Текст книги "Ступени из пепла"

Автор книги: Константин Бояндин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Сил не хватало нажать на спусковую скобу.

«Живи, Май».

Зачем?

«Пожалуйста, живи».

В глазах потемнело. Торопись, Май, пока они не бросились спасать тебя.

«Ради меня, ради себя».

Пистолет стал страшно тяжёлым. Не смогла его удержать. Краем глаза заметила, что Тигрица метнулась ко мне.

Пустота.

* * *

Когда я открыла глаза, то сидела за небольшим столиком. Вначале показалось, что Саванти и Реа спятили, как и я, и приволокли меня в Зал, в кабинет. Продолжать веселиться.

Но нет, это другое место. Пахнет приятно – цветами. Полевыми. И чем-то ещё… чем-то терпким.

На столе несколько бутылок. Саванти, всё ещё в халате, кое-где испачканном капельками крови. Пьёт газированную воду.

Реа сидит рядом, глаза прикрыты, но не спит.

На столе, перед ними, лежит мой «Скат». Вернее, это я вижу, что он там лежит, а другие… Рядом – диадема, символ Светлой. Какая я Светлая? Где ни появляюсь, приношу неприятности или смерть.

Думать не хотелось. Жить – тоже.

– Говори, Май, – Тигрица не открывала глаз. – Говори что-нибудь.

– Как она?

– Жива. Этот… ублюдок… – впервые слышу от Реа бранное слово, – не знает, что нертфеллин не растворяется в физиологическом растворе. К счастью для Лас, он ещё и легче воды. Такой, знаешь, белый невесомый порошок. Очень приятно пахнет, яблоками. Капельницу успели заменить.

Я снова сглотнула. Комок поднялся к горлу. Тигрица открыла глаза, уселась вертикально и положила ладонь поверх моей.

– Говори, Май, не молчи.

– Дени… как он умер?

– Плохо, – Саванти опустил голову. – Я пришёл, когда ему оставалась минута, не больше. Он уже ничего не видел. Лежал в луже крови. Едва мог говорить. Не сразу понял, кто я.

– Что он сказал?

Саванти метнул взгляд в глаза Реа. Та кивнула, встала из-за стола.

– Тигра… останься, пожалуйста.

– Хорошо, котёнок.

– Дени сказал, что сделал что-то ужасное, но не знает – что и зачем, – голос Хлыста стал деревянным. – Просил отыскать тебя… отдать его записку. И вот это.

На столе передо мной появился смятый лист бумаги. Я спрятала его, не читая. Не смогу. Сейчас – не смогу. Рядом лёг «морской конёк». Не мой, его. Весь в крови. Спрятала в тот же карман.

– Последние слова я почти не разобрал, они звучали очень странно. Он сказал что-то вроде… «она сделала это правдой».

Я закрыла глаза. Май, не надо! Не делай этого! Сделала это правдой…

– Говори, Май, прошу.

– Что теперь?

– Приехал лично Генеральный Прокурор Союза. Та ещё сволочь, – что-то и Саванти перестал сдерживаться. – Сегодня, ручаюсь, будет десять признавшихся преступников, а завтра собаки в яме обожрутся до смерти. Он это любит.

– Мне надо уехать, – глухо отозвалась я. – Я приношу только несчастья.

– «Жуки» уже оцепили всё здание, – терпеливо пояснил Саванти. – Ты, как и другие свидетели преступления, будешь допрошена. К тому же…

Он взглянул на Реа. Та помедлила и продолжила за него, закрыв глаза ладонью.

– Кто-то уже сообщил родителям Лас об истории с наркотиком. Документ не был оглашён, но, как я слышала, её лишили всего. Титула, доходов, имущества, имени. Наверняка выгонят из Университета. Возможно, выставят прямо с больничной койки.

Я сидела, пытаясь унять дрожь.

– Она пока не знает, что у неё не осталось ничего и никого, – голос Реа также стал сухим и ломким. – У неё осталась только ты. Больше ей помочь некому. В комнате Лас нашли ампулу с наркотиком, с её отпечатками пальцев. Достаточно для обвинительного приговора. Но Генеральный, конечно, смилостивится.

– Только я? А вы?

– У тебя есть шанс помочь ей. Как-нибудь. Мы, как люди, потенциально причастные к сбыту нертфеллина, можем только навредить.

Телефон Саванти пискнул.

– Началось, – проворчал он. – Они проводят изотопный анализ. Ищут источник нертфеллина, – пояснил он для меня. – Вообще-то это вещество – полуфабрикат. Все ампулы его маркируются…

– Понятно, Саванти, – кивнула я. – Что мне делать? Скажите, хоть кто-нибудь.

– Выспись, Светлая, – Реа. – Будет очень тяжело. Ты должна выдержать.

Саванти поднялся.

– Думаю, за вами пришлют, – он глянул на часы. – Уже рассвет. Не выпускай её никуда, Реа. И… я бы избавился от пистолета. Впрочем, решайте сами.

И ушёл.

– «Будет дёргаться, усыпи», – пробормотала я.

Тигрица засмеялась.

– Злопамятная! Королева, как можно!

– Я хочу спать, Реа. Только… без сновидений. Сможешь?

– Постараюсь, – она присела передо мной, поблескивая клыками. Сосредоточена, но глаза продолжают улыбаться. – Закрой глаза. Ни о чём не думай. – Положила мне пальцы на шею.

– Только не уходи, – попросила я, уже проваливаясь в сладкую бездонную черноту.

11. Дознание

Снов не было. Холод и тревога – были.

Я открыла глаза. Меня вытолкнуло из сна – рывком. Тигрица, видимо, позаботилась обо мне – я спала не в одежде. Комната не моя; несомненно, я в гостях у Реа-Тарин. Как тихо…

Тигрица возникла бесшумно. Всё в том же праздничном костюме. Прижала палец к губам, указала мне – идём. Я двинулась вслед за ней. Безропотно поднималась по железным лесенкам, протискивалась в узкие щели. Что такое? Мы куда-то убегаем?

Не сразу осознала, что почти полностью раздета. Холодно… Одежда (моя! интересно, кто сходил за ней ко мне в апартаменты?) лежала на стуле; рядом тихо ворчали два массивных железных шкафа. Кондиционеры.

Реа помогла мне одеться. Я чувствовала знакомую, неприятную слабость, которую, правда, можно пока подавить чем-нибудь тонизирующим. Страшно хочу есть. Бедная Реа – если это была твоя комната, несколько дней там тебе не отдыхать. Мне пора пить мои таблетки. Подготовительная фаза.

Тигрица выглядела очень плохо. Тёмные круги под глазами. Губы чуть-чуть подрагивали. Несколько раз облизнула кончики клыков.

– Май, – произнесла она тихо и сделала знак, чтобы я приблизилась. – Он приехал за тобой.

– Кто? – я не сразу осознала, о ком она. Потом осознала.

– Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Май. Времени очень мало. Как только они обнаружат, что ты проснулась, мы не сможем говорить. Слушай меня, пожалуйста.

Она смотрела в пол.

– Изотопный анализ подтвердил, что ампулы – из нашего хранилища.

Я почувствовала дрожь. Опустилась на стул. Тигрица присела рядом, прямо на пол.

– Теперь у Генерального развязаны руки. Ему нужна кровь, ему нужны головы – с наркотиками бьются всеми силами, любая жестокость оправдана. Но ему нужна и ты, Май.

Я молчала.

– Что бы он ни придумал, Май, он не сможет вынести тебе обвинительного приговора. Может подбрасывать сколько угодно наркотиков, создавать улики – Её Светлость не подпишет указа о твоей казни. Она выслала охрану для тебя – хотя, конечно, это всего лишь люди с оружием. У тебя в крови нет нертфеллина, следовательно – ты неуязвима. Если хочешь есть, постарайся наесться и напиться здесь, у меня. Не принимай ни глотка ничего, если рядом будет Генеральный или его представители.

Я кивнула.

– Мы согласимся со всем, что он скажет, – Тигрица склонила голову ещё ниже. – Саванти, я, все остальные, кому мы можем доверять. Генеральный хочет уничтожить тебя. Не физически. Как Светлую. Но мы хотим, Май, чтобы ты осталась. Осталась жить. Понимаешь? Что бы мы ни сделали, что бы ни сказали. Ни слова! Мы не имеем значения. Лас не имеет значения. Молчи! Даже Дени не имеет значения. По всем по ним, по живым и мёртвым, пройдутся грязными ногами. Исключений не будет. Он захочет, чтобы ты поддалась, попыталась кого-нибудь защитить. У тебя нет шансов помочь нам, Май. Ты – за себя.

– Нет, Реа, – возразила я спокойно. – Есть вещи…

– Есть вещи, о которых ты ещё не знаешь, Май. Саванти сказал мне, что ты… впервые проснулась вчера утром. Я верю. Ты меня не могла вспомнить, но я тебя помню! Май, я не верю в то, что ты умеешь исцелять, что ты творишь какие-то чудеса. Я верю в тебя. Ты должна выжить, Май. Любой ценой.

Я закрыла лицо руками.

– Май, твою диадему можно только надеть. Снять её нельзя. Молчи! Я не верю в чудеса! Я верю, что люди, что один человек может быть важнее чего угодно.

Я не открывала глаз. А когда открыла, увидела… Тигрицу, преклонившую колено и протягивающую мне кинжал. Церемониальное оружие Метуар.

– Vergh an fase, Tahe-tari Zuona, – Реа запрокинула голову и закрыла глаза.

Если бы она принесла клятву смерти вчера, мы бы, вероятно, вместе посмеялись. Сейчас…

Я приняла кинжал и прикоснулась кончиком клинка к её щекам, к горлу, ко лбу.

– Es za Tuan, Rea-Tarin.

Тигрица вернула кинжал в ножны, под костюмом.

– Верь мне, Май.

– Я верю… Реа.

Она кивнула. Ни искорки усмешки. Тут я и увидела подлинную Метуар, а не играющую и насмешливую Тигрицу.

– Идём, тебе нужно поесть.

Когда мы спустились в спальню, в дверь вежливо постучали. Я открыла её, Реа осталась стоять в стороне, глядя в пол.

Капитан специальных войск Министерства юстиции. Весь раззолоченный. Главный «Жук», как их называют за их спинами.

– Тахе-те Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон? – он был и вежлив, и учтив. Действительно, не притворно!

– К вашим услугам, – мне кланяться не обязательно. В конце концов, это – солдат.

– Его Превосходительство таха-тиа Ноар-Мане Аттва, Генеральный и Чрезвычайный Прокурор Южного Союза Государств Шеам, просит Вас присутствовать при завершении следственных операций в связи с небезызвестными Вам печальными и возмутительными событиями.

– Не смею отказываться. Однако просила бы у вас четверть часа на то, чтобы привести себя в должный вид.

Капитан кивнул. Четверо других «жуков» сделали шаг вперёд, встав по обе стороны от двери.

– Я доложу, чтобы Вас ждали. Вас сопроводят, тахе-те.

Я закрыла дверь.

– Идём, котёнок, – Тигрица указала рукой. – Тебе нужно поесть.

* * *

Идти было долго. Огромное всё-таки здание, этот Университет! Мы шли и шли… никого. Ни охраны, никого. Солнце за окном плыло поверх плавящихся облаков… казалось заболевшим. О чём я думала, пока шла? Ни о чём. Тигрица шла следом. Разумеется, её предупредили, что разговаривать со мной не дозволено.

Зал Заседаний Учёного Общества. Пусто сегодня, безрадостно. Генеральный Прокурор оказался высоким, седовласым человеком с глубоко посаженными глазами, очень светлым лицом и едва заметными бровями. Неожиданно длинное лицо, тонкие губы. В руке он держал прокурорский жезл – символ верховного правосудия.

Ну и мундир, конечно. Не такой изукрашенный, как у его Главного «Жука», но сразу становилось видно, кто тут повелевает.

«Жуки» эскорта отошли чуть в сторону. Тут я заметила советника Её Светлости по вопросам правосудия и дюжину рослых, одетых в архаично выглядящую форму солдат. Специальная охрана Её Светлости. В руках – не какие-нибудь алебарды, а «Барракуды», штурмовые ружья. Горят синие огоньки у раструбов – готовы немедленно защищать меня. «Всего лишь люди с оружием». Советник улыбнулся мне. И всё. Тоже не смеет как-то ободрять.

Я поклонилась Генеральному, не меняя выражения лица – безразличие.

Рядом, у стола, со множеством каких-то бумаг, Саванти. Тигрица стоит шагах в пяти от него.

– Рад лицезреть вас, тахе-те, – Генеральный словно очнулся. – Был бы ещё более рад, если бы не пришлось лицезреть вас при таких неприятных обстоятельствах.

Я молчала. И была абсолютно спокойна. Сама не знаю, как мне это удавалось.

– Ваше присутствие здесь чисто формально, тахе-те. Мы достигли полного взаимопонимания с руководством вашего государства и теми, кто имеет отношение к инциденту. Разумеется, виновные будут строго наказаны. Посему я зачитаю вам постановление, которое будет исполнено в ближайшем будущем.

Я слушала его, не слыша. Вредоносное… смертельно опасное… тлетворное… пособничество… яд и зараза… Отстраняется… лишается степеней… приговаривается ко штрафу…

– От вас требуется согласиться с этим, тахе-те, – чуть наклонил голову Генеральный. – Разумеется, у вас есть выбор.

Разумеется, есть. Отказаться. Объявить, что высказанное – неправда, спровоцировать новое дознание и поиск новых улик. А их найдут. И когда найдут, я буду считаться вне юрисдикции Союза. Конечно, меня не убьют… прямо здесь же. Генеральный проявит снисхождение. Со мной просто произойдёт несчастный случай.

Я кивнула.

– Я соглашаюсь, Ваше Превосходительство.

Тут в дверь вошёл, низко поклонившись всем, кто-то в мундире сотрудника Министерства юстиции. Что-то протянул Генеральному. Тот принял бумаги, вчитался, помрачнел.

– К моему величайшему сожалению, были обнаружены документы, свидетельствующие, что ампулы с наркотиком, использованные для совершения противозаконных действий, были не похищены из особого хранилища опасных препаратов Университета, но – частично – получены официально и – частично же – оформлены, как использованные для проведения дозволенных законом действий.

Я вздрогнула. Саванти сохранял полное спокойствие. Реа-Тарин – тоже.

– Я жду от руководства медицинского и научного центра объяснений. И немедленно.

Советник Её Светлости сделал шаг ко мне. Молча.

Пауза тянулась. Всё ясно. Получены «частично» официально – значит, есть «подлинные» документы за подписью Реа или Саванти. Впрочем, они будут подлинными. Любая экспертиза подтвердит. Просто потому, что после эти документы вряд ли пройдут повторную экспертизу.

Реа-Тарин сделала шаг вперёд.

– Я принимаю на себя полную и осознанную ответственность за это, – произнесла она. – Прошу Ваше Превосходительство о положенном мне, – добавила она. Прокурор кивнул, сохраняя жёсткое выражение лица. Суров закон, но это – закон, читалось в его глазах.

Я похолодела. Тигрица только что вынесла себе смертный приговор. Завтра к полудню её уже не будет в живых.

Один из «жуков» извлёк «ярмо» – специальные наручники и… шлем – для заключённых женского пола.

Саванти остолбенел.

Тигрица медленно подошла ко мне (прокурор не сводил с нас взгляда). Встала, глядя мне в глаза. Наклонилась, чуть коснувшись щекой моей щеки. Едва слышно шепнула.

– Прощай, Светлая… Спасибо за прекрасный сон.

Выпрямилась. Отошла и, глядя спокойно на Генерального, протянула руки, склонила голову.

– Нет! – Саванти сделал шаг в её сторону. – Ты отстранена! Ваше Превосходительство, – он повернулся. – Я принимаю на себя полную и осознанную ответственность за это.

– Учитывая обстоятельства дела, – ещё один «жук» направился к Саванти, покорно склонившему голову и протягивающему руки. – Я не могу отклонить предполагаемого обвинения и в адрес вашего заместителя, таха-те Маэр. Увести, – кивнул он «жукам». Повернулся ко мне. – Приношу ещё раз извинения, тахе-те Майтенаринн. Следствие окончено.

Что-то поднималось во мне… поднималось… Дени… будет упомянут как распространитель и торговец, его родственники окажутся в немилости, возможно – будут казнены. Лас проведёт день у позорного столба, будет заклеймена и выслана – о, все каналы мира покажут эти кадры. Саванти и Реа завтра покинут этот мир, их имена смешают с грязью. Реа не позволит себе дожить до казни, но что с того?

– Стойте! – воскликнула я. Прокурор вопросительно взглянул мне в глаза. Тигрица попыталась что-то сказать, но ей попросту заткнули рот ладонью. В «ярме» особо не посопротивляешься.

– Вы хотите оспорить заключение?

– Да! – мысли летели, как сумасшедшие. Я не могу… Я не могу так!

– Май! – Тигрица сумела упасть так, чтобы рот её освободился, хотя бы ненадолго. – Нет! Не надо!! Он умрёт напрасно! Все умрут…

Её скрутили и, вслед за Саванти, увели.

– Я требую привести сюда всех сотрудников медицинского центра, – объявила я, стараясь подавить страшную дрожь. – Я знаю, кто виновен в происходящем. Я смогу указать его.

– Тахе-те желает провести церемонию дознания сама? – наклонил голову Генеральный. Ни тени усмешки. Ни следа презрения. Великолепный актёр.

– Да, – мне стало спокойно. Совершенно неожиданно. – Это моё право.

– Да будет так, – Прокурор дал знак.

* * *

Советник Её Светлости беседовал со мной. Разумеется, в присутствии представителей Его Превосходительства.

– Я должен ознакомить Вас, тахе-те, с тонкостями церемонии, – он был само спокойствие. – Прежде всего, Вам действительно предоставляются, на время проведения церемонии, все полномочия и привилегии Генерального Прокурора. Вот материалы следствия, – много-много пухлых папок. Будто записывающих «журналов» и терминалов доступа ещё не изобрели! – Вы не ограничены временем. Вы можете требовать от тех, кто отвечает перед Вами, чтобы они произносили только правду. Никто не смеет препятствовать отправлению Вами правосудия.

Однако, тахе-те, Вы не имеете права опираться на факты, противоречащие материалам дела. Вы не смеете требовать признания, любое Ваше действие, опирающееся на повелительную интонацию, может быть поводом для прекращения церемонии.

Учитывая особенности Вашей физиологии, тахе-те, Вам также запрещается появляться перед допрашиваемыми и свидетелями без традиционных фильтров – Вы понимаете меня, конечно же.

Для того чтобы исключить любое давление на Вас, или попытку тахе-те обойти рамки церемонии, всё будет записываться несколькими съёмочными группами, в том числе специальными архивными группами Министерства юстиции Союза и Отдела юстиции Её Светлости.

Вам запрещается консультироваться иначе как с юридическими материалами. Вам запрещается покидать пределы этой комнаты. Разумеется, совершение необходимых физически неизбежных отправлений будет дозволено, и для этого вы сможете покинуть помещение, но в сопровождении и при наблюдении полномочных лиц одного с Вами пола…

…Он говорил и говорил. Я сидела и запоминала. Голова была ясной, всё было хорошо… если бы не слабость во всём теле и пропавшее «зрение». Вот так всё и кончается, Май. А как прекрасно всё было вчера. Пусть. Дойду до конца.

Потом я долгое время сидела и листала материалы. Путано, очень путано. Бумаги, отчёты, свидетельства, протоколы допросов, фото – и голо-изображения, много, много, много…

…Когда я подняла голову, захлопнула папку, свидетели, пресса, все прочие были готовы. Ждали. Среди репортёров я заметила давешнего водителя «буйвола». Журналист! Ну, всё понятно. Он держал в руке камеру и был облачён всё в тот же серенький костюм. Давай, наслаждайся, стервятник.

– -

– Вручаю вам символ правосудия, – Прокурор с поклоном передал мне жезл. – Вы обязаны держать его в руке, пока церемония совершается. Когда, по вашему мнению, церемония должна быть завершена, вы должны будете положить жезл на пол и произнести формулу «Дознание окончено». Помните, виновник обязан произнести признание.

Я приняла жезл. Тяжёлый. Вы не ограничены временем… ах, какое тонкое чувство юмора.

– Церемония дознания началась, – объявил Прокурор.

Они стояли. Девятнадцать человек. Я ходила между ними, они не смели присесть, они отводили взгляд. Ну конечно, их, разумеется, проинструктировали, как надо держаться. Действуй, Май! Не молчи.

Говори, Май. Прошу тебя.

Я смотрела мимо них. Я искала, вспоминала. Много знакомых лиц. Всё путается. Всё было так давно…

– Вы – Масс Аварен? – обратилась я к самой молодой сотруднице. Та вздрогнула. – Да, тахе-те. – Глаз она не поднимала.

– Сколько лет вы работаете в медицинском центре?

– Три года и шесть месяцев, тахе-те. – Глаз не поднимает.

Я перешла к следующему. Простые вопросы. Допрашиваемые, все до одного, отводили взгляд. Трое показались мне смутно знакомыми…

Ещё круг. Ещё.

Я вновь остановилась перед Масс.

– Когда начинается ваш цикл? – осведомилась я спокойно. Она вздрогнула, словно её ударили по лицу, и… подняла взгляд. Взглянула мне в глаза.

– Какое…

– Отвечайте на вопрос, – я была невозмутима.

– Через… через десять дней, тахе-те.

Есть!

Ты ни при чём, осознала я. Ты крала иногда валериановый концентрат… наивная, пыталась устроить себе «долгий сон», не зная, что это легенда. Я осознала всё это, словно девица произнесла признание вслух, ясно и громко. И всё. Ни мысли больше.

– Может ли валериановый настой быть использован для длительной поддержки управляемых галлюцинаций? – поинтересовалась я.

– Но…

– Отвечайте.

– Нет… исследования показывают… нет, тахе-те.

В глазах её мелькнул ужас. Ты не сможешь лгать мне, подумала я, глядя в её глаза без эмоций, без осуждения. Дальше!

Я задавала самые интимные вопросы. Самые неожиданные. Церемониал не запрещает! Мало-помалу они начинали смотреть мне в глаза. Вероятно, думали, что я тяну время, что не в состоянии ничего предъявить по делу. За моей спиной, на фоне ровного шелеста камер и слабого скрипа обуви, то и дело слышались отдельные, но явственные смешки.

– Вы должны помочь мне, – обратилась я к молодому человеку, уже без боязни смотревшему мне в лицо. Прокурор пошевелил рукой, в раздражении. – В чём, тахе-те? – спросил он весело.

Вот кто убил Дени.

Передо мной стоял тот, кто помогал мне изучать такую невероятно сложную вещь, как автоматическая стирка.

– -

Ты не сможешь лгать мне.

– Скажите, может ли любой человек освоить управление бытовыми комбайнами?

– Разумеется, тахе-те, – ему было весело. Я кивнула.

– Вас не очень утомляет совмещение работ?

– Нет, никоим образом, тахе-те. У меня хватает времени на всё.

– Часто ли вам попадаются постояльцы, которые доставляют особенно много хлопот?

– Случается, тахе-те. Мне не позволено давать личные оценки наших уважаемых гостей.

Я кивнула. Вскоре, задав ещё несколько заставляющих понервничать вопросов стоявшим рядом, я вернулась к Ланте – так звали молодого человека.

– Забавно, правда, что некоторые постояльцы пытаются убирать в своих комнатах сами?

– Я не могу делать личных замечаний, тахе-те.

Ты не сможешь лгать мне.

– Но вы всегда следуете ограничениям, которые устанавливают постояльцы, если только правила Университета не вступают с ними в противоречия?

– Именно так, тахе-те.

– Но сегодня вы забрали пылесос из апартаментов четыре-три-три в нарушение воли тех, кто там обитает.

Есть.

Он что-то подумал… тень его сомнения отозвалась… я словно услышала что-то. Зрение… помоги мне. Дени, в луже собственной крови. Лас, у позорного столба. Ты не сможешь лгать мне.

– Да… нет…

– Да или нет?

– Да, тахе-те, но какое…

– Вы часто посещаете вечеринки, Ланте?

– Иногда, тахе-те, когда выпадает время.

– Вы знали Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, работника буфета в южном крыле рекреационного корпуса?

– Нет, – он отвёл взгляд.

– При допросах вы говорили иначе.

Я не слышу его мыслей. Я вижу только, как он нервничает… вижу эмоции. Ты не сможешь лгать мне!

– Да, тахе-те.

– Почему вы солгали?

Он молчит. Может, имеет право, это косвенный вопрос. Неуверенность… опасение.

– Вы знаете, что несколько раз вас видели, когда вы совершали не дозволенные постояльцами визиты в их апартаменты?

– Нет, тахе-те, не знал, – уверенность пропадает из его взгляда.

Попался. Немного, но есть. Ты не сможешь лгать мне! Страх. Наконец-то. Я узнаю, чего ты боишься.

– Я упоминала инцидент с пылесосом.

– Помню, тахе-те.

– Вы заметили в номере, в кабинете, шкатулку красного дерева с эмблемой Федерации Никкамо?

– Нет, тахе-те.

Если бы он только подал протест… всё, всё могло бы быть кончено. Прокурор жаждет взглянуть Ланте в глаза. Я вижу боковым зрением.

– Вы знаете, что послу Федерации был отправлен запрос относительно похищения шкатулки?

Молчит. Этого не опровергнуть. Пока что. Страх усиливается… ты попался, воришка.

– Вас видели выносящим шкатулку.

– Нет! – воскликнул он. – Я не…

– Вы вскрыли её, – только бы не ошибиться, только бы угадать.

– Нет…

– Затем поняли, что от неё надо избавиться. Вы не могли знать, что вас видели. Ваши перемещения учтены в протоколах допроса, отыскать её будет нетрудно. Шкатулка содержит документы…

– Нет! – перепугался. Его могли видеть. Конечно, он прихватил её… как прихватывал мелочи и ранее. Ему сказали, что владелица шкатулки не сможет подать даже жалобы относительно косого взгляда, уж какие там драгоценности…

– Там не было…

– Там не было документов, верно. В виде бумаг – не было. Вы ведь вскрыли шкатулку? Я объявлю перерыв на её обнаружение и осмотр. Если только вы не солгали на допросе, отыскать её содержимое нетрудно.

Он задрожал. Но взял себя в руки. Сейчас признается в краже. Чувствую…

– Да, тахе-те. Я готов понести наказание. Я готов заплатить любой штраф. Я всё немедленно верну.

– Вы уже не в первый раз берёте предметы из номеров постояльцев, – заметила я.

Нервно кивает. Ты не сможешь лгать. Тебе сказали, что я ничего не знаю.

– Вы думали, что я ничего не знаю?

– Нет… не думал, тахе-те.

– Вы полагали, что я буду задавать вопросы только по данному делу?

Часто дышит. Чувствую уже не страх, ужас… «зрение», помоги мне. Ради Дени, ради Лас. Его мысли всё громче, они оглушают. Диадема обжигает голову. Чтение мыслей не запрещено. Его вообще не бывает!

Саванти, которого опускают, связанного, к голодным псам в зловонную яму.

Ты не сможешь лгать мне!

Реа, повешенная, среди слетающихся ворон.

Ты не сможешь лгать мне!

– Вы полагаете, что можете лгать мне?

– Не… – отвернулся. Понял, наконец, что надо молчать.

– Вы думаете, ваши наниматели не знают, что вы иногда крадёте?

– Я… – молчит. Молчи. Копи. Старайся не думать ни о чём.

– Вы думали, что невозможно обнаружить дубинку, которой был оглушён Дайнакидо-Сайта эс Фаэр прежде, чем его отравили?

Молчит.

– Вы думали, что на дубинке не останется отпечатков пальцев и маркерного следа?

Молчит.

– Вы ошиблись, трещина на её ручке…

– На ручке не было… – осёкся.

Всё. Ни звука больше, пока я не отчаюсь добиться слов признания. Паника… отчаяние…

– Тот, кто велел убить Дайнакидо знает, что вы его обманываете?

Молчит.

– Знает, что вы намерены сбежать из страны?

Вздрогнул. Молчит.

– Что вы взяли часть препарата, для сбыта?

Молчит.

– Полагаете, что ампула, которую вы проглотили, не будет обнаружена, не будет повреждена?

Молчит.

– Я не ограничена временем. Понимаете?

Молчит, сжал, стиснул зубы. Понимает, всё понимает. Кишечнику не объяснить, что нужно подождать. Несколько часов подождать. Чувствую… сейчас сломается… отчаяние… подтолкнуть его, чуть-чуть…

Я сглотнула… подняла пальцы к виску, споткнулась.

Выронила жезл. Тот покатился по полу.

Наклонилась, чтобы подобрать его… и тотчас же камеры нацелились на мою руку. Всё. Поздно. Выпускать его было нельзя.

Я присела, закрыла лицо ладонями. Судорожно вздохнула.

Гробовая тишина…

– -

Ланте захихикал. Засмеялся.

Я молчала, шевеля губами. Не поднимаясь. Слегка покачиваясь.

– Тебе конец, ведьма, – заявил Ланте. Продолжал смеяться. – Что бы я ни сказал, я не пострадаю. Да, это я.

Я молчу. Не поднимаюсь.

– Я убил его, – он засмеялся истерически. – Я… у меня много… Да, я убил его. А ты опоздала! Ты опоздала! Ты не сможешь ничего! Даже если я плюну тебе в лицо и…

– Заткнись, идиот! – приказал Прокурор сухо. – Довольно.

– Нет, я скажу… Я дождусь, тахе-те… Я посмотрю на ваше изгнание…

– -

Он смеялся и смеялся, когда Майтенаринн поднялась, отняла ладони в чистых и сухих перчатках от лица и произнесла, холодно и равнодушно.

– Дознание окончено.

Ланте продолжал смеяться. Все прочие замерли. Ждали.

Ланте остановился, резко, словно его ударили. Майтенаринн пристально смотрела ему в глаза.

– Я… – он оглянулся. Все смотрели на него, замерев. Коллеги по центру медленно отодвигались. «Жуки» не шевелились.

– Я не… Чтоб ты сдохла! – завопил Ланте, срывая с себя куртку. – У меня… у меня больны родственники… я… мне нужно…

Майтенаринн смотрела на него, не выдавая никаких эмоций.

Ланте упал на колени.

– Я… прошу, тахе-те… Светлая, пощадите… Я не… Умоляю…

Руки его тряслись.

Майтенаринн продолжала смотреть…

– Я… я…

Он вскочил на ноги. Специальная охрана Её Светлости двинулась к неподвижно стоящей Майтенаринн. Встала по левую и правую руки.

– Я…

Он кинулся. Но не на Майтенаринн. Прочь от неё. Увернулся от «жука», споткнулся, вскочил на стол и головой вперёд ринулся в приоткрытое окно.

Звон стекла. Несколько секунд спустя глухой звук удара снизу.

Один из «жуков» выглянул в окно, обернулся, сделал знак – всё.

– -

Прокурор пошевелился.

– Благодарен вам, тахе-те, за удачное проведение церемонии. Мы немедленно проведём пересмотр дела. Безусловно, тяжесть наказаний, которым подлежали…

– Он не смог бы так много сам, Ваше Превосходительство, – перебила его Майтенаринн. Мягким голосом.

Ты не сможешь лгать.

– Он не знал, как правильно использовать наркотик. У него не было средств, чтобы маскировать отпечатки пальцев. Он не смог бы сделать всё сам.

Ноар-Мане смотрел в её глаза.

– Если бы мы заглянули в ваши бумаги, в ваш портфель, сколько ещё мы бы увидели там подписанных обвинительных заключений?

Прокурор продолжал молчать. Гвардейцы Её Светлости встали кольцом вокруг Майтенаринн. Положили руки на оружие. Прокурор не пошевелился.

– Если моё присутствие чисто формально, зачем вы поместили снайперов в соседних корпусах?

Молчание.

– Вы опасались полагаться на одного лишь Ланте, не так ли?

– Вы превышаете полномочия, тахе-те, – произнёс прокурор, улыбаясь. – Вы не имеете права допрашивать меня. Пересмотр дела – моя обязанность. Мой иммунитет к…

– У вас нет иммунитета, – выступил вперёд советник Её Светлости.

– Что вы сказали? – Прокурор улыбнулся шире.

– Вы препятствовали отправлению правосудия. Пока тахе-те не произнесла формулу завершения церемонии, вы не имели права давать указания свидетелю. В соответствии с законами Южного Союза и графства Тегарон, вы теряете иммунитет должностного лица. Мы имеем право изучить имеющиеся при вас документы.

В руке у Прокурора возник «Скорпион». Разумеется, оружие ему положено.

– Взять её, – приказал он. – Взять немедленно.

«Жуки» не шевелились. Они, как зачарованные, смотрели на Майтенаринн. Светлая смотрела в глаза Прокурору, оставаясь бесстрастной. Не уклонилась в сторону от дула пистолета, не шевельнулась.

Гвардейцы уже заняли оборонительные позиции. Воздух вокруг Майтенаринн наливался синеватым свечением.

– Светлая, – воскликнула одна из женщин – сотрудница центра. – Прошу о милости! – упала на колени. – Я подписала для них… Мне было сказано… Я прошу Вас…

Прокурор отвёл пистолет в сторону и прострелил ей голову. Не изменившись лицом, не издав ни звука.

Тут же беззвучная молния разбила окно. Майтенаринн ударило в правое плечо, развернуло, едва не бросило наземь. Она выпрямилась. Взглянула в сторону окна, из которого прилетела пуля.

Вторая пуля лишь задела её висок – ослепительный белый штрих отвёл снаряд в сторону. Майтенаринн продолжала стоять, не обращая внимания ни на что, глядя в лицо Генерального. Кровь пропитывала её одеяние.

– Синий код! – крикнул советник в личный «свисток». – Спасайте Светлую! Нейтрализовать «Жуков»!

– -

Описание того, что произошло в Зале Заседаний, заняло много места в разных источниках. Вероятно, больше всего повезло зрителям канала Трио студии спутникового вещания Южного Союза, которая тем же вечером как-то раздобыла фрагменты оперативной съёмки. Те, где всё было видно наиболее эффектно.