Текст книги "Канцелярская крыса (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Герти вспомнил мальчишку-коридорного, и его едва не выкрутило наизнанку.

– Пакет? – спросил он слабым голосом, – Ах да, пакет. Дайте его мне.

– Вот он, сэр.

Пакет оказался небольшим свертком в простой вощеной бумаге и весьма легким.

– Оставлено, судя по всему, для вас. Но джентльмен не назвался.

– Ничего, неважно.

Бумага затрещала под пальцами. Сорвав обертку, Герти уставился на содержимое свертка. Оно состояло из достаточно внушительной пачки банкнот и простой почтовой карточки, посреди которой короткой угольной строкой чернела строка букв. От карточки исходил сильнейший запах ванили. Взяв в руки бумажный прямоугольник, Герти приблизил его к глазам и прочитал: «Бегите с острова немедленно. Пока еще живы. И никогда не возвращайтесь».

Подписи не имелось.

– Что-нибудь еще, сэр? – почтительно спросил консьерж.

Герти опустил деньги и карточку в карман.

– Нет, – сказал он, – Благодарю. Впрочем, если не трудно, вызовите мне кэб…

ЧАСТЬ 3

ПРИКЛАДНАЯ ИХТИОЛОГИЯ

When I go fishing

I'm always wishing

Some fish will be my prize;

But while I'm fishing,

The fish are wishing

Otherwise

Английский детский стишок-считалка.

Входя в кабинет мистера Шарпера, Герти всякий раз ощущал себя дрессировщиком, по доброй воле забирающимся в клетку с тигром. Или с черной пантерой. Но у дрессировщика есть кнут, есть заткнутый за пояс револьвер, есть дежурящие возле клетки помощники, готовые в любую секунду стегнуть хищника водяным хлыстом из брандспойта. У Герти ничего этого не было. А если бы и было… Он почему-то был уверен, что в обществе секретаря Канцелярии Шарпера револьвер показался бы не опаснее шляпной булавки.

– Полковник! – мистер Шарпер с распростертыми объятьями поднялся с кушетки, на которой обыкновенно проводил после завтрака около часа, листая поступившую за ночь корреспонденцию. Состояла она из мотка телеграфных лент и великого множества разноцветных бланков, которые тонкие пальцы Лександра Шарпера подхватывали бесшумно и молниеносно, столь же быстро откладывая в разные стопки или отправляя в корзину для бумаг, – Приятно видеть вас, даже в столь ранний час. Кофе? Сигарету?

Герти вежливо отказался. Шарпер имел обыкновение пить кофе настолько сладкий, что едва не слипались зубы, и густой, как вар, которым заливают брусчатку. Глаза Шарпера усмехнулись Герти, ослепив на миг замурованной в них зеленой искрой.

Ему повезло. Тигр был сыт, и тигр был в благодушном расположении. Настолько, насколько это возможно для хищника его породы. Герти чувствовал, подкожно, подспудно, что достаточно совершить какую-то малейшую оплошность, выраженную одним взглядом или жестом, как из мягкой шерсти вынырнут зазубренные черные когти. И служащим долго придется отмывать клетку от кровавых, липнущих к подстилке, клочьев того, что прежде было мистером Уинтерблоссомом…

– Я по служебному вопросу, – сказал Герти, чувствуя себя невероятно скованно и пытаясь компенсировать это уверенной жестикуляцией.

– Не сомневаюсь, полковник! – с готовностью отозвался мистер Шарпер, – Человек вроде вас не мыслит существования без службы. С моей стороны глупо было бы считать, что вы решили обсудить со мной рецензию в «Серебряном рупоре» или последнюю пьесу. Усаживайтесь поудобнее, прошу вас. Как вам ваш новый кабинет? Освоились?

– Обвыкаюсь понемногу.

– Хорошо. Если возникнет потребность в чем-либо, немедленно ставьте меня в известность. Сразу обращайтесь ко мне, не к мистеру Беллигейлу. Он прекрасный работник, прекрасный, но, между нами, немного крючкотвор.

Если у Герти и возникали ассоциации при мысли о мистере Беллигейле, то не с крючками, а, скорее, с пыточными крючьями. Но затрагивать эту тему в кабинете секретаря он не счел нужным.

Кресло для посетителей было обтянуто превосходной кожей и необычайно мягко, но Герти, усевшись на самый его край, ощущал себя так, точно взгромоздился седалищем на потертую от долгого использования пыточную дыбу каменной твердости. Это было в природе мистера Шарпера – влиять своим присутствием на любые окружающие его вещи. Герти успел обратить на это внимание за то время, что провел на службе в здании Канцелярии, хоть и встречался с секретарем лишь изредка.

Он прочистил горло, мгновенно высохшее, стоило лишь мистеру Шарперу обратить на посетителя выжидающий взгляд. Секретарский взгляд пронимал до глубины души, хотя, казалось бы, ничего страшного в нем не содержалось, если не считать дьявольской зеленой искры. И дружелюбная улыбка мистера Шарпера смягчала этот взгляд не более, чем ложка сахара может подсластить пинту яда гремучей змеи.

– Дело в том, что я уже обращался к мистеру Беллигейлу. По другому вопросу.

– Вот как? Ах да, знаю, он докладывал. Кажется, вы запрашивали материалы по одному из наших дел?

– Да, сэр. По делу… кхм… некоего Уинтерблоссома.

Шарпер щелкнул пальцами.

– Точно. Тоже не терпится пойти по следу этого психопата? Ну еще бы. Вы же прирожденный охотник. Понимаю. Должно быть, у вас тоже сжимаются кулаки при мысли о том, что этот Уинтерблоссом все еще находится на острове. Знаете, как его прозвали газеты?

– Н-не читал, – солгал Герти.

– Бангорская Гиена, – произнес Шарпер, явственно смакуя каждую букву, – Вот как они зовут его. Только, мне кажется, прозвище это вполне не отображает суть. Гиена – падальщик, примитивный хищник. Она не играет со своими жертвами. А Уинтерблоссом… Помните, что он сделал с тем бродягой в Уиндон-сквере?

Герти неуверенно кивнул.

– Что-то припоминаю, сэр.

– Пустил его на ремни, вот что. Я не удивлюсь, если этот парень работал прежде скорняком. Чрезвычайно точная и даже кропотливая работа. Словно распустил на нитки старый свитер. Удивительная штука – человеческое тело, верно, полковник? Кто бы мог предположить, что из одного человека может получиться ремень длиной сорок ярдов?.. Невероятно. Этой чертовой гирлянды хватило ему для того, чтоб опутать половину парка… На его счету уже четверо. И это за неполный месяц! Парень трудится так, словно надеется получить премию за сверхурочную работу по декорации улиц!

– Крайне необычный убийца, – согласился Герти, кусая губы, – Крайне.

– Он не убийца, – вздохнул мистер Шарпер, задумчиво разглядывая потолок собственного кабинета, украшенный изящной лепниной, – Уинтерблоссом художник. Или мнит себя таковым. Он не берет денег, он не выдвигает требований, он просто убивает, причем каждое убийство обставляет так, точно это его собственный вернисаж.

– Художник, – выдавил Герти с нескрываемым отвращением.

– Человек, охваченный болезненным стремлением творить безумное искусство. Но мы пока не знаем, что представляют собой его полотна. Это попытка что-то сказать или же попытка что-то спросить. Нам надо понять его внутреннюю мотивацию, чтобы раскинуть сети. Затруднение лишь в том, что Бангорская Гиена, кем бы она ни была, без сомнения, безумна. А разум безумца – как закрытое ставнями окно, полковник.

– Несомненно, сэр. Но вы по-прежнему уверены, что мы преследуем Уинтерблоссома?

Секретарь поднял на него глаза.

– Что вы имеете в виду, полковник?

– Ну… Мы ведь не можем наверняка утверждать, что это настоящее имя Бангорской Гиены.

– Настоящее, – заверил его мистер Шарпер, – О случайности речи не идет. Во рту каждой жертвы мы обнаружили визитную карточку с именем Гилберта Уинтерблоссома. Гиена не прячется от нас, наоборот, получает удовольствие от того, что водит Канцелярию за нос. Даже зная ее имя, мы не можем загнать взбесившегося хищника в клетку… Вы ведь знаете про лица?

– Лица?..

– Ах да, об этом не писали в газете. Ни к чему разводить панику в городе. Она срезает лица своих жертв, – пояснил мистер Шарпер, – Начисто. Положительно, этот мир делается безумен.

Покачивая головой, мистер Шарпер взял следующий бланк и принялся его читать, быстро пробегая глазами строки. Выждав несколько секунд, Герти кашлянул.

– Сэр… Я слышал, что по делу Уинтерблоссома наметились некоторые подвижки.

– В самом деле?

– Насколько мне известно. Сэр.

– Подвижки – это, наверно, слишком сильно сказано, – мистер Шарпер мгновенным движением разорвал один из бланков и отправил в корзину обе его половинки, – Но, наверно, можно сказать, что первый наш шаг уже сделан. Об исходе говорить пока рано, однако, однако… Скажем так, у нас есть первая ниточка, которую мы уже вплетаем в висельную веревку для Бангорской Гиены.

Мистер Шарпер улыбнулся своей метафоре. Герти улыбнулся тоже, хотя улыбка и норовила примерзнуть намертво к зубам.

Нитка, значит?..

Он давно ожидал этого. Со страхом, ночной крысой точащей кости, и, одновременно, с ощущением неизбежности. Разумеется, Канцелярия рано или поздно должна была выйти на след. Но что это за ниточка, оставалось только гадать.

Крысы Канцелярии, без сомнения, рассыпались по всему городу, вынюхивая, выискивая и высматривая. Герти не сомневался, что они уже перетрясли весь Новый Бангор до основания, от трущоб Клифа до респектабельных заведений Ауронглоу, от цехов Коппертауна до изысканных особняков Олд-Донована. Крысы – необычайно ловкие и юркие создания, способные проникнуть в любую щель. В Новом Бангоре не было щелей, в которые они бы не смогли засунуть свой нос.

Герти не представлял, в каком направлении движется расследования и о каких нитках толкует секретарь, но догадывался, что усилия предприняты немалые. Без сомнения, крысы Канцелярии уже допросили всех свидетелей, если таковые имелись, равно как и тех, кто обнаруживал тела. С кем они могли поговорить?

Благодарение Господу, «Мемфида» давно покинула остров, значит, до того офицера, с которым Герти говорил в свое время, они не доберутся. Но остались другие люди. Например, полисмен, у которого Герти спрашивал дорогу до Канцелярии.

«Уинтерблоссом? Позвольте, позвольте… Да, я и в самом деле помню такого джентльмена. Остановил его на Каунт-стрит. Он с самого начала показался мне странным. Внешне спокойный, но сразу стало видно, что за этим что-то прячется. Очень неприятный тип. Спросил у меня дорогу до Майринка. Отчего-то искал дорогу в Канцелярию, представляете?..»

От подобных мыслей мгновенно накатывала мигрень, а болезненное и излишне живое воображение принималось рисовать картины, одна другой страшнее.

Душный и зловещий зал суда, на месте лиц присяжных – шевелящие усами крысиные морды. Тщетные попытки объяснить судье, что все это – цепь роковых совпадений, к которым он, Гилберт Уинтерблоссом, не имеет ни малейшего касательства. Стук молотка, напоминающий глухие удары палаческого топора по плахе. Приговор. Звенящие кандалы на ногах. Полисмены, тащащие упирающегося Герти в сырой подвал…

Герти с трудом вынырнул из этой липкой лужи, порожденной его излишне живым воображением. Несмотря на царящую в кабинете секретаря тропическую жару он почему-то ощущал ледяной озноб.

– Странный тип этот Уинтерблоссом, – продолжал между тем мистер Шарпер, глядя в свои бумаги и не замечая некоторой скованности собеседника, – Он как будто вынырнул из океана. Мои клерки перетрясли записи всех городских контор, ни в одной из них на службе не состоял Гилберт Н. Уинтерблоссом. Ни в одной. Значит ли это, что имя – подкинутая нам фальшивка? Ну, это мы узнаем в свое время. Обещаю вам. Если ниточка наша окажется достаточно крепка, уже через некоторое время вы сможете самолично взглянуть в глаза этому хладнокровному убийце.

Герти сглотнул застрявший в горле комок, который был размером с остров Ньюфаундленд.

– Об этом я и хотел поговорить, сэр.

– Весь во внимании, полковник.

– Я хочу присоединиться к расследованию дела Уинтерблоссома.

Мистер Шарпер опустил бланк, который читал в этот момент, и поверх него скользнул по Герти заинтересованным взглядом. Или все-таки насмешливым?

– Чувствуете свежую кровь, полковник? Не терпится пойти по следу?

– Можно сказать и так.

Мистер Шарпер понимающе кивнул:

– Ну конечно. Уж кто-то, а вы не останетесь в стороне от погони! Вы же охотник, не мыслите себя без преследования! Должно быть, уже чувствуете себя на Суматре, идущим по следу ягуара-людоеда, верно? Адреналин уже кипит в жилах! Охотничьи инстинкты кричат об опасности!

Герти выдавил из себя улыбку, кислую, как застоявшееся молоко.

– Вроде того. Я бы хотел непосредственно заняться этим делом. Однако мистер Беллигейл сказал, что не может передать мне материалы без вашей непосредственной санкции.

Мистер Шарпер идеально ровно сложил бланк пополам и отложил его в папку. Его ухоженные ногти мягко блестели под светом настольной лампы.

– Таковы правила Канцелярии, полковник. Материалы дела могут быть переданы только тем лицам, которые им непосредственно занимаются.

– Резонно. Но если я буду им заниматься…

– Извините, полковник Уизерс, но сейчас я не могу этого сделать.

– Почему же? – вырвалось у Герти.

– Понимаю, насколько важно для вас, как и для всех нас, покарать Бангорскую Гиену, но вынужден ответить вам отказом. Две трети клерков Канцелярии и без того заняты поисками. Мои силы обескровлены. А ведь в Новом Бангоре и без Уинтерблоссома хватает всякой дряни. Убийцы, головорезы, грабители, рыбаки… Бросая все силы в одном направлении, я обнажаю фланги. А вы, полковник, моя тяжелая кавалерия, мой неприкосновенный резерв!

– Или же вы просто не верите в то, что от меня будет толк.

Мистер Шарпер укоризненно взглянул на Герти.

– Никогда не говорите подобного. Это неправда.

– Так и есть. Вы считаете, что я не справлюсь с Уинтерблоссомом, верно? Что поимка Жэймса-Семь-Пуль была лишь удачей, улыбнувшейся новичку.

– Полковник, полковник… У городской охоты есть свои правила, свои законы. Вы один из лучших следопытов, что я видел, но…

– Но я недостаточно опытен в выслеживании человеческой дичи, так? Жэймс-Семь-Пуль был всего лишь грабителем, недостаточно ловким, чтобы грамотно уйти на дно. И вы думаете, что Бангорская Гиена куда хитрее. Так вот, мистер Шарпер, я готов доказать вам еще раз, что способен найти убийцу.

Герти и сам не ожидал от себя подобного пыла. Его натиск был рожден отчаяньем, а красноречие – ощущением блуждающего по спине перекрестья прицела. Мистер Шарпер не лгал. Круг загонщиков вокруг Уинтерблоссома сходился все плотнее. Рано или поздно он будет опознан. И после допроса, при одной мысли о котором под кожей у Герти начинали бурить ходы ледяные термиты, последует расплата.

Возможно, раньше он мог соскочить с подножки этого трамвая. Раньше, но не сейчас. Слишком глубоко он окунулся в Новый Бангор, оказавшийся на поверку не мелкой лужей, а настоящей бездной, причем полной липкой засасывающей жижей. Ноги уже не выдернуть. Его единственный шанс спасти голову заключается в том, чтоб найти истинного убийцу, завладевшего его, Герти, именем, найти – и выдать Канцелярии. Иначе в самом скором времени ему дадут примерить пеньковый галстук.

– Вы слишком несправедливы к себе, полковник, – с напускной строгостью сказал мистер Шарпер, – Хотя в ваших словах и есть доля правды. Чтобы выследить хищника вроде Бангорской Гиены, мало прирожденного охотничьего чутья вроде вашего. Надо превосходно знать город. А ведь вы только недавно на острове, не прошло и месяца. Здешние тропы вам еще незнакомы, и хищники здесь тоже водятся такие, каких не знают в джунглях привычной вам Амазонии…

– Уинтерблоссом тоже недавно здесь!

– Но, тем не менее, он сумел раствориться в Новом Бангоре так, что бессильны наши лучшие ищейки. Возможно, у него прирожденный дар. Все убийцы такого рода обладают высокой способностью к мимикрии…

– Я думаю, что в достаточной мере изучил Новый Бангор, чтобы взяться за это дело.

Мистер Шарпер поднялся из кресла, одернул воротник своего черного пиджака. Ковер в его кабинете был столь толстым, что перемещался секретарь совершенно беззвучно, как сущий тигр.

– Мало знать улицы. Как хирургу мало знать основные артерии, чтобы извлечь крохотный, засевший во внутренностях, осколок. Чтобы преследовать Уинтерблоссома, надо по-настоящему знать этот город. Надо знать не только его распахнутую душу, надо знать все, что помещается в нем, все, что сокрыто. Это особенное искусство. Хирургам не знакома брезгливость. Надо проникать туда, куда не хочется даже смотреть. В тайные полости, залитые гноем и лимфой. В клубки некротической ткани, гнойники и нарывы. В гниющий кишечник, полный зловонной дряни…

– Это меня не пугает, – заявил Герти, – Я готов перевернуть город вверх дном.

Некоторое время мистер Шарпер молча разглядывал его, поглаживая пальцем подкрученный иссиня-черный ус. Выражение его лица было непроницаемым, а безжалостные вечно-смеющиеся глаза на некоторое время потухли, сделавшись тусклыми, как потертые перламутровые пуговицы.

О чем думал сейчас мистер Шарпер? Этого Герти не хотел знать. Ему казалось, что за аристократическим фасадом мистера Лександра Шарпера, секретаря Канцелярии, скрывается нечто не менее зловещее, чем самые страшные места Нового Бангора. А пожалуй и нечто такое, что может дать им всем фору.

«Ревнует, – подумал Герти, лишь бы что-то подумать, лишь бы не расплавиться под этим взглядом, не обратиться грязной лужицей на ковре, – Так и есть, он ревнует к славе Бангорской Гиены. Он считал себя самым ловким и хладнокровным хищником в городе. Он ведь и верно хищник. Убийца с мягкими обходительными манерами, сознающий свою суть и природу. И вот кто-то бросил ему выбор. Для него это стало личным делом, и он неохотно подпускает к нему чужаков. Ну конечно. Зверь должен лично сомкнуть зубы на шее претендента, чтобы доказать свою власть. Так оно и бывает в дикой природе…»

– Хорошо, – мистер Шарпер усмехнулся и сделал мягкий жест, как бы уступая чужому напору, – Вы азартны? Наверняка азартны, как и полагается охотнику. Я, признаться, тоже. Сыграем-ка с вами в одну игру, полковник. По-джентльменски. Если вы выигрываете, то я беспрекословно кладу на ваш стол все материалы по Уинтерблоссому. А если моя берет, вы оставляете это дело моим крысам. Как вам?

– Звучит справедливо, – неуверенно сказал Герти, безотчетно вытирая вспотевшие ладони, – Но во что будем играть? Бильярд? Бридж? Честно говоря, я не очень-то силен в картах…

– Карты? – секретарь отмахнулся, – Скука. Разложенные на столе цветные бумажки. Есть игры куда более интересные и захватывающие. Вроде этой.

Мистер Шарпер потянулся мягким кошачьим движением и выбрал из стопки папок одну, мало чем выделяющуюся среди прочих. В лондонской канцелярии подобного рода папки использовали для маловажных бумаг. Папка, как заметил Герти, была не очень объемна и едва ли скрывала в себе более двух-трех десятков листов.

– Что это?

– Это наша с вами игра, полковник. Называется она Айкл Стиверс.

– Название мне незнакомо.

– Это к лучшему. Подобным знакомством не принято козырять в кругу джентльменов.

– Кто такой этот Айкл Стиверс?

Мистер Шарпер пожал плечами. Пиджак его был сшит так ладно, что нимало не топорщился от подобного движения. Или же тело под дорогой черной тканью состояло из жидкой ртути.

– Человек, к которому у Канцелярии накопилось много вопросов. Как вам такая игра? Если вы находите и доставляете мне Айкла Стиверса, я немедленно даю вам допуск к делу Гиены-Уинтерблоссома. А заодно, допуск к любому другому делу, что находится в рассмотрении Канцелярии, на ваш выбор.

– Значит, проверка моих способностей?

– Они не нуждаются в проверке. Скажем так… Мне интересно посмотреть на вас в подобной работе. Оценить ваши методы.

– Это и называется проверкой.

– Вы вольны называть это как заблагорассудится. Но играйте по правилам, полковник. Итак? Ваше слово?

– Годится, – нетерпеливо сказал Герти, протягивая руку за папкой.

Папка оказалась потертой и вполне увесистой. Жадно развернув ее, Герти обнаружил тронутые желтизной бумажные страницы. Некоторые из них были исписаны ровным каллиграфическим почерком, другие содержали ровные шеренги машинописных строк, третьи оказались испачканы чернилами и исчерканы неуклюжими полуграмотными надписями. Слишком много документации, чтоб вникнуть в ее суть за минуту.

Но это Герти не пугало. Как и всякий опытный деловод, он знал, что любую информацию можно просеять сквозь тонкое сито анализа, достаточно лишь грамотно разложить ее и планомерно поглотить. С этой работой он был хорошо знаком. Это была его, Герберта Натаниэля Уинтерблоссома, работа. Которой его лишила череда удивительных и необъяснимых событий.

Среди множества листов обнаружилась фотографическая карточка, выпавшая Герти на колени. Он машинально взял ее и поморщился. Человек, изображенный на ней, обладал способностью вызывать антипатию с первого взгляда. Неприятный человек.

Покатый тяжелый лоб, перечеркнутый давно заросшим рубцом повыше глаза, сами глаза близко сдвинутые и невыразительные. Тусклые, но не такие, как у мистера Шарпера в момент задумчивости. Эти напоминали не потертый перламутр, а щели для монет в газетном автомате. Пустые и прищуренные. Равнодушно-металлические. На такой взгляд наткнуться, пожалуй, не приятнее, чем на заточенные арматурные пруты. Довершали картину плотно сомкнутые губы и бесформенные бакенбарды, даже на черно-белой фотографии выглядевшие грязными.

«Чего-то подобного и следовало ожидать, – подумал Герти, разглядывая карточку, – Этот тип совершенно не похож на пропавшего дирижера здешнего оркестра, например, или на профессора классической литературы. Пожалуй, больше всего он похож на немолодого головореза».

– Кто он?

Мистер Шарпер пригладил рукой волосы, хотя они в этом совершенно не нуждались.

– Вы про мистера Стиверса? Достаточно интересный человек с богатым жизненным опытом.

– Видимо, именно его опыт очень интересует Канцелярию?

– Да, и все больше с каждым годом. В папке вы найдете исчерпывающую информацию об этом джентльмене. Однако, поскольку я хорошо знаком с его биографией, могу вкратце изложить ее вехи. Итак, мистер Айкл Онтгомери Стиверс родился здесь, на острове, в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. Говорят, с детства отличался весьма недружелюбным характером. Одноклассники описывали его как крайне несдержанного подростка, болезненно-мнительного и очень агрессивного. Он без раздумий вступал в драку и орудовал кулаками с несвойственной для детей жестокостью. Первую челюсть своему противнику он своротил еще до того, как их класс прошел Хартию вольностей^[61], а к моменту, когда проходили Реформацию, уже успел неоднократно обнажить нож.

– Милый мальчуган, – отметил сдержанно Герти.

– Добавьте сюда то, что он изувечил школьного истопника и едва не проломил молотком голову собственному отцу. Неудивительно, что заканчивать свое образование он на полгода отправился в тюрьму, будучи еще несовершеннолетним.

«Плохо дело, – пронеслось в голове у Герти, – Этот парень, судя по всему, асоциальная личность. С другой стороны, молодости свойственна жестокость, которую время подчас перековывает в иную форму. Не зря же говорят, что даже Джипси Мэйс^[62] в юности был не дурак почесать кулаки об окружающих… Возможно, все не так плохо, и этот Стиверс в конце концов пристроился к какому-то делу. Например, сделался портовым рабочим или зеленщиком…»

– Выйдя из тюрьмы, Стиверс, по всей видимости, решил отточить таланты, развитые в нем с детства. Он отправился служить в морскую пехоту.

Папка вдруг потяжелела сама собой, так ощутимо, будто все содержащиеся в ней бумажные листы вследствие загадочной алхимической реакции превратились в расплющенные свинцовые пластины.

– Куда, простите?.. – напряженным голосом уточнил Герти.

– Сто третий полк морской пехоты Ее Величества, – спокойно пояснил мистер Шарпер, – Он размещен на острове уже много лет и составляет костяк нашего гарнизона. Вербуют туда, как правило, самых бесстрашных парней, из которых со временем получаются превосходные, высшего сорта, головорезы. Дело в том, что служба в здешних широтах – работа весьма опасная и требующая, я бы сказал, определенного склада ума. Слабаки на такой долго не выдерживают. Здесь, полковник, не Европа, здесь Полинезия, средоточие варварской дикости и всевозможных опасностей. Белый человек, оказавшись здесь, сталкивается с тем, что на континенте и вообразить трудно. Малярия и болотная лихорадка, внезапные, возникающие из ниоткуда, шторма, кровожадные хищники… Впрочем, кому я это рассказываю! Вы-то знаете все это не понаслышке.

– Разумеется, – Герти удалось с достоинством кивнуть, – Случалось, знаете ли, попадать в самые неприятные ситуации.

– Вы о том случае, когда вам пытались отрезать уши дикари с острова Энтри^[63]?

Герти едва подавил желание прижать руки к ушам, чтобы убедиться в том, что они занимают свое законное, природой и Создателем предусмотренное, место.

– Д-да, вроде того. Там я пережил не лучшие минуты.

– Сейчас, конечно, наступили относительно спокойные времена для Короны, но морской пехоте Ее Величества пришлось немало потрудиться, чтобы сделать эти края безопасными для королевских подданных. Как вы знаете, отнюдь не все полли добродушны и миролюбивы, есть среди них и агрессивные племена, в которых скальп белого человека ценится более, чем у нас – самый надежный вексель.

– Мне это известно, – подтвердил Герти, знакомый с нравами жителей Полинезии исключительно по брошюре Спенсера и О'Коннора, – Некоторые племена на редкость кровожадны, встречаются и каннибалы.

Мистер Шарпер утвердительно качнул головой:

– Вашими устами говорит истина, полковник. Дикий край, суровый край, куда цивилизация лишь протоптала тропинку. Вам приходилось слышать про мыловаренную компанию «Йоханс и Йоханс»?

– Нет. Уверен, что нет, – сказал Герти, пытаясь сообразить, какую связь может иметь мыловаренная компания с пропавшим джентльменом по имени Стиверс.

– Ее пример примечателен. А историю о ней я иногда рассказываю тем, кто берется судить о здешних нравах, всю жизнь прожив на материке. Кампания эта подвизалась здесь в семидесятых годах, и владели ею два джентльмена из Дрездена. Привезли с собой кучу немецкого оборудования и обосновались на одном из атоллов, миль сто от острова. «Мыловаренная компания „Йоханс и Йоханс“. Уникальное, душистое, полезное для кожи противобактериозное мыло». Дела сразу пошли недурно. Штат у них был человек в сорок, все инженеры да помощники, а рабочую силу они нанимали уже здесь, что обходилось компании куда дешевле. Что поделать, многие промышленные воротилы рассматривают в наше время Полинезию как рынок едва ли не бесплатной трудовой силы. За те деньги, что обойдется годичный труд какого-нибудь трудолюбивого полли, в Англии вы не наймете и осла. Некоторые и вовсе работают за миску батата, как рабы.

– Ужасно, – с чувством сказал Герти. В другой раз описание дикарских лишений тронуло бы его, как человека чувствительного, до глубины души, сейчас же он не мог дождаться, когда мистер Шарпер перейдет к сути.

Но секретарь Канцелярии никуда не спешил.

– Приходится признать, что на многих здешних плантациях царят ужасные нравы. Полли – голодные, ободранные, зачастую не имеющие никакой одежды кроме набедренных повязок. Надсмотрщики же нещадно потчуют их плетями за малейшие провинности или невыполнение установленных норм работы. Самое настоящее рабство на пороге двадцатого века, отвратительно, неправда ли? Увы, даже Канцелярия не может распространить свою власть на все окрестные острова, а таких плантаций и заводов там множество…

– Вы говорили про «Йоханс и Йоханс», – осторожно напомнил Герти, изнывающий от нетерпения.

Мистер Шарпер мягко улыбнулся ему.

– Ах да, верно. Что ж, они обеспечили свой мыловаренный завод рабочей силой. Их рекрутские команды сновали где только можно, включая весьма недружелюбные Соломоновы острова, но набрали пару сотен полли. С каждым заключили контракт на пять лет. Знаете, кстати, как здесь принято обращаться с теми, кто желает досрочно расторгнуть контракт? Избивают в кровь и швыряют в яму на несколько дней. Здесь это в порядке вещей. Как бы то ни было, братья Йоханс начали варить свое мыло и варили его добрых три года. Честно говоря, в Новом Бангоре про них быстро забыли – мыловаренных компаний здесь всегда хватало, а «Йоханс и Йоханс» вдобавок обосновались на одном из дальних атоллов, куда и почтовые корабли-то раз в месяц заплывают. А потом…

Мистер Шарпер сделал интригующую паузу. Возможно, при других обстоятельствах она и была бы интригующей, но в данной ситуации Герти едва ее вытерпел.

– Что с ними сталось?

– …а потом их конкуренты стали замечать, что мыло компании «Йоханс и Йоханс» приобрело на удивление отменное качество. Все партии, что поставляли с атолла в Европу, отличались прямо-таки божественной белизной. Покупатели не могли этого не отметить, спрос на германское мыло поднялся, заказы посыпались как из ведра. А вот конкуренты всерьез задумались. Вроде бы братья Йохансы варили мыло из обычного сырья, что есть в этих краях, и никогда не могли похвастать особенным качеством. А тут… Видимо, решили конкуренты, это какая-то германская новинка, особенный мыловаренный секрет. Началась едва ли не паника среди производителей мыла. Неудивительно, деньги-то текут… Представитель «Лунного блеска» пообещал сто фунтов тому, кто выведает германский секрет, «Душистое с корицей» предложило сто пятьдесят, еще столько же обещали «Лорд Эстор» и «Белизна». Но братья делиться секретом не намеревались, более того, не отвечали даже на самые дипломатические и иезуитские послания. Тогда конкуренты, не выдержав, отправили на остров своего агента. Вынюхать проклятый рецепт. И что, как вы думаете, он там нашел?

– Не знаю, – сказал Герти, не задумавшись даже на секунду, – Просто представления не имею.

– Ничего не нашел, – Мистер Шарпер развел руками, – Атолл был пуст, завод стоял. Ни единой живой души на острове.

– Удивительное дело.

– … а вот на складе он кое-что отыскал. Несколько десятков человеческих костей. И обрывки одежды, что прежде принадлежала тамошним мыловарам. Инженерам, помощникам, самим братья Йохансам, между прочим…

– О Господи! Каннибализм? – ахнул Герти.

Мистер Шарпер вновь поправил усы, добившись безукоризненной симметрии.

– Нет. Скорее, жуткий сплав нашей цивилизованности со здешними религиозными представлениями и моральными устоями. Дикари сварили из них мыло. Это была их ритуальная жертва, их прощальный дар великому божеству белых людей, «Уникальному, душистому, полезному для кожи противобактериозному мылу».

– Какой кошмар!

– Всего лишь сплетение различных культур. Полли, навсегда оставшиеся дикарями в душе, решили, что мыло – это жертва белых людей своим могущественным богам. Они же видели пиетет, с которым германцы относились к производству. И когда условия жизни на атолле стали для обслуги завода совсем нечеловеческими, начался бунт. Непродолжительный, как вы понимаете. Дикари намеревались сбежать с атолла, но, прежде чем сделать это, они принесли в жертву братьев Йохансов и всех прочих. Надеясь, что это задобрит белых богов, и те не станут преследовать беглецов. Мыло это, кстати, очень хвалили в Европе. Просили прислать еще партию, да только братья Йохансы уже вышли из бизнеса. Зато нашлось дело для морской пехоты Ее Величества. Два месяца подряд они наводили ужас на полинезийцев, высаживаясь на островах и требуя выдать бывших работников мыловаренной компании. Кое-где чуть не дошло дело до настоящей войны. Шумная была история, полковник. Так что морская пехота наш незаменимый инструмент в колониальной политике.