Текст книги "Скандал в личной жизни"
Автор книги: Кристи Кохан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
– Алекс, подожди!
Она ускорила бег и завернула за угол, по направлению к Беркли. Джексон бросился за ней и, догнав, схватил за руку.
– Алекс, извини.
– Каждый считает своим долгом сказать мне это, а потом извиняется, как будто я тренировочная груша, от которой отскакивают все удары.
– Конечно же, нет. Мне, действительно, жаль. Извини. Это было подло с моей стороны. И сам я дерьмо. Ты – мой лучший друг. Прости меня, пожалуйста.
Алекс взлохматила его и без того уже растрепавшиеся волосы и улыбнулась.
– Ладно. Прощаю. Но в последний раз. А сейчас, пошли дальше. Давай вернемся на территорию университета.
Они быстро прошли милю, отделявшую их от Беркли, разговаривая о старых университетских днях, своей квартире, о чем угодно, только не о настоящем. Для Джексона было намного легче искать спасение в прошлом, чем иметь дело с настоящим, как приходилось ему делать каждый вечер в понедельник и среду в беседах с консультантом-психотерапевтом по вопросам брака. Четыре месяца назад он понял, что для них с Меган единственный выход или развод или консультации. Несмотря на то, что они очень сильно отдалились друг от друга, Джексон не хотел признать поражение и совершенно потерять Меган.
Но, боже, как он ненавидел эти консультации, колкие вопросы консультанта, которые, казалось, всегда обвиняли только его. Джексон ненавидел слезы Меган, непременно появляющиеся спустя пять минут после встречи. По ее слезам можно было сверять часы. И он ненавидел собственную двуличность. Потому что желание снова стать свободным и, еще хуже, забыть Меган, превратилось в неотъемлемую часть его жизни. За час до каждого сеанса Джексону приходилось сконцентрировать все силы и энергию, чтобы заставить себя пойти, делать вид, притворяясь, что сохранить брак для него самое важное в мире, как это было для Меган.
Вместе с Алекс они подошли к лужайке с южной стороны университета и сели на солнышке. Джексон лег на спину и пристально разглядывал тонкий слой облаков, проносившихся по небу как легкий дым фабричных Труб.
– Я люблю ее, – мягко произнес он. Алекс кивнула и обняла руками колени. – Я люблю ее, потому что она – моя жена. Потому что больше трех лет назад я стоял с ней перед алтарем, веря, что мы сможем быть вместе.
– И ты можешь?
– Со стороны не похоже, не правда ли? – Он резко сел. – Полагают, что консультации могут улучшить наши отношения, но на самом деле стало еще хуже. Доктор Мадвик просит нас рассказывать о наших чувствах, но все, что мы узнаем в результате, это то, как мало мы в действительности знаем друг друга. Меган говорит такие вещи, что я не верю своим ушам.
– Например?
– По ее мнению, я обязан стать нормальным, приличным человеком. Она не может пережить, что я пытаюсь зарабатывать на жизнь как художник. Она хочет, чтобы я, как бесхарактерная тварь, снова приполз к Якоповичу и попросился на работу. Похоже, Меган придумала меня таким, каким я должен быть, и не желает видеть, какой я на самом деле, стараясь всунуть меня в шаблон, созданный ею.
Джексон провел рукой по волосам, слипшимся от пота и пыли. Когда он в последний раз принимал душ? Дни? Недели назад?
– То, что у нее деньги в банке, не имеет никакого значения, – продолжал он. – Деньги, которые она когда-то предложила мне. Нет, сейчас она говорит, что деньга предназначены только для вклада и моя обязанность обеспечивать ее.
– Это не похоже на Меган.
Джексон замолчал и взглянул на Алекс. Глаза ее были закрыты, лицо обращено к солнцу. Темные кучерявые волосы падали, ниже лопаток, она не стриглась три года. Это была такая же буйная, непокорная и собранная Алекс, что и всегда.
– И все же, это – сущность того, что она говорит. Алекс, она совершенно другая сейчас. – Она стала сильнее. Что-то изменилось в ней в тот день, когда она изрезала мои картины.
Джексон сжал кулаки. Поднявшись, он побежал к мощному дереву в нескольких метрах позади и стал подтягиваться, повиснув на нижней ветви.
– Ты все еще злишься на нее за это?
– Да. Нет. Не знаю. Я думаю о том, что потерял, и хочу убить ее. Но потом я думаю о работах, которые написал в последнее время, стараясь компенсировать уничтоженное, и каким-то образом, вижу, что это пошло мне на пользу. Это побудило меня работать больше, упорнее.
– Иди сюда, – позвала Алекс, оборачиваясь и наблюдая, как он, подобно обезьяне, висит на одной руке. – Иди сюда, идиот, я хочу серьезно поговорить с тобой хоть минуту.
Джексон вернулся и сел рядом с ней.
– Знаешь, ты несправедлив к Меган, – сказала она.
– Как ты можешь говорить такое? Не кто иной, как Меган, превратила в груду обломков мои картины. Я бы сказал, что я излишне любезен по этому поводу.
– Я говорю не о твоих картинах. Я имею в виду эмоции.
Алекс сорвала несколько травинок и раскладывала их на ладони в соответствии с размерами.
– Тебе следовало бы послушать Меган, когда она звонит мне. Она болтает об успехе, достигнутом вами у психотерапевта. Как хорошо складывается теперь ваш брак. Она уверена, что вы преодолеете различия и все будет превосходно. А потом, десять минут спустя, из телефонной будки звонишь ты, крича и ругаясь, говоришь, какой ты несчастный. Вас с ней разделяют миллионы космических лет.
– Что ты от меня хочешь? Чтобы я взорвал построенные ею воздушные замки? Уничтожил и разрушил весь ее мир?
Алекс уронила травинки и взглянула ему в глаза.
– Да! Черт побери. Она живет в мире, который не существует, и в один прекрасный день она обнаружит это. Постарайся представить, каким разрушительным ударом будет для нее все. У тебя есть картины и мечты. А у Меган – только ты. Будь с ней честным, Джек. Скажи ей, что не думаешь, что у вас что-то получится. Скажи ей, что ты боишься. Скажи ей хоть однажды правду.
Джексон посмотрел в сторону. Несколько студентов вышли на улицу и улеглись на лужайке позагорать в перерыве между занятиями.
– Меган не нужна правда, Алекс. Ей ближе сентиментальные картины Нормана Рокуэлла, страницы какого-нибудь психологического романа о том, как стать счастливой. Каждый раз, когда я пытаюсь быть самим собой, реальным человеком в реальном мире, она просто захлопывает дверь.
Алекс встала и стряхнула приставшую траву. Она протянула руку Джексону, помогая встать.
– Ну что ж, тогда просто постарайся взломать дверь еще раз, хорошо?
* * *
Клементина внимательно рассматривала себя в большом, во весь рост, зеркале в спальне. Атлас, легко касающийся ног, напоминал кожу ребенка. Она провела руками по бедрам и повернулась из стороны в сторону. Коралловый пеньюар великолепно шел ей.
Клементина чуть не отослала его обратно, получив шесть месяцев тому назад. На вложенной карточке она прочла: «Клементине, с любовью. Джексон».
Она все еще помнила чувство, охватившее ее тогда. Оно напоминало неприятный холод кубика льда, который ее кузина засунула ей за шиворот, когда им было по пять лет. Холодную, скользкую, трепещущую дрожь, от которой напряглось тело. На мгновение она легко забыла Меган и их брак, расстояние, отделяющее ее от Джексона. Она представила, как он думает о ней, грезит наяву о вещах, которые могли бы осуществиться когда-нибудь, если бы хоть немного изменился ход их жизни. Джексон был единственным мужчиной, заставляющим ее испытывать неловкость и неудобства и в то же время чувствовать себя так по-домашнему уютно.
Но увидев свое лицо в зеркале, с мечтательными и затуманенными глазами, с румянцем на щеках, Клементина застыла. Сердце предавало ее. Она понятия не имела, насколько далека от настоящей физической близости с ним, но уже думала о нем и, страшно признаться, желала его. Холодок желания и страха отрезвил Клементину.
Какие бы чувства она ни испытывала к Джексону, они должны остаться похороненными на самом дне ее души, в самой глубине ее сердца. В этом ее единственная защита от воспоминаний – держать все: страх, гнев, любовь, ненависть – запертым внутри. Это единственный известный ей путь выжить.
Кроме того, сейчас она обручена со своей работой. Уилл добился для нее прослушиваний на еженедельные фильмы, и Клементина получила приглашение на роли в четырех рекламных роликах в «Эй-Би-Си Санди Найт фильма». Но дело подвигалось медленнее и труднее, чем она думала. Ей пришлось заняться фотомоделированием и сняться для пары каталогов, чтобы хоть как-то свести концы с концами. В принципе, это не важно. Если нужно сделать шаг назад, чтобы, в конечном счете, продвинуться вперед, она готова. Она не может позволить сейчас Джексону Холлиэллу отвлечь ее от цели, увести в сторону. Клементина просто выбросит его из головы.
Сначала она была слишком занята, и ей не хватало времени сходить на почту и отослать сверток обратно. Она так и оставила подарок нераспечатанным на кофейном столике и каждое утро, и каждый вечер подолгу рассматривала его. Спустя неделю, не в состоянии превозмочь любопытство, она развернула сверток. Ей было интересно узнать, что там внутри – альбом, о котором она мимоходом упомянула, книга. Увидев под тонкой белой оберточной бумагой кремовый пеньюар, она почувствовала, как замирает и останавливается сердце. Клементина вытащила подарок из коробки и прижала к лицу.
По щекам покатились слезы. Это была не печаль, нет. Просто боль в груди, потеря чего-то, о существовании чего она даже не подозревала и, возможно, никогда уже не обретет. Если бы все было по-другому, подумала она. Если бы только я была кем-то еще.
Меган рассказывала о своих проблемах с Джексоном, но Клементина сомневалась в их серьезности. Меган звонила раз в неделю, кратко информировала о сеансах у консультанта, отмечая, как постепенно улучшаются ее отношения с мужем, как замечательно они живут сейчас, когда кристально честны друг с другом. Во время этих звонков Клементина прижималась спиной к стене с такой силой, как будто налетел ураган, и она не может сдвинуться с места. Мягкие слова Меган причиняли боль, подробности о том, как Джексон касался ее, хотел ее, любил ее, были невыносимы. Нелепо. Она едва знала его, видела лишь пару раз. И все-таки временами ей казалось, что она отдаст все на свете, только бы оказаться на месте Меган, хотя на один день. Чтобы мужчина прикасался к ней, не вызывая ни ужаса, ни омерзительных воспоминаний, чтобы она могла вытянуться под ним без страха, чувствовать его внутри себя и не вопить при этом. Только один день побыть нормальной и любимой.
Но этого никогда не будет, Меган и Джексон разберутся со своими проблемами и проживут в мире и согласии до глубокой старости. А у Клементины останется… ее работа. Да, у нее всегда будет работа.
Она почти что отнесла подарок на почту в тот же день. Какую-нибудь безделушку, что-то из бумажных изделий, может быть, даже шарф она еще могла бы принять, но пеньюар… Она положит подарок назад в коробку, подпишет «Отправителю». Клементина уже выходила из дома, когда от внезапной мысли застыла на пороге. Что, если Меган откроет посылку? Клементина не думала, чтобы Меган знала о подарке. Несмотря на его безобидность, Меган почувствует себя обиженной и начнет ревновать. Клементина вернулась и засунула сверток под кровать, решив лично отдать его Джексону, когда будет возле залива или он приедет в Лос-Анджелес.
Такого случая не представилось. И вот спустя шесть месяцев, она одела пеньюар в первый раз. Пока сверток лежал под кроватью, Клементина не могла не думать о Джексоне. Она вытаскивала пеньюар по ночам, пробегала пальцами по завязкам, гладила атлас и гадала, что заставило его прислать ей эту вещь, что он знал о ее чувствах к нему. Глядя сейчас на свое отражение в зеркале, она нашла ответы на все вопросы.
Джексон прислал его потому, что чувствовал то же самое, что и она, – неоспоримое влечение, непреодолимое желание быть рядом. Казалось, что его руки, касавшиеся материала, ласкавшие его, проникли через расстояние и гладили ее тело. Руки Джексона не были грязными и грубыми, как у Него, они были мягкими и нежными, руками художника, рисующими портреты на ее коже, возбуждая каждый нерв.
Каким-то образом, несмотря на краткость времени, проведенного вместе, и расстояние, отделявшее их друг от друга, Джексон знал совершенно точно, какие чувства она испытывает. Он знал, что если Клементина позволит себе подумать о мужчине, о любви к мужчине, она подумает о нем. Он знал, что, несмотря на привязанность к Меган, ее мысли предадут их дружбу. Ее образы вышли из-под контроля. Клементина радовалась, что у Меган и Джексона не все гладко, что они живут порознь, и, возможно, надеялась на развод. Это были ужасные мысли, но Клементина ничего не могла с собой поделать.
Ее не беспокоило, что, будь Джексон свободен, оставалась еще ее боязнь интимных отношений. Каждый раз, когда мимо проходил мужчина, она прижималась к стене. Ее не волновало, что она почти ничего не знала о Джексоне, только то, что Меган и Алекс рассказывали ей. Клементина знала только, что ее чувства к нему совершенно ненормальны и время не в состоянии приглушить их.
Пока она смотрела на свое отражение, проводя пальцами по атласу, плотно облегавшему талию и бедра, воображая, что это не ее рука, а его, видя перед собой его лицо, ее фантазии становились еще красочнее и живее. Вопреки своим решениям и страхам, она, если он захочет, отдастся ему. Оставался только один вопрос – будет ли это на самом деле?
Глава 14
Кабинет Алекс оказался угловым. Прекрасно, может быть, это и очень небольшой кабинет, не больше стенного шкафа, без секретарши перед дверью, а из мебели в нем только неустойчивый письменный стол и стул, зато он на двадцать третьем этаже Банка Америки, и перед ней расстилается великолепный вид города с уходящим вдаль мостом Сан-Франциско – Залив Оэкленд. И это ее кабинет, только ее.
Дополнительные два года учебы и степень магистра в управлении бизнесом полностью изменили виды на работу. Больше ей не придется, как в «Гудмэн Ассошиэйтс», разливать кофе и следить, чтобы ровно стояли книги. Сейчас она – помощник консультанта по инвестированиям в фирме «Рок Солид Инвестмент», с не слишком низким окладом в тридцать тысяч долларов в год.
С самого начала Алекс знала, что она достаточно компетентна для этой должности. Один из преподавателей даже замолвил за нее словечко. Основная проблема заключалась в том, чтобы убедить Брента Джиббонса, главного исполнительного директора «Рок Солид», что она подойдет. Алекс слышала о нем задолго до того, как обратилась за работой. Его имя с благоговейным страхом шептали за зваными обедами, его высказывания цитировались в «Уолл Стрит Джорналс». Он был ответственным в повышении цены за метрополитен, и ходили слухи, что он приложил руку к выкупу «Уолшмена». Пока шли разговоры, он тем временем быстро и тихо купил компанию «Рок Солид Инвестмент» и поднял ее от второсортного, со штатом в пять служащих предприятия, до одной из ведущих брокерских бирж на Западном побережье.
Из того, что Алекс узнала в результате расспросов, «Рок Солид» арендовала три этажа в здании Банка Америки, имела более двухсот служащих и являлась самой популярной инвестиционной компанией среди элиты Сан-Франциско и Лос-Анджелеса. Вот уже шесть месяцев, как действовал филиал в Нью-Йорке и готовилась к открытию контора в Лондоне. «Рок Солид» занималась всеми видами финансовых услуг, хотя специализировалась в том, что многие считали рискованной сферой, – в высокопроцентных вкладах, переменном капитале и совместных фондах. И все же процент прибыли для клиентов был удивительно высоким. Клиенты рассказывали своим друзьям, которые передавали агентам и деловым партнерам, женам, мужьям, и бизнес процветал, разрастался, превосходя даже самые фантастические ожидания.
Алекс никогда не думала, что лично встретится с Брентом Джиббонсом. Главные исполнительные директора занимались управлением и маркетингом, а не беседовали со служащими. Ей предстояло узнать о секрете успеха мистера Джиббонса. Когда она прибыла в главное управление компании, секретарь сообщила, что все беседы с новым персоналом мистер Джиббонс проводит лично. Алекс проглотила жвачку, которую жевала, и выпрямилась на стуле. Она выдержит, повторила она про себя. Он такой же человек, как и она. Из такой же плоти и крови. Когда секретарша сказала, что мистер Джиббонс готов принять ее, Алекс на мгновение осталась сидеть, собираясь с силами, борясь с подступившей тошнотой и нервными спазмами в животе. Потом встала и вошла в кабинет.
Комната была темной, как детский садик во время тихого часа, роскошной, заполненной буйными растениями к картинами экспрессионистов. В книжных шкафах стояли аккуратно выстроенные энциклопедии, словари, известные книги по экономике. Дальше стена была стеклянной от пола до потолка, и великолепный вид простирался на мост через залив до самого Окленда.
Брент Джиббонс разговаривал по телефону, повернувшись в сторону, так что Алекс могла видеть лишь кончик греческого носа и шапку седых волос. Она подошла к письменному столу, мысленно «приклеила» подошвы к полу, чтобы не топтаться нервно и суетливо, и стала ждать конца разговора. Отсюда она могла получше разглядеть его. Джиббонс оказался именно таким, каким она его представляла: воплощением жесткого брокера по инвестициям. Темный костюм, красный галстук, руки без колец. Или он был женат и не старался это афишировать, или жена не вписывалась в картину его жизни. Вслушиваясь, как повысился его голос, захваченный страстью торговца, возможностью получения большой прибыли, Алекс убедилась, что его преданность бизнесу безгранична. Глубина баритона и властный тон смягчили на мгновение ее нервозность. Он был всем, чем хотела стать она.
Наконец, Джиббонс закончил разговор и встал. Рост его приближался к шести футам, и Алекс расстроенно осознала, какой маленькой кажется рядом с ним. Пожатие его было твердым, а Алекс успела вытереть вспотевшие ладони о свою юбку.
– Садитесь, – сказал он, беря ее анкету. Он просмотрел ее не менее трех раз, кивая головой и делая пометки на полях. Алекс ничего в жизни не хотелось знать сильнее, чем то, что он там пишет.
– Очень хорошо, мисс Холмс, – наконец произнес он. – Вы еще мисс, не так ли?
– Да, сэр.
– Прекрасно. Замечательный общий балл. 3.8. Впечатляюще. Однако опыт работы маловат. Мы обычно ищем человека, работавшего непосредственно в области инвестирования. Фактически, на сегодня у нас еще два собеседования с молодыми людьми, которые последние пять лет провели на Уолл Стрит.
Под его пронзительным взглядом Алекс поняла, что ее не оценили по достоинству. Брент Джиббонс, как только увидел ее, решил, что она слишком молода, слишком неопытна, слишком… женщина. Черт бы побрал эти юбку и блузу. Надо было надеть брючный костюм. Она отвернулась в сторону, злая и расстроенная. Какая она дура, когда решила, что получит эту работу. Ей только двадцать четыре, она только что из университета. И она – женщина. И не важно, что говорят о равноправии. Облеченные властью «Бренты Джиббонсы» по-прежнему уверены, что женщина не сможет взвалить на себя непосильный груз бизнеса. Говорят много и красиво, но это все пустые разговоры. Соберите вместе группу одних мужчин, и поймете, что они по-прежнему считают женщин существами, не обремененными мозгами, годными лишь для одного – рожать и воспитывать детей, как и в пещерные времена. Правда, действительно, жаль, что в «Гудмэне» она занималась только отчетностью. К тому же Алекс встретила в холле одного из двух претендентов, и он производил впечатление явно опытного работника. Занудного, но квалифицированного. Нужно пошевелить мозгами и быстро переубедить Джиббонса. Алекс сцепила руки на коленях.
– Мистер Джиббонс, я понимаю, что у меня, точно, нет опыта работы в инвестиционном бизнесе, но не думаю, что это повод исключать меня из претендентов. В чем на самом деле состоит работа консультанта по инвестированию? Первое – установить доверительные отношения с клиентами, чтобы заставить их испытывать комфорт, оставляя деньги в наших руках. Давайте взглянем в лицо действительности, женщина гораздо легче вызывает доверие, чем мужчина, и лучше развивает личные контакты. Второе, я буду работать с вашими брокерами, узнавая от них о фондах, направлениях, спрашивая, когда посоветовать, когда настаивать, а когда предложить что-то еще. Вы же не хотите какого-то отчаянного дельца с Уолл Стрит, который считает, что знает все на свете, и втравит ваших клиентов в какие-нибудь многомиллионные ошибки, верно?
Джиббонс наблюдал за ее руками, которые она высвободила из-под колен и сейчас оживленно жестикулировала ими.
– В моем понимании, – продолжала Алекс, – консультант по инвестициям должен обладать легким, но твердым нюхом, знать кое-что из всех областей, как делать деньги, и обладать способностью успокаивать измотанные нервы клиентов. Она должна уметь подбирать слова и иметь божий дар убедить сомневающегося вкладчика сделать решительный шаг.
– И, полагаю, Вы всем этим обладаете?
Джиббонс снисходительно улыбался, Алекс ничего не оставалось, как только продолжать дальше. Это был ее единственный шанс найти достойное применение всему, что она получила в университете.
– Да, – сказала она, – я человек дела, мистер Джиббонс. Я думаю, ем, сплю с мечтой о капиталах, облигациях, совместных фондах, курсе валют и корпоративном владении. Я изучала правила, условия игры, каждый аспект этого дела в течение шести лет. И хотя я знаю, что учеба не совсем то, что практический опыт, в этом мое превосходство, полное и четкое ощущение, как обернутся дела в экономике.
Джиббонс откинулся на стул.
– Говорите Вы красиво, мисс Холмс, но мне нужна не красивость, а жесткость. Мне нужен здравый смысл.
Алекс сжала руки в кулаки. Такое игнорирование она не ощущала с тех пор, когда встретила Клементину. Она поняла, что ее почти что отфутболили, но все еще не сдавалась. Она хотела именно эту работу, потому что это был тот вид деятельности, ради которого она училась и боролась.
– Я буду жесткой, – сказала Алекс. – По правде говоря, я отказалась от всего ради бизнеса, я никогда в жизни не делала ничего наполовину, и здесь тоже не будет исключения. Если вы возьмете меня, у вас будет больше, чем работающий целый день служащий. Вы получите служащего, согласного посвятить Вам всю жизнь. Сколько людей может предложить такое?
Джиббонс встал и подошел к окну.
– Вы напомнили мне молодого человека, которого я знал когда-то, – мягко сказал он. – Он был таким же пылким, как и вы, также идеализировал будущее.
– И что с ним стало?
– Он вырос. Женился. И пресытился.
Джиббонс повернулся и пристально посмотрел на Алекс. Она почувствовала, как кровь приливает к лицу. Хотя ее одежда была почти строгой – узкая серая юбка и жакет, белая блузка, черные туфли-лодочки – этот мужчина каким-то образом заставлял ее чувствовать себя женственной.
– Это Вы? – спросила она.
– Не важно. Важно, что это – холодный, бессердечный бизнес. Люди, с которыми вы работаете, станут притворяться друзьями, а как только ты повернешься к ним спиной, всадят нож в спину. Клиенты нервные, раздражительные. И раздражение вымещают на тебе.
– Я все это знаю.
– Большинство наших служащих не имеют личной жизни. На нее не хватает времени. Работа занимает двадцать четыре часа в сутки.
Алекс и глазом не моргнула.
– Я знаю.
– И вы по-прежнему считаете, что справитесь?
Она наклонилась вперед:
– Думаю, я смогу.
Брент Джиббонс сел и взглянул на своей календарь.
Алекс затаила дыхание.
– Пятница на следующей неделе в восемь, вам подходит? – спросил он.
– Простите?
– Сейчас вы спуститесь в холл, в регистратуру служащих, они внесут вас в страховку и списки на оплату. Работать начнете завтра с восьми утра, а в следующую пятницу, если вы свободны, я приглашаю вас на обед. Мне всегда нравится выводить куда-нибудь наших новых служащих. Мы еще не настолько крупная фирма, чтобы исключать личные контакты. Так мы отметим начало вашей новой жизни.
Улыбка совершенно изменила его лицо. Серые стальные глаза покрылись дымкой, выражение смягчилось, и он показался Алекс каким-то смутно знакомым, вроде старого друга, живущего по соседству. Надо было всего лишь взглянуть попристальнее, приподнять налет обеспеченного благосостояния и лет, и под ним вы увидите прежнего неуклюжего, полного мечтаний мальчишку с другого конца улицы.
Алекс впитывала его слова, впитывала, находясь в шоке от удивления и счастья. Затем улыбнулась в ответ и поспешно направилась к двери:
– Вы не пожалеете об этом, мистер Джиббонс.
Он многозначительно посмотрел на нее:
– Нет, не думаю, что стану жалеть.
Идя по коридору к конторе по найму служащих, с возбуждением, переполнявшим ее, мысленно устремившись в завтра, Алекс врезалась в женщину, поворачивающую за угол с кучей папок. Бумаги как листья разлетелись по коридору.
– Ох, извините, – пробормотала Алекс и тут же опустилась на колени, стараясь привести все в порядок.
Женщина покачала головой и тоже встала на колени. Первое, что заметила Алекс, – ярко-красный лак и остроконечные треугольные ногти. Взглянув на лицо женщины, она чуть не отскочила при виде яркой клоунской косметики, пятнами лежащей на бледной коже. Прямые черные волосы, обильно залитые лаком, плотно прилегали к голове.
– Секретарша, – решила Алекс.
– Мне действительно очень жаль, – сказала она, – я только что получила работу, и это так взволновало меня, что, полагаю, я совсем ничего не замечала. Я – Алекс Холмс. – Она протянула руку.
Женщина села на пятки и медленно, как будто ей потребовалась вся ее энергия, пожала руку Алекс.
– Максин Уотерделл. И какую работу вам предложили? Надеюсь, не за кофе следить.
Алекс не обратила внимания на сарказм и встала, выпрямившись настолько, насколько могла.
– Вообще-то я – новый консультант по инвестициям. А вы?
На мгновение искры гнева блеснули в глазах Максин, потом она овладела собой и тоже встала.
– Я – секретарь мистера Берсона, – ответила она, – но ненадолго. У меня большие планы.
Алекс полагала, что Максин хотела произвести на нее впечатление, но сомневалась, что секретарши поднимаются от своих диктофонов и проделывают путь на вершину компаний, как это бывает в фильмах, где героиня из бедной семьи становится богатой.
– Ну что ж, прекрасно. Я, пожалуй, пойду. Приятно было познакомиться.
Максин кивнула и пошла дальше, ни одна прядь ее черных волос не сдвинулась с места. Алекс покачала головой. Похоже, что, еще не приступив к работе, она нажила врага. А, ладно. У нее нет времени волноваться по поводу отношений с раздраженной секретаршей. Она твердо решила стать консультантом века по инвестициям.
На следующее утро Брент Джиббонс показал Алекс ее кабинет и прочитал краткий инструктаж об обязанностях и ответственности ее должности. Когда спустя три часа он закончил, Алекс уселась поудобнее и старалась понять, во что она впуталась. Перед ней лежала куча дел клиентов, три папки по анализу капитала, двенадцать списков возможных инвестиций и отчеты, которые надо было запомнить, а также четыре тетради с записями по процедуре приема на службу. В своих мечтах о крупном бизнесе она всегда была занята, но в фантазиях никогда не было такого большого количества бумаг.
Алекс сидела за столом, закрыв глаза, и думала, как много ей еще надо приспосабливаться. Это был совершенно новый стиль жизни. Больше не будет свободных праздных дней. Она не сможет прогуливать работу, как прогуливала иногда занятия в университете, когда пляж или поездка по побережью были намного привлекательнее. Каждое утро ей надо вставать в 6.30, принять душ к 7 и быть в офисе к 7.45.
И надо пересмотреть гардероб. Бирюзовые шелковые брюки и шарфы, блестки на платьях хороши для танцевальных клубов, но не здесь. Ей понадобится, по крайней мере, три костюма, четыре узкие юбки, и бог знает, сколько блузок. И нужно привести в порядок волосы. Через две минуты после того, как она укладывала их, на лбу и щеках снова выбивались непокорные пряди. И нечего болтаться с кем попало. Теперь у нее есть имя, которое надо защищать, – ее работа. Она будет опытной, преданной делу, полностью сосредоточенной только на одном – «Рок Солид Инвестментс».
И все же… Все же, когда Алекс заснула вчера вечером, она видела во сне не доходы, не продвижение по службе, а седоволосого мужчину с аристократической внешностью.
– Он женат, – сказал этот мужчина, выходя из ее кабинета.
– Вы? – окликнула его Алекс. – Вы женаты?
Он улыбнулся и исчез.
В течение всей недели Алекс читала дела и досье клиентов и высматривала в холле Брента Джиббонса, но ни разу не видела его. Она вращалась среди мелких сошек, низкооплачиваемых служащих, секретарш и никогда не подходила к кабинету главного исполнительного директора. Если бы не запись о назначенном обеде в его календаре, он, возможно, уже забыл бы о ней.
* * *
Они пошли в «Молита» на Вестерн Авеню возле Рыночной улицы. Форма одежды должна была быть официальной, пиджаки обязательны. Алекс порадовалась, что выбрала белое длинное платье, не шикарное, но, тем не менее, элегантное. Ей предстояло заполнить еще одну секцию своего гардероба – элегантными, в хорошем вкусе, вещами. Иногда она ненавидела себя за то, что стала взрослой со всеми вытекающими проблемами и условностями. Алекс выскользнула из пальто, открыв вырез в форме каре как на груди, так и на спине.
– Ты чудесно выглядишь, Алекс, – сказал Брент и заказал бутылку шампанского.
– Элегантность, в хорошем смысле, уже приносит свои плоды, – подумала Алекс: – Спасибо, сэр, – ответила она.
Брент рассмеялся и вытащил пачку сигарет из нагрудного кармана.
– По крайней мере, сегодня вечером можешь называть меня Брентом. Хорошо?
– Хорошо.
Алекс огляделась. Помещение было темным, слишком темным. Вряд ли единственная свеча на каждом из столиков давала достаточно света. Может, они не хотят, чтобы клиенты слишком ясно видели, что едят? Алекс наблюдала за официантами, быстро снующими взад и вперед через заднюю комнату. Казалось чудом, что они не спотыкались о стулья.
– Ты чем-то озабочена, Алекс?
Она повернулась и изобразила внимание на лице.
– Нет, извините. У меня скверная привычка воображать, что самое ужасное может произойти везде, где бы я ни появилась.
Джиббонс улыбнулся, показав немного желтоватые, но ровные крупные зубы.
– А что ты вообразила здесь? – спросил он, в то время, как официант наливал пенящуюся жидкость в бокалы.
– О, просто, что они специально сохраняют зал полутемным, чтобы мы не заметили, что ползает у нас в еде.
– Мадам, – негодующе произнес официант, – уверяю вас, в наших блюдах ничего не ползает.
– Она просто пошутила, – вмешался Брент. – Правда. Пожалуйста, не обижайтесь.
