Текст книги "Загнать валькирию (СИ)"

Автор книги: Константин Лучезаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Konstantin LucHezarov
Часть 1. Загнать валькирию

Пролог

Бой сразу пошёл не по плану. Попадать в засаду ему приходилось не раз, но чтобы десятикратный перевес, пулемёты, АГС, дроны как дождь – это было слишком даже для его боевой группы. Лучшей в полку. И это не преувеличение. Ведь медалек на его кителе было больше, чем патронов в магазине автомата.

А сейчас выбор был невелик. Лечь тут навсегда или уйти, положив пацанов. Даже с простреленной ногой и нашпигованным свинцом броником он бы ушёл. Но иногда честь дороже жизни. Эту фразу он сам сделал девизом группы. Теперь пора доказать, что это не просто красивые слова.

Виктор проверил боезапас. Пяток гранат, картечь для дробовика, 2 почти полных рожка для автомата. Должно хватить минут на 5 боя, пока отходят оставшиеся бойцы, унося раненных. Жаль, роботележку прое…ли в начале боя.

Сверху послышался мерзкий звук пикирующего дрона.

– Получи, фашист, гранату! – громко крикнул Виктор и разрядил дробовик в смертоносную жужжалку.

– Есть! – крикнул он.

Из кустов застрекотал пулемёт, а слева несколько автоматов.

– Обходят, – мрачно подумал боец и обозначил свою боеспособность короткой очередью в сторону врага.

Неожиданно рядом рвануло и его накрыло валом земли и осколков. В ушах зазвенело как в колоколе.

– Кажется всё, – успел подумать Виктор перед тем как вторая граната упала прямо ему под ноги…

Тишина.

Звук шел издалека, как из-под воды. Речь. Странная речь, струящаяся как мелодия. И она переплеталась с фоновой музыкой, чем-то похожей на инди-рок…

Виктор не ощущал себя, своего тела. Никак. Но видел. Картинка словно была пульсирующим переплетением света и тьмы. Тем не менее, видел он всё чётко. Три существа, сотканных из световых лучей и теней. С рогами и хвостами, как у чертей, и крыльями, как у ангелов. Они мудрили над устройством вроде арфы. И ругались.

Язык был странный, будто все слова передавались интонациями одного звука. Но он понимал смысл этой речи-музыки: что-то сломалось, кого-то не удалось очистить, нужно спешить.

Вдруг одно из странных существ увидело Виктора, щелкнуло пальцами из света, но с когтями. И всё исчезло.

Тишина.

Виктор открыл глаза.

Белый потолок с пожелтевшими плафонами выглядел совершенно реальным. Всё остальное – нет.

В комнате пахло лавандой, спиртом, потом… и кровью. Внизу живота острая боль, будто кто-то что-то вынул оттуда, а после зашил наспех. Неприятное давление на грудь, как будто два здоровых мешка с песком положили прямо на рёбра. И слабость. Такой слабости он не знал даже в детстве, когда перенёс пневмонию.

Неожиданно в углу справа возникло… что-то огромное.

– Любимая… ты жива! – прошептал бархатистый бас, обволакивающий, как мамины руки. – Слава семи богам! Солнышко моё! Моя сладкая кошечка, ты очнулась!

Перед кроватью на коленях стоял настоящий великан. Тумбочка рядом с ним казалась частью кукольного домика. В его глазах, красных от слёз, светилась такая щенячья радость, что Виктор невольно оглянулся в поисках «кошечки», ради которой этот гора мышц и нежности залил пол слезами.

Гигант протянул лапищу и накрыл его – крошечную, мягкую ладонь.

«С каких пор мои руки стали… детскими?» – мелькнуло в голове.

– Я так счастлив, что ты пришла в себя! – пробасил великан, придвигаясь ближе. – Думал уже всё… придётся покончить с собой. Не представляю жизни без тебя!

Виктор инстинктивно толкнул его рукой. Вернее, попытался. Но ничего не добился. Это было как упереться в скалу.

– Милая, прости! – отпрянул гигант. – Доктор говорил: тебе нужно время!

Он перевёл дух и продолжил голосом кающегося грешника:

– Виктория! Прости… из-за моего семени ты едва не погибла! Я был эгоистичным самцом, ослеплённым жаждой потомства! Смогу ли я искупить это?!

И тогда Виктора разом проняло. Шарахнуло, как взрывом гранаты.

Между ног – нет привычной тяжести. Лишь пустота и боль.

Грудь – не рана. Набухшая чужая плоть.

Руки – не его, а маленькие, без мозолей, без шрамов.

В горле застрял ком.

– Бля-я-я… Какого…! – вырвалось. И ещё куча такого, что и на заборе писать стыдно.

– Ругаешься! Отлично! – оживился великан. – Ударь! Стукни меня, полегчает! Как всегда!

Виктор замолчал. В голове крутилось одно: «Что за хрень?»

– Проси что хочешь! – взмолился гигант. – Куплю всё! Влезу в долги, но увижу твою улыбку!

Он замялся.

– Виктория… ты ведь говорила, что имя сыну придумаешь сама. Раз ты очнулась… Мама – за Изигора, а Евгения Александровна предлагает Георгия, в честь прадеда…

Сыну.

Его сыну.

Виктор медленно переварил это. Он – теперь она.

Главный бабник полка с кличкой «Казанова» – теперь чья-то мать.

А этот исполин с глазами щенка – её муж.

«У Бога – чёрное чувство юмора», – подумал он… или она?

– Назови его… Писцом, – выдавил он. – Лучшее имя для этой ситуации.

Великан вжал голову в плечи:

– Прости… опять лезу со своим эгоизмом. Конечно, не сейчас…

В палату неторопливо, как гружёная баржа, вплыла медсестра.

Виктория с облегчением выдохнула.

«Похоже, слова “судьба вертела на своём шесте” в моём случае – не метафора. А чёртова инструкция.»

Глава 1. Мышечная память

День начинался с запаха долгов, замаскированного под миндальное мыло «Честь аристократа». Виктория ненавидела его. Но покупала – так положено. Старые, как перхоть фараона, традиции империи Витаиспои не оставляли выбора: даже нищая вдова должна пахнуть, как императрица.

Она стояла в дверях детской, опираясь на косяк из чёрного звёздного дуба – дорогого, но уже потрескавшегося от времени – как, впрочем, и весь род Тухонестов в их холодной войне со Скондрелами.

Пятилетний Аррест, наследник рода Тухонестов и старший сын Виктории, штурмовал одеяльную крепость с криком:

– За императора!

Трёхлетняя Линея молча защищала рубежи – упрямая, как её покойный отец Меридан.

Её рождение – цена союза с родом Коварди, который должен был всё исправить. Но…

Сейчас о детях отважного гиганта с Гиантии некому было позаботиться, кроме неё.

– Аррест, фланг оголил! Прикройся! – вырвалось у неё низким грудным голосом, с привычной командирской сухостью.

Дети замерли.

Она подошла, поправила пижаму на Линее, сдула перо с подушки:

– Война войной, а техника безопасности – навсегда.

Пять лет. Пять лет с тех пор, как убили капитана Виктора Таранова, и он проснулся в этом хрупком теле – теле Виктории, девушки с Ландинии, которая умерла, родив сына гиганту.

Она происходила из знатного, но практически уничтоженного рода Яропайских. И по этой причине вынуждена была согласиться выйти замуж за гиганта. Но по иронии судьбы род гигантов Тухонестов также пал жертвой аристократической войны. И сегодня у неё остался лишь родовой особняк в Сатии – столице небольшого одноимённого государства-острова, как и большинство государств на Ландинии.

Род требовал наследника, и он, а вернее, она, не умея отказываться от долга, прошла через вторые роды, скрипя зубами, подавляя рвотный рефлекс. Потому что честь дороже жизни. Даже если эта жизнь – взаймы.

Пять лет она училась носить неудобное красивое, ходить на каблуках, улыбаться на приёмах, выглядеть мило, не морщиться от духов. И научилась.

Но внутри, под тонким лаком светской маски, всё так же тлели песок полигонов, запах солярки, холод стали. И до сих пор это тело казалось чужой амуницией.

Ночью ей снились «Призраки» – отряд капитана Таранова, боевые братья, настоящие люди. Она вела их в тыл, вытаскивала из-под огня, резала глотки врагам.

А утром – снова фальшивые улыбки во весь рот. Снова эти накрашенные стервы и утончённые лицемеры. Снова долги Меридана. Снова дом, который держится только на её упрямстве.

Пять лет. И каждый день – бой… Только враги бьют исподтишка.

Завтрак прервал звонок. Алиса, её единственная подруга и по совместительству рупор суровой реальности.

– Виктория, привет! Ну как, сходила на собеседование? – голос Алисы бодрил, как утренний кофе, и так же раздражал.

– Отказали, – коротко бросила девушка, глядя, как Аррест выводит на тосте подозрительно знакомую тактическую схему. – Унылая девка сказала «нет вакансий под образовательный профиль» и обещала перезвонить. Повесить бы её на колокольне вместо колокола – пусть всем звонит.

– Вика! – Алиса фыркнула. – Ну нельзя же так грубо… Слушай, на том приёме неделю назад присутствовал граф Орловский. Он тебя заметил, спрашивал. Молодая вдова, красавица, знатный род… Да ты золотая жила! Хватит по конторам бегать, пора о личной жизни подумать.

«Личная жизнь». Для капитана Таранова в прошлой жизни это выражение означало побалагурить с сослуживцем у костра под коньяк. Для Виктории – необходимость сносить прикосновения мужчины, который видел в ней женщину, а не боевую единицу. Желудок сжался в тугой узел.

– У меня двое детей, Алиса. И долгов – как у министерства обороны, после провальной кампании. Мне не до романов.

– Да ты что, не понимаешь?! Мужчина решит все твои проблемы. Ну найди себе кого-нибудь! Хоть любовника для начала!

Виктория бросила взгляд на портрет в гостиной. Меридан. Он называл её «кошечкой», считал воплощением валькирии и плакал от счастья, что она выжила. Он геройски погиб, подорвавшись на долгах чести своего рода. А она осталась. С его долгами. И их общими детьми, которых любила до сдавливающей грудь паники. Именно дети были дамбой на пути шизофрении и отчаяния. Выходит, что материнский инстинкт сильнее призраков прошлого.

– Прости, Алиса. Мне пора, – отрезала она. – Через час собеседование.

Отчаявшись, Виктория откликнулась на странное, но хорошо оплачиваемое предложение – «эксперт по редким артефактам». Соседняя с Ландинией планета – мертвый ледяной мир Аресий – когда-то была населена гуманоидами. Совет правителей Ландинии объявил монополию местных королей на экспедиции туда. А исследование, продажу и использование найденных в этом месте артефактов были разрешены только аристократам.

Контора находилась на отшибе. Навигатор захлебнулся и сдался где-то в районе старых складов, и девушке пришлось пробираться на ощупь, по умирающим улочкам, в самое сердце царства, где пахло тухлой рыбой, ржавым металлом и безнадёгой. Район доков.

Сумерки сгущались, превращая груды контейнеров в урбанистический лес. Она уже поняла, что ошиблась адресом. Чтобы не заехать в совсем глухой тупик, решила разведать дорогу пешком. Возвращаясь к машине, она их заметила. Двое. Походка вразвалку. Запах алкоголя. Глаза блестели тусклым, хищным огоньком.

– Эге, смотри-ка, какая краля заблудилась, – просипел один, с шрамом через щеку.

– Какая машинка шикарная… И жопа тоже, – второй, потолще, блокировал ей путь к двери.

Где-то в глубине сознания капитан Таранов мгновенно оценил ситуацию: «Двое. Пьяные. Шатаются. Угроза номер один – скрытое оружие. Карманы пусты. Угроза номер два – ограниченное пространство для манёвра».

– Отойдите, – её голос прозвучал тихо, но без дрожи. Голос командира, привыкшего, что приказы не обсуждаются.

– А если нет, полицию вызовешь? – Шрам протянул руку, чтобы схватить её за волосы.

И тут щелкнуло. Не в голове. В теле. В мышечной памяти, прошитой годами тренировок. Её рука, тонкая и на вид хрупкая, рванулась навстречу сама. Ладонь с размаху врезалась ему в ухо. Не кулаком – ребром, жестко, точно. В голове всплыло сухое описание: «Удар по ушной раковине».

Мужик завыл, схватившись за голову. Второй, опешив на секунду, с рёвом бросился на неё. Девушка отшатнулась, каблук скользнул по мокрой мостовой, но тело сработало без команд. Колено в пах – коротко, мощно, без замаха. Как вбивающийся в землю кол. Нападающий рухнул, захлебываясь болью и криком.

Виктория стояла, дыша прерывисто, сердце колотилось где-то в горле. В ушах звенело. Не от страха. От адреналина. От странной, забытой ярости. От… глубокого, звериного удовлетворения. Перед ней на земле корчились двое взрослых мужчин. А она, утончённая аристократка Виктория, в шелковом платье – победила. И теперь впервые за пять лет чувствовала себя… собой. Настоящей.

Она села в машину, завела её чуть подрагивающими руками. В зеркале заднего вида на неё смотрело бледное, прекрасное лицо с лихорадочным блеском в глазах. Платье было порвано у плеча, и на тонкой коже проступал синяк.

Виктория доехала до дома на автопилоте. Дети уже спали. В доме стояла тишина, которую нарушал лишь мерный стук часов в гостиной – они отмеряли время её старой жизни.

Она прошла в спальню, скинула изодранное платье и встала под ледяной душ, смывая с кожи запах страха и грязи доков. Но чувство, рожденное в той драке, не смывалось. Оно засело внутри – ясное и твёрдое, как кремень. Чувство обретения чего-то важного.

Девушка посмотрела на своё отражение в зеркале:

– Ну что ж… тело для полного контакта. Контакта, совсем не того вида, который мне сейчас нужен. Широкие бёдра, объёмная грудь, узкая талия – всё, что мешает в схватке. Проблема на проблеме.

А потом чуть наклонила голову вперёд и сузила глаза.

– А вот, хрен вам, – оскалилась она. – Я сама стану проблемой. Для тех, кто осмелится подойти слишком близко.

Глава 2. Когти в бархатной перчатке

Тело среагировало раньше, чем разум успел осознать угрозу. Привычка, вбитая в мышцы сотнями стычек, заставила Викторию рвануться вперёд – прямо под размашистый, грубый удар бойца. Он даже не заметил, как она исчезла из-под его замаха, занырнув в мёртвую зону его атаки. В её голове молнией мелькнула мысль, что тонкая женская почти фарфоровая ручка сейчас же переломится как спичка, но рефлексы капитана диверсантов были быстрее страха. Правая ладонь, сложенная в жёсткий «клюв», не била, а вонзалась в мягкую область чуть ниже подмышки – в самое уязвимое место. Острая, жгучая боль отдалась в её собственных хрупких костях, будто она со всей силы ударила по камню. Однако тело действовало само по себе, подчиняясь годами отработанным схемам. Перед глазами вспыхнули искры – не от усталости, а от напряжения и адреналина.

Мужчина всхлипнул, не осознавая почему его рука онемела.

Слитным движением её свободная рука сдвинула локоть противника наружу, заставляя его продолжать двигаться вперёд. Не прерывая движения, тело Виктории уже уходило вниз. Стопа, будто сама собой, встроилась в шаг противника, резко двинувшись вверх-наружу. По закону рычага его собственный вес и инерция, помноженные на её точное воздействие, развернули могучее тело противника вокруг оси.

Далее всё произошло почти одновременно. Тяжёлый опытный боец рухнул на пол с глухим выдохом, будто весь воздух выжали из него. Виктория с показной лёгкостью взлетела на ноги, сдерживая дрожь в ногах и жгучую боль в руке. Спину она держала прямой, подбородок – чуть приподнятым, взгляд – ровным. В зале, ещё секунду назад гудевшем от насмешек и ставок, повисла тишина. Только тонкое поскуливание лежащего возле её ног амбала нарушало её.

Виктория сделала вид, что держит драматическую паузу, стоя, чуть сутулясь, будто от внезапного сквозняка, хотя на самом деле медленно выравнивала дыхание. С лёгким наклоном головы она кивнула залу – не поклон, а лишь намёк на учтивость, выученный за годы балов и приёмов. Сердце колотилось так, что, казалось, рёбра уже начали трескаться. В висках стучала кровь, каждый вдох обжигал лёгкие. Но лицо оставалось маской спокойствия. Ни дрожи, ни пота на лбу – только лёгкое покраснение щёк, похожее на следствие лёгкого волнения.

Девушка отступила на шаг. Затем на другой. Повернулась. И только тогда, спиной к залу, позволила себе коротко перехватить воздух сквозь стиснутые зубы. Шаг сделан! Теперь главное выплыть из зала так, чтобы никто не заметил, что она сейчас умрёт от боли.

Виктория села в машину, неловко открыв дверь левой рукой – правую трогать было больно.

«Потенциально хороший бизнес закончился засадой с озабоченным самцом», – горько подумала она.

Весь её план, который выстраивался неделю – от бизнес-плана до заученной деловой речи – разбился о сексуальные стереотипы этого тестостеронового троглодита.

«Замес» – место на окраине Сатии, где когда-то тренировался Меридан, – давно сменил владельца. На её деловое предложение – проводить занятия для столичных аристократок по тактике ближнего боя – новый хозяин, Ратибор, лишь посмеялся. С масляной улыбкой он издевательски процедил:

– Со мной так: сначала отношения, – он многозначительно глянул на её ноги, – потом – дела.

Когда она попыталась отшутиться – «Дела – тоже отношения», – это только раззадорило его. Вместо аренды получила вызов на спарринг и недвусмысленный намёк на «групповую разминку» после.

Теперь он лежит.

А она едет домой, дрожа от боли и ярости.

Но есть и плюс: слава опасной бешеной дуры – гораздо лучше славы просто дуры.

Дома Викторию встретило не радостное «мама!» детей – они ушли гулять с няней, – а безрадостное письмо от банка. Теперь угроза стала конкретнее: изъятие особняка – через месяц.

Не успела она скинуть платье, как раздался звонок.

На пороге стоял князь Гремучев – высокий, поджарый, с усами, закрученными, как у имперского офицера, и взглядом, что скользит по коже, как лезвие.

– Виктория Андреевна, – произнёс он с лёгким поклоном, – не помешаю?

– Князь, – ответила она, не отступая, – вы всегда мешаете. Просто редко замечаете.

– Я пришёл с добрым намерением. Ваш дом… он слишком велик для вдовы без покровителя.

– Зато в нём много воздуха. Особенно когда нежданные гости не задерживаются.

– Зря Вы так. Скондрелы же не витают в облаках. Ваш сын – последний Тухонест. А это… мишень. Вам же он дорог?

– Пусть придут. Кое-что я отгрызу и выцарапаю. – Холодно усмехнувшись, она с сожалением взглянула на сломанный ноготь правой руки.

– О, я слышал про ваш… хм, подвиг в «Замесе». Мило. Но умение сбить с ног неотёсанного мужлана не спасёт от, скажем, пожара.

– А покровительство князя спасёт от позора? Для меня уж лучше огонь.

– Не спешите отказывать. Между гордостью и глупостью опасно сделать лишний шаг.

– Князь, – она чуть наклонила голову, губы тронула ледяная улыбка, – а не глупость ли продавать последнее, что у тебя есть, даже если это всего лишь честь?

И, помолчав, добавила:

– Вы ошиблись адресом. Я – проблема, а не приз.

Он помолчал. Взглянул на ушибленную руку, что она невольно прижимала к боку.

– Проблемы, мадам, имеют свойство… быть решёнными. Совсем.

– А дураки – находить их снова. До свидания, князь.

Дверь закрылась.

– Не пойму, я – аристократка или ведьма? Почему все хотят меня или трахнуть, или сжечь?

Интерлюдия. Парк «Белые липы»

Для Вистеста Коварди, главы одного из старейших родов Витаиспои, этот парк всегда казался… игрушечным. Не потому что он был мал – нет, липы здесь вымахали под тридцать локтей, а аллеи тянулись на полгорода. Просто всё здесь было слишком хрупким. Скамьи – слишком изящные, будто сделаны из проволоки. Трава – мягкая, без единого колючего стебля. Даже кора деревьев – гладкая, как кожа младенца. На Гиантии даже мох царапал ботинки.

Он сидел на скамье, слегка ссутулившись, чтобы не выделяться. Рост под два с половиной метра не был редкостью для его народа, но на Ландинии это сильно привлекало взгляды. Люди здесь будто созданы из стекла: красивые, звонкие и… хрупкие.

Вистест был на отдыхе после многолетней миссии. Вспомнил Меридана, который любил этот парк и говорил, что здесь пахнет детским счастьем его жены. Глупо. Тогда он добивался её руки и сражался за её сердце отважнее, чем в самом жарком бою. До чего же неуместная любовь! Она разрушала все планы их родов! А теперь парень погиб и будущее двух родов в руках ветренной особы, которая, судя по слухам, совсем забыла об осторожности.

Цепкий взгляд Вистеста сразу отметил три подозрительные фигуры, возникшие из-за кустов жасмина. Походка – вразвалку. Спины неестественно напряжены.

Один потянулся к мальчику. Второй – к няне, чтобы зажать ей рот ладонью. Третий замер в тени, у кустов жасмина: рука глубоко в кармане плаща, поза расслабленная, но какая-то неловкая. Прикрытие. Вооружён. Чем – неясно.

Они не обратили на старика внимания.

Вистест встал. Медленно. Без спешки. Как будто просто решил размять ноги.

Но в тот же миг – молниеносное движение. Из-под плаща, будто из ниоткуда, высвистел кнут. Первый щелчок – ствол, всё-таки это был пистолет, вылетел из руки прикрытия. Второй – ноги бандита, тянущего мальчика, подкосились от острой боли. Третий, увидев, как его товарищи падают без единого выстрела, оттолкнул няню, развернулся и бросился бежать.

Он не стал его преследовать. Пусть передаст: Коварди не спят.

Кнут мягко скользнул обратно под плащ. Этот артефакт мог обретать твердость стали по желанию владельца.

Няня, дрожа, подняла детей и заторопилась прочь, не оглядываясь.

Вистест снова сел. Липы над ним шелестели – тихо, мирно, как будто не знали, что в этом мире уже идёт охота.