Текст книги "Скинькеды"
Автор книги: Козлов Сергей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– А мне сюда трудно ходить, чё хотите со мной делайте. У меня такое чувство, будто я во всём на свете виноват. Думал, сегодня не будет, а оно снова.
– Не у тебя одного, – положил руку ему на плечо Перепёлкин, – у всякого психически нормального человека так. Есть, конечно, моральные уроды, которым по барабану, или которые живут по принципу: спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и их, похоже, много.
– Но почему мне придушить кого-нибудь хочется? – сам себя спросил Бганба и, согнув и локтях руки, сжал огромные кулаки, рассматривая их, как рассматривают посторонние и ненужные предметы.
– Вот и придушим слегка. Завтра, – подвёл итог Морошкин, – пошли к Запрудину, он давно звал, у него хата пустая. Пиво или вашу детскую кока-колу? Кстати, на даче у него тоже классно, там озеро, можно всем вместе съездить, искупнуться на славу, а то мы сегодня только чуть окунулись. Вода – парное молоко.
Во дворе они по закону подлости напоролись на знакомый «Лексус». На переднем сидении всё длился и никак не мог кончиться долгий поцелуй Ольги Вохминой и её нового друга. Морошкин нагло встал перед лобовым стеклом, буравя брезгливым взглядом сомкнувшиеся лица. Остальным пришлось сделать вид, что они смотрят по сторонам. Наконец в машине почувствовали, что они объект внимания, и парень с искажённым от злобы лицом выскочил на улицу, кинулся было к Морошкину, но, заметив ответное движение огромного Гены, осадил. Театрально имитируя превосходство, сказал резко и чётко, точно был хозяином положения:
– Тебя вежливости не учили? Смотри – поучат.
– Ты, что ли? – уточнил Морошкин равнодушным голосом.
– Я не мараюсь, – с пренебрежением ответил парень.
Тут же с угла подъехала «БМВ», из которой выпрыгнули, как пружины, два здоровяка. Один из них в два прыжка оказался рядом.
– Э, мурзики, двинулись отсюда, пока я вас «вискас» есть не заставил.
– Ты бы ещё с противотанковой гранатой на нас вышел, – сказал Морошкин и спокойно направился к подъезду.
– Умник, хайло своё закрой и больше не открывай, а то в следующий раз дышать разучишься, губошлёп. А ты, чурка, чё вылупился? – перестроился он на самого крупного Гену.
Бганба в ответ только осуждающе покачал головой и устремился в другую сторону.
– Увидимся, – буркнул он себе под ноги.
Ребята стали расходиться, лишь Ольга и Света презрительно смотрели на сидевшую в салоне Вохмину. У подъезда Морошкин остановился и повернулся к девочкам:
– А вы говорите... «Накроют нас медным тазом». Да мы под ним сидим и нос высунуть боимся. А некоторые под этим тазом родились... Вы как хотите, а я объявляю им войну, – в довершение фразы он хлопнул дверью.
* * *
Света и Ольга пришли к Валику вместе. За ними появились Морошкин с Перепёлкиным, позвякивая бутылками в полиэтиленовых пакетах, потом Бганба, последним явился Иванов. Он был явно взволнован, что тут же сканировал Морошкин.
– Что стряслось? – спросил Алексей.
– Отец устроил матери скандал за благотворительность, а я ему – за жадность. В первый раз в жизни получил затрещину, ну и пропел он мне старую песню, кто кого кормит. «Ради кого это всё?!» – завопил, передразнивая отца, Денис. – «Помогать надо, но всем не поможешь, надо же рассчитывать всё, всё считать надо!..» Ох, и противно мне стало. Короче, ушёл я. Ночь в моём распоряжении.
Девушки что-то колдовали на кухне, ребята собрались в гостиной, детально обдумывая проект предстоящей операции. Сидели на полу вокруг плана эвакуации из «Торнадо», то ли как полководцы, то ли как казаки, пишущие письмо турецкому султану. В главные действующие лица настырно просился Валик, мотивируя ещё и тем, что это он раздобыл шашки. Никто особенно не возражал. Морошкину отводилась роль открывателя дверей, а дальше он, как работник «Торнадо», должен был помогать эвакуации посетителей. Денис, как повелось, – снимать. Поэтому придётся помириться с родителями и взять камеру. Перепёлкин с машиной будет дежурить у соседнего офисного здания, чтобы не привлекать внимание. Бганба – прикрывает в случае чрезвычайных обстоятельств, ловит пустую сумку, сброшенную Валиком с крыши, а так – просто прогуливается рядом. Можно даже с девочками, если они будут настаивать. Иванов тут же предложил и решение о публикации кадров.
– Интернет, – сказал он. – Можно туда выгрузить и «Голубую лагуну», и «Торнадо», уж там зрителей будет больше, чем в самых больших кинотеатрах!
– Подходит, – согласился Морошкин, – главное – сохранить инкогнито. Там и милиция, и фээсбэ будут рыть. Всю сеть перетрясут.
– Слить можно вообще из другого города, из интернет-клуба, пусть потом ищут.
Определив время и позиции каждого в новом моделировании, снова вернулись к «Дому ребёнка».
– Надо быть честными, парни, – сказал Морошкин, – ну походим мы туда, ребятишки к нам привыкнут, но всё равно мы не меценаты, усыновлять нас ещё самих можно, поэтому прежде чем мы оттуда уйдём, надо подумать, как уйти с чувством выполненного долга. Чтоб кошки на душе не скребли. Пусть это звучит помпезно...
– Как? – переспросил Валик.
– Ну... Величественно... Да неважно! Мысль-то моя понятна?
– Мне кажется, я знаю, – ловил собственную мысль Гена. – Я сегодня на заднем дворе, там, где бельё развешивают, видел сваленные в кучу карусели, качели, прибамбасы всякие детские, лазалки... Так вот, Валентина Сергеевна сказала, что никак детский городок сделать не могут: всё есть – рабочих нанять не на что. Что мы, не сможем?
– Ну, – задумался Алексей, – Тимур и его команда...
– Какой Тимур? – не понял в этот раз Бганба.
– Да был такой пионер книжный, помогал всем. И была у него команда...
– Э-э, мне больше скинькеды нравится, зачем нам Тимур? – возмутился Гена.
– Да не грузись, это аллегория.
– Слушай, Энциклопедия, мы знаем, что ты умный, но не говори, пожалуйста, так, чтобы остальные чувствовали себя дураками, – почти обиделся Гена.
– Да ничё я особенного не сказал, – отмахнулся Морошкин. – Но твоя мысль, Гена, о детском городке мне очень понравилась. Что мы, не сможем врыть горки-карусели? Облагородить площадку?
– Да уж, не хуже таджиков сделаем, – ухмыльнулся Денис, – у нас во дворе они горку на трансформаторную будку направили, брусья на метр друг от друга поставили, а качели только неделю выдержали. Зато в туалет они и по большому и по маленькому прямо во дворе ходили.
В этот момент зазвонил телефон. Валик буквально выпрыгнул из общего круга, дал всем знак соблюдать тишину и снял трубку.
– Да, пап, привет, – отвечал он, – сегодня поливал, без происшествий и катастроф; да, питаюсь, друзья иногда приходят; соседи пока не жалуются, если захотят – я им дам твой сотовый. – После небольшой паузы: – Да, мам, привет... – и повторил почти то же самое, добавив только информацию о наличии продуктов в холодильнике. – Да вы там загорайте спокойно, что я, детсадовский? Ну всё, целую, пока.
– Ежедневный отчёт? – сочувственно спросил Морошкин.
– Нет, раз в два дня.
– У меня сегодня тоже родственники ночью приезжают, – сообщил Бганба, – мне идти надо, мы с мамой встречать будем, – и после того как все посмотрели на него неодобрительно, заручился поддержкой целого коллектива, – отец с братом, тётя, сводный брат отца с двумя сыновьями и дочкой, ещё двоюродный брат, только мамы, у него ещё дети...
– Короче, какая часть суверенной Абхазии приезжает в наш город? – прервал его Морошкин.
– Да много, что я могу сказать? Мы все собираемся.
– Ладно, Ген, надо – так иди.
– И кушать не будешь? – спросила вошедшая в комнату Ольга.
– Не, там мама такой кельдым наготовила, неделю есть придётся. Я в магазин и на рынок шесть раз ходил.
– Нам больше достанется, – согласился Валик.
– А шашки дымовые покажите? – попросил Гена перед тем как уйти.
– Валик, засвети.
Валентин достал из-под стола коробку и открыл её. В ней лежала дюжина цилиндров желто-коричневого цвета с потёртой надписью на боку «РГД-2б» и «РГД-2ч».
– Это гранаты, я точно знаю, – сказал Гена, – настоящие, военные. Если старые, могут взрываться. Это знаете?
– Да, знаю, – успокоил Валик.
– Одно хорошо, у них дым не ядовитый.
– И это знаю. Зато валить будет по полной!
– Ладно, кушайте, я пошёл.
– И я, вам больше достанется, – включился Перепёлкин, – мне тоже идти надо, я вот пивка выпил, а батя меня в гараже ждёт, там у нас работа есть.
Поужинали впятером жареной картошкой и колбасой. Травили анекдоты и последние казусы окончившегося учебного года с одноклассниками и однокурсниками. В какой-то момент Денис стал чувствовать себя лишним. В начале двенадцатого он тоже стал собираться.
– Хорошо с вами, но пойду домой, всё равно с ними мириться надо. Видеокамера, опять же...
Когда он ушел, Морошкин вышел на балкон покурить. Через минуту к нему присоединилась Света. Валик с Ольгой остались в гостиной. Они сидели, обнявшись, на диване перед телевизором, делали вид, что смотрят какой-то очередной боевик, а в действительности каждый из них думал и решал, что может принести сегодняшняя ночь. Всё было просто: Ольга отпросилась у родителей к Свете; Свете отпрашиваться было не надо, родители уехали на турбазу. Оставалось только отзвониться тем и другим по мобильному где-то полдвенадцатого, и ночь – в собственном распоряжении. Ольга сидела, поджав под себя колени, голову положив на грудь Валентина. Он же вдыхал аромат её волос и порой жмурился от нежности, которую испытывал к Оле в этот момент. Внешне – сидели в обнимку два молодых человека, без особого интереса смотрели телевизор, но внутри они были наполнены тем сладостным напряжением, продолжения которого и ждали, и боялись одновременно.
Морошкин курил, погрузившись взглядом в ночной город. Света тихонько встала рядом и первое время молчала. Потом спросила тихонько:
– Лёш, ты из-за Вохминой сильно переживаешь?
– А ты как думаешь? – ответил он вопросом.
– Просто я хотела тебе сказать, если бы меня так любили, то я не продалась бы ни за какие коврижки, ни за какие иномарки. Богатый – не значит счастливый.
– Я знаю, – подтвердил он последнее.
– Если б я могла, я заменила бы Вохмину... – сказала то, что хотела сказать, Света.
Морошкин некоторое время обдумывал её слова, потом повернулся к ней лицом, стал всматриваться, словно видел её в первый раз, или, скорее всего, сравнивал её с Ольгой Вохминой. От такого пронзительного взгляда Света опустила глаза, ей стало не по себе, почувствовала себя товаром на прилавке.
– Свет, ты красивая, хорошая, добрая. Может, только лишку боевая...
– Я знаю, так всем девчонкам говорят, – улыбнулась Света, – чтоб уродкам не обидно было.
Она улыбнулась, но ей хотелось заплакать. Алексей понял это и привлёк к себе, обнял, как обнял бы старший брат младшую сестру.
– Ты не уродка, вот уж точно, я помню тебя в прошлом году. Длинные волосы, такие красивые, зачем ты под мальчугана подстриглась? Поди, ещё и пирсинг сделала?
– Сделала, – ответила она ему в плечо, – на пупе, думала, так круче.
– Так нелепее, женское тело красиво и без всяких прибамбасов, зачем смешивать его с металлоломом? Это папуаски всякие на себя чё попало вешают, а русской женщине это ни к чему. Наша должна, знаешь, выйти на улицу, плечом повести, взглядом повести – и попадали мужики вокруг.
– Скажешь...
– Я видел некрасивых, с моей точки зрения, женщин, которые умели подавать себя так, что за ними мужики полками ходили. И главная ставка в этом случае – женственность.
– Мне так здорово стоять с тобой. И вечер такой тёплый.
– Мне тоже сейчас спокойно...
Утром первым проснулся Морошкин. Рядом с ним, на нерасправленной двуспалке родителей Запрудина, свернувшись калачиком, спала Света. Оля и Валик, обнявшись лицом к лицу, спали на диване в гостиной. Или не спали, а так и пребывали в состоянии замершей нежности, боясь потревожить друг друга. Алексей тихонько вышел на балкон и осмотрелся. День обещал быть жарким. Морошкин достал из кармана план эвакуации «Торнадо» и стал рисовать на обратной стороне другой план. Закончив работу, он не решился будить своих сладко спящих друзей и спустился во двор. Направился к своему подъезду – надо было повидаться с матерью и отвести в садик Нину. Буквально у дверей он столкнулся с Ольгой Вохминой.
– Как дела в большем бизнесе? – спросил он.
– Лёш, ты зря так, он хороший парень, я совсем не поэтому. То, что было у нас, это детство какое-то, – начала объяснение Ольга, но вынуждена была замолчать, потому что к подъезду подкатил пресловутый «Лексус».
– С ума сойти, какая пунктуальность, – подивился Морошкин.
– Алик точен и предупредителен, – обиженно прищурилась Ольга.
– Можно быть таким, когда не думаешь о хлебе насущном.
Алик между тем вышел из машины и сходу бросился на Алексея.
– Ты что, специально между нами трёшься?!
– Трутся свиньи об забор, а я домой иду, может, мне ещё квартиру поменять, чтоб не являться пред твои светлые очи?
– Надо будет, поменяешь, – предупредил Алик.
– Да пошёл ты, ушлёпок зажиточный, махнулся бы я с тобой по дворовым правилам, да вон твои гориллы уже бегут.
Гориллы оказались весьма резвыми, и один из них на этот раз без предупреждения ударил Алексея в лицо, отчего тот упал, зажимая рукой разбитый нос.
– Извини, Алик, чуть не опоздали, – сказал он, уже не обращая внимания на Алексея, который пытался встать.
– Зря, – ответил Алик.
– Зря, – услышали они в последний момент перед тем, как всю троицу начали жёстко и массово избивать.
Дюжина абхазцев разных возрастов и комплекций во главе с Геной подбежали от соседнего подъезда и без лишних объяснений, в сущности, точно так же, как поступили с Морошкиным, начали усердно воспитывать охрану. Гена же от души наладил пинка Алику, на защиту которого выступила Ольга. В итоге охранникам пришлось отступать вслед за Аликом.
– Детей бить нельзя! – крикнул им вслед старший Бганба, потом посмотрел в сторону поднявшегося на ноги Алексея, прижимавшего платок к разбитому носу, и задумчиво сказал: – Странные вы, русские, столько веков всех защищали, а теперь сами за себя постоять не можете...
Гена обнял Морошкина и потрепал его по плечу.
– Они же вернутся, всей кодлой своей, – сказал Алексей.
– Если понадобится, сюда вся Абхазия приедет, – ответил двоюродный брат Гены Владислав.
* * *
В десять утра вся команда сидела в кабинете директора «Дома ребёнка». Им оказалась маленькая, невысокая, худая женщина в огромных очках. Весь её внешний вид абсолютно не сочетался с образом начальника. Даже голос был тихий и вкрадчивый, совсем не командный, а просящий. Звали её Анна Николаевна.
– Вот что, ребята, – уговаривала она скинькедов, – мне ваш порыв понятен, сейчас стало больше людей, которые хотят нам помочь. И слава Богу. Но чтобы построить детскую площадку, представьте себе, нужна специальная лицензия, потому что, если что не так, не выдержит качель, ребёнок покалечится, нам потом отвечать. Мне – в первую очередь. Спросят, кто строил, и что я скажу?
Ребята молчали, удручённые таким поворотом дел. Анна Николаевна предлагала им другие способы, как помочь, но все они казались им какими-то неявными, незначительными. А она всё извинялась, будто была перед ними виновата.
– Денег я ещё не скоро найду, чтобы обратиться в строительную организацию: у социальной защиты нет, у комитета по образованию нет, у мэра планов громадьё. Уже второй год все эти железки ржавеют.
– Мы смажем, – заговорил Морошкин, у которого созрело нужное решение, коего от него ждали все ребята. – Давайте так, Анна Геннадьевна, мы строим. Строим быстро и надёжно, по-настоящему, где нужно – посоветуемся со строителями, вон у нас Перепёлкин в строительном учится, если надо, преподавателей подключит. Вряд ли кто в таком деле откажет. А когда закончим, вы пригласите специальную комиссию из той же мэрии, пусть принимают и дают официальное заключение. Если признают негодным к эксплуатации, мы за день всё обратно сломаем.
– За полдня, – увесисто добавил Бганба. – Заодно в администрации города что-нибудь...
– Вы думаете, так можно? – сомневалась Анна Николаевна.
– У вас цемент есть? Песок мы видели.
– Да, в подвале мешки лежат. Этой весной чуть не затопило, переживала, что он схватится, таскай потом оттуда бесполезные бетонные камни.
– Нужны ещё лопаты, ломы, носилки, кирпич...
– Это найдём, но я всё равно боюсь, ребята, честно вам говорю.
– Глаза боятся, руки делают, – подбодрил директора Денис Иванов. – Главное, чтобы голова думала. А у нас, – он посчитал, словно мог ошибиться, – семь голов.
– Ну да, ну да... – задумалась Анна Николаевна. – А девочки тоже с вами будут цемент таскать?
– Нет, вот их мы отдадим на полное растерзание вашим воспитанникам, – определил Морошкин.
– Вы их к грудничкам поставьте, пусть учатся пелёнки менять, – подтрунил Перепёлкин.
– Нет, к грудничкам не могу, – испугалась Анна Геннадьевна, – там особый уход нужен. Почти допуск!
– Инструменты где можно взять? – спросил Алексей.
– Там же, где цемент, в подвале. Так вы прямо сейчас начнёте?
– А чего тянуть? Вот, я тут план набросал, вы пока поизучайте. Во дворе всё это будет выглядеть вот так. С шести утра рисовал...
* * *
К обеду установили карусель и качели. Цемент в ямах ещё не схватился, но Бганба уже порывался провести испытание собственной массой.
– Не бойтесь, я застрахован, – радостно кричал он, когда его отталкивали от качелей.
В результате получилась весёлая свалка в песочнице. Гену всё же завалили всей толпой и даже начали тут же зарывать. Валик предложил ещё и зацементировать его, чтобы получился готовый памятник.
– Ага, борцу за сиротское счастье, – ухмылялся Морошкин.
– Напишите что-нибудь про Абхазию, – умолял Бганба, сложив на груди руки, точно покойник.
На крыльце появилась Галина Васильевна и позвала всю команду обедать. Отмывшись в душевой на первом этаже, поднялись в столовую, где пришлось сесть на пол, чтобы поместиться за маленькими столиками. Почувствовав в Морошкине вожака, мальчики окружили его с вопросами. Федя всё спрашивал, когда придёт крёстный, а Стасик, когда можно будет кататься на карусели. Девочки с Ольгой и Светой весело работали ложками под какие-то хитрые уговоры.
– Девочки сегодня молодцы, полили все цветы в доме. Даже у директора, – сообщила Галина Васильевна.
– Я поливала дилектола, – сказала Дина.
– А я мамы Вали цеток полила, – похвасталась своими достижениями Юля.
– Ну когда дядя Федя пидёт? – не отставал от парней Федя-младший.
– Он сейчас на работе, – ответил Валик, – ловит бандитов злых, ловит и садит в тюрьму.
– А мой папа и моя мама в тюльме, – сказал вдруг Ваня. – Когда их отпустят, они меня забелут в свой дом.
После его слов все замолчали. Бганба не донёс ложку до рта, так и замер.
– Ваню совсем недавно к нам привезли, – пояснила Галина Васильевна. – Ему ещё шесть лет ждать...
Тишина стала гуще и напряжённее.
– Тюрьма – это что? – добил всех своим вопросом Рома, который чётко выговаривал букву «р» после занятий с логопедом над собственным именем.
* * *
За час до акции Перепёлкин забежал домой за ключами от машины. На беду дома оказались оба родителя. Отец по замене раньше закончил читать лекции в институте, а мама уходила на ночное дежурство в больницу.
– Вадик, ты хоть обедал? – спросила мать.
– Да, мама, мы там, в «Доме ребёнка», помогали площадку делать, нас накормили. Теперь я знаю, чем кормят сирот.
– Ты серьёзно? – воззрился на него, отложив газету, отец.
– Вполне.
– Я думал, ты уже за девчонками рассекаешь. А зачем тебе опять машина?
И тут случился провал. Вадик поймал себя на мысли, что не придумал причину, а другой мысли у него в считанные секунды не появилось.
– Так, покататься... – только и нашёл, что сказать, он.
– Вадя, я тебе ничего не запрещаю, но ты помнишь, сколько нынче стоит бензин? Покататься – дорогое удовольствие. Особенно в семье, где родители кормятся от бюджета.
– Помню, пап, но я уже пообещал ребятам, что подъеду. Я куда-нибудь подработать устроюсь.
– У тебя была возможность поехать в стройотряд, но ты предпочёл безделье. Так куда вы собрались? Или это тайна?
– Пап, я в прошлом году ездил в стройотряд, пахал, как вол, получил копейки, а наши руководители отгребли себе по новенькой иномарке. Видал я такую работу...
– Ты не ответил на мой вопрос.
Вадик вспомнил, что где-то читал: если сказать неожиданную правду, её не воспримут всерьёз, а вопрос отпадёт. Пользуясь такими поверхностными знаниями психологии, он сформулировал ответ:
– Мы поедем в спорткомплекс «Торнадо». Хотим позаниматься.
– Ну да! – удивился отец. – Туда только абонемент шесть тысяч в месяц стоит. Это же для богатых! Знаешь, я с детства чувствую, когда ты врёшь, поэтому лучше скажи правду.
– Пап, мне восемнадцать лет, я обязан обо всём докладывать?
– Можешь, конечно, не говорить, раз ты такой взрослый, но тогда возьми свою машину, на которую ты заработал, – обиделся отец.
Вадик молча повесил ключи на стену в прихожей и ушёл. «Не вовремя отец занялся расследованиями и воспитанием», – злился он.
* * *
После обеда усталый Морошкин еле ворочал шваброй в коридорах «Торнадо». Основная масса посетителей должна была подтянуться к вечеру растрясти свои бизнес-ланчи, чтобы потом снова плотно поужинать. Акцию назначили на шесть, но уже в три часа он оставил открытой дверь на задний двор, куда выносил мусор. Охранники точно чуяли что-то неладное, и двое из них постоянно курсировали вокруг него, поигрывая литыми на анаболиках мышцами. Алексей переживал, чтобы Валик не перепутал коридоры. Проносить сумку с гранатами сам он не стал, демонстративно пройдя мимо качков через центральный вход.
– Когда весь этот аэродром вымоешь – мышцы накачаешь, – поддевали его по ходу работы те, что следили за порядком внутри.
Обычно их работало три пары. Одна на входе, вторая курсировала в свободном режиме по коридорам, третья – у дверей особых комнат для vip-персон. Всякий раз, когда они дружески похлопывали Алексея по плечу, тот с ненавистью вспоминал одну из серий мультфильма «Ну, погоди!», где здоровенный капитан, то ли бобёр, то ли бегемот, так же похлопывал несчастного, загнанного худого волка, драившего палубу перед очередным рывком.
Валик должен был просочиться к нему в подсобку, где был свален уборочный инвентарь, инструменты сантехников и электриков, старые огнетушители и прочая дребедень, от старых гантелей до сломанных тренажеров. Помещение было весьма просторным – видимо, неиспользуемый зал, поэтому у сантехников там даже стояли два токарных верстака и пара станков. Но сами они появлялись крайне редко, только для ежедневного осмотра или по вызову. Скорее всего, работали по совместительству.
Без двадцати шесть Морошкин зашёл в подсобку. Валик был уже там и сидел на гимнастической скамейке у стены. Сумку он разумно куда-то засунул с глаз долой.
– Не передумал? – спросил на всякий случай Алексей, потому как лицо Валика показалось ему бледнее обычного.
– Не-а... Только бы маршрут разбрасывания не забыть. Да потом смотаться. Очень хочется самому со стороны посмотреть, как они отсюда посыплются. Вот бы малышей сюда привести повеселиться!
– Ты что, хочешь вырастить из них профессиональных революционеров? – вскинул брови Морошкин, потому как Запрудин высказал мысль радикальнее, чем его собственные.
– Каких?
– Ладно, проехали...
В этот момент запиликал мобильный Алексея.
– Иванов, – считал он с наружного дисплея. И уже в трубку своей раскладушки: – Да, понял, ты на исходной, а вот это хреново. Пусть Гена держится поближе. Ну всё. Хоп!
– Что там? – заметно волновался Валик.
– Перепёлкин не смог взять машину. А как дополнительное средство эвакуации она нам бы не помешала. Мало ли что.
– Да ладно, – смирился Валик, – ноги пока ещё бегают.
Морошкин постоял ещё с минуту в раздумьях, прокручивая свой план и его возможные огрехи.
– Фидель высаживался на Кубу нахрапом, – успокоил он себя сам.
– Какой Фидель? – проявил Валик незнание новейшей истории.
– Вас чему в школе учат? – удивился Морошкин. – Хотя учат ли вообще, из вас же дебилов делают, как Гитлер завещал.
– А Гитлер чего завещал?
– Да был у него план «ОСТ», «Восток» переводится. По этому плану славянам отводилась роль рабов. Он считал, что образование в школах на оккупированных территориях нужно свести до минимума: научить считать до десяти, буквы, желательно немецкие, читать по слогам. А вот историю и литературу как предметы он предлагал вообще запретить. Вам что, ваш историк не рассказывал?
– Нет, мы вообще войну по новой программе за четыре урока прошли. Наш историк по этому поводу только ругал министерство образования. Он его называет министерством обрезования. Я и запомнил только двадцать второе июня и девятое мая. Жукова там помню. Сталинград...
– Вот и получается, Гитлера мы победили, а план его действует.
– Выходит так, – согласился Валик. – А Фидель?
– Фидель Кастро Рус! Могучий революционер, который под боком у Штатов провернул революцию на Кубе и смог её отстоять. Он там до сих пор главный и поплёвывает в сторону штата Флорида.
– Слушай, Лёх, ты столько знаешь, как у тебя голова не пухнет? Ты меня за минуту отгрузил так, как меня в школе за день не отгрузят.
– Валик! Да это же элементарные вещи, которые всякий знать должен. Я терпеть не могу смотреть разные так называемые интеллектуальные шоу, потому как сразу видно, сколько в стране дебилов! Они ещё чего-то булькают против Америки, хотя давно уже стали лучшими американцами: жрут попкорн и пялятся в телеэкран, собственных мыслей – ноль. Гитлер был бы рад... Ладно, не время об этом, пора. Я на исходную, – он подхватил специальное ведро с системой отжима и швабру. – В случае чего, я первый тушу, – кивнул он на воду в ведре. – Ты, главное, уходи резче.
– Не ссы, командир, выкурим мы твоих немцев.
Морошкин ободряюще подмигнул ему и вышел. С особым рвением он начал бороздить по бело-плиточным полям «Торнадо». Валик вышел из укрытия пятью минутами позже. Первые две гранаты он кинул в две раздевалки, следующие – в два туалета на первом этаже, они сработали, как положено, и уже через пару минут из-под дверей разнополых заведений валил густой, но не едкий дым. Ещё две гранаты были оставлены под угловыми лестницами, ведущими со второго этажа. Таким образом, свободной от задымления осталась только одна центральная лестница – прямиком к центральному входу. Валику нравилось, что разные гранаты дают разный дым, одни – густой молочный, другие – чёрный, как при сгорании автомобильных покрышек. А вот седьмая граната от старости, похоже, предательски взорвалась у входа в подвал. Охранники тут же рванули в ту сторону, но Валик испугался больше их, но, соблюдая маршрут, рванул на третий этаж, где располагались офисы спорткомплекса. Ища убежища, он уткнулся в лестницу, ведущую к чердачной коробке на крыше. По ходу он забросил ещё одну гранату в коридор второго этажа, нарушая инструкцию Морошкина. Выбравшись на крышу, Валентин подошёл к южному парапету и сбросил оттуда сумку. Внизу её должен был подобрать Бганба. В кармане у него оставалась ещё одна запасная граната и коробок спичек.
В это время уже вовсю надрывалась сигнализация, сирена чередовалась с мужским голосом, каким впору было читать сводки Совинформбюро, что сообщал о пожаре в здании и предлагал всем посетителям и персоналу покинуть его. Первыми вывалили качки из тренажерного зала, следом – дамочки из своего фитнеса, посетители бассейна несколько задержались. План эвакуации, разумеется, никто не читал, тренировок, как в школе, не проводил, поэтому движение людей было хаотичным, но не очень волнительным. Похоже, они никак не хотели расстаться даже на несколько минут со своей респектабельностью. Правда, растущая густота дыма всё же заставляла их ускоряться. К раздевалкам невозможно было подойти, и охранники почти силой разворачивали всех и отправляли подальше. Работники «Торнадо», надо отдать им должное, не бежали впереди всех, а таки направляли всех к главной лестнице. Так люди в купальниках и спортивных костюмах стали появляться на улице. Подъехавшая пожарная машина перекрыла выезд с парковки, а водителя этой машины уже крыла отборным матом девица в купальнике. Причём пожарники вынуждены были отвлекаться от разматывания брандспойтов на её вызывающие трусики-стринги.
– Освободи дорогу, придурок! – кричала она. – Я в машину свою хочу!
– Ключи у тебя где? – резонно вразумлял её водитель. – Загорай пока, а не хочешь загорать, на вот – накинь, – он кинул ей в окно кусок брезента, – а то щас ребят тушить придётся.
– Хамло! – поблагодарила девица.
Подчёркнуто нервная дама в махровом халате уже на выходе периодически дёргала одного из охранников за рукав белой форменной сорочки:
– Скажите, а в раздевалке всё сгорит?
– Не знаю, – ответно бубнил он.
– Но у меня там мобильный телефон, там в памяти очень важные номера, он тоже сгорит?
– Обязательно, – не думая, успокоил её охранник.
– Но как я потом позвоню Мите?!
Охранник посмотрел на неё как на логическую головоломку и потом радостно сообщил:
– Вон там, на углу, автомат.
– Но я не помню номер!
– Справочное – ноль девять.
– Вы думаете, они знают номер Мити?
В конце концов, он не выдержал и ответил почти рёвом:
– А вы думаете, я умею думать?!
Больше всего не повезло тем, которые выбежали из солярия и массажного кабинета. Но пиковым было появление группы девиц в весьма примечательном нижнем белье, которых отличали особые манеры поведения. Эти перекидывались с подгоняющими их охранниками площадной бранью, а перед зеваками, коих в считанные минуты собралось приличное количество, стали позировать и открыто предлагать свои услуги. Одна из девиц кричала опешившему на тротуаре старичку:
– Дяденька, у тебя столбняк или инфаркт?! Иди сюда, если столбняк – полечу!
Мужчины помоложе сами кричали в сторону этой группы:
– Девочки, вы каким видом спорта занимаетесь?!
– Зажимбол!
– Прыжки на шпагат!
– Худ-дожественная гимнастика!
Наконец кто-то из администрации «Торнадо» догадался направить всю толпу в соседнее здание. В сам комплекс пробежали несколько групп милиционеров, у входа стояли две «скорые» и появились ребята со спокойными лицами в бронежилетах с жёлтой надписью на спине «ФСБ». Только к этому времени из комплекса неторопливо, каждым шагом подчёркивая своё достоинство, а взглядом – пренебрежение к публике, вышел солидный чернявый мужчина в тёмном костюме в сопровождении двух охранников. Вероятно, это был сам владелец заведения. Он отдал какие-то распоряжения и сел в подъехавший ко входу чёрный «Мерседес», рванувший с места, заставив отпрыгивать особо любопытных прохожих.
Морошкин, который вместе с охранниками помогал выводить людей, теперь стоял в толпе зевак и пристально осматривался. Он видел Бганбу со знакомой спортивной сумкой через плечо, словно тот шёл на тренировку и вот – не получилось. За его спиной маячили Ольга и Света. Денис, уже не скрываясь, снимал прямо из толпы. Всё верно: мало ли почему здесь оказался человек с камерой? Перепёлкин вообще стоял рядом. Нигде не было Валика, который по всем расчётам уже должен стоять рядом.
