Текст книги "Невеста была в черном"

Автор книги: Корнелл Вулрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Выходит, такой человек есть?.. – мягко настаивал он.

– Это его… – Она без сил указала на Куки, не в состоянии вымолвить хоть слово. Неудержимые слезы, уже не от горя, а от смертного ужаса, хлынули из глаз. – Воспитательница из детского сада.

Если ее горе и стало еще горше, чем оно было до этого, так только оттого, что причиной его оказалась не абстракция, не просто кем-то запечатанная дверь; она обрела имя, материализовалась в человеческий облик, в молодую женщину, которая присматривала за ее мальчиком по нескольку часов в день.

Миссис Морэн упала – не в обморок, просто подкосились ноги. Няня и доктор подхватили ее. Они осторожно развернули несчастную женщину в сторону двери, повели туда маленькими шажками. Сказать она больше ничего не могла, но больше говорить и не надо было. Теперь все зависело от Уэнджера.

Прежде чем дверь закрылась за печальной процессией, доктор, не оборачиваясь, сердито бросил:

– Меня тошнит от вас, ребята.

– Ничего не поделаешь, – упрямо ответил детектив. – Без этого не обойтись.

Она стояла посреди кучки малышей на огороженном участке двора, подальше от более грубых забав старших детей. Они играли. Малыш проходил под аркой из поднятых рук: его брали в плен и раскачивали взад и вперед, а потом шепотом предлагали выбрать одно из двух бесценных сокровищ, после чего – в зависимости от того, что он выбрал, – ставили позади того или другого ведущего. На Одиннадцатой Восточной улице во времена Уэнджера в эту игру никогда не играли, поэтому он не очень-то в ней разбирался.

Ему еще сроду не приходилось выполнять работы противнее сегодняшней. А это еще даже не арест. Вероятно, решил он, расчувствовался из-за этой малышни. Это ведь жестоко, даже мерзко – утаскивать девушку отсюда, чтобы узнать, не она ли лишила человека жизни.

Воспитательница заметила, что он наблюдает за ней, оставила на минутку детей и направилась к нему. Невысокая стройная фигурка, медно-золотистые волосы: молодая, не старше двадцати четырех – двадцати пяти; симпатичная в очках (явно не по возрасту) в черепаховой оправе и еще симпатичнее без них, пусть и несколько простоватая. Умеренно раззолоченная веснушками по высоким скулам. Они ей шли.

– Вы ждете кого-то из ребятишек? – приятным голосом спросила она. – Занятие закончится только через…

Он попросил разрешения пойти к ней без сопровождения – его сопровождал лишь «староста», из детей постарше, – и не объяснил директору, какое у него дело: так, считал он, тактичней.

– Я хотел бы поговорить с вами. – Он хотел все разузнать, не пугая девушку понапрасну. Ведь пока что она – всего-навсего имя, случайно слетевшее с языка ребенка. – Я – Уэнджер, из полицейского участка.

– Ой. – Особого страха она не выказала, просто ее застали врасплох.

– Если не возражаете, я бы хотел, как только вы здесь закончите, чтобы вы поехали со мной и навестили Куки Морэна – вы знаете, сына миссис Морэн.

– Ах да, бедный кроха, – сочувственно вздохнула девушка.

Игра тем временем застопорилась. Дети так и стояли, как прежде, мордашки повернуты к воспитательнице в ожидании указаний:

– Начинать тянуть, мисс Бейкер?

Она вопрошающе глянула на Уэнджера.

– Закончите занятие, – согласился он. – Я подожду.

Она вернулась к своим обязанностям. Предчувствие неприятностей, казалось, совершенно не повлияло на ее отношение к делу. Она быстро хлопнула в ладоши:

– Ну что ж, дети, хорошо. Готовы? Потяну-у-ули!.. Ну-ну, не слишком сильно… Послушай, Марвин, ты же оторвешь Мегги рукав…

В классе, уже после того как она усадила детей в школьный автобус и отправила по домам, Уэнджер смотрел, как девушка убирает со своего стола, аккуратно складывая вещи в выдвижной ящик.

– А эти рисунки для раскрашивания, которые они для вас делают – вроде тех, что у вас тут, – разве они не забирают их домой каждый день?

Праздный вопрос мужчины, стоявшего и наблюдавшего за чем-то для него непривычным. Во всяком случае, прозвучал, вопрос именно так.

– Нет, они забирают их по пятницам. За неделю рисунки накапливаются, а в конце недели мы освобождаем их столики, и малыши уносят рисунки, чтобы показать родителям, каких успехов они добились. – Она весело засмеялась.

Он взял наобум одну из раскрашенных картинок. Крупная малиновка, сидящая на ветке. Он усмехнулся в притворном восхищении.

– Образец прошлой недели или этой? – Еще один из праздных вопросов, заданный просто для того, чтобы поддержать разговор, пока дама поправляет шляпку.

– Этой, – оглянувшись, ответила мисс Бейкер. – Пополуденное задание в понедельник.

Вечер в понедельник был как раз вечером, когда…

До дома Морэнов они ехали на такси. Из них двоих Уэнджер чувствовал себя даже более неуверенным и все сидел, мрачно уставившись в окно со своей стороны.

– Вы везете меня по полицейскому делу или это… э-э… акт милосердия? – несколько смущенно спросила она наконец. Смущение не было вызвано чувством вины, просто сказывалась неуверенность, ибо она не знала, что от нее хотят.

– Это всего лишь формальность, не обращайте внимания. – Он снова глянул в окно такси, словно его мысли были где-то далеко-далеко. – Кстати, вы были тем вечером у Морэнов? – Даже приложи он максимум усилий, ничего более неуместного, чем этот вопрос, у него не получилось бы.

Не то чтобы Уэнджер был излишне тактичен или пытался избежать разговора всерьез: просто ситуация пока что не давала поводов для более жесткого обращения. Он превысил бы свои полномочия.

– У Морэнов?! – В полнейшем удивлении девушка выгнула брови дугой. – Господи Боже мой, конечно, нет!

Он не повторил свой вопрос, она тоже промолчала. Достаточно было по разу и того и другого. Ее слова занесли в протокол.

Уэнджер присутствовал на множестве очных ставок, но, пожалуй, никогда еще не видел такой драматичной, как эта. С одной стороны – мисс Бейкер, столь беззащитная против ребенка. С другой – ребенок, столь беззащитный против всего мира взрослых.

Он так ей обрадовался, когда Макговерн ввела его.

– Хэлло, мисс Бейкер! – Он побежал ей навстречу через комнату, обхватил ее за колени и заглянул в лицо. – Я не смог прийти сегодня в школу, потому что мой папа уехал. Вчера я тоже не мог прийти.

– Знаю, Куки. Мы все по тебе скучали.

Она повернулась к Уэнджеру, будто желая спросить: «Ну, и что же мне полагается делать?»

Тот опустился на корточки и постарался, чтобы голос у него звучал тихо и чтобы его уверенность воодушевляла малыша:

– Куки, ты помнишь тот вечер, когда твой папа зашел в чулан?

Куки поспешно кивнул.

– Это та леди, которая была здесь с тобой?

Они ждали.

Наконец ей пришлось напомнить самой:

– Была я тогда с тобой, Куки?

Казалось, он так и не ответит. Для взрослых, находившихся в комнате, напряжение стало почти невыносимым.

Она сделала глубокий вдох, взяла его ручку в свои.

– Была ли мисс Бейкер здесь с тобой в тот вечер, когда твой папа пошел в чулан, Куки? – спросила она.

На этот раз ответ раздался так неожиданно, словно чуть ли не выскочил из малыша.

– Да, мисс Бейкер была здесь. Мисс Бейкер поужинала с папой и со мной, вот – помните? – обращался он прямо к ней, а не к остальным.

Девушка медленно выпрямилась, в замешательстве качая головой:

– О нет… я не понимаю…

Их лица как бы сомкнулись вокруг нее. Никто ничего не сказал.

– Но, Куки, посмотри на меня…

– Нет, пожалуйста, не пытайтесь на него воздействовать, – вежливо, но решительно вмешался Уэнджер.

– А я и не пытаюсь… – беспомощно ответила она.

– Подождите меня за дверью, хорошо, мисс Бейкер? Я сейчас к вам выйду.

Когда он вскоре вышел к ней, девушка сидела в кресле у окна, одна. Правда, в соседней комнате некий мужчина занимался каким-то делом, только она этого не знала. Щелкала замком на сумочке, открывая и закрывая ее. Но посмотрела Уэнджеру прямо в глаза:

– Не могу этого понять…

Он ничего не стал ей объяснять.

Слова ребенка тоже занесли в протокол, вот и все.

Уэнджер прихватил с собой и показал ей раскрашенный рисунок. Крупная малиновка на ветке.

– Вы уже говорили мне, что именно этот образчик вы давали им для раскрашивания в понедельник пополудни. И что они приносят рисунки домой только раз в неделю, по пятницам.

Мисс Бейкер смотрела на рисунок гораздо дольше, чем это нужно для простого опознания. Он подождал немного, потом сложил листок и убрал его.

– Но этот нашли прямо здесь, в доме, мисс Бейкер, в ночь с понедельника на вторник. Как он сюда попал?

Девушка просто смотрела на карман, куда он положил рисунок.

– Возможно, мальчик принес его с собой в тот день без разрешения, прежде чем за него поставили оценку. – Это предположение высказал он, с вопросительной интонацией.

Она вскинула взор:

– Нет. Я… я не думаю, что он это сделал. Я в тот день отпустила Куки пораньше, потому что за ним пришла мама. Можете спросить миссис Морэн, но…

– Уже спросил.

– Ах, ну тогда… – Она встала, покраснев чуть гуще обычного. – Тогда что же вы мне устроили – ловушку?

Он склонил голову, как бы уходя от ответа.

– Выходит, я оказалась в каком-то двусмысленном положении.

– Вовсе нет, – неискренне заверил Уэнджер. – Зачем вы так?

Она посмотрела на сумочку, еще раз раскрыла ее и снова щелкнула замком, и тут вдруг подняла глаза и обожгла его вспыхнувшим обидой взглядом, который так удачно гармонировал с огненным цветом ее волос.

– Хотя, право, не знаю, с какой бы это стати! Испытание, которому вы меня только что подвергли в той комнате, вряд ли можно назвать честным и справедливым.

Он был бесконечно вежлив, голос звучал прямо как шелковый:

– Почему же? Разве ребенок недостаточно хорошо вас знает? Разве он не видит вас пять дней в неделю? Бездоказательно, это-то да, и вы вправе это утверждать, но все было честно.

– Неужто вы не понимаете? Разум младенца, ребенка такого возраста, столь же чувствителен, как открытая фотопластинка: он реагирует моментально. Вы только что попросили меня не воздействовать на него, но вы, мужчины, за последние несколько дней уже, несомненно, на него повлияли, сами, возможно, того не желая. Он наслушался о том, что я была здесь, и теперь верит этому. У детей граница между реальностью и воображением весьма и весьма…

Уэнджер заговорил терпеливым урезонивающим тоном:

– Относительно нашего влияния на него вы совершенно ошибаетесь. Прежде чем он назвал это имя, мы о нем понятия не имели, так что услышать его от нас он не мог. Собственно говоря, когда он впервые его назвал, нам пришлось прибегнуть к помощи миссис Морэн, и уж она нам все объяснила.

Ногами она не затопала, но всю ее так и передернуло.

– Но что же именно я якобы сделала – может, все-таки расскажете мне? Ушла отсюда, после того как произошло такое, и молчок?

– Ну пожалуйста. – Он обезоруживающе протянул к ней обе руки, ладонями вперед. – Вы уже сказали мне, что вас здесь не было, а я ведь не повторял свой вопрос, правда?

– Зато я повторяю: меня здесь не было! Категорически! До сегодняшнего дня я в этом доме никогда не бывала.

– Ну, тогда о чем говорить. – Он сделал успокаивающее движение, как будто хотел что-то прижать к полу обеими руками: мир любой ценой. – Говорить больше не о чем. Сообщите мне лишь, чем вы в тот вечер занимались, и мы со всем покончим. Вы ведь не возражаете, правда?

Она успокоилась:

– Нет, разумеется, нет.

– Без обид, это простая формальность. Об этом мы даже спросили миссис Морэн.

Девушка снова села. Ее спокойствие перешло в задумчивость.

– Нет, разумеется… – Задумчивость перешла в глубокое самосозерцание. – Нет…

Уэнджеру пришлось кашлянуть:

– Как только будете готовы…

– Ах, простите, я, похоже, все делаю не так, правда? – Она в который раз открыла и закрыла сумочку. – Детей отправили домой в обычное время. То есть в четыре, вы знаете. Когда я убрала со стола и ушла, было уже, наверное, четыре тридцать. Я вернулась к себе в «Женский клуб» и оставалась в комнате примерно до шести, отдыхая и занимаясь стиркой. Затем вышла и пообедала в одном заведении в нашем квартале, куда обычно хожу. Вам, вероятно, понадобится название?

Ему, казалось, жутко неловко.

– Заведение Карен Мэри – небольшая частная закусочная, принадлежащая одной шведке. Затем я прогулялась и где-то часов в восемь заскочила в кинотеатр…

– Я полагаю, сейчас вы не помните, в какой именно? – мягко предположил он, будто речь шла о самой важной в мире тайне.

– Ну почему же – «Стандарт», «Мистер Смит уезжает в Вашингтон», вы знаете. Я не часто хожу в кино, но когда таки хожу, то только в «Стандарт». Ну вот, пожалуй, и все. Когда сеанс закончился, я вышла и вернулась в «Женский клуб», уже перед двенадцатью.

– Что ж, хорошо, вполне достаточно. Большое спасибо, этого вполне достаточно. Ну, не стану вас задерживать…

Она встала – чуть ли не против воли:

– Вы знаете, а я бы… я бы предпочла не уходить при… при данных обстоятельствах. Я бы чувствовала себя гораздо лучше, если бы все это окончательно прояснилось.

Он повернул руку ладонью вверх:

– А прояснять-то нечего. Вы, похоже, придаете этому больше значения, чем готовы придать мы сами. Не беспокойтесь, иди себе и обо всем забудьте.

– Ну что ж… – Она уходила неохотно, оглядываясь до последнего, но все же ушла.

Как только дверь за ней закрылась, Уэнджер будто получил заряд энергии от какого-то невидимого источника.

– Майерс! – Человек, который находился в комнате дальше по коридору, выскочил из нее. – Днем и ночью. Не выпускать из поля зрения ни на минуту.

Майерс заторопился к черному ходу.

– Брэд! – позвал Уэнджер. И, не успела еще лестница перестать раскачиваться от тяжело спускавшегося человека, приказал: – Живо в кинотеатр «Стандарт», узнай название другого фильма, который показывали в понедельник вместе с «Мистером Смитом». Вот что хорошо, когда в кинотеатре идут сразу два фильма: иногда оказывается весьма кстати в нашем деле. Затем проверь заведение Карен Мэри, узнай, ужинала ли она там. Я хочу тщательнейшим образом проверить ее алиби, и да поможет ей Бог, если оно не удержится под лавиной стофунтовых гирь!

Первый звонок по телефону Уэнджеру (дом Морэнов, двадцать минут спустя):

– Эй, Лу, это Брэдфорд. Слушай, «Стандарт» мне и проверять особо не пришлось. Название второго фильма в тот вечер, если оно тебе все еще нужно, «Пять перчинок». Но мне сказали, что как раз передо мной кое-кто еще задал им тот же самый вопрос. Девушка в кассе даже удивилась, откуда такой интерес к какому-то там второсортному фильму.

– Кто? – так и взвился Уэнджер.

– Она. Эта девица Бейкер. Мне ее описали. Наверное, сразу же, как только ушла от Морэнов, отправилась в кинотеатр. Как тебе это нравится?

– Просто шик, – с мрачной иронией ответил Уэнджер. – Дорабатывай эту же линию. Мальчик только что выдал цвет одежды, в которой она была в тот вечер. Раскололся совершенно неожиданно, как в тот раз, с именем. Темно-синий, запомнишь? Сходи в «Женский клуб», посмотри, не подскажут ли тебе, какого цвета была на ней одежда, когда она вышла из своей комнаты в понедельник вечером: кто-то, возможно, обратил на это внимание. И сделай это тихо, бляхой не козыряй. Я не хочу, чтобы она догадалась, что мы что-то там шьем, пока шитье не закончится. Ты всего-навсего парень, который без ума от девушки, имени которой не знаешь, но в состоянии вычислить ее методом исключения.

Второй звонок Уэнджеру (там же, полчаса спустя):

– Опять Брэд. Боже мой, ее алиби трещит по всем швам. По-моему, теперь у нас на нее и впрямь что-то есть.

– Ладно, оставь свой школярский задор. Поработаешь с мое, поймешь, что как раз когда думаешь, будто у тебя всего навалом, чаще всего оказывается, что у тебя нет ни шиша.

– Ну, так ты хочешь меня выслушать или никому ничего не говорить?

– Не выкаблучивайся, молокосос. Выкладывай.

– В тот вечер она у Карен Мэри не ужинала! Сначала эта шведка, которая заправляет заведением, горой стояла за нее: «О, да, да. Конечно, она быль здесь». Ну, после кинотеатра, уж и не знаю почему, но что-то вроде как навело меня на догадку, и я рискнул. Начал блефовать, прикинулся крутым и сказал: «Вы что, хотите обмануть меня? Думаете, я не знаю, что она заходила сюда сама и велела вам так сказать, если вас кто-нибудь об этом спросит? Ну как, хотите неприятностей на свою голову или хотите, чтобы у вас их не было?»

Она тут же сдалась. «Верно, – признала, вроде как перепугавшись, – она только что приходила сюда. Мне бы хотелось помочь ей, но, раз вы уже обо всем знаете, я не хочу себе неприятностей».

И подожди, это еще не все. Я копнул и в «Женском клубе». Лифтерша и портье оба помнят, как она выходила в тот вечер. И была она – в темно-синем.

– Возвращайся к папе, сынок, – нараспев сказал Уэнджер.

Третий звонок Уэнджеру (на следующий день):

– Алло, Лу? Это Майерс. Я у школы. До четырех она была у меня под наблюдением. Я, что называется, от нее ни на шаг со вчерашнего дня. Но тут возник один момент, и я хочу, чтобы ты узнал о нем сразу. Может, тут что-то есть, а может, ничего и нет. Как только она вышла из «Женского клуба», я последовал за ней и по дороге на автобус заметил, что продавец фруктов поздоровался с ней, как со старой знакомой, а она улыбнулась ему в ответ. Ну, я чуток приотстал и быстренько его обработал, чтобы успеть с ней на автобус. По его словам, в шесть вечера в понедельник она купила у него шесть флоридских апельсинов. Если не ошибаюсь, в холодильнике Морэнов на следующее утро оказалось два стакана сока, появление которых миссис Морэн объяснить не смогла, но была уверена, что до отъезда к матери она сок не готовила.

– Я тоже это припоминаю. Согласно утверждению Бейкер, в шесть она выходила, а не возвращалась домой. Значит, апельсины она куда-то унесла. Я сейчас отправлюсь туда, потолкую с горничной на ее этаже. Апельсины в нашем деле хороши тем, что нельзя съесть и кожуру.

Разговор Уэнджера с шефом:

– Ну, и как оно, Лу?

– До того хорошо, что даже не верится. Я боюсь дышать, опасаясь, как бы все не рухнуло. Хотите верьте, хотите нет, шеф, но у меня наконец-то появилась живая подозреваемая, из плоти и крови, ведь до сих пор я все время гонялся за призраками. Я даже говорил с ней и слышал, как она мне отвечала. Я все время щиплю себя.

– Ты ее ущипни, проку будет больше.

– Эта девушка, желая обеспечить себе алиби, наговорила нам с три короба. Я слышал, бывают алиби с одним слабым звеном, с двумя, ну а тут – прямо с ума сойти! Ее не было в ресторанчике, где, по ее словам, она обедала, не было и на сеансе в кино, из дома она вышла в темно-синем костюме. Малыш опознал ее как человека, который в тот вечер был с ним и его отцом. Картинку, которую он раскрашивал пополудни в понедельник, нашли в доме в ночь с понедельника на вторник, а миссис Морэн абсолютно уверена, что, когда она сына забирала, у него с собой ее не было. Ну, и в довершение ко всему в шесть часов вечера в понедельник во фруктовой лавочке у своего дома она купила полдюжины флоридских апельсинов и унесла их с собой – куда там она направлялась. В холодильнике Морэнов обнаружено два полных стакана апельсинового сока, и миссис Морэн уверена, что сок приготовил кто-то, но только не она сама. Правда, насколько она помнит, апельсины в одной из секций холодильника у нее лежали. Но тогда куда же девались те, что купила эта Бейкер? В комнате у нее они так и не появились: я беседовал с горничной, а та за всю неделю не выбрасывала не только никакой кожуры от апельсинов, но даже засохшего семечка. Ну, что вы на это скажете?

– По-моему, верняк. Дайте ей побродить, скажем, еще сутки и посмотрите, не увязнет ли она поглубже. И готовьтесь к захвату. Только ни в коем случае не выпускайте ее из виду, чем бы она ни занималась. Держитесь около нее днем и ночью…

– И даже двадцать пять часов в сутки, – безжалостно добавил Уэнджер.

– Шеф, это Уэнджер.

– Я ждал твоего звонка. Думаю, пора привести эту девицу Бейкер.

– Веду, шеф. Звоню из вестибюля «Женского клуба». Мне хотелось получить ваше добро, прежде чем я поднимусь в номер и заберу ее.

– Ну что ж, добро я даю. Мне только что принесли сообщение, в котором слова малыша впервые подтверждаются взрослыми, пусть всего лишь частично. Некто Шредер, который живет на противоположной стороне улицы, незадолго до полуночи случайно подошел к окну и определенно видел, как из дома Морэнов вышла женщина. Разумеется, на таком расстоянии, да еще в темноте, он ее толком не разглядел, но я не вижу особого смысла выжидать дальше.

– Согласен. Особенно если учесть, что в прошлом она всегда исчезала. Я прибуду минут через пятнадцать – двадцать.

Лифтерша попыталась заступить ему дорогу:

– Простите, сэр, джентльменам подниматься в комнаты не позволено.

«Я не джентльмен, я детектив», – хотелось ответить Уэнджеру, но он сдержался.

– Дежурный мне разрешил, – грубовато сказал он.

Она бросила взгляд через вестибюль и увидела высочайший потайной знак, что все в порядке и ему можно подниматься. Меньше всего Уэнджеру хотелось дожидаться внизу, пока к нему приведут подозреваемую – дело, что ни говори, весьма деликатное.

Лифтерша открыла дверь на седьмом.

– Подождите здесь. Потом сразу же поедем вниз, по пути никого подбирать не будем.

Девушка во все глаза смотрела ему вслед, пока он шел по мирному, домашнему коридору: она поняла, что это арест.

Уэнджер постучал в дверь.

– Кто там? – В голосе совершенно не слышалось никакого испуга.

– Откройте, пожалуйста, – негромко попросил он.

Она тут же открыла, удивление от того, что она услышала его голос, все еще отражалось на ее лице. За ее спиной, в раковине лежали шелковые чулки.

– Вы не будете возражать против того, чтобы пройти со мной? – Он был несколько торжествен, но отнюдь не груб.

– Ах, – только и сказала она слабым голоском.

Он стоял, ожидая, в открытых дверях. Она принялась искать верхнюю одежду во встроенном шкафу, но никак не могла найти именно то, что надо.

– Не знаю даже, почему я не боюсь, – неуверенно заговорила она. – Наверное, мне следовало бы бояться…

Она была страшно напугана. Уронила пальто с вешалки, и ей пришлось почистить его. Затем попыталась надеть пальто, не сняв его с плечиков.

– Ничего страшного с вами не случится, мисс Бейкер, – угрюмо заверил он.

– Чулки придется так и оставить? – развела она руками.

– Да, пожалуй.

Она нахмурила брови, по пути вытащила из раковины пробку.

– Жаль, не успела постирать их до вашего прихода, – вздохнула мисс Бейкер. – Я вернусь сюда? – спросила она, прежде чем выключить свет. – Или мне следует… следует прихватить что-нибудь с собой на ночь? – Ей было нестерпимо страшно.

Вместо ответа он просто закрыл дверь.

– Видите ли, меня еще никогда не арестовывали. – Она искала поддержки, стараясь поспевать за ним по коридору.

– Прекратите, ладно? – с досадой проворчал он.

Он вошел в тускло освещенную комнату, бросил на нее взгляд, закурил сигарету; дым тут же добрался до конусообразного луча от лампы над девушкой. Поднимаясь, он приобретал бледно-сизый оттенок, словно какой-то реактив в химической колбе.

– Плачем делу не поможешь, – с неуловимой корректностью сказал он. – Вас никоим образом не обижают. А винить за то, что вы здесь, можете только себя.

– Вы не понимаете, что это значит… – всхлипнула она, обращаясь в ту сторону, откуда доносился его голос. – Вы занимаетесь арестами, для вас это обычное дело. Вам, вероятно, не понять, что происходит с человеком, когда он сидит у себя в комнате, в безопасности, в довольстве и в мире с окружающим, и вдруг появляется кто-то и уводит его. Спускается с ним в лифте дома, в котором он живет, у всех на виду ведет по улицам… а когда приводит сюда, то оказывается, что он… что я… якобы убила человека! Это невыносимо! Сегодня вечером я боюсь всех и вся на свете! У меня такое чувство, будто я героиня одной из сказок, которые я рассказываю детям. Только эта сказка стала явью: я околдована и подпала под чары великана – людоеда.

Сквозь слезы она попыталась виновато улыбнуться в темноту.

Из мрака раздался еще один голос:

– А вы думаете, последние полчаса в чулане Морэну было легко? Вы не видели, когда его вытащили, зато мы видели.

Без единого звука она обхватила голову руками.

– Прекратите, – бросил Уэнджер. – Она очень ранимая.

Невидимая Макговерн поцокала языком, выразив таким образом свое особое мнение.

– Я… я не знала, что это было убийство. Я не знала, что это подстроили специально! – заговорила она. – Когда вы на днях привели меня к ним в дом, я думала, что произошел несчастный случай, что он каким-то образом закрылся в чулане сам, а ребенок не понимал, насколько это серьезно, и вот, позже, вероятно, желая избавиться от чувства вины, как это бывает с детьми, придумал историю, будто я к ним приходила.

– Дела это нисколько не меняет, – оборвал ее Уэнджер. – Сейчас мы говорим с вами не об этом. Вы не ходили в «Стандарт». Вы не обедали в заведении этой шведки. Однако потом вы сходили туда и попросили ее сказать, будто вы там были! А теперь еще удивляетесь, что вы здесь.

Она в отчаянии ломала руки. Наконец заговорила:

– Я знаю… я и не думала, что за мной сразу же станут следить… вы казались таким дружелюбным в тот день.

– Мы никого не предупреждаем.

– Я не знала, что это убийство. Я полагала, речь идет лишь о выдуманной малышом истории. – Она глубоко вздохнула. – Я была… с мужем. Его зовут Лэрри Старк, он… он живет на Марси-авеню, 420. Я приготовила обед на его квартире и весь вечер пробыла там.

Это признание не произвело на них никакого впечатления.

– Почему же вы не рассказали нам об этом сразу же, когда вас спросили?

– Да не могла я, неужели непонятно? Я воспитательница, мне не полагается быть замужней, иначе я потеряю место.

– Вашу первую версию мы разнесли в пух и прах, от нее ничего не осталось. Естественно, вы вынуждены чем-то ее заменить, не можете же вы находиться в подвешенном состоянии. С какой стати мы должны верить этой версии больше, чем первой?

– Спросите Лэрри – он вам скажет! Он скажет вам, что я пробыла там все время.

– Обязательно спросим. И он наверняка скажет нам, что вы были с ним. Но малыш-то Морэнов говорит нам, что вы были с ним. И два стакана апельсинового сока в холодильнике тоже говорят нам о том, что вы были с ним. И ваши собственные действия за прошедшие несколько дней говорят нам о том, что вы были с ним. Попробуйте-ка все это опровергнуть, девочка.

Она судорожно вздохнула и откинулась на спинку стула.

Луч желтого коридорного света прорезал темноту и кто-то произнес:

– Он готов принять ее.

Уэнджер отодвинул стул, ножки заскрежетали по полу.

– Запоздали вы со своим признанием. Проку от него уже особого не будет, какой был бы, расскажи вы нам об этом сразу. Делу уже дан ход, мисс Бейкер, а менять лошадей посреди броду – рискованная, знаете ли, штука.

Когда Макговерн с Уэнджером привели ее и поставили перед столом шефа, девушка опять плакала – беззвучно, как и прежде.

– Вот эта, значит, молодая леди? – При других обстоятельствах данное замечание можно было бы принять за полудружеское приглашение к разговору. Только на сей раз у него было совсем иное значение.

Зазвонил, заикаясь, телефон:

Д-д-д-динь-дзин-динь!

Шеф сказал:

– Одну минуточку. – Снял трубку, послушал и спросил: – Кто-кто?! Да, Уэнджер находится здесь, но соединить с ним я вас не могу. Ну, что вам…

Он опустил трубку, посмотрел на Уэнджера:

– Тут тебе хотят что-то сказать насчет этой девушки. Держи, поглядим, что там такое.

Он сделал знак рукой, и инспектор с мисс Бейкер вышли.

– Муж, наверное, – пробормотал Уэнджер, обойдя стол, и взял трубку.

Женский голос сказал:

– Алло, это Уэнджер?

– Да. С кем имею… – настороженно заговорил он.

Женский голос врезался в его голос, как нож в масло:

– Говорить буду я. Вы только что привели с собой одну девушку из «Женского клуба». Некую мисс Бейкер, воспитательницу из детского сада. Верно? Ну, я лишь хочу сказать, что она не имеет никакого отношения к тому, что случилось с Морэном в чулане. Мне плевать, как там у вас выглядит это дело, что вы о нем думаете или знаете или даже думаете, будто знаете.

У Уэнджера словно муравьи заползали в брюках, он прикрыл ладонью мембрану и, корчась, стал подавать шефу сигнал: «Проследите, откуда звонят! Проследите, откуда звонят!»

Голос прозвучал чуть ли не с телепатической проницательностью.

– Да-да, проследите, откуда звонят, знаю, знаю, – сухо заметила женщина. – Я заканчиваю, так что не тратьте понапрасну времени. На случай, если в ваших умных головах возникнут сомнения и вам захочется отмахнуться от меня как от чокнутой, в записке, приколотой к стеганому одеялу малыша Морэнов, было написано: «У вас очень славный малыш, миссис Морэн. Я оставляю его там, где он будет в полной безопасности до вашего возвращения, так как ему я не желаю никакого зла». Мисс Бейкер никак бы не могла этого знать, потому что сами вы ей этого не говорили. Радио у них «Филко», он читает «Сан», на ужин, его последний ужин, я приготовила яичницу, в чулане висели два покрывшихся плесенью плаща, а его сигара догорела до конца, не потеряв формы, в пепельнице на столике рядом с креслом, в котором он сидел. Уж лучше вы ее отпустите. До свидания и желаю удачи.

Щелк.

В тот же миг на столе у шефа зазвонил другой телефон:

– Платный таксофон в аптеке Нойманна на углу Дейл и Двадцать третьей!

Уэнджер, выскочив из комнаты, чуть не сорвал дверь с петель, так и оставив ее открытой.

Шесть минут и восемнадцать секунд спустя он, дыша в лицо перепуганного владельца, которого вытащил из-за стойки, где тот выписывал рецепты, рявкнул:

– Кто? Кто только что звонил вон из той средней будки, где еще лампочка теплая?

Хозяин в совершеннейшем недоумении пожал плечами:

– Какая-то женщина. Откуда мне знать, кто она?

Запись Уэнджера о Фрэнке Морэне:

Улики:

1 записка печатными буквами, найдена на одеяле Куки Морэна;

1 раскрашенный цветными карандашами рисунок – крупная малиновка на ветке; вероятно, подделка взрослого «под детский».

Дело не раскрыто.