355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Веригин » Благоуханность. Воспоминания парфюмера. » Текст книги (страница 11)
Благоуханность. Воспоминания парфюмера.
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 04:31

Текст книги "Благоуханность. Воспоминания парфюмера."


Автор книги: Константин Веригин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Можно с уверенностью сказать, что каждая натуральная эссенция, каждое душистое вещество обладают определенным психофизиологическим воздействием. Многие из этих свойств со времен глубокой древности были хорошо известны в оккультных кругах. Недаром все деяния белой и черной магии всегда связаны с ароматом. Причем весь зловещий ритуал черной магии, помимо обязательной кровавой жертвы, включает в себя обильное использование дурманящих или возбуждающих ароматов.


Итак, мы видим, сколь осторожным должен быть парфюмер в своих деяниях. Создание низменно афродизиачных духов, рассчитанных на возбуждение животных страстей и ведущих к пороку, служит злу... со всеми вытекающими отсюда последствиями. К сожалению, немало всплесков страстей было вызвано действием подобных духов и, вероятно, немало преступлений. Эпоха Ренессанса наиболее известна подобными случаями. В Италии среди множества других наихудшей репутацией выделялась семья Борджиа; во Франции – Катерина Медичи, привезшая с собой из Флоренции Руджиери – знаменитого парфюмера и отравителя. Под прикрытием ароматов было совершено не одно злодеяние. Печальную известность приобрело убийство надушенными перчатками матери будущего Генриха IV, королевы Наваррской Жанны д'Альбрэ. Вероятно, и на Руси было совершено немало отравлений ароматами и белилами, которые были тогда в большой моде в высших кругах.


Отравления душистостями нередки и в настоящее время, отчего работа парфюмера с каждым годом становится все труднее и ответственнее. Парфюмеры все чаще вынуждены основывать свои духи на синтетических душистостях, количество которых из года в год увеличивается, однако их физико-психологические характеристики остаются неизученными. Кроме того, им приходится вести борьбу с предпринимателями, которые озабочены исключительно материальной выгодой и все чаще требуют от парфюмеров не духов, a «sent bon» (хорошо пахнущих составов) невысокой себестоимости, но с большим радиусом душистых волн. Подобные ароматы не только способствуют общему понижению вкуса, но и действуют на людей раздражающе. Парфюмер должен быть служителем красоты и добра, а не хаоса. Он не имеет права своими творениями играть на низменных страстях людей, не смеет погружать их мысли и чувства в дурман инерции. И без этого человечество страдает от искусственного перевозбуждения, что ведет к притуплению его лучших задатков и чувств.


Работы последних лет в области физиологии выявили многочисленные случаи сильнейшего влияния обоняния на все другие чувства. Среди разнообразных и порой таинственных явлений следует отметить глубокую связь запахов с инстинктом самосохранения, самозащиты, что является фактором исключительной важности. Постоянно растущая загазованность городов, а также люди, несущие миазмы зла и разложения, представляют для выживания человечества страшную опасность. Понижение и притупление обоняния являются, как правило, признаком серьезной болезни или преждевременной старости. Здоровье человека, не воспринимающего с глубокой радостью благоуханную, благодатную живительность весенних ароматов, глубоко поражено. Между тем именно эти ощущения вновь и вновь дают человеку новые силы, как бы обновляя его. В деревне это, может быть, более заметно, так как люди там ближе к земле и постоянно живут на лоне природы; но и в городе обновляющий дух весны оказывает на людей свое воздействие, и хотя бы в мечтах они становятся художниками, поэтами, артистами, певцами:


Напоенный душистым дыханьем берез,

Воздух в полную грудь так и просится,

И, волшебных чарующих полная грез,

Далеко моя песня разносится...

К. Р.


Связь с природой все более необходима для человека, ибо без нее невозможно сохранить душевное равновесие, внутренний мир, ясный разум.


На страницах этой книги я почти не касался проблемы дурных запахов, но как избежать этого вопроса, когда роль парфюмера и заключается в том, чтобы всеми силами бороться с этим злом; всеми силами – значит, и словом. Еще раз считаю своим долгом напомнить, что вредные и дурные запахи, порождающие все развратное и злое, представляют реальную опасность. Вероятно, и то немногое, что я сказал об этом, вызовет недовольство и насмешки со стороны определенной группы людей, ибо слишком многие считают себя вправе отравлять жизнь вокруг себя не только своей персоной, но и массой других возможных способов. Надеюсь, когда-нибудь этому произволу будет положен предел.


В настоящее время я могу только пожелать, чтобы мой труд попал на глаза молодежи и открыл ей тесную связь нашей жизни с нашим обонянием.


Благоуханность нашу, подобно чести, надо беречь смолоду!


Париж, 1965.

Ольга Кушлина «Туманы и духи». 

Рецензия на книгу К. М. Веригина «Благоуханность».

Аннотация не должна дезориентировать потенциальных покупателей книги, которые, по мнению издательства, якобы интересуются  «таинственным миром запахов и проблемами парфюмерии вообще». Решительно возражаю: отнюдь. Мы не по этой части. Благоуханностью как таковой мы заинтересуемся только задним числом, закрыв прочитанную на одном дыхании книжечку, затушив сигарету, и начав подозрительно принюхиваться к окружающему нас – доселе безуханному – миру. Повинюсь сразу во всех остальных грехах: даже название книги по первому впечатлению показалось безвкусным, не говоря уже об обложке, смахивающей на обертку мыла «Цветы России». Вот из-за этого – то есть из-за глупой предвзятости – Константин Веригин попал мне в руки с опозданием и совершенно случайно.


Между тем книга должна заинтересовать прежде всего филологов, и не только потому, что наш «широкий круг» поставляет самых усердных потребителей мемуаров, и уж вовсе не потому, что каждой главке у Веригина предпослан эпиграф из А. К. Толстого или Фета, Бунина или Блока, Гумилева или Ахматовой. «Благоуханность» надобно прописывать литературоведам как декокт, в терапевтических целях (не путать с новомодным шарлатанством «ароматерапевтов»), для профилактики профессиональной болезни – логоцентризма.


Вся ностальгия эмигранта-парфюмера переведена в область обонятельных воспоминаний, но именно это и составляет главную ценность его прозы, ее уникальность. Даже трюизмы – «дух времени», «аромат эпохи» – вдруг наполняются всевозможными оттенками смысла: верхняя нота аромата – северная сирень, нижняя нота – крымская магнолия, глубинная нота – запах благородного дуба... Примерно в таких категориях продолжаешь какое-то время сопереживать книге, откликаться на прочитанное. Не говорю уже о потребительском подходе, о мелкой корысти историка литературы и комментатора. Многочисленные конкретные факты, свидетельства современника о быте и парфюмерном искусстве начала века, воспринимаешь уже как что-то сверх программы, как бесплатный подарок фирмы. Не удержусь от примера из собственного опыта.


Споткнулась я как-то о триолет Ф. Сологуба 1914 г., построенный на повторении одного образа:  «Мерцает запах розы Жакмино, который любит Михаил Кузмин». Как, спрашивается, это объяснять? Написать в примечаниях: гибридная ремонтантная Rose General Jacqueminot, темно-бордового цвета, очень душистая... А дальше что? Ни одного упоминания конкретного сорта розы в произведениях Кузмина нет. Зато духи «Роза Жакмино» рекламировались в то время весьма настойчиво в дамских журналах. Более того, обнаружилось, что к ним питали пристрастие почему-то именно мужчины, и мужчины... писатели. Тэффи умиляется наивным вкусам А. Куприна:  «Любил духи „Роз Жакемино“ до блаженной радости. Если надушить этими духами письмо, будет носить его в кармане без конца...» Алексей Ремизов, описывая внешность Кузмина, трижды (!) свидетельствует о «розовом благоухании»:  «очень душился розой – от него, как от иконы в праздник». Пока эти косвенные свидетельства нашла – роза моя изрядно подвяла, а заодно выяснилось, что лет десять назад двое почтенных исследователей тоже над этим вопросом голову ломали и по тем же сусекам скребли. Заодно, правда, еще клоуна Жакмино обнаружили. А прочитали бы мы все вовремя Веригина, и алгебраическая формула упростилась бы до благородной краткости: «Rose Jacqueminot», 1900 год, классика парфюмерии, великий Коти, открывающий новый век новым остро-модным ароматом. И успокоились бы, поскольку всякие сомнения отпали. Впрочем, это я раньше могла бы словесным результатом довольствоваться, теперь же не успокоюсь, пока не понюхаю. Духи эти, по мнению Веригина, входят в десяток несравненных шедевров парфюмерного искусства, потому есть надежда, что они до сих пор живы.


Так же, как процветают и сегодня самые знаменитые в мире духи – «Шанель №5», запах которых, если верить фильму «Бриллиантовая рука», в России знает наизусть любой милиционер. Очаровательная «Шанель» – почти ровесница пассии Кузмина, а кто старушке даст ее годы! Сотворил это чудо, оказывается, москвич Эрнест Эдуардович Бо через два года после того, как обосновался в Париже. И открыл новую эпоху в парфюмерной индустрии. «Меня спрашивают, как мне удалось создать „Шанель №5“? Во-первых, я создал эти духи в 1920 году, когда вернулся с войны. Часть моей военной кампании прошла в северных странах Европы, за Полярным кругом, во время полуночного солнцестояния, когда реки и озера излучают особую свежесть. Этот характерный запах я сохранил в своей памяти, и после больших усилий и трудов мне удалось воссоздать его...»


Константин Веригин цитирует высказывания своего гениального учителя щедро, и действительно, на человека неискушенного они производят ошеломляющее впечатление: «...мысли наши рождаются под влиянием среды, в которой мы живем, под впечатлением прочитанного или игры любимых нами актеров. Такое влияние имели на меня французские поэты и писатели, а также произведения Пушкина, Тургенева, Достоевского; музыка Бетховена, Дебюсси, Бородина, Мусоргского; Императорский театр и его балет и Московский художественный театр; живопись французской школы и большие русские художники – Серов, Левитан, Репин и многие другие – и, главное, артистические круги того времени, с которыми я много общался».


Самое любимое детище Э. Бо, духи «Bois des Iles», были навеяны, оказывается, мотивами «Пиковой Дамы», а вдохновение пришло во время исполнения этой оперы в Париже. То-то сейчас все в России как полоумные набросились на французские ароматы. И то сказать, истосковались мы по родной, неоскверненной «благоуханности»...


Первая часть книги К. Веригина посвящена воспоминаниям детства и юности, вторая – его работе во Франции. О разделяющих эти периоды жизни 1918 – 1920 годах не сказано ни слова. Только в заключительной главе мемуарист проговаривается:  «На страницах этой книги я почти не касался проблемы дурных запахов, но как избежать этого вопроса, когда роль парфюмера и заключается в том, чтобы всеми силами бороться с этим злом; всеми силами – значит, и словом». Повествование ведется в гармоничном ароматическом ключе, поэтому о запахе пороха, крови, пота, человеческого страдания и смерти, зверином запахе революции и гражданской войны книга «Благоуханность» умалчивает. В самом деле, не будем же мы, уподобляясь гимназисту-патриоту, спрашивать вернувшегося с фронта солдата:  «А какой в окопах дух?» – «Известно, какой... чижолый».


Узнаем случайно, по другому поводу, что К. Веригин в эмиграции стал строгим вегетарианцем. Хотя до этого, описывая пасхальный стол своего детства, он не находил в скоромных яствах ничего предосудительного:  «Ванильный дух куличей и свежесть сырных пасок ярко выделялись на басовом фоне мясных блюд и более высоких тонах рыбных запахов».Можно только представить, какой обонятельный кошмар пришлось пережить добровольцу лейб-гвардии конно-гренадерского полка, если он и через сорок пять лет не смог избыть этих впечатлений: " Еще раз считаю своим долгом напомнить, что вредные и дурные запахи, порождающие все развратное и злое, представляют реальную опасность". Причинно-следственные связи для парфюмера выглядят именно так: " дурные запахи порождают мировое зло". Обонятельный фанатизм или даже – нюхательный мистицизм.


Потребность запечатлеть упоительные ароматы детства и юности определила выбор профессии парфюмера, а все пережитое привело к пониманию своей миссии как высокого, почти религиозного служения красоте, «благоуханию духовному». Старинная дворянская фамилия и родственные связи сделали возможным устройство на работу в лучший из парфюмерных домов: чужаков сюда не брали, строжайше оберегая секреты.


Страшно представить, что случилось бы с К. Веригиным или с его великим учителем – Эрнестом Бо, если бы они вовремя не эмигрировали во Францию. Российский воздух, пропитанный запахами карболки, керосина, махорки, блевотины и крови, зловонием неправедного жизнеустройства, убил бы их раньше всего остального. Но дым отечества не отравлял благоуханности Европы, а память хранила дух дубового паркета петербургской барской квартиры, сиреневый рай имения в Орловской губернии, роскошную симфонию ароматов крымской усадьбы Веригиных. Когда Константин Михайлович заканчивал в 1965 г. свои мемуары о работе в легендарном Доме Шанель, Россия пила «Огуречный лосьон» и одновременно – им же закусывала.


Во второй части книги много страниц посвящено путешествиям – источнику вдохновения парфюмера: золотисто-амбровое благоухание Рима, шипровая мужская гамма Лондона, светло-экзальтированный воздух ночного Нью-Йорка. Недавно прошла любопытная инсталляция в Хельсинки – запахи разных стран и народов. В большом зале стояли кувшины с национальными ароматами, а зрители ходили, и в каждый сосуд свой нос засовывали. Там, где  «русский дух и Русью пахло», был ... деготь. Слава богу, что после всего пережитого Россия вернулась хотя бы к дегтю. Запах этот хоть и не отличается особой изысканностью, но довольно приятен и основателен. К тому же он легко перекрывал все остальные «национальные ароматы» экспозиции и простодушно доминировал над всей выставкой. Будем пока утешаться хотя бы этим.


Две части книги написаны не только в разном стиле, но, кажется, даже на разных языках: вторая часть похожа на перевод с французского (может быть, просто автор, рассказывая о Франции, автоматически переключился и стал думать по-французски). К сожалению, «перевод» порою напоминает невыправленный подстрочник, происхождение ошибок установить трудно, но все они – на совести издателей. Если К. Веригин называет книгу П. Муратова – «Образ Италии», то его оговорка понятна, поскольку мемуариста волнует один единственный образ – обонятельный, – но ведь в выходных данных все-таки указана и фамилия редактора. Есть и более удивительные вещи: Ж. К. Гюисманс выступает под псевдонимом «Висманс» (спасибо, что не «Вискас»), название его романа дается без перевода, но с погрешностью в написании, дворянский титул главного героя хоть и переведен, но приблизительно... Многочисленные парфюмы именуются то по-французски, то на корявом языке родных осин (к примеру, «Bois des Iles» – это, оказывается, «Дерево далеких островов»). Единственная английская цитата почему-то кратко пересказывается в сноске «своими словами».


Чем занимался редактор – непонятно, корректор же вообще не обозначен, и его отсутствие подтверждается количеством опечаток на каждой странице. Но говорю все это не в осуждение, но, напротив, с чувством искренней благодарности: я, нерасторопная, вдвойне должна быть признательна КЛЕОграфу. В конце концов, даже к «фрацуским духам» быстро привыкаешь, а что единственная дочь Веригина – то Ириша, то Мариша, так это вообще несущественно. Важно другое: добрые люди издали чудесную книгу, да еще умудрились сделать это таким образом, что за четыре года тираж не разошелся. Поэтому «Благоуханность» К. Веригина все еще можно купить, и сделать это нужно непременно, поскольку даже филологу ориентироваться в окружающем мире только при помощи зрения и слуха, оказывается, все-таки трудно. Во всяком случае – скучно.

(с) Ольга Кушлина.

НЛО. № 43 (2000). 

К дню рождения К. М. Веригина (08.02.1899)

Биографическая справка.

«...Он был настоящим русским барином – может быть, последним – каких уже более не будет... Он был пропитан запахами жизни, повседневной жизни, и как поэт – а он являлся поэтом в широком смысле – он умел о них говорить: запах снега, запах осени (который он узнает в некоторых великих духах двадцатых годов), запах утреннего кофе отца, запах цветов, цветов его детства в деревне, в Крыму, летом. Он всюду умел с глубокой чувственностью открыть запахи красивых вещей; ныне его душа в раю парфюмеров с наслаждением вдыхает невещественные запахи неба, напоминающие ему запах снега так любимой им русской зимы...» – сказал на собрании Технического Общества Парфюмеров 20 января 1983 года, посвященном памяти К. М. Веригина его друг Юрий Гутзац.


8 февраля 2009 года исполнилось 110 лет со дня рождения Константина Михайловича Веригина. По недоброй традиции это имя, как и множество других ни о чем не говорит жителю современной России. Однако в мире К. М. Веригин известен как создатель непревзойденных духов «Суар де Пари» («Soir de Paris»), «Мэ уи» («Mais oui») и «Рамаж» («Ramage»), составляющих славу знаменитого Дома Шанель.


Константин Михайлович Веригин родился в Санкт-Петербурге 25 января (старый стиль) 1899 года в семье потомственного дворянина, воспитывался во 2-м Кадетском Корпусе в Петербурге. После смерти отца, в 1911 году семья перебирается в Крым. Веригины живут в Ялте, (бывшая Никольская, 16).


Константин с детства любил духи, одна комната в башне их дома в Ялте называлась «Лаборатория Кота» (он всю жизнь оставался «Котом» для семьи и близких друзей). Веригин учится в Ялтинской Александровской гимназии, которую закончил в марте 1919 года. Примечательно, что аттестат зрелости № 345 был выдан Константину Веригину 25 марта 1919 года, а послужной список корнета лейб-гвардии конно-гренадерского полка Добровольческой Армии Константина Веригина заведен 20 марта того же 1919 года. Экзамены на зрелость пришлось сдавать не только в гимназических классах, но и в окопах Перекопа и затянулись они на два года. Последняя запись в послужном списке, сделанная 15 ноября 1920 года на пароходе «Крым», идущем в Стамбул гласит: " В службе сего обер-офицера не было обстоятельств, лишающих его права на получение знака отличия беспорочной службы или отдаляющих срок выслуги к оному".


В ноябре 1920 года Веригин навсегда покидает Россию. На том же пароходе «Крым» уезжают его родные – мать и сестра. Брат Михаил, который тоже служил в рядах Белой гвардии остался и никогда уже не увидится с семьей.


После нескольких месяцев в Константинополе уже неполная семья Веригиных уезжает в Югославию. В конце 1921 года Веригин получает визу и переезжает во Францию, которой суждено было стать ему второй Родиной. Образование Константин Веригин получил в Университете города Лилля, который закончил в 1924 году с дипломом инженера-химика. После учебы он работает в Париже на заводе красок «Франк», работа ему не нравится, но надо жить. К счастью, благодаря знакомствам одного родственника, ему удается поступить в Дом Шанель и стать сотрудником знаменитого французского парфюмера Эрнеста Бо.


Кстати, факт не слишком известный – «знаменитый французский парфюмер Эрнест Бо» родился в Москве в 1882 году. Говорил прекрасным русским языком, который, как коренной москвич знал в совершенстве. Даже будучи патриотом Франции, он сумел сохранить на всю жизнь пламенную любовь к императорской России своего детства и юности. Русская революция лишила Э. Бо и положения и состояния, талант его раскрылся во Франции. Но это уже другая история, которая ждет своего сказителя.


Творческая работа по созданию духов была важным, но не единственным занятием Константина Михайловича Веригина. Мало один раз получить исключительный результат, важно, чтобы каждый флакон духов от Шанель был неотличим от первого, лабораторного. Контроль за качеством духов Домов Шанель и Буржуа, закупка эссенций и других составляющих косметики также входили в обязанности Веригина. Константин Михайлович Веригин избирался Председателем Ассоциации парфюмеров Франции.


Константин Михайлович Веригин умер в декабре 1982 года так никогда и не побывав на Родине.


В 1996 году дочь Веригина, Ирина Константиновна, издала в Москве книгу отца «Благоуханность. Воспоминания парфюмера». Книга была издана очень ограниченным тиражом и сразу стала библиографической редкостью.

Источник: форум сайта «Франция по-русски».

Константин и Ольга Веригины.

В мае 1997 года Ялту впервые посетила группа потомков эмиграции первой волны. Были среди них Николай Алексеевич Можайский и Ирина Константиновна Веригина-Бизе. Они рассказали нам о прошлом старинной русской фамилии Веригиных.


В XIX веке Веригины служили на флоте и в армии. Основатель интересующей нас ветви – Константин Михайлович (1813-1882) был женат на Марии Ивановне Похвисневой (1836-1896) и через нее породнился с известными в России семействами Татищевых, Нарышкиных, Кологривовых, Челищевых, Огаревых.


Как выразилась одна из представительниц рода,  «женщины в нашей семье как будто сильнее мужчин», они единолично решали судьбу детей, сами выбирали им мужей и жен. Это правило дерзко нарушил поручик лейб-гвардии гусарского полка Михаил Константинович Веригин (1870-1911), женившись по страстной любви на красавице цыганке Домне Алексеевне Мосальской (1872-1960) – солистке знаменитого петербургского хора Шишкина. После этого Михаил Константинович был вынужден уйти в отставку.


На генеральном плане Ялты 1905 года на углу Чукурларской и Николаевской улиц отмечен земельный участок под № 225, приобретенный в самом начале столетия на имя Д. А. Веригиной. Через несколько лет тут стоял нарядный двухэтажный дом с башенкой, позднее прозванный «теремком». Автором проекта являлся Л. Н. Шаповалов, один из самых известных архитекторов Крыма, построивший Белую дачу для А. П. Чехова. Сохранилось описание четырнадцати комнат. Кабинет и спальня главы семьи располагались на первом этаже. На втором находились столовая, гостиная, детские комнаты.


«Окна были очень большие, двойные, пропускающие огромное количество света». Богатым убранством отличался кабинет хозяина дома. Тут стояли  «шкафы, полные книг, большею частью в старинных кожаных переплетах, темно-красные шторы, мягкая мебель, толстый ковер во всю комнату, картины, гравюры, фотографии по стенам, бронза на столах и бюро». Некоторые из этих вещей сейчас находятся в собрании Севастопольского художественного музея. В экспозиции можно увидеть комплект часов и ваз севрской мануфактуры XIX века; живописные полотна «Парусные лодки» Виллена ван де Вельде и «Меркурий и Аргус» К. Хольстейна содержатся в фондах, периодически появляясь на выставках.


Все в доме любили цветы, сами сажали их в саду. В комнатах постоянно зимой и летом стояли роскошные букеты. В атмосфере, где отец, " избалованный жизнью и, главное, разнообразием дарований, которыми природа его одарила", а мать,  «как только она начинала петь, казалась вышедшей из другого высшего мира», воспитывалось трое детей Веригиных: Константин (1899-1982), Михаил (1903-1943), Ольга (родилась в 1903).


Мальчики посещали Александровскую гимназию, Ольга училась в частной гимназии госпожи В. К. Фьерфор и дополнительно занималась с Еленой Сергеевной Ляминой, двоюродной сестрой поэта М. Волошина. Главным любимцем матери считался Михаил,  «всего более на нее похожий и лицом и способностями. Он единственный унаследовал голос, музыкальность и крепкое здоровье матери». Обращала на себя внимание и Ольга.  «К пяти годам она как-то сама выучилась читать и писать, а музыкальность в восприятии слов и рифмованной речи была у нее развита необычайно».


Не будь революции, карьера старшего сына – Константина сложилась бы так же, как у его предков, то есть на военном поприще. Однако, оказавшись во Франции, он закончил химический факультет Католического университета города Лилля, добился успехов в парфюмерной промышленности Франции, участвуя в создании изысканнейшей серии духов «Шанель». К. Веригин даже избирался Председателем ассоциации французских парфюмеров. Он оставил воспоминания, которые благодаря усилиям дочери Ирины увидели свет в России в московском издательстве «Клеограф» в 1996 году.


Первые главы этой книги с многозначительным названием «Благоуханность» посвящены жизни автора и его семьи на родине. Естественно, что тут Ялта занимает главное место. Дыхание сосновых горных лесов и морских бризов, пряный аромат цветущих ялтинских садов и парков, запах отчего дома и магия девичьих духов на гимназическом балу – вот та атмосфера, в которой прошло счастливое детство К. Веригина, оставившее неизгладимый след в его жизни. Определяя запах как эстетическую категорию, он писал:  «Действие аромата на человеческий организм сложно и многообразно, но особенно способствует полету фантазии. Если же переживаемый момент сам по себе полон яркости, то обрамленный ароматом, он особенно сильно запечатлевается в памяти». Вот так, в «обрамлении аромата» воскресают картинки беззаботной Ялты предреволюционной эпохи, ее повседневного быта. Со страниц книги встают перед нами многие известные и забытые люди.


Наиболее близкими к Веригиным были дети их родственников Нечаевых и Новосильцевых. Их великолепный дворец, построенный О. Вегенером в 1902 году, по праву считался, да и остается сейчас одним из лучших в Ялте. Сюда обычно направлялись после пасхального ночного бдения члены обоих семейств. Одна из лучших страниц книги посвящена описанию торжественного наряда благоухающего пасхального стола:  «Посреди стола возвышался огромный кулич-баба с сахарным барашком и хоругвью над ним. С обеих сторон от кулича блестели груды веселых яиц всех оттенков и красок. На углах стола стояли куличи поменьше и четыре творожные пасхи – заварная, сырная, шоколадная и фисташковая, чудесного светло-зеленого цвета».


Ялтинских краеведов, несомненно, привлечет описание некогда известного, а сейчас пребывающего в запустении дома княгини Багратион. Старшая из сестер, Елизавета, «деятельная, умная, горячая, прошедшая всю войну 1914-1918 годов на передовых позициях сестрой милосердия, отдавала всю свою жизнь больным и несчастным». Жили они в непосредственной близости от Веригиных. Дети часто бывали в доме княгини, хорошо запомнили  «большую желтую гостиную с цельным окном во всю стену, выходящим на море, с родовыми портретами в золоченых рамах, среди которых выделялся своей работой портрет их деда, генерала князя Багратиона, героя войны 1812 года». Михаилу Веригину, оставшемуся в Ялте при красных, именно здесь помогали выжить в годы репрессий.


"Совсем исключительное место среди моих знакомых и друзей занимала семья Мещеряковых, – вспоминает К. Веригин. –  Самым выдающимся был старший из братьев, Александр, человек высокой души, светлого ума, обладавший абсолютной памятью". Это редкое свидетельство об А. Д. Мещерякове, ставшем мужем Екатерины де Куртен, бывшей ялтинской гимназистки и будущей основательницы знаменитого русского монастыря во имя Покрова Пресвятые Богородицы в Бюсси-ан-От во Франции (там нашел упокоение И. С. Шмелев).


Вторая часть книги повествует о жизни К. Веригина за границей, о годах учения в институте и начале работы в парфюмерной промышленности, о встречах со старыми русскими друзьями и знакомстве с новыми. Учителем Константина Михайловича был величайший парфюмер Франции Эрнест Бо, который, оказывается, родился в Москве.  «Даже будучи патриотом Франции, он сумел сохранить на всю жизнь пламенную любовь к императорской России своего детства и юности».


Казалось, Ялта ушла в далекое прошлое. И все же образ любимого города нет-нет да и прорывается сквозь дымку воспоминаний. Вот он цитирует, например, строки стихов друга юности, никому неизвестного А. Д. Мещерякова:


Страшно жить, томясь всечасно той мучительной загадкой,

Интуицией тяжелой и гнетущей, как судьба, -

Что под маской херувима ясно виден облик гадкий,

Под личиной господина – сущность жалкого раба! 


Вот, пожалуй, и все, что осталось от творчества того, кого знали и любили в Ялте. Если найдется человек, который сумеет дополнить биографию Мещерякова, заранее ему благодарны. Всю свою сознательную жизнь вела дневники Ольга Михайловна Веригина. Впоследствии для детей и внуков она отобрала лишь то, что считала достойным внимания, в первую очередь записи 1916-1925 годов. Получились три тетради машинописного текста. Из них одна – ялтинская. Начинается она исповедью тринадцатилетней девочки, пытающейся «в себе разобраться» и «работать над собой». С одной стороны, вспыльчивость, несдержанность, гордость, с другой – вера, богомольность и незлопамятность, да еще любовь к России и к русским. Стремление заглянуть в себя, постоянная самооценка проходят через весь дневник.


Тем интереснее наблюдать, как день ото дня формируется характер девушки, оказавшейся волею судьбы в центре водоворота исторических событий. Сначала их отголоски только фон среди гимназических и семейных впечатлений. Между тем обстановка в городе становится все более напряженной и личные переживания отходят на второй план. Дневник это фиксирует. 17 мая 1917 года  «из Севастополя приехали в Ялту солдаты и моряки делать обыск у членов царской семьи и местных „аристократов“. Они были у В. К. Ксении Александровны, у Поповых (предводитель дворянства), еще у кого-то. На следующий день, в 7 вечера, пришли и к нам и остались до 10-го часа». Эта часть записей особенно интересна, так как дополняет и уточняет конкретными деталями те исторические дни 17 января 1918 года: «Встретили мы Новый год у В. В. Коншина. Нас было 20 человек за пятью столиками. Всю ночь пел Вертинский. Именины мамы тоже прошли хорошо. Но 9-го, вместо занятий, начались беспорядки. Из Севастополя пришли большевики и стали сражаться с Крымским конным полком и татарами. После подошли офицеры из Симферополя. Матросы стреляли по городу с миноносца, на улицах шла ружейная перестрелка, красноармейцы ловили офицеров, расстреливали, бросали с мола в море. С 14 января начались обыски, похожие на грабеж. 16-го к нам приходили 6 раз. Матросы взяли у нас все охотничьи ружья и сабли… Уже больше недели я сплю почти одетой». Далее записи в дневнике прерываются, потому что  «пришлось на три месяца запрятать дневник», опять обыски, аресты, убийства знакомых офицеров – князя Бориса Мещерского, Вл. Иванова-Дивова. Бывшие гимназисты становятся юнкерами, многие гибнут. 26 марта 1919 года Ольга видит, что в городе началась паника.  «Власти уезжают. Ждут большевиков. Члены Царской семьи уходят на английском дредноуте. Другие на транспортах»..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю