Текст книги "Мой истинный враг (СИ)"
Автор книги: Крис Карвер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 25
Джордан изменился. Говорить с ним так же неловко и странно, как с Рози первые минуты. Мэтт не может расслабиться, даже когда они находят самый тихий бар и обустраиваются за дальним столиком, взяв себе пива. Возможно, во всем виновата внезапная встреча со Ребеккой – теперь он может думать лишь об этом, а вообще-то планировал отвлечься сегодня.
Забавно, но Ребекка появляется на его пути сама, даже когда он решает дать ей (и себе, наверное) немного времени. Что это, если не судьба?
– Ну, рассказывай, – Мэйсон улыбчивый и добрый. Мэтт уверен – если бы он не уезжал из города, то они дружили бы все это время. – Как твои дела? Обустроился после возвращения?
– Рассматриваю предложения о работе, – коротко отвечает он. – Не то чтобы их было много.
Джордан смеется. Общение с кем-то вне стаи, с кем-то, кто не знает об оборотнях вообще ничего – это то, к чему он привык в Лондоне, но Лондон – не Кломонд. Здесь всегда были люди, знающие о них или причастные к жизни стаи. Мэйсон не был причастен, и он был добр с Мэттом всегда. Меньше всего на свете ему хотелось бы втягивать старого друга во все это.
– Слышал, Уиттмор зовет тебя в свою компанию.
– Да, он считает, что моего двухлетнего опыта работы юристом в Англии достаточно, чтобы я приносил ему деньги. Думаю, мне придется согласиться.
Мэйсон хмурится.
– А я думаю, что ты вполне способен создать что-то свое. И зачем тебе вообще Кломонд, Мэтт? Кто в здравом уме возвращается сюда из Лондона?
Он смеется, и его слова вполне логичны. Возвращение Мэтта не было спонтанным, он шел к этому годами. А еще он был уверен, что уедет, как только наладит общение с семьей.
Но потом Ребекка просто показалась ему на глаза, и все пошло кувырком.
– Теперь я не уеду, – коротко говорит он.
Джордан внимательно смотрит на него, будто хочет что-то спросить, но они еще не достаточно сблизились, они все еще чужие люди – бывшие лучшие друзья, которые на долгое время потеряли друг с другом связь.
– Почему ты вообще уехал тогда? – осторожно спрашивает он.
Мэтт долго молчит. Он вертит банку с пивом в руке, пить его не хочется, ведь в нем нет аконита. Да и сидеть здесь ему тревожно, хоть он и знает, что Ребекка с Тарой, и она в безопасности. Тревога не отпускает.
И этот вопрос – Мэтт так устал отвечать него, просто потому что он не может говорить правду. Он не может даже частично сказать правду когда-то близкому другу, и это убивает его.
– Ты же помнишь моего дядю, Оливера? – интересуется он.
– Конечно. За ним бегали толпами все девчонки, парни нашего класса мечтали стать такими же крутыми, как он.
– Да. Оливер – тот еще ловелас, – Мэтт улыбается и трет нос. Сейчас воспоминания о дяде вызывают смесь из чувств: тоска, волнение, страх и попытки не вспоминать худшее. – Ему тогда предложили работу в Лондоне. Родители решили, что закончить там школу будет для меня хорошим стартом.
– Да, это официальная версия, – улыбается Мэйсон. – Всем нам сказали то же самое. Только никто не поверил.
Мэтт замирает, уставившись на него. Джордан определенно умный парень, и пытаться переубедить его было бы смешно.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Мэйсон? – он улыбается, откидываясь на спинку стула.
– Ты можешь ничего не говорить. Если это не то, что мне следует знать, я предпочту остаться в неведении. Только не ври.
Мэтт кивает, встречаясь с ним взглядами. Это чувство образуется вмиг: быстро забирается под кожу и охватывает все органы. Чувство, что он может довериться…
– Что ты знаешь? – спрашивает он и украдкой озирается по сторонам.
Мэйсон хмыкает, а потом прикладывается к своей бутылке, делая пару глотков.
– Не так много, как ты думаешь. Но трудно быть помощником шерифа и не слышать некоторых… вещей.
– Эти вещи?..
– Они немного пугают.
Он говорит о страхе, а сам улыбается, и Мэтт узнает этот блеск. Он вспыхивал в ярко-зеленых глазах Джордана каждый раз, когда они планировали сделать какую-нибудь пакость в школе. Это азарт, приправленный любопытством. Они выросли, но многое осталось неизменным.
– Мне тебе экскурс провести? – спрашивает Мэтт. Джордан смеется.
– Нет. Просто знай, что я на твоей стороне. И если понадобится помощь…
Они встречаются взглядами и понимают друг друга. Мэтт шепчет одними губами «хорошо». Больше они к этой теме не возвращаются.
* * *
Тара в домашней одежде выглядит настолько нелепо, что Ребекка повторяет ей это четыре раза, пока не получает подушкой по голове. Они валяются на диване, переключая каналы, дерутся из-за пульта, швыряются попкорном, и Ребекка мечтает, чтобы этот ужин не заканчивался никогда.
– Итак, – Тара слизывает капельки соуса со своих пальцев. – С чего вдруг такое нарушение режима?
– Посмотрите на нее! – Ребекка забрасывает ноги на журнальный столик, но тут же скидывает их, наткнувшись на предостерегающий взгляд. – Я ей вкусняшки, а она недовольна.
– Кто сказал, что я недовольна? Просто я знаю тебя. Ты подкупаешь меня едой либо тогда, когда тебе что-то нужно, либо если тебя что-то беспокоит. Рассказывай.
Ребекка вздыхает, убавляет звук на телевизоре, а потом поворачивается к Таре вполоборота.
– Не нахожу себе места.
Это признание дается легко. Она пыталась говорить об этом с Эммой, но грузить Эмму совершенно не хочется, потому что она начнет заботиться о ней хуже курицы-наседки. А еще смотреть с жалостью, чего Ребекка не выносит.
– Ох, малышка, – Тара протягивает руку и гладит ее по щеке.
Ее прикосновение такое родное, что Ребекке приходится сделать несколько коротких вдохов и выдохов, чтобы собраться с мыслями.
– Расскажи мне, Тара, – просит она. – Это была моя вина, да? Да? Если бы я не выбежала из машины…
– Ты была ребенком, Ребекка. Тебе было десять лет, и у тебя случился срыв.
– Это не было срывом! То есть, тогда это выглядело так, но я… Это связь выманила меня из машины.
Тара мотает головой. Они никогда не пытались вот так открыто обсуждать тему оборотней. Тара знала о них, потому что была ответственной за Ребекку. Она в свою очередь не могла говорить об этом, потому что сторонилась этой темы всю жизнь.
– Это не отменяет того факта, что ты не осознавала ничего, милая.
– Он бы не причинил мне вреда.
– Мэтт?
– Да. Я побежала к нему. Если бы они остались в машине…
– Ты не понимаешь, что говоришь.
Ребекка откидывается обратно на подушку. У нее в груди противно ноет старая рана. Она никогда не заживет, рубцы будут кровоточить всю жизнь, а сейчас она расковыряла их до такой степени, что чувствует иллюзорный привкус крови каждый раз, когда делает вдох.
– Я просто пытаюсь понять, был ли для них шанс выжить?
– Что ты помнишь, Ребекка?
Она закрывает глаза. Вся ее сущность отторгает воспоминания, противится им. Каждый раз, когда она пытается вспомнить, ее тошнит, но если она не сможет восстановить картинку, то не сможет дальше жить. Она так устала существовать, болтаться на ниточке и искать возможность сохранить нормальное, чистое сознание. Вариться в ненависти годами – легко. Избавиться от этой ненависти намного сложнее.
Телефон подмигивает новым сообщением. Оно от Мэтта.
Ребекка читает его и даже не пытается проглотить слезы, что катятся по щекам.
Тара вздыхает и гладит ее по руке.
– Что ты чувствуешь, милая?
– Я хочу оказаться подальше от всего этого. Просто оказаться подальше.
8 лет назад
Ей страшно. Когда деревья обступают со всех сторон, Ребекка понимает, что рядом нет даже тропы. Свет луны пробивается сквозь плотно растущие ветки, и все, что она слышит – это шум леса и волчий рык где-то в стороне. Совсем недалеко.
Она пытается сказать себе, что идти туда – опасно, но ноги ведут сами. А еще в голове вертится фраза, что она должна там быть. Это чувство очень правильное, папа называет его интуицией, и Ребекка знает об этом многое, потому что она всегда узнает многое о том, что ей интересно.
– Я нужна ему, – говорит она, спотыкается о ветки и падает, раздирая ладони в кровь. – Нужна.
Пробирается сквозь темноту, гонит прочие мысли из головы. Ее словно дергают за ниточки, и она идет, идет, пока деревья не расступаются, выводя ее на поляну.
Здесь свет луны ярче, он освещает кусты и заросли трав, что колышутся на ветру.
Ребекка видит силуэты перед собой. Отдаленно слышит голоса, и ее губ касается улыбка.
Пелена становится плотнее. Она охватывает все тело, ноги становятся ватными. Она присаживается на ствол упавшего дерева, чтобы отдышаться. Она близко. Она почти пришла.
Снова раздается рык – Ребекка вздрагивает, но ее тут же накрывает волной любви, заботы, теплоты. Словно кто-то пытается успокоить ее, сказать, что ей нечего бояться.
«Тебя он не тронет», – раздается в голове. Она не знает, чей это голос, это словно музыка, звучащая сразу со всех сторон.
– Мэтт! – слышит она. – Мэтт, надо уходить! Ну же, племянник, помоги мне! Возьми себя в руки, повтори свою мантру! Люди идут! Тебя увидят!
Еще один рык прорезает пространство, Ребекка слышит свое имя, и пелена немного спадает.
Она видит родителей по другую сторону от поляны. Папа смотрит сначала на двух мужчин, а потом на нее – его лицо становится белым. Мама, увидев ее, бросается через всю поляну, но спотыкается и падает прямо на середине.
Снова раздается рык.
– Отойдите! – слышит Ребекка. Это не голос отца, этот мужчина моложе, и он зол. – Вам стоит уйти!
– Что за чертовщина здесь творится?! – спрашивает отец, и в его руке появляется пистолет.
Второй мужчина (даже, скорее, юноша) снова рычит, и Ребекка опять чувствует этот кокон из теплоты и любви, который оборачивается вокруг нее. Она видит лишь спину рычащего существа – спину и черноволосый затылок, но ее тянет к нему всей душой, ей хочется подойти и опустить руку ему на плечо, чтобы показать, что они – одно целое. И он не должен злиться.
– Я сказал вам уйти!!
– Клаудия! – слышит он. – Забирай Ребекку и уходите!
Мама встает, она пытается пройти мимо. Юноша вырывается из рук старшего мужчины и бросается в ее сторону.
– Мэтт, нет!! – Ребекка вздрагивает от этого крика. Она слышит выстрелы. Потом слышит скулёж, а потом снова выстрелы один за другим.
Мама начинает кричать, Ребекка видит, как старший мужчина перевоплощается: его лицо вытягивается, тело изменяется, слышится хруст костей. Отец продолжает стрелять. Парень с черными волосами падает и скручивается, зажимая раны руками. Он кричит человеческим голосом, а потом переходит на рык и, наконец, замолкает. Он больше не двигается.
Ребекка чувствует какое-то опустошение внутри себя. Она будто просыпается ото сна, сейчас голоса в голове нет, никакого чувства теплоты – тоже. Теперь она в лесу, и ей до ужаса страшно.
– Мама! – кричит она, когда на нее бросается существо. Горло сдавливает слезами. Она не понимает, что происходит, от ужаса ее тело цепенеет, а волосы на затылке становятся дыбом.
– Ребекка, беги! – слышит она голос отца, но не может пошевелиться. – Уходи, дочь, беги, прошу, сейчас же!
К горлу подкатывает тошнота. Она сгибается пополам, ее выворачивает на землю, от слез не видно ничего вокруг. Следует еще один выстрел, потом снова рычание – на этот раз гортанное, злое – и, когда отец издает очередной крик, Ребекка теряет сознание.
Глава 26
В день игры Ребекка просыпается затемно и долго лежит, уставившись в окно. Луны нет, есть узенькая полоска месяца, что только начинает расти. Она пытается представить, как все пройдет в следующее полнолуние. Если ей снова придется испытать все вместо Мэтта, то она сойдет с ума.
Сон не идет. Тренер орал на них вчера вечером и запретил просыпаться раньше восьми утра, но Ребекка не может это контролировать, поэтому, чтобы заснуть еще хоть на пару часов, выбирается из постели и спускается вниз за стаканом молока.
Дом спит, но на кухне над барной стойкой горит светильник на батарейках. От него исходит мягкий желтоватый свет, который падает на лицо Джозефа, оттеняя бороду с редкой проседью и волосы, лежащие в беспорядке.
Увидев Ребекку, он снимает с носа очки и откидывается на спинке стула.
– Не спится? – спрашивает Джозеф с мягкой улыбкой.
Ребекка обращает внимание на блокнот и ручку перед ним, потом бросает взгляд на часы, стоящие на холодильнике, и удивляется: пять утра, немного поздновато для записей в дневнике.
– Решила выпить молока.
– Волнуешься перед игрой?
– Не особо.
Она вынимает из холодильника открытую коробку, наливает полный стакан, до самых краев, и садится с ним напротив Джозефа.
Им уютно вдвоем молчать. Каждый раз, когда они вместе ездили за покупками, мыли посуду или чинили старенький пылесос, вокруг витала приятная тишина, которую каждый из них изредка разбавлял вопросом по делу или темой, которая не давила бы и не мешала работать. Ребекка прокручивает годы назад, как видеокассету, и мысленно радуется тому, что всегда была с Джозефом вежлива и добра. Но радость длится недолго. Она пытается представить, что этот человек чувствовал, когда видел ее отношение к Натали, к Филипу и Эстер, и от стыда молоко словно густеет и становится поперек глотки.
«Не думай об этом», – просит она сама у себя. И в ту же секунду чувствует, насколько сильно она виновата.
– Ты придешь на игру? – интересуется она, хотя, кажется, она уже спрашивала об этом пару недель назад.
Джозеф продолжает улыбаться.
– Конечно, дочка.
Ребекку бросает в дрожь. Она смотрит на мужчину перед собой – на доброго мужчину с сияющим взглядом и теплой улыбкой. Смотрит, чувствуя себя отвратительно. У нее язык не поворачивается попросить прощения, сказать что-то в свое оправдание, прошли годы, и ничего уже не изменить.
– Почему ты не спишь?
Джозеф трет глаза и, осторожно выдыхая, открывает ей свою тайну:
– Пытаюсь привыкнуть к тому, что Филип не живет с нами.
Ребекка не представляет, как это – воссоединиться с одним из своих детей, чтобы через пару месяцев попрощаться с другим. И пусть Филип никуда не уехал из города и явно они с женихом здесь пропишутся, отсутствие его вещей угнетает даже саму Ребекку.
Она должна что-то сказать в ответ, но только трогает плечо Джозефа пальцами и встает.
– Пойду спать, – шепчет она, потому что голоса хватает только на шепот.
– Ребекка, – Джозеф останавливает ее, когда она хватается за ручку двери. Приходится обернуться. – Пригласи Мэтта на игру.
Это не просьба, а мягкий совет, который Ребекка восприняла бы в штыки еще в первых числах этого месяца. Так много всего изменилось, что она задыхается. Она не может поверить в то, что ее жизнь так круто повернула в другую сторону. И ее все еще тянут назад призраки прошлого, они наступают на пятки и больно бьют по затылку чем-то металлическим до привкуса крови во рту. Но это изменения. И она рада им.
* * *
У Ребекки есть план. Она собирается за завтраком спросить Джозефа, в какое время он придет на игру – заранее или к началу матча, и если Мэтт проявит интерес, то она как бы между делом бросит ему «если хочешь – приходи». Так ей удастся выполнить просьбу Джозефа и не передавить свою гордость удавкой.
Но все катится к чертям, когда, проснувшись в половине десятого, она узнает, что родители повезли Филипу вещи, которые он забыл.
– Они могли бы взять меня с собой, – ворчит Эстер, намазывая джем на разогретый в микроволновке блинчик. Мэтт наливает себе чай и, заметив появившуюся в дверях Ребекку, ошпаривает руку кипятком.
– Доброе утро, – осторожно произносит Мэтт, словно боится спугнуть бабочку с подоконника. Они несколько дней подряд бегали друг от друга и сейчас просто таращатся, не зная, что делать.
– Доброе, – Ребекка забирается на стул у стены, где обычно сидит, и Эстер ворчит еще больше, потому что ей тоже нравится это место. – О чем вы говорили?
Оба Сэлмона затихают, ведь раньше Ребекка не проявляла интереса к их разговорам.
Мэтт оживает первым и достает для нее большую кружку приятного кремового цвета.
– Родители не смогли потерпеть до ужина и поехали знакомиться с Ноланом с утра пораньше. Представляю, в каком виде они их застанут.
Ребекка тоже представляет: растрепанный Филип, разбуженный в свой законный выходной, явно будет не в восторге от такого визита.
Они с Мэттом переглядываются, и оказывается, каждый из них улыбается уголком губ. Но Ребекка быстро берет себя в руки и прокашливается, поворачиваясь к Эстер.
– И ты хотела поехать с ними?
– Разумеется! Я бы записала сторис.
Расставание с сучонком Бреттом явно идет ей на пользу: она стала больше ворчать, но и контактирует теперь больше. Прежде Ребекке доводилось слышать ее голос за общим столом едва ли не реже, чем свой собственный.
Мэтт ставит на стол перед ней большую (даже огромную) кружку с кофе, и это как раз то, чего она хотела, хотя они не сговаривались. Даже если такие вещи – это следствие связи, она не уверена, что когда-нибудь сможет привыкнуть.
– Вы придете на игру? – хитрит Ребекка, радуясь тому, что здесь Эстер, и ей не нужно индивидуально подходить с этим к Мэтту.
Но тот все равно растерянно смотрит на нее, словно она предложила прямо сейчас пойти поплавать с аквалангом.
– Ни за что не пропущу, как ты надерёшь Бретту задницу во второй раз, – Эстер подмигивает ей, и это слишком похоже на нормальное утро с братом и сестрой, так что Ребекка быстро кивает, поворачиваясь к Мэтту.
– А ты?
Тот выглядит спокойным и невозмутимым, но Ребекку накрывает волной чужой любви, и она практически вживую чувствует мокрый волчий нос, который тычется в ее голые ступни.
– Я тоже приду.
– Хорошо. Тогда. Еще увидимся?
Ребекка утаскивает с тарелки два бутерброда, берет кофе и бегом поднимается по лестнице, проклиная свои подкашивающиеся коленки.
Глава 27
За пару минут до игры, когда команды медленно выползают на поле, Тим собирает их в круг, чтобы толкнуть пафосную речь про шанс, про упорство и труд, которые должны быть вознаграждены и все такое. Ребекка бы непременно начала его стыдить, если бы не было так очевидно, что капитан прячет за пафосом волнение.
Ребекка обменивается с Эммой их фирменным рукопожатием и идет на свою позицию. Она защитник, так что это последний раз, когда они переглядываются с Эммой – та занимает место в нападении. Дэн в воротах насвистывает песенку.
Чтобы как-то успокоить разбушевавшиеся нервы, Ребекка оглядывает трибуны и видит всех Сэлмонов за исключением Натали, которая снова в отъезде.
Мэтт и Джозеф ищут места на задних рядах, вероятно, потому что они не хотят смущать Ребекку. Но без смущения и неловкости все равно не обойтись, ведь Филип с Ноланом и Эстер устроились с огромным плакатом в первом ряду, где сидят Дилан, Мартин и несколько подружек игроков. Ребекка видит, как Эстер протягивает Дилану пакет с чипсами, и тот с радостью загребает сразу горсть. Вряд ли он помнит, что она была влюблена в него сто лет назад.
Потом она видит Тару в кепке команды Кломонд. Она очень красиво игнорирует все семейство Сэлмонов и устраивается во втором ряду рядом с мамой Эммы. Ребекка машет рукой, когда крестная находит ее взглядом.
Пока болельщики рассаживаются (соперники агрессивно вопят на своей стороне трибун), Ребекка поправляет шлем и перчатки, после чего поднимает голову и обнаруживает, что Бретт смотрит на нее. На нем нет шлема и даже издалека видно, как светятся его глаза. Превосходством, для которого сейчас не время.
«Ты еще не победил, придурок», – мысленно отвечает ему Ребекка и переводит взгляд на Эстер. Они смотрят друг на друга несколько секунд, и адреналин, как алкоголь, заливает ее организм.
* * *
Второй период подходит к концу внезапно – Ребекка вздрагивает от свистка. Тим срывает с себя шлем и бежит на Бретта с такой скоростью, что Лео бросается за ним – удержать от убийства.
Насколько Бретт придурок в жизни, настолько он и отбитый на голову в игре. Ребекка садится и трет ушибленную коленку – ничего криминального, но если бы они с Мартином не тренировались, как нужно уворачиваться от стрел, ей знатно досталось бы от этого болвана.
Игра идет паршиво. Они проигрывают одно очко, впереди два периода, Тим на грани срыва, Эмма выдохлась, а Кори, вероятно, в шоке от такой агрессивной игры – с его стороны постоянно слышится сдержанная брань. У соперников шикарные защитники. Ребекка не без зависти понимает, что ей до Синтии и Дженны еще расти и расти, потому что они буквально грызут нападающих их команды, едва им стоит пересечь черту.
– Соберитесь, блять! – орет Тим, и это явно слышно на трибунах. Ребекка кожей чувствует, как мама Эммы морщится и грозится вымыть Тиму рот. И всем остальным – для профилактики. Лео, мокрый и запыхавшийся, кивает и хлопает его по плечу. Откровенно говоря, хорошо играют лишь они двое, потому что Эмме нельзя быть такой активной, удивительно, как вообще она смогла выбиться в нападающие со своей астмой.
Начинается третий период, и Ребекка слышит, как Эстер выкрикивает «Вперед, Кломонд!», что вообще противоречит тому, что она из колледжа Дерилфорда. Дилан подхватывает ее крик, потом Филип, Нолан, Мартин, и вскоре вся трибуна скандирует их имена.
Ребекка улыбается резкому, рваному, как края выдернутого из тетрадки листка, многократному «Эмма! Эмма! Эмма!», плавно перетекающему в «Ле-о, Ле-о, Ле-о», а потом в три раза громче «Тим! Тим! Тим!»
Ее имя тоже скандируют, и Ребекка смеется, принимая на себя вес прущего к воротам, подобно танку, Бретта. Засранец толкает ее. Ребекка сгибается пополам и пихает его головой в живот – не бьет. Отводит на пару шагов назад, и Кори выбивает мяч, возвращая его Эмме. Та делает пас Тиму, который, в свою очередь, с воплем делает выпад в сторону Дженны. Синтия расслабляется лишь на мгновение, но этого хватает, чтобы застать ее врасплох. Лео оказывается там за секунду, принимает у Тима мяч и забивает гол.
Трибуны ревут. Это не конец игры, но им удается сравнять счет, и Ребекка улыбается, когда Бретт с оскалом мелкого, безобидного грызуна, который громко пищит, но больше ни хера не может, проходит мимо.
– Ты еще ответишь мне за вывихнутую руку, – говорит он, и это похоже на попытки пятиклассника казаться взрослым.
– Ты заслужил сломанную шею, придурок! – последнее ей приходится выкрикнуть, потому что трибуны все еще гудят, а ей нужно, чтобы этот кусок говна ее услышал.
Бретт застывает на месте. Потом делает шаг вперед, и Ребекка может видеть, как темнеют от злости его глаза под решеткой шлема.
– Защищаешь сестренку? Зря, Ребекка, – этот разговор нужно оборвать прямо сейчас, потому что период не закончен, а Сэлмоны могут их слышать. – Она не нуждается в защите. Она очень способная.
Ребекка бросает на Эстер быстрый взгляд и видит, что она встала со своего места и смотрит на них.
– Лучше заткнись, Бретт, – спокойно просит она, внутренне закипая.
– Знаешь, как ловко она раздвигает ноги? Природный талант.
То, что после этого ей удается сохранить ясность сознания – чудо. И Бретт спас бы себя от проблем, если бы закончил на этом. Но ему было мало. Он сделал еще один шаг, между ними не осталось расстояния.
– Посоветую ее парочке друзей, пусть полакомятся, – добивает он, и Ребекка закрывает глаза, впуская в себя чужую злость холодной волной. Ее распирает. Она чувствует Мэтта и Эстер, неизвестно – чья ярость сильнее, две этих лавины смешиваются с ее эмоциями, и Ребекка пихает Бретта в грудь так сильно, что тот падает на землю.
Она наносит удар, не помня, когда успела снять с Бретта шлем… И куда подевался ее собственный. Она бьет лишь два раза – по одной стороне лица и по другой, а потом Кори оттаскивает ее, и Эмма тоже уже здесь вместе с Тимом, к ним бежит половина команды Дерилфорда, тренер и Мэтт…
Ребекка чувствует, как разбухают костяшки на ее кулаке, и готова уже подняться на ноги, но Бретт переворачивает ее, садится сверху и трясет ее за плечи так, что она ударяется о землю головой. Снова. И еще раз. Кажется, он отрывается за прошлый раз, когда она отделала его, как котлету. Крики становятся громче, Ребекка никогда еще не слышала, чтобы стадион так шумел. Внутри все кипит: беспокойство, гнев, страх, отвращение, все смешивается в коктейль из чувств, половина из которых Ребекке не принадлежит, но они помогают ей, они исцеляют ее, они проясняют взгляд.
Тим отдирает от нее Бретта, как кота, вцепившегося когтями в обивку дивана. Кто-то поднимает ее и ставит на ноги.
– Ребекка, на скамью, живо!! – орет тренер ей в самое ухо. Ребекка не спорит. Мэтт впивается в ее локоть и смотрит перед собой стеклянными глазами.
– Ты слышал, что он говорил? – без эмоций спрашивает Ребекка, когда под гул толпы они идут к скамейке запасных. Кроме пары новеньких ребят там сидят Гейл и Бойд.
– Да, – Ребекка пытается почувствовать волка, но эмоции Мэтта перекрывают его. Они ледяные, с острыми краями, о которые можно порезаться. И глаза… Ребекка прежде не видела, чтобы его глаза так стекленели, будто внутри ничего не осталось, только злость.
– Гейл, на поле!
Она проходит мимо скамьи, к трибунам. Мартин подает ей бутылку с водой, полотенце и осторожно проводит пальцами по ее запястью.
– Ребекка, что случилось?
Эстер не смотрит на нее. Филип что-то тихо объясняет Нолану. Дилан поправляет сбившийся воротник своей толстовки.
– Бретта тоже дисквалифицировали? – осторожно спрашивает Ребекка.
– Вылетел, как пробка из бутылки, – улыбается Мартин, и Ребекка довольна собой.
– Тогда все отлично. Я сяду с вами.
Она игнорирует голоса парней, которые зовут ее со скамьи запасных, и вклинивается между Мартином и Диланом.
Так должно было случиться, Ребекка знала об этом.
Не могло быть иначе.
В ее жизни за последний месяц случилось достаточно дерьма, чтобы она провалилась еще и в эту ступеньку.
Бретт плюется ядом и на все поле кроет своего нападающего матом, когда на последней минуте, красиво, как в сраном кино, Тим забивает победный гол.
Трибуна взрывается.
Ребекка перепрыгивает через бортик, несмотря на ноющую коленку, бежит в команду и запрыгивает на Тима одновременно с Эммой. Они орут так, что оглохнуть можно, Дэн, Гейл, Лео и остальные ребята присоединяются и таскают Тима по рукам, как совсем не порядочную шлюху.
Тим в восторге. Это его триумф. Он был рожден, чтобы к его ногам склонялись, очевидно, потому что он не устает им об этом повторять. Но сейчас он и правда заслужил.
Ребекка оставляет отпечаток губ на его щеке и крепко обнимает, чувствуя, как слезы накатывают на глаза.
– Это было круто! Круто! – кричит Эмма и прыгает на месте, размахивая шлемом.
– Ты видела? А как он кинул мяч, видела?! – восклицает кто-то рядом. – Я думал, ворота порвутся, как трусы его фанаток, когда он выходит из своего «порше»!
Ребекка перестает слушать.
У нее в ушах звенит от того, как ей сейчас хорошо.
Она поворачивается к трибунам, на то, чтобы найти Мэтта в толпе, уходит всего секунда.
И это мгновение… Она запомнит его навсегда. Им не нужно слов, не нужно действий. Они просто смотрят друг на друга, и Ребекка чувствует, как связь наполняет ее…
«Я люблю тебя», – читает она по его губам.
Он произносит это, улыбается так красиво, а потом встает, чтобы покинуть стадион.
Ребекка не идет за ним.
Кажется, от чувств передавило горло не только у нее, и она тоже может дать Мэтту дистанцию.
После игры, порядочно прооравшись в раздевалке и приняв поздравления от родных, команда выходит на парковку, решая, кто с кем поедет в бар, чтобы отпраздновать.
Первая игра сезона обычно самая легкая.
Но на этот раз им всем досталось, и выпить – просто необходимость.
Ребекка видит Сэлмонов, которые выходят за ворота, видит Тару и маму Эммы. Они все возбужденные, радостные, в прекрасном настроении и со светящимися глазами…
Хочется верить, что, будь ее родители живы, они были бы здесь с ней тоже. И все было бы иначе.
На глаза набегают слезы, Ребекка смахивает их и улыбается, отворачиваясь. Она видит Эстер, которая стоит в стороне и смотрит в экран телефона. Подходит к ней, неловко перетаптываясь с ноги на ногу.
Они почти ровесницы. Пара лет разницы. Они росли вместе и, в других обстоятельствах, если бы между ними на долгие годы не повисла эта никому не нужная ненависть, они могли бы стать хорошими подругами…
– Эй, – зовет Ребекка.
Эстер поднимает на нее взгляд и закатывает глаза.
– Если ты пришла за благодарностью, то не жди ее, – говорит она. – Бретт придурок и может нести всякую чушь, но, думаю, на этом хватит. Больше не нужно отстаивать мою честь.
– Вообще-то я пришла не за этим, – отвечает Ребекка. – Просто хотела сказать, что ты – невероятно крутая, красивая и сильная. И когда ты поймешь это, твое сердце не будет стучать так быстро каждый раз, когда какой-то кусок говна говорит о тебе гадости.
Эстер молчит пару секунд. Непонятно, что она чувствует? Раздражение или теплоту, которую она старательно отвергает?
– Ты не знаешь, как стучит мое сердце. Ты человек.
– Да. У людей это называется интуицией, – ребята из команды зовут ее, и она оборачивается, но только на секунду. Потом снова обращается к Эстер. – Поедешь с нами в бар?
– Нет, спасибо. На меня и так косо смотрят за то, что я болела за вашу команду.
– Ладно. Тогда… Увидимся дома?
Эстер кивает, возвращаясь к своему телефону.
Ребекка бросает на нее еще один взгляд.
Дома.
Они увидятся дома. Как странно это произносить.
