Текст книги "Невеста была в черном"

Автор книги: Корнелл Вулрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Ты в этом уверен?

– Насколько достоверны записи в полицейских участках по городу за тот период. И я даже проверил кое-какие пригороды.

– Неужели ты не понимаешь? Наверняка это что-то такое, на что полиция в свое время не обратила внимания, иначе бы не гулять им на свободе. Скорее всего, это было преступление, обвинения в котором им так и не предъявили.

– Более того, – задумчиво согласился Уэнджер, – мне только что пришло в голову, что это могло быть преступление, о котором они даже сами не подозревали. Ну, это не так сложно! Я просмотрю подшивки всех газет за те дни, когда эти ребята собирались вместе. Наверняка в одной из них найдется что-нибудь, на первый взгляд, казалось бы, ничего общего с ними не имеющее. Для этого и существуют библиотеки, для чего еще? Именно там отныне я и буду сидеть. Чем глубже зарываешься в это дело, тем больше приходится корпеть.

Уэнджер – в отдел дактилоскопии, по телефону:

– Ну, какого черта вы тянете там с этим пистолетом? Вы что, потеряли его? Я все еще жду вашего заключения.

– Какой пистолет? Да вы не присылали нам никакого пистолета! О чем вы говорите?

Послышался неразборчивый писк, похожий на то, когда тенор вдруг запоет фальцетом. Это у Уэнджера сорвался голос:

– О чем я говорю? Я уж Бог знает сколько недель назад послал вам на экспертизу пистолет, и с тех пор от вас ни единого звука! Я по-прежнему жду! Я вовсе не собирался преподносить вам его в качестве рождественского подарка, вы знаете! Интересно, чем вы там занимаетесь, а? Вы ж, ребята, должны вернуть его мне, или, может, вы этого не знали? Кретины чертовы!

– Слушай, громовержец, не указывай нам, как надо работать! Ты что, комиссар полиции, что ли? Если бы ты прислал нам пистолет, мы бы уже отправили его обратно! Но как отправить то, чего мы сроду не получали, а?

– Слушай, как там тебя, не надо наглеть! Пистолет мне нужен, и вы его вернете!

– А-а! Проверь-ка лучше, куда ты его послал!

Щелк!

Городской дом преуспевающего писателя, три недели спустя.

– Мистер Холмс, там пришел один джентльмен, который настаивает на том, чтобы вы его приняли. От него невозможно отделаться.

– Мне ли вас учить, что делать? Сколько вы уже у меня работаете?

– Я сказала ему, что вы диктуете в машину, но он говорит, что его дело просто не может ждать. Он грозился, если я не войду и не предупрежу вас, он войдет сам, без разрешения.

– Где Сэм? Позовите Сэма и вышвырните его! А будет сопротивляться, вызовите полицию!

– Но, мистер Холмс, он сам полиция. Именно поэтому я и решила, что уж лучше я зайду и вы сами…

– К чертям полицию! Наверное, я машину поставил где-нибудь в неположенном месте! Невероятно – как раз когда я занят центральной сценой всей книги! Вы понимаете, что все это записалось на машину и мне придется начинать снова, с конца последней записи? Мне жаль это делать, мисс Траслоу, но – увы! – вы нарушили одно из моих самых первых и незыблемых правил, которое я вам постоянно внушаю с тех самых пор, как вы взялись помогать мне в работе. Никаких вторжений во время творческого процесса, ни даже в том случае, если все здание вокруг меня будет охвачено огнем! Боюсь, после сегодняшнего дня вы мне больше не понадобитесь. Закончите печатать, что там у вас есть, а когда будете уходить, Сэм выдаст вам чек.

Погодите! Это и есть тот человек? Что это вы себе позволяете, вламываетесь в мой дом, поднимаете такую суматоху? О чем вы хотите поговорить со мной?

Уэнджер (тихо):

– О вашей жизни.

Часть пятая
Холмс, последний

Казалось, за спиной моей стоит

С улыбкою, что душу леденит,

Бесплотный неподвижный призрак.

Мопассан

Глава 1
Женщина

Их было четверо в спальне общежития, все на разных стадиях раздевания перед отходом ко сну. Одна растянулась на кровати, только почему-то с ногами на подушке. Вторая, касаясь носком пола, будто застывшая в танце балерина, примостилась на подоконнике. Третья сидела на полу, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Четвертая и последняя – единственная, кто говорил, – была в кресле. Не сидела в нем, как обыкновенно понимают данное положение, а распласталась поперек, будто меховая полость. Один подлокотник поддерживал ее локти, через другой были перекинуты ноги. На животе у нее лежала раскрытая книга, двигаясь вверх-вниз в ритме дыхания. Сейчас она поднималась и опускалась довольно быстро.

«– Там среди елей, мисс Джудит, стоит хижина, в которой так не хватает женщины, – сказал он.

Она робко улыбнулась, и ее головка упала ему на грудь. Его сильные руки нежно обхватили ее».

Тут плечи читавшей исступленно дернулись, словно объятия, о которых шла речь, предназначались именно ей. Книга соскользнула на пол, и девушка ее не подхватила.

– Готова спорить, он и сам такой, как его герой-мечтатель, – проговорила она в восхищении. – Сильный. Уверенный в себе. Но и застенчивый как ребенок. Вы обратили внимание – он до самого конца всё еще звал ее «мисс Джудит», с таким, знаете, уважением?

– Готова с тобой спорить, сам он наверняка не так почтителен.

Девушка на кресле возликовала:

– И спорить нечего! Уж я бы позаботилась о том, чтобы сразу же после первой главы он перестал быть официальным.

– Бедняжка, она так настрадалась, – съязвила девушка на койке.

– Он приснился мне прошлой ночью. Вынес меня из ледяной хижины эскимосов, которая вот-вот должна была обвалиться.

Остальные трое захихикали.

– А что еще он с тобой сделал?

– Больше ничего не успел. В восемь меня разбудил звонок, черт бы его побрал.

– Пусти-ка еще одну сигарету по кругу.

– Осталась всего одна.

– Ну и что? Завтра на вечер купим новую пачку.

– Да, и не забудь, что теперь твоя очередь приносить сигареты. Эту пачку покупала я.

– Ладно, была не была! Снова придется открывать окно. Если дым попадет в коридор и появится старуха Фрейзер…

Возлежавшая на кресле девушка издала глубокий вздох, от чего вся так и скорчилась.

– Почему непременно надо постареть, прежде чем встретишь по-настоящему увлекательного человека, прежде чем с тобой произойдет что-нибудь потрясное!

– Она все еще думает о нем.

– Откуда ты знаешь, что он не женат и что у него не тридцать с лишним ребятишек?

– Я знаю, что не женат, он не должен быть женатым.

– Почему это?

– Потому что это было бы нечестно.

– Бедняжка, мне так больно видеть, как она переживает.

Девушка, лежащая на кровати, в нетерпении проговорила:

– Она только и твердит об этом, но дальше слов дело не идет. А встреться они лицом к лицу, она бы, вероятно, не знала, что и делать, сквозь землю провалилась бы небось.

Девушка на кресле вызывающе вздыбилась:

– Да что ты? Я бы живо его приручила. Я еще и тебя могла бы кое-чему научить.

Ее противница продолжала свое подзуживание:

– Могу спорить, ты бы даже к нему на порог не ступила.

– Ступила бы, если б только захотела, спорим! На сколько ты можешь поспорить?

– А на сколько ты?

– На все мое пособие из дома на следующий месяц!

Лежавшая на кровати посмотрела на нее со злостью:

– Ну что ж, мое против твоего. И ты либо сделаешь это, либо вообще больше о нем не заикнешься. А то меня прямо тошнит.

– Да. Придется тогда тебе его забыть, – согласилась одна из наиболее сочувственно настроенных слушательниц. – Ведь только и знаешь, что бубнишь о нем. Надоело.

Скептически настроенная девушка на кровати сказала:

– А откуда мы узнаем, что, вернувшись, она расскажет нам правду?

– Я принесу с собой доказательство.

– Принеси какой-нибудь его галстук, – шутливо предложила одна.

– Нет, это не очень убедительно. Я знаю кое-что получше. Пусть принесет фотографию, на которой они будут вдвоем.

– И он должен обнимать ее, – поставила точку девушка на подоконнике. – Не зря же мы платим деньги!

– Ха! – самоуверенно фыркнула укротительница мужчин из своего кресла. – Это еще слишком мягко сказано: самые пикантные моменты на снимки никогда не попадут. Если я и впрямь возьмусь за него по-настоящему, то, скорее всего, приведу его сюда на поводке.

– А как ты выберешься отсюда?

– Все продумано. Я разрабатывала план очень долго, на уроках французского, так что на этот счет все в порядке. Вы же знаете, как наша Фрейзер боится эпидемии: стоит только показать ей два красных пятнышка у себя на лице, как она тут же от тебя избавится. А моих домашних в данный момент нет…

– Ты уж постарайся выиграть пари, – участливо попросила девушка, сидящая на полу. – А то ведь придется целых тридцать дней сидеть без гроша в кармане – на наши деньги не рассчитывай. – Сказав это, она тут же вдруг встрепенулась. – Фрейзер! – предупреждающе прошипела она. – Слышу ее шаги в коридоре!

В комнате суматошно забегали, натыкаясь друг на друга. Двое метнулись через внутреннюю дверь в смежную комнату на свою территорию. В только что освободившуюся постель нырнула девушка с подоконника и скрылась из виду под заколыхавшимися покрывалами.

Сигарета в этот момент была у девушки в кресле. Она придавила ее, и красные искорки закружились по спирали в темноте, ища, куда бы им приземлиться.

– Возьми ее! Возьми! – яростным шепотом попросила она.

– Сама возьми! – донесся жестокий ответ. – Последней ее курила ты.

Описав параболу, сигарета вылетела из окна. Еще раз вздыбилось покрывало, и наступила напряженная тишина. Мгновение спустя на фоне предательски бесшумно открывшейся двери в коридор обозначился мрачный контур головы их бдительной наставницы. Женщина подозрительно принюхалась, застыв на месте на секунду-другую, и наконец удалилась, побежденная, но отнюдь не убежденная.

Когда, осмотрев и соседнюю комнату, она ушла и оттуда, там возобновился разговор шепотом:

– Тебе не кажется, что она какая-то странная? Я хочу сказать, не похожа на других? По-моему, она гораздо старше.

– Да, я тоже это заметила.

– И вообще, тут о ней почти никто ничего толком не знает. Когда ее принимали, ее даже не привозили родители. Я слышала, мисс Фрейзер говорила, заявление пришло по почте, а взяли ее по рекомендации. Кто она? Ни с того ни с сего вдруг появляется среди нас Бог знает откуда, да еще посреди семестра.

– Ну, ее перевели.

– О, это она так говорит.

– Да, родителей ее никто сроду не видел. И она никогда не получает писем из дому, как мы.

– И чего она так с ума сходит по этому дурацкому писаке? Лично я в нем ничего сногсшибательного не нахожу.

– Неподалеку отсюда у него загородный дом: может, потому-то она и приехала сюда – чтобы оказаться поближе к нему.

– Может, она и не школьница вовсе.

Они помолчали, строя робкие догадки:

– Тогда кто же она?

Глава 3
Холмс

Родстер Холмса, прижимая к самой обочине, полз привычным для него черепашьим темпом. Рядом с хозяином на сиденье расположилась немецкая овчарка. Их обогнало такси, обдав синеватым облачком выхлопных газов. Для человека за рулем неспешная езда была обычна – это не мешало сосредоточиться. Он сделал для себя открытие, что во время таких бесцельных поездок ему многое удавалось обдумать.

Он не мог, разумеется, быть до конца уверенным, но ему показалось, что в такси ехала всего одна девушка, сидящая на заднем сиденье. А подумал он так потому, что ее затылок располагался строго по центру небольшого овала заднего стекла. Когда пассажиров двое или больше, они обычно распределяются на сиденье более равномерно.

К тому времени, как он доберется до поворота к своему дому, такси, на такой-то скорости, наверняка уже скроется из виду. Однако, одолев последний подъем, Холмс, к своему удивлению, обнаружил, что оно все еще маячит впереди. Теперь такси как-то странно тащилось по дороге, будто пассажирка не знала, куда ехать.

В тот самый момент, когда такси доехало до поворота, где на обочине стоял столбик с предупредительной надписью: «Т. Холмс, частная дорога, проезда нет», из машины донесся пронзительный крик, повторенный трижды. Дверца тут же отворилась, и девушка то ли выпрыгнула из такси, то ли ее силой вышвырнули на мягкую, покрытую дерном обочину. Она упала, перевернулась и осталась лежать на левом боку. Машина тут же набрала скорость и умчалась вдаль, задние огни мстительно горели.

Мгновение спустя Холмс плавно затормозил рядом с девушкой и вышел из машины. Она уже сидела бочком, сжимая обеими руками ступню. Немецкая овчарка, забыв о долге, осталась в машине, как будто больше любила машину, чем хозяина.

– Ушиблись? – Холмс склонился над девушкой, взял ее под руки и помог встать.

Она тут же прислонилась к нему:

– Я не могу наступать на ногу. Что же мне делать?

– Зайдемте на минутку ко мне в дом. Он рядом.

Холмс посадил ее в машину, проехал короткий отрезок частной дороги и помог девушке вылезти перед типичным фермерским домом, слегка, правда, перестроенным. У пса и тут не хватило ума последовать за ними в дом, пока Холмс не обернулся и не рыкнул на него:

– Иди в дом, дурак. Ты что, всю ночь будешь торчать на улице?

Пес выпрыгнул из машины и затрусил к дому с таким независимым видом, будто хозяев тут у него вовсе нет.

На стук висевшего у двери молотка дверь открыл слуга. Он поприветствовал Холмса и спросил с фамильярностью, вполне допустимой после их многолетнего сотрудничества:

– Ну как, придумали обалденную концовку для той главы, что не дает вам покоя?

– Придумать-то придумал, – с некоторой грустью ответил писатель, – да только она опять выскочила у меня из головы… Этой молодой даме не повезло. Помоги-ка мне проводить ее до кресла, а потом поставь машину в гараж.

Они провели ее в продолговатую жилую комнату, которая тянулась во всю глубину дома; массивный камин, выложенный диким камнем, занимал целую стену; его конусообразный дымоход, украшенный фигурной кладкой, поднимался до потолка, а каминная полка располагалась на уровне плеч, может, чуть ниже.

Они подошли к большому мягкому креслу с оранжево-розовой спинкой, стоявшему у камина, но не успела девушка сесть, как слуга молниеносно подтолкнул ее вперед, к другому креслу, в нескольких шагах от первого.

– Не в это – это кресло для вдохновения.

Усевшись, Холмс принялся разглядывать гостью при свете огня от камина, которому помогало жидкое освещение люстры. Судя по слабому напряжению, электричество, очевидно, вырабатывалось собственным генератором.

Она была молода, а то, что она пыталась создать прямо противоположное впечатление, лишь подчеркивало, насколько она молода. Восемнадцать, самое большее – девятнадцать. В младенчестве волосы у нее, вероятно, были золотистыми, а сейчас уже переходили в каштановые, но золотистые тона по-прежнему не желали уступать. Глаза были синие.

Если сама она и не слишком ушиблась, то одежда ее пострадала. Девушка небрежно смахивала приставшие листья и веточки, как будто ей не очень хотелось расставаться с ними, пока она не удостоверится, что хозяин заметил, в каком она ужасном состоянии.

– Что произошло? – спросил он, как только Сэм вышел.

– Ничего особенного. Думаю, всякий раз, увидев, как девушка выскакивает из машины, даже не дождавшись, пока та остановится, вы можете сделать выводы сами.

– Но ведь такси из города, разве нет? – Ему пришло в голову, что для такого дела они заехали довольно далеко.

– И мыслили в нем тоже по-городскому. – Она, казалось, не желает больше об этом говорить.

– Пожалуй, нам лучше пригласить врача, чтобы он взглянул на вашу ногу.

Особой радости по поводу этого предложения она не выказала:

– Возможно, если я не буду наступать на ногу, все пройдет само.

– Насколько я вижу, нога даже не распухла, – заметил он.

Она завела ушибленную ногу за другую, так, чтобы ее было не слишком хорошо видно.

Вернулся Сэм.

– Сэм, до какого доктора от нас ближе всего?

– Я полагаю, до дока Джонсона. Но он нас не знает. Могу попробовать, если хотите.

– Уже довольно поздно, – напомнила она. – Возможно, ему не захочется ехать.

Сэм вернулся и доложил:

– Он будет здесь через полчаса.

– О-о, – только и произнесла девушка каким-то безжизненным голосом.

Немного погодя, пока они ждали, она сказала:

– Я всегда гадала, какой вы.

– А, выходит, вы знаете, кто я?

– Ну да. Кто этого не знает? Я прочитала ваши книги от корки до корки. – Она сердечно вздохнула. – Представить только – я сижу в одной комнате с вами!

Холмс отвернулся:

– Оставьте это.

– По крайней мере, вы такой, каким вам и следует быть, – продолжала она, нисколько не смутившись. – Я хочу сказать, что многие из писателей, которые пишут крутые вещи, в жизни костлявые, анемичные коротышки, зябко кутающиеся в пледы. Вы же производите впечатление полнокровного человека, в которого девушка может вцепиться зубами.

– Вашими бы сладкими речами да смазывать вафли, – поморщился он.

Ее взгляд блуждал по бревенчатому потолку, в глазах, как в морских волнах, дрожали огоньки.

– Вы живете в этом большом доме совершенно один?

– Я приезжаю сюда работать.

Если в этой его фразе и таился тонкий намек, девушка его совершенно не заметила.

– Какой камин – готова спорить, в нем даже можно встать во весь рост.

– В былые дни в нем коптили окорока и индеек – в стенках дымохода до сих пор виднеются крючья. Он, пожалуй, даже чересчур велик, слишком долго разгорается и разогревается. Я пытался сделать его поменьше, переложить и оставить снаружи дымоход, как сейчас, а изнутри сузить его и по бокам обить цинком.

– О да, я вижу вон ту трещину, где, похоже, проходит граница переделок. Я сначала подумала, что это дефект кладки.

Когда доктор постучал в дверь, Сэм ковырялся в камине увесистой кочергой. Он прислонил ее к облицовке и пошел отворять. Холмс последовал за ним в холл – встретить доктора. Ему показалось, что у него за спиной раздался сдавленный стон, но появление доктора заглушило его.

Когда минуту спустя они вошли в комнату, лицо у девушки было искажено от боли и вся кровь, казалось, отхлынула от него. Железная кочерга лежала на полу – видимо, упала.

– Давайте-ка посмотрим, – бодро сказал доктор. Он осторожно ощупал ногу, лицо гостьи искривилось, и она вскрикнула. Доктор прищелкнул языком. – Да, у вас, милая, сильный ушиб! Никакого растяжения нет, больше похоже на то, что от удара чем-то тяжелым пострадал хрящ. Оберните место ушиба ватой. Придется вам пощадить эту ножку денек-другой и дать ей возможность прийти в норму.

Хотя слезы, вызванные болью, медленно стекали из уголков ее глаз, она одарила Холмса взглядом, исполненным, казалось, триумфа.

Позже, когда доктор уже ушел, Холмс заговорил:

– Не знаю даже, что и делать. До станции отсюда сорок минут езды, а я не уверен, есть ли сегодня вечером какие-нибудь поезда. Я мог бы сам отвезти вас на машине в город, но доберемся мы туда только к утру.

– А нельзя мне остаться? – задумчиво спросила девушка. – Докучать вам я не стану.

– Дело не в этом. Я холост и один в доме. Даже Сэм спит в мансарде, над гаражом.

– О Господи. – Она отмахнулась от этого, как от пушинки. – Роль дуэньи вполне сыграет ваша собака.

– Ну… э-э… а разве ваша семья не будет тревожиться из-за того, что вы не ночуете дома?

В ответ раздался сдержанный смешок:

– О, уже три дня, как они в Нью-Мексико. К тому времени, когда они узнают, что я не ночевала дома, я давно буду под родной крышей.

Холмс с Сэмом переглянулись.

– Приготовь для леди ту комнату на первом этаже, в которой есть кровать, Сэм, – решил он наконец.

– Меня зовут Фредди Кэмерон, – представилась сидевшая в кресле девушка, сейчас очень похожая на ребенка. – Знаете, краткая форма от Фредерики.

Они молчали, дожидаясь, когда Сэм приготовит комнату. Холмс сидел, уставившись в пол, а она глядела на него во все глаза с неподдельным, по-детски наивным обожанием.

– Зачем вам нужны все эти винтовки и дробовики, что вон там в углу?

– Когда не работаю, я много охочусь.

– Они заряжены?

– Разумеется, заряжены. – Он помолчал, потом добавил: – От них ужасная отдача, когда стреляешь.

– Спокойной ночи, мистер Холмс, и вам, леди, – крикнул Сэм, выходя из дома. Парадная дверь за ним захлопнулась.

Тишина стала чуть ли не пушистой, как будто ее можно было погладить.

– Почему бы нам не поговорить? – предложила девушка примерно через четверть часа.

Его настороженно-подозрительные глаза мгновенно переместились на нее, затем, словно в поисках ответа, снова уставились в пол.

Она сгорбила плечи, оглянулась.

– В этом доме что-то… действует на тебя. Такое ощущение, словно что-то должно случиться.

– Совершенно верно, – кратко согласился он, встал и без единого слова оставил ее одну.

На верхний этаж он поднимался чуть ли не с мучительной неторопливостью, голова опущена, как будто он сосредоточенно к чему-то прислушивался.

В камине треснуло остывающее полено, плечи у него распрямились, затем снова расслабились. И тут же снова накатила противная гнетущая тишина и поглотила этот мгновенный звук. Дверь его комнаты где-то наверху закрылась.

Сэм вошел и обнаружил, что они сидят вместе за накрытым столом.

– Вот оно как! – в шутливом возмущении вскричал он, не в силах, однако, скрыть обиды.

– Сегодня утром все для него приготовил «бой» номер два. Только мне не повезло – есть он не желает, – доложила девушка.

– Он обдумывает сюжет, – предположил Сэм.

Холмс бросил на него растерянный взгляд, будто это замечание оказалось до смущения проницательным. Он молча наполнил блюдце из своей чашки, поставил его на пол. Овчарка подошла и с шумом вылакала молоко.

– Ну, сюжет уже готов? – поинтересовалась вскоре девушка.

– Не совсем, – ответил Холмс. Он смотрел на собаку. – Это придет позже. – Взял свою чашку, осушил ее, протянул к ней, чтобы она налила еще. Потом встал, кратко бросил: – До вечера, – и ушел в гостиную.

– Что он имеет в виду под этим «до вечера»? – небрежно спросила она Сэма. – Мне что, до вечера надо будет превратиться в невидимку?

– Сейчас он будет творить.

Сэм последовал за Холмсом – похоже, что его присутствие требовалось для того, чтобы привести все в порядок. Девушка наблюдала за ним из двери. Сэм передвинул «кресло для вдохновения», склонился над ним, ставя его с исключительной точностью.

– И оно каждый раз должно стоять на одном и том же месте? – недоверчиво поинтересовалась она. – Если бы вы не сдвинули его на два дюйма, он что, не мог бы думать?

– Ш-ш-ш! – перебил ее Сэм. – Если оно не в линию вон с тем диагональным рисунком на ковре, это отвлекает его.

Холмс стоял, глядя в окно, уже потерянный для мира. Он сделал резкое движение рукой – уходите, мол.

– Пойдем! Сейчас начнется!

Сэм чуть ли не с анекдотичной поспешностью вышел на цыпочках, безумно жестикулируя, чтобы и она уходила. Однако она постояла немного за закрытой дверью, подслушивая самым бессовестным образом. Голос Холмса доносился через дверь, он монотонно наговаривал в машину:

– Чинук ехал на собачьей упряжке по снежным пустыням, его лицо под меховой паркой превратилось в маску отмщения…

Но Сэм даже и тут не дал ей покоя:

– Не стойте так близко, не дай Бог у вас под ногой половица скрипнет.

Она неохотно отвернулась и заковыляла прочь, приволакивая ногу.

– Вон, значит, как это делается. И ничего не должно меняться, даже кресло должно стоять на том же месте?

Сэм с часами в руке остановился перед дверью, подняв руку будто для удара. Подождал, пока протикала шестидесятая секунда, и резко опустил кулак.

– Пять часов! – предупреждающе воскликнул он.

Холмс вышел из комнаты: измученный, волосы взлохмачены, сорочка расстегнута до самого низа, манжеты тоже, ремень висит, даже шнурки развязаны.

Сидевшая у самого входа под оленьими рогами, служившими вешалкой для шляп, чопорная, скромная, как мышка, женщина средних лет встала. Плохо скроенный твидовый костюм, очки в стальной оправе, седеющие волосы простым узлом стянуты на затылке.

– Мистер Холмс, я новая машинистка. Мистер Трент выражает надежду, что я окажусь более добросовестной, чем та, которую он присылал до меня.

Привлеченная шумным появлением Холмса из гостиной, девица Кэмерон возникла в дверях своей комнаты напротив.

– Боюсь, мне уже нанесен ущерб, – сказал он, окинув женщину взглядом. – Вы приехали, чтобы остаться?

– Да. – Она указала на внушительных размеров кожаный саквояж, лежащий у ее ног на полу. – Мистер Трент объяснил, что работу придется выполнять у вас в доме.

– Ну, я рад, что вы добрались сюда. Я уже наговорил в машину шесть глав. Не знаю уж, насколько вы сноровисты, но вам понадобится по меньшей мере три-четыре дня, чтобы догнать меня.

– Я скорее аккуратна и добросовестна, нежели быстра, – чопорно довела до его сведения машинистка. – И горжусь тем, что в моей машинописи никогда даже запятой не бывает не на месте. – Она вяло сложила руки, потом неопределенно развела ими.

– Сэм, отнеси… я не расслышал вашего имени.

– Мисс Китченер.

– Отнеси саквояж мисс Китченер в комнату на втором этаже.

Девица Кэмерон, прихрамывая, подошла к Холмсу, всем своим видом выражая неодобрение:

– Стало быть, у нас временно побудет Лидия Пинкхэм.[4]4
  Лидия Пинкхэм (1819–1883) – производительница патентованных медицинских средств, в частности так называемой «овощной настойки» (1875), которая якобы избавляла женщин от всех недугов.


[Закрыть]

– Вы, похоже, сердитесь.

– Сержусь. – Причем она совершенно не играла, она вся так и кипела. – Женщине нравится заправлять домом. Все было идеально.

Холмс окинул ее долгим спокойным взглядом.

– Да уж, – сухо бросил он.

Позже Сэм заметил:

– Что-то к нам зачастили женщины! Может, мистер Холмс, вам лучше поработать в городе, после этого нашествия там покажется славно и уединенно.

– Мне кажется, их поток скоро иссякнет, – ответил Холмс, причесываясь у зеркала.

Сэм убрал тарелки из-под десерта, а хозяин и две гостьи остались за столом. Обиженное выражение так и не сошло с лица Фредди Кэмерон. На протяжении всего обеда она, к его удовольствию, пыталась дать другой женщине понять, что она – Фредди – полноправный член семейства.

– Сэм, – позвал он, а когда слуга подошел к дверям, поинтересовался: – Когда я в последний раз отпускал тебя на вечер?

– Да уж давненько. Но какой тут прок от того, что тебя отпускают? Пойти-то здесь некуда.

– Знаешь, что мы сделаем? Я подарю тебе вечер в городе. Когда отправлюсь сегодня на свою обычную прогулку, подброшу тебя до станции. Все равно мне нужно, чтобы ты забежал на квартиру и захватил сюда кое-какие вещи.

– Было бы здорово! А вы тут без меня управитесь, мистер Холмс?

– А почему бы и нет? Часов в десять – одиннадцать утра ты вернешься. Завтрак для меня приготовит мисс Кэмерон, как она это сделала сегодня утром.

Чуть ли не впервые с тех пор, как прибыла машинистка, лицо мисс Кэмерон просветлело.

– А что, конечно!

– А камин утром перед работой я и сам затоплю. Только позаботься о том, чтобы дров под рукой было достаточно.

Было почти одиннадцать, когда Холмс, уже без верного слуги, не спеша подъехал к дому. На сиденье рядом с ним сидела немецкая овчарка, как всегда ко всему равнодушная. Кругом было тихо как в могиле. В этот вечер на пустынной дороге его не обогнало ни одно спешащее из города такси.

Он сам поставил машину в гараж, открыл дверь дома своим ключом. Это казалось странным: он уже так привык, что все эти мелочи делает за него Сэм. Девица Кэмерон стояла у подножия лестницы, прислушиваясь. Сверху до него донесся звук, похожий на испуганные тихие рыдания.

Она улыбнулась ему загадочной улыбкой, постучала пальцем по лестнице:

– Старая дева вас покидает.

– Что вы хотите этим сказать?

– Она укладывается, хочет уехать. Нервничает. Кто-то бросил ей в окно камень с запиской, чтобы убралась отсюда.

– А почему вы не поднялись и не успокоили ее? – резко спросил Холмс.

– А незачем было. Она сама спустилась сюда в ночной фланелевой сорочке образца 1892 года и прямо прыгнула мне на колени, прося защиты. То, что вы сейчас слышите, это всего лишь жалкие остатки. Я посмотрела для нее расписание поездов, поскольку ей не терпелось уехать.

– Я бы очень удивился, если бы вы этого не сделали.

Она пропустила замечание мимо ушей.

– Как вы думаете, это могли сделать какие-нибудь юные проказники?

– Несомненно, – ответил он, поднимаясь по лестнице. – Только их тут нет на несколько миль вокруг.

Мисс Китченер укладывала вещи в свой кожаный саквояж, то и дело поднося к носу пузырек с нюхательной солью. На столе лежал крупный камень, а рядом – бумага, в которую камень был завернут и на которой что-то было написано корявыми буквами. Он прочитал послание: «К утру чтобы и ноги вашей здесь не было, иначе даже не успеете пожалеть, что не убрались отсюда».

В оконной раме оказалось разбитым небольшое стекло.

– Вы же не позволите себе расстраиваться из-за такого пустяка, правда? – спросил он.

– О, после этого я бы и глаз не смогла сомкнуть! – распалилась она. – Я и так нервничаю по ночам, даже в городе.

– Это всего лишь глупая шутка, не более.

Она неуверенно перестала укладываться:

– К-кто, как вы полагаете?..

– Не могу сказать, – решительно отрезал он, как бы давая понять, что не одобряет дальнейших расспросов на эту тему. – Вы выглянули – попытались взглянуть, кто в этот момент был под окном?

– Боже мой, нет! Прочитав записку, я тотчас в ужасе сбежала вниз по лестнице… Теперь, когда вы вернулись, я… я чувствую себя гораздо лучше, мистер Холмс. Когда мужчина в доме, это как-то…

– Ну, – сказал он, – если вам будет страшно и неуютно, не хочу принуждать вас оставаться здесь. Я готов отвезти вас на станцию, и вы еще вполне успеете на поезд в одиннадцать сорок пять. Отпечатать текст сможете в городе на следующей неделе, когда я вернусь. Это абсолютно на ваше усмотрение, сами решайте.

Путь отступления, который он предлагал, явно пришелся ей по душе. Он заметил, как она чуть ли не с тоской бросила взгляд на открытую сумку. Затем глубоко вздохнула и ухватилась руками за спинку кровати в изножье, будто набираясь сил.

– Нет, – решилась она наконец. – Меня послали сюда помочь вам, а я еще в жизни своей никого не подводила. Я не уеду, пока не завершу работу. – Однако брошенный украдкой запоздалый взгляд на разбитое окно несколько омрачил ее смелый порыв.

– Я думаю, ничего с вами не случится, – спокойно сказал он, и в уголке его губ заиграла легкая, полуоформившаяся улыбка. – Собака – надежная гарантия того, что снаружи в дом никто не проникнет. А моя комната – напротив, в другом конце холла. – Холмс направился к выходу, но уже в дверях снова повернулся к ней. – Где-то в ящике комода у меня валяется револьверчик. Вам будет спокойнее, если я поищу его и дам вам на ночь?

С гримасой отвращения она поспешно выставила руки ладонями вперед, как бы отталкивая его:

– Нет-нет! С ним мне будет еще страшнее! Видеть не могу огнестрельное оружие, оно меня до смерти пугает!

– Ну что ж, мисс Китченер, – успокаивающе сказал он. – Оставаясь здесь, вы проявляете храбрость – хоть опасаться, право же, нечего, и я непременно упомяну об этом в разговоре с мистером Трентом.

Когда несколько мгновений спустя он появился в гостиной, девица Кэмерон стояла в дальнем ее конце, с винтовкой в руках. Он даже и не предполагал, что спускается так неслышно.