Текст книги "Перкалевый ангел. Предтечи этажерок (СИ)"
Автор книги: Константин Буланов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– Жаль, Егор Владимирович, что далеко не все понимают, как тяжело приходится нашему государю. – тут же поддержал, что посетителя, что императора, великий князь.
– Так откуда им про то знать, коли, они от сохи не отрываются и кроме как о хлебе насущном более ни о чем думать не могут. Голод, он ведь не тетка. Пирожка не принесет. – кинул пробный шар в прощупывании конкретного Романова, уже не пилот и не авиаконструктор-самоучка, а человек, что вместе с двумя своими друзьями знал, что ожидает Россию в 1917 году. Знал и потихоньку приглядывался к возможным кандидатам на замену человеку оказавшемуся не на своем месте.
– Это воистину всероссийская беда. И что странно, земля свободная есть, рук рабочих более чем достаточно. Но свести их вместе никак не выходит! Та же программа переселения на Дальний Восток, на которую было столько надежд, почитай ничего не принесла. Ну, переехало туда несколько тысяч. Чего это дало в масштабе всей страны? Да ничего!
– Это верно, Александр Михайлович. Пока люди не перейдут от сохи и лошади к тем же тракторам. Пока не смогут с помощью механизации труда обрабатывать вдесятеро больше земли. Пока не получат твердую уверенность в завтрашнем дне. Не смогут начать думать о себе и окружающих в масштабе всей России. А без подобных суждений, не сможет прийти и к пониманию всей сложности управления сложной системы, какой, несомненно, является Российская Империя. А без понимания, русский народ может натворить великих бед, ибо неукротима его природная энергия. Недаром вся Европа опасается лишь одного – крепкой России.
– Вам бы в Государственной Думе выступать, Егор Владимирович! – невольно заслушавшись, хохотнул великий князь.
– Неужели вы обо мне столь нелестного мнения, Александр Михайлович? К чему так обижаете рабочего человека? – тут же нахмурившись, пробурчал в ответ Егор. Причем сыграл обиду столь реально, что не вызвал у собеседника даже и тени сомнения в своих словах.
– Господи, неужто и простой народ понимает всю ее несостоятельность? – едва слышно пробормотал великий князь, одарив гостя шокированным взглядом.
– За весь простой народ не скажу. Но те, кто умеет читать, думать и анализировать – понимает. Однако, как всегда у нас бывало – хочет верить в лучшее. А вот когда это “лучшее” не настает, закатывает рукава, берет в руки дубину и начинает искать виновных.
– Как то мы с вами подошли к очень непростому и опасному разговору. – в миг растерял былое благодушие контр-адмирал Российского Императорского Флота, где еще была свежа память о восстании на кораблях Черноморского флота.
– И то верно, Александр Михайлович. – не стал развивать действительно опасную тему Егор. – Пусть о нем у других людей голова болит. А мы с вами лучше вернемся к нашим аэропланам и пилотам. Если вы соизволите принять меня в течение следующей недели, я смогу предоставить вам отчет о затратах на обучение одного пилота, чтобы вы могли сами убедиться, что никто не собирается обирать казну.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны. Естественно, мне будет весьма интересен подобный документ. – принял очередную смену разговора хозяин кабинета, впрочем, поставив мысленную галочку напротив имени посетителя.
По итогам обучения русских офицеров управлению У-1бис и приемки первого аппарата в казну, генерал-майор Кованько издал приказ об устройстве ВПП на Гатчинском аэродроме, а уже 3 мая там был сформирован первый Авиационный отдел Офицерской Воздухоплавательной Школы во главе с подполковником Ульяниным. По причине того что уже с середины 1909 года Гатчинский аэродром активно отстраивался и уже имел в наличии, как весьма крупные ангары на полдюжины аэропланов каждый, так и здания мастерских с топливохранилищем находившиеся в пределах прямой видимости от Большого Гатчинского дворца, именно на нем планировалось принимать гостей и зрителей Первой Авиационной Недели. Да и близость балтийской железной дороги позволяла решить проблему с прибытием жителей и гостей столицы на намечающиеся мероприятия.
Первая Авиационная Неделя стартовавшая 1 июня 1910 года собрала под свои знамена 35 летчиков со всего света. Не менее половины из них привезли аэропланы собственной разработки, остальные же отдали предпочтения, Фарману III, Блерио-11 и У-1, ставших наиболее массовыми аэропланами в мире. Причем, что не могло не порадовать Егора, именно аэроплан их конструкции был наиболее многочисленным – семь машин, пусть пять из них и были построены в Европе. Но даже на их фоне новый У-1С, который привез в Санкт-Петербург прибывший из Нижнего Новгорода Алексей, смотрелся превосходно.
Новый, полностью покрытый перкалью и авиационным лаком фюзеляж с заботливо затертыми авиационной шпатлевкой швами при всех прочих равных никак не мог проиграть своим прибывшим на аэродром собратьям благодаря лучшей аэродинамике планера. Двигатель же оказался закрыт алюминиевым колпаком, из которого наружу торчали только цилиндры. Все это вкупе давало изрядную надежду на завоевание главного приза. Однако, в плане улучшения аэродинамических характеристик своей машины они оказались не единственными – Ньпорт-2 пусть и выглядел совсем крошечным по сравнению с прочими аэропланами, в свой первый же вылет продемонстрировал всем явную заявку на лидерство в грядущих состязаниях. Будучи оборудованным крохотным двигателем всего в 28 лошадиных сил, он превысил скорость в 100 километров в час благодаря максимальному снижению лобового сопротивления. Как впоследствии оказалось, никому не известный Ньюпор создал свою вторую модель при серьезной поддержке со стороны Александра Эйфеля позволившего молодому конструктору продувать модель своей новой машины в сооруженной им аэродинамической трубе.
Естественно, при таком количестве пилотов на всех ангаров и даже споро возведенных навесов не хватило, и потому многие были вынуждены довольствоваться брезентовыми накидками. Но для заводчиков из Нижнего Новгорода место в одном из ангаров было зарезервировано изначально и потому их дружная компания, в числе которой оказался и Константин Федюнин, расположилась с относительным комфортом.
Первые пару дней многочисленных зрителей развлекали показательными полетами воздушных шаров, баллонетов и дирижаблей. Впрочем, несколько полетов осуществили пилоты Офицерской Воздухоплавательной Школы, продемонстрировав публике все три типа имеющихся в наличии школы аэроплана. Не отставали от них и ряд иностранных пилотов, что в конечном итоге сократило число будущих претендентов на приз Беннетта до 33 человек. Оба неудачника разбили свои машины при посадке, что лишь подстегнуло в зрителях интерес к новомодному зрелищу – как же, такая интрига!
Впрочем, не обошлось и без скандалов. Так Вуазен лишь по счастливой случайности незадолго до вылета обнаружил следы диверсии на своей машине и был вынужден отказаться от показательного полета. Подобная же попытка диверсии была предпринята и по отношению к У-1С, но стоявший в карауле Егор вовремя разглядел во мраке ночи фигуру неизвестного и спугнул того, прежде чем злоумышленник смог нанести какие-либо повреждения их аэроплану. Подобные попытки подгадить конкурентам то и дело происходили по всему аэродрому вплоть до начала состязаний. Все же приз обещал быть очень крупным, к тому же каждый конструктор мечтал стать поставщиком аэропланов армиям стран мира, и Российская Империя в этом плане виделась весьма привлекательной, поскольку еще не сделала ставки на тот или иной тип аэроплана в отличие от Франции, где уже вовсю эксплуатировали Блерио и Фарманы, обделив вниманием У-1 из-за высокой цены.
На сей раз дистанция полета увеличилась до 100 километров, которую каждый пилот должен был преодолеть, нарезая круги вокруг летного поля по периметру расставленных ориентиров. А для большей зрелищности в каждый вылет одновременно выпускали по три машины. Очередность вылета и соперники еще за день до начала гонки определились жребием, так что все желающие могли делать ставки, как на победителя каждой группы, так и на победителя соревнований.
Естественно, пройти мимо такой возможности подзаработать Егор никак не мог, тем более что ставки принимали вполне официально. Потому в обмен на две пухлых пачки ассигнаций в пять тысяч рублей каждая, он получил два билета со своим именем. Он был готов рискнуть и куда большей суммой, благо, оставленные на черный день средства позволяли, но максимальный размер ставки оказался ограничен правилами соревнований.
Внимательно проследив за полетами четырех троек, в двух из которых оказались У-1, Егор смог определить для себя требуемую скорость будущего полета, чтобы гарантированно обойти всех конкурентов, но при этом не раскрыть всех возможностей модернизированной машины.
Принимая же уже вечером из рук Гордона Беннетта кубок и чек на десять тысяч фунтов, он не смог внутренне не позлорадствовать над проигравшими ему зазнайками, которые, заливаясь соловьями, рассказывали газетчикам, как именно они будут побеждать русских в грядущих соревнованиях. Причем, именно те кто “кричал громче всех” до финиша так и не добрались, уйдя на вынужденные посадки, благо полей вокруг было в избытке.
Из 33 участников смогли сохранить свои машины лишь две дюжины пилотов, остальные же побили их при посадках и теперь могли лишь скрежетать зубами в бессильной злобе, наблюдая за тем, как весьма немалые деньги уплывают в чужие руки. А денежных призов и вправду оказалось весьма немало. Помимо кубка Беннетта были объявлены соревнования на максимальную высоту и продолжительность полета, грузоподъемность и скороподъемность, дававшие возможность не взявшим главный приз пилотам получить хоть какие-то деньги. Но и здесь Егор не стал упускать своей возможности и взял первые места: за совокупность полетов, наибольшую дистанцию без остановки, наибольшую высоту полета и скороподъемность, пополнив бюджет еще весьма не лишними семнадцатью тысячами рублей. Вдобавок, из рук невероятно довольного императора Егор и Алексей получили очередные золотые часы с государственным гербом и бриллиантами, каждый. Не остались без презентов и прочие занявшие призовые места летчики, получив золотые часы и портсигары. Единственной же женщине-пилоту, баронессе Де-Ларош, которая так и не подняла в воздух привезенный с собой аэроплан, но чья заботливо установленная на поле палатка буквально ломилась от обилия гвардейских офицеров желавших выразить столь отважной леди свое искреннее восхищение, был вручен золотой браслет с бриллиантами лишь немногим уступающий в цене подарку презентованному победителям. Ну и все без исключения участники получили памятные золотые, а механики – серебряные медали. А вообще с учетом ставок всего за одну неделю Егору удалось заработать почти сто пятьдесят тысяч рублей. Сумма – астрономическая, если только у тебя на носу нет планов по устройству немалого количества столь необходимых производств, запуск которых являлся жизненно необходимым действом, но при этом бившим по карману с ударной мощью Тайсона. А ведь еще хотелось, наконец, съехать из старого деревянного дома, где они ютились втроем, в нормальную квартиру с канализацией и водопроводом, не говоря уже о паровом отоплении.
Также дополнительным бонусом порадовавшему самодержца Егору стал выкуп казной двух привезенных им ранее аэропланов У-1бис и такого же количества У-1 у Теодора Калепа и размещение заказа еще на пять машин на каждом из заводов, отчего Калеп пребывал в состоянии близком к священному трепету. А вот Егор хоть и радовался, но не столь сильно. Все же, отдав на откуп своему рижскому компаньону производство У-1 и его производных, на своем заводе в Нижнем Новгороде они планировали организовать серийное производство более солидных и сложных машин, чтобы набить руку и отработать все необходимые технологии к началу войны и отвлекаться на сборку моделей которую они сами считали уже устаревшей не сильно то и хотелось. Однако, данный заказ обещал принести им пятнадцать тысяч чистой прибыли, а такие деньги просто так под ногами не валялись. В отличие от прошлого года, когда неискушенная публика готова была платить немалые деньги за лицезрение непродолжительного полета одиночного аэроплана, в наступившем году ситуация для пилотов зарабатывавших на жизнь именно показательными полетами изменилась кардинально, и заработки упали в пять – десять раз, что делало подобный бизнес мало привлекательным для Егора с товарищами. Снять сливки им все же удалось, заработав на гастролях по крупнейшим городам Российской Империи чуть более ста тысяч рублей, но больше тратить время на подобное не имело смысла. На повестке дня стояли куда более важные и прибыльные в будущем проекты, которые после получения очередных свободных средств могли начать потихоньку претворяться в жизнь. Наконец можно было начинать сдвигать с мертвой точки устройство заводов в Риге, для одного из которых, правда, еще даже не существовало продукции, что он должен был производить.
Федор Васильевич Токарев, несомненно, узнал приехавшего к нему человека, которого, впрочем, должно быть знал в лицо всякий интересующийся техникой житель России. Все же совсем недавно именно Егор Владимирович, подобно своему товарищу и компаньону, утер нос всем конкурентам, одержав победу в кубке Беннетта и не только в нем. Многие европейские пилоты уехали из России ни с чем по той простой причине, что призы брали русские авиаторы на отечественных аэропланах, что не могло не греть душу оружейного мастера.
Естественно, он оказался приятно удивлен и польщен вниманием человека в одно мгновение ставшим столь знаменитым, но куда большее изумление у есаула вызвали чертежи пистолета переданные авиатором ему для ознакомления.
– Очень добротные и хорошо проработанные чертежи, Егор Владимирович. Сразу видно, что это уже отработанная и законченная конструкция. Это новый Браунинг? – мгновенно узнал весьма характерный стиль бельгийского оружейника Токарев.
– В одном вы, несомненно, правы, Федор Васильевич – это законченная конструкция. Более того, я держал в руках и стрелял из предсерийного экземпляра. – едва сдерживал рвущуюся на лицо улыбку Егор. Все же ситуация, когда создатель держит в руках свое будущее творение и пробует приписать его кому-нибудь другому, несколько веселила пилота. – А вот насчет его принадлежности к столь именитому оружейному имени вы ошиблись. Данный пистолет был разработан никому не известным конструктором, который так и не смог пробиться с ним на рынок. Зато он с радостью согласился переоформить патент на меня, и я не стал упускать подобной возможности.
– Я так понимаю, вы планируете организовать собственное оружейное производство? – тут же уловил суть визита столь неожиданного гостя оружейный мастер.
– Совершенно верно. – не стал скрытничать и нагонять туман Егор. – Большую часть выигранных на недавних авиационных соревнованиях средств мы с компаньонами решили вложить в развитие своего завода по изготовлению аэропланов, но в будущем мы планируем открыть и оружейную фабрику, которая в настоящий момент только закладывается. Вот данный пистолет или его несколько измененная версия и будет первой моделью, что мы планируем запустить в производство.
– Что же, могу пожелать вам в этом нелегком деле всяческих благ и удачи. Все же в России вы будете первыми, кто организует производство самозарядных пистолетов.
– Благодарю на добром слове, Федор Васильевич. И теперь, после вступительных слов, я хотел бы озвучить причину своего визита.
– Слушаю вас внимательно.
– Дело в том, что, изрядно постреляв и подержав в руках данный пистолет, я пришел к выводу, что его следует улучшить путем введения предохранителя от случайного выстрела, и переделки эргономики рукояти для более крепкого удержания. Также возможно следует ее расширить, чтобы оснащать пистолет магазином с большим количеством патронов. Естественно, мне и моим компаньонам осуществить все это не по силам, поскольку мы не оружейники, вот я и поинтересовался у знающих людей в столице, где я могу найти талантливого оружейного мастера. Там мне посоветовали пообщаться в том числе с вами. И вот, я перед вами. Не желаете ли вы принять участие в доведении до ума данного пистолета и организации его производства? Естественно, ваше участие будет оплачено, а патент оформлен на два имени, одно из которых будет вашим. – уподобившийся дьяволу-искусителю расплылся в дружеской улыбке Егор.
Совсем недавно закончивший работу над автоматической винтовкой, весьма удачно прошедшей, как комиссионные, так и полевые испытания, Токарев собирался заняться ее доработкой, дабы устранить выявленные недочеты, но предложение неожиданного гостя оказалось более чем интересным и перспективным.
– Хм, в принципе, ваше предложение весьма лестно. Я еще не имел возможности заняться пистолетами, и данный опыт видится очень интересным. Так что если условия нашего сотрудничества будут честными и удовлетворяющими обе стороны, я почту за честь принять участие в этом деле. – не стал упускать самолично пришедший к нему, в лице известного авиатора, шанс есаул.
– Замечательно, Федор Васильевич! – едва не ослепил Токарева своей очередной улыбкой Егор, настолько яркой она получилась. – Я попрошу своего знакомого поверенного составить предварительный договор и перешлю его вам для ознакомления…
Всероссийский праздник воздухоплавания привлек на порядок меньше участников, нежели соревнования, проводившиеся несколькими месяцами ранее, потому вылеты аэропланов проводились с территории Коломяжского ипподрома, где имелась возможность разместить немалое количество зрителей и доступ к которому был куда проще, нежели в Гатчино. Но именно во время ее проведения в авиационном происшествии погиб один из первых русских летчиков. Вернувшийся чуть более месяца назад после обучения во Франции капитан Лев Макарович Мациевич разбился на привезенном с собой Фармане. Его машина буквально развалилась в воздухе на части, наглядно продемонстрировав несовершенство конструкций существующих аэропланов и отвагу готовых подниматься на них в воздух пилотов. Но столь трагическое событие принесло невероятное множество положительных эффектов, что впоследствии его гибель рассматривалась Егором, Алексеем и Михаилом, как знак свыше.
Во-первых, глубоко в душах российских авиаторов закрепилась мысль о превосходстве отечественных аэропланов конструкции завода “Пегас” над прочими машинами, бившимися десятками ежегодно. Только в одном 1910 году во всем мире в авариях вместе со своими аэропланами погибло 30 летчиков, а сколько еще машин оказались разбиты при неудачных посадках, мало кто смог бы подсчитать. Во-вторых, гибель Мациевича от начала и до конца наблюдал актер труппы Народного дома на Петербургской стороне Глеб Евгеньевич Котельников. Сам бывший офицер и сын профессора механики и высшей математики он мог похвастать весьма солидным образованием, и лишь тяга к искусству заставила его выбрать стезю актера. Именно он менее чем через год подаст заявку на патент первого в мире ранцевого парашюта призванного спасать пилотов из гибнущих аэропланов. И если лично у самого Котельникова так ничего и не вышло, то выкупившие у него авторские права на изобретение владельцы завода “Пегас” смогли пробиться через бюрократические препоны не только в России, но и по всему миру. А чтобы не обижать побеспокоившегося о жизнях всех летчиков человека, впоследствии предложили Котельникову долю в предприятии по пошивке парашютов, где так же производились изыскательские работы по их совершенствованию. В-третьих, гибель авиатора потрясла все российское общество и в газетах с журналами начали появляться сотни и тысячи статей о погибшем, включая его недавний проект на тему создания авианосца. Причем, ознакомившись впоследствии с бумагами, трое друзей были изрядно удивлены насколько его разработка соответствовала будущему авианосного флота – там было все: катапульта для запуска самолетов, тормозная система, ограничивающая пробег аэроплана по палубе, подпалубный ангар с лифтом и это при том что скорости аэропланов только-только переросли рубеж в 100 км/ч. Подобные специфические знания погибшего морского офицера заставляли задуматься, а не был ли Мациевич их коллегой-попаданцем и не стоит ли начинать трястись за свои собственные шкурки, ведь последним, кто общался с Мациевичем прямо перед его последним вылетом, был адъютант их “куратора и благодетеля” великого князя Александра Михайловича. Но в отличие от Мациевича, которому приписывали, как членство в партии эсеров, так и должность сооснователя украинского национально-освободительного движения “Революционная украинская партия”, ни Егор, ни Алексей, ни Михаил в политику не лезли и держались подальше от тех, кто когда-либо начинал вести с ними разговоры о необходимости кардинальных перемен в стране. В конечном итоге, была ли гибель Мациевича прозрачным намеком для всех прочих “заигравшихся” в вершителей судеб страны офицеров, или это все же трагическая случайность, так и осталось неизвестным, но трое друзей зареклись как-либо озвучивать и демонстрировать свои политические взгляды, как минимум до начала Первой Мировой Войны. Береженого, как правильно заметили предки, Бог бережет. В-четвертых, на скором заседании Императорского Всероссийского АэроКлуба было решено отказаться от покупки иностранных аэропланов и оставшиеся от первоначальной четверти миллиона рублей выделенных на эти закупки средств направить на заказ машин производства завода “Пегас”. А это позволяло загрузить существующее производство работой чуть ли не на пол года вперед с учетом ранее размещенных заказов.
Вернувшийся из своей затянувшейся командировки Михаил тоже порадовал немалыми достижениями. Помимо изрядного количества договоров на лицензионное производства их изделий, как в странах Европы, так и САСШ, он похвастал лицензиями на два пулемета, которые удалось выкупить за сравнительно скромные суммы, ведь производить и продавать данное вооружение он обязался лишь на территории Российской Империи, а потому не мог составлять серьезной конкуренции прочим оружейным производителям.
– Первый – система Бертье образца 1908 года. На вооружение никем не принят, но на мой взгляд очень похож на английский Брен времен Второй Мировой. Я чуть покопался в конструкции и могу сказать, что она весьма простая – всего 140 деталей. Но вот ствол меня смущает – никакой системы охлаждения, так что из него нельзя будет давать длинной очереди, да и продолжительный бой без сменного ствола он не выдержит. Второй – системы Мак-Клена. Свежак! Образца 1910 года. Больше известен нам с вами, как пулемет Льюиса, хотя никакого Льюиса, ни сам Мак-Клен, ни в оружейной компании, которой он продал лицензию, не знают. Но, да и выглядит он куда иначе, чем известно нам. Скажу честно, я его вообще смог опознать лишь по дисковому магазину на затворной раме. Да и то по той простой причине, что кроме Льюиса и Дегтярева больше не знаю ни одного другого пулемета с подобной системой. Так что если у нас появится желание заполучить себе канонный Льюис, дорабатывать эту машинку придется долго и тщательно. Хотя бы для того, чтобы избавиться от тяжеленного водяного кожуха охлаждения, дабы сделать таки его ручным и пригодным для авиации.
Еще я ознакомился с пулеметами Гочкиса, Сен-Этьена, Мадсена и Кольта, но из них ни один мне не приглянулся. Хотя от Кольта можно было бы позаимствовать технологию изготовления ребристых стволов для их лучшей теплоотдачи, если мы не введем кожух, какие были на том же немецком МГ-34, поскольку каким образом работала на охлаждение ствола та труба, которой оборудовались знакомые нам Льюисы, я, хоть убейте, не понимаю. Так что нашим оружейникам будет с чем поработать. Кстати, вы уже договорились с кем-нибудь?
– А как же! В Сестрорецке Токарев вовсю трудится над пистолетом своего же имени, а в Ораниенбауме Владимиров и Дегтярев сейчас модернизируют пулемет Максима по нашему заказу. Если получим ПВ-1 еще до начала войны, будет весьма неплохо. Им же подкинем на проработку все, что удалось добыть тебе плюс наши мысли. Люди они башковитые, глядишь, встретим войну с нормальным пулеметом…
Глава 5. Броня крепка и танки наши быстры. (ЧЕРНОВИК)
Запущенное квартал назад в новом цехе завода “Мотор”, где первые авиаторы России числились уже совладельцами, мотоциклетное производство, наконец, вышло на минимальную проектную мощность в две тысячи мотоциклов в год при работе одной смены, надежно закрывая потребность в подобной технике не только российского рынка, но и ряда соседних стран. В той же Австро-Венгрии “Пилот” стал желанной добычей всех без исключения любителей мототехники. А, учитывая, что в соглашении с Анзани очень четко разграничивались рынки сбыта продукции заводов построенных во Франции и России, склад готовой продукции редко когда затаривался хотя бы на десятую часть.
Правда, прибыль с каждой проданной единицы собранной во Франции была несколько выше, в силу большей стоимости производства в России ряда деталей и комплектующих, таких как генераторы, карбюраторы и приборы управления – все же объемы их производства в разы уступали таковым в странах Европы. Зато двигатели и коробки передач благодаря заказу новейших станков и солидного количества оснастки заточенных непосредственно под производство данных моделей по себестоимости выходили даже несколько дешевле. Не говоря уже о раме и прочих частях мотоциклов, что на все сто процентов являлись отечественным продуктом. Другое дело, что делали их из шведской электростали, аналог которой в России было не достать от слова “вообще” в связи с крохотными объемами производства, и которая даже со всеми накладными расходами оказывалась дешевле стали выплавляемой в доменных печах русских заводов при несоизмеримом качестве. Как бы непатриотично это ни выглядело, но до момента максимального удешевления производства, приходилось экономить на всем, а также закрывать глаза на зависимость от импортных поставок. По этой же причине все мотоциклы окрашивались быстросохнущим, всего-то 48 часов, асфальтовым лаком черного цвета, дабы не простаивать по две недели в цехах в ожидании когда все прочие ныне существующие красители подсохнут достаточно, чтобы не быть смытыми с корпусов первым же дождиком.
Огорчало владельцев завода только одно – спрос внутри страны на подобную технику все еще был невелик. Мало кто мог позволить себе потратить шестьсот восемьдесят рублей на стального коня при том, что московский завод “Дукс” предлагал мотоциклы своей выделки по 450 рублей. Вот только сравнивать те велосипеды с моторчиками, которые он производил, с тяжелым и мощным “Пилотом” мог только человек не имеющей никакого представления о технике.
И пусть процесс автомобилизации в стране развивался год от года, три четверти продукции завода уходило на экспорт. Впрочем, подобное состояние дел лишь немногим огорчало его владельцев. Деньги от европейских заказчиков поступали точно в срок, и предприятие уже не тянуло из их карманов дополнительные средства, полностью выйдя на самоокупаемость и даже начав приносить небольшой, но стабильный доход. Все же первый установленный в Российской империи конвейер позволил не только серьезно увеличить производственные возможности, но и изрядно сэкономить на рабочей силе. Ведь установить и прикрепить к раме очередную деталь, учитывая постоянно висевшую перед глазами подсказку-инструкцию выполненную в картинках, мог любой неквалифицированный рабочий, особенно, после пары месяцев обучения. Да и наличие множества мелких и легких деталей, операции с которыми не требовали наличия большой силы, позволило поставить на линию подсборки узлов и агрегатов подростков и женщин, чьи более тонкие пальцы позволяли справляться с подобной работой куда быстрее и лучше, чем большинству мужчин. А по зарплате они вполне довольствовались вдвое меньшими суммами. И были весьма рады! Впрочем, как и отцы семейств, работавших большей частью в металлообрабатывающем, инструментальном и механосборочном цехах. А учитывая, что конвейер запускался только в последние два рабочих дня каждой недели, когда на складе накапливалось достаточное количество комплектующих, собранных теми же, кто впоследствии вставал к змее движущейся стальной линии, непосредственно на сборочном производстве оказалось занято чуть более полусотни человек, а вообще штат всего нового производства, включая грузчиков, бухгалтеров, снабженцев, не дотягивал даже до восьми десятков. Одним словом, уже сейчас завод уверенно шел по пути Генри Форда, причем последний даже немного отставал, в плане максимального сокращения издержек, а не увеличения производственных возможностей всеми доступными способами, чем все еще грешили многие заводчики, в конечном итоге теряя на этом изрядные средства.
– Ну что, друзья-товарищи, чем займемся теперь? – открыл очередные вечерние посиделки Егор, с удовольствием отхлебнув из чашки душистый чай. – Конвейер, наконец, начал работать, как часы. Причем швейцарские! С мелкими проблемами разберется господин Калеп. Так что мы вновь свободны в плане творчества!
– Это с какой стороны мы свободны? – тут же удивился Михаил в чьем гостиничном номере и собрались все трое. – А у кого тогда целых три проекта самолетов в работе? Не у нас что ли?
– Ох, не наступай на больную мозоль. – скривился Егор. – Сами знали, на что шли, так что нечего теперь жаловаться. И вообще, самолеты – это святое! А я предлагаю поговорить о более приземленных вещах. Например, о наземной технике, что мы сможем поставить нашей армии хотя бы к началу войны. Раньше наши чинуши и вояки вряд ли начнут чесаться.
– Танки, броневики, грузовики? Предполагаешь, что мы осилим все и сразу? – скептически хмыкнул Алексей. – Так я тебя огорчу, мы ни разу не ГАЗ. И сейчас за окном не СССР образца 30-х годов.
– Все так. – тут же кивнул Егор и похрустев свежей сушкой, с шумом отхлебнул из чашки, – Но если не мы, то кто? У кого еще имеются хоть какие-либо знания о будущих потребностях? Ни у кого! Так что хотим мы того или нет, но как минимум бронетанковые части создавать тоже нам. И начинать заниматься этим надо уже сейчас.
– И с чего ты предлагаешь начать? – повторив маневр друга с сушкой, прошамкал Алексей.
– Не сочтите за труса, но с более легкого. То есть с бронемашин на базе существующих шасси, благо до Русско-Балтийского завода практически рукой подать. – махнул он в сторону предполагаемого местонахождения озвученного предприятия.
– Так у них ведь и выбирать пока не из чего. – проглотив чай, возразил Михаил, как наиболее просветленный в этом плане среди всей троицы. – Две модели и обе легковые. Вот и все, что они сейчас предлагают. К12-20 и С24-30, если мне не изменяет память. Цифры соответственно указывают на расчетную и реальную мощность двигателя.