. Я не могу представить, что прекращу все это и скажу: – О'кей, я закончил.
– Должно быть, Меган было трудно понять, – заметила Клементина. – Я думаю, единственное, чего она просила – это устроиться в тепле и уюте.
Клементина всю ночь порывалась произнести эти слова. Она хотела услышать его версию. Она верила Меган и даже понимала ее, несмотря на их полную противоположность. Но ей хотелось знать, как Джексон, кажущийся таким идеальным мужчиной, мог допустить, чтобы его брак распался.
Джексон доел пирожное. До восхода оставалось больше часа, а линия побережья уже осветилась насыщенным пурпурным цветом. Одинокий поклонник серфинга шел по песку в промокшем костюме, флуоресцентная оранжевая доска торчала под мышкой, светясь как неоновая вывеска. Джексон поджал под себя ноги и взглянул на Клементину.
– Меган и я никогда не подходили друг другу, – ответил он. – Ты должна была знать это. Ты же видела.
– Я не должна была ничего замечать.
– Верно. Что я могу сказать? Что мне жаль? Что, клянусь богом, я бы никогда не причинил ей вред? Я, действительно, имел в виду и то, и другое, и даже больше, чем ты думаешь, но это ничего не изменит. Меган по-прежнему не может даже смотреть на меня. Я все еще вижу боль в ее глазах. Я разбил вдребезги ее блаженный взгляд на брак и счастливую долгую семейную жизнь.
Клементина, повинуясь силе, скрытой в этих словах, взглянула ему в лицо. Зеленые глаза напряженно и пронизывающе уставились на нее, как будто желали проникнуть в ее мысли. Казалось, так легко забыть весь мир, прошлое, прелести одинокой независимой жизни, дружбу с Меган, и жить в этом месте, на пляже, над которым еще не взошло солнце. С этим мужчиной, полностью захватившим ее мысли, сознание и чувства, даже не прикасаясь к ней. Все, что ей надо сделать – протянуть руку, поцеловать губы, которые, она знала это, будут теплыми и страстными, и она потеряет голову. Клементине страшно хотелось узнать вкус его губ и тела, какие чувства вызовут его объятия.
Все, что ей нужно сделать, – забыть, что он мужчина, и если она позволит ему проникнуть в душу и тело, она снова станет беззащитной, и он сможет причинить ей боль. Все, что ей нужно сделать, – забыть, что когда-то он был женат на ее лучшей подруге, и тогда… Тогда им будет великолепно вдвоем, они станут идеальной парой. Любовь, которую она искала за каждым поворотом, смотрела ей прямо в лицо.
– Клементина, – прошептал Джексон и наклонился поцеловать ее.
Она мельком взглянула на свое тело и заметила, что бессознательно тоже склонилась в его сторону. Она резко отпрянула и съежилась от боли, ударившись о дверцу, так что металлическая ручка вдавилась в позвоночник. Отвернувшись от Джексона, Клементина наблюдала, как серфингист пробежал через волны и прыгнул на свою доску, направив ее в море. Она старалась дышать помедленнее, чтобы успокоиться.
– Ты не знаешь меня, – возразила она.
– Знаю.
Клементина покачала головой, изо всех сил удерживая слезы и не давая ему возможности получить хоть какой-то шанс. Она ощутила себя такой одинокой, как будто его не было рядом, как будто она осталась единственным человеком на земле.
– Меган – моя лучшая подруга – сказала она. Первая настоящая подруга в ее жизни, добавила Клементина про себя. Она не могла предать ее. Они с Джексоном никогда не смогут быть спокойны и счастливы, после его брака с Меган. Он любил ее, оставил ее, и между ними всегда будет клин. Даже если они смогут забыть, каждое утро и каждый вечер боль в глазах Меган станет их кошмаром.
Джексон долго и пристально смотрел на нее, надеясь, что Клементина еще раз посмотрит в ответ и даст ему возможность все изменить. Он так долго ждал минуты, когда останется наедине с ней, без нависающей над ним критики Алекс или ревности Меган, а сейчас, когда они здесь и ничто и никто не стоит между ними, она по-прежнему держит его на расстоянии.
– Думаю, мне лучше отвезти тебя домой, – сказал Джексон, когда понял, что никакой надежды не осталось.
Клементина кивнула, и он завел машину. Они в молчании поехали по побережью по направлению к каньону Малибу, а за ними уже появлялся мерцающий свет солнца на горизонте. Они подъехали к каньону и направились к долине.
– Я чудесно провела время, Джексон, – сказала Клементина, пока он медленно огибал повороты в полумраке каньона.
Джексон кивнул, внезапно почувствовав себя очень старым. Старым, смертным и очень, очень усталым.
* * *
Меган сидела, как зачарованная, на жестком стуле, от которого немел зад, в классе средней школы. Она вспомнила, как Джо играл для нее на рояле, когда они были моложе. Но тогда он играл пьесы из учебника для третьего класса, а не сонату до диез минор Бетховена. И тогда она частенько прокрадывалась под стулом и хватала за ноги, пытаясь отвлечь его внимание, а не сидела, как загипнотизированная, испытывая благоговейный страх перед красотой музыки и талантом Джо, который он отточил до совершенства.
Меган смотрела на лицо Джо, пока он играл, и понимала, что никогда не видела этого человека, сидевшего за роялем в черном фраке, не знала его пламенной страсти, бездонной глубины чувств, приносимых в дар гению Бетховена. Глаза Джо сверкали, застыв на какой-то точке за сценой. Губы были плотно сжаты, как будто раздавлены тяжестью единственного опустошающего шквала. И все время его пальцы продолжали свое волшебство, иногда медленно и гипнотически, а в следующую минуту двигались так быстро, что пальцы Меган шевелились сами собой в ответ. Она оглянулась вокруг, с удовольствием и гордостью заметив, как внимательно и восхищенно слушала концерт публика.
Этот концерт – третий, на котором была Меган с тех пор, как встретилась с Джо четыре месяца назад на премьере «Признать виновной» – входил в программу сольных концертов Джо. Он был самым потрясающим и снискал больше всего аплодисментов, наряду с выступлениями вместе с оркестром Северной Долины и хором. Спустя два часа, когда Меган, наконец, встала, с трудом передвигая занемевшие ноги, она испытывала блаженное умиротворение. Вышла на улицу и прислонилась к флагштоку, ожидая, пока выйдет Джо.
Он появился через пятнадцать минут, одетый в удобные белые хлопчатобумажные брюки и зеленый свитер. Джо снова улыбался застенчивой улыбкой, оставив величие и горделивый взгляд в опустевшем концертном зале и снова превратился в тринадцатилетнего паренька, которого она так ярко помнила.
– Я не могу высказать словами, как чудесно ты играл, – воскликнула Меган, когда они направились к машине Джо.
– Правда? – его светло-карие глаза, казалось, умоляли согласиться с ним.
Меган рассмеялась.
– Не понимаю, почему ты так неуверен в себе, Джо. Ты одаренный, блестящий музыкант. Все так думают. Слышал бы ты, что говорила публика после концерта.
Они дошли до машины, и Джо открыл для Меган дверь, а потом поспешно направился на место водителя. Он сел в машину и завел мотор.
– Ты голодна? – поинтересовался Джо.
– Умираю от голода.
Они поехали к семейному ресторанчику в западной части Лос-Анджелеса, специализировавшемуся на деревенских цыплятах и ребрышках. В ресторане стоял шум от звона тарелок, непринужденного смеха, криков родителей, призывающих детей к порядку. Меган различила провинциальный говор.
– Похоже, здесь все, как на Среднем Западе, – заметила она.
– Тебе не нравится здесь?
– Я не сказала этого. Вообще-то, я думаю, что здесь очаровательно. И совершенно отличается от душных, чванливых мест, куда любит ходить Клементина. Я просто удивилась, что в Л. А. возможно такое, вот и все.
Меган видела, как Джо оглядывался вокруг, явно в восторге от людей, шума и ее одобрения. Она улыбнулась ему.
– Так легко сделать тебя счастливым, – проговорила Меган, когда официантка проводила их к боксу у окна. Официантка подала каждому меню и налила две чашки кофе.
– Клементина так серьезно занялась актерским делом, Алекс далеко отсюда и поглощена работой до последнего мгновения, так что мы даже не можем поговорить. А я, после того, что произошло в моей жизни, просто не так часто улыбаюсь, как бывало прежде. Хотя нельзя упускать и секунды того, что предлагает жизнь.
– Пусть это будет всегда, когда, с тобой я, – ответил Джо.
Она постаралась заглянуть в его глаза, посмотреть, не дразнит ли он ее, но он взял меню и спрятал за ним лицо.
Оба заказали зажаренные ребрышки и салат из зелени. Ели молча, прислушиваясь к разговорам вокруг. Кто-то жаловался на больную тетю. Другой критиковал тактику игры «Овнов». Еще кто-то считал, что Рональду Рейгану следует вернуться на сцену и оставить страну в покое. Джо бросал украдкой быстрые взгляды на Меган, но отводил глаза каждый раз, когда она встречала его взор.
– Ты можешь сказать мне, о чем ты думаешь? – в конце концов, спросила она. – Или я испачкала нос?
Джо улыбнулся и покачал головой.
– Нет, нет.
Он поигрывал с солонкой и перечницей, раз пять изменив их положение, пока не поставил так, как ему хотелось.
– Я просто решал, сказать или нет о влечении, которое я испытывал к тебе.
– Нет.
– Да, – он рассмеялся, и прядь светлых волос упала на правый глаз. Кивком головы Джо отбросил ее назад.
– Я считал тебя такой хорошенькой, – сказал Джо. – И мягкой. Совершенно непохожей на Алекс.
Официантка принесла салаты, но Меган не обратила внимания на еду.
– Насколько я помню, – сказала она, – вы с Алекс никогда по-настоящему не были близки. Может быть, я нравилась тебе только потому, что отличалась от нее.
– Нет, ты мне просто нравилась.
Меган схватила вилку и крепко сжала ее, чтобы скрыть дрожь в руке.
– Я тоже испытывала влечение к тебе, – добавила она и тут же пожалела о своих словах. Она поступила неосторожно, а после Джексона осторожность была для нее на первом месте.
– Я знаю, – сказала он, – я помню, как ты обрадовалась, услышав, что у нас со Стаей ничего серьезного.
– Ты помнишь?
– Я, конечно, я помню каждый случай, когда мы были вместе.
После небольшой паузы Меган произнесла:
– Итак, полагаю, мы нравились друг другу, но ни один из нас не стал говорить об этом.
– Мы были молодыми. По крайней мере, я.
Он рассмеялся, и неожиданно исчезло всякое напряжение. Меган посмотрела и с радостью увидела, что он просто Джо, ее друг, а не какой-то мужчина, с которым надо играть и притворяться. Ей не нужно бояться его. Он не сможет разбить уже разбитое сердце. Да и, кроме того, Меган даже представить не могла, что Джо причинит кому-то боль.
Они сменили тему разговора и поговорили об Алекс. Она по-прежнему корпела в «Рок Солид». За те, почти три года, которые Алекс провела там, работа совершенно поглотила ее. Она была фанатично предана делам фирмы. В течение месяцев Меган не слышала от нее ни слова ни о кавалерах, ни о развлечениях, ни об отдыхе. Если бы она не знала Алекс лучше, то сказала бы, что та прячется в цифрах, скрывается за очками в черепаховой оправе и профессиональными разговорами. Но, подумала Меган, Алекс никогда ни от чего не скрывается и не прячется.
Ее повысили сначала до должности консультанта по инвестициям, а пару месяцев назад она стала старшим инвестиционным консультантом, так что зарабатывала более, чем прилично. Но была ли она счастлива? Меган с горечью поняла, что не имеет об этом понятия. Последние несколько месяцев их беседы стали напряженными и натянутыми. Казалось, они не имели больше никаких общих тем и интересов.
– Она ничего не говорила о своем шефе, Брент Джиббонс? – спросила она Джо.
– Нет, в последнее время нет.
– Какое-то время я думала, что они сойдутся.
– Он женат, – ответил Джо.
Слова повисли в воздухе точно так же, подумала Меган, как тягостной атмосферой они нависают над Алекс, пригибая ее к земле. Она почувствовала страстное желание переделать, изменить ситуацию в интересах Алекс. Когда-то это было очень просто. Самая ужасная проблема Алекс заключалась в сломанном роликовом коньке, а Меган ловко управлялась с отверткой. Когда же все стало таким сложным? Когда они отдалились друг от друга?
– Иногда, – сказал Джо, доставая из корзинки булочку и намазывая ее маслом, – Алекс пугает меня.
– Запуская пауков к тебе в постель?
– О да. Раньше ей нравилось это делать. Или завывать по-вампирски под моей дверью дождливыми холодными ночами.
Меган улыбнулась:
– У нее всегда было фантастическое чувство юмора.
– А сейчас меня пугает, как энергично она взялась за свою жизнь. Меня удивляет, что люди могут быть такими… такими целенаправленными, честолюбивыми и агрессивными, когда я, Джозеф Холмс, просто даю уроки и играю на пианино. Интересно, достаточно ли того, что я делаю.
– Я всегда испытывала благоговейный страх перед Алекс, – добавила Меган. – Еще когда мы были маленькими, я наряжала свою Барби в разные платья и играла в домашнюю жизнь, а она брала свою куклу на собрание корпоративного совета.
Джо рассмеялся и откусил булочку, роняя крошки по всему столу.
– Неужели она, правда, это делала?
– Ну не совсем так. Но что-то в этом роде. В детском саду она планировала, что будет делать в шестом классе, а в шестом классе решала, в каком университете учиться. Она всегда была невероятной личностью. Ответственной. Мужественной. Преданной. Целенаправленной. И с неисчерпаемой энергией. Я любила ее больше всех на свете. Возможно, она знает обо мне больше, чем кто-то еще. И все-таки, трудно жить в ее тени.
– Но это не так. У Апекс есть свои слабости. Она просто не выпускает их наружу. А у тебя своя собственная жизнь. И не надо считать себя менее значительной только потому, что у вас с ней различные достоинства.
Меган осмотрела ресторан, заметив людей, таких же, как она, сливающихся с деревянными панелями, потом подумала о тех редких, что выделяются, как мерцающие рекламные щиты посреди улицы. Такие, как Алекс.
– То, что говоришь, звучит приятно, – сказала она, снова обращая все внимание на Джо, – но я не думаю, что именно так происходит в реальной жизни. Сегодня надо быть немного особенным. Недостаточно просто вырасти, устроиться на работу, выйти замуж, нарожать детей. Надо стать или необыкновенной матерью, или вице-президентом крупной корпорации. Надо быть Алекс или Клементиной, иначе тебя просто-напросто проглотят.
Джо хотел взять ее руку или даже сесть радом и обнять за плечи, но боялся вспугнуть Меган. Он отдал бы все на свете, только чтобы заставить ее улыбнуться, заставить увидеть себя такой, какой видел ее он. Но она уже отдалилась от него. Как только Джо делал шаг вперед, она отпрыгивала на пять назад. Четыре свидания, а он еще не держал даже ее руку в своих руках.
Джо никогда не видел девушки красивее Меган. Все мужчины оборачивались, когда она входила в комнату. Но годы дружбы с Алекс, а потом с Клементиной, а потом брак с Джексоном укрепили в ней чувство второсортности, даже собственной никчемности.
Неужели она не знает, как много она может дать? Ее красота, сердечность, доброта привлекали каждого. Она воодушевляла мир вокруг себя, знакомство с ней делало людей лучше и честнее. Черт бы побрал Джексона за боль, которую он причинил ей, заставил спрятаться за таким толстым слоем самозащиты, что Джо понятия не имел, как пробиться сквозь него. Если бы только Меган разозлилась, потопила свои чувства к Джексону в потоке гневных слов, а не позволяла им мучить и разъедать ее изнутри. Но она не сделала этого. Она настолько сомневалась в себе, что даже не осознавала, что часть вины за распад их брака лежит на Джексоне.
– Я думаю, Меган, ты замечательная, – сказал Джо, жалея, что он не поэт и не оратор, а просто косноязычный влюбленный.
– Я знаю, это прозвучит ужасно, – продолжала Меган, как будто не слыша его слов, – но иногда мне хочется, чтобы я никогда не встречала ни Алекс, ни Клементину. Может быть, я не ощущала бы себя тогда настолько посредственной, незначительной. Если бы у меня были обычные подруги, я чувствовала бы себя равной среди равных.
– А тебе никогда не приходило в голову, что обычно сходятся люди одной и той же значимости, с одинаковыми моральными качествами? Может быть, Алекс и Клементина стали твоими лучшими подругами потому, что ты совершенно необычна?
Меган опустила вилку и уставилась на Джо. Она открыла рот и снова закрыла, не издав ни звука.
– Ага, я вижу, ты не рассматривала такую возможность, – сказал он, – подумай об этом на досуге. А пока что ешь, ты прямо кожа да кости.
Меган улыбнулась, а к концу вечера Джо снова услышал ее смех. Так нелегко быть рядом с Меган. Ему приходилось прилагать все усилия, чтобы вызвать улыбку на ее лице, выбирать рестораны, где ей понравилось бы, искать интересные новые темы для бесед и рассказывать сплетни, которые, как он думал, ей захочется обсудить. А уж услышать ее смех, все равно, что услышать живого Карузо. Нет, ему никогда не было легко с Меган. Но Джо и представить себя не мог рядом с кем-то еще.
* * *
Клементина сидела в шезлонге на заднем дворе. Сентябрьское солнце было жарким, и она потянулась к бутылке с водяным распрыскивателем, чтобы освежить лицо. Она точно рассчитала по времени сеансы загара. Тридцать минут на каждую сторону, не больше и не меньше. Все лето она придерживалась этого графика, не обращая внимания на предупреждения врача Меган о раке кожи. Ей нравилось, как солнце осветлило ее волосы, и в естественных светло-каштановых волосах появились белокурые пряди. А при помощи золотисто-каштанового, темно-рыжего или красновато-коричневого красителя ее волосы могли казаться любого оттенка.
Предложения на роли полились как сладкое вино после того, как девять месяцев назад на экраны вышла картина «Признать виновной». За одну ночь для мира и целую жизнь для нее, Клементина превратилась из никому не известной актрисы в одно из самых ценных приобретений Голливуда. Уилл просматривал сценарии и отсылал ей те, которые, по его мнению, заслуживали внимания. Почти каждую ночь она залеживалась допоздна, читая их. Но пока что ни один не произвел на нее впечатление достаточно сильного, чтобы согласиться на роль.
И потом, деньги. Двести пятьдесят тысяч долларов за роль Мелиссы в «Признать виновной», гонорар за телерекламу от «Парфюм Амор», поступавший на ее счет, и постоянное участие в рекламах на телевидении; пять тысяч за разворот в фотожурналах, если ее это интересовало. Как будто могло быть иначе. Она ухватилась бы за все сразу, если бы ее не сдерживал Уилл, заставляя не терять уравновешенности и хладнокровия. Хладнокровие, подумала Клементина, это для сезонных агентов и Катарины Хепберн, не испытавших страха маленькой актрисы, ждущей, когда ей улыбнется счастье.
И все-таки все шло по плану. Но когда Уилл предложил ей купить дом и обосноваться, например, на Голливудских Холмах, где они жили с Меган, или вверху на Милхолланд-Аилсе, Клементина запаниковала. Ей надо снимать напряжение, считал он, и вид прекрасных живописных мест идеально подходил для этого. Особую прелесть этих мест составляла их художественность, таинственность и веселость.
Хотя Клементина приняла совет Уилла, мысль купить дом и вписаться в рамки определенного образа жизни вызывала у нее дрожь, У нее были деньга, у нее была слава, но она не могла сказать, что счастлива. Целая половина ее личности потеряна, и она даже не знала, сможет ли когда-нибудь отыскать ее здесь, в Лос-Анджелесе, где внешность значила так много. Всю энергию ей пришлось направить на внешний вид, вместо того чтобы изучать свою сущность так, как надо, если она хотела снова почувствовать себя нормальной.
Обзаведясь домом, остепенившись, она окончательно решит свою судьбу. Клементина знала, что это бессмысленно, но она верила, что если купит дом и вселиться в него, то навсегда останется постоянной и неизменной. Это будет Клементина Монтгомери такая, какой она была в пору успеха, и такой она останется на всю жизнь. Именно это и пугало ее до смерти.
