Текст книги "На крючке (ЛП)"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Глава 26
ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ, я не рада, что сегодня мой день рождения. Я не в настроении праздновать. День рождения Дрю был вчера. И хоть я как идиотка оттолкнула его обеими руками, подсознательно, я собиралась праздновать наши дни рождения вместе. По крайней мере, я нашла способ быть с ним в один из дней. С кем он празднует? Вспомнит ли он обо мне сегодня?
Сидя на кровати в пустой квартире, я сворачиваюсь калачиком, прижимая руки к груди. Когда же закончится эта боль? Я чувствую себя такой оглушенной, придавленной весом этой боли настолько, что едва ли могу пошевелиться. Сон тоже не утешает. Каждое проведенное с Дрю мгновение проигрывается в моем сознании, издеваясь надо мной. Когда я просыпаюсь, моя подушка влажная, на щеках следы от высохших слез.
Я выхожу, чтобы встретиться с Джорджем у дома, но спотыкаюсь о коробку на коврике перед входной дверью. Это подарок, в довольно большой квадратной коробке, он завернут в простую белую бумагу и перевязан черной лентой. Из-под ленты торчит конверт. Я не вижу на нем никаких надписей, но мое сердце мгновенно начинает биться так гулко, что я слышу шум в ушах. Я практически боюсь брать в руки этот подарок. С улицы раздается гудок автомобиля.
Хватая упаковку дрожащими пальцами, я выбегаю к машине.
– Не предполагалось, что ты будешь дарить подарки сама себе, Анна, – шутит Джордж, когда видит коробку у меня в руке.
– Ха, – я пытаюсь рассмеяться, но не могу.
Мы уезжаем, и по дороге подарок холодит мою потную ладонь. Глядя в окно, я прижимаю кончик пальца к твердому уголку карточки, пока та не сгибается. Следует ли мне открыть его сейчас? По крайней мере, может стоит посмотреть от кого он? Я думаю, что и так знаю. Но может, я ошибаюсь. Не уверена, какой из вариантов сильнее ударит по мне, если я права или если ошибаюсь.
Есть только один способ узнать. И я не могу ждать, пока вернусь домой. Мои пальцы дрожат, когда вытягиваю конверт и разрываю его, открывая. Внутри невзрачная белая карточка с написанным на ней "Анна", почерк явно мужской и четкий. Мое дыхание замирает, а с губ слетает безумное фырканье. Я даже не знаю, написал ли это Дрю. Мне остается лишь предполагать. Насколько все грустно?
Неспешно, я открываю карточку.
"Я купил это раньше...
Показалось глупым выбрасывать.
С днем рождения.
– Дрю"
Я не плакала неделями. Я не позволяла себе этого. Но сейчас, глядя на этот завернутый подарок, я чувствую знакомое пощипывание на веках. Мое горло сжимается так сильно, что я не могу сглотнуть. Я не могу перестать ругаться на подарок Дрю. Я хочу сохранить его в первозданном виде, именно таким, каким его в последний раз касался Дрю. Но что-то внутри меня гложет, желая узнать, что же это. Машина ускоряется на шоссе, когда я осторожно тяну за ленту и пытаюсь открыть подарок, не порвав бумагу.
Под бумагой находится коробка, и когда я открываю крышку, из моей груди вырывается всхлип. Это обложка альбома JuJu где-то 1981 года группы Сьюки Сью и Банши, вставленная в рамочку. И она подписана всеми членами группы. Редкая и прекрасная вещь, не думаю, что кто-то еще в этом мире знает, что я люблю такое.
Думая об этом, я впадаю в истерику, реву и пускаю сопли, задыхаясь, всхлипывая и прижимая к груди рамку.
Джордж смотрит на меня с ужасом.
– Что за чертовщина? Анна, поговори со мной.
Но я не могу. Если расскажу, то еще больше внутренне умру.
– Прости. У меня ПМС.
И пока ужас в глазах Джорджа лишь нарастает, я шмыгаю носом и ищу в своей сумке платок. Я нахожу помятую салфетку, которая царапает мое лицо, пока я вытираюсь ею.
– Подарок от моей мамы, – лгу я. – Предполагаю, я просто заскучала по дому.
Кажется, он не верит мне. Фактически, я уверена, что Джордж знает, что я лгу. Но он не требует от меня откровений, просто пожимая плечами.
– Думаю, хорошо, что во время каникул ты поедешь домой.
Но мой дом это не место. Я осознала это слишком поздно, мой дом – это человек. А я вышвырнула его из своей жизни.
МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ ДВАДЦАТЬ три вчера. С тех пор как мои родители умерли, я ненавидел свой день рождения. Он служит мне лишь напоминанием, что моя семья исчезла, что я остался одинок. Грей очевидно принимает антикризисные меры против последствий от воздействия Анны. Вчера он сумел уговорить меня посмотреть фильм, хоть, по его мнению, это крайне дерьмовый способ отпраздновать. Сейчас он хочет вытащить меня на празднование дня рождения с ребятами, которые не против отметить его со мной. Но я бы с большим удовольствием притворился, что моего дня рождения и вовсе не существует.
Я думаю о подарке, что оставил на коврике у двери Анны. С тех пор как обложку доставили, я хотел увидеть ее выражение лица, когда она откроет подарок. Сейчас же я даже не могу себе его представить. Улыбнулась ли она своей яркой мимолетной улыбкой, когда открыла коробку? Или ее улыбка была неспешной и нежеланной, словно Анна проиграла битву со своими эмоциями.
Интересно, понравилась ли ей вообще эта обложка? Или я был жалок, подарив ей ее? Черт, что если она когда-нибудь узнает, сколько я за нее заплатил, в результате я без сомнений буду выглядеть, как дурак. Не суть, я все равно не мог ее вернуть, так как купил на аукционе.
Почему я вообще мучаю себя этим? Я не могу вернуться в прошлое и попросить еще один шанс. У меня еще есть гордость. И я не знаю, как бороться за Анну и не потерять достоинства. Подарить ей подарок – последнее, что я мог сделать. Теперь я могу лишь надеяться, что она поймет мой посыл: Я здесь, если ты еще хочешь меня.
– Как же глупо, – бормочу я себе под нос.
Резкий стук в дверь моей спальни заставляет меня подскочить.
– Буду через секунду, – кричу я Грею, который ждет, пока я соберусь. Черт, я правда не хочу никуда идти. Но один парень не может сказать другому, что он бы лучше посидел дома, чем шел на вечеринку. Не в случае, если он хочет дожить до завтра.
– Тебе пришел пакет, – голос Грея приглушается закрытыми дверьми, но в его нейтральном тоне что-то скрывается, от чего мою грудь сдавливает.
В два шага я преодолеваю расстояние до двери и резко ее открываю. Он просто стоит там, сдержанно глядя на меня и протягивая завернутый подарок. На мгновение я нахмуриваюсь. Это он так пошутил? Это от него?
Но я не могу представить, чтобы Грей использовал серебристую бумагу или завязывал сложный бант из белого шелка. Это очень по-женски.
Чтобы ответить что-то, мне приходится прочистить горло.
– Где ты это взял?
У Грея плохо выходит скрывать свою настороженность.
– Мне показалось, что я услышал какие-то звуки на крыльце. И в результате нашел это перед входной дверью.
Все мое тело напрягается от потребности броситься из дома и обследовать улицу. Это должно быть от Анны. Почему она не постучалась? Черт, я тоже не постучался, возможно, она подумала, что это способ, которым я впутываю ее в новую игру. Не совсем так. Я просто испугался, словно полнейший слабак.
– Ну и? – Грей машет коробкой. – Ты будешь его забирать? Или мне следует выбросить эту штуковину?
Прежде чем он успевает сделать еще хоть одно движение, я выхватываю подарок из его руки. Не глядя на него, я завожу руку за спину, удерживая подарок так, словно тот может меня обжечь. Мои пальцы с силой впиваются в бумагу.
Мы с Греем смотрим друг на друга, пока я не могу решить, что делать, мучаясь сомнениями. Возможно, это и не от Анны. И почему я колеблюсь, словно какая-то старушка? Я бросаю на Грея порочный взгляд, он ухмыляется, и я захлопываю дверь у него перед носом. Ни за что на свете, я не стану открывать перед ним эту потенциальную бомбу.
Развязывая ленты, я срываю упаковку одним движением. Карточка падает на пол. Трясущейся рукой я хватаю ее, пока изучаю кожаную книгу, скрывающеюся в порванной оберточной бумаге. Эссе Эмерсона. Торец покрыт золотом. Состояние идеальное. Я опускаюсь на пол, прислоняясь спиной к кровати. Проведя рукой по обложке, я открываю карточку.
"Что же ты за парень такой, который, кажется, не хочет ничего?
Я подумала, что немного прошлого может быть во благо.
С днем рождения, Дрю.
– Анна"
Мои пальцы так сильно сжимают книгу, что слышу, как хрустят костяшки. Опуская лоб на свои, прижатые к груди, колени, я глубоко вдыхаю, стараясь не рассыпаться на части. Я не хочу ничего? Она слепая? Я хочу вылететь из дома и охотиться за ней. Просто, чтобы в итоге взять ее за плечи и закричать: "Ты! Я хочу тебя, такую упрямую, болезненную занозу в моей заднице!"
Но вместо этого, я прижимаю книгу к груди. Эссе Эмерсона. Она помнит. И она вернула мне кусочек моих родителей. Знает ли она, что я потерял их на свой день рождения? Я быстро моргаю. Конечно же, она знает. В ее записке почти прямо говорилось об этом. Вдруг, мне становится трудно дышать.
Еще один стук в мою дверь раздается в тишине моей спальни.
– Дрю, мужик... Ты идешь?
Сглатывая несколько раз, я прижимаю пальцы к своим горячим глазам и выдавливаю:
– Ага.
Кладя книгу и карточку в свою прикроватную тумбочку, я выхожу из комнаты. Жизнь продолжается. Даже если тебе этого не хочется.
Глава 27
СЕЙЧАС 10 ВЕЧЕРА пятницы, и я в ночном клубе. На свидании.
Когда Айрис настояла на том, что мне нужно выйти за пределы своего страха и пойти на свидание, все внутри меня съежилось лишь от одной этой идеи. Но затем я представила, как холодные глаза Дрю встречаются с моими, пока он уходит вместе с другой девушкой. Он и правда подарил мне подарок на день рождения, но в его карточке говорилось все – он не мог вернуть обложку назад, так что отдал ее мне.
С нами покончено, я должна признать свою ошибку и двигаться дальше.
Камэрон идеален. Он гибкий и смуглый. Его черные джинсы обтягивают ноги, исчезая в его винтажных кроссовках Puma. Его узкую грудь покрывает порванная футболка с принтом мистера Гадость, который хмурится на меня, когда Камэрон откидывается на спинку своего кресла, попивая пиво. (Мистер Гадость – типичный смайлик, выражающий отвращение – прим. пер.) Мы обсуждаем места, которые хотели бы посетить в Лондоне, и мне даже весело.
Ну, настолько весело, насколько может быть девушке с дырой в груди. С чертовой пустой ямой, которая никак не исчезнет. Но возможно, сегодня вечером случится чудо, и я пойму, как заполнить эту пустоту. Почти незаметно я тру рукой вдоль своей грудины, пока Камэрон обращает свое внимание на сцену. Группа готова к выступлению, и огни со сцены отбрасывают ореол синего цвета на темные волосы Камэрона. Блестящие локоны достигают ему до плеч, когда он наклоняется ко мне; в его дыхании улавливается запах пива, пока парень говорит мне на ухо:
– Я слышал, что эти парни превосходны.
Я киваю. Мне, правда, ничего не известно об этой группе, но я поверю Камэрону на слово. Он по истине красив. Густые черные ресницы обрамляют его голубые глаза, и когда это он обернул руку вокруг моих плеч?
Я ничего не почувствовала.
Я не готова еще признавать поражение. Я не отодвигаюсь, пока его теплые пальцы скользят по моему затылку. Довольно смело, учитывая то, что мы познакомились всего час назад.
– Итак, как давно ты знаешь Айрис? – спрашивает он у меня.
Камэрон работает в магазине свежевыжатых соков вместе с Айрис. Она пыталась свести его со мной в течение нескольких месяцев. Я отказывала из-за Дрю. О котором не буду сегодня думать.
– Мы познакомились на первом курсе, – я делаю глоток пива. Оно уже выдохлось. – Во время ориентации.
– Круто, – он отбрасывает назад прядь своих волос. Это такой идеальный жест, одновременно демонстрирующий рельефность его сильных мышц и ухоженность волос, что в результате я гадаю, тренировался ли он перед зеркалом. Ненормальный и нетактичный порыв склоняет меня к тому, чтобы спросить, играет ли он на гитаре те скверные версии песни Crash Into You (Втюриться в тебя).
Но тут я замечаю его и быстро моргаю, стараясь прояснить зрение от света со сцены. Он стоит у бара, и он привел с собой друга. Однако когда ее рука ложится на его задницу, я думаю, что зря использовала слово «друг». Кажется, что он не возражает против ее шаловливых рук. Его улыбка ленивая и легкая, когда Дрю подает ей пиво и наклоняется, чтобы услышать, что она нашепчет ему на ухо. Он немного смеется, от чего его широкие плечи вздрагивают.
Мне следует отвести взгляд. Но как всегда, моя шея не повинуется. Нет, я просто сижу и наблюдаю за тем, как они болтают, а ее руки обходятся еще более фамильярно с его задницей. Я едва ли замечаю, что Камэрон все еще играет с краем воротничка моей футболки, так что кончики его пальцев задевают мою кожу или то, что он по-прежнему рассказывает о своих любимых группах.
Мне нужно сделать усилие, чтобы вернуть свое внимание к собственному свиданию. Было бы отстойно, если бы Дрю увидел, что я подглядываю. Я почти отворачиваюсь, когда Дрю неспешно обводит взглядом толпу, и его глаза фокусируются на мне.
Что ж, меня поймали, теперь я могу лишь просто отвести взгляд. Он стоит более чем в двадцати футах от меня. Воздух наполнен дымом, а освещение тусклое. Головы людей раскачиваются и мелькают между нами, пока народ перемещается по бару. Но тем не менее, есть ощущение, что он прямо передо мной.
Понравилась ли ему книга?
Как и Дрю, я купила ее задолго заранее. Но, в отличие от Дрю, я слишком трусила подарить ее ему. Пока он не подарил мне свой подарок. Я должна была справиться со своими переживаниями и вручить ее ему лично, но мне не хватило смелости взглянуть ему в лицо.
Боль в моей груди разгорается, а руки трясутся. Я не могу пошевелиться, зачарованная его взором. Я хочу подойти к нему так сильно, что мои бедра напрягаются, словно я собираюсь встать с кресла. Но в следующее мгновение наша связь рушится.
Он обращает внимание на Камэрона. Или скорее, на его руку. Даже с такого расстояния, я знаю, на что именно он смотрит: Камэрон меня касается.
Глаза Дрю прищуриваются. Его выражение не милое и такое сосредоточенное, что я задаюсь вопросом, это ли выражение лица видит полузащитник прямо перед тем, как сделать пас для тачдауна над головами соперников.
Внезапно, я ощущаю злость. У него нет никакого права бросать на меня сердитые взгляды, тогда как кое-кто не может оторвать руки от его задницы. И эта замечательная мысль вызывает у меня отчетливые рвотные позывы. Особенно, когда я смотрю на Мисс Шаловливые ручки, которая прямо сейчас обнимает его за талию. Теперь она поглаживает его живот. Мое любимое место.
– Извини меня, – говорю я Камэрону. – Я скоро вернусь.
К счастью, Камэрон не задает вопросов о том, почему мне нужно уйти. Я не смотрю в направлении Дрю, пока иду в уборную.
Оказавшись в туалете, я лью холодную воду на свои запястья. Всегда лейте воду на запястья, чтобы успокоиться. Когда вы брызгаете водой себе в лицо, кто-то обязательно войдет в уборную. И этот кто-то поймет, что вы расстроены. Лучше всего, что он посмотрит на вас с жалостью. Хуже – что он спросит, все ли с вами в порядке, при этом все еще глядя с жалостью.
Однако, запястья? Вы можете с легкостью притвориться, что просто моете руки.
Так что я стою здесь, пока мои пальцы не немеют от холода. Я не смотрю в зеркало. Я не знаю, понравится ли мне то, что увижу. Несколько капелек воды падает на мой живот, и я вздрагиваю, вырываясь из своего тумана. Моя черная футболка немного задирается, демонстрируя полоску голой кожи поверх моих джинс. Чертова футболка очень тесная. Это яркое дополнение Айрис к моему сегодняшнему наряду. Потому что по ее словам "если у тебя есть такие груди, то их нужно правильно продемонстрировать". Айрис настаивает, что майки с глубоким вырезом выглядят дешевыми и скучными.
«Однако, оставаясь полностью закрытой, но обтянутой чем-нибудь, ты сводишь парней с ума желанием увидеть, что же прячется под тканью. Это словно бесконечное поддразнивание». Дамы и господа, познакомьтесь, мир в представлении Айрис.
Прямо сейчас я была бы более рада длинной растянутой футболке и пижамным штанам. Я хочу уйти домой.
Вытирая руки, я в последний раз тяну вниз свою футболку, а затем выхожу из уборной. Только для того, чтобы оказаться на пути Дрю.
Он прислонился к стене коридора, ведущего к туалетам. Это так напоминает мне о том первом разе, когда мы прикоснулись друг к другу, что в результате мои колени подкашиваются. У него за спиной я вижу, что клуб погрузился во тьму, и начала играть музыка. Здесь же, кажется, слишком светло. Каждая черта его лица, насыщенный золотистый цвет его глаз, незначительный намек на ямочку на его левой щеке – все это видно. И все это так знакомо мне. Словно повторение одной и той же истории, от чего я гадаю, как бы повернулась моя жизнь прямо сейчас, если бы я ушла от него тогда в первый раз, когда мы столкнулись в темном коридоре. Но я не ушла. И вот мы здесь. И я разбита.
Вижу, как ему больно. Его внимание направленно на меня, чего не было уже долгое время, сейчас же я словно одновременно окутана теплым одеялом и острыми лезвиями. Он начинает разговор первым, и его маслянистый голос звучит так хорошо, что мне требуется прижать свои ладони к шершавой стене, чтобы устоять и не прикоснуться к нему.
– Спасибо за книгу, – его выражение лица не выражает ни единой эмоции, кроме морщинок в уголках его глаз, будто один взгляд на меня вызывает у него жжение в глазах.
Мои глаза несомненно тоже горят от взгляда на него.
– Спасибо за обложку альбома. Это было... Ну, я влюбилась в нее, – черт. Сейчас я восторгаюсь.
Он немного хмурится, но затем кивает.
– Аналогичная история с книгой, – его взгляд встречается с моим, и его слова кажутся напыщенными. – Я влюбился в нее тоже.
Жар наполняет мое тело. Я не могу этого сделать. Я не могу стоять так близко к нему и не прикасаться. Я бросаю взгляд в направлении бара, гадая, может ли Камэрон меня увидеть, может ли девушка Дрю его разыскивать. Все эти чувства неправильные, словно мир перевернулся вверх тормашками.
Дрю замечает то, куда я смотрю, и его плечи замирают, от чего он кажется выше. В тоне его голоса слышна горечь.
– Я вижу, ты нашла своего эмо-мальчика.
Я пораженно бездумно пожимаю плечами.
– Если быть точной, то он, скорее хипстер, чем эмо, – когда Дрю сердито смотрит на меня, я продолжаю бросать колкости. – Разве твоя девушка не будет волноваться о том, где ты пропал?
Уголки его губ изгибаются. Это не улыбка.
– Да, верно, у нас свидание. Вижу, ты знакома с этим термином, несмотря на все попытки доказать обратное.
– Я не встречаюсь с кем-либо на постоянной основе, как некоторые, но все же пытаюсь выбираться из дома, – что я делаю? Я не хочу его ранить. Я просто хочу уйти отсюда.
– Ты следишь за тем, с кем я встречаюсь, Анна? – спрашивает он нежно, ухмылка искажает его лицо.
Я хочу ударить его по губам. Я хочу закричать на него за то, что он перепахивает все женское студенческое общество, тогда как менее месяца назад заявил, что я была его.
– Нет, Дрю, – говорю я, неожиданно почувствовав усталость. – Я просто знаю твой стиль поведения.
Он отталкивается от стены и плавно передвигается ко мне. Какой-то больной части меня нравится то, как он оттесняет меня. Я люблю все, что связано с его силой и пылом. Его знакомый запах вызывает боль в моем сердце, а мое тело оживает. Да, прошу, – говорит оно мне.
Он наклоняется ближе, так, что его нос почти касается моего, а его голос прокатывает по мне волной, от чего по телу разносится дрожь.
– Я никогда не смотрел на другую девушку, когда был с тобой. Никогда даже не помыслил ни об одной из них. Ни разу.
Я вынуждаю себя встретиться с ним взглядом, наши губы тоже слишком близко друг к другу.
– Я тоже не смотрела ни на кого. Лишь на тебя.
– Тогда почему... – он перебивает сам себя, матерясь и ударяя кулаком по стене.
Я подпрыгиваю, готовясь сбежать, но он зажимает меня в клетке своего тела: его лоб прижимается к стене, а дыхание вырывается из легких. Он так близок ко мне, что его грудь касается моей с каждым новым вздохом. И я дрожу от потребности схватиться за него. Но все же не делаю этого. Я могу ощутить его гнев. Он исходит от парня словно вибрации.
– Нам могло бы быть так хорошо, – говорит он.
Но прежде чем я отвечу, Дрю отталкивается от меня так быстро, как может лишь звезда легкой атлетики. Он отходит. Возвращаясь к своему свиданию.
А я двигаюсь в другом направлении, когда он хватает меня. Одна его ладонь накрывает мою щеку, а другая ложится на мою спину, проскальзывая под футболку и касаясь моей голой кожи. Через секунду его рот яростно накрывает мой. И мое тело становится сверхновой звездой. Его язык скользит глубоко в мой рот, а его губы вжимаются в мои, и это ощущается столь хорошо, что в результате я стону. Это всегда так прекрасно. Я не могу насытиться им. Я поглощаю его рот, играя с языком Дрю. Мое дыхание сбивается, когда резко оказываюсь зажатой между твердой стеной и его грудью. Сладостное облегчение.
Дрю.
И затем он снова отталкивает меня. Я, шатаясь, делаю шаг назад. Его глаза мутные, полные боли, сожаления и хуже всего, отвращения.
– Так чертовски хорошо.
И он оставляет меня там, сползать на пол по стене.
К СЛОВУ ОБ ошибках, эта была довольно колоссальной. Она была чертовски глупой. Черт, мне не следовало идти за Анной к уборным. И уверен, что, черт возьми, мне не следовало ее целовать. Мои ребра болезненно сжимаются лишь от одной этой мысли. Держать ее, ощущать эти мягкие пухлые губы еще раз было и агонией и экстазом. Я все еще чувствую ее вкус у себя во рту. Я не выпил еще ничего с тех пор, как поцеловал ее, потому что какая-то отчаянная часть меня не хочет смывать ее вкус с моего языка. Короче говоря, я ненормальный.
К сожалению, мой разум покинул это помещение в ту секунду, когда я увидел, как мистер Гадость положил свои чёртовы руки на Анну. Все, на что я был способен, так это собраться с силами, чтобы не пойти через толпу народа и не разбить морду этому мальчику-эмо. Святое дерьмо, наблюдать за тем, как его пальцы ласкали шею Анны, при этом зная, какая на ощупь ее кожа, зная, что я никогда больше не смогу так сделать – это все сломило меня. Ничто не могло меня удержать от преследования ее, от того, чтобы коснуться ее и позволить ей просто вспомнить, что она потеряла.
Великолепный план. Вот только сейчас я тоже очень четко вспоминаю, что именно утратил.
Испытав истинную ревность, я могу уверено сказать, что это отстойное ощущение, и я не хочу почувствовать его снова. Эта эмоция распространяется словно эпидемия, пожирая тебя изнутри множеством своих огромных зубов.
Я тру то место в центре своей груди, а затем выныриваю из тумана, в котором барахтался последние несколько минут. Иисусе, я здесь с другой девушкой. Мне не следует думать о той, которая меня не захотела.
Я глубоко вдыхаю и встречаюсь лицом с ... Дерьмо. Как ее имя?
В темноте салона моей машины ее глаза сияют, когда девушка смотрит на меня. Она красивая. Они все красивые, те девушки, которых я приглашаю на свидания без намерения продлить это дольше, чем на одну ночь. Черт, они все выглядят очень похоже, те же черты лица, то же строение фигуры, вкус в выборе одежды. Всеамериканский тип энергичной девушки из студенческого общества. Почему я раньше не замечал Анну? А еще и обвинил ее в однотипном выборе противоположного пола.
Горечь наполняет мой рот.
Моя девушка на одно свидание улыбается.
– Это было... мило.
Мило. Верно. Мы были в клубе десять минут, до того как я исчез, чтобы засунуть свой язык в горло другой девушке, а потом незамедлительно вернуться и утащить ее оттуда так быстро, словно в здании разгорелся пожар. И правда мило, нечего сказать.
– Ага, – я откашливаюсь. – Извини, но я сегодня устал. Мы много тренируемся.
Ложь. Но кажется, девушкам это нравится.
Эта не отличается от других. Она снова улыбается, и в ее глазах светится сочувствие.
– Все в порядке. Твоя преданность команде восхищает.
Скажи это парням, большинство из которых хотят убить меня прямо сейчас.
– Спасибо... – блядь. Да как же ее зовут? Стэйси? Нет. Шэннон! – Шэннон.
Я приготовился к возражениям, так, на всякий случай, если я ошибся, но девушка улыбается так, словно я наградил ее высоким званием.
Так как мне больше нечего ей сказать, я возвращаю все свое внимание на дорогу. Почему я вообще ушел вместе с ней из клуба? Это было глупо. Я чувствую удушье. Я не могу поехать домой так скоро. Я включаю радио в отчаянной попытке заполнить тишину. Джек Уайт поет о влюбленности в призрак, для поцелуя которого ему не хватает смелости. Я нажимаю на кнопку отключения радио с большей силой, чем необходимо.
Слава богу, мы сейчас уже перед домом ее студенческого общества, потому что я не думаю, что смог бы проехать еще хоть милю. Я останавливаюсь, достаточно резко выжимая тормоз, от чего нас обоих немного бросает вперед.
И словно Шэннон ждала этого момента, она поворачивается ко мне на своем сидении и выжидающе смотрит. Язык ее тела кристально ясен, начиная от того как она наклоняется ко мне и заканчивая ее взглядом, который мечется от моего рта к глазам. Она хочет, чтобы я ее поцеловал.
Мои пальцы напрягаются вокруг руля так, что тот скрипит.
Я не буду целовать ее в этой машине. Не там, где я впервые испробовал вкус губ Анны. Просто образ другой девушки на пассажирском сидении моей машины ощущается как пощечина. Это неправильно. Здесь должна быть Анна. И в некотором роде она и правда здесь. Преследует меня с каждым моим вдохом. Моя зона комфорта сейчас фактически разрушена, от чего мне хочется ударить что-то кулаком.
Отстегнув ремень, я распахиваю дверцу машины и выскакиваю в холодную ночь. Глубоко вдыхая, я огибаю машину и открываю дверь для своей сегодняшней девушки.
Не колеблясь, она скользит своим телом напротив моего, когда выбирается из авто. Черт.
– Итак, – бормочет она, прижимая ладони к моей груди, – спасибо, что вывел меня погулять сегодня вечером.
Я медленно отодвигаюсь назад, захлопывая пассажирскую дверцу своим бедром. Она следует за мной, и ее руки поднимаются к моей шее.
– Ага, уверен так и есть, – я говорю, как идиот. Я и есть идиот. Почему я вообще вышел сегодня из дома?
Ее глаза глядят на меня. Ожидая.
Нет. Этого не случится. Я не могу вызвать в себе даже чуточку энтузиазма. Но затем я думаю о том, что сегодня Анна отправится домой с мистером Гадость. Она двигается дальше. Хмурясь, я наклоняю свою голову ближе к девушке, которая хочет меня. Розовые губы приоткрываются, приглашая. Но я останавливаюсь.
Просто сделай это. Сделай это и тоже двигайся дальше. Поцелуй уже гребаную девчонку.
Она забирает шанс принять решения из моих рук. Ее губы прижимаются к моим. Это ощущается неправильно, ее губы неправильной формы. Она пахнет неправильно, сладкими цветами вместо теплых пряностей. Неправильно, неправильно, неправильно. Все мое тело испытывает отвращение. Я отскакиваю назад, вырываясь из ее объятий и что-то невразумительно мямля. Иисусе. Мой член, кажется, увял в моих шортах.
– Извини, – говорю я ей просто.
Жар заливает мое лицо. Я должен был оказаться способен хотя бы на поцелуй. Она милая, в конце концов. И жаждет меня. Но вместо этого мою плоть скрючивает. И это расстраивает меня в конец. Я заражен Анной. Я хочу пробить дыру в крыше своей машины.
Неуверенно смеясь, я отступаю в сторону так, что моя задница ударяется о машину.
– Я хм... – абсолютно больной – ... устал.
– Ага... – ее рот неправильной формы искривляется в полуулыбке. – Ты уже говорил это.
– Верно, – боже, просто помоги мне выбраться отсюда.
Но прежде чем я могу сбежать, она снова начинает говорить своим странно нейтральным тоном.
– Это из-за неё?
Я так сильно вздрагиваю, что мой локоть ударяется об окно машины.
– Неё?
Шэннон подмигивает мне.
– Ну, ты знаешь, рыжей из бара, – я не очень-то скрытен. – Она та, с кем ты порвал недавно? Она и есть Рыжая Курица?
– Рыжая Курица? – повторяю я, а моя голова начинает гудеть. Что. За. На фиг?
Девушка посылает мне успокоительный взгляд, но я очень далек от состояния спокойствия. Я вижу блеск в ее глазах, выдающий желание поделиться сплетнями. Она и правда думает, что я хочу говорить с ней об Анне? И опять же: Рыжая Курица? О, черт, нет.
– Ты знаешь, – говорит она, – одно из прозвищ, что ей дали в Твиттере и Инстаграме.
Уродливое болезненное чувство давит мне на плечи. С секунду я могу лишь смотреть на эту девушку, пока у меня в ушах нарастает шум.
– Что, чет побери, они еще говорят?
Не обращая внимания на мою более чем очевидную ярость, она отвечает:
– Что ты бросил какую-то рыжеволосую посреди двора кампуса.
Тот день все еще ранит меня. Слыша о нем еще от кого-то, я чувствую боль в груди.
– Почему они зовут ее Рыжей Курицей? – мой голос звучит так, словно исходит из длинного туннеля. Знает ли об этом Анна? Она бы возненавидела это. Возненавидела.
– Я не знаю, кто именно дал ей это прозвище.
– А что оно означает? – мое сердце колотится так сильно, что это ранит. Как правило, я держусь подальше от социальных сетей. Явно, что парни скрывали что-то от меня, потому что обычно они рассказывают мне о любой бессмыслице.
Шэннон переминается с ноги на ногу. Ее неожиданная скромность заставляет меня надавить на нее сильнее.
– Предполагаю, это потому что она пыталась заманить тебя в отношения. Ну, знаешь, забеременев.
Земля, кажется, качается подо мной, а холодный пот выступает на коже. Святое дерьмо. Анна беременна? Она не выглядела... Черт, как вообще выглядит ранняя беременность? Но она бы сказала мне об этом сегодня вечером, верно? И опять же, я довольно упорно напирал на Анну, чтобы ей было так уж просто открыться в данном вопросе. Святое чертово дерьмо, но если она...
Меня сейчас стошнит. Прямо здесь, на тротуаре Шэннон. Тем не менее, мгновенный ужас сопровождается странным видом ликования. Если Анна беременна, я пойду к ней и уже не отстану. Чертова гордость.
Почему-то я не могу сказать и слова. Чудо, что мне удается выдавить из себя следующее:
– Почему люди думают, что она беременна?
Возможно, Шэннон наконец замечает, что я почти сошел с ума, потому что она съеживается.
– Почему! – ору я в ночной тиши.
Шэннон глубоко сглатывает, ее глаза становятся круглыми.
– Ну, ты, ах... вероятно кричал на нее за то, что ваши отношения были всего лишь интрижкой и ну, ушел совсем расстроенный, а она стояла, обхватив себя за живот, так что...
Итак, нет никаких доказательств беременности Анны. Просто дураки пришли к неправильному выводу и сунули свои носы, куда их не просили, в чужое дело. Даже несмотря на то, что облегчение накатывает на меня, звон в ушах не прекращает становиться все громче.
– Итак, вы все думаете, что я бы обрюхатил девушку, а затем публично бросил ее, когда она сообщила мне об этом?
