Текст книги "Миры неведомые"

Автор книги: Константин Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 51 страниц)

ГЛАВА XII,
в которой в поле зрения астронавтов появляется планета Венера

Прошло еще несколько дней. Ракета все так же мчалась в межпланетных просторах. Теперь в рубке перед пилотом лежала новая схема движения космического корабля, составленная профессором Шаповаловым с помощью электронной счетной машины. Дежурные снова имели возможность ориентироваться во время полета.

Случай с метеоритом научил многому. Вахту несли так же бдительно, как на боевом корабле в зоне военных действий. Особое внимание уделялось проверке правильности курса. Астроном вычислил новые координаты для каждого дня и часа.

Крохотные частицы вещества встречались в пути неоднократно, но теперь электронный страж своевременно обнаруживал опасность. Тогда автоматически приходили в действие двигатели ракеты, и она совершала небольшой бросок в сторону. Астронавты знали, в чем дело, и подобные маневры большого беспокойства у них не вызывали. Только вахтенные особенно тщательно проверяли точность установленного курса.

И вот настал час, когда далеко-далеко впереди, из-за диска Солнца, появилась планета Венера. Описав в космическом пространстве гигантский полуэллипс, ракета приближалась к цели. Утренняя звезда показалась в поле зрения телескопов ракеты. Героем дня стал астроном. Его сообщений все ждали с большим нетерпением, но профессор Шаповалов как назло сделался вдруг молчаливым и замкнутым. Он почти не отходил от своих астрономических приборов и целыми днями сидел в обсерватории.

– Наступает критический момент, – отвечал он на вопросы о причинах перемены настроения. – Трудности предстоят огромные – ведь мы приближаемся к планете, поверхность которой еще никто никогда не видел. Надо многое узнать, прежде чем пойти на сближение. Мне нельзя терять теперь ни одной минуты. Надо же выяснить, какова атмосфера на Венере, есть ли там горы, какова их высота и тому подобное… Извините, но я очень занят.

Едва проглотив обед, астроном снова исчезал в обсерватории и склонялся над приборами.

А между тем Венера с каждым днем становилась все больше и больше. Из далекой звездочки, едва различимой простым глазом, она постепенно превращалась в заметный шар, издали похожий на Луну и тоже имеющий фазы. Сначала она казалась величиной с яблоко, висящее на черном небе среди звезд, но скоро приняла размеры Луны в полнолуние.

Участники экспедиции все свободное время проводили в рубке и с огромным волнением взирали на таинственное светило, с которым была отныне связана их судьба. Интерес был понятен. Не какой-нибудь новый город, не новая страна, а действительно новый мир, великая тайна должна была открыться их взорам.

Никому еще не удавалось поднять белоснежное покрывало Венеры. Царица утренней и вечерней зари, как называли ее древние, сияет на небе, окруженная плотной, непроницаемой для глаза атмосферой. Даже теперь, при таком приближении, на ней еще нельзя было рассмотреть никаких подробностей. Одно стало ясно: планета сплошь окутана облаками, которые клубились, громоздились и медленно плавали вокруг нее, не позволяя видеть ничего, кроме бесформенной белой массы.

Что скрывается за этой завесой? Есть ли там твердая и надежная почва? Быть может, планета покрыта водой кипящих океанов? Быть может, тонкая твердь Венеры то и дело разрывается грандиозными вулканическими процессами? Эти вопросы до крайности волновали всех участников экспедиции. Люди стали нервничать как никогда, осунулись, глаза у всех лихорадочно блестели. Впервые в салоне стали вспыхивать ссоры из-за пустяков. Но астронавты снова смотрели на приближавшуюся Венеру, и все эти ссоры и их причины казались жалкими пустяками в сравнении с величием Вселенной.

Жизнь на борту космического корабля продолжалась все так же размеренно. Работы хватало на всех. Кроме дежурств во время вахты, каждый выполнял какую-нибудь работу по специальности. Сандомирский и Красницкий проверяли механизмы, наблюдали за работой всей сложной аппаратуры, являвшейся нервной системой корабля. Наташа следила за физическим состоянием астронавтов, вела систематическое наблюдение за температурой путешественников, составом их крови, артериальным давлением. Ученые завершали первую часть своей программы научных наблюдений.

Часы отдыха путешественники проводили в салоне ракеты, не спуская глаз со светила, с каждым часом занимавшего все больше и больше места в видимой части Вселенной.

Теперь сверкающий шар Венеры воспринимался глазом как близкий и огромный. Матово-белый и яркий до рези в глазах, он висел среди черной пустоты, затмевая сиянием окружающие светила. Приходилось надевать темные очки, чтобы подолгу смотреть на приближавшуюся планету. На ней все так же клубились и громоздились облака. Не было ни одного разрыва между ними, который позволил бы хоть на мгновение увидеть поверхность планеты. Венера оставалась загадкой даже при таком приближении.

К Шаповалову теперь было страшно подойти. Он нервничал, так как ничего не мог добиться, несмотря на все свои старания и, безусловно, огромные познания в области астрономии. Ни телескопы, снабженные светофильтрами, ни невидимые лучи радиолокаторов – ничто не могло приоткрыть завесу тайны, которой была окружена загадочная планета. Астроном ходил мрачный, как туча. Его самолюбие ученого никак не могло примириться с мыслью, что, будучи совсем близко от цели и поставленный в исключительно благоприятные условия, он не может прибавить ничего нового к сведениям о Венере, полученным еще на далекой Земле.

– Надо что-то решать, – сказал он однажды. – Венера остается загадкой. Смотрите!… Вот здесь, на экране, спектр лучей, отраженных от внешнего слоя атмосферы. Он ясно говорит, что облака Венеры состоят не из водяных паров. Это не те облака, какие мы наблюдаем на Земле. Однако ничего нельзя сказать об их составе и о состоянии нижних слоев атмосферы Венеры.

– Не следует особенно огорчаться, – спокойно заметил академик. – Представьте себе исследователя, который попытался бы изучить атмосферу Земли, находясь далеко за ее пределами. Этот исследователь натолкнулся бы сначала на ионосферу и убедился, что она представляет собой толстый слой сильно ионизированного газа, главным образом азота, то есть абсолютно непригодна для дыхания. Кроме того, он обнаружил бы температуры, достигающие 1000 градусов. Что же он должен был бы предположить? Вероятно, он пришел бы к выводу, что жизнь на Земле невозможна. Между тем воздух у поверхности Земли значительно холоднее и имеет другой состав. То же самое может произойти и с нашими представлениями о Венере. Допустим, что ее атмосфера не содержит на верхней границе ни водяных паров, ни кислорода. Разве это все? Быть может, эти элементы концентрируются значительно ниже?

– На каких волнах работали? – осведомился Красницкий у астронома.

– Ни длинные, ни короткие, ни ультракороткие волны – ничего не проникает сквозь эти облака! – с досадой проворчал Шаповалов.

– Но можно предположить, – заметил опять Красницкий, – что под ними страшная жара. Ведь углекислый газ, которого здесь такое количество, не пропускает инфракрасных лучей. Длинноволновое излучение Солнца может аккумулироваться внизу, как под оболочкой гигантского термоса.

– Насколько мне известно, – вмешался в разговор академик, – большое количество углекислоты на Венере отмечают все исследователи. Возможно, что это результат вулканической деятельности. Следовательно, углекислота неорганического происхождения. Быть может, за счет этой углекислоты на поверхности планеты существует богатая растительность. Тогда в нижних слоях атмосферы может оказаться и кислород. Может быть, он лишь потому не обнаруживается в спектре, что солнечные лучи не в силах пробиться через мутную атмосферу.

– Можно строить сколько угодно весьма логичных предположений, – усмехнулся астроном, – беда в том, что в практическом отношении это дает мало.

– Что делать, дорогой Михаил Андреевич, – ответил ему академик. – Мы для того и прибыли сюда, чтобы выяснить эти вопросы. Если ничего нельзя увидеть, придется спуститься ниже и посмотреть, в чем там дело.

– Пока что мы летим с закрытыми глазами! – проворчал Шаповалов.

– Ничего не поделаешь. Вы сделали все, чтобы облегчить задачу, но завеса слишком плотна. Выход один – надо прорваться сквозь нее.

– Весьма опасный маневр, Виктор Петрович! Во-первых, нам неизвестна толщина облачного покрова над поверхностью планеты. Во-вторых, там могут оказаться высокие горы. Нельзя забывать, что, чем ближе мы будем к поверхности Венеры, тем сильнее будет ее притяжение. Пройдя некоторую критическую точку, мы рискуем оказаться в плену… и, может быть, навеки.

Яхонтов развел руками:

– Последнее слово остается за астрономом. Штурман экспедиции должен дать свое заключение.

Астроном снова удалился в обсерваторию проверять вычисления.

Видимо, два противоположных чувства боролись в душе этого человека. С одной стороны, он не любил рискованных предприятий и всегда старался держаться «в границах благоразумия». С другой стороны, он все-таки был ученым и обладал известным профессиональным самолюбием, которое не позволяло ему легко отказаться от достижения намеченной цели. Кроме того, он был честолюбив. Именно стремление к известности, к личной славе, к первенству в том или ином научном вопросе и заставляло его порой совершать поступки, несовместимые с благоразумием, иногда брало верх над его осторожностью.

В данный момент он был во власти мучительных противоречий. Загадочная планета была совсем близко. Ему казалось весьма заманчивым первому приподнять окружающую ее завесу тайны. Было бы весьма досадно вернуться с пустыми руками. Представлялся единственный случай прославить свое имя, добиться мировой известности. Ему уже снились почести, звание академика, доклады в Москве, в Париже, Лондоне… Но и опасность была чрезвычайно велика. Лучше других астроном понимал, насколько рискованной была попытка проникнуть под облачный покров Венеры.

Шаповалов ходил взад и вперед по своей обсерватории и старался решить, что в данную минуту благоразумнее: убеждать ли своих товарищей, пока еще не поздно, пройти стороной или, наоборот, привести их на самый край бездны, поставить на карту крупную ставку – свою жизнь и жизнь других людей – с целью все выиграть или погибнуть.

Профессор подошел к окну. Блистающий шар Венеры принял теперь золотистый оттенок. Он висел совсем близко, манил к себе и дразнил переливами красок. Астроном долго смотрел на таинственную планету и о чем-то думал. Потом вернулся к столу и снова принялся за вычисления…

На другое утро, после завтрака, Михаил Андреевич решил изложить результаты своей работы.

– Что для нас сейчас самое важное? – начал астроном. – Толщина атмосферы Венеры. Я попытался определить ее, исходя из предположения, что твердое вещество планеты имеет ту же плотность, что и Земля. Дальше нужно было установить, на какую предельную глубину можно погрузиться в облака Венеры, чтобы иметь достаточный запас скорости для выхода из ее поля тяготения. Оказалось, что критическое расстояние – 100 километров от поверхности планеты.

– А на чем основаны все эти вычисления? – поинтересовался академик.

– Не скрою, расчеты не вполне надежны. Ведь целый ряд исходных величин основан на предположении. Снижаясь, мы, конечно, подвергаем себя большой опасности, но, с другой стороны, если не пойти на риск, мы вернемся домой ни с чем. Это очень обидно. Особенно для астронома. Надо решать: идти ли на риск?

– Беру решение на себя, – сказал Яхонтов. – Думаю, что все со мной согласятся. Пойдем на снижение до 100 километров над поверхностью Венеры. Если там облачный покров уже отсутствует, совершим полет вокруг планеты, сделаем снимки, возьмем пробы атмосферы и пойдем в обратный путь. Если же облака лежат ниже 100 километров и непроницаемым слоем, то… что ж поделаешь! Ограничимся изучением их состава. Но помните, что это предел! Если произойдет ошибка, мы навеки останемся на Венере.

Путешественникам иногда казалось, что они уже пережили все возможные для человека ощущения и волнения. Но вот наступили минуты, когда поколебалась уверенность, что их нервы в состоянии выдержать предстоящие испытания.

Сверкающий диск Венеры вырос настолько, что занял почти весь небосклон. Настал момент, когда пилоты должны были показать свое искусство. Серьезный и озабоченный, Сандомирский занял место за пультом управления. Рядом поместился Владимир. Тут же находился профессор Шаповалов.

Академик Яхонтов сказал:

– Николай Александрович, я знаю, что во время полета права командира неограниченны. Но не гоните нас, пожалуйста, из рубки. Так хочется увидеть побольше.

Сандомирский, не отрываясь от приборов, молча кивнул головой.

Внезапно какая-то сила отбросила влево всех находящихся в кабине. Пилот повернул штурвал, и ракета отклонилась от линии полета в правую сторону. Космический корабль приблизился к Венере в плоскости ее экватора. По отношению к поверхности планеты маневр означал, что ракета уходит вверх.

– Перехожу в спираль! – крикнул Сандомирский.

Теперь ракета летела так, что планета оставалась с левой стороны. В окна было видно, как приближается край освещенного полушария. Еще несколько минут, и кабина погрузилась в темноту. Включать электрическое освещение командир не хотел, так как было бы опасно потерять возможность видеть все, что происходит снаружи. Только по перемещению звезд в рамке окон можно было судить, что корабль идет не по прямой, а описывает плавную кривую.

Так продолжалось около тридцати минут. Снова показалось освещенное полушарие. На этот раз даже невооруженным глазом было видно, что ослепительно белая поверхность облаков стала значительно ближе. Затем последовал легкий и какой-то упругий толчок. У астронавтов создалось впечатление, будто ракета налетела на незначительное препятствие и преодолевает его сопротивление.

На пульте управления загорелась синяя лампочка.

– Корабль вошел в верхние слои атмосферы, – спокойно объяснил Сандомирский. – Теперь вся задача состоит в том, чтобы опускаться по возможности плавно. К сожалению, мы не имеем никакого представления о плотности среды.

В рубке стояла тишина. Никто не говорил ни слова. Ракета описала несколько кругов вокруг планеты. Смена дня и ночи происходила для пассажиров космического корабля чрезвычайно быстро. Едва дневной свет успевал озарить рубку, как снова наступала тьма. Так повторялось несколько раз.

Вдруг невидимая, но могучая сила швырнула всех вперед. Если бы не ремни, пилот тоже не усидел бы в своем кресле. Его чуть не выбросило на пульт управления. Путешественники испытали давно забытое ощущение: их тела снова приобрели вес, притом значительный. Когда все пришло в порядок, Сандомирский сказал:

– Это облака. Корабль достиг облачного слоя. Их плотность, очевидно, высока.

– Они создают сильное тормозящее действие, – пояснил Шаповалов. – Поэтому и был такой толчок.

Объяснение было вполне удовлетворительным с научной точки зрения. Ученые поспешно пристегнули себя ремнями к спинкам кресел.

Картина за окнами менялась. Если прежде с одной стороны виднелась белая, местами золотистая масса облаков, а с другой – небо, усыпанное звездами, то теперь слева стало заметно светлеть, а черный цвет сменился интенсивным фиолетовым.

– Видите! – заметил Шаповалов. – Мы уже находимся в зоне, наполненной веществом, преломляющим и рассеивающим свет.

Путешественники не могли долго наблюдать это явление, так как ракета погрузилась в облачный слой. Теперь с обеих сторон корабля видна была только желтоватая масса тумана. Воздух в кабине стал заметно нагреваться. Владимир, следивший за приборами, молча указал командиру на шкалу термометра, соединенного с внешней оболочкой ракеты. Он показывал плюс 138 градусов.

Сандомирский посмотрел на шкалу, и лицо его стало серьезным.

– Ну как? – тихо спросил его академик.

– Сопротивление среды очень велико! – так же тихо ответил Сандомирский. – Оболочка ракеты раскаляется больше, чем мне бы хотелось.

Когда ракета вновь появилась над освещенным полушарием Венеры, цвет облаков, среди которых летел корабль, изменился на темно-желтый. С каждой минутой эта окраска усиливалась и принимала оттенок, близкий к оранжевому. Жара поднялась. Термометр показывал, что оболочка нагрелась до 389 градусов. Дышать в кабине становилось все труднее, несмотря на включенное охлаждение. Однако Сандомирский продолжал оставаться за пультом. Только лицо его побагровело от напряжения.

Не легче было и другим путешественникам. Особенно плохо чувствовал себя толстяк-астроном. Излишняя полнота давала себя знать.

– Еще долго мы можем опускаться? – спросил его академик.

– Альтиметр показывает 250 километров, – слабым голосом ответил Шаповалов, – однако облака еще плотны… Неужели мы не пробьемся?

Ему стало трудно говорить. Кровь приливала к голове, и сознание затуманивалось.

– Помните… – еле слышно прошептал он, – ниже 100 километров нельзя… никак нельзя! Наблюдайте, пожалуйста… Я плохо вижу…

Сандомирский оглянулся. Лицо его было искажено.

– Всем немедленно оставить помещение!… – прохрипел командир корабля. – Буду снижаться до предела. Включу фото, если откроется поверхность. Тут оставаться нельзя! Помогите Михаилу Андреевичу… Скорее в камеры амортизации! Неизвестно, что может случиться… Останется только Одинцов!

В висках астронавтов стучало, как кузнечным молотом. Просыпался инстинкт самосохранения. Наташа сжала голову руками.

Терять время было нельзя. Академик и Красницкий подхватили Шаповалова и потащили его вниз, поспешно облачили в скафандр и поместили в камеру амортизации. Им помогала Наташа. Уже не первый раз она доказывала, что была мужественной женщиной. Она тоже надела защитную одежду и погрузилась в раствор. Так же поступили и оба ученых.

Тем временем ракета уже пробила слой облаков, и перед окнами кабины раскинулся изумительный пейзаж Венеры, впервые открывшийся глазам человека.

Все заливал странный желто-оранжевый свет. Покрытое облаками небо было не синим или серым, как на Земле, а охряно-желтым, что придавало всему окружающему зловещий колорит. Корабль летел на огромной высоте. Туманное покрывало Венеры плавало в вышине, какой никогда не достигают земные облака. Далеко внизу виднелись горные хребты, грандиозные черные скалы. Во многих местах к небу поднимались клубы серого и красного дыма. Кое-где мелькали языки ярко-желтого пламени. В трех местах происходило извержение вулканов. Видно было, как раскаленная лава огненными потоками разливается по склонам гор, устремляясь к морю. Да, на Венере оказались моря.

Насколько можно было судить по первым впечатлениям, большая часть ее поверхности состояла именно из водных пространств. Горы поднимались над морем, образуя бесчисленные острова, то очень большие, то мелкие, отделенные друг от друга проливами.

С пересохшим ртом Владимир жадными глазами смотрел на эти необыкновенные картины. Он знал, что имеет возможность видеть все это лишь несколько минут, и торопился запечатлеть в памяти как можно больше. Он глядел, глядел…

Слабый стон заставил его обернуться. Жара в кабине сделалась невыносимой. Он увидел, что лицо Сандомирского стало совсем багровым. Командир корабля был близок к обмороку.

– Вам трудно! – Одинцов схватил его за плечи. – Я сменю…

– Пока еще держусь. Посмотрите лучше, что там, в салоне…

Владимир не хотел покидать рубку в такие минуты, но приказ есть приказ. С большим трудом ему удалось спуститься вниз. Там все оказалось в порядке. Люди находились в камерах амортизации. Дышать в салоне было нечем. Холодильные приспособления уже не справлялись с температурой. Одинцов почувствовал дурноту и понял, что оставаться здесь больше не может.

Собрав остаток сил, он вернулся в кабину управления – еще немного и было бы поздно! Сандомирский уже не сидел в кресле, а лежал в нем, бессильно откинувшись на спинку. Владимир бросил взгляд на наружный термометр. Он показывал плюс 675 градусов. Внутри ракеты жара достигала 85 градусов.

С трудом Одинцов перетащил командира на другое кресло, а сам занял его место. Перед глазами плыли красные круги. Требовалось огромное усилие воли, чтобы заставить себя вырваться из-под власти болезненных ощущений и разобраться в обстановке.

Владимир взглянул на альтиметр. Несмотря на нестерпимую жару, на его лбу выступил холодный пот. Стрелка показывала 65 километров. Пока он отсутствовал, ракета прошла роковую черту. Помраченное сознание Сандомирского не позволило ему вовремя принять меры, удержав ракету выше критической черты.

Николай Александрович пропустил критический момент! Одинцов знал, что это значит. Теперь можно было сжечь хотя бы весь запас горючего, но это не изменило бы положения. Ракета уже не могла преодолеть тяготения Венеры. Путь назад был отрезан!

Одинцов старался собрать свои мысли. Что делать? Путь к спасению был один – идти вниз. Бороться с притяжением планеты было уже бесполезно. Судьба ракеты и жизнь ее обитателей находилась теперь в его руках. На мгновение он подумал о Наташе. В тумане мелькнуло ее милое лицо… Хорошо, что все они были в камерах и ничего не знали! Наташа! Наташа!…

Космический корабль, снаружи раскаленный докрасна, мчался с огромной скоростью. Пока о посадке нечего было и думать. Рядом хрипел Сандомирский. Владимир и сам находился на грани потери сознания. Он понимал, что надо как можно скорее замедлить полет, иначе гибель станет неминуемой. Намеченный раньше план летать вокруг планеты по спирали до тех пор, пока скорость не дойдет до минимума, был теперь непригоден. Атмосфера Венеры оказалась гораздо более плотной, чем предполагалось и нагрев ракеты становился катастрофическим.

Пилот решился на крайнюю меру: он включил двигатели, дюзы которых были направлены вперед, против движения корабля. Это были своего рода реактивные тормоза. Яркие снопы пламени вырвались из отверстий по обе стороны рубки. Резкий толчок едва не выбросил Одинцова из кресла. Оглушенный, он еще нашел в себе силы выключить двигатель и снова взяться за штурвал. Но цель была достигнута – скорость ракеты заметно уменьшилась.

В эти минуты корабль находился на затемненной стороне планеты. Ночной мрак закрыл все черной пеленой. Только кое-где внизу виднелись огни вулканов, вздымающих к небу столбы багрового дыма.

Владимир застыл за штурвалом, напряженно вглядываясь в даль и стараясь наметить место, пригодное для посадки. Когда ракета снова вылетела на освещенное полушарие, он заметил несколько правее по курсу корабля ровную поверхность моря. Тормозящее действие крыльев и хвостового оперения оказывало свое влияние: полет ракеты постепенно замедлялся, но оболочка все еще оставалась раскаленной. Прошел мучительный и показавшийся необыкновенно долгим час времени. Пилот совершил еще один оборот вокруг планеты, постепенно снижая высоту и теряя скорость.

Горы приблизились. Стали отчетливо видны их крутые высокие склоны, голые и угрюмые скалы. Неприветливо встречала Венера незваных пришельцев из другого мира. Черные утесы, растекавшиеся по ущельям багровые дымы вулканов, клубящиеся над головой мертвенно-желтые облака и странный для человеческого глаза оранжевый свет – такой предстала утренняя звезда людям, преодолевшим бездну мирового пространства, чтобы приподнять завесу окутывающей ее тайны.

Приближался самый ответственный момент путешествия. Теперь от пилота требовалось максимальное хладнокровие, а Одинцов едва сидел в кресле, только нечеловеческим напряжением воли удерживая себя от непреодолимого желания бросить штурвал и упасть ничком. Полуавтоматическим и почти бессознательным движением он включил еще раз реактивные тормоза, успел сообразить, что скорость корабля значительно упала, и продолжал глядеть вперед, выжидая, когда перед ним раскроются водные просторы. Он был уверен, что море, виденное им с высоты, находится где-то поблизости, но пока перед глазами простиралась только бесконечная цепь зубчатых скал.

Корабль продолжал терять высоту. Он мчался со скоростью около 1500 километров в час. Это было немного по сравнению с космическими масштабами, но вполне достаточно, чтобы посадка была чрезвычайно опасной, если не невозможной.

Острые вершины гор были совсем близко, а море еще не появлялось в поле зрения. В помраченном сознании Владимира сохранилось только неясное ощущение, что надо держаться правее. Он повернул ракету. Дорогу преградило густое облако дыма, освещенное снизу багровым отсветом пламени. Инстинктивно пилот еще раз повернул штурвал, и дышащий огнем кратер вулкана остался слева. Но тут из тумана и дыма совсем близко вынырнула остроконечная вершина скалистого пика. Столкновение казалось неизбежным. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, пилот, перед глазами которого уже стояла кроваво-красная пелена, полуинстинктивно, рефлекторным движением дернул рукоятку на себя. Космический корабль мощным рывком взмыл кверху и пронесся над черными зубцами утеса. И вдруг далеко-далеко внизу открылось море, по которому ходили грозные волны. Предпринятый маневр, независимо от воли пилота, резко уменьшил скорость. Ракета стала падать. У Одинцова хватило сил лишь на то, чтобы выровнять корабль и послать его вниз под малым углом, почти параллельно поверхности моря. Через мгновение он, так же как Сандомирский, бессильно поник головой, выпустил из рук штурвал и потерял сознание.

Лишенная управления ракета еще несколько секунд двигалась по инерции, а затем тяжко рухнула в бушующие волны. Мгновенно поднявшийся огромный столб пара скрыл место ее погружения…